Психологический правовой реализм П.В. Деларова

Груздев Владимир Сергеевич доктор юридических наук председатель Правления, Общероссийская общественная организация «Ассоциация юристов России», старший научный сотрудник сектора философии права, истории и теории государства и права Института государства и права РАН 119019, Россия, г. Москва, ул. Знаменка, 10 Gruzdev Vladimir Sergeevich Doctor of Law Chairman of the Board, All-Russian Non-Governmental Organization “Association of Lawyers of Russia”; Senior Scientific Associate, tghe department of Philosophy, History, and Theory of State and Law, Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences 119019, Russia, g. Moscow, ul. Znamenka, 10 vsgruzdev@yandex.ru Другие публикации этого автора

В истории русской юридической мысли на рубеже XIX–XX вв. отчетливо заявил о себе психологический тип реализма в юриспруденции. Его появление прежде всего связано с творчеством Л.И. Петражицкого, ставшего основателем «нового» направления в отечественном правоведении ^[11]. Для обоснования психологической концепции права Л.И. Петражицкий отрицал объективную реальность права и пытался целиком и полностью уместить право в области реальности субъективного. Достоинство своей теории, в сравнении с подходами всех предшествующих юристов и философов права, виделось ему в снятии всяких ограничений с понятия права (оно вообще объявлялось несущественным), так как отныне рассматривалось лишь как одна из психофизиологических функций человека. Отсюда им признавалась лишь реальность правно-психических феноменов, правовых эмоций или переживаний. Оставаться последовательным в этом направлении психологического правового реализма ему удавалось с трудом. Право то и дело оказывалось в роли внешнего фактора, независимого как от индивидуальных правовых эмоций, так и от народной психики.

Однако, прежде чем говорить о психологическом реализме Л.И. Петражицкого и его учеников, нужно сказать о другом малоизвестном факте, который оказался совершенно неизученным в рамках проблематики петражицканства и истории психологических подходов к праву. Речь идет о фундаментальном сочинении конца 1870 гг., т.е. ещё задолго до появление первых работ Л.И. Петражицкого, Павла Викторовича Деларова ^[2] «Очерки по энциклопедии права» ^[3]. Кроме «Очерков» его перу принадлежат и другие сочинения юридического профиля ^{[4, 5]}.

Вся концепция «энциклопедии права» П.В. Деларова построена на психологии.

Корни многих современных обновленческих концепций правопознания и правопонимания легко отыскиваются в литературе XIX в. При этом значительные пласты наследия отечественных и зарубежных правоведов этого периода остаются малоизученными, представлены фрагментарно или в виде шаблонных характеристик. Например, проблема трактовки правового реализма, за редкими исключениями, находится часто под влиянием искаженных представлений об общемировой истории политической и правовой мысли, которые приводят к утверждениям о нем как «изобретении» ХХ в., а центром притяжения объявляются партикулярные региональные трактовки правовой проблематики, притом редуцированной до фрагмента предмета познания – функций правосудия, юридической практики, поведения должностных лиц юстиции и т.п. В действительности парадигмы различения идеализма и реализма являются такими же древними, как и сама философская мысль. За последние несколько веков были сделаны попытки сменить ракурс – заменить вопросы идеализма и реализма категориями рационализма и эмпиризма, «снять» проблему соотношения идеального и материального в гносеологических практиках, ориентирующихся на «фрагменты чистого опыта», например, в эмпириокритицизме, феноменологии и т.п., наконец, «онаучить» познание права, поставив его на реалистическую почву строго научного подхода.

Рассматривать большую научную тему и фундаментальную сквозную проблему реализма в юриспруденции в русле набора идей и представлений какой-то одной современной школы или направления регионального типа («американский правовой реализм», «скандинавский правовой реализм») как базовой для трактовки реализма в области правопознания и правопонимания является идеологической фальсификацией. Реалистическими были уже историческая школа права в Германии, французские юристы и социальные философы рубежа XVIII – XIX вв., многие немецкие правоведы от Р. Иеринга и до авторов более поздних юридико-позитивистских концепций, разнообразные социологически и психологически ориентированные юридические концепции конца XIX в., равно как не следует забывать и о реализме платоновского типа, средневековом реализме универсалий и т.д. Кроме того, вопрос о характере реалистического в контексте направлений американского и скандинавского правоведения требует существенно более точных разъяснений и уточнений, так как при ближайшем рассмотрении «правовой реализм» американского и скандинавского типа значительно больше тяготеет в сторону социологического номинализма.

