Всероссийские съезды старообрядцев Белокриницкой иерархии и переселение липован на российский Дальний Восток в начале XX века

Кульдо Максим Евгеньевич аспирант, кафедра истории Церкви, Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова 119192, Россия, г. Москва, ул. Ломоносовский Проспект, 27, корп. 4, каб. Е-421 Kuldo Maksim PhD Candidate, Section of Church History, History Department, Lomonosov Moscow State University 119192, Russia, g. Moscow, ul. Lomonosovskii Prospekt, 27, korp. 4, kab. E-421 mkuldo@mail.ru Другие публикации этого автора

В начале XX в. общины зарубежных старообрядцев – липован и некрасовцев – находились в Австрии, Румынии, Болгарии и Османской империи. Либерализация вероисповедной политики в России при ухудшении социально-экономического положения старообрядческого населения в странах проживания породила среди значительного числа «религиозных отщепенцев» желание вернуться на родину предков. После поражения в русско-японской войне 1904-1905 гг. царское правительство, заинтересованное в скорейшем заселении и хозяйственном освоении своей дальневосточной окраины «крепким элементом», оценило данное стремление. Движение «зарубежцев» стало составной частью столыпинской переселенческой программы. Из официальных отчётов местной администрации следует, что в 1908-1914 гг. в Амурскую область переселились 2 679 зарубежных старообрядцев, из которых 2 147 являлись подданными Румынии, 506 – Австрии, 26 – Болгарии ^{[1, с. 191]}. Тогда же в соседней Приморской области обосновались 986 их одноверцев ^{[2, с. 205]}.

Процесс возвращения заграничных старообрядцев на родину предков рассматривается в контексте важнейших событий российской истории начала прошлого века – русско-японской войны 1904-1905 гг., революции 1905-1907 гг., общественно-политической жизни, религиозной либерализации, аграрной реформы премьера П. А. Столыпина и др.

Источниковой базой исследования послужили архивные документы (АВПРИ, ГАРФ, РГИА, РГИА ДВ), издания периодической печати (журналы «Старообрядец», «Старообрядцы», «Церковь»), труды ежегодных старообрядческих Съездов и др. Отметим, что часть привлекаемых материалов в научный оборот вводится впервые. С методологической точки зрения работа основана на историзме, системности и объективности как ключевых принципах современной исторической науки.

Проблема переселения липован на Дальний Восток прежде рассматривалась в научной литературе ^{[2, 4, 9]}, однако некоторые её аспекты по причине ограниченности источников не получили должного освещения. В данном исследовании на основе выявленных опубликованных и неопубликованных материалов предпринята попытка понять и оценить роль Совета Съездов и его руководителей в процессе репатриации заграничных старообрядцев.

Переселение липован в Россию стало возможным во многом благодаря поддержке данного начинания со стороны Всероссийских съездов старообрядцев Белокриницкой иерархии. При этом Совет Съездов во главе с Д. В. Сироткиным и П. П. Рябушинским выступал посредником между Переселенческим управлением и заграничными общинами липован.

Аграрному вопросу участники Съездов придавали особое значение. Проблема малоземелья заботила членов данной структуры неспроста: большая часть старообрядческого населения проживала на земле. Прогрессивные деятели старообрядчества внимательно следили за аграрной повесткой правительства, связывая решение земельного вопроса преимущественно с переселением. Уместно отметить, что один из деятельных руководителей Совета банкир П. Рябушинский являлся членом «Союза 17 октября» и Партии мирного обновления, в аграрной программе которых переселение за Урал рассматривалось как наиболее безболезненный вариант решения проблемы земельного голода в губерниях Европейской России.

I-й Всероссийский съезд белокриницких старообрядцев, созванный по инициативе епископа Уральского и Оренбургского Арсения (Швецова), состоялся 14-15 сентября 1900 г. в Москве. II-X-й Съезды проходили в Нижнем Новгороде. Заседания устраивались в доме председательствовавшего на них Д. Сироткина. Последующие форумы принимала Москва. XVIII-й Съезд, оказавшийся последним, состоялся в 1917 г. Исполнительным органом, действовавшим в перерывах между Съездами и подотчётным им, являлся Совет Съездов. На протяжении многих лет его бессменным руководителем был Д. Сироткин, совместно со своим давним деловым партнёром П. Рябушинским определявший вектор деятельности данного института.

Деятельность первых Съездов касалась преимущественно проблемы обретения старообрядцами гражданских прав и свобод, однако и земельный вопрос входил в круг их интересов. Так, в декабре 1900 г. членам возглавляемой Д. Сироткиным делегации I-го Съезда удалось встретиться с министром финансов С. Ю. Витте в Ялте. Заинтересованный в русской колонизации полосы отчуждения Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) в Маньчжурии сановник стремился использовать для данной цели именно старообрядцев и сектантов. От потенциальных переселенцев при этом требовалось «оберегать… интересы России и воспрепятствовать ассимиляции казаков туземным населением» ^{[3, с. 74]}. Для потенциальных колонистов из числа старообрядцев и сектантов предусматривались определённые льготы: бесплатный проезд и «нарезка» участков земли, полная религиозная свобода «на веки веков» и покровительство со стороны российских властей. Вскоре весть о ялтинском предложении министра облетела старообрядческие приходы, и Совет Всероссийского старообрядческого попечительства «стал осаждаться со всех концов России запросами по поводу переселения». В подобных обстоятельствах Совет «счёл своим нравственным долгом включить в программу своей деятельности и вопрос переселенческий» ^{[3, с. 75]}.

Совет откликался на материальные нужды своих духовных братьев, проживавших и вне России. В ноябре 1902 г. Белую Криницу (Буковина, Австро-Венгрия) посетили уполномоченные III-го Съезда, сообщившие австрийским старообрядцам о предложении С. Витте. Страдавшие от малоземелья местные липоване связывали с проектом российского министра большие надежды и изъявили твёрдое намерение отправиться в Северный Китай в качестве колонистов.

