Социальная роль интеллигенции в формировании гражданского общества

Щупленков Олег Викторович кандидат исторических наук доцент, кафедра Истории, права и общественных дисциплин, Ставропольский государственный педагогический институт 357625, Россия, г. Ессентуки, ул. Долины Роз, 7 Shchuplenkov Oleg Viktorovich PhD in History Associate professor of the Department of History, law and Social Disciplines at Stavropol State Pedagogical University 357625, Russia, g. Essentuki, ul. Doliny Roz, 7 oleg.shup@gmail.com Другие публикации этого автора

Щупленков Николай Олегович преподаватель, кафедра истории, права и общественных дисциплин, Ставропольский государственный педагогический институт 357625, Россия, Ессентуки, ул. Долина Роз, д.7. Shchuplenkov Nikolai Olegovich lecturer of the Department of History, Law and Social Disciplines at Stavropol State Pedagogical Institute 357625, Russia, Yessentuki, ul. Dolina Roz 7 veras-nik@yandex.ru Другие публикации этого автора

Реальная роль интеллигенции как социальной силы, способной сделать что-то для своей страны и своего народа во многом выявляется только после четкого видения ее важнейших качеств и способностей. В словаре иностранных слов дается следующая дефиниция интеллигенции. Интеллигенция (лат. intelligentia) — это общественный слой людей, профессионально занимающихся творческим умственным трудом, развитием и распространением образования и культуры ^[3].

Из этого определения следует: во-первых, что все люди, занимающиеся творческим трудом, являются интеллигентами. Однако результат творчества может быть разным, в том числе и вредящим людям, их жизни и здоровью, а, во-вторых, способность к творчеству во многом зависит от наличия у человека воображения, что от природы дается не каждому. Кроме того, делается акцент на умственном труде. В этом случае, речь идет об интеллектуале, а не об интеллигенте. Кстати на Западе больше распространено употребление именно понятия «интеллектуал», т.е. человек, который обладает развитым интеллектом и осуществляет свою деятельность преимущественно разумом. В этом случае, из определения интеллигенции уходит самая главная черта этого слоя — духовность, эмоциональность, нравственная образованность. Далее, из определения видно, что интеллигент — это тот человек, который занят развитием и распространением образования и культуры. С одной стороны, принадлежность того или иного индивида к сфере образования и культуры может быть основанием для формирования интеллигентного человека, а развитие культуры и образования — миссией интеллигента. С другой стороны, культура может нести в себе аморальные принципы, а образование состоять из устаревших и непрогрессивных знаний.

Рассматриваемое представление об интеллигенции не позволяет теоретически интегрировать интеллигенцию в систему общественных отношений. Например, это представление нельзя распространить на современное российское общество хотя бы потому, что множество людей, имеющих высшее образование, не относятся к интеллигенции, ибо являются рабочими, продавцами, лавочниками, сторожами, проститутками, бомжами и т. д. ^[7]). Интеллигенция оказывается чем-то трансцендентным для статистики. Можно сосчитать, сколько в стране педагогов, медиков, инженеров и т. д., но никакая статистика не в состоянии выяснить, какой учитель относится к интеллигенции, поскольку он оппозиционен, а какой не относится, поскольку он лоялен.

Нельзя не обратить внимание и на следующее обстоятельство. Образованное общество и интеллигенция — понятия с разным «историческим запахом». Дело не в том, когда и где появились эти термины, какое значение им придавалось в разные периоды российской истории. Дело в том, что образованное общество — аналог другого понятия: светское общество, которое восходит к дворянскому, феодальному миру, тогда как интеллигенция, интеллектуалы, профессионалы — знаки капиталистической эпохи. Можно допустить, что российские университеты во второй половине XIX в. удовлетворяли и потребность дворянства в образовании, и потребность страны в социальном слое, профессионально занятом развитием культуры и ее внедрением в общественную жизнь. Однако совершенно неверно смешивать эти потребности и результаты их удовлетворения ^[16]. Отсюда следует, между прочим, что часто встречающееся понятие «дворянская интеллигенция» просто бессодержательно.

Важно обратить внимание на следующий парадокс: то, что мы в России называем интеллигенцией, возникло на Западе раньше российской интеллигенции, но последняя идентифицировалась раньше, чем это произошло в более развитых странах. Причина данного явления в том, что интеллигенция в России возникла в период (во второй половине XIX в.), когда страна шла к буржуазно-демократической революции. В этих эксклюзивных условиях часть нового социального слоя, разночинной интеллигенции, сочла долгом и обязанностью отдать свою жизнь — в переносном, а то и в прямом смысле этого выражения — за освобождение народа. Мы сталкиваемся здесь со старой проблемой соотношения гражданского и профессионального в человеческом бытии. Сказано: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Прекрасные слова, однако абсолютизировать их — ошибка. Потому что идеальным, точнее, нормальным является такое состояние социума, при котором гражданские и профессиональные аспекты жизнедеятельности интеллигенции неразрывно и гармонично взаимосвязаны. По своей природе интеллигенция не оппозиционна, а созидательна, как созидательны рабочий класс и крестьянство, но более всесторонне, на ином уровне, в других формах.

Разумеется, в силу своей подготовленности интеллигенция часто реагирует на противоречия общественной жизни эмоциональнее, быстрее, энергичнее, чем широкие массы народа. Но реакции «простонародья» имеют свои преимущества. Нередко именно со стихийных массовых выступлений начинались события, имеющие эпохальное значение. Так обстояло дело с Февральской революцией 1917 г. Однако главное в другом. Оппозиционность широких масс труднее вызвать, «раскачать», но ее труднее и заглушить. Она основательней, устойчивей («инерционней»), без нее все усилия интеллигенции легко выхолащиваются ^[8]. Таким образом, если сравнивать оппозиционность интеллигенции и широких масс, то оказывается, что и та и другая имеют как сильные, так и слабые стороны. Следовательно, необходимо их единство, способное укреплять силы прогресса и оптимизировать их воздействие на существующие обстоятельства и институты.

Тот факт, что оппозиционность не является «прирожденным» или имманентным свойством интеллигенции, не означает, что проблема ее оппозиционности малозначительна. Это не так. Интеллигенция — наиболее продвинутая часть населения. Развитый интеллект, глубокие знания, более высокая культура позволяют ей лучше понимать происходящее, яснее видеть противоречия, отчетливей ставить задачи общественного развития. Поэтому многие представители интеллигенции психологически распахнуты к оппозиционности, способны становиться инициаторами оппозиционных настроений и движений, разрабатывать программы последних, активно вести практически-политическую работу. Чаще всего именно в рядах интеллигенции берут начало различные оппозиционные взгляды, течения, установки. В то же время эта среда не всегда последовательна, устойчива, дисциплинированна. Все это, в конечном счете, связано с социально-экономическим положением интеллигенции. Она не имеет собственности, не является классом и вполне самостоятельной социально-политической силой. Ей обязательно нужно к кому-нибудь «прислоняться».

Сама интеллигенция и ее положение противоречивы. В условиях капитализма она представляет собой относительно целостный, но глубоко дифференцированный социальный слой. Части этого целого в дореволюционной России носили классовый характер, и не случайно выделяли интеллигенцию буржуазную, рабочую и крестьянскую. То есть части тяготели к различным классам, а в целом интеллигенция была между классами — прослойка. Это слово вызывает негативные эмоции у многих интеллигентов, оно не очень-то удачно, но вряд ли заменимо. Не случайно его использовал не только В. И. Ленин, но и А. Грамши. В советское время, когда интеллигенция стала значительно более гомогенной, термин потускнел, употреблялся реже и, главное, бездумнее. Но сейчас ситуация изменилась, и процесс дифференциации интеллигенции происходит все интенсивнее. Причем он переплетается со многими другими процессами. Интеллектуальная элита (так называемый политический класс, церковная верхушка, верхушка шоу-бизнеса, артистического и спортивного мира и т. д.) вживляется непосредственно в высший класс. Эти люди происходят из интеллигенции, связаны с ней, но все больше принадлежат к совсем другой социальной среде, выполняют специфические социальные функции. Что же касается основного массива интеллигенции, то в социально-экономическом отношении он подразделяется на три не очень четко очерченные части: сближающиеся с буржуазией, близкие к трудящимся классам и неориентированные.

Эти соображения важно учитывать, потому что оппозиционность интеллигенции — величина сугубо переменная. Например, если взять три русские революции в начале XX в., то нетрудно установить, что участие интеллигенции в каждой из них в количественном (число участников) и социальном (охват различных групп интеллигентов) отношениях было обратно пропорционально нараставшему участию рабочих и крестьян. В настоящее время оппозиционность интеллигенции по отношению к власти как никогда плюралистична. Она выступает в самых разнообразных формах: оппозиционность правая и левая, религиозная и светская, западническая и националистическая, монархическая, фашистская, сциентистская и т. д. и т. п. Очевидно, что это ослабляет интеллигенцию, мешает ее профессиональному и гражданскому развитию, порождает множество иллюзий и отнюдь не способствует прогрессу общества.

На Западе в последние десятилетия наиболее употребительным стал термин «профессионалы» (У. Гуд, Р. Холл, М. Ларсен, Э. О. Райт, Д. Голдторп), который потеснил ранее господствовавшую категорию «интеллектуалы» (А. Грамши, М. Фуко и др.). Профессионалами называют социальный слой, аналогичный российской интеллигенции. Слово «интеллигенция» там тоже используется (К. Мангейм, А. Гоулднер), но гораздо реже, чем в России. Нельзя не обратить внимание на то, что лексические тонкости в известной степени отражают ментальные особенности конкретных социумов. Интеллигенция — социальный слой, интегрирующий своих членов. Профессионалы — термин, оттеняющий значимость индивидуальной компоненты такого же слоя на Западе. Чтобы объяснить, что интеллектуалы или профессионалы образуют социальный слой, требуются специальные средства. Например, М. Фуко писал: «многоликое сообщество интеллектуалов» ^[24]. Сейчас пишут — «социальная группа профессионалов».

