Теория смысла в суфийской коммуникативистике

Кангиева Алие Меметовна кандидат филологических наук научный сотрудник, НИИ крымскотатарской филологии, истории и культуры этносов Крыма при ГБОУ ВО РК КИПУ им. Февзи Якубова 295015, Россия, республика Крым, г. Симферополь, пер. Учебный, 8 Kangieva Alie Memetovna PhD in Philology Scientific Associate, Research Institute of Crimean-Tatar Philology, History and Culture of Ethnoses of Crimea of the Crimean Engineering and Pedagogical University named after Fevzi Yakubov 295015, Russia, respublika Krym, g. Simferopol', per. Uchebnyi, 8 aliye.kangiyeva@gmail.com Другие публикации этого автора

Научная, философская, эстетическая мысль 21 века разворачивается в диапазоне между двумя полюсами: смертью автора, смертью субъекта, смертью философии и культуры и утверждением бытия Другого, утверждением Ты, как основы моего Я. Все еще продолжается постмодернистский «веселый парад смертей» ^[6] в монографиях и на экранах, и, в то же самое время, человек устремляет свой взор к Ты, повторяя вслед за Бубером: «Ты… – колыбель Подлинной Жизни», куда не проникает никакая ложь, «Я становлюсь Я, говоря Ты» ^{[2, c.35]}. Примечательно, что к Ты разворачивается даже бизнес, делая заботу о клиенте, служение и сервис не просто маркетинговой стратегией – а своей базовой бизнес-концепцией. В политике коммуникативный поворот ознаменовался появлением в 20-21 вв. теории делиберативной демократии, коммуникативного действия Хабермаса.

В этом эклектическом дуэте постмодерна и философии Другого, пока постмодерн пытается по-прежнему все обесценить, поставить под сомнение само бытие, истину, смысл, философию и науку, ценность и онтологические основания человека и мира – взор человечества все пристальнее приковывает феномен коммуникации, связи, сообщённости и сопряженности всего со всем в мире. Шаг за шагом выкристаллизовывается новая наука (или постнаука, по словам доктора С. Вайсборда ^[16]) – теория коммуникаций, communication studies, выросшая из кибернетики, семиотики, философии, журналистики, риторики, лингвистики и др. наук. Коммуникативная проблематика - безусловный научный тренд сегодня, наряду с нейронауками, геймификацией научных исследований, интуитивизмом в науке. Претензии на использование коммуникативной методологии встречаются в современных гуманитарных и естественнонаучных исследований все чаще и чаще. Возникают политическая коммуникативистика, коммуникативистика в сфере паблик рилейшнз, коммуникативистика как подотрасль журналистики. Среди названий новой науки (постнауки), которую в англоязычной традиции именуют communication studies, в русскоязычной традиции также можно наблюдать очень широкий разброс: теория коммуникаций, коммуникатология, коммуникология, коммуникативистика ^[11].

В труде профессора Сильвио Вайсборда «Communication: A Post-Discipline» («Коммуникативистика как постнаучная дисциплина») сущность теории коммуникации (коммуникативистики) раскрывается следующим образом: «Communication studies is a fragmented field. As a result of its roots in various disciplinary traditions, it is built on fluid intellectual boundaries with no theoretical or analytical center» ^{[16, c. 2]} (Коммуникативистика – это фрагментированная область знания. Она коренится в различных дисциплинарных традициях и поэтому построена на гибких интеллектуальных границах без теоретического либо аналитического центра – перевод наш, А. К.). Эту же мысль выразил ученый во время своей публичной лекции, прочитанной им в СПбГУ 2018 г. В определении выше хорошо заметны черты науки в эпоху постмодерна: фрагментированность, децентрированность ^[4], гибкость границ и их неизбежное преодоление.

Американский исследователь теории коммуникации, доктор наук, Роберт Крэйг в работе «Communication Theory as a Field» («Теория коммуникации как область знания») ^[13], изданной в 1999 г. и получившей ряд наград за лучшую статью в данной области знаний, указывает на то, что теория коммуникации как междисциплинарное учение пронизывает все науки, а термин «коммуникация» актуален как для кибернетики, так и для психологии, культурологии, социологии, журналистики, философии, биоинженерии, зоологии и других областей научного знания.

