Смертная казнь как инструмент борьбы с терроризмом: международный опыт и российская практика

Химеденова Дина Николаевна ORCID: 0000-0002-1270-7447 кандидат юридических наук доцент; кафедра уголовного права; ФГБОУ ВО "Юго-Западный государственный университет" 305545, Курская область, Курский район, п/о Халино, ул. Ачкасова, д. 374, кв. 1 Khimedenova Dina Nikolaevna PhD in Law Associate Professor; Department of Criminal Law; Southwest State University 305545, Kursk region, Kursk district, Khalino settlement, Achkasov str., 374, sq. 1 sadchikova.dina@yandex.ru Букалова Мария Андреевна студент; юридический факультет; ФГБОУ ВО "Юго-Западный государственный университет" 445039, Россия, Самарская обл., г. Тольятти, Автозаводский р-н, ул. Ворошилова, д. 41, кв. 87 Bukalova Mariia Andreevna Student; Faculty of Law; Southwest State University 445039, Russia, Samara region, Tolyatti, Avtozavodsky district, Voroshilova str., 41, block 87 masiabukalova@yandex.ru

Галаева Лиза Мовлатгириевна студент; юридический факультет; ФГБОУ ВО "Юго-Западный государственный университет" 305040, Россия, Курская обл., г. Курск, Центральный округ, ул. Линецкая, д. 6/13 Galaeva Liza Movlatgirievna Student; Faculty of Law; Southwest State University 6/13 Linetskaya St., Kursk, Central District, Kursk, 305040, Russia galaeva-liza2005@mail.ru

Работа выполнена в рамках Государственного задания Правовые меры обеспечения стратегических приоритетов по противодействию угрозам национальной безопасности (FENM-2025-0010). Регистрационный номер 1024031900131-7-5.5.1

В современном глобализированном мире проблема терроризма приобрела особую остроту, став вызовом не только для национальных систем безопасности, но и для всего международного сообщества. Ответные меры государств на террористические угрозы варьируются от превентивных мер до жестких карательных практик, среди которых особое место занимает институт смертной казни. Этот правовой феномен находится на стыке нескольких сложных дискурсов: уголовной политики, международного права, этики и криминологии ^{[1, с. 34]}.

Актуальность исследования обусловлена несколькими взаимосвязанными факторами. Во-первых, в условиях учащения террористических атак по всему миру (от Европы до Юго-Восточной Азии) в политических и экспертных кругах усиливаются дискуссии о допустимости применения исключительных мер наказания. Во-вторых, российская правовая система, сохраняя смертную казнь в перечне наказаний в Уголовном кодексе (далее – УК) Российской Федерации (далее – РФ), одновременно соблюдает мораторий на ее применение, что создает уникальную правовую коллизию. В-третьих, анализ зарубежного опыта выявляет принципиально разные подходы к этой проблеме - от полного отказа до активного использования высшей меры наказания ^{[2, с. 2]}.

Целью настоящего исследования является многоаспектный анализ смертной казни как инструмента противодействия терроризму, рассматриваемого через призму международной практики и российских правовых реалий. Методологическая основа работы включает сравнительно-правовой анализ, изучение судебной практики, анализ статистических данных и международных правовых актов.

Проблема юридического определения терроризма остается одной из наиболее сложных в современном международном праве ^{[3, с. 1]}. Отсутствие единого общепризнанного определения объясняется политической природой этого феномена - то, что одни государства считают терроризмом, другие могут квалифицировать как борьбу за свободу. Тем не менее, большинство международных документов выделяют ключевые характеристики рассматриваемого феномена: применение насилия в политических целях, направленность на устрашение населения и дестабилизацию общественного порядка. В российском законодательстве (ст. 205 УК РФ) акцент сделан на общественно опасных последствиях террористических актов, а также их направленности против основ конституционного строя и безопасности государства.

Смертная казнь как правовой институт имеет многовековую историю, но в современном правовом поле ее применение сталкивается с серьезными ограничениями, обусловленными развитием концепции прав человека. Международные правовые акты, такие как Европейская конвенция о правах человека (ст. 3) и Международный пакт о гражданских и политических правах (ст. 6) устанавливают строгие рамки для применения высшей меры наказания. При этом в научной среде продолжается дискуссия между сторонниками и противниками смертной казни.

Стороны выделяют ряд принципиальных проблем, связанных с применением смертной казни. В первую очередь, отмечается риск судебных ошибок, последствия которых становятся неисправимыми в случае исполнения приговора. Кроме того, подчеркивается отсутствие убедительных доказательств превентивного воздействия данной меры на уровень тяжких преступлений. Наконец, особое внимание уделяется этическим аспектам, поскольку с позиций гуманистических ценностей лишение жизни как форма наказания вызывает серьезные моральные возражения ^{[4, с. 70]}.

Анализ зарубежного опыта применения смертной казни за террористические преступления выявляет принципиальные различия в подходах различных правовых систем. В странах, где действует исламская правовая модель (как Ирак или Саудовская Аравия), смертная казнь широко применяется за преступления, квалифицируемые как "война против Бога" (мохаребех) ^{[5, с. 390]}. Однако международное сообщество последовательно критикует иранскую практику за системные нарушения прав обвиняемых: отсутствие доступа к адвокату, применение пыток для получения признаний, проведение закрытых судебных процессов без должных процессуальных гарантий ^{[6, с. 261]}.