Все это подчеркивает, что тождество рассматриваемых понятий весьма относительно и их смена (замена) — дело достаточно деликатное. Это важно иметь в виду, так как предпринимаются попытки традиционное для России понятие «интеллигенция» заменить, ничтоже сумняшеся, термином «профессионалы». Так, О. И. Шкаратан и С. А. Инясевский пишут: «Авторы (имеется в виду коллектив авторов под руководством В. А. Мансурова. — О. Щ.) убедительно показали, что при исследовании профессиональных групп целесообразно отказаться от доминирующего в отечественной литературе употребления категории „интеллигенция“ — категории многозначной, означающей неопределенность системных границ и тянущей за собой идеологически нагруженные наслоения, и замены ее на принятый в мировом обществознании однозначный термин „профессионал“, „социальная группа профессионалов“» ^[26].

Трансформация форм организации социальной жизни, динамика общественных отношений обусловливают потребность в переосмыслении феномена интеллигенции в условиях современного российского общества. Обозначенная проблема приобретает особу актуальность с учетом процесса модернизации социального устройства, протекающего сегодня в стране.

В настоящее время происходит социокультурная трансформация российского общества. В связи с этим необходимо отметить существующий кризис интеллигенции, утратившей роль духовного проводника культурных ценностей, а также значительное снижение социального и имущественного статусов в связи с лишением поддержки государства и востребованности с его стороны своих идеологических функций.

В течение довольно длительного исторического периода интеллигенция являлась не только социально-профессиональным слоем в структуре российского общества, но и своеобразной культурной общностью. Интеллигенция всегда выполняла функцию трансляции интересов от имени всего общества.

Интеллигент — это человек с обостренным, прямо-таки изнуряющим чувством совести» (Л. Андреев). Это высказывание знаменитого русского писателя можно рассматривать и как устойчивую мифологему, и как выражение идеала, и как характеристику образа жизни очень незначительной группы российских людей конца XIX — начала XX веков. А также как эпитафию на плите, под которой современная российская действительность похоронила и самих интеллигентов, и представления о них в других слоях общества.

Можно выделить такие качества, как духовная способность, приспосабливаемость, умственное любопытство, способность к быстрому мышлению, заключению и принятию решения. Из всех этих свойств к интеллигентным можно отнести только духовную способность. Такое свойство как приспосабливаемость в отношении интеллигенции лучше рассматривать как культурное и эмоциональное понимание. Стремление понять свою и чужую культуру, эмоциональное состояние народа и его представителей позволяет интеллигенции быстро и комфортно вписываться в новую социокультурную среду, понимать тех, кто в ней живет. Понятие «любопытство», пусть даже и умственное воспринимается как потребность вмешиваться во все и везде, что часто вступает в противоречие с приватной сферой человека. А вот умственная целеустремленность, неуспокоенность, направленность на постоянное познание — эти качества, действительно, принадлежат и характеризуют интеллигенцию. Далее в определении говорится о таких качествах, как способность к быстрому мышлению и заключению. Безусловно, перечисленные качества свидетельствуют в пользу человека, которому они принадлежат. Однако в культурной среде, в которой главным действующим лицом является интеллигенция, зачастую, быстро приходить к определенным выводам, не взвесив все «за» и «против» и быстро принимать решение, было бы опрометчивым шагом. Последние черты больше присущи предпринимателям, чем представителям интеллигенции.

Интеллигенция — это духовно богатый и подвижный слой народа, обладающий такими чертами как: развитый интеллект, разнообразие интересов, нравственная образованность, способность к творчеству, свободолюбие, толерантность, социальная ответственность, патриотизм, желание совершенствовать окружающую действительность и не только для себя, но и окружающих людей.

Интеллигенция, конечно, по своему составу не может быть однородной, поэтому обладает определенной степенью различия. Этот слой народа является духовно сложным и подвижным. Поэтому, принадлежащие к нему индивиды, различны. По своему характеру они могут быть реактивными или спонтанными, судя по тому, нуждаются ли они в толчке извне или нет. Они могут быть в большей или меньшей степени созидательны, смотря по тому, рассматривают ли они существующее или творят новое. Наконец, интеллигенция может быть теоретична или практична в зависимости от того, занимаются ли относящиеся к ней люди мыслительной работой или повседневной жизненной деятельностью.

Понятие «интеллигенция» не может произноситься иначе, по мнению Д. Лихачева, как с прилагательным «русская». Интеллигенция — это такая категория народа, которая облечена важнейшей миссией на русской земле. О миссии интеллигенции хорошо сказал Н.И. Лапин. «Традиционно для России интеллигенция рассматривалась как духовный наставник, народная совесть, культурное ядро общества» ^[10]. Возникает вопрос: «Что необходимо и достаточно русской интеллигенции, чтобы выполнять перечисленные выше духовные роли?». Во-первых, для этого необходимо, чтобы интеллигентные люди пользовались авторитетом у народа. В противном случае некого будет наставлять, поскольку сформируется неблагоприятное для его миссии отношение к наставнику. Во-вторых, образ интеллигента должен служить эталоном порядочности, честности и определенной успешности в жизни, неким «идеальным типом», базовой личностью. В-третьих, социальный слой интеллигенции должен сформироваться, сохраняться и приумножаться за счет тех личностей, свойства которых позволяют отнести их к интеллигенции. Это необходимые условия, а каковы будут достаточные? Сначала обеспечивается возможность реализации интеллигенцией основного принципа своего существования. «Основной принцип интеллигентности — интеллектуальная свобода, — свобода как нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и от своей мысли» ^[12]. Далее важным условием выполнения интеллигенцией своего духовного предназначения является возможность воспроизводства культурно-нравственных принципов, лежащих в основе образа жизни интеллигента. Третье условие касается бытующих систем ценностей, ориентирующих народ на достижение своих целей. Эти, казалось бы, простые условия на самом деле крайне трудно соблюсти. Причины коренятся в общих тенденциях развития современных обществ, идущих по пути модернизации и заключающихся в постоянной индивидуализации и падению духовности человечества; в проблемах последствий проводимых в России реформ, приведших к обнищанию большей части интеллигенции; к утилитаризации ценностей большей части населения страны; в разочаровании в прежних жизненных ориентирах и достижениях.

На протяжении всей истории развития человеческого общества руководители государств независимо от форм политической власти и экономических отношений уделяли пристальное внимание организации социальной стратификации. Это объясняется необходимостью выстраивания четкой системы властно-соподчиненных отношений в виде иерархической структуры, отражающей разные статусные позиции членов общества, и необходимостью распределения ресурсов (которые всегда находились и находятся в ограниченном количестве) в виде предоставляемых привилегий одним слоям населения и лишения этих привилегий других. Достаточно вспомнить в этой связи введенный Петром Первым «Табель о рангах» (1721 г.), согласно которому вводилась новая классификация служащего рода; политику молодой советской республики в 20-е и 30-е годы прошлого века и констатацию ее результатов в Конституции СССР (1936 г.). Следует подчеркнуть, что на фоне прилагаемых верховной властью усилий по формированию социальной структуры общества изменялся и качественный состав населения. Это было связано, прежде всего, с расширением возможностей доступа к образованию представителей различных слоев социума. В обществе стали появляться образованные люди разных социальных групп, проявляющие интерес к судьбам Отечества и стремящиеся внести свой вклад в изменение общества. Их идеологические ориентации и практическая деятельность не могли остаться не замеченными ни со стороны представителей власти, ни со стороны представителей научного сообщества, которое ставило перед собой задачу через определение их роли в общественной жизни и выявления специфических характеристик (черт) раскрыть содержание социального феномена — «интеллигенция». В результате был обозначен целый ряд черт: «гражданская ответственность» (озабоченность судьбами своего отечества), «социальная совесть» (стремление к социальной критике, к борьбе с тем, что мешает национальному развитию), «чувство моральной сопричастности» (способность нравственно сопереживать «униженным и оскорбленным»), «социальная активность», «способность к творческому решению проблем», «стремление к знаниям» ^[20].

Этот набор был определен группой русских философов «серебряного века» — авторов сборника «Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции». А вместе с ними была определена и социальная роль интеллигенции-борца за национальное развитие. В то же время следует подчеркнуть, что в зависимости от политических трансформаций в обществе менялось и представление об интеллигенции.

В эпоху царского самодержавия критика «отсталого правительства» ^[11] выдвигалась на первый план и борьба за его уничтожение выступала в качестве цели передовой интеллигенции. В период сталинизма роль интеллигенции в жизни советского общества была представлена в ином ракурсе — строителя социализма. Во времена оттепели, застоя, перестройки критика правительственных решений опять приобрела актуальность, и представители интеллигенции активно включились в процесс преобразования общества.

Таким образом, определенная часть представленного выше набора специфических черт интеллигенции изменялся под воздействием внешних факторов, влияющих на их проявление. Что же касается количественного состава интеллигенции, то и здесь ситуация менялась весьма своеобразным образом. В 30-е годы XX в. интеллигенция была включена в служебно-чиновный класс. И само понятие «интеллигенция» упоминалось почти исключительно как бранное. Даже представители свободных профессий через «творческие союзы» были доведены до служебного состояния. Среди подходов к трактовке понятия «интеллигенция» следует выделить: классовый, стратификационный и социально-этический.