В 2018 г. Артемий Кольчинский и Дэвид Вольперт сформулировали теорию семантической информации, которая ^[14], по мнению авторов, применима как к живым, так и к не живым системам, и, можем предположить, продвинет исследования в сфере теории коммуникаций, поскольку авторы предлагают универсальное понятие семантической информации как информации об окружающей среде, казуально применимой системой для снижения энтропии (неупорядоченности). Интересно, что свойство казуальности, применимости, ценности, значимости и осмысленности только в определенном контексте, звучит созвучно постмодернистскому мироощущению, предельному релятивизму, и, действительно, частично снимает вопрос об универсальном смысле информации в коммуникации. Однако, как будет показано ниже, данное утверждение о контекстуальной вариативности любых смыслов и любой информации, вряд ли можно считать универсальным и применимым в любой традиции и парадигме.

Понятие коммуникативистики как междисциплинарной научной области знания с одной стороны и метатеории, с другой, с очевидностью, сегодня еще будет выступать объектом многочисленных исследований. Мы понимаем под коммуникативистикой – научное знание, предметом которого является феномен взаимной связи как специфического отношения между вещами в предельно широком понимании.

Отдельный интерес коммуникативистика представляет в философском преломлении, где она коррелирует с философией Другого (коммуникативной философией) и девелопменталистской психологии, в частности, в теорией привязанности, основанной Гордоном Ньюфелдом ^[7], где «чувство Ты в человеке», как выражался Бубер, раскрывается в форме одной из базовых эмоций – стремление к близости.

В статье «Коммуникативная природа суфийской прозы» ^[5] на пересечении философии, теологии и коммуникативистики был предложен и обоснован коммуникативный подход в исследовании суфийских произведений Крымского ханства. Рассмотрение суфийского текста как коммуникативного пространства, а суфизма как коммуникативной модели позволяет говорить о суфийской коммуникативистике как о междисциплинарном направлении, которое исследует коммуникативный аспект суфийского учения, когда связь постулируется как конституирующий человека фактор, человек рассматривается как homo communicativus, «человек коммуницирующий», а основной посыл суфийского мастера, перефразируя Декарта, формулируется как «communico ergo sum». Коммуникативную методологию в исследовании мистических текстов широко использовали М. Бубер, раскрывая ее в «Хасидских преданиях» ^[2], Разрабатываемое нами междисциплинарное направление позволяет ввести в широкий научный оборот коммуникативную парадигму при исследовании не только мистических произведений, но и средневековых источников в целом как одну из альтернатив классическим методам исследования средневековой восточной литературы: логико-смысловому методу, предложенному академиком А. В. Смирновым при анализе средневековой исламской философии (этим же методом преимущественно пользуется крупный исследователь философии Крымского ханства М. М. Якубович), культурно-историческому методу в исследовании средневековых крымскотатарских произведений, наиболее часто используемому ведущими крымскотатарскими литературоведами, историками и теоретиками литературы (И. А. Керимов, Н. С. Сейтягьяев, Р. Абдуджемилев., Н. Абдульваапов и др.). Мы используем в названии нового междисциплинарного направления именно термин «суфийская коммуникативистика», а не «коммуникатология», либо иные перечисленные выше и встреченные нами в различных источниках – как производное от «коммуникативный», связанный с межличностным общением, а не «коммуникационный», включающий и техническую сторону коммуникации, и общую схему коммуникации, и базовые позиции, и теорию понимания и восприятия, и роль рефлексии. Т.е. под суфийской коммуникативистикой понимается учение о коммуникативности в суфизме, о важности связей между Я и Ты и их конституирующей суть человека роли.

Термин «суфийская коммуникативистика» мы вводим по аналогии с такими научными понятиями, ставшими предметом многочисленных научных исследований, как христианская психология либо суфийская антропология. Возможно, в рамках классических рационалистических научных парадигм, которые проводят строгий водораздел между научным и религиозным мышлением, усматривая пропасть между религиозным и научным миропониманием, суфийская коммуникативистика как научное направление, по мнению некоторых исследователей со сциентистской картиной мира, не могло бы существовать. Однако, учитывая слом классической научной традиции в XX – XXI вв. и кризис сциентизма ^{[8, с.732]}, смену метода познания и трансформацию самого понятия науки в философии науки, можем с уверенностью предположить, что суфийская коммуникативистика как учение о связи с опорой на суфийскую традицию, в рамках суфийского миропонимания – имеет право на существование как постнаучная область знания, со своей методологией, категориальным аппаратом и предметом исследования. Можем предположить, что суфийская коммуникативистика могла бы способствовать формированию новой метатеории для различных дисциплин теологической, психологической, педагогической и философской направленности.

