Дифференциация ответственности за контрабанду наркотиков по ст. 229.1 УК РФ и перспективы ее оптимизации

Сильченко Елена Владимировна кандидат юридических наук доцент; кафедра уголовного права и криминологии; Кубанский государственный университет 350040, Россия, Краснодарский край, г. Краснодар, ул. Ставропольская, д. 149 Sil'chenko Elena Vladimirovna PhD in Law Associate Professor; Department of Criminal Law and Criminology; Kuban State University Stavropol str., 149, Krasnodar territory, 350040, Russia Adrred_tin@bk.ru

Дербок Заира Гиссовна кандидат юридических наук доцент; кафедра уголовного права и криминологии; Кубанский государственный университет 350040, Россия, Краснодарский край, г. Краснодар, ул. Ставропольская, д. 149 Derbok Zaira Gissovna PhD in Law Associate Professor; Department of Criminal Law and Criminology; Kuban State University Stavropol str., 149, Krasnodar territory, 350040, Russia Zaira_111@mail.ru

Вопросы дифференциации уголовной ответственности являются одними из наиболее заметных в современном российском уголовном праве. Выступая «краеугольным камнем» в решении множества проблем, дифференциация является, с одной стороны, средством, обеспечивающим реализацию уголовно-правовых принципов, с другой – гарантией обеспечения справедливого рассмотрения каждого отдельно взятого уголовного дела ^{[15, с. 239]}.

На сегодняшний день является востребованным изучение дифференциации уголовной ответственности за преступления против здоровья населения и общественной нравственности, нормативная регламентация которых в гл. 25 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее – УК РФ) в последнее время претерпела значительные изменения, одновременно следуя вектору смягчения и усиления ответственности за отдельные преступные посягательства. Так, в соответствии с Федеральным законом от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ, данная глава была дополнена ст. 229.1 УК РФ, предусмотревшей ответственность за контрабанду наркотических средств, психотропных веществ, их прекурсоров или аналогов, растений, их содержащих (либо частей) (далее – наркотики), инструментов или оборудования, которые находятся под специальным контролем и используются для изготовления наркотиков. Этот уголовно-правовой запрет контрабанды предметов, относящихся к наркотикам, был перемещен из ранее существовавшей ст. 188 УК РФ («Контрабанда») ^{[15, с. 36]}, содержащей в себе всего три квалифицирующих признака, когда в настоящее время в ст. 229.1 УК РФ таких регламентировано семь. Как известно, квалифицирующие признаки являются специальными средствами дифференциации уголовной ответственности ^{[2, с. 85]}, их расширение, в данном случае, связано с градированием предмета контрабанды наркотиков в зависимости от размера (значительный, крупный и особо крупный), а также появлением такого отягчающего обстоятельства, как совершение контрабанды группой лиц по предварительному сговору. В целом, это соответствует должному курсу борьбы с преступностью, поскольку статистический показатель регистрируемых преступлений по ст. 229.1 УК РФ растет: по данным Главного информационно-аналитического центра МВД России (далее – ГИАЦ МВД России), за период январь–декабрь 2024 г. было зарегистрировано 378 случаев контрабанды наркотиков, что на 37,5% больше показателя прошлого года.

Тема дифференциации уголовной ответственности за контрабанду наркотиков в науке уголовного права является хорошо разработанной. Отдельные вопросы данной сферы затрагивались на уровне диссертационных работ, отдельных монографических исследований и научных статей такими учеными, как Е.С. Витовская ^[3], Ю.А. Гудков ^[5], А.И. Коробеев ^[9], А.Я. Кромова ^[10], М.Р. Поташов ^[13], А.А. Сергеева ^[16], Н.В. Щетинина ^[18] и др. Вместе с тем, на сегодняшний день отсутствует комплексное (теоретико-правовое) исследование обозначенной тематики, которое бы опиралось на нормы действующего российского уголовного законодательства.