В работах современных философов, в частности В.А. Лекторского, как фундаментальная проблема современной гносеологии называется тенденция «разворота» теории познания в сторону реализма, для укрепления позиций которого в части поиска убедительных доказательств привлекаются прежде всего данные психологии ^[8]. Теория познания в традициях философского субъективизма, о доминирующем влиянии которого в области философии пишет В.А. Лекторский, совершенно закономерно стремилась к сближению с психологией ещё в период ее становления. Однако не только идеалистическая философия искала новой опоры в направлении обновления ее аргументов психологическими знаниями, но в не меньшей степени в сторону психологии была обращена и реалистическая традиции философии права, для которой психологический опыт рассматривался как центральная смысловая единица эмпирической трактовки права.

В истории русской юридической мысли на рубеже XIX–XX вв. отчетливо заявил о себе психологический тип реализма в юриспруденции, который признавал реальность психического опыта как основную смысловую единицу правопознания и правопонимания, онтологизируя таким образом реальность субъективного со всеми атрибутами соответствующего гносеологического приема.

Появление психологического реализма в отечественной юридической литературе прежде всего связано с творчеством Л.И. Петражицкого. Для обоснования психологической концепции права Л.И. Петражицкий отрицал объективную реальность права и пытался целиком и полностью уместить право в области реальности субъективного (в соответствии с основным тезисом субъектоцентристской традиции философии, идущей от Декарта, о самоочевидности и достоверности только одного сознания, но не внешнего мира).

Однако до психологического реализма Л.И. Петражицкого и его учеников нужно сказать о другом малоизвестном факте, который оказался совершенно неизученным в рамках проблематики творчества Л.И. Петражицкого и истории психологических подходов к праву (за исключением, например, работ В.С. Горбаня ^[1]).

Вся концепция «энциклопедии права» П.В. Деларова построена на пафосе торжества психологии. В психологизации права, апелляции к психологическим закономерностям уже более полутора веков усматривается возможность обнаружения нового состояния знаний о природе права. Ещё в конце 1870 гг. П. Деларов убеждал читателей его «энциклопедии права» в том, что вся история философии, построенная на наиболее обобщенном разделении на идеалистическую и реалистическую, может и должна представляться в свете современной для его времени науки как история психологии и психология истории. Наиболее убедительной для П. Деларова была позиция французского философа И. Тэна, утверждавшего, что «законы, управляющие развитием религиозных представлений, литературных произведений, научных открытий известного века и известной нации не что иное, как применение и случай законов, управляющих этим развитием во всякую минуту и у всякого человека. Другими словами, историк изучает прикладную психологию, а психолог изучает общую историю» ^{[3, с. 17-18]}. Всё это совершенно справедливо и в отношении права, заключал П. Деларов. Соответственно, писал он, «в продолжение всей новой истории, вплоть до нашего времени, были две психологии, также как были две философии: одна идеалистическая, другая реалистическая» ^{[3, с. 18]}.

К. Бергбом, представитель классического немецкого юридического позитивизма, на рубеже XIX – XX вв. уверял, что все философско-правовые проблемы плавно перетекают в область психологии ^[12].

Фундаментальный вклад в развитие и оформление психологических подходов к праву внесли многие юристы того времени – конца XIX – начала ХХ в.: Э. Цительман, Р. Бирлинг, Л.И. Петражицкий, Г.Ф. Шершеневич, М.А. Рейснер и многие другие.

П. Деларов рассматривал право как «сферу умственной деятельности человека». Для него кантовская концепция субъективного идеализма не вполне оправдана и не обоснована, так как доказательства должны отыскиваться не в логической модели трансцедентальных априорных понятий, а в психологическом опыте человека, в психологической реальности. Философско-методологические основания его правовых взглядов – это берклианско-юмистский эмпиризм. Философские идеи Д. Юма наиболее существенно отразились и проявились в психологической концепции права П. Деларова. Так, по его мнению, преодолеваются противоречия субъективного идеализма и реализма. Чтобы выйти их узких рамок субъективизма и избежать упреков в солипсизме, он пытается онтологизировать право, как сферу умственной деятельности человека, придать её свойство реальности субъективного (схожая установка воспроизводится у Л.И. Петражицкого, наших современников А.В. Полякова, В.П. Малахова ^[7]), найти для неё свой объективный мир, сферу бытия, для которой возможно проследить внутренние и внешние закономерности существования, действия и т.п. Если бы автор отказался от такого приема, то, очевидно, он лишил таким образом собственную теорию основы. Иными словами, если не моделируется с помощью соответствующих приемов и методов сфера бытия познаваемого, то каким же образом она в таком случае будет изучаться и познаваться?