Совершенно иной подход демонстрируют Соединенные Штаты, где федеральное законодательство предусматривает смертную казнь за особо тяжкие террористические преступления. Ярким примером может служить дело Тимоти Маквея, осужденного за организацию взрыва в Оклахома-Сити в 1995 году. Американская правовая система предусматривает сложную многоступенчатую систему обжалования смертных приговоров, которая может растягиваться на десятилетия. Примечательно, что статистические данные ФБР не подтверждают тезис о сдерживающем эффекте смертной казни - анализ динамики террористических актов за последние 30 лет не выявил корреляции между ужесточением наказаний и снижением количества преступлений ^{[7, с. 78]}.

Особого внимания заслуживает китайская практика борьбы с терроризмом, особенно в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Китайские власти применяют комплексный подход, сочетающий жесткие репрессивные меры (включая смертную казнь за сепаратизм и "религиозный экстремизм") с масштабными программами "профессионального обучения" ^{[8, с. 57]}. Однако полное отсутствие прозрачности судебной системы и многочисленные сообщения о нарушениях прав уйгурского населения вызывают резкую критику со стороны международных организаций ^{[9, с. 49]}.

Совершенно иную модель демонстрируют страны Европейского Союза, где смертная казнь запрещена как противоречащая фундаментальным ценностям ЕС (ст. 2 Хартии ЕС). Европейские государства делают акцент на превентивных мерах: мониторинге радикальных групп, программах социальной адаптации, международном сотрудничестве в сфере антитеррористической деятельности. Исследования показывают, что такой комплексный подход в долгосрочной перспективе оказывается более эффективным, чем жесткие карательные меры.

В российском законодательстве смертная казнь формально сохраняется как вид наказания за особо тяжкие преступления против жизни (ст. 59 УК РФ), однако с 1996 года действует мораторий на ее применение. Конституционный Суд РФ в Постановлении № 3-П от 1999 года указал, что применение смертной казни невозможно до введения судов присяжных на всей территории страны, что создало правовую основу для бессрочного моратория ^{[10, с. 208]}.

В контексте борьбы с терроризмом российское законодательство (ст. 205 УК РФ) предусматривает наказание вплоть до пожизненного лишения свободы. Судебная практика демонстрирует тенденцию к назначению максимальных сроков за террористические преступления. Например, организаторы терактов в московском метро (2010 г.) и аэропорту Домодедово (2011 г.) были приговорены к пожизненному заключению. При этом периодически в политическом и экспертном сообществе звучат предложения о возобновлении применения смертной казни за особо тяжкие террористические преступления, особенно после громких терактов ^{[11, с. 320]}.

Международно-правовые обязательства России, несмотря на выход из Совета Европы, продолжают оказывать влияние на правовую систему. Европейская конвенция о правах человека (в частности, Протокол № 6, запрещающий смертную казнь в мирное время) долгое время служила важным ориентиром для российского законодательства. В настоящее время вопрос о возможном возобновлении смертной казни остается предметом острых дискуссий среди юристов и правозащитников ^{[12, с. 154-155]}.

Криминологический анализ подвергает сомнению действенность смертной казни как средства противодействия террористической деятельности ^{[13, с. 93]}. Многочисленные международные исследования демонстрируют отсутствие прямой зависимости между применением высшей меры наказания и снижением террористической активности. Напротив, имеются свидетельства того, что подобные меры могут способствовать радикализации отдельных групп и увеличению числа насильственных актов, поскольку казненные преступники нередко приобретают статус мучеников в глазах своих сторонников.

Особую озабоченность вызывает проблема судебных ошибок. Анализ американской практики показывает, что с 1973 года нередко осужденные к смерти были посмертно оправданы благодаря новым доказательствам или ДНК-экспертизе ^{[14, с. 269-271]}. Ярким примером служит дело Тимоти Брайана Коула (1960-1999), осуждённого в 1986 году в штате Техас по обвинению в изнасиловании и приговорённого к 25 годам тюремного заключения. Основой для вынесения обвинительного приговора послужило опознание потерпевшей, несмотря на отсутствие вещественных доказательств. Коул скончался в местах лишения свободы 2 декабря 1999 года вследствие острого приступа бронхиальной астмы, не дождавшись пересмотра своего дела. Последующее развитие методов генетической экспертизы позволило в 2008 году провести ДНК-анализ, который окончательно исключил причастность Коула к инкриминируемому преступлению. Существенным обстоятельством стало добровольное признание другого осуждённого - Джерри Уэйна Джонсона, подтвердившего свою причастность к данному преступлению. На основании вновь открывшихся обстоятельств в 2009 году состоялась официальная судебная реабилитация Коула.