Исследователи отмечают, что именно вопрос о переселении старообрядцев в Маньчжурию стал ключевым в работе IV-го Съезда в 1903 г. ^{[4, с. 81]}. Его делегаты приняли решение отправить в Северный Китай своего уполномоченного для знакомства с особенностями региона. Окончательное решение о возможности переселения предполагалось принять после возвращения ходока. Однако этим замыслам не суждено было осуществиться: в январе 1904 г. началась война с Японией, и «поля Маньчжурии, вместо предполагавшейся культурной обработки мирными переселенцами-старообрядцами, превратились в поля сражений и смерти» ^{[3, с. 77]}. После поражения в военном противостоянии Российская империя лишилась прежнего влияния в регионе, вследствие чего проект не получил дальнейшего развития.

В самой России в это время бушевала революция, одной из ключевых причин которой стал земельный голод. Проблема «земельных недостатков» касалась и старообрядческого населения. Часть староверов решение земельного вопроса связывали с деятельностью парламента. Любопытно при этом отметить, что подобные чаяния разделяли не только представители старообрядческой интеллигенции и отдельные крупные предприниматели. Так, крестьяне-староверы д. Дегтярной Воронежской губернии заявляли, что «мы Государственной думы ждём, как Христа» ^{[5, с. 99]}. Неудивительно, что состоявшийся в Москве в начале января 1906 г. 2-й Чрезвычайный съезд белокриницких старообрядцев постановил принять «самое энергичное участие» в намечавшейся избирательной кампании. Именно вопрос о земле предсказуемо вызвал продолжительные прения, «живейшее участие» в которых принял даже архиепископ Московский Иоанн (Картушин). Из прибывших на собрание крестьян была сформирована особая комиссия для изучения вопроса по существу. В итоге было принято решение о поддержке только тех кандидатов в депутаты, которые выступали за наделение крестьян землёй ^{[5, с. 201]}.

Тогда же, желая узнать «мнение самой земли», Совет инициировал созыв крестьянского съезда. Разосланные по приходам приглашения нашли живой отклик, и в состоявшемся в Москве 22-25 февраля 1906 г. Всероссийском съезде крестьян-старообрядцев приняли участие 355 делегатов из 118 уездов 43 губерний и областей ^{[6, с. 16]}. Уполномоченные прибыли со множеством наказов. Председательствовал на крестьянском форуме предприниматель Д. Сироткин, в роли его заместителей выступали банкир П. Рябушинский и начётчик М. Бриллиантов.

Уже предварительный обмен мнениями показал, что практически повсеместно, за исключением, пожалуй, казачьих станиц, первостепенной проблемой крестьянских хозяйств являлось малоземелье, обусловленное зачастую быстрым увеличением населения. Один из участников мероприятия справедливо оценил сложившуюся в деревне ситуацию: «У вас одна нужда, одно горе – земли мало или её совсем нет; у вас у всех одна мысль – землицы получить. Эта земельная нужда выросла сама собой: население удвоилось, даже утроилось, а земли всё столько же, сколько и было» ^{[6, с. 31]}. В подобных условиях исключительно хлебопашество не могло прокормить крестьянина, вынужденного находить дополнительные источники существования.

Помимо «земельной тесноты», участников форума волновали вопросы, связанные с повышением арендной платы, ростом налогов, чересполосицей, правовым положением жителей села, усовершенствованием приёмов ведения сельского хозяйства, организацией земледельческих школ и др.

И всё же ключевое место в программе форума занял вопрос о малоземелье и о возможных путях его преодоления. Комиссией по дополнительному наделению землёй под руководством крестьянина С. Ф. Брагина была выработана особая резолюция ^{[6, с. 74-75]}, отразившая мнение большинства собравшихся. Её члены пришли к предсказуемому выводу о том, что «дополнительное наделение землёй при земельной тесноте для всех необходимо нужно для улучшения крестьянского благосостояния». При этом, полагали делегаты, «прирезки» пахотной, луговой и «лесовой» земли «необходимо следует» осуществить за счёт казённых, мещанских, удельных, купеческих, монастырских, церковных и крупновладельческих имений. К отчуждению предполагалась та земля, которую сам владелец не обрабатывал. За каждую десятину такой земли предусматривалась плата «более справедливая, умеренная и необременительная для крестьян», которые при совершении выкупных операций рассчитывали на помощь государства, «потому что покупка чрез банк будет для нас… тяжелее, чем были, вечной памяти, выкупные платежи». Наконец, всю землю, которую крестьяне предполагали получить, следовало признать их частной собственностью.

В обществе работа Съезда оценивалась по-разному, преимущественно в негативном свете. Многих возмутило уже то обстоятельство, что на заседания не были допущены журналисты ^{[7, с. 360]}. Современник описываемых событий известный историк и публицист С. П. Мельгунов, внимательно наблюдавший за работой Съезда, пришёл к выводу о том, что он не оправдал надежд своих устроителей. Имея в виду политические предпочтения инициаторов собрания П. Рябушинского, члена Союза 17 октября, и Д. Сироткина, разделявшего идеи кадетов, историк сделал предположение о партийном характере мероприятия. Трудно поспорить, что политические взгляды организаторов Съезда не оказали влияние на его работу. Далее С. Мельгунов отмечал, что в лекциях приглашённых профессоров земельный вопрос не получил всестороннего освещения. «Съезд, – резюмировал автор, – был созван с целью навербовать в крестьянской среде членов для Союза 17-го октября, но между тем… своими радикальными постановлениями отделился демаркационной линией от всех… правых политических партий» ^{[8, с. 32]}. Подкрепляя своё предположение, С. Мельгунов указал на полученный им «целый ряд» писем о посылке Советом Съездов агитаторов, распространявших по старообрядческим приходам программу октябристов ^{[8, с. 32]}. (Д. Сироткин на открытии VII-го Съезда назвал слухами подобные утверждения, однако сделал оговорку, что если это и происходило, то без ведома Совета, уполномоченные которого лишь разъясняли по приходам положения Манифеста 17 октября ^{[5, с. 6]}.) По мнению С. Мельгунова, организаторы Съезда потерпели фиаско: одобренные крестьянскими депутатами постановления противоречили аграрной программе центристских и правых партий.