В целях обеспечения полноты и точности проводимого исследования, в работе использованы научные труды ученых в области уголовного права, материалы опубликованной судебной практики Верховного Суда Российской Федерации и судов общей юрисдикции, статистические сведения о состоянии преступности, представленные ГИАЦ МВД России, задействован комплекс общенаучных и частнонаучных методов научного познания: анализ, синтез, системно-структурный, формально-юридический и логический.

Несмотря на то, что с момента появления в российском уголовном законе в 2011 г. ст. 229.1 ни один из ее дифференцирующих признаков (ч. 2–4) не был подвернут корректировке, их систему все же нельзя признать всецело совершенной. Представляется целесообразным, с теоретической точки зрения и с ракурса выявления перспектив дальнейшей оптимизации, рассмотреть подробнее наиболее интересные из них.

Итак, квалифицирующими признаками I степени являются совершение контрабанды наркотиков группой лиц по предварительному сговору, должностным лицом с использованием своего служебного положения и в отношении наркотиков в значительном размере.

Поскольку первый из названных признаков является достаточно разработанным в доктрине ^{[13; 9]}, целесообразно осветить лишь проблемные аспекты, связанные с его квалификацией. Первый из них – это осуществление контрабанды наркотиков посредством международных почтовых отправлений. Обстоятельно данный вопрос был поднят в специальной работе М.А. Любавиной, однако в целом в науке он мало изучен, а судебная практика достаточно противоречива в этой области ^{[11, с. 78]}. В частности, заявленный проблемный аспект касается ответа на следующий вопрос: как с уголовно-правовой точки зрения квалифицировать деяние получателя и отправителя почтовой пересылки? Они являются соисполнителями контрабанды наркотиков или же исполнителем является только отправитель? Если же данных фигурантов признать соисполнителями, то их деяние необходимо квалифицировать по признаку совершения преступления группой лиц по предварительному сговору. Однако если исполнителем признавать единолично отправителя, то квалификация по данному признаку будет невозможна, что приведет к привлечению этого субъекта к ответственности со ссылкой на ст. 33 УК РФ.

Если обратиться к п. 15 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 апреля 2017 г. № 12 (далее – ПП ВС РФ от 27 апреля 2017 г. № 12), то можно увидеть разъяснение на этот счет. Так, в нем отмечается, что получатель предметов контрабанды по международному отправлению, если он приискал, сделал заказ на них, оплатил их, указал свои личные данные, предусмотрел способы получения и (или) сокрытия товара, который он заказал, то подвергается ответственности как лицо, непосредственно совершившее преступление (исполнитель). Однако, как представляется, данная рекомендация протеворечива.

Так, объективную сторону контрабанды по ст. 229.1 УК РФ составляют действия по непосредственному (незаконному) «перемещению» через таможенную границу Евразийского экономического союза (далее – ЕАЭС) либо государственную границу России с государствами – членами ЕАЭС наркотиков и других предметов преступления. То есть осуществляется физическое изменение места нахождения предмета контрабанды.

В соответствии с п. 27 ч. 1 ст. 2 Таможенного кодекса ЕАЭС (далее – ТК ЕАЭС), перемещение товаров через границу таможни означает их ввоз на территорию таможни Союза или вывоз из таковой. В свою очередь в п. 3 ч. 1 ст. 2 данного правового акта под ввозом товаров на территорию таможни Союза понимается совершение действий по пересечению таможенной границы Союза, в результате которых товары прибыли на территорию таможни любым способом, в том числе посредством международного почтового отправления, вплоть до выпуска данных товаров таможенными органами.

Исходя из положений ТК ЕАЭС, становится очевидным, что международное почтовое отправление наркотиков – это один из способов их контрабанды. Последняя, осуществляемая путем международной пересылки, начинается с момента сдачи в почту отправителем товара и заканчивается в момент его прибытия на территорию таможни Союза.