Роль интеллигенции как носителя и транслятора высокой культуры и моральных принципов поведения необычайно высока в современной жизни. Реалии показывают повсеместное развитие разума человека. Об этом свидетельствуют новые виды техники и технологий, компьютерные и космические инновации, развитие телефонии и Интернета. Не прогрессирует только нравственность, этика, общечеловеческие ценности, справедливость и ответственность. Сохранить их может только интеллигенция, способная своим примером показать, как надо использовать эти регуляторы поведения человека. В то же время в современно России постоянно растут барьеры на пути этой миссии. Во многом это связано с тем, что интеллигенция в силу своей постоянной не успокоенности несовершенством окружающего мира становится для многих чиновников помехой, т.к. она очень беспокойна, мешает им спокойно жить в своем болоте. Кроме того, интеллигенция, как правило, не терпящая диктат над собой, исповедующая нравственную свободу мыслей, становится преградой для лиц, занимающихся теневой деятельностью; для тех, кто осуществляет махинации или просто не терпит контроля над собой. Интеллигенция — это залог сохранения демократии в социальных отношениях, это гарант соблюдения прав человека, законов вообще; это основа будущих прогрессивных социокультурных преобразований.

Появление любой социальной группы обусловлено целым комплексом обстоятельств, в число которых входят экономические, социальные, духовные, исторические и прочие особенности общественной жизни. Это, так сказать, естественные факторы. Однако существует и еще одно обстоятельство, о котором не следует забывать — интеллектуальная деятельность, классифицирующая, типизирующая и очень часто гипостазирующая собственные результаты. Так появляются онтологические объекты в виде «государства», «класса», «народа» и т. п. В их ряду оказывается и «интеллигенция». Отсюда возникает большая опасность отождествлять «идеальный тип» (М. Вебер) и эмпирическое многообразие людей, находящихся в таких же эмпирически разнообразных ситуациях. Усугубляется это еще и тем, что производят такую деятельность именно те люди, которые идентифицируют себя с выработанными ими теоретическим продуктом, каковым в данном случае является конструкт — «интеллигенция».

В западных исследованиях используется термин «интеллектуал», которым называется типизированная структура устойчивых правил чувствования, переживания, поведения, действия в различных жизненных ситуациях, или капиталов, социальных практик, техник тела. Рождение таких правил (диспозиций) происходит в эпоху Нового времени и связано с радикальным изменением места и роли научного знания в обществе, что меняет место и роль людей, это знание продуцирующих. В социальном пространстве место ученого определялось авторитетом его интеллекта, способности производить, хранить и транслировать знание с использованием специфических технологий. В свою очередь, специфика научного знания обусловливает особые интеллектуальные практики, особый склад ума ученых людей. Именно эти люди, очень различающиеся своими индивидуальными ситуациями и биографиями, выстраивают такую ценностную иерархию, где главенствующее место занимает не богатство, не благородное происхождение, не физическая сила и доблесть, а истинное знание об устройстве и функционировании мира. Такое знание дает возможность воздействовать на природу, общество и человека, изменять и управлять ими, властвуя тем самым только благодаря «интеллектуальному оружию». Таким образом, главенствующими в данном типе оказываются культурный и символический капиталы, которые обеспечивают властвующие функции в обществе и социальный статус.

По меткому выражению известного российского учёного А.В. Соколова, сегодня, в начале XXI века, интеллигенция остаётся «самым таинственным персонажем отечественной истории». Только за 90-ые годы прошлого века были защищены 134 диссертации, посвящённые проблемам интеллигенции, состоялось более 50 конференций, конгрессов, круглых столов различного уровня, вышло в свет более ста монографий и сборников статей. Тем не менее, суждения об интеллигенции в обществе остаются крайне противоречивыми: от трепетного восхищения до брезгливого омерзения. В ходу такие определения, как «постинтеллигент», «люмпен- интеллигент», и всё реже люди склонны причислять себя к этой социальной группе. Создаётся впечатление, что она остаётся загадкой и для себя самой, и для общества в целом. Причину А.В. Соколов не без основания видит в излишней мифологизации и героизации облика интеллигенции в прошлом. Попытаемся и мы внести свой вклад в её демифологизацию, тем более что само время диктует нам быть более рациональными и последовательными в суждениях. Замысел «интеллигентногонических» мифов состоит в гипертрофировании специфических особенностей русской интеллигенции, отличающих её от интеллектуальных работников других стран. К числу таких специфических особенностей обычно относят следующие:

1) антимещанские, антибуржуазные установки (в том числе презрение к корысти и стяжательству, предпочтение духовных ценностей материальным и т.д.);

2) оппозиционность, противостояние власти;

3) обострённая совестливость.

В Советское время возникает мифологема «прослойки», обслуживающей духовные запросы класса гегемона и примкнувшего к нему крестьянства. Такая формулировка существа вопроса не проясняла. Интеллигенция, исходя из подобного понимания, представляется своеобразной субкультурой, обособленной от социальной и политической жизни общества. Не приходится удивляться, что такой мифологизированный персонаж легко может оказаться в роли удобного объекта для выплеска общественных эмоций, причём как позитивных, так и негативных, и оказаться либо «совестью и честью нации» (обычно посмертно), либо, мягко выражаясь, отбросами, «образованцами» (обычно в случае крупных провалов в общественно-политической жизни).

Знание о мире в науке Нового времени есть не что иное, как упорядоченная и типизированная картина мира. Однако упорядочение, или, по словам М. Хайдеггера, «исчисление» мира не исчерпывают функций людей, которых можно представить как интеллектуалов. Необходимо еще «довести до умов» людей этот порядок, превратить его в привычный, правильный, то есть легитимировать. Для этого в обществе существуют специальные каналы, прежде всего школьное и университетское образование. Школьный учитель или университетский профессор — это люди, которые транслируют знание и контролируют «правильность» его усвоения, а также оценивают уровень и степень освоения. Другими словами, устанавливают соответствие между нормой (должным) и фактическим состоянием. То же самое осуществляет врач, литературный критик, инженер, юрист и т. д. Все эти люди, занимаясь различными видами интеллектуальной деятельности, создавая различные ее продукты, тем не менее производят одно и то же — социальные нормы, осуществляют надзор и контроль за их соблюдением. Таким образом, все сферы общественной жизни оказываются пространством деятельности интеллектуалов, всюду они, нормируя, управляют.

Исполнение функций обеспечивается не только наличием культурного капитала, но и тем, что само общество начинает признавать их социальный капитал, т. е. место в социальной иерархии. Вызвано это целым комплексом факторов, среди которых необходимо отметить распад сословной структуры и усложнение общественной жизни. Это представлено появлением новых видов экономической, политической, идеологической деятельности (наука, философия, искусство и др.), развитием средств коммуникации, урбанизацией; одновременно усложняется индивидуально-личностная жизнь — автономизация человеческого существования, выделение его приватных форм, развитие чувствительности (сентиментальности); формируются идеи о правах и достоинствах человека. Все эти новации должны быть осмыслены и выражены другими, нетрадиционными формами. Также нужны были иные способы их осуществления. Вот здесь и понадобились люди, способные создавать такие формы в виде абстрактных, неперсонифицированных норм, и способы — в виде опять-таки абстрактных неперсонифицированных технологий воспитания и образования. Возможность создания таких норм обусловлена, в первую очередь, тем, что эти люди производят особую мыслительную операцию над собственным сознанием — они устанавливают дистанцию между мышлением и его продуктом. Так рождается субъективно-объективная схема мыследеятельности и одновременно видение социального мира как системы автономных, самостоятельных индивидов и отдельно от них существующих социальных структур, которые, однако, могут контролироваться индивидами.

Интеллектуал как социально-исторический тип, или габитус — это презентант автономности и индивидуализации человеческой жизни, базирующейся на длинной социальной связи. Изменения в характере общественных отношений, появление различных посредников, промежуточных звеньев (между учеником и учителем стоит социальный институт образования, преступником и жертвой — юридическое законодательство, членами общества — бюрократический аппарат) разрывают личные, непосредственные связи.

Создаваемые носителями типических черт «интеллектуала» нормы обладают в обществе универсальностью, отсюда сами разработки порядков, или классификационных схем оказываются объектами классификации и типизации.

Позиция интеллектуалов в социальном пространстве обусловливает их самоидентификацию как доминирующих, занимающих высшее место в социальной иерархии. Как отмечал П. Бурдьё, те, кто обладает исключительным правом на правильные высказывания, кто задает нормы, иначе относятся к себе, чем к другим ^[4]. При этом следует помнить, что самооценки и формы поведения носителей габитуса «интеллектуал» ими самими воспринимаются как выражение естественной структурности общества. В определенном смысле это так и есть. Однако сама структура во многом оказывается продуктом классификации, то есть результатом усилий интеллектуалов. Здесь вновь происходит «навязывание» обществу видения интеллектуалов, но уже не мира, а самих себя и своего места в социуме. Для людей, занимающихся поисками истины, трудно не отождествить себя с ее глашатаями, хранителями и «доверенными лицами». Именно поэтому так болезненно воспринимается носителями габитуса «интеллектуал» любая попытка ограничить их нормирующие и классификационные функции.

Позитивная оценка интеллигенции в традиции европейской культуры, ее высокий социальный статус — очевидны и несомненны. Констатации особой роли интеллигенции в российской истории стали общим местом. Что, конечно, не исключает и другие мнения. В частности, трудно представить интеллигента в роли ницшевского «сверхчеловека». А ленинскую оценку интеллигенции даже неприлично воспроизвести.