О постепенной эволюции взглядов на решение аграрного вопроса руководителей Совета свидетельствуют материалы издававшейся на личные средства П. Рябушинского «Народной газеты». Поддержав изначально январское решение 2-го Чрезвычайного съезда старообрядцев об отчуждении частновладельческих земель за выкуп, в феврале корреспонденты издания принялись писать о необходимости переселения малоземельных крестьян в Сибирь как наиболее предпочтительном способе решения земельного вопроса ^{[9, с. 91]}. Подобные идеи соответствовали повестке правых политических партий и, безусловно, отвечали интересам правительства.

Трезво оценивая сложившуюся политическую обстановку в империи, Д. Сироткин и П. Рябушинский понимали невозможность преодоления проблемы крестьянского малоземелья посредством отчуждения частных имений. Мероприятия премьера П. А. Столыпина в аграрной сфере окончательно убедили их в том, что единственным вариантом борьбы с «земельной теснотой» в краткосрочной перспективе следует признать переселение крестьян на восток империи.

Имея сведения о стремлении части российских и зарубежных старообрядцев переселиться за Урал и желая «заселить… скорее этот богатый край русскими людьми… в интересах нашей государственной обороны», 29 марта 1907 г. Главное управление землеустройства и земледелия обратилось в Совет с предложением своего содействия в данном вопросе ^{[3, с. 78]}. При этом Управление находило «необходимым настойчиво советовать переселяющимся прежде всего обратить серьёзное внимание на наши дальневосточные окраины» ^{[3, с. 79]}. Оценив обращение правительства как руководство к действию, лидеры Совета приняли решение отправить на Дальний Восток «в виде опыта» ходоков для знакомства с переселенческими участками.

На призыв Совета откликнулись 67 крестьянских обществ из 18 российских губерний. 25 июля 1907 г. в Москву прибыли 18 уполномоченных. Липован из австрийской Буковины представляли Абрам Васичкин, Кондрат Петров и Андрей Митрофанов ^{[10, с. 3]}, которые сообщили о малоземелье своих доверителей («народу… намножилось, а земли нет»; «много есть и таких бедных, что ни кусочка земли не имеют») и высоких податях («от всякой скотины собирают особую плату»). Желание вернуться на историческую родину, по словам уполномоченных, разделяли около 2 200 австрийских липован, «да не смогут подняться вследствие немощества – недостатка средств» ^{[11, с. 93]}.

Непосредственным организатором поездки выступил Совет Съездов в лице Д. Сироткина и П. Рябушинского. Известную поддержу начинание получило со стороны Переселенческого управления: группа была обеспечена бесплатными железнодорожными билетами в оба конца. Помимо прочего, средства для ходоков предоставили некоторые благотворители. Руководителем группы был назначен отец Дмитрий Смирнов, знавший о крае не понаслышке: ранее священник принимал участие в русско-японской войне 1904-1905 гг., где «на полях Маньчжурии напутствовал больных и раненых воинов, проливавших кровь свою за честь своего отечества» ^{[5, с. 215]}.

На просьбу Д. Сироткина о «просвещённом содействии» старообрядцам-ходокам приамурский генерал-губернатор П. Ф. Унтербергер дал положительный ответ ^{[12, л. 400; 11, с. 35]}. Исполняя поручение «главного начальника края», местные чиновники оказывали всестороннюю помощь старообрядцам, сам генерал-губернатор трижды принимал руководителя ходаческой группы ^{[10, с. 18, 23, 25]}.

31-го июля 18 ходоков поездом отправились на восток империи. До Иркутска добрались только 7 из них. Как выяснилось, некоторые остались в поисках свободных переселенческих участков в Западной Сибири, другие же «по малодушию и за недостатком энергии» вернулись обратно. Смирнову стоило больших усилий убедить оставшуюся часть группы продолжить путь, после подобные сцены повторялись неоднократно. В конце концов во Владивостоке ходоки категорически отказались следовать дальше. Увещевания успеха не возымели, и священник, «предоставив ходоков самим себе», дальнейший путь продолжил один. Спустя некоторое время австрийские старообрядцы были замечены в Благовещенске. Осмотрев свободные переселенческие участки в бассейне Амура и Зеи, а также на побережье Японского моря, в ноябре Смирнов вернулся в Москву.

В ходе поездки в Черняево-Зейском переселенческом подрайоне Амурской области уполномоченный условно «зачислил» около 6 000 земельных долей для «водворения» до 2 000 семей старообрядцев-переселенцев ^{[13, л. 2]}. Представленный в Совет отчёт Смирнова с описанием путешествия по Приамурскому краю был отпечатан в виде брошюры и вместе с другими материалами по переселенческому вопросу разослан по приходам российских и зарубежных старообрядцев.

Даже поверхностное знакомство с отчётом священника вызывает множество вопросов. Не вполне понятно, например, почему для заселения старообрядцами были выбраны участки в Приамурье, в то время как условия соседней Приморской области отличались более благоприятными климатическими условиями. Прекрасно зная, что большая часть румынских и турецких старообрядцев занимались рыболовством, уполномоченный Совета тем не менее отказался от «зачисления» земли на морском побережье и в низовьях Амура, выбрав участки далеко в тайге. Кроме того, облюбованный священником район располагался на значительном расстоянии от областного центра, что предполагало значительные трудности. Вполне возможно, что на подобное решение уполномоченного повлиял рассказ встреченного им в пути мукомола из китайского Харбина, который «очень хвалил нам места по рекам Зее и Бурее… о чём нам известно уже было из указаний… Д. В. Сироткина и архиепископа Иоанна Картушина, находивших упомянутые места пригодными для всех отраслей сельского хозяйства» ^{[10, с. 15]}. При этом ни председатель Совета Сироткин, ни владыка Иоанн на Амуре никогда не бывали.

