Некоторые акцентологические особенности современных южнорусских говоров

Галинская Елена Аркадьевна доктор филологических наук профессор; филологический факультет; Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1, стр. 51, 962 Galinskaya Elena Arkad'evna Doctor of Philology Professor; Faculty of Philology; Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, Moscow, Leninskie Gory str., 1, p. 51, 962 eagalinsk@mail.ru Другие публикации этого автора

Акцентная система праславянского языка к настоящему времени детально реконструирована. См., например ^{[5, 6, 7, 8, 9, 14, 18, 19]}. Что касается акцентной системы древнерусского языка, то она была еще очень близка к праславянской, хотя в ней произошли некоторые изменения, связанные, в частности, с модификацией интонационных контуров: так, в древнерусском совпали две праславянские интонации — акут и новый акут. Организация древнерусской акцентной системы подробно описана А. А. Зализняком ^[11]. В ней было представлено два класса словоформ. К первому классу относились ортотонические словоформы, один из слогов которых обладал фонологической ударностью, а ударение, им присущее, было автономным (оно восходит к совпавшим в древнерусском языке праславянским акуту и новому акуту). Ко второму классу принадлежали энклиномены, все слоги которых были фонологически безударными, но начальный слог энклиноменов имел некоторое просодическое усиление, называющееся автоматическим ударением (восходит к праславянскому циркумфлексу). При присоединении фонологически безударной проклитики автономное ударение переходило на нее. В ортотонических же словоформах автономное ударение было закреплено за одним из слогов и не сдвигалось при присоединении такой проклитики ^{[11, с. 118–120]}. Характер и место ударения определялись акцентологической характеристикой, иначе говоря, акцентологической маркировкой, морфем, вернее морфов, входивших в словоформу (или в фонетическое слово, которое в акцентологии принято называть тактовой группой). Основные маркировки бывают трех видов: самоударность, когда ударение привязывается к определенному морфу и при благоприятных условиях падает на него; правоударность, состоящая в том, что ударение привязано морфу, но переходит на ближайший стоящий справа морф; минус, обозначающий, что к морфу ударение не привязано. Акцентные маркировки были независимыми свойствами морфем / морфов, не связанными со значениями морфемы или с ее фонемным составом ^{[11, с. 121–123]}. Существует так называемое базисное правило, которое определяет место и тип ударения в словоформе / тактовой группе, исходя из акцентных маркировок морфов ^{[11, с. 123–125]}.

В зависимости от схемы ударения в древнерусском языке слова относились к разным акцентным парадигмам (далее — а.п.). Основных акцентных парадигм было три.

Слова а.п. a были представлены ортотоническими словоформами и имели неподвижное автономное ударение на определенном слоге основы (например, И.п. ед.ч. ба́ба, Р.п. ед.ч. ба́бы … М.п. мн. ч. ба́бахъ; 1 л. ед.ч. ста́ну, 2 л. ед.ч. ста́неши … 3 л. мн.ч. ста́нуть).

Слова а.п. b обладали смежно-подвижным автономным ударением, которое падало на первый слог окончания или на последний слог основы (например, И.п. ед.ч. сестра́, Р.п. ед.ч. сестры́, Р.п. мн.ч. се́стръ… М.п. мн. ч. сестра́ми; 1 л. ед.ч. хожу́, 2 л. ед.ч. хо́диши … 3 л. мн.ч. хо́дѧть). Словоформы здесь были ортотоническими за редкими исключениями. Так, формы звательного падежа существительных с основами на *-ŏ и *-ā являлись энклиноменами с автоматическим ударением на первом слоге.

Слова а.п. c имели маргинально-подвижное ударение и были представлены словоформами двух типов — энклиноменами с автоматическим начальным ударением (оно обозначается знаком ˉ перед словоформой) и ортотоническими словоформами, с ударением на окончании (например, В.п. ед.ч. ˉголову, И.п. ед.ч. голова́, Т.п. ед.ч. головою́; 1 л. ед.ч. ˉговорю; 2 л. ед.ч. говориши́ … 3 л. мн.ч. говорѧ́ть) ^{[11, с. 125–127]}.