Тем не менее, понятие «интеллигенция» остается довольно расплывчатым. Это затрудняет уточнение ее статуса в современном социуме, особенностей социокультурной идентификации, властных, профессиональных полномочий и т. д. Если социально-экономические причины становления интеллигенции более исследованы, то философские предпосылки не столь прозрачны. Поэтому попытаемся, прежде всего, философски осмыслить феномен «интеллигенции», на основании чего дискурс о ее имеющихся ресурсах, перспективах станет более определенным.

Слово «интеллигенция» — латинский вариант греческого «нус»: ум. У греков было двоякое понимание «ума»: ум как особое состояние, как высшая, божественная способность и ум как процесс мышления, рассуждение. «Интеллигенция» выражает, изначально, первый вариант. Тогда смысловая нагрузка понятия «интеллигенция» эксплицируется понятиями: ум, дух, мудрость, мышление.

Надо учесть еще одно обстоятельство. В мифологическую эпоху «нус» означал мировой, божественный, космический ум. У Анаксагора, впервые придавшего слову «нус» философский смысл, присутствует именно такое его понимание. Но становление интеллигенции в современном значении, как группы людей, профессионально занимающейся умственным трудом, предполагает индивидуализацию ума, усиление способности самостоятельного мышления. Это длительный и сложный процесс. Придется предельно кратко его реконструировать.

Человек мифологической эпохи не обладал индивидуальным мышлением. Он выступал ретранслятором мыслей, присутствующих в мифе. Несмотря на внешнее, физическое сходство с современным человеком, древний человек имел существенно иную конституцию. Упрощенно скажем, что он был более открыт духовному содержанию мира. Наподобие того, как человек с нормальным зрением открыт для большего количества цветов, чем дальтоник. Или человек с тонким музыкальным слухом более открыт духовному содержанию звуков музыки, а неразвитый слух воспринимает лишь какофонию звуков.

Описанная ситуация символически выражается тем, что за значимыми культурными начинаниями, знаниями, умениями всегда стоят боги, полубоги, герои, иные (нечеловеческие) существа. То есть, можно говорить о космической интеллигенции, человеческий ее вариант пока невозможен. Даже великие посвященные древности, носители глубокой мудрости: Заратустра, Моисей, Гермес, Орфей и др., не могут быть названы индивидуально мыслящими людьми. Они — проводники космической мудрости.

Со временем, в процессе индивидуализации, степень духовной открытости миру уменьшается, возрастает роль физической телесности как посредника связи с миром. С определенного момента человек вынужден учиться мыслить самостоятельно, собственными усилиями добывать необходимые знания. Этот рубеж можно связать с возникновением философии, основная ее задача: культивирование самостоятельного мышления, определяющего отныне всю культуру. Важнейшие этапы становления мышления свидетельствуются античной философией.

Мифологический мир однороден: люди, боги, живое, мертвое, всевозможные необычные существа находятся в одном пространстве. Для человека любой компонент мифа присутствует одновременно с его пониманием. В постмифологической реальности эмпирическое многообразие мира само по себе не понятно. Необходима некоторая мыслительная новация, позволяющая достигать понятности иным способом.

Милетцы (Фалес, Анаксимандр, Анаксимен) создали формулу мышления. Мыслить — значит раздвоить мир, посмотреть на вещь через призму умозрительной стихии (рациональной структуры вещи). Тогда мир можно мыслить законосообразно. Арифметические закономерности порождаются числом, геометрические — фигурой, химические — молекулой, генетические — геном и т. д. Любая наука есть специфическое преломление формулы милетцев.

Мышление — не природное свойство, его нельзя удерживать постоянно — констатирует Гераклит. Мышление подобно вспышкам огня: то оно есть, то его нет. Поскольку сил на совершение мыслительных актов мы не имеем (ибо это не природные силы), мыслить можно в особом состоянии Логоса. Логос — мыслепорождающее напряжение, форма мысли, мысль мысли. Человек мыслит лишь тогда, когда через него говорит сам мир. Во всех остальных случаях: болтовня, глупость, многообразие пустых мнений.

Мышление предполагает извлечение смысла. Смысл извлекаем лишь из того, что имеет конечную форму, целиком охватывается мыслью. Согласно Пифагору, мыслить можно только предельное, беспредельное немыслимо. Предел он также называет числом. Не вдаваясь в детали, отметим, что здесь фигурирует качественное (а не количественное) понимание числа. Любое число — единица, целостность, индивидуальное существо. Последующее число богаче внутренне расчленено, чем предыдущее, обладает иной фигурой (духовным телом). Так понимаемые числа соответствуют различным компонентам мира, которые можно мыслить, мысля числа. Главное же: мыслимо только предельное.

Мысли мы выражаем словами, но не всякое вербальное образование тождественно мышлению. Элеаты (Парменид, Зенон) утверждают, что суждение является мыслью лишь тогда, когда в нем присутствует бытие. Бытие — подлинная сущность, смысл, тайна предмета, о котором мыслим. Мыслить можно только бытие и бытием. В частности, созерцая желудь, можно уверенно описать, во что он превратится через двадцать лет, помещенный сегодня в почву, при благоприятных условиях. Потому что мы владеем «бытием» дуба, благодаря чему можем мыслить его частные существования. Созерцая же незнакомое семя, не владея его «бытием», осмыслить и описать его состояния не можем.

Мыслящее существо зависит от своего «устройства», настроения, состояния болезни или здоровья и т. д. В пределе имеем: двадцать существ осмысливают одну и ту же реальность, но дают двадцать версий ее понимания. Как способ преодоления подобных ситуаций Демокрит вводит понятия «атомов» и «пустоты». Кислое, горькое, теплое, приятное и т. п. — это лишь видимость. На самом деле есть только атомы и пустота. Атом — минимально мыслимое, соответствующее вещи, создающее и сохраняющее ее качество. Вещь можно воспринимать, а носителя ее качества можно только мыслить. Мысля атом, я мыслю вещь в ее действительности, а не то, что привносится моим настроением, представлениями, привычками… Пока мысленный акт не выполнен — пустота.

Последующая античная философия внесла существенные дополнения, уточняющие процесс мышления, но здесь достаточно ограничиться сказанным. Ибо индивидуальное мышление выработано, исследовано, описано. Продемонстрирована его редкость, сложность, необычность, на грани невозможности. Поэтому становление современного мышления занимает длительный исторический интервал.

Суть средневековой философии — выработка внутреннего критерия истинности мышления. Сначала мышление им не обладает, нуждается в Боге как внешнем критерии. Лишь отыскав Бога внутри себя, «доказав Его существование», создав Бога как максимально мыслимое, мышление овладевает имманентным критерием истинности. К новому времени мышление ощущает автономность, «божественность», способность всю реальность перестраивать «по своему образу и подобию». Это значит: сформировалось развитое, индивидуальное, ответственное мышление. На историческую арену выходит интеллигенция (в современном понимании). Разумеется, наряду с философскими, сложились и социально-экономические предпосылки, которые (как было сказано), здесь не обсуждаются, предполагаются известными.

Европейская интеллигенция формировалась естественно, эволюционно, в историческом интервале между античностью и новым временем. Постепенно создавались соответствующие культурные предпосылки, развитая социальная структура, система прав и обязанностей человека, менталитет. Все более значимые социокультурные функции стали выполнять адвокаты, преподаватели, учителя, врачи, инженеры. То есть, люди умственного, в идеале — творческого труда. Этим и определяется «скромное обаяние» западной интеллигенции.

Российская интеллигенция формировалась иначе. Российская интеллигенция — детище Петра I. Царь осуществил реформы, к которым страна еще не была готова. То, что Европа проходила за сотни лет, Петр попытался вместить в десятки лет, даже годы. Упомянутых традиций, структур, менталитета в России не было. Поэтому, возникновение людей умственного труда в «киселеобразной» социальной структуре неизбежно приводило к тому, что интеллигент брал на себя функции, не свойственные европейской интеллигенции. Кроме профессиональных обязанностей, российский интеллигент вынужден нести бремя нравственного образца, «эксперта» эстетического вкуса, даже, отчасти, хранителя душ человеческих, священника. Поэтому и мировоззренческие позиции интеллигенции неопределенны: от западничества до славянофильства.

Российская интеллигенция, действительно, отличается от европейской. В Европе это профессия, в России — судьба. Парадоксально, но социально-экономическая неразвитость России придала более притягательный образ ее интеллигенции.

Советский период для интеллигенции трагичен (по меньшей мере, драматичен). Особенно годы сталинского правления. Потому что атрибутивное свойство интеллигенции — способность личностного, свободного, ответственного мышления — было отторгнуто. Чего стоит только именование писателей «инженерами человеческих душ». Не говоря уже о других трагических событиях. Интеллигентами условно именовались люди, занятые нефизическим трудом, независимо от качества этого труда. Тем большего уважения заслуживают личности, сумевшие в тоталитарных условиях сохранить подлинные черты российского интеллигента.