Называя право сферой умственной деятельности человека, он должен по необходимости признать реальность этой сферы, реальность субъективного. Иначе речь идет о мимолетном, случайном, незакономерном, а лишь произвольном. Лучшим примером в этой связи является позиция неокантианца Р. Штаммлера. Он исходил из того, что существенно одно объективное явление – позитивное право. Никакого другого права, кроме позитивного, по версии Р. Штаммлера, не существует, нет никакого дуализма, о котором писал И. Кант. То, что называл Р. Штаммлер «правильным правом» не было правом и не предназначалось быть таким; этим термином обозначался способ правильной организации культуры человеческого мышления о праве, набор правил о правильном отношении человека к праву, которое в своем бытии и существовании предстает только в одном виде – действующего права. У «правильного права» нет никакого собственного бытия, у него нет никакой действительности (ни идеальной, ни реальной), так как это не сущность и не явление, а лишь отношение к сущности и явлению.

По мнению П. Деларова, «право не есть какой-либо внешний, объективный, вне человеческого духа лежащий порядок вещей и действий, который не создается, а только познается человеческим духом, а, напротив, … право есть психическое явление, необходимость и условия которого лежат в самих свойствах человеческой души, что оно создается самим человеческим умом, является результатом самой умственной деятельности человека» ^{[3, с. 12]}. Для того чтобы обосновать этот субъективизм он не ищет аргументов, которые бы дополнили представления предшественников, он просто разъясняет искусственность, временный характер проблемы дуализма в теории познания и объявляет его атрибутом прошедшей и современной эпохи, который просто должен быть заменен новым рассмотрением человеческой души – с точки зрения позитивной психологии, которая должна быть описательной наукой.

П. Деларов попытался обосновать строго научный взгляд на право, но в действительности, освоив обстоятельно теоретическую и методологическую часть своей большой работы по энциклопедии права, собственно вопросы сущности права он оставил практически без сколько-нибудь ясного разъяснения. Например, природу права он определял этическим отношением к поведению других, ощущением несправедливости, но вопрос о том, что же есть несправедливость тогда и откуда она возникает, разъяснил так, что мол это есть просто свойство человеческого духа. А ещё ранее, в противоположность сказанному, заявил, что «юриспруденция не есть … наука о справедливом» ^{[3, с. 12]}.

П. Деларов, в сочинении 1878 г. «Очерки по энциклопедии права», писал: «Идеализм, как философское направление, признает, в своем полнейшем развитии, единым сущим – мысль, а, вследствие этого, видит в мысли мерило, критерий, верховный принцип всего существующего: все существующее ему является таким, каким оно мыслится; реализм на последней ступени своего развития, считает единым сущим – ощущение, а, вследствие этого, видит в ощущении верховный принцип, мерило всего существующего: весь мир ему является таким, каким он ощущается» ^{[3, с. 27]}.

П. Деларов, со ссылкой на высказывание Гёте – «чувства не обманывают, но суждение обманывает», замечает, что «в этом положении Гёте начало и конец всего реализма» ^{[3, с. 27]}.

Так вот в ощущениях П. Деларов видел первичное основание всякого образования понятий или представлений в человеческом уме (в этом проявляется очевидное влияние эмпирического сенсуализма Беркли, Локка, Юма; однако Деларов пытался придать сенсуализму строго психологическое обоснование). Ощущения являются необходимым условием для творческой деятельности человеческого духа. «Ощущение – оригинал, понятие или представление – копия» ^{[3, с. 31]}. Из предыдущего изложения взглядов этого автора видно, что ощущение рассматривается им как центральная смысловая единица правового реализма. Ощущения являются безусловным фактором, условием для возникновения понятий. Иными словами, идеальное в виде понятий и представлений, рождающихся самобытно в процессе отражения ощущений в человеческом уме, опирается на действие внешних предметов, на внешнюю реальность, которая лишь подвергается творческой обработке в созидательном процессе осуществления человеческого духа, его умственных способностей. И здесь он пытается снять это противоречие не путем обоснования, а лишь переходом к логическому (системному) методу. Так, он писал: «Без оригинала не была бы возможна копия, но оригинал не есть ни причина, ни источник копии, а лишь условие ее возникновения» ^{[3, с. 31]}. Хотя при этом тут же заявляет: «Образование понятий всегда происходит путем прямого, непосредственного опыта или наблюдения, сочетание – путем косвенного, посредственного» ^{[3, с. 31]}.

Все это приводит автора к принципиальному утверждению о том, что опыт, ощущение, т. е. воздействие объектов на наши чувства, представляют собой необходимое условие, без которого немыслимо никакое образование понятий. Но тогда и право должно быть где-то во внешнем мире и отражаться через ощущения, через органы чувств, рефлексироваться сознанием и таким образом приобретать форму понятий. А само право должно тогда быть чем-то реальным, противопоставленным субъективному сознанию и его творческой энергии. И здесь П. Деларов поднимает проблему о выделении наряду с опытом внешним, связанным с воздействием на наши чувства явлений вещественного, материального, окружающего нас мира, опыта внутреннего. Признавая существование и внутреннего опыта, он определял его как «образование понятий о психических процессах»; «внутренний опыт повторяет в понятиях как акты воли и чувства, так и акты мысли, то есть самые понятия» ^{[3, с. 63]}. Наконец, он заявлял: «Всякий психический процесс ощущается, … ощущается как чувство и воля, так сама мысль» ^{[3, с. 63]}.