На пути от древнерусского языка к современному русскому произошел целый ряд изменений, но собственно фонетическим было лишь одно из них — совпадение автономного и автоматического ударений, что привело к образованию единого динамического ударения, отчего перестали различаться прежние ортотонические словоформы и энклиномены ^{[11, с. 178]}. Прочие изменения были вызваны аналогическими перестройками различного рода, в частности выравниванием ударения в объединенной по какому-то признаку группе словоформ, поляризацией ударения в подпарадигмах, как, например, у ряда существительных, развивших акцентную оппозицию единственного и множественного чисел (ср. совр. ста́до — стада́ в отличие от древнерусского ста́до — ста́да). См. об этом подробнее ^{[11, с. 371–387]}.

Однако не во всех современных русских диалектах акцентологическая картина полностью совпадает с той, которая представлена в русском литературном языке. Поэтому цель данной статьи состоит в том, чтобы выявить на материале записей южнорусских говоров акцентологические архаизмы, не сохранившиеся в литературном языке, и инновации для тех категорий случаев, когда современный язык не изменил место древнерусского ударения. Для анализа был выбран сборник южнорусских текстов ^[16], представляющих все основные группы говоров южнорусского наречия в соответствии с диалектным членением, разработанным К. Ф. Захаровой и В. Г. Орловой ^{[4, карта VI]} и южнорусские говоры, не вошедшие в Диалектологический атлас русского языка ^[4], которые локализуются в Ростовской и Волгоградской областях, а также в Ставропольском и Краснодарском краях. Аудиозаписи опубликованных в ^[16] текстов хранятся в фонотеке Отдела фонетики Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН. Примеры будут приводиться так, как они записаны в ^[16], то есть в упрощенной фонетической транскрипции; после каждого примера указывается номер текста в издании и локализация говора.

Существительное

1). Сохраняется древнерусская акцентуация в слове пра́бабка (№ 39, Воронежская обл., Россошанский р-н), у которого приставка пра- была в древности самоударной, и поэтому ударение стояло на первом слоге. См. ^{[10, с. 179]}. В литературном языке слова с приставкой пра- в некоторых случаях удерживают старое ударение (например, пра́дед, пра́внук, пра́внучка, пра́отец), а в некоторых случаях ударение стало другим (например, праба́бка, праба́бушака, праде́душка, прама́терь).

2) В древнерусском языке слова женского рода склонения на *-ā, относившиеся к а.п. с, имели следующую схему ударения в единственном числе:

После совпадения древних автономного и автоматического ударений сформировалось, как было сказано выше, единое динамическое ударение. Русский литературный язык в тех случаях, когда слова старой а.п. с продолжают иметь маргинально-подвижное ударение, в дательном падеже утратил старое место ударения, а в винительном падеже сохранил его (ср. но́гу, во́ду, го́лову и т.д.). Впрочем, некоторые слова русского литературного языка изменили а.п. с на а.п. b, так что в винительном падеже они приобрели флексионное ударение. Таково, например, слово копна́, (совр. лит. копна́ — копну́) ^{[10, с. 205]}. Так же ведет себя и слово изба ^{[10, с. 162]}, хотя литературный язык допускает колебания в винительном падеже (новое избу́ и устаревшее и́збу)^[1] Данные же южнорусских говоров таковы.

Существительное земля, исконно относившееся к а.п. с ^{[10, с. 702]}, в центральной части южнорусского наречия ведет себя преимущественно как слово а.п. b, хотя иногда его могут произносить со старым наосновным ударением в винительном падеже.

Межзональные говоры типа А

в землю́ № 6, Калужская обл., Хвастовичский р-н.

Курско-Орловская группа

зямлю́ (4 р.) и зе́млю (1 р.) № 12, Курская обл., Фатежский р-н;

зе́млю № 14, Курская обл., Обоянский р-н.

В то же время в восточной части южнорусских говоров акцентологических изменений с этим словом не произошло, оно демонстрирует старую а.п. с:

на́ зимлю № 43, Тамбовская обл., Староюрьевский р-н (Рязанская группа);

у зе́млю № 45, Ростовская обл., Цимлянский р-н (Донская группа).

Аналогичная ситуация складывается с существительным вода (исконная а.п. с ^{[10, с. 174]}). В говорах Курско-Орловской группы (центральная часть южнорусского наречия) оно проявляет новую а.п. b:

у ваду́, в ваду́ № 12, Курская обл., Фатежский р-н;

ваду́ № 16, Курская обл., Октябрьский р-н.