Что позволяет обнаружить суфийская коммуникативистика? С одной стороны, это ответы на вопросы: как феномен связи раскрывается сквозь суфийскую картину мира, какие уровни связи обнаруживаются, какие критерии простроения связи выделяются, как можно сформировать коммуникативную теорию смысла в рамках суфийской парадигмы. Суфизм, будучи простроен вокруг феномена связи, может обогатить общую теорию коммуникаций. С другой стороны, коммуникативистика, выделенная С. Вайсбордом в отдельную область научного знания со своей онтологией и границами, с помощью суфийской методологии и категориального аппарата может обогатиться в понимании таких базовых терминов коммуникативистики, как интенция, интерпретация и информация.

Цель настоящей статьи – предложить понятие, признаки, условия обретения смысла в рамках суфийской коммуникативистики как новой методологии исследования средневековых источников Крымского ханства. В настоящей работе мы постараемся максимально раскрыть коммуникативную природу смысла и обзорно осветим другие признаки смысла в рамках суфийской коммуникативистики. Детализация остальных признаков будет произведена в дальнейших исследованиях.

Смысл в современной культуре рассматривается в трех парадигмах: логико-семантической, лингвистической и семиотической. В настоящей работе мы бы хотели особое внимание уделить коммуникативной природе смысла, акцентируя на неявных, но, в то же время, необходимых условиях его обретения, которые раскрываются в контексте суфийской коммуникативистики.

В современном понятии смысла как основы цивилизации и культуры используется понятие, введенное немецким математиком, логиком и философом Готлобом Фреге, который разграничил понятия «знак», «значение», «смысл», введя концепцию семантического треугольника ^{[10, с.182]}.

Эта теория не учитывает, однако, фигуру Другого, что закономерно, беря во внимание научный контекст, в котором Фреге формировал свою теорию смысла. Философия Другого, коммуникативная философия требует от нас держать в поле зрения фигуру не-Я и учитывать эту фигуру в разъяснении любых явлений, построении теорий и парадигм. Поэтому, задача настоящей статьи – поместить проблему смысла в контекст «Я и Другой», «Я и Ты» и получить ее новое прочтение. В данной статье мы не будем касаться введенного Бубером разграничения «Другой как Ты» и «Другой как Оно» и ограничимся теми аспектами, которые необходимы для возникновения смысла между Я и Другой.

Первый вопрос, которым на который мы постараемся ответить: существует ли смысл вне контекста «Я и Другой»? Если смысл – это нечто извлекаемое из знака через значение, в процессе декодировки, то зачем кодировать, вводить знаки, если человек занят общением с собой, если есть только он сам и он не строит связей с другим? Актуален ли концепт смысла, возможен ли он вообще, если нет фигуры Другого? Действительно, языковые конструкции и смысл, которые они кодируют – это не только средство связи, но и инструмент мышления. Человек мыслит через слова и значения. Но возможно ли само мышление без Другого? В философии Другого ответ однозначен: нет. Этот ответ сегодня подтверждают нейронауки и психология, в частности, исследования психологов девелопменталистов ^[7]. Именно через систему зеркальных нейронов человек научается речи, не превращаясь в «ребенка-Маугли», описанного учеными как феномен диких детей ^{[3, c. 191]}. Без Другого нет самой речи и тем более нет смысла речи. А смысл существует лишь будучи зашифрован в речи. Мышление – всегда соотнесение себя с Другим. Мышление всегда диалогично и феномен «детей-маугли», чье мышление навсегда фиксируется на уровне животных вне контекста общения с другими людьми в раннем детстве, доказывает, что именно диалог, именно коммуникация – первичны в формировании сознания, психики, человека мыслящего и психически сохранного.