«Бытие и небытие, существование и несуществование – не более, как акты человеческого ощущения, - писал П. Деларов, - и, вследствие этого, категории, или понятия, человеческого ума. Вне ощущений и понятий нет ни бытия, ни небытия, ни существования, ни несуществования, точно также, как вне глаза и уха – нет ни света, ни звука. Когда мы говорим, что известный предмет существует, то это означает только то, что он нами ощущается и мыслится, составляет содержание наших ощущений» ^{[3, с. 67]}.

Таким образом, П. Деларов не формулирует решение проблемы отношений реализма и идеализма в области правопонимания и правопознания. Он предлагает посмотреть на ней под другим углом, когда отношение идеального и реального снимается как проблема (по аналогии с современными ему и будущими эмпириокритиками). Но при этом уверяет в том, что в таком «снятом» виде действительно научное (энциклопедическое) познание права делается возможным. Это позволяет ему жонглировать словами «идеальное» и «реальное». Можно привести пример установок эмпириокритицизма, стирающего границы между «психическим» и «физическим», но основные работы эмпириокритицистов Р. Авенариуса, Э. Маха появились немного позже, так что вопрос об их влиянии неочевиден и требует отдельного исследования, отталкиваясь уже от хронологического сопоставления. Определенно можно констатировать лишь сходство некоторых позиций взглядов Деларова и его современников эмпириокритицистов. Сам Деларов подчеркивает все же роль психологического реализма в понимании права, признающего право лишь как психическое переживание, вызванное влиянием внешнего или внутреннего опыта ощущений.

Анализируя взгляды русского правоведа П. Деларова, изложенные им в объемном сочинении конца 1870 гг., можно сделать следующие выводы:

1. В основе подхода П. Деларова к праву лежали совершенно определенные философско-методологические основания. В целом это были идеи британского эмпиризма. Можно отчетливо обнаружить непосредственное влияние идей от Ф. Бэкона до Д. Юма. Идеалом модели познания для П. Деларова является образ, описанный в метафоре Ф. Бэкона, в которой сравниваются эмпирики и догматики с тем, как первые, подобно муравьям, лишь собирают и потребляют, а вторые – испускают из себя сети, наподобие пауков. Оптимальным в этой метафорической схеме автору представляется образ пчелы, которая «добывает материал из цветов сада и поля, но его изменяет и переваривает своей собственной силой». Отсюда, по убеждению П. Деларова, все науки, в том числе философия и математика, «получают основные понятия, которыми они впоследствии оперируют, путем обобщения отдельных, эмпирических наблюдений» ^{[3, с. 50]}.

2. Право, наряду с религией, политической жизнью, хозяйством, нравственностью, наукой, искусством и т.д., относится к «сферам умственной деятельности человека». А так как внутреннее содержание «психического движения», актов мысли, воли, чувств должно изучаться индивидуальной психологией, то именно психология является наукой о надлежащем познании права. В психологии наиболее конструктивное значение должны иметь индуктивный метод и широкое применение опытных наук. Это была принципиальная установка юмизма, которая переносилась П. Деларовым в сферу правопознания. Д. Юм утверждал принципиальное единство логики и психологии, а логику понимал как часть описательной науки – психологии, как ветвь психологии, изучающей познание. Также в традициях юмизма признавались первичным источником познания ощущения. Аналогично юмовскому «опыту», не имевшему никаких объективных оснований, в концепции П. Деларова «опыт» также не имеет объективных оснований. «Все внутреннее содержание понятий или представлений, - писал он, - дается ощущениями, т.е. воздействием объектов на наши чувства» ^{[3, с. 30]}. «Ощущение – оригинал, понятие или представление – копия» ^{[3, с. 31]}. Также вслед за Юмом, Деларов признавал, что психические процессы также ощущаются, как и явления внешнего мира. В духе Д. Беркли П. Деларов утверждал, что мир не более чем комплекс моих ощущений. Так, П. Деларов писал: «Бытие и небытие, существование и несуществование – не более, как акты человеческого ощущения и, вследствие этого, категории, или понятия, человеческого ума. … вне глаза и уха – нет ни света, ни слуха» ^{[3, с. 67]}.