В говоре же Рязанской группы, принадлежащей к восточной южнорусской зоне, старая а.п. с у существительного вода сохраняется за редкими исключениями:

w wо́ду № 31, Липецкая обл., Хлевенский р-н;

во́д(у) № 39, Воронежская обл., Россошанский р-н;

в во́ду, на́ вǝду^[2] и здесь же на ваду́ № 38, Воронежская обл., Эртильский р-н.

Инновационная акцентовка слова нога, исконно относившегося к а.п. с ^{[10, с. 169]}, возникла в юго-западных говорах:

наγу́ № 5, Брянская обл., Почепский р-н.

В то же время в центральной части южнорусского наречия старая акцентная парадигма сохраняется:

но́γу № 13, Курская обл., Щигровский р-н;

на́ нǝγу № 21, Тульская обл., Одоевский р-н.

Удерживают в южнорусских говорах исконную а.п. с существительные гора ^{[10, с. 210]}, душа ^{[10, с. 236]}, зима ^{[10, с. 193]} и сторона ^{[10, с. 205]}:

на γо́ру № 16, Курская обл., Октябрьский р-н;

на́ дǝшу, на́ дǝшу (с редукцией безударного [у]) № 42, Тамбовская обл., Пичаевский р-н;

на зи́м(у) № 35, Рязанская обл. Клепиковский р-н;

зи́му № 45, Ростовская обл., Цимлянский р-н;

φ сто́рǝну № 18, Тульская обл., Белёвский р-н.

3) В южнорусских говорах имеются архаизмы и инновации, касающиеся существительных женского рода, принадлежавших исконно к а.п. а. Так, слово сосна относилось в древности к этой акцентной парадигме ^{[10, с. 205]} и имело поэтому колонное ударение на основе. В современном русском литературном языке оно уже ведет себя, как слово а.п. b (ср. И.п. сосна́, В.п. сосну́), но в восточной части южнорусского наречия фиксируется архаичная форма винительного падежа: со́сну, на со́сну № 32, Липецкая обл., Усманский р-н. При этом в речи того же информанта в предложном падеже представлено инновационное ударение на окончании: нǝ сасьне́. В то же время слово спина, также изначально относившееся к а.п. а (древнерусск. И.п. спи́на, Р.п. спи́ны и т.д.) ^{[10, с. 200]}, перешло в а.п. с и в литературном языке, и в описываемых южнорусских говорах: за́ сьпину № 18, Тульская обл., Белёвский р-н.

С другой стороны, существительное нива, устойчиво сохраняющее а.п. а в современном литературном языке ^{[10, с. 166]}, в одном из межзональных говоров типа «А» представлено с новым ударением на флексии в винительном падеже, как у слов а.п. b: ниву́ № 10, Калужская обл., Юхновский р-н.

4) Интересный материал относительно существительных женского рода склонения на *-ā обнаруживается в записях говора деревни Глазово Серпуховского района Московской области, относящегося к Тульской группе южнорусского наречия (№ 25, комментарии ^{[16, с. 107]})^[3]. Здесь существительные женского рода, относящиеся к разным акцентным парадигмам, вырабатывают одинаковое соотношение в месте ударения именительного и винительного падежей в единственном числе (в именительном падеже — наосновное ударение; в винительном падеже — флексионное):

дижа́ — де́жу;

мижа́ — ме́жу;

каза́ — ко́зу;

туча́ — ту́чу;

зала́ — зо́лу.

Такое соотношение исконно у пар слов а.п. с коза ^{[10, с. 178]} и зола ^{[10, с. 191]}.

Существительное туча в ранних акцентуированных рукописях демонстрирует а.п. а, в более поздних — а.п.b, а в современном литературном языке принадлежит к а.п. а ^{[10, с. 235]}. Следовательно, свойственное рассматриваемому говору соотношение туча́ — ту́чу появилось в результате аналогического выравнивания по а.п. с, и это явно было связано с тем, что группа словоформ женского рода I склонения с односложной основой приобрела тенденцию иметь одну и ту же схему ударения^[4].