В советский период свободомыслие как исключительная духовная практика носителя габитуса «интеллектуал» произвела марксистско-ленинскую идеологию, которая стала единственно возможной легальной сферой творчества социальных норм. Осмысление роли трудящихся в развитии общества обернулось догматизацией исторической функции пролетариата как авангарда социального прогресса и привело к переоценке места интеллигенции в социальной структуре. Поскольку физический труд оказался важнейшей социальной деятельностью, постольку интеллигенция в целях самосохранения изобретает для себя особый маркер — она становится «пролетариатом умственного труда». По сути, это означало отказ от главного — самостоятельности и индивидуальности. Пролетарий, даже занимающийся умственным трудом, — это всегда наемный работник. Советский интеллигент нанят государством и служит государству. По сути, это уже совсем другой тип, в котором от прежнего остается только название. То же самое можно сказать и о так называемых интеллигентах в России XXI века. Амбивалентность еще более усиливается: критичность к политике государства в сфере науки и образования, т. е. там, где в первую очередь укоренены носители типа «интеллигенция», и устрашающий конформизм и пассивность как массовый способ приспособления к наличным социально-историческим условиям и как социальная технология взаимодействия с политической властью. Одновременно происходит деформация культурного капитала, что выражается в переструктурировании ценностной иерархии: переставая осуществлять свою функцию духовного лидерства, «интеллигенты» как бы возвращаются к исходному типу, вновь становятся носителями габитуса «интеллектуал» в его западном выражении. Однако при этом не приобретается чувство собственного достоинства, чувство свободы. Они не могут образовываться в условиях тотальной бюрократической регламентации, подчинения познавательной, образовательной, эстетической и др. сфер социальной жизни экономическим показателям успешности, эффективности, полезности и т. д., когда не созданы условия для выполнения таких требований.

В постсоветский период для поиска интеллигента надо отправляться в путь с фонарем Диогена. Это характерно как для Европы, так и для России. Ибо разрушается основное условие бытия интеллигента: возможность индивидуального свободного мышления. Внешне ситуация вполне благоприятная, никакого грубого диктата, запретов. Здесь и кроется опасность. Формы деятельности интеллигенции, казалось бы, сохраняются, но адекватное их заполнение невозможно. Засилье корпоративных интересов можно выразить измененной поговоркой: «Платон мне друг, но корпорация (фирма, компания, …) дороже». Политическая ангажированность, оплата «нужных» результатов исследования стали повседневностью. Активное использование компьютерных технологий позволяет разрабатывать различного рода проекты на основе типичных структур, шаблонов, реально не понимая сути собственных действий. Специально надо исследовать, что сегодня можно называть умственным трудом. Принципиальные различия умственного и физического труда, столетиями бывшие, практически, очевидными, размыты. Даже деятельность преподавателя вуза скована сомнительными ГОСТами, требованиями, отчетами. Выражение «представитель свободной профессии» становится ностальгическим воспоминанием.

Беспристрастный анализ вынуждает признать интеллигенцию «уходящей натурой». Интеллигент исчезает, что, возможно, следовало бы выразить и терминологически. Кто займет «вакантное» место и займет ли вообще — отдельный вопрос. Но особенности бытия интеллигента сегодня таковы, что это уже не интеллигент, а «интеллигентуал».

ХХ век характеризовался резким обострением конкуренции социально-политических сообществ. В динамике этих процессов конкуренции можно было выжить за счет поиска национально-самобытных вариантов модернизации. Динамика этих процессов нашла свое отражение в концепции мегамодернизации Парсонса. Сущность этого процесса заключается в отношениях, которые разворачиваются между так называемыми идеальными типами (традиционным, индустриальным и постиндустриальным) общественной самоорганизации ^[19]. Под модернизацией принято понимать процесс создания среды обитания человека, соответствующей мировым стандартам, что обеспечивает целостность, стабильность и развитие общества. Те субъекты самоорганизации, которые находятся на стадии традиционного или индустриального развития, как правило, пытаются проводить политику модернизации на основе внедрения достижений научно-технической революции и копирования технологий социальных отношений постиндустриальных обществ.

Копирование технологий социальных отношений развитых стран выявило противоречие между сторонниками радикальных реформ — западниками и теми, кто отстаивал необходимость сохранения национальной и историко-политической специфики русского общества — славянофилами. В конце ХХ в. к власти в России пришли сторонники модернизации на основе «слепого копирования» технологий социальных отношений, которые формировались столетиями в развитых странах Западной Европы. Ошибка инициаторов реформ по западному типу заключалась в использовании методов и способов авторитаризма и административного принуждения в целях удовлетворения своих частных интересов. Игнорирование объективных потребностей развития общества, как единой системы, в сферах образования, науки, здравоохранения привело к зарождению конфликта частных интересов в рамках общества, живущего в период ускоренной модернизации. Культ частного интереса при игнорировании интересов общества в целом и реализации принципов социальной справедливости ведет к формированию нового типа самосознания «человека экономического». Этот тип, обладая высоким уровнем образования и квалификации, являясь интеллектуалом, ориентирован, прежде всего, на повышение личного уровня и качества жизни посредством своей самореализации в качестве менеджера.

Теоретической основой такого понимания интеллигентности стала методология неклассической рациональности. Неклассическая физика поля нашла свое отражение не только в биологии, но и в психологии личности. Ф. Ницше, З. Фрейд, К.Г. Юнг показали конфликт инстинктивной природы человека и культурных норм общества. Э. Фромм и другие представители Франкфуртской школы исследуя взаимодействие этих факторов, пришли к выводу, что они являются основой формирования структур национального характера. Его сущность проявляется в менталитете — исторически сформировавшихся социально-психологических моделей взаимодействия субъектов этноса, обеспечивающих его выживание и развитие в конкретных естественно-географических и социально-экономических условиях жизнедеятельности. Очевидно, неклассические трактовки понимания природы интеллигенции в условиях радикальной модернизации по рыночному типу становятся основой бессознательного эмоционально-чувственного протеста, апеллирующего к национальным традициям. В контексте методологии неклассической рациональности интеллигент — это субъект, действия которого направлены на сохранение духовных, эмоционально-чувственных ценностей, основанных на национальных традициях. Критика рациональности становится идеологией возврата к традиционным ценностям, в том числе, к ужесточению государственного контроля за социально-экономическими и духовно-нравственными процессами жизни социума.

В ходе адаптации к новым условиям жизни высокопрофессиональные группы должны научиться эффективно использовать социально-экономические ресурсы и социокультурный капитал. Одной из таких групп является интеллигенция; ее статус и предназначение в меняющемся российском обществе до сих пор окончательно не определены.

Интеллигенция как социальное явление является наднациональным институтом. Наличие возможности у интеллигенции редуцировать имеющийся интеллектуальный ресурс в инновационный, придает ей роль воспроизводящей функции общества. Мы можем предположить классовый характер наличия интеллигенции, исходя из ее возможности, сохранять и передавать культурные ценности, возможности воздействовать через языковый дискурс на общественное сознание. Без действий социально-обоснованного окружения объективность существования интеллигенции являлась бы эфемерным образованием.

В европейских странах интеллигенция формировалась «над классами», была «парящей стратой»; главная задача ее, по определению К. Маннгейма, заключалась в том, «чтобы создавать для данного общества интерпретацию мира» ^[14]. Принадлежность к «профессии», как называли на Западе особо ответственные виды интеллектуального труда (врач, преподаватель, юрист), означала высокий материальный статус и престиж. В России преобладали другие источники рекрутирования интеллигенции: она формировалась из «разночинцев», находящихся между полюсными социальными классами — низкими стратами (неимущими, но имеющими отношение к экономическому производству) и высшими слоями собственников. Срединное положение предопределило особые функции и качества российской интеллигенции.

Тоталитарное государство поглощало общество, превращая его в административное или этатистское ^[5]. Все социальные группы в нем, в том числе интеллигенция, носили служилый характер. Ослабление государства привело к возникновению в России зачатков гражданского общества, а вместе с ним гражданской интеллигенции. В 1934 г. газета «Правда» писала ^[21], что процесс превращения старой (гражданской) интеллигенции в СССР в новую (служилую) уже почти завершен. Сегодня началось движение общества в противоположную сторону.

Деление интеллигенции на служилую и гражданскую представляет определенную трудность. Если подходить формально, то к служилой интеллигенции можно отнести всех, кто работает на государственных предприятиях, в учреждениях и органах государственной и муниципальной власти. К гражданской интеллигенции будут относиться те, кто работает на частных предприятиях, в неправительственных организациях или не работает нигде. Это формальное положение людей значительно влияет на их сознание и поведение. От служилого человека требуют определенной лояльности государству, как корпорации чиновников. Для этих людей обычно свойственно этатисткое мировоззрение, недоверие или даже пренебрежение к гражданскому обществу. Они получают деньги из бюджета и им выгодно, чтобы налоги на членов гражданского общества (за счет которых этот бюджет формируется) не уменьшались, а увеличивались. На государственных предприятиях обычно меньше требовательности к персоналу, чем на частных. Поэтому во всем мире работники государственных предприятий возражают против их приватизации. В свое время Ж.-Ж Руссо отказался от королевской пенсии, чтобы не попасть под «иго», которое она на него налагала ^[22].

В западной социологии более распространен термин «интеллектуалы», обозначающий профессиональные группы, связанные с наемным интеллектуальным трудом; синонимом этого термина в социологической литературе является понятие «белые воротнички». По мнению российских социологов, русская интеллигенция отличается от интеллектуалов своим не только статусным положением, но и духовно-социальным предназначением. Н. А. Бердяев считал, что русская интеллигенция больше принадлежит культуре, чем цивилизации. «Культура аристократична по своей сути, ее влияние распространяется сверху вниз. Цивилизация демократична и буржуазна, она распространяется в обратном направлении — снизу вверх» ^[2]. Культура всегда индивидуальна, неповторима, она устремлена в вечность; цивилизация — плод борьбы человека с природой, живет настоящим и новыми технологиями укрощения природы. Перенос внимания общества на экономическое развитие влечет угасание культуры и ослабление духовных источников.