3. Психологический подход к праву, разрабатывавшийся в сочинениях П. Деларова, неизбежно приводит к вопросу о соотношении индивидуального и общего: отдельной личности и общества, индивидуального сознания и общественного сознания, доказательства жизни других (традиционной проблемы субъективного идеализма). По необходимости для ответов на эти вопросы автор должен выйти за пределы строго психологических аргументов, привлекая социально-философские, социологические, культурологические и другие аргументы. В противном случае он неизбежно столкнется с упреками в солипсизме и скептицизме. П. Деларов отвечал на эти вопросы в духе все того же юмизма, утверждая, что человек по своей природе существо социальное, он эволюционирует, адаптируя различные добродетели. Личность для П. Деларова представляет собой исключительно социальное качество, раскрываемое органическим единством общественной жизни и включенностью человека в этот контекст. Психическое и физическое в психологической концепции права оказывается с трудом различимым. В качестве предпосылки такого понимания оказывается юмовская идея единого природно-социального мира, которая активно разрабатывалась в русле современных П. Деларову философских концепций свободного критического анализа Р. Авенариуса и Э. Маха (эмпириокритицизм, махизм). В итоге психологический подход к праву в творчестве П. Деларова оказывается на самом деле социально-психологической трактовкой правовой проблематики. Так, он, в частности, писал: «В действительности, все условия физического и нравственного существования отдельной личности лежат не только в ней самой, но и во всех остальных; она невозможна иначе, как в ряду других, потому что в самом ее понятии, по необходимости, заключаются все остальные…» ^{[3, с. 82]}. Продолжая эту мысль, П. Деларов приходил и к тому, чтобы, по существу, признавать социальный реализм, что явно контрастировало с идеями субъективного идеализма, лежавшего в основе его психологических аргументов трактовки понятия права: «Не разрозненность и разобщенность личностей существует в действительности, не механическое их сосуществование друг около друга и дисгармония материальных и нравственных интересов, а, напротив того, общность и солидарность всех требований и запросов от жизни, ответственность всех за одного и одного за всех, органическое единство потребностей и зависимость блага одного от блага другого во всех сферах умственного и материального существования» ^{[3, с. 82]}. Исходя из трактовки личности в контексте идеи социальной солидарности (как элемента единого социального организма) должно «основываться всякое исследование как отдельного индивидуума, так и всякого человеческого общения» ^{[3, с. 83]}.

К этому же разряду размышлений о значении психологического подхода к праву можно отнести вопрос о «коллективном уме» и «народной психологии». По мнению П. Деларова, позитивная психология права должна изучать как индивидуальный, так и коллективный ум, так как все сферы умственной деятельности человека, к которым он относил и право, разделяются прежде всего по типу «собирательного, коллективного ума», т. е. по типу «умственной жизни человеческих общений и групп, как-то отдельных национальностей, государств, обществ, сословий, эпох и т.д.» ^{[3, с. 85]}. В направлении изучения «коллективного ума» - общественного правосознания – современная наука, как полагал П. Деларов, сделала очень мало. В этом аспекте он делал весьма любопытное и поучительное разъяснение о роли литературы для адекватного познания права (схожий призыв спустя более столетия неоднократно выражал В.Г. Графский ^[10], а также исследователи правовой проблематики, акцентирующие внимание на значении ментальности). Он указывал на то, что художественная литература представляет собой важный источник для изучения права, как умственной сферы деятельности человека. П. Деларов выступал с резкой критикой в адрес современной ему науки в том отношении, что она игнорировала значение художественной литературы как одного из важных источников изучения права как психического явления. Важность изучения литературы для адекватного понимания права, как отмечал П. Деларов, состоит в том, что у «величайших исследователей человеческого сердца» (прежде всего, писателей-романистов) содержится масса «психологических наблюдений, результатов глубокого и тонкого анализа», особенно частной жизни, и что в этих наблюдениях следует также видеть «научные данные и материалы», а не только «моральные сентенции, практические рецепты, прописные и конфектные нравоучения» ^{[3, с. 92]}.

Народная психология, которая делала лишь первые шаги на пути своего становления, как подчеркивал П. Деларов, рождалась прежде всего из сравнительного языкознания, но направлением ее развития должно было стать изучение «склада общественного ума и общественного темперамента». Отсюда значительно яснее представляется роль темы языка и обыденных названий во всех психологических концепциях права. Для психологов права и тех теоретиков права, которые предпочитают психологическую (или социолого-номиналистическую, но в любом случае - обусловленную эмпирическими и субъективистскими характеристиками) аргументацию при определении природы правовых явлений, лингвистические, языковые оттенки и характеристики имеют более существенное значение, чем, например, для юснатуралистических или юридико-позитивистских (оперирующих догматическими приемами) правовых концепций. Если в других вариантах трактовки права (юснатурализме, исторической школе, классическом юридическом позитивизме) значительно больше внимание уделяется устойчивости и определенности правовых понятий, их логических связей, то для различных вариантов социального и психологического реализма в области правопознания языковая, особенно в обыденном словоупотреблении, характеристика правовых явлений является одной из смысловых единиц.

4. Понятие права – переживание несправедливости, приписывание обязанностей другому.