Аналогичный случай судебной ошибки связан с делом Джозефа Арриди (1915-1939), казнённого 6 января 1939 года в штате Колорадо по обвинению в изнасиловании и убийстве 15-летней Дороти Дрейн. Судебный процесс 1936 года основывался на признательных показаниях самого Арриди, которые, как было установлено впоследствии, были получены под давлением следственных органов. Медицинские экспертизы подтвердили наличие у Арриди выраженной умственной отсталости (IQ около 46), что ставило под сомнение достоверность его признания и способность к полноценному участию в судебном процессе. Современные криминологические исследования (Perske, 1995) указывают на системные нарушения в ходе расследования, включая игнорирование алиби подсудимого и отсутствие материальных доказательств его вины. В 2011 году губернатор Колорадо Джон Хикенлупер подписал посмертное помилование Арриди, признав, что судебная ошибка стала следствием сочетания процессуальных нарушений и дискриминационного отношения к лицам с психическими отклонениями в судебной системе первой половины XX века ^{[15, с. 1]}.

В контексте террористических преступлений, где следствие часто работает в условиях дефицита информации и временного давления, риск судебной ошибки особенно высок.

Альтернативные подходы к борьбе с терроризмом включают комплекс мер профилактического характера. Скандинавские страны демонстрируют успешный опыт программ социальной адаптации бывших террористов. Германия и Франция добились значительных результатов в мониторинге радикальных сообществ в интернете. Важное значение имеет международное сотрудничество в рамках Интерпола, контртеррористических структур ООН и региональных организаций ^{[16, с. 833]}.

Проведенное исследование позволяет сделать вывод о сомнительной эффективности смертной казни как инструмента борьбы с терроризмом. Международный опыт показывает, что страны, применяющие высшую меру наказания, не достигают существенного снижения террористической угрозы, но сталкиваются с серьезной критикой за нарушение прав человека. Российская правовая система, сохраняя баланс между необходимостью противодействия терроризму и соблюдением международных стандартов, демонстрирует взвешенный подход через применение максимальных сроков лишения свободы при сохранении моратория на смертную казнь ^{[17, с. 156]}.

В условиях, когда вопрос о применении смертной казни к лицам, совершившим террористические преступления, остаётся в фокусе правовой и общественной дискуссии, представляется целесообразным рассмотреть альтернативные меры, сочетающие принципы справедливости, профилактики и гуманизма. В международной практике наиболее распространённым вариантом замены смертной казни выступает пожизненное лишение свободы без возможности условно-досрочного освобождения, что позволяет обеспечить общественную безопасность, сохраняя при этом возможность реабилитации в случае доказанного изменения личности осуждённого. Для российского законодательства, где такая мера уже предусмотрена частью 2 статьи 105 УК РФ в отношении особо тяжких преступлений, включая терроризм, актуальным остаётся усовершенствование механизмов её реализации. Например, усиление контроля за поведением осуждённых в местах отбывания наказания, внедрение программ психолого-педагогической коррекции, направленных на деструктуризацию радикальных мировоззренческих установок, а также ограничение права на амнистию или помилование для данной категории лиц.

Особое значение приобретают профилактические меры, ориентированные на предупреждение террористической активности на ранних этапах. В данном контексте российская система может заимствовать опыт стран, где активно используются программы по деидеологизации, включающие работу с родственниками потенциальных радикалов, интеграцию лиц, склонных к экстремизму, в социальные и профессиональные проекты, а также мониторинг онлайн-пространства с последующим противодействием пропаганде террора. Эффективным инструментом также признаётся сотрудничество с религиозными и общественными организациями для снижения риска идеологической мобилизации ^{[18, с. 155]}.

Не менее важна модернизация условий содержания подозреваемых и осуждённых в террористических преступлениях. Введение режима строгой изоляции, контроля за коммуникациями и регулярного психологического сопровождения способствует минимизации угрозы внутри исправительных учреждений и за их пределами. При этом важно сохранять баланс между необходимостью обеспечения безопасности и соблюдением прав человека, что подтверждается практикой Европейского суда по правам человека, указывающего на недопустимость жестокого обращения даже в отношении лиц, обвиняемых в тяжких преступлениях.

Комплексный подход предполагает также укрепление международного взаимодействия в сфере противодействия терроризму, включая обмен информацией о методах вербовки, финансировании и планировании атак ^{[19, с. 198]}. Для России, где террористическая угроза часто имеет трансграничный характер, участие в таких инициативах способно повысить эффективность предупредительных мер и снизить риск повторных преступлений.

Таким образом, альтернатива смертной казни в борьбе с терроризмом должна основываться на сочетании строгих репрессивных мер, направленных на изоляцию опасных лиц, и прогностических стратегий, ориентированных на устранение коренных причин радикализации ^{[20, с. 4]}. Это позволяет не только сдерживать террористическую активность, но и сохранить потенциальную возможность интеграции отдельных лиц в общество, что соответствует принципам гуманистического права и современным тенденциям международного правосудия.

В конечном счете, эффективная борьба с терроризмом требует не столько ужесточения наказаний, сколько системной работы по устранению социальных, экономических и политических причин, порождающих это опасное явление ^{[21, с. 47]}. Как показывает мировой опыт, правовое государство может успешно противостоять террористическим угрозам, оставаясь в рамках гуманистических принципов и международных правовых стандартов.