Использование выведенных Н. А. Бердяевым различий между культурой и цивилизацией позволяет определить социальное назначение интеллигенции: сохранение уникальной этно-национальной культуры. Социальные функции интеллектуалов и современной технической интеллигенции состоят в развитии экономических технологий — основы цивилизации. Западные интеллектуалы никогда не принадлежали к «бессеребренникам»; большая часть из них представляла высокооплачиваемые группы социально-профессиональной структуры общества. Российская интеллигенция, напротив, никогда не была укоренена в экономическом базисе, длительное время она функционировала, как маргинальный слой. О лучших представителях гуманитарной интеллигенции Д. С. Лихачев писал: «Интеллигентность в России — это, прежде всего, независимость мысли при европейском образовании», «интеллигентом можно считать интеллектуально честных людей», «интеллигенты — это люди, исполненные духа терпимости к чужим ценностям… агрессивен только полуинтеллигент, теряющий себя в шаманизме «массовой культуры» ^[13].

Философы справедливо отмечают, что культура России до XVIII в. была бессмысленной и бессловесной; она имела богатые изобразительные традиции, но не имела традиций познания и мышления. Поэтому, начиная с XVIII в., когда в Россию проникло научное знание, образованные люди — предшественники интеллигенции — были ориентированы на Запад и практически оторваны от русских традиций. Русские мыслители и историки многократно отмечали нежелательные последствия приобщения России того времени к европейской культуре. Во-первых, просвещение было внедрено только в немногочисленный слой высшего дворянства и отстранил от новых знаний большинство населения, что спровоцировало раскол между высшим и низшим слоями общества. Во-вторых, европейское просвещение пришло в Россию вместе с европейскими бытом и нравами, из-за чего образованные люди практически утратили свои национальные корни. По словам В.О. Ключевского, «Люди образованные из народа обыкновенно сохраняют его дурные свойства и перестают понимать хорошее» ^[9]. Это стало причиной многолетнего взаимного непонимания и отчуждения образованных людей и народа. «Нигде, кажется, не было такой пропасти между верхним и нижним слоем, как в петровской, императорской России» — писал Н.А. Бердяев ^[1]. Разделяя в целом эту точку зрения, русские мыслители XX в. считают, что не все было так просто. Так, Федотов полагает, что надежды на то, что Россия могла усвоить от Европы данные технического прогресса и сохранить при этом свой менталитет, несбыточны. Научные открытия и технические изобретения, по его словам, — результат определенного мышления, одно невозможно усвоить без другого. Поэтому ориентация образованных людей на Запад и их отказ от русских корней были неизбежны.

Еще один фактор формирования и существования русской интеллигенции — отстраненность большинства ее представителей от реальной общественно-политической деятельности. По словам Федотова, только в XVIII в. власть и образованные люди делали общее дело. Самодержавие, отсутствие парламентских традиций и общественной трибуны не давали образованным и деятельным людям возможности реализовать свой потенциал. Кроме того, власть опасалась и преследовала мыслящих людей (достаточно вспомнить репрессии по отношению к Новикову и Радищеву, диагноз, поставленный Чаадаеву, гражданскую казнь Чернышевского и т.д.). Поэтому радикализм русской интеллигенции был, по мнению Н.А. Бердяева, формой защиты от преследований власти. Также это привело к тому, что единственным способом заставить власть прислушаться к голосу интеллигенции и народа стал террор.

Таким образом, интеллигенция в России не находила понимания ни с властью, ни с народом. По словам Федотова, «она целый век шла с царем против народа, прежде чем пойти против царя и народа (1825–1881) и, наконец, с народом против царя (1905–1917)» ^[23].

В исследованиях В. А. Мансурова предлагается несколько иной подход к выделению групп внутри интеллигенции. Он выделяет специалистов массовых профессий (врачей, учителей, юристов); специалистов, обеспечивающих потребности самой интеллигенции (историки, философы, социологи, литературоведы, художники); наконец, к особой группе интеллигенции ученый относит интеллектуальную элиту, генерирующую идеи. Ценным методологическим положением в работах В. А. Мансурова является вывод о том, что, несмотря на «структурную слоистость» интеллигенции, ее объединяют общие «родовые» признаки: идейно-этическая неоднородность, связанная с разным материальным и социальным положением; высокий уровень идеологизированности сознания; индивидуализм, который связан с характером «созревания» — индивидуальным и творческим; обостренная любовь к свободе и независимости; общие социальные функции воспроизводства и поддержания человеческого капитала ^[15].

Использующийся в современной социологии ресурсный подход в приложении к социальной адаптации интеллигенции позволяет выделить «активы», которые влияют на адаптационный процесс. В качестве ресурсов социальной адаптации интеллигенции в профессиональной сфере выступают следующие нормативно-регулятивные и личностные свойства: образование, характер деятельности, мотивационно-волевые качества, творческий потенциал, включенность в социальную сеть и профессиональные объединения. Распоряжение этими ресурсами с определенными приоритетами предполагает разные стратегии поведения.

В настоящее время в структуре бедных слоев населения выделяют новых бедных. Новые бедные по своему образованию и квалификации, демографическому положению и социальному статусу никогда раньше не относились к бедным слоям. Основная часть новых бедных состоит из бюджетников, занятых в государственном секторе. Врачи, учителя, военные, соцработники, инженеры, ученые в настоящее время относятся к новым бедным. Эти слои населения имеют жилье, работу, они в состоянии купить еду и одежду, но у которых не хватает денег на товары длительного пользования. Падение вниз в прошлом благополучных слоев связано с низкой заработной платой на государственных предприятиях, безработицей и частичной занятостью. К традиционным бедным относят тех, кого и в советском обществе считали бедными, а к новым бедным тех, кого ранее относили к средним слоям населения.

Базой новых бедных является интеллектуальный капитал, основой которого выступает высшее и среднее специальное образование. Хорошее образование в современном обществе помогает людям занять высокие позиции в обществе и получать высокие доходы. В настоящее время образование оплачивается не слишком высоко, т.к. большая часть образованного населения в России заняты в госсекторе. Однако у новых бедных имеется интеллектуальный капитал, который дает возможность для вертикальной мобильности при благоприятной ситуации в обществе. Характерной чертой новых бедных является то, что они стремятся дать своим детям высшее образование, передают традиции и ценности российской интеллигенции.

Новые бедные в современном обществе сталкиваются со следующими жизненными трудностями. Материально-бытовые трудности, проявляются в недостатке средств к существованию. Низкое материальное положение связано с задержкой и снижением уровня заработной платы. Одни не могут поддерживать привычный для них образ жизни, а другие испытывают недостаток денег на покупку еды, одежды, лекарства. Трудности, связанные с утратой чувства безопасности и стабильности в жизни. Задержки заработной платы приводят к тому, что бедные слои не могут планировать покупки, отдых, учебу и в целом свою жизнь. Наиболее значимыми для новых бедных являются трудности в профессиональной самореализацией. В прошлом престижные и ценные профессии для современного общества не приносят прежнего удовлетворения трудом.

Следует отметить, что новые бедные воспринимают современную ситуацию как набор проблем, жизненных трудностей, препятствующих реализации основных потребностей. Для преодоления материальных трудностей в современном обществе необходимо отметить следующие виды стратегий:

1. Депрофессионализация, отказ от квалифицированного труда в пользу неквалифицированного. Массовый отказ от квалифицированного труда может решить проблемы отдельных семей в краткосрочной перспективе, но для общества в целом в долгосрочной перспективе он опасен, так как может привести к тому, что экономика страны станет неконкурентоспособной.

2. Переход к натуральному хозяйству. Для увеличения дохода многие представители интеллигенции работают в садах и огородах, выращивают продукты, а потом реализуют товар. Но при этом они считают себя бедными, так как это тяжелейший труд.

3. Поиск дополнительного заработка. Очень часто встречаются люди, работающие на двух, а иногда даже на трех работах, лишающие себя отпуска и возможности поддержать здоровье ^[18].

Работающие женщины со средним уровнем образования как правило не предпринимают никаких усилий и не планируют менять работу для улучшения своего материального положения.

Лица, находящиеся в сложной ситуации используют все возможные стратегии для решения материальных трудностей. Они чаще всего прибегают к подработкам, ищут новую работу, занимаются подсобным хозяйством.

Пожилые в качестве основной стратегии решения материальных трудностей выбирают самообеспечение продуктами питания, полностью ориентированы на подсобное хозяйство.

Молодые, работающие с высшим образованием нацелены на дополнительную работу и приработки, готовы искать новую работу, т.е. рассчитывают только на собственные усилия.

Необходимо отметить, что стратегии по улучшению материального положения новых бедных направлены на увеличение степени самостоятельности, на осуществление активных действий, стимулирующих индивида на самостоятельное решение проблемы.

В современном обществе важное значение приобрели направления, сконцентрированные на повышение адаптивности новых бедных, их устойчивости в транзитивном российском обществе.

Во-первых, это социальная адаптация, ориентированная на выбор новых стратегий экономического поведения новых бедных и ответственность за свое самообеспечение. Задачей данного направления является смотивировать бедных на преодоление пассивного ожидания со стороны государства и способствовать активизации собственных ресурсов для преодоления материальных трудностей.

Вторым направлением повышения адаптивности новых бедных является социальное посредничество. Оно заключается в разрешении трудовых конфликтов. Для рассмотрения коллективного трудового спора по соглашению сторон приглашается посредник, который компетентен по проблемам спора и пользуется доверием со стороны работников и работодателя. Посредником по разрешению спора может стать социальный работник.