Вне коммуникации смысл не существует, поскольку зашифровывать нечто (скрывать) имеет смысл только если возникает фигура другого: очевидно, что зашифровывать для самого себя субъекту было бы нецелесообразно. Смысл – это всегда нечто обращенное к другому, зашифрованное, но фундированное изначально в сознании говорящего. Если смысл – это нечто, скрытое одним за знаком (символом) для Другого, то, значит смысл – это то, что может появится только между двоими (как минимум): тем, кто скрыл суть завесой знака, и другим, адресатом, для кого, собственно и зашифровывалась некая суть.

В суфийской литературе широко распространена концепция «людей смыслов», mana ehli. Так о ней пишет суфийский шейх Селим Диване Крымский:

«…siret ehli, mana ehlidir. Gönül gözleri açik olup daima Allah'i düsündükleri için Allah'in cemalini seyretmeye ve sirete bir kere daldilar mi bir daha çikamazlar» ^{[15, с. 35]}.

«Люди тайны, люди смысла, их око сердца всегда открыто, они всегда думают о Боге. Однажды они окунулись в красоту совершенства Творца и Его тайну и больше не могут от этого отказаться…» (пер наш – А. К.)

Из этих слов мастера тасаввуфа следует, что люди смысла – это те, кто в состоянии проникнуть сквозь оболочку в суть явления и через это постижение живут в постоянной связи с Богом, пораженные Его совершенством и Его тайной. Речь идет о любви, aşk, поглощающей всю суть человека, переплавляющей его существо в своем огне.

«Ates-i aska yakip cismimi biryan eyledin

Kildi celalin tecelli beni viran eyledi» ^{[15, c. 72]}.

«Огонь любви превратил мое тело в пылающую плоть

Сияние Твоего Совершенства сокрушило меня…» (пер. наш – А. К.)

Именно любовь ко Всевышнему здесь раскрывается как пространство обретения смысла. Любовь в суфизме выступает единственно возможным пространством предельных смыслов показывает в то же время и надрациональный характер категории «смысл», поскольку сама любовь – не может быть сведена к чисто интеллектуальным операциям. Любовь – форма коммуникации, суть любви коммуникативна. Как было показано ранее ^{[5, c.28]}, любовь – коммуникативный апогей, высшая точка, которой достигают коммуниканты при углублении связи.

В бытовом сознании утрату любимого человека сопровождается описывается как одновременная утрата смыслов. Человек может проживать потерю как субъективное ощущение утраты смысла жить. Человек утрачивает полноту жизни, ее содержание, он формально жив, но ощущает свою жизнь как пустую, потерявшую краски и радость. Речь также идет об утрате всяких стремлений («смысл» здесь используется в значении цели, конечной точки приложения усилий). Если вернуться к тому, что смысл, как нечто скрытое под завесой знака, имеющее всегда коммуникативную природу – действительно, возникает только между двоими, а смысла нет там, где нет отношений между двумя субъектами речи – то выражение «с потерей любимого жизнь теряет смысл» приобретает новые значения. С потерей значимых отношений человек утрачивает и суть, смысл своей жизни – не только в аспекте утраты стремления, «цели», но и в значении потери своего собственного глубинного содержания, смысла как предела своего существования: ему не для кого «зашифровывать свои высшие эмоции и чувства» по Выготскому, у него нет адресата для того, чтобы фиксировать содержимое своего сознания в символах. Не отражаясь в зеркале Другого, он ощущает будто утратил собственное бытие. Равно как и нет того, кто фиксировал бы сокровенное содержимое своего сердца для него и передавал ему для извлечения. Его жизнь действительно может потерять смысл, покуда он не обретет свое «Я» возле «Ты», ведь именно через «Ты» происходит индивидуация «Я» в понимании Юнга, манифестация его уникальности и непохожести на Другого, на Ты.

Разрыв связи со значимым другим обычно ощущается субъективно как утрата стремления, спад и апатия, утрата смыслов. Так, среди людей преклонного возраста с утратой значимых отношений чаще возникает деменция. Возможность воспринимать другого тактильно, визуально, аудиально активизирует в человеке внутренние ресурсы, вызывает стремление и мозг вырабатывает психическую энергию для сближения, растет жизненный тонус и ощущение полноты жизни. Разрыв связей вызывает в человеке тоску, потерю ощущения радости бытия.