У существительного межа, судя по показаниям акцентуированных памятников древней письменности, наблюдалось колебание между а.п. b и а.п. с, и в русском литературном языке оно ведет себя сейчас как слово а.п. b ^{[10, с. 177]}, а в говоре деревни Глазово в условиях колебания между двумя акцентными парадигмами это слово выбрало а.п. с и влилось в упомянутый выше класс слов I склонения.

Для слова дежа ‘деревянная кадка, в которой приготовляется тесто для хлеба, квашня’ ^{[17, с. 333]} с формами дижа́ — де́жу исконная акцентовка не известна, так как оно не встретилось в акцентуированных памятниках письменности, привлеченных А. А. Зализняком к анализу при составлении акцентологического словаря ^[10], но, судя по материалам «Словаря русских народных говоров», оно по диалектам может иметь в именительном падеже как наосновное, так и флексионное ударение. Что же касается винительного падежа, то следует сказать, что в словаре, к сожалению, не во всех примерах проставлено ударение, но там, где ударение стоит, все формы этого падежа имеют ударное окончание ^{[17, с. 333]}. Таким образом, скорее всего, соотношение дижа́ — де́жу в говоре деревни Глазово, равно как в случаях со словами туча и, видимо, межа, появилось в результате аналогического выравнивания по словам а.п. с.

5) Существительные мужского рода с односложной основой так же, как существительные женского рода, имеют в южнорусских говорах некоторые отличия от современного русского литературного языка.

Перечислим, во-первых, те случаи, где старая акцентная парадигма сохранилась в литературном языке, а в южнорусских говорах подверглась изменениям в сторону другой акцентной парадигмы.

а) Начнем со слов исконной а.п. а. Существительные брат и дѣдъ, принадлежавшие в древности к а.п.а ^{[10, сс. 617, 544]}, ведут себя, как слова а.п. b, имея флексионное ударение в именительном падеже множественного числа:

браты́ № 1, Смоленская обл., Починковский р-н;

дяды́ № 27, Белгородская обл., Алексеевский р-н.

То же самое происходит со словом край (а.п. а ^{[10, с. 269]}), у которого мы наблюдаем флексионное ударение в предложном падеже единственного числа:

в э́тǝм краи́^[5] № 5, Брянская обл., Почепский р-н;

на̀ краю́ № 21 Тульская обл., Одоевский р-н (с второстепенным ударением на предлоге).

У слова разъ, имевшего вариативную акцентную парадигму (а//c) ^{[10, с. 545]}, флексионное ударение присутствует в именительном падеже множественного числа:

два́ ра́зы^[6] № 5, Брянская обл., Почепский р-н (с второстепенным ударением на предлоге).

Впрочем, бывает, что старая акцентная парадигма сохраняется:

ра́зǝм Т.п. ед.ч. № 27, Белгородская обл., Алексеевский р-н.

Слово плугъ, которое изменило в русском литературном языке старую а.п. а на новую а.п. с, так же ведет себя и в южнорусских говорах:

плуγа́ми № 45, Ростовская обл., Цимлянский р-н.

б) Далее рассмотрим слова исконной а.п. b. Есть случаи, когда они не перешли в южнорусских говорах в а.п. с, как это произошло в русском литературном языке, и сохранили ударение на окончании в единственном числе:

пирядо́м № 4, Брянская обл., Почепский р-н (слово передъ, принадлежавшее в древности к а.п. b ^{[10, с. 539]}, в праславянском языке, как и другие рассматриваемые здесь существительные мужского рода, имело односложную основу — *perd-);

пад низо́м № 14, Курская обл., Обоянский р-н (о его акцентной парадигме см. ^{[10, с. 546]}).

Есть и обратные случаи: существительные серп и блин, сохранившие а.п. b в литературном языке ^{[10, сс. 603, 594]}, в южнорусских диалектах стали словами а.п. с и приобрели наосновное ударение в единственном числе:

се́рпом № 4, Брянская обл., Почепский р-н;

з бли́нǝм, с тым бли́нǝм № 5, Брянская обл., Почепский р-н.

в) И, наконец, существительные древней а.п. с ведут себя в южнорусских говорах следующим образом.

Слова лось, которое некогда принадлежало к этой акцентной парадигме, а в современном литературном языке колеблется между а.п. с и а.п. а ^{[10, с. 667]}, имеет в винительном падеже единственного числа ударное окончание, то есть демонстрирует а.п. b:

лася́ № 46, Ростовская обл., Вёшенский р-н.