По мнению П. Деларова, право, по своей внутренней сущности, представляет собой психологическое явление. Сразу следует отметить, что, например, в отличие от появившихся значительно позже работ Л.И. Петражицкого, в которых тот акцентировал внимание на употреблении терминов «психика», «психическое» и т.п., для П. Деларова более корректным представлялось использование термина «психологическое», что соответствует и научно-понятийному аппарату психологии нынешнего времени. Первичной клеточкой права, как подчеркивал П. Деларов, является правовая норма, юридическое правило или «юридическое положение». П. Деларов отмечал, что юридическое положение является «основным атомом права, не подлежащем дальнейшему разложению», который имеет психологическую природу. Так, он писал: «… всякое право сводится в конце концов к юридическим нормам, которые уже составляют величины неделимые, ирредуктибельные» ^{[3, с. 332]}.

Суть любой правовой нормы в концепции П. Деларова сводится к тому, что человеческий ум (индивидуальный или коллективный) признает то или иное действие несправедливым и постулирует (требование ума), чтобы это действие не было совершаемо в действительности ^{[3, с. 333]}. «Дальше этого, - писал П. Деларов, - идти некуда; юридическая норма есть уже первичная формация, основной атом права, не только не подлежащий дальнейшему делению, но и не допускающий никакого объяснения своего происхождения» ^{[3, с. 333]}. Почему действия признаются несправедливыми и почему несправедливые действия не должны совершаться в реальности, то «на эти вопросы нет и не может быть другого ответа, как тот, что таково свойство человеческого ума» ^{[3, с. 333]}. Здесь нужно отметить одно важное обстоятельство. В непознаваемости природы справедливого и несправедливого видится определенно юмовский агностицизм. И у юмистов и у П. Деларова главный и первичный источник познания и всякого знания вообще – ощущение. Они не идут дальше того, что просто констатируют этот факт, полагая, что дальнейшее разложение этого основного элемента - удел «анатомов и естественников». Поэтому П. Деларов предлагал довольствоваться достаточностью ощущения, являющегося первичным и оригинальным источником всякой умственной деятельности человека, в том числе и права. Иными словами, так устроен человеческий ум, что-то он ощущает (переживает, эмоционально воспринимает) как справедливое или нет и на основе этого признает справедливым, а что-то несправедливым, и это есть просто исторический и социальный факт. Позже Л.И. Петражицкий попытался глубже проникнуть в психологическую природу права и связать его основные характеристики не с ощущениями, а с эмоциями. По существу, речь шла о том, чтобы разъяснить сам механизм протекания психических процессов. Для обеих версий психологической аргументации при обосновании права – и Деларова и Петражицкого – природа правовых переживаний (ощущений, эмоций) носит этический характер. Например, Л.И. Петражицкий писал: «… правовые явления суть особого рода этические, императивно-атрибутивные переживания» ^{[9, с. 594]}. И оба, натыкаясь на проблему справедливости, не находят аргументов для того, чтобы попытаться ее разъяснить. Для обоих, учитывая явную близость юмизма, справедливость есть адаптация (через ощущения и переживания) социальных добродетелей в органической психической природе человека, а именно как результат умственной деятельности человека, которая, правда, не создает, а лишь «копирует» ощущения, признает субъективно те или иные качества (Деларов), или как органическая функция правовой психики, с помощью которой переживается определенное эмоциональное состояние, называемое правом, но суть которого – переживания – состоит в признании субъективно тех или иных свойств (Петражицкий). Иными словами, право и справедливость в русле психологических концепций права представляют собой лишь то, что ощущается или переживается (эмоционально) как то, что традиционно называется правом. У права соответственно нет и не может быть никакого понятия с этих позиций, так как это не более чем ощущение или эмоция. И, что особенно важно подчеркнуть, оба весьма схожих психологических подхода к праву однозначно артикулируют мысль о том, что сознание (ум или психика – в данном случае одно и то же, что наглядно показано в юмовской традиции, соединяющей логику и психологию) изначально лишь копирует внешний мир, внешнюю реальность, приспосабливаясь к ней в итоге бессознательно.

Вычисляется в этих случаях справедливость не аксиологически, а социологически - только путем описания исторических и социальных процессов, в которых, по мнению указанных психологов права, человек действует бессознательно. Так, Л.И. Петражицкий, симпатизируя социальному дарвинизму, который интерпретировался им как «теория эмоционального подбора», писал: «Эмоционально-интеллектуальное социальное общение и психическое заражение вырабатывает эмоциональные средние равнодействующие, средние эмоциональные оценки, продукты бесчисленных фактов данной категории в жизни рядов сменяющихся поколений» ^{[9, с. 597]}. Соответственно, для Деларова и Петражицкого, показавших в значительной степени таким образом и ограниченность чисто психологического или социологического понимания права, «всякие попытки разрешения … вопроса о происхождении юридических правил оказываются эфемерными, как, например, измышление особого Rechtssinn`а, юридического смысла, чувства, влечения, сознания или убеждения. Между тем, если даже признать существование этого Rechtssinn`а, то разуметь под ним следует отнюдь не самостоятельное, особое свойство человеческого духа, а тот же человеческий дух, в своей юридической функции, т. е. в роли производителя юридических правил» ^{[3, с. 334]}.