Третье направление заключается в профконсультировании. Новые бедные испытывают трудности профессиональной самореализации. Решая проблему, им приходится менять место работы или приобретать новую, перспективную. В этом случае им необходима помощь профконсультанта ^[6].

В настоящее время наиболее простым решением проблемы «новой бедности» является переход на менее квалифицированную, но высокооплачиваемую работу в частном секторе. Значительную роль играют культурные ресурсы в построении адаптационных стратегий новых бедных. Они увеличивают профессиональные шансы, облегчают детям доступ к высшему образованию и определяют социальное положение в обществе, не позволяя новым бедным опуститься до маргиналов.

Наиболее укорененные, адаптированные в профессиональной сфере группы гуманитарной интеллигенции — руководители, ведущие специалисты; лица старшего возраста (от 50 лет), жители поселков городского типа. Материальное положение своей семьи за последние пять лет две трети представителей различных сегментов интеллигенции оценили характеристикой «не изменилось — ниже среднего»; только десятая часть зафиксировала улучшение, а каждый пятый указал на ухудшение уровня жизни своей семьи. Чаще других трудности в социально-экономической адаптации испытывают следующие представители интеллектуального труда: рядовые служащие, работники культуры, СМИ, библиотечного дела; жители малых городов.

Отвечая за духовное воспроизводство человеческого потенциала на качественно ином уровне, отбор и трансляцию эффективных образцов культуры и поведенческих практик, интеллектуальные специалисты сами далеко не всегда включены в освоение новых стратегий поведения и качества жизни. Проведенный нами анализ подтвердил гипотезу о постепенном включении в процесс адаптации разных сегментов интеллигенции, что объясняет факт существования среди интеллигенции профессиональных групп, занимающих позиции «лидеров» и «аутсайдеров» (особенно среди гуманитарной интеллигенции). Однако процесс поиска социального предназначения и условий достойной жизни для значительной части профессиональных отрядов российской интеллигенции слишком затянулся. В условиях перехода России к постиндустриальным технологиям неопределенный статус специалистов гуманитарной сферы угрожает еще большей «потерей культурных скреп» между поколениями и социально-экономическими стратами населения.

Один из создателей квантовой механики немецкий физик В. Гейзенберг (1901–1976) писал: «Образование — это то, что остается, когда забыли все, чему учились».

Преобразования, которые последнее десятилетие переживает наша система высшего образования проходят под лозунгом модернизации и приобщения к европейским стандартам, в частности — включению в Болонский процесс. Необходимостью модернизации ВУЗов была вызвана и смена их статусов, когда многие институты, и в первую очередь технические, в 90-е годы преобразовались в университеты. Следствием чего, как и требует заявленное универсальное образование, стало увеличение часов гуманитарных дисциплин. О том, что это увеличение зачастую шло за счет специальных дисциплин и нарушало отработанную систему подготовки специалистов, предпочитали широко не говорить. Тем более, что задача ставилась благородная — гуманизация образования, всестороннее развитие, умение системно мыслить и перестраиваться в соответствии с быстро меняющимися условиями.

Необходимость пересмотра структуры высшего технического образования безусловна и очевидна. Привлекательное когда-то получение статуса Университета и расширение числа факультетов обернулось для технических вузов серьезными просчетами в подготовке специалистов. Именно этим объясняется проводимое сейчас радикальное сокращение гуманитарной составляющей технического образования, где обязательными остались только история и философия, а также иностранный язык и физическое воспитание, которые к гуманитарным относятся весьма условно.

Сегодня интеллигенция не удовлетворена характером проводимых в стране реформ, низким имиджем в общественном сознании. Надежду на изменения существующей ситуации интеллигенция связывает с государственной политикой, направленной на поднятие престижа гуманитарной сферы в целом. Возможные трансформации означают перемены в социокультурной самоидентификации гуманитарной интеллигенции. Ведь активное освоение стратегий социальной адаптации к новым жизненным условиям все чаще уводит представителей гуманитарной интеллигенции в бизнес и политику.

Копирование технологий социальных отношений развитых стран выявило противоречие между сторонниками радикальных реформ — западниками и теми, кто отстаивал необходимость сохранения национальной и историко-политической специфики русского общества — славянофилами. В конце ХХ в. к власти в России пришли сторонники модернизации на основе «слепого копирования» технологий социальных отношений, которые формировались столетиями в развитых странах Западной Европы. Ошибка инициаторов реформ по западному типу заключалась в использовании методов и способов авторитаризма и административного принуждения в целях удовлетворения своих частных интересов. Игнорирование объективных потребностей развития общества, как единой системы, в сферах образования, науки, здравоохранения привело к зарождению конфликта частных интересов в рамках общества, живущего в период ускоренной модернизации. Культ частного интереса при игнорировании интересов общества в целом и реализации принципов социальной справедливости ведет к формированию нового типа самосознания «человека экономического». Этот тип, обладая высоким уровнем образования и квалификации, являясь интеллектуалом, ориентирован, прежде всего, на повышение личного уровня и качества жизни посредством своей самореализации в качестве менеджера.

Интеллектуальной и мировоззренческой основой деятельности сторонников ускоренной модернизации является методология классической рациональности. Это традиционный способ мышления, при котором внимание субъекта направлено на изучение целей и выбор методов, способов и форм их реализации независимо от интересов и потребностей объекта управления. Эти цели должны отражать объективно-истинное знание с позиций их рациональности. Классические концепции модернизации доминировали в России в силу того, что техногенная цивилизация создавала иллюзию возможности ускоренного прогрессивного развития. Реализацию методологии классической рациональности мы видим в попытках реформирования России во времена царизма, построения социализма, как рационально организованного общества, в деятельности радикальных либералов реформаторов. Исторический опыт модернизации показал, что авторитарная модель управления не способна к рационализации жизни общества, если субъект власти игнорирует потребности масс в реализации исторически конкретного уровня естественных и гражданских прав человека. Модернизация России — страны, расположенной в зоне рискованного земледелия, резко континентального климата, объективно требует наличия субъектов управления — интеллектуалов — лиц способных к аналитическому мышлению, выдвижению рационально обусловленных целей, планирования ресурсов, выбору оптимальной стратегии и тактики их достижения. В русской классической литературе образ такого интеллектуала получил определение — «западник».

Современная российская интеллигенция поставлена не в самое лучшее положение. Видя это, новые поколения интеллигентов, руководствуясь иными соображениями, становятся интеллектуалами, нежели интеллигентами. Индикатором отношения к профессиональной среде выступают ценность профессии и ценности внутри профессиональной деятельности. Эффективная реализация своей функции при переходе к обществу знаний требует, чтобы гуманитарная интеллигенция демонстрировала отношение к работе как к интересному занятию. Считают, что «работа интересна сама по себе» более трети гуманитариев (36%) и пятая часть представителей технической интеллигенции (19%) ^[25].

Трансформация российского общества привела к изменению социально-экономических, политических и социокультурных условий жизни, а также состава социальных групп и их статуса в социальной структуре. Интеллигенция, активно включившись в середине 80-х гг. ХХ века в процесс перестройки общества, сейчас переживает состояние социальной растерянности и неопределенности перед новой волной социальных преобразований — модернизацией. Отвечая за духовное воспроизводство человеческого потенциала на качественно ином уровне, отбор и трансляцию эффективных образцов культуры и поведенческих практик, квалифицированные специалисты сами далеко не всегда включены в освоение новых технологий.

На смену «интеллигенту» пришёл «интеллектуал», свободный от мук совести и духовности. Адаптация новой интеллигенции к современным условиям затруднена, поэтому требует внимания и дальнейшего анализа. Однако замена слова «интеллигент» словом «интеллектуал» ещё не свидетельствует об отмирании интеллигенции. Пока в России не сформируется гражданское общество, потребность в интеллигенции — совести нации — будет существовать.

Интеллигенция современной России обладает довольно слабой способностью к самоорганизации, она фактически не способна отстаивать собственные интересы, не говоря уже о лоббировании интересов общественных групп. Все чаще представители интеллектуальной элиты изъявляют желание участвовать в многочисленных акциях, направленных на решение социально значимых проблем, но при этом прочной уверенности в эффективности таких действий у них нет.

Такой низкий уровень политической рефлексии наиболее интеллектуально развитой части общества оставляет открытым вопрос о становлении гражданского общества, способного обеспечить необходимый контроль за реализацией политических решений.

При существенной роли политики в общественной жизни недостаточное внимание к этой проблеме со стороны представителей гуманитарной интеллигенции способно привести к утрате в сознании граждан демократических ценностей, к еще большему отчуждению власти и народа, а значит, России необходима серьезная концептуализация представлений о социально-гуманитарной интеллигенции как о ведущей социальной группе, осуществляющей функцию артикуляции и агрегирования общественных интересов.

Проблема активизации диалога интеллигенции с властью на практике состоит в том, что поколение интеллигенции, на протяжении долгих лет выполняющее роль оппозиции, сегодня должно выступать как образец гражданственности, культуры и нравственности, независимое объединение, способное в силу своего особого авторитета усиливать деятельность социальных институтов.

В настоящее время для российских городов, где традиции и институты местного самоуправления прививаются с большим трудом, поддержка интеллигенции, выполняющей роль общественной оппозиции, является жизненно необходимой. Современная интеллигенция играет важную роль в процессе коммуникационного обеспечения бренда, и региональные органы власти должны понимать, что интеллектуальное сообщество может стать прекрасным транслятором региональных идей и муниципальных настроений в сознание горожан. Интеллигенция, обладая весомым интеллектуальным капиталом, понимает необходимость «культурного развития», и одной из первых должна принять участие в культурном совершенствовании своего региона.