В отчёте Смирнова ^{[10, с. 15-27]} жизнь на восточной окраине империи рисуется односторонне. Складывается впечатление, что его непременная задача – побудить российских и зарубежных старообрядцев к переселению. Указанное обстоятельство не позволяло читателям – потенциальным переселенцам – получить адекватное представление об особенностях данного региона. Основанные зачастую на показаниях местных старожилов многие из приводимых Смирновым данных не заслуживают доверия. Так, в брошюре приводятся слова одного крестьянина из посёлка Малмыж, сообщившего священнику, что «помимо всего необходимого в хозяйстве самый бедный крестьянин среди его односельчан имеет не менее 5-6 тысяч рублей деньгами, а многие имеют по 60 и даже до 100 тысяч» ^{[10, с. 18]}.

Характеризуя благосостояние местных жителей, священник повсеместно использует выражения «живут зажиточно», «живут в достатке», «в общем житьём довольны», «чудные места», «живут все прекрасно», «достаток виден во всём, но труда прилагают мало», «здесь живётся всем хорошо», «неурожайных годов не знают» ^{[10, с. 19, 20]} и др. Удивительно, что только встреченные доверенным Совета выходцы из Полтавской губернии оказались «не особенно довольны своим житьём» да «переселенцы из хохлов, не успевшие ещё устроиться, отказываются от всякого труда, предпочитая просить милостыню» ^{[10, с. 20]}.

Главное и едва ли не единственное препятствие на пути к зажиточности Смирнов разглядел в «повальном пьянстве» местного населения; те, «кто потрезвее, нередко имеет до 100 000 руб.» ^{[10, с. 19]}. Среди трудностей первых лет «домообзаводства» называется также гнус. И при этом не сказано ни слова о значительных финансовых затратах и достаточно суровом климате для выходцев из придунайских стран.

Говоря о переселенцах, Смирнов отмечает, что последние «не успели ещё нажиться, но и те, кто потрудолюбивее, в какой-нибудь год-два вполне устраивают своё хозяйство» ^{[10, с. 19]}. Однако в отчётах местных чиновников повсеместно называются совершенно иные сроки: чтобы основательно устроиться на новом месте, новосёлу требовалось посвятить не менее 5-7 лет. Следует понимать также, что исключительно трудолюбие успеха не гарантировало: нужно было затратить значительные денежные средства (намного превышавшие правительственные ссуды), иметь взрослых работников в семье (многие из заграничных переселенцев прибывали в край с малолетними детьми), удачно выбрать участок, наконец, суметь адаптироваться к местным природно-климатическим условиям.

Правительство поддерживало переселенцев т. н. «домообзаводственными» ссудами: в Приамурском крае новосёлы могли рассчитывать на денежные выплаты до 200 руб. Но важно понимать практическое значение данной суммы. Так, заведующий Буреинско-Архарским подрайоном Амурского переселенческого района В. В. Огинский стоимость среднего хозяйства местного крестьянина оценивал не ниже 730 руб. Это возведённый собственными силами из бесплатного лесного материала дом стоимостью 150 руб., 3 лошади – 300 руб., упряжь – 100 руб., плуг – 60 руб., телега – 30 руб., сани – 10 руб., корова – 70 руб., 2 бороны – 10 руб. Однако и при таком составе инвентаря новосёлы не могли вести совершенно самостоятельное хозяйство, т. к. для распашки амурской целины – залога – в плуг приходилось впрягать не менее 5 лошадей ^{[14, л. 48-48 об.]}. Таким образом, собственных средств переселенцу требовалось израсходовать не менее 500 руб. «Те же переселенцы, – отмечал чиновник, – которые не имеют своих средств, по приходе на Амур устроиться не могут, и им бы вовсе не следовало выдавать ссуды, которую они получая по частям, только проедают, и в год много через два, когда получено всё… уходят обратно» ^{[14, л. 48 об.]}.

Смирнов справедливо отмечал, что сельскому хозяйству местные старожилы предпочитали работу на приисках, занятие торговлей и всевозможными промыслами: рыболовством, охотой, сплавом леса, поставкой дров для пароходов и проч. Стабильно высоким спросом в Приамурье пользовались услуги ремесленников ^{[10, с. 18, 19, 21]}. В крае действительно ощущался недостаток рабочих рук, усиливавшийся в период сельскохозяйственных работ. Оплата труда, правда, год от года снижалась по мере увеличения численности постоянного населения и конкуренции со стороны китайцев и корейцев.

Уполномоченного удивляли стабильный спрос и высокие цены на продукты сельского хозяйства, существовавшие, к примеру, на Зейских золотых приисках («овёс на месте не бывает менее 1-го рубля пуд»). Нужно понимать, однако, что прииски располагались в верховьях таёжных рек, и в летний период доступное сообщение с ними зачастую отсутствовало (продукты доставлялись вьюком). Расходы на доставку при этом оказывались весьма значительными.

Текст отчёта изобилует упоминаниями о высоких ценах на продукты земледелия и достойной оплате труда простых работников, однако в нём не содержится и намёка на баснословную стоимость продуктов повседневного потребления. Существенным недостатком доклада является отсутствие информации о ценах на продовольственные товары и сельскохозяйственный инвентарь, что переселенцу непременно требовалось знать накануне отправления в дальний путь.

По краю уполномоченный Совета передвигался преимущественно на морском и речном транспорте. Участки, уходившие на десятки километров в тайгу, с палубы парохода не видны. Информацию о них Смирнов получал из общения с местными жителями. Основываясь на такого рода сведениях, он делал ошибочный вывод о том, что «по обе стороны Зеи расположены земли, удобные для распашки и плодородные» и что «хлеб и здесь родится великолепно» ^{[10, с. 21]}. Кроме того, участки предстояло расчистить от леса.