Таким образом, действия, описанные в п. 15 ПП ВС РФ от 27 апреля 2017 г. № 12 (приискание наркотиков, их заказ, оплата, предоставление своих личных данных и т.д.), не входят в объективную сторону контрабанды наркотиков, поскольку получатель международного почтового отправления не совершает действий по непосредственному перемещению, изменению местонахождения предмета контрабанды в пространстве. Такая ситуация порождает противоречие положений уголовного закона и акта высшей судебной инстанции.

По нашему мнению, лицо, которое является получателем международного почтового отправления, не может быть признано соисполнителем контрабанды. Думается, что такой получатель выступает соучастником преступления, а именно пособником, поскольку он способствует перемещению наркотиков, что влечет квалификацию его действий по ст. 229.1 УК РФ со ссылкой на ч. 5 ст. 33 УК РФ. Данная позиция находит свою поддержку и в науке уголовного права ^{[11, с. 84]}.

Не менее сложным является разрешение вопроса, связанного с квалификацией контрабанды наркотиков в аспекте ее совершения группой лиц по предварительному сговору, когда одним из ее исполнителей выступает такой специальный субъект преступления, как должностное лицо. В этой связи подходящий пример моделирует М.А. Любавина, представляя ситуацию, когда должностное лицо таможни, находясь в предварительном сговоре с лицом, незаконно перемещающим наркотик через таможенную границу, во время досмотра обеспечивает его сокрытие от контроля, т.е. намеренно не замечает ^{[11, с. 84]}. В действительности оба лица непосредственно участвуют в реализации объективной стороны контрабанды. Однако на основании ч. 4 ст. 34 УК РФ, если лицо не являлось субъектом преступления, указанным в статье Особенной части УК РФ, но участвовавшее в его совершении, оно подвергается ответственности за данное преступное деяние в качестве организатора, подстрекателя или пособника. Исходя из этого, действия должностного лица, участвующего в контрабанде наркотиков, следует квалифицировать как действия исполнителя данного преступления по п. «б» ч. 2 ст. 229.1 УК РФ, поскольку в данной норме он указан как специальный субъект преступления. В свою очередь действия второго лица надлежит квалифицировать как действия пособника в совершении контрабанды должностным лицом с использованием своего служебного положения по ч. 5 ст. 33, п. «б» ч. 2 ст. 229.1 УК РФ. Такое положение дел исключает использование квалифицирующего признака «группа лиц по предварительному сговору», так как исполнителем контрабанды наркотиков выступает только одно лицо.

Также особый интерес вызывает второй признак, относящийся к специальному субъекту преступления – должностному лицу, использующему свое служебное положение. В первую очередь обращает на себя внимание необоснованное сужение возможностей данного признака, что, как представляется, влияет на его превентивный и охранительный потенциал. В частности, обозначив в п. «б» ч. 2 ст. 229.1 УК РФ фигуру должностного лица, законодатель de jure ограничил возможность совершения контрабанды наркотиков иным лицом (не являющимся должностным), с использованием своей служебной деятельности. Как верно отмечает А.А. Карапетян, лицо, осуществляющее служебную деятельность, является служащим, к категории которых можно отнести в том числе должностных лиц, т.е. последние являются разновидностью служащего. Служащие – это родовое понятие по отношению к должностным лицам, их перечень открыт ^{[14, с. 9]}, чего нельзя отметить в отношении вторых, исходя из понятия, регламентированного в примечании 1 к ст. 285 УК РФ. Для примера, в ст. 226.1 УК РФ, предусматривающей ответственность за контрабанду иных специальных предметов, в п. «а» ч. 2 закреплен квалифицирующий признак совершения деяния лицом с использованием своего служебного положения. Аналогичный признак содержится и в п. «в» ч. 2 с. 229 УК РФ, устанавливающей запрет на хищение либо вымогательство наркотиков. В п. 23 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 15 июня 2006 г. № 14 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами» дается разъяснение, что к использующему свое служебное положение лицу следует относить как должностное лицо, так и лицо, которое, выполняя свои трудовые функции, соприкасается с наркотиками (например, лаборант (при изготовлении лекарств), работник аптеки (при отпуске лекарства), охранник, экспедитор (при охране) и т.д.). В этой связи нельзя исключать ситуации, при которых лица, использующие свое служебное положение, могут совершить контрабанду, не имея определенной должности. По этой причине и в целях приведения к единообразию положений уголовного закона, п. «б» ч. 2 ст. 229.1 УК РФ следует изложить в следующей редакции: «лицом с использованием своего служебного положения».