То же наблюдаем у слова гость, сохраняющего в литературном языке старую а.п. с [c. 673]:

γǝсьтя́ № 11, Калужская обл., Мосальский р-н.

Существительное годъ с устойчивой древней и современной а.п. с ^{[10, с. 540–541]} демонстрирует нехарактерное для этой парадигмы флексионное ударение в именительном падеже и наосновное ударение в предложном падеже множественного числа:

γады́ № 4, Брянская обл., Почепский р-н;

дwа́ γады́, два́ γады́^[7] № 5, Брянская обл., Почепский р-н;

ў мǝлады́γ γо́дǝх, в мǝлады́γ γо́дǝх № 16, Курская обл., Октябрьский р-н.

Не имеет смысла рассматривать формы слов а.п. с, имеющие в говорах ударную флексию -а в именительном падеже множественного числа и совпадающем с ним винительном падеже:

γǝда́ № 27, Белгородская обл., Алексеевский р-н;

φ стǝрамо́дныи γада́ № 17, Орловская обл., Кромской р-н;

крика́ № 44, Тамбовская обл., Кирсановский р-н.

Дело в том, что это инновационное для слов мужского рода окончание (до середины XVII в. оно было редким, а быстрый рост количества слов, принимающих его, начался в XVIII в. и продолжается до сих пор ^{[13, с. 21]}) всегда ударно вне зависимости от исходной акцентной парадигмы.

Глагол

1) Существуют диалектные различия, связанные с акцентовкой форм настоящего времени глагола идти (а.п. b ^{[10, с. 333]}) и форм простого будущего времени приставочных производных от него.

У бесприставочного глагола во всех формах презенса, кроме формы 1 л. ед.ч., то есть у форм типа 3 л. ед.ч. jьдеть, по заключению А. А. Зализняка, были следующие диалектные варианты развития: а) jь дало jи, и поэтому при сбрасывании ударения налево с соединительного гласного -е- (что было связано со специфическими акцентологическими свойствами этого соединительного гласного), начальное jи, принимало на себя ударение, откуда получалось и́деть; б) jь трактовалось как слабый редуцированный, откуда вынужденное ударение иде́ть; в дальнейшем такое jь давало в одних говорах j, как в украинском йде, а в других говорах — и, как в русском идёт ^{[11, c. 117–118]}.

Среди южнорусских диалектов по варианту а) пошли только говоры восточной зоны, а именно Рязанской группы, где фиксируется ударение лишь на начальном слоге:

холст ы́дя № 31, Липецкая обл., Хлевенский р-н;

и́дим (1 л. мн.ч.) № 32, Липецкая обл., Усманский р-н;

и́дим (1 л. мн.ч.) № 35, Рязанская обл. Клепиковский р-н;

и́дуть № 36, Рязанская обл. Рыбновский р-н.

Диалекты других южнорусских зон реализовали в основном вариант б), при котором ударение перешло на окончание, а формы с ударением на первом слоге представляют собой исключение (в приводимых ниже примерах они выделены жирным шрифтом):

нейде́ть, ня йде́ть № 5, Брянская обл., Почепский р-н;

ни идёть, иде́ш № 6, Калужская обл., Хвастовичский р-н;

за друшко́м ыдэ́ть № 7, Калужская обл., Хвастовичский р-н;

идёш № 13, Курская обл., Щигровский р-н;

иду́ть, иду́ть-иду́ть, йи́дем № 14, Курская обл., Обоянский р-н;

идём № 18, Тульская обл., Белёвский р-н;

иду́ть, а наро́дǝ-т(о) ыду́ть, иде́ (3 л. ед.ч.) № 24, Тульская обл., Венёвский р-н;

идё(т), и́дя (3 л. ед.ч.) № 26, Белгородская обл., Новооскольский р-н;

идёть № 39, Воронежская обл., Семилукский р-н;

бǝлшови́к ыдёть № 49, Ставропольский край, Левокумский р-н.

Что касается форм презенса приставочных производных типа поjьдеть, то здесь, jь, не будучи начальным, нормально вел себя как слабый редуцированный и перемещал сброшенное на него с соединительного гласного ударение на приставку, что давало акцентовки типа по́jьдеть, при́jьдеть. Русский литературный язык в дальнейшем обобщил ударение приставочных и бесприставочных форм, откуда совр. пойдёт, придёт и т.д., а в диалектах может быть представлена либо эта же инновация, либо архаизм^[8].