В докладе не упоминается о крайне неудовлетворительном состоянии путей сообщения. В то же время на большинстве переселенческих участков колёсные дороги попросту отсутствовали. На участках, «зачисленных» Смирновым за старообрядцами, их только предстояло проложить.

Не случайно поэтому, что прибывавшие в Приамурье старообрядцы отказывались от заселения выбранных Смирновым участков ^{[15, с. 89]} и были вынуждены осматривать другие районы. Так, весной 1908 г. представители румынских старообрядцев Фёдор Минаков, Фёдор Марков, Егор Кукуев, Илларион Черноморец и Лев Лотощинников «зачислили» 8 переселенческих участков для «водворения» 1 500 семей своих доверителей на реке Селемдже ^{[3, с. 84-85]}. Летом следующего года В. Е. Мельников условно закрепил за старообрядцами вблизи строившейся тогда Амурской ж/д 16 переселенческих участков объёмом 4 660 долей. Тогда же в Приморской области в 45-ти верстах от Хабаровска «зарубежцы» оформили участки для «водворения» более 400 семей ^{[3, с. 44, 88]}.

Очевидно, что крестьянин, не побывав на Амуре лично и руководствуясь лишь присланным из Совета отчётом Смирнова, не мог составить адекватное представление об условиях жизни в регионе, особенностях первоначального «домообзаводства» и приёмах ведения хозяйства.

Переселенцы, по мнению Смирнова, могли «несомненно обрести на Дальнем Востоке новую обетованную землю-кормилицу, которая, при её обработке, даст достойное вознаграждение трудящимся над ней и пропитает их с избытком своими неисчерпаемыми богатствами» ^{[10, с. 26]}. Примечательно, что после возвращения в Москву отец Дмитрий искренне верил в успех предстоящей переселенческой кампании и сам всерьёз задумывался о смене прописки. Так, в письме от 27 марта 1908 г. на имя заведующего переселенческим делом в Амурской области С. П. Каффки священник интересовался о возможности получения хуторского участка или двух соседних для себя и семьи сына, чтобы «…недалече от железной дороги. Не худо бы и от реки, нельзя ли пригадать небольшое озеро с рыбой и получше лесу…» ^{[16, л. 489]}. Как видно, параметры собственного участка Смирнова заботили значительно больше. Как и руководители Совета, весной 1908 г. отец Дмитрий пребывал в абсолютной уверенности в том, что Амур станет новой родиной для нескольких тысяч липованских семей. Столь значительное увеличение паствы при недостатке служителей «старой веры» в крае обещало весьма безбедную старость.

Падение уровня благосостояния крестьянских домохозяйств подталкивало их глав к переселению на Дальний Восток, поэтому в Совет посыпались многочисленные прошения о содействии в данном вопросе. Так, к началу августа 1908 г. с прошениями о переселении в Совет обратились 30 российских и 9 заграничных обществ старообрядцев в количестве 5 970 семей (7 обществ не указали числа переселенцев). Кроме того, от 107 приходов и частных лиц были получены запросы об условиях переселения и особенностях обустройства на Амуре ^{[3, с. 95]}, на которые Справочный отдел Совета предоставил письменные разъяснения. Первая группа буковинских липован проследовала на Амур весной 1908 г.

Оценивался переселенческий проект Совета весьма неоднозначно. Оппозиционные Д. Сироткину круги критиковали его за участие в правительственной переселенческой программе. Уже на VIII-м Съезде (1907), когда первые ходоки только следовали на Дальний Восток, идею предполагавшегося массового переселения старообрядцев из-за границы многие делегаты встретили весьма настороженно. Тем не менее вопрос был оставлен открытым до возвращения ходоков.

В Нижнем Новгороде под боком у Д. Сироткина располагалась редакция журнала «Старообрядцы», сотрудники которого довольно критически отнеслись к переселенческим замыслам председателя Совета. Пожелавший остаться неизвестным автор одной из заметок с ироничным названием «“Радетели”» обвинил Сироткина в том, что последний, «уклонившись от своих прямых задач церковно-общественного характера, вздумал заняться переселением старообрядцев на Амур» ^{[17, с. 483]}.

Искренность намерений богатого нижегородского купца помочь бедным заграничным единоверцам подвергалась сомнению. Человек деловой Сироткин не мог не знать о неудовлетворительной постановке переселенческого процесса и тех трудностях, которые ожидали старообрядцев на далёкой восточной окраине империи. Размышляя далее о мотивах председателя Совета, корреспондент писал: «Было ли это результатом просто его [Сироткина. – МК.] любви к “шумихе”, желания выставить себя в Петербурге в качестве представителя не только церковно-общественных, но и экономических и политических интересов старообрядчества, или результатом заискивания, желания попасть в тон правительственной политики по решению земельного вопроса, точно не известно» ^{[17, с. 484]}.

Автор, обеспокоенный неудовлетворительной организацией переселенческого дела, указывал на высокие цены в Приамурье, незавидное состояние и даже полное отсутствие путей сообщения, доступных рынков сбыта продуктов сельского хозяйства, школ и церквей, медицинской помощи, огромные расстояния и проч. «Естественно поэтому, – резюмировал он, – что большую часть переселенцев ждут там [в Приамурье. – МК.] сплошные разочарования, и они бегут оттуда обратно оборванные, больные, в скотных вагонах, побираясь Христовым именем, так как успевают “прохарчить” свои скудные пожитки, ещё не устроившись, а на родину возвращаются на “пустое место”. И не хорошая жизнь, которая, может быть, и возможна при иных условиях и разумной постановке переселенческого дела, ждёт там переселенцев, а отчаяние, неприязнь со стороны “старообрядцев”, голодание, цинга, тиф и невероятная смертность, особенно среди детей, одичание и, может быть, медленная, но верная смерть» ^{[17, с. 488-489]}.