Как ранее было отмечено, законодатель дифференцировал размер контрабанды наркотиков на значительный (п. «в» ч. 2 ст. 229.1 УК РФ), крупный (квалифицирующий признак II степени – ч. 3 ст. 229.1 УК РФ) и особо крупный (квалифицирующий признак III степени – п. «б» ч. 4 ст. 229.1 УК РФ). Они определяются, в том числе для целей ст. 229.1 УК РФ, постановлениями Правительства Российской Федерации от 1 октября 2012 г. № 1002 и от 8 октября 2012 г. № 1020, о чем говорится в примечаниях 2 к ст. 228 и 228.3 УК РФ. Единственное, здесь стоит оговориться, что предмет контрабанды наркотических средств, психотропных веществ, их аналогов, растений (их частей), содержащих наркотики, в зависимости от своего веса делится на значительный, крупный и особо крупный размеры, а ее предмет в виде прекурсоров наркотиков подразделяется только на крупный и особо крупный размеры.

К квалифицирующим признакам III степени, помимо ранее обозначенного, относятся: совершение контрабанды организованной группой и с применением насилия к лицу, осуществляющему таможенный или пограничный контроль ^[12].

Первый из вышеназванных дифференцирующих признаков детально разработан в доктрине уголовного права, поэтому целесообразность характеристики его особенностей отсутствует. Особое внимание привлекает второй признак, из формулировки которого не совсем понятно, о каком виде насилия идет речь: физическом и (или) психическом. Так, на настоящий момент утратившим силу, но действовавшим без малого 7 лет назад постановлением Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 мая 2008 г. № 6 «О судебной практике по делам о контрабанде» разъяснялось, что в рамках п. «в» ч. 3 ст. 188 УК РФ контрабанда предполагает любое физическое воздействие (к примеру, связыванием, ударами). К сожалению, во вновь принятом одноименном ПП ВС РФ от 27 апреля 2017 г. № 12 разъяснений не дается на этот счет. Этот пробел восполняется в доктрине. Так, по мнению Л.Ю. Родиной, физическое насилие – это единственный показатель, который имеет уголовно-правовое значение для рассматриваемого признака ^{[14, с. 155]}. Ряд авторов утверждают, что поскольку признак контрабанды «с применением насилия к лицу, осуществляющему таможенный контроль» не сопровождается формулировкой «а равно с угрозой его применения», то логично, что подразумевается только физическое насилие. А ведь психическое насилие – это не менее действенный способ оказания влияния на потерпевшее лицо, к тому же оно применяется более чаще (путем угрозы применения оружия, гипноза, распространения разного рода сведений и т.д.), чем физическое ^{[1, с. 94; 4]}.

На основании вышеизложенного п. «в» ч. 4 ст. 229.1 УК РФ целесообразно изложить следующим образом: «с применением насилия к лицу, осуществляющему таможенный или пограничный контроль, либо с угрозой применения такого насилия».

Относительно установления ответственности за совершение отдельных деяний, в науке уголовного права предлагается криминализовать контрабанду наркотиков с целью последующего их сбыта, дополнив ч. 3 ст. 229.1 УК РФ соответствующим квалифицирующим признаком ^{[17, с. 41]}. Полагаем, что с данным мнением следует согласиться, поскольку введение уголовной ответственности за контрабанду наркотиков с целью их последующего сбыта сыграет ключевую роль в борьбе с организованной преступностью. Во-первых, это создаст сильный экономический стимул для преступных групп отказаться от данного вида деятельности. Кроме того, может значительно ослабнуть их материальная составляющая за счет снижения возможности для финансирования других видов преступной деятельности (вымогательство, убийства, коррупционные деяния и др.). Во-вторых, это поспособствует выявлению логистических цепочек преступных групп и разрушению сетевых связей между разными звеньями организованной преступности, ведь контрабанда наркотиков часто включает сложные схемы перевозки и распределения, в которых участвует множество различных преступных структур.