В свете суфийской онтологии было бы верно утверждение: смысл имеет только то, что строит связи, прочее – пустота, умножение пустых форм; то, что строит связи, дает жизнь, разрыв связей – означает смерть. Отсюда, смысл – это «касаться», «видеть» бытие другого и проживать его красоту. Отсюда можно предположить, что теория смысла в суфийской коммуникативистике раскрывается как феноменолого-коммуникативная теория, где важна способность «идти» к Другому, к Встрече, и сам этот путь полагается путем обретения смысла.

Коммуникативная природа смысла требует от нас рассмотрения его семиотического аспекта, сквозь осознание неделимости и единства смысла, значения и знака. Ведь путь к смыслам всегда через знак (символ), символ – единственная дорога к смыслу. В суфизме путь к Богу выстраивается через такие ступени, как шариат (свод формальных законов), тарикат (установение связи с наставником), марифат (обретение тайных знаний), хакикат (собственно, встреча, обретение смысла) ^{[9, c. 49]}. В этой цепочке сама религия, ее ритуалы и ежедневные значимые рутины – и есть символический путь к Богу, через который единственно возможно приближение к Богу и обретение смысла.

Поэтому «Встреча», выход на уровни смысла в обращении к Богу возможен лишь через те символы, которые кодируют смыслы о Боге. Человек, ищущий смысл – включается в единое символическое поле и начинает исследовать символы. Таким символом становится и формула свидетельства о единстве Бога и о его пророках, и молитва, форма которой установлена пророками Бога, и прочие ритуалы. Не выйдя в поле символов, существующее вне сознания человека, он не сможет встретиться с реальностью Бога, он останется погружен в игры с самим собой. Поскольку смысл – это всегда между одним и между Другим. Там всегда есть «не-Я», и Я должно быть открыто для не-Я. В противном случае обретение смысла становится невозможным.

Любой язык имеет лингвистические границы, правила, интерпретации, использования. Разрыв правил лингвистики, использование языка вопреки лингвистическим нормам ведет к потере смысла. Если заданность смысла в символе отрицается, т.е. если символичность мира не задана, а приписана нашим сознанием, как утверждается в солипсизме, агностицизме либо в абсурдистских традициях, если мир не кодирует смысл изначально – а смысл рождается уже в процессе декодировки, то отрицается возможность Встречи с Другим как таковая, отрицается реальность Другого и такое произвольное «смыслообразование» превращается в бесконечную игру с самим собой, которая, в то же время, может быть замаскирована под иллюзию коммуникации с Другим. Такое произвольное наделение Бога теми атрибутами, которыми в данный момент хочет наделить его человек, предельно широкая трактовка его сущности в контексте суфийской коммуникативистики ведет к тому, что вместо установления реальной связи с Ты, человек погружается в некий «теологический аутизм». Так же «наделяется смыслом» творчество животных, а само искусство из пространства встречи художника и зрителя превращается в пространство имитации, пространство игры зрителя. В то время как во время Встречи с Другим – человек сталкивается со своей предельной сутью, которую невозможно имитировать, это и есть индивидуация в столкновении с Другим и в открытости к его «инаковости». Момент встречи чист от имитации. Так, в суфийской парадигме в столкновении с господством Бога над миром человек осознает свою сотворенность и свою неспособность властвовать ни над чем, кроме своего сердца, внимания, и, видя неподобие Бога себе, – вдруг осознает себя.

В известном среди суфиев предании, названном по имени сподвижника Мухаммада «хадис Хариса», Мухаммад обращает внимание сподвижника на его собственную речь: «Будь внимателен к тому, что ты говоришь, ведь у каждого слова свой смысл» («Чего ты хочешь достичь своей речью?»).

Поэтому смысл – всегда интерсубъективен, нет смысла, пока нет Другого. Смысл – это то, что кодируется средствами связи ради Другого: выражаясь языком метафор, можно сказать, что смысл – это «посылка» для другого, скрытая в «коробке символов», прикрытая «занавесью знаков». Это тот «подарок», который вынимает адресат речи, когда развязывает «банты на коробке» и поднимает «крышку». Как бы ни была прекрасна его упаковка, все же суть подарка не сводима к коробке, суть всегда в том, что внутри. И суть подарка – это встреча с дарителем, это «Ты-есть» рубеж.