В итоге П. Деларов следующим образом определял природу правовых явлений: «В сфере права ум придает отдельным человеческим действиям, представляющим те или другие объективно существующие, ингерентные признаки, качества справедливого и несправедливого, но признает эти атрибуты объективно присущими самим человеческим действиям, а не привнесенными в них человеческим умом. Другими словами, качества справедливого и несправедливого существуют только в человеческом уме; … но рассматриваются им, как качества и свойства самих вещей» ^{[3, с. 335]}.

Следует также обратить внимание на то, как объясняется значение принуждения в праве в контексте психологической концепции П. Деларова. Проблема связи принуждения и права является традиционной для истории правовой мысли. Психологические трактовки права, акцентируя внимание на том, что правом следует считать только то, что человек представляет как право, заявили более или менее явный отказ от роли принуждения в праве. Принуждения стало объявляться не существенным для понимания природы права и правовых явлений. Так, П. Деларов в анализируемой работе конца 1870 гг. писал о том, что предлагаемое им определение «содержания юридических правил» (а право понималось им как совокупность юридических норм) как признание известного действия несправедливым, что означает и то, что оно не должно вследствие этого совершаться, «резко отличается от общепринятых» ^{[3, с. 337]}. «Прежде всего, - писал П. Деларов, - в нем нет ничего о принудительной силе. Причины этого заключаются, во-первых, в том, что принудительная сила вообще не подходит под понятие содержания юридических правил …; во-вторых, в том, что различие объема принудительной силы не влияет на саму сущность и природу юридических правил …» ^{[3, с. 337]}. Аналогичным образом, но с еще более радикальным отрицанием принудительной силы права, аргументировал спустя четверть века несостоятельность теорий принуждения Л.И. Петражицкий: «…теории принуждения представляют нечто значительно более худшее, нежели неудачные попытки определить право», а очищение понятия права от принуждения, как полагал этот ученый, «дает в результате ответ, что нормы права суть нормы права» ^{[9, § 19]}.

По мнению П. Деларова, признание действия несправедливым и неподлежащим совершению, как исчерпывающая формула права, предполагает несколько существенных моментов. Во-первых, действие немыслимо без субъекта, а несовершение известного действия, которое признается юридическим смыслом несправедливым, представляет собой его обязанность. Во-вторых, несправедливость предполагается только по отношению к другому лицу, а не к самому себе. Соответственно положение лица, связанное с тем, что в отношении его требуется от другого лица несовершение определенного действия, представляет собой субъективное право. Обязанность и соответствующее ее субъективное право составляют юридическое отношение. При этом, если даже обязанность не названа в составе субъективного права, то она остается всегда «великим подразумеваемым», основной логической причиной, из которой субъективное право вытекает, как последствие ^{[3, с. 339]}.

Поскольку право представляет собой психологическое явление, связанное с переживанием определенных этических эмоций – деятельностью ума, направленной на признание за действиями других лиц характера несправедливости, приписывание психикой человека этих качеств внешним явлениям, то суть юридического отношения видится автору в контексте такого подхода, как интеллектуально-психологическое конструирование определенных идеальных (в смысле в уме человека) моделей распределения обязанностей и субъективных прав. Разница юридических и моральных отношений разъясняется П. Деларовым таким образом, что нравственные нормы содержат только обязанности, направленные на приращение добра, а юридические – содержат обязанности, направленные на не причинение зла, и корреспондирующие им атрибуты в виде субъективных прав. При более детальном разборе, анализе и сравнении этой трактовки с идей Л.И. Петражицкого об императивно-атрибутивном характере правовых переживаний обнаруживается значительное сходство.

Принудительная сила не входит, как уверял П. Деларов, в содержание юридического правила. Но тем не менее, он, вслед за немецким философ права Транделенбургом, указывал на то, что в праве фактически существуют три элемента: этический, или нравственный, логический, или умственный, и физический, или принудительный ^{[3, с. 335]}. По мнению П. Деларова, физический, или принудительный, элемент составляет «силу, дающую внешнее осуществление праву, проявляющую его извне, выводящую его из внутреннего мира субъективной, психологической жизни во внешний мир, объективного реального бытия» ^{[3, с. 348]}. При этом «сила, которая, по самым свойствам человеческой души, стоит за всякое юридическое убеждение и стремится его осуществить на практике, отражает, таким образом, извне все содержание внутреннего юридического мира, во всех его частностях и подробностях, создает внешний юридический быт, дает, так сказать, отпечаток или фотографический снимок с права, живущего в человеческой душе» ^{[3, с. 348]}; «… реальные юридические отношения являются точным отражением конкретных идеальных, следовательно, их необходимым логическим (но не историческим) последствием» ^{[3, с. 349]}.