В одном случае умысла на соответствующий сбыт может и не быть. Так, Химкинским городским судом в приговоре от 30 июля 2024 г. по делу № 1-620/2024 установлено, что некий А. совершил контрабанду наркотических средств, т.е. незаконное перемещение через таможенную границу таможенного союза ЕарАзЭС кекса, приобретенного в Королевстве Таиланд, в составе которого находился тетрагидроканнабинол, без цели сбыта для собственного потребления. Однако распространены случаи, когда такой умысел преследуется.

Подтверждением необходимости вышеназванной криминализации служат следующие материалы опубликованной судебной практики. Так, приговором Советского районного суда города Краснодара от 6 апреля 2016 г. № 1-256/2017 установлено, что Мирзоев С.С., признанный виновным по п. «б» ч. 4 ст. 229.1 УК РФ и ч. 3 ст. 30, ч. 5 ст. 228.1 УК РФ, в ноябре 2016 г., находясь в предварительном сговоре с другим лицом о совместном совершении контрабанды наркотиков, приобрел у последнего наркотическое средство для его последующего перемещения через таможенную границу таможенного союза и дальнейшего сбыта.

Еще одним примером служит приговор Псковского областного суда от 18 декабря 2023 г. по делу № 2-10/2023, по которому Н. был признан виновным в совершении контрабанды наркотика в особо крупном размере и покушении на его сбыт. Суд установил, что наркотики были расфасованы, упакованы и размещены в топливном баке легкового автомобиля для последующего их перемещения через границу с целью сбыта на территории Российской Федерации.

В приговоре Советского районного суда г. Красноярска от 19 января 2017 г. № 1-104/2017 суд установил, что Бозоров Б.Д., находясь в Республике Таджикистан, приобрел у неустановленного лица героин, который в последующем вместе с денежными средствами для покупки авиабилета, посредством предварительно оговоренной передачи Ф., запрятал в куче мусора для их хранения. Возвратившись в город Красноярск, Бозоров Б.Д., посредством мобильной связи, обратился через своего «доверителя» к лицу, проживающему в Таджикистане, с предложением о перевозке с Республики на территорию России ранее приобретенный героин в целях его последующего сбыта. На что исполнитель ответил согласием. Таким образом, Бозоров Б.Д., действуя в составе группы лиц, создал все необходимые условия для незаконного сбыта на территории Российской Федерации героина в крупном размере.

Таким образом, в результате изучения дифференциации ответственности за контрабанду в рамках ст. 229.1 УК РФ, можно подвести итог в контексте определения перспектив ее оптимизации.

1. В связи с тем, что нельзя исключать ситуации, при которых лица, использующие свое служебное положение, могут совершить контрабанду, при этом не имея определенной должности и в целях унификации положений уголовного закона, предлагается новая редакция п. «б» ч. 2 ст. 229.1 УК РФ.

2. Исходя из неопределенности, возникающей при установлении вида насилия в рамках п. «в» ч. 4 ст. 229.1 УК РФ (физического и (или) психического), предлагается новая редакция данной нормы.

3. Поддерживается идея дополнения ч. 3 ст. 229.1 УК РФ новым квалифицирующим признаком: «в целях сбыта».

Введение уголовной ответственности за контрабанду наркотиков с целью их последующего сбыта поможет разрушать логистические цепочки преступной деятельности, ослабить организованные преступные группировки, снизить их материальный потенциал и нарушить внутреннее преступное взаимодействие между их членами.