Коммуникативный характер смысла в широком понимании коммуникативной философии включает в себя и его динамизм, и концепты «смысл-забота» и «смысл-встреча», и надрациональность в силу не раскрытой по сей день природы, тайны психики, сознания, разума, духа Другого, Встреча с которым порождает смысл. Однако в данной статье мы сделали упор на коммуникативность смысла как на основной признак, вокруг которого выстраивается далее вся теория смысла в суфийской коммуникативистике и вокруг которого собственно и рождается категория «смысл».

Интересно, что в девелопменталистской психологии (в теории привязанности Гордона Ньюфелда), раскрывая шесть уровней привязанности, автор данного направления утверждает, что человеку присуща отдельная эмоция – стремление к близости. Эту эмоцию Мартин Бубер называл «чувством Ты». Это стремление человек реализует через стремление быть познанным Другим и познавать Другого, и тем самым человек обретает через Другого полноту собственного бытия и проистекающий из нее покой, мягкость сердца, с одной стороны, и энергию дерзновения, исследования, с Другой ^[7].

Различные дисциплины, различные интеллектуальные традиции и школы сегодня подходят все ближе к «Ты», к важности связи и к ее конституирующему самого человека значению. В свете суфийской коммуникативистике жизнь раскрывается как поиск не-Я, через которое обретается Я. Смысл же постулируется как встреча Я и не-Я. Показательно, что процесс извлечения смысла называется в суфизме تأويل‎ [та`виль]. Этот термин восходит к слову أوّل, [авваль], «первый» с арабского. Авваль также – одно из имен Бога, означающее «вечный без начала». Таким образом, извлечение смысла в суфизме – это возвращение сердца к Вечному без начала, т.е. Богу.

Таким образом, в контексте суфийской коммуникативистики смысл разворачивается перед нами как неизбежно коммуникативный феномен, который рождается в ходе «усилия-к-Ты» и проживается как встреча с реальностью не-Я.

В суфийской коммуникативистики простраивается смысл характеризуют следующие четыре признака: 1) коммуникативность (смысл как нечто зашифрованное, семиотическое; декодировка знака есть только между двоими, когда один зашифровывает для другого, а другой извлекает смысл; вне коммуникации смысл не существует); 2) динамизм (смысл всегда результат движения к Другому, интенции, намерения, обретению смысла всегда предшествует «усилие-к-Ты», вектор, путь; смысл в таком случае будет обозначать «Ты-есть» рубеж, исход пути); 3) надрациональность (предельная манифестация смысла раскрывается как итог семиотических усилий, плод интеллектуального труда по дешифровке, уходящих в систему высших эмоций по Выготскому и которые можно описать через любовь, эстетические, духовные переживания; смысл в суфизме также может быть охарактеризован как предельная раскрытость, алетея, проясненность и свет); 4) смысл как Встреча (под встречей понимается термин коммуникативной философии, рассмотренный Бубером, Больновым и др.; под встречей понимается столкновение с самой сердцевиной другого, где нет места имитациям, игре, это точка в поле игры по правилам языка, где вдруг игра прекращается и обретается встреча, достигается «Ты-есть» рубеж.

Основываясь на предложенном «отцом информатики» Шенноном определении, можно раскрыть суть понятия информация как антиэнтропию, уменьшение неопределенности, упорядоченность и определить информацию через суфийскую категорию «низам», порядок, установленные последовательности и соразмерности. В таком случае Смысл (предельный смысл) – это достижение такого резонанса в едином порядке, который ведет к Встрече с Ты.

Таким образом, благодаря использованию коммуникативной методологии при анализе суфийской доктрины и текстов, нам удалось сформировать основные признаки и определение смысла в суфийской коммуникативистике. В данной статье было показано, что понятие смысла неизбежно связано с коммуникацией, и смысл не существует вне коммуникативного контекста, в продолжении данного исследования будет дана детальная характеристика остальных признаков смысла в суфийской коммуникативистике.