В настоящее время в России, где еще недостаточно развиты горизонтальные связи, роль государства в формировании гражданского общества усиливается, что соотносится с историческими традициями и менталитетом россиян. Развитие институтов гражданского общества нуждается в сильной политической и государственной власти, которая обеспечивает их эффективное функционирование с помощью создания экономической и психологической базы.

Россиянам, а особенно представителям интеллектуальной элиты, необходимо осознать, что от их индивидуальной гражданской активности, проявления собственных инициатив посредством участия в некоммерческих организациях, гражданских союзах, различных бизнес-структурах и других институтах гражданского общества, в значительной степени зависит, в какой мере власть будет готова прислушиваться к общественному мнению и реагировать на него, внося корректировку в свои действия.

В начале 90-х гг. социальный климат в нашей стране существенно изменился в связи с изменением самого характера государства. Кардинально стала меняться ситуация с господдержкой науки, которая стала зависеть не только от «правительственной кассы», но и от товарно-денежной среды. Становление России на путь капитализации привело к тому, что государство практически отказалось от наших, исторически сложившихся культурных традиций, от общепринятого в цивилизованном мире участия государства в развитии науки.

Реформы новой, постсоветской России позволили интеллигенции освободиться от опеки советской идеологии и от влияния власти на научное творчество. Появилась возможность сотрудничества с мировым научным сообществом. Но, наряду с положительными характеристиками современной России, существуют и отрицательные. Очевидно, что сегодня интеллигенция в нашей стране утратила престижный статус.

Прежде всего, сократились вложения в науку. Если в советское время государство затрачивало на ученого в 18 раз меньше средств, чем, к примеру, Соединенные Штаты, то сейчас российское государство, которому досталось в наследство около 70% научного потенциала бывшего Советского Союза, расходует на ученого почти в 100 раз меньше, чем в США. В результате неолиберальных реформ вложения нашего государства в науку снизились с 7% в начале 70-х гг. до чуть более 1% национального дохода сегодня. Между тем для нормального развития науки необходимо, чтобы расходы на нее в ВВП России были увеличены до 2,5–4%, как это имеет место ныне во всех современных развитых странах. К примеру, в Японии они составляют около 3,4%, в Южной Корее –– 3,0%, в США –– 2,6%. По показателю общего объема государственных инвестиций в научные исследования нас опережают такие небольшие государства, как Финляндия, Швейцария, Израиль. По сравнению с более крупными государствами вложения российского государства в науку равняются годовому бюджету среднего университета в США ^[17].

Разочарование, которое присутствует и в массовом сознании и среди исследователей относительно российских политических партий и их деятельности, является симптомом не столько «недоразвитости» партийного строительства в России, сколько вполне определенной и устойчивой тенденции переосмысления связи политических партий и гражданского общества. Общественность начинает понимать свою обособленность от политических партий. Сведение политики только к выборам и ко всему, что с ними связано, является пережитком ориентации на демократию, в основе которой лежит не гражданское общество, а общество партийно-государственное. Партийно-государственное понимание политики начинает конкурировать с пониманием гражданской политики, хотя эта конкуренция еще весьма слабая и не всеми, если не большинством, ясно осознаваема. Осознание же значимости гражданской политики предполагает понимание того истинного места, которое только и могут занять политические партии современного типа, пусть они и по-разному называют себя, и понимание особости современного гражданского общества по сравнению с иными историческими формами его существования.

Гражданское общество — это явление современного мира, порождение современных технологий. Основу гражданского общества составляет интеллигенция, слой высокообразованных людей. Именно этот слой общества и может позволить себе выдвигать инициативы улучшения различных сфер жизни государства.

В России гражданское общество только начинает зарождаться, но уже сейчас идет активный процесс выработки различных инициатив, которые направлены на развитие государства. Поэтому актуальность и важность исследования этого направления является одним из способов понимания функционирования гражданского общества, его развития и влияния на жизнь государства.

Главным вопросом, на который стоит дать ответ, является ли гражданское общество в России достаточно развитым, что бы активно участвовать в развитии государства, или же все инициативы, выдвигаемые активной интеллигенцией, являются единичными или плодом воздействия на интеллигенцию государственной машины. Данный вопрос можно считать одним из главных вопросов о гражданском обществе, т.к. государство является аппаратом принуждения и соблазн подчинить различные общественные объединения (профсоюзы, некоммерческие организации, организации волонтеров и т.д.) может возникнуть в любое время.

Гражданское общество не может образоваться мгновенно в каком-либо государстве, в котором было решено провести либеральные реформы. Гражданское общество так же не может быть создано сверху, по директиве министерства или парламента. Для его создания, развития и активизации требуется время. Для ответа на поставленный выше вопрос требуется проанализировать различные материалы, затрагивающие тему гражданского общества в России и на их основе вывести ответ на поставленный вопрос.

Современное гражданское общество — это общество, достигшее партнерских отношений с государством и бизнесом, а также способное контролировать государство и богатство страны. Гражданское общество развивается из числа среднего класса, обеспеченных людей с высоким уровнем образования и поэтому способное достигать таких отношений с государством и бизнесом. Это характерно для развитых капиталистических стран, таких как США, страны ЕС, Япония. В России гражданское общество начало формироваться после развала Советского Союза, но из-за сложной социально-экономической ситуации в стране в 90-е года нельзя сказать, что средний класс формировался активно. Но и в начале нового века ситуация с формированием гражданского общества не сильно улучшилась. Низкая гражданская культура, не владение технологиями гражданского участия, неразвитость механизмов взаимодействия населения с властью и вовлеченности общества в обсуждение и принятие важных решений обусловливают сохранение социальной апатии и патерналистских настроений. Негативное влияние коррупции на государственное и общественное развитие, обеспечение национальной безопасности является очевидным. В числе ее неблагоприятных последствий можно назвать затруднение модернизации экономики, расширение ее теневого сектора, рост преступности, снижение значимости правовых регуляторов общественных отношений, уменьшение инвестиционной привлекательности, распространение правового нигилизма и др.

Рассматривая гражданское общество современной России, можно констатировать:

• во-первых, оно находится на стадии зарождения;
• во-вторых, создаваемые государством в лице его органов элементы и структуры гражданского общества (Общественная палата РФ, общественные палаты регионов, Общенародный фронт) превращаются в государственные структуры;
• в-третьих, в России реально действуют следующие элементы (субъекты) гражданского общества: политические партии; общественно-политические организации и движения; профессиональные союзы; некоммерческие организации; землячества и этнонациональные организации в регионах; научные, культурные организации, спортивные общества; благотворительные фонды и др.

Таким образом, считая государство основным институтом политической власти в совокупности властных систем, контрольно-надзорных органов и органов защиты, гражданское общество можно определить, как негосударственную часть общественно-политической жизни, совокупность отношений общественно-организованных граждан по реализации их общественно значимых интересов и потребностей.

Современные исследователи называют Россию «страной людей, больных властью». Эта болезнь «поражала» людей, массы населения, по крайней мере, двух последних веков, переходя в третий. И, прежде всего, «поражала» тех, кого мы называем интеллигенцией».

Всегда когда мы начинаем рассуждать об интеллигенции, мы не можем не обратить внимания на её сложные и противоречивые отношения с властью. Особенно острым этот вопрос становится в период преобразований общества — взгляды интеллигенции и власти зачастую не совпадают, а функции пересекаются и их взаимоотношения становятся проблематичными. Многие полагают, что интеллигенты, это люди, находящиеся в оппозиции к власти. То есть, человек может считаться интеллигентом, только если он критикует власть. Но не нужно воспринимать это так буквально, ведь, несмотря на «постоянную оппозицию» интеллигенция готова сотрудничать с органами власти. А власть в свою очередь считает, что она имеет полное право контролировать и требовать подчинения от тех, кого она финансирует. Получая финансовую помощь от государства, интеллигенция, тем не менее, пытается сохранить независимость от власти, что не часто удаётся.

Нет сомнения, что политический режим В.В. Путина будет существовать еще длительное время, поэтому предположения о повышении уровня демократии в современной России можно выдвигать лишь при этом условии.

Известно, что в основе реальной политики лежит экономика и чем сильнее экономическое развитие государства, тем сильнее его роль в мировой политике и больше возможностей для демократических преобразований внутри страны. России нужна структурная экономическая перестройка, уход от сырьевой направленности и зависимости от природных углеводородов.

Власть должна обратить внимание на решение проблем, непосредственно затрагивающих большинство населения: наведение порядка в жилищно-коммунальной сфере; реальная борьба с коррупцией; снижение уровня расслоения населения между богатыми и бедными; защищенность граждан от угроз посягательств на их жизнь и достоинство; решение других насущных проблем.

Без оппозиции демократическая власть превращается в авторитарную или тоталитарную, поэтому необходимо прислушиваться к мнению оппозиции и перестать ее «кошмарить».

Власть должна учитывать мнение граждан, а для этого необходимо реанимировать институт референдума, похороненный под толстым слоем правовых норм-запретов.

Повышению уровня демократии в современной России будет способствовать обновление избирательного законодательства в соответствии с демократическими нормами и реалиями российской политической жизни, стабилизация и консервация правовых норм.

Самая сложная задача и, одновременно, возможность развития демократии, по мнению автора, это развитие институтов гражданского общества, уход от своеобразной имитации наличия гражданского общества к его активной деятельности. Усиленное решение этой задачи является основным условием повышения демократии в современной России, ибо государство настолько нуждается в гражданском обществе, насколько гражданское общество нуждается в государстве.