Дальнейшее развитие событий показало, что критика в адрес руководителей Совета не была лишена оснований. Так, согласно официальной статистике, в 1911 г. Амурскую область покинули 633 румынских старообрядца-переселенца, что составило 28,8% всех «обратников» за указанный год ^{[18, с. 21]}. Среди основных причин обратного движения чиновники называли отсутствие материальных средств у новосёлов и климатические особенности региона, значительно отличавшиеся от таковых в местах выхода переселенцев.

Ещё на стадии подготовки переселенческих мероприятий раздавались голоса против поспешных и непродуманных шагов в решении этого важного вопроса. Руководителей Совета, в первую очередь Д. Сироткина, обвиняли в излишнем рвении в столь ответственном деле. Настороженно к идее переселения зарубежных старообрядцев относились многие члены московского Братства Святого Креста, интеллигенты-начётчики и представители образованного духовенства. Однако «всероссийских радетелей» мало заботило мнение общественности, они нередко ставили старообрядческие Съезды перед фактом принятого решения. Встречались, однако, и те, кто находил деятельность Совета нерешительной. Редактор «Старообрядцев» Т. С. Бирюков, например, отмечал, что проблема переселения малоземельных старообрядцев на восток империи «давно уже висит в воздухе», однако «пока не видно стремления “радетелей“ подвинуть этот вопрос вперёд» ^{[19, с. 242]}. Также его возмутило то обстоятельство, что на очередном Съезде не получил развития вопрос об открытии в местах «водворения» складов земледельческих орудий.

Особенно жаркая дискуссия о переселении разгорелась между участниками IX-го Всероссийского съезда (1908) ^{[3, с. 18-24]}. Во время обсуждения доклада о переселении, в основу которого был положен отчёт Смирнова, высказывались самые противоположные суждения. В дебатах участвовали как сторонники, так и противники данного начинания. Н. А. Бугров, например, обратился к Совету с призывом быть более осмотрительным, прежде чем переселять значительное число староверов в Приамурье. Священник Авив Бородин заявил, что «слишком красиво рисуется жизнь в Сибири, которая далеко не такова… вопрос о переселении слишком вопрос серьёзный и требует особого внимания». Он резонно удивлялся тому, что «я здесь слышал о переселении только благоприятные сведения, а о неприятных ни слова». Аналогичное мнение разделял Т. Бирюков, заявивший, что «в Сибири не так-то хорошо, как изложено в докладе Совета… доклад составлен односторонне». Отстаивая позицию Совета, М. Бриллиантов – сторонник Д. Сироткина – утверждал, что «мы в Сибири не были, а поэтому не знаем, хорошо ли на Амуре или дурно». Окончательное решение вопроса о переселении он предлагал предоставить самим ходокам и их доверителям после осмотра и «зачисления» земель на Дальнем Востоке. (Австрийские ходоки, как было сказано выше, осмотр участков не завершили.) В целом поддерживая посреднические устремления Совета, священник Алексей Калягин тем не менее выступал против того, чтобы «Совет Съезда служил приманкой в этом ответственном деле», предостерегая от агитации к переселению среди старообрядцев. Несмотря на столь неоднозначное отношение к вопросу, делегаты посредством тайного голосования (на чём настоял председатель Д. Сироткин) утвердили доклад и одобрили деятельность Совета по содействию переселению малоземельных крестьян-старообрядцев в Приамурье, поручив ему продолжить данное начинание. От голосования воздержался лишь священник Авив Бородин. Подобный результат, без сомнения, следует рассматривать как личную победу Д. Сироткина, на предстоящий год получившего одобрение своей деятельности.

Подобные столкновения мнений происходили и впоследствии. Так, на XI-м Съезде (1910) И. К. Перетрухин, В. Г. Усов и священник Авив Бородин были возмущены тем, что Совет расходовал немалые средства на переселение в ущерб развитию народного просвещения.

Помимо «непосредственной и нравственной помощи переселенцам в виде приискания новых мест для поселенья», Совет заботился о предоставлении льгот для «зарубежцев». Как известно, для желавших стать российскими подданными иностранцев предусматривался пятилетний срок предварительного проживания в пределах империи. Благодаря прошению Совета вступление липован в русское подданство допускалось вскоре после их прибытия на переселенческие участки. Предусмотренное законом принесение верноподданнической присяги в губернском правлении или полицейском управлении создавало неудобства по причине отдалённости этих учреждений от мест «водворения» липован, поэтому им разрешалось исполнять данную процедуру на участке в присутствии командированного для этого чиновника ^{[15, с. 95]}.

Через Совет Съездов австрийские и румынские липоване могли обратиться в Переселенческое управление. Например, 23 февраля 1909 г. старообрядцы слободы Соколинцы (Буковина) направили ходатайство о беспошлинном провозе через российскую границу имущества и сельскохозяйственного инвентаря «в потребном для нас количестве», а также икон, семян и проч. Просители ходатайствовали также о выдаче 10 % бесплатных билетов для бедных семей, вдов и сирот ^{[16, л. 351-351 об.]}. 1 мая 1909 г. аналогичное прошение было подано жителями буковинских слобод Белая Криница и Климоуцы ^{[20, л. 130-130 об.]}.

23 марта 1909 г. императорский посланник в Бухаресте М. Н. Гирс сообщал, что российские таможенные власти, препятствуя беспошлинному ввозу румынскими старообрядцами сельскохозяйственных орудий, заставляют переселенцев вовсе откладывать свой отъезд. Говоря о малой обеспеченности переселенцев и трудностях с приобретением инвентаря в Приамурье, дипломат полагал желательным разрешить беспрепятственный провоз имущества, в противном случае выселение могло приостановиться на значительный срок ^{[21, л. 31; 22, л. 156]}.