У П. Деларова просматривается идея методологического плюрализма в сфере правопознания, с которой значительно позже активно работали И.А. Ильин, Б.А. Кистяковский и др. Разъясняя разницу между идеальными и реальными отношениями с точки зрения понятия права и его осуществления, П. Деларов писал, что первые «существуют только в представлении и составляют содержание юридических правил, а последние существуют во внешней действительности и составляют действительные отношения людей друг к другу, фактическую пропорциональность их сил» ^{[3, с. 350]}. Отсюда, имея в виду другой методологический ракурс (специально такой прием в последующем разрабатывался у И.А. Ильина в конструкции «методологических рядов» ^[6]), «в реальном юридическом отношении обязанность есть необходимость, потому что исполнение ее стоит физическая сила, а субъективное право – возможность, гарантированная тем же принудительным влиянием»; «принуждение к исполнению обязанности и составляет защиту права, его внешнюю гарантию» ^{[3, с. 350]}.

5. Бэкон, как писал К. Фишер, был истинным основателем философского реализма на контрасте догматическому идеализму Декарта ^[13]; Беркли в трактовке Фрейзера был «естественным реалистом», отрицавшим реализм субстанций в философском смысле; Юм именовал свои взгляды «критическим реализмом». Реализм британского типа был противоположностью рационализма своих европейских современников – от Декарта до Канта. В этой парадигме юмизм и возникший на его основе позитивизм, оказавшие сильное влияние на психологизм в философии XIX в., позволяют рассматривать юридическую концепцию П. Деларова как разновидность психологического правового реализма. Можно даже сказать, это был правовой юмизм.

Таким образом, П. Деларов рассматривал вопрос о сути реального в праве с позиций юмизма. В основе позитивной психологии права П. Деларова лежал реализм берклианско-юмистского типа. Можно, учитывая влияние последнего на эмпириокритиков, сопоставить взгляды П. Деларова и современных ему эмпириокритиков (основателей этого течения в философии), что демонстрирует явное сходство. Он всячески стремился сгладить противоречия идеализма и реализма в сфере правопознания, полагая, что «психическое» и «физическое» образуют органическое единство, которое различается лишь логически, но не исторически (причинно, генетически и т.п.). Достаточно обратить внимание на то, как он объяснял связь идеальных (интеллектуально-психологических) и реальных юридических отношений. Кроме того, в одном из примечаний в работе «Очерки по энциклопедии права» П. Деларов объяснил, что, по его мнению, душевный, психический мир человека является столь же реальным, как и внешний, материальный мир. Так, он писал: «Прилагательное реальный всегда противопоставляется выражению идеальный, как будто все интеллектуальное, абстрактное, подразумеваемое под последним словом, не также реально, не также действительно существует, как и все физическое, конкретное, внешнее, подразумеваемое под первым термином. Причина этого заключается в том, что, по основному закону своего духа, человек ранее понимает все материальное, телесное, осязательное и этот мир один признает действительным, реальным. Впоследствии он познает и другой мир – душевный, психический, но словоупотребление остается тем же» ^{[3, с. 349]}.

П. Деларов в духе все той же берклианско-юмистской традиции отрицал метафизическую реальность права и в этом смысле он следовал британской традиции реалистической философии. С точки зрения парадигмы различения реализма и номинализма (о соотношении общих понятий и индивидуальных вещей, а также их отношения к сознанию), позиция П. Деларова была номиналистической, отрицающей онтологический статус правовых понятий. Это, по существу, был критический юмовский реализм. Его особенности, реалистический характер, становятся значительно понятнее, если рассматривать их с точки зрения различения рационализма и эмпиризма (по Канту).

6. Все эти размышления П. Деларова, основанные на последовательном и убежденном развитии психологической теории права, на предложенной им трактовки права как психического феномена в ряду других сфер умственной жизни человека, равно как и многие другие сформулированные им положения и идеи, в том числе о праве как психо-физиологической функции ума человека, появились значительно (более чем за два десятилетия) раньше первых работ Л.И. Петражицкого. При этом сравнение взглядов обоих обнаруживает значительное сходство по многим существенным аспектам в развитии психологической трактовки права. Этот факт оставался практически неизученным в работах по истории правовой мысли, связанных с анализом психологических подходов к праву. Следует также отметить, что позитивная психология права П. Деларова появилась в период, когда только зарождалась европейская психология права.