В исследованном материале обнаружены интересующие нас формы презенса от следующих приставочных глаголов: дойти, зайти, подойти, пойти, прийти, пройти, и только один из них — прийти — может иметь архаичное ударение на приставке:

при́дя (3 л. ед.ч.) № 3, Смоленская обл., Руднянский р-н;

при́дя, ня пры́йдя (3 л. ед.ч.) № 4, Брянская обл., Почепский р-н;

при́дить (3 л. ед.ч.), при́дут № 7, Калужская обл., Хвастовичский р-н;

при́дуть № 26, Белгородская обл., Новооскольский р-н;

при́д(е)т, при́де (3 л. ед.ч.) № 37, Воронежская обл., Борисоглебский р-н;

при́д(ет) № 38, Воронежская обл., Эртильский р-н.

При этом фиксируется и инновационное флексионное ударение, но в других говорах:

приу́ть (=придут) № 9, Калужская обл., Жиздринский р-н;

приде́ть, приду́т № 12, Курская обл., Фатежский р-н;

придёть № 13, Курская обл., Щигровский р-н;

придём № 18, Тульская обл., Белёвский р-н;

придём № 19, Тульская обл., Арсеньевский р-н;

придём № 49, Ставропольский край, Левокумский р-н.

Таким образом, имеется некоторое диалектное распределение в плане акцентологического поведения презентных форм глагола прийти.

Что касается остальных приставочных глаголов, которые, как было сказано, имеют ударение на окончании так же, как и литературный язык, то примеры их употребления приводиться не будут ввиду их стандартности.

2) В старовеликорусский период появляются акцентологические изменения в презенсе глаголов IV класса, имеющих инфинитивные основы на -и- и -ѣ- суффиксальные: они меняют а.п. с на а.п. b, то есть у глаголов типа пустити, терпѣти появляются формы, например, 2 л. ед.ч. пу́стишь, те́рпишь (ср. более ранние формы пусти́шь, терпи́шь, присущие а.п. с). Важно отметить, что происходило это прежде всего у переходных глаголов некнижного характера. Наиболее ранние примеры обнаруживаются в акцентуированных памятниках письменности в XVI в., а в XVII в. эти инновации встречаются уже заметно чаще. ^{[11, c. 361]}, и далее количество их продолжает увеличиваться, причем описываемый процесс шел и в XIX, и в XX вв. Так, Л.А. Булаховский приводит примеры глаголов с еще не перемещенным ударением у поэтов XVIII и XIX вв.: Но кто меня губи́т, того не внушено (Сумароков); Нет, знать, скорей судьба Мой краткий век промчит, Чем просвещение те нравы излечи́т (В. Майков); Снег на землю вали́тся (Пушкин); Ты пищу в нем себе вари́шь (Пушкин) и др. ^{[2, с. 273]}. Значит, наосновное ударение у приведенных тут глаголов (гу́бит, изле́чит, ва́лится, ва́ришь) и некоторых других появилось в русском литературном языке достаточно поздно. Собственно говоря, признаваемые сейчас ненормативными формы с ударением на основе у глагола звонить ^{[15, с. 244]} также появились под влиянием описанной тенденции. Впрочем, есть глаголы, у которых в современном языке сосуществуют формы с инновационным и архаичным ударением, например, кро́шит ~ кроши́т ^{[15, с. 326]}, кре́стит ~ крести́т ^{[15, c. 322]} и др.

Обратимся теперь к южнорусским говорам. Здесь, по данным исследованных записей, вырисовывается следующая картина.

Есть несколько глаголов, которые в литературном языке имеют только новое ударение на основе, а в отдельных южнорусских диалектах сохраняют старое ударение на окончании:

вари́ш № 13, Курская обл., Щигровский р-н;

тащи́ть (3 л. ед.ч.) № 33, Рязанская обл., Рязанский р-н;

вярти́ш, вярти́тцǝ № 43, Тамбовская обл., Староюрьевский р-н;

вали́ть (3 л. ед.ч.) № 47, Волгоградская обл., Кулмыженский р-н.