Благодаря работе Совета в течение 1909 г. список льгот для переселенцев из числа зарубежных старообрядцев был расширен. Весной министр финансов одобрил идею о том, что каждая семья без уплаты пошлины могла провезти через российскую границу сельскохозяйственный инвентарь стоимость до 1 350 руб.; для бессемейных переселенцев его стоимость не могла превышать 750 руб. ^{[15, с. 96]}. Однако имелись определённые трудности. На пропускном пункте требовалось предъявить заверенное российским консулом удостоверение личности. По причине малочисленности сотрудников российского внешнеполитического ведомства в придунайских странах, переселенцы испытывали известные трудности. Кроме того, процедура была сопряжена с наличием предварительного разрешения о принятии в российское подданство. Многие не имели возможности предоставить названные документы, поэтому дальнейший путь не допускался.

Летом того же года последовало очередное распоряжение министра финансов о беспошлинном пропуске через российскую границу провозимого румынскими и австрийскими переселенцами имущества. Отныне правило это распространялось не только на земледельческие орудия, но также касалось рыболовных снастей и лодок, холодного и огнестрельного оружия, за исключением автоматических пистолетов и револьверов усовершенствованных систем ^{[15, с. 97]}. При этом взрослому переселенцу допускалось иметь не более одного ружья и револьвера. По прибытии от местных властей требовалось получить разрешение на право хранения оружия.

Для ознакомления зарубежных старообрядцев с порядком переселения и оказания им помощи в составлении прошений о принятии в русское подданство Совет в мае 1908 г. направил в Румынию и Турцию своего уполномоченного И. Г. Водягина. Весной следующего года с аналогичной миссией доверенный Совета В. Е. Мельников побывал в Австрии. Кроме того, по поручению Совета в 1908, 1909, 1910 и 1913 гг. он посетил липован-новосёлов в Амурской области. С целью осмотра земель для переселения зарубежных старообрядцев в 1910 г. В. Мельников обследовал также Семипалатинскую и Семиреченскую области, а в 1913 г. – Урянхайский край. В Приамурье непосредственные обязанности уполномоченного заключались во взаимодействии с представителями местной администрации по вопросам обустройства переселенцев, организации среди новосёлов потребительских обществ и кредитных товариществ, устройства школ, строительства церквей и регистрации религиозных общин ^{[15, с. 83]}. Стоит отметить, что большая часть задач так и не была решена.

В. Мельников подготовил доклад о поездке на Дальний Восток в 1908 г. Уполномоченному Совета удалось осветить переселенческий процесс и первоначальное «домообзаводство» новосёлов на Амуре. Яркие зарисовки не просто расширяют наши представления о жизни зарубежных переселенцев в новом регионе, но также знакомят читателя с природно-климатическими особенностями края. В условиях ограниченности источников, касающихся обустройства старообрядцев в первые годы «водворения», сообщаемая информация имеет особое значение для исследователя, однако требует критического анализа. Небезынтересны предложения автора по усовершенствованию переселенческой практики.

Важна роль Совета в качестве структуры, информировавшей потенциальных переселенцев. На страницах журнала «Церковь» размещались сведения о правилах переселения, требованиях к выходцам из-за границы. Совет Всероссийских съездов поддерживал связь с заграничными центрами старообрядчества. В одном из сообщений особо подчёркивалось, что «ехать на Дальний Восток следует людям бодрым духом, здоровым телом, твёрдым волей, с верою на помощь Божию и надеждою на свои силы. В особенности не следует в дороге пить вина и водки, что дурно влияет на человека и губит самое доброе дело. Переселенцы, пропивающие в пути свои достатки, не могут, конечно, устроиться на участках» ^{[23, с. 1406]}.

Сочувствуя делу переселения, некоторые видные деятели старообрядчества, в частности члены Совета, жертвовали средства на его осуществление. Так, с 1-го июля 1907 г. по 1-е августа 1908 г. для удовлетворения нужд переселенцев в кассу Совета от П. Рябушинского поступило 1 300 руб., Н. Бугрова – 1 000 руб., М. Ф. Морозовой – 500 руб. Всего – 2 800 руб. ^{[3, с. 64]}.

С 1-го августа 1908 г. по 1-е августа 1909 г. П. Рябушинский внёс на переселенческие задачи 2 630 руб. 70 коп. и ещё 500 руб. – на церковное строительство в Приамурье. Кроме того, Банкирский дом братьев Рябушинских ассигновал 500 руб. для открытия старообрядческих школ на Амуре. 200 руб. пожертвовал И. А. Пуговкин на командировку В. Мельникова к австрийским новосёлам. Д. Сироткин внёс 50 руб. для оплаты поездки следовавшему на Дальний Восток старообрядческому священнику ^{[15, с. 38]}. В то же время за отчётный период на земельно-переселенческие надобности Советом было израсходовано 3 310 руб. 60 коп. ^{[15, с. 39]}.

В 1909-1910 гг. Н. Бугров пожертвовал для реализации переселенческого проекта 1 000 руб., председатель Совета Д. Сироткин на аналогичные цели выделил 510 руб. 79 коп., его заместитель П. Рябушинский – 260 руб. 79 коп., Банкирский дом братьев Рябушинских – 500 руб. Переселенческое управление ассигновало 140 руб. на оплату дороги семье старообрядческого священника Артемия Соловьёва и 132 руб. 87 коп. – для провоза церковной утвари ^{[24, с. 28, 30]}. Израсходовано при этом на земельно-переселенческие цели за указанное время было 2 160 руб. 85 коп. ^{[24, с. 29]}.

Следует понимать, что средств, находившихся на балансе Совета, не хватало на непосредственную помощь переселенцам. Большая часть денег расходовалась на оплату командировок уполномоченных Совета.

Взаимодействие Совета с властными структурами отлично иллюстрирует следующий пример. Осенью 1908 г. на приграничную ст. Рени в Бессарабской губернии прибыли 17 семей румынских старообрядцев без предварительного прошения о принятии в российское подданство. Просьба Совета о пропуске горе-переселенцев на Амур не была поддержана Переселенческим управлением: на осенних реках завершилась навигация. Кроме того, в Сретенске не оказалось свободных переселенческих бараков. Зиму «румынцы» были вынуждены провести в Рени. Весной 1909 г. также без соблюдения установленных законом формальностей на станцию прибыла более многочисленная группа переселенцев из 460 семей. Организованную Советом депутацию переселенцев во главе с М. Бриллиантовым и В. Мельниковым в Санкт-Петербурге приняли премьер-министр П. А. Столыпин, главноуправляющий землеустройством и земледелием А. В. Кривошеин, начальник Переселенческого управления Г. В. Глинка, директор Департамента общих дел МВД А. Д. Арбузов, председатель старообрядческой комиссии в Государственной думе В. А. Караулов и другие высокопоставленные лица. Благодаря действиям членов Совета переселенцы получили разрешение проследовать на Амур вне очереди, до урегулирования вопроса о подданстве. Спустя некоторое время на Дальний Востокотправились 470 семей румынских старообрядцев (2 280 человек) ^{[15, с. 85, 98]}.

Итак, в 1908-1914 гг. в Приамурье переселяются зарубежные старообрядцы-липоване. Их движение влилось в общий поток столыпинского переселенческого проекта. Однако первоначально идею организованного переселения старообрядцев на Дальний Восток на линию строившейся тогда Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) предложил министр финансов С. Ю. Витте. В 1900 г. сановник сообщил об этом прибывшей в Ялту делегации I-го старообрядческого Съезда. Спустя некоторое время о ялтинском предложении стало известно буковинским липованам. Испытывавшие малоземелье и прочие трудности местные старообрядцы связывали с проектом российского министра большие надежды и изъявили желание отправиться в Северный Китай в качестве колонистов. Непременным условием переселения они называли свободу вероисповедания в местах поселения. Однако начало русско-японской войны 1904-1905 гг. помешало осуществлению данного замысла.

Реализация очередного переселенческого проекта (на этот раз – в российское Приамурье) стала возможной после революционных потрясений 1905-1907 гг., когда старообрядцы и сектанты получили известные гражданские права. Либерализация вероисповедной политики в Российской империи на фоне ухудшения социально-экономического положения в странах проживания способствовала возвращению зарубежных старообрядцев на историческую родину. Липоване и некрасовцы, проживавшие в Австрии, Болгарии, Румынии и Турции, стали подавать прошения о принятии в российское подданство, ходатайствуя о переселении в Приамурский край. Из официальных отчётов местной администрации следует, что в 1908-1914 гг. в Амурскую область переселились 2 679 зарубежных старообрядцев, из которых 2 147 являлись подданными Румынии, 506 – Австрии, 26 – Болгарии. В это же время в соседней Приморской области обосновались 986 их одноверцев.

После неуспешного завершения войны с Японией царское правительство, заинтересованное в хозяйственном освоении своей дальневосточной окраины, рассчитывало заселить край «крепким элементом». Узнав о стремлении зарубежных старообрядцев возвратиться на родину предков, Главное управление землеустройства и земледелия обратилось в Совет с предложением своего содействия в данном вопросе. С этого времени Совет стал выполнять роль связующего звена между липованскими общинами и российскими властями. В Австрию и Румынию Советом направлялись уполномоченные, разъяснявшие местным старообрядцам условия переселения и составлявшие списки потенциальных переселенцев. В 1907 г. доверенный Совета Д. М. Смирнов возглавил группу старообрядцев-ходоков, в которую вошли представители австрийских липован, "зачислившую" участки на Амуре. Впоследствии уполномоченный В. Е. Мельников неоднократно посещал новосёлов-липован на Дальнем Востоке. Его непосредственные обязанности заключались во взаимодействии с представителями местной администрации по вопросам обустройства переселенцев, организации среди новосёлов потребительских обществ и кредитных товариществ, устройства школ, строительства церквей и регистрации религиозных общин.

С уверенностью можно сказать, что переселение зарубежных старообрядцев в Приамурский край стало возможным именно благодаря содействию со стороны Совета Съездов. Велика роль в данном начинании его руководителей – Д. В. Сироткина и П. П. Рябушинского. Члены Совета заботились об удовлетворении не только духовных, но и материальных нужд своих единоверцев. Благодаря его мгочисленным ходатайствам липоване получили некоторые льготы (ускоренная процедура принятия российского подданства, беспошлинный провоз имущества через границу). Тем не менее назвать подобные привилегии существенными невозможно. По большому счёту, на зарубежных старообрядцев распространялись правила, установленные для «сельских обывателей» Европейской России, переселявшихся на казённые земли Сибири и Дальнего Востока.

В отличие от руководителей Совета, участники ежегодных Съездов не были едины в оценке переселенческой «затеи». Ещё на стадии подготовки переселенческих мероприятий раздавались голоса противников поспешных и непродуманных шагов в решении этого важного вопроса. Руководителей Совета, в первую очередь Д. Сироткина, обвиняли в излишнем рвении в столь ответственном деле. Настороженно к идее переселения зарубежных старообрядцев относились многие члены московского Братства Святого Креста, интеллигенты-начётчики и представители образованного духовенства.

Последующее развитие событий показало, что критика в адрес Совета отнюдь не была лишена оснований. Проекты Совета, связанные с обустройством переселенцев, организацией среди новосёлов потребительских обществ и кредитных товариществ, устройством школ, строительством церквей так и не были реализованы на практике. Незначительные суммы, находившиеся на балансе Совета, не были предусмотрены для оказания непосредственной помощи переселенцам. Сами же липоване в подавляющем большинстве являлись людьми бедными.

Прибывавшие в Приамурье переселенцы сталкивались с массой трудностей. Отсутствие материальных средств у большей части липован, а также климатические особенности региона, значительно отличавшиеся от таковых в местах выхода переселенцев, заставляли многих «зарубежцев» возвращаться в покинутые страны. Согласно официальной статистике, только в 1911 г. Амурскую область покинули 633 румынских старообрядца-переселенца – почти треть всех «обратников» за отчётный год.