При этом наблюдается и некоторая вариативность. Так, наряду с вари́ш (№ 13 Курская обл., Щигровский р-н) информант произносит и сва́рит, ва́(рят). Фиксируется новое ударение у этого глагола и в других говорах:

ва́рють, нава́рим № 14, Курская обл., Обоянский р-н;

сво́рить (=сварит), уwо́рить (=сварит), абво́риш (=обваришь) № 49, Ставропольский край, Левокумский р-н.

Не имеют вариативности следующие новые формы с наосновным ударением:

γамо́нють № 5, Брянская обл., Почепский р-н;

ва́литца (3 л. ед.ч.) № 9, Калужская обл., Жиздринский р-н;

прастре́лить (3 л. ед.ч.) № 12, Курская обл., Фатежский р-н;

укре́сьтиш № 20, Тульская обл., Ефремовский р-н;

ни сторо́нитцǝ № 25, Московская обл., Серпуховской р-н;

пако́т(и)ш (=покатишь) № 37, Воронежская обл., Борисоглебский р-н;

пакро́шуть № 39, Воронежская обл., Россошанский р-н;

кώсим № 43, Тамбовская обл., Староюрьевский р-н;

накро́шǝш, нало́жǝш, пасо́лиш № 49, Ставропольский край, Левокумский р-н.

И, наконец, есть один обратный случай: глагол исконно а.п. b повел себя по схеме а.п.с, то есть заменил наосновное ударение на флексионное:

корми́ть (3 л. ед.ч.) № 33, Рязанская обл., Рязанский р-н.

Итак, исследование показало, в что в южнорусских говорах есть ряд акцентологичеких особенностей, не совпадающих с соответствующими явлениями русского литературного языка. В частности, были выявлены архаизмы, не сохранившиеся в литературном языке, и инновации для тех категорий случаев, когда современный язык не изменил место древнерусского ударения.

^[1] В южнорусских говорах фиксируются формы этих двух слов, от литературного языка не отличающиеся: капну́ № 12, Курская обл., Фатежский р-н; избу́ № 2 Смоленская обл., Новогудинский р-н.

^[2] В тактовой группе, состоявшей из предлога и формы-энклиномена слова, относящегося к а.п. с, автоматическое ударение в праславянском и раннедревнерусском регулярно стояло на предлоге, и в старорусском языке XV–XVII вв. постановка ударения на предлог при такой форме существительного почти полностью сохраняла актуальность ^{[12, с. 805]}, но в современном состоянии языка многие так называемые «оттяжки ударения на предлог» уже не удерживаются, либо существует вариативность типа на во́ду ~ на́ воду. Как видно из приводимого далее диалектного материала, это положение вещей характеризует не только русский литературный язык, но и современные говоры.

^[3] Текст, приведенный в ^[16], невелик по объему, однако в обширном комментарии, представляющем собой описание говора, привлечены все записи информанта, от которого записан этот текст (они сделаны Д. М. Савиновым с 1994 по 1997 гг.) ^{[16, с. 105]}.

^[4] Ударение тучя́ фиксируется и в говоре деревни Беляево Белёвского района Тульской области (Курско-Орловскоая группа говоров, текст № 18).

^[5] Необходимо заметить, что здесь сохраняется флексия мягкого варианта склонения на *-ŏ (парадигмы древнего *ŏ- склонения см. в ^{[3, с. 169]}).

^[6] В древности слово дъва согласовывалось с формой И.п. дв.ч. раза, а в современном состоянии эта же форма переосмыслена как форма Р.п. ед.ч. и управляется словом два, см. ^{[3, с. 330]}. В приведенном примере два́ ра́зы представлена синтаксическая сочетаемость промежуточного типа, когда слово два все еще согласуется с существительным, но по аналогии со словами, обозначавшими числа 3 и 4, стоит не в И.п. дв.ч., а в И.п. мн. ч., причем имеет инновационное окончание -ы, пришедшее из форм В.п. ^{[3, с. 219]}). О том, что сочетаемость типа два+ И.п. мн.ч. долго существовала в русском языке, см. ^{[1, с. 59–60]}.

^[7] О синтаксической сочетаемости два + И.п. мн.ч. см. сноску 6.

^[8] Здесь не идет речь о глаголе выйти, поскольку во всех его формах ударение нормально стояло на приставке в силу того, что она была самоударной.