Микрополе «Страх» в русских говорах Приамурья (на материале глагольной лексики)

Фан Хайсюй независимый исследователь 680035, Россия, Хабаровский край, г. Хабаровск, ул. Тихоокеанская, 140, 306 Fang Haixu Independent researcher 680035, Russia, Khabarovsk Territory, Khabarovsk, Pacific street, 140, 306 362457061@qq.com Другие публикации этого автора

Садченко Валентина Тарасовна ORCID: 0000-0001-6276-6819 доктор филологических наук профессор; высшая школа Русская Филология; Тихоокеанский государственный университет 680000, Россия, Хабаровский край, г. Хабаровск, пр-т Карла Маркса, 68 Sadchenko Valentina Tarasovna Doctor of Philology Professor; Higher School of Russian Philology; Pacific State University 680000, Russia, Khabarovsk Territory, Khabarovsk, Karl Marx Ave., 68 ValentinaSadchenko@yandex.ru Другие публикации этого автора

Введение

Глагольная лексика играет ключевую роль в выражении языковой картины мира, поскольку глаголы являются основным средством описания действий, процессов и изменений, происходящих в мире. Поле глаголов психической деятельности является ядерным для любого языка, единицы которого обладают национальными особенностями своей семантики и употребления ^{[15, с. 120]}.

Для современной русистики особенно значимым является изучение лексико-семантической группы глаголов психической деятельности человека: по мнению ученых, это «самая сложная по внутренней организации сфера, состоящая из множества денотативных комплексов, объединенных областью референциальной приложимости: все они соотносятся с субъектом – человеком» ^{[10, c. 121]}.

М. Д. Чертыкова обращает внимание на тот факт, что глаголы могут выполнять концептуализирующую роль в процессе создания образа человека, чему способствуют их специфическая семантика и разнообразие оттенков, возникающих на синтагматическом уровне ^{[16, с. 6]}.

Концептуализация процессов мышления и эмоционального состояния может выражаться глаголами и глагольными сочетаниями, которые образуют концептуальное поле. Концептуальное поле глаголов психической деятельности – это многомерное образование, включающее некоторое количество вербализованных глагольными лексемами концептов в качестве его единиц, отражающих психическую деятельность человека. В данное поле глаголов психической деятельности входят глаголы с ментальными значениями (глаголы со значениями мышления и знания), эмотивными значениями, перцептивные глаголы восприятия и ощущения, объединенные общей категориальной семой «проявлять какие-либо психические способности и качества, присущие человеку».

Интересным представляется вербализация диалектными глаголами психической деятельности отдельных эмоциональных концептов, своеобразных микрополей, отражающих диалектную картину мира, которая представляет собой фрагмент общеязыковой картины мира, но в то же время характеризуется естественным характером, отсутствием кодификации, признаками традиционно-народных представлений о мире, а также особенностями в отражении мира в соответствии с региональными условиями и ценностными установками людей, свойственными для определенного места проживания. Мы обратились к малоисследованному в данном аспекте материалу русских говоров Приамурья.

Материалы и методы исследования

Основным источником эмпирического материала является «Словарь русских говоров Приамурья» (СРГП) 2007 года выпуска, включающий, как отмечается в предисловии, «диалектную лексику и фразеологию русских говоров Приамурья, распространенных на большой территории, от с. Албазино до г. Хабаровска (говоры старожилого населения Амурской области и Хабаровского края по верхнему и среднему течению р. Амура)» ^{[11, с. 3]}. Кроме того, материал проверялся также по «Словарю современного русского литературного языка» (ССРЛЯ) ^[13] и «Словарю русского языка» (СРЯ) ^[12]. В работе использовался полевый метод и элементы методики когнитивного комментария при анализе значений глагольных лексем в аспекте концептуального поля и языковой картины мира и элементы методики количественных сопоставлений.

Результаты исследования и их обсуждение

Проведенное исследование глагольной лексики с общим значением психической деятельности, зафиксированной в СРГП, показало, что в данной лексико-семантической группе преобладают эмотивные глаголы, что свидетельствует об эмоциональности диалектоносителей. Сложные обстоятельства жизни часто приводят носителей говоров в тревожное эмоциональное состояние. Большая часть глагольных эмотивных лексем вербализует отрицательное эмоциональное состояние и отношение, что соответствует семантике концептов «Страх», «Злость», «Грусть», «Горе», «Болезнь».

Страх, будучи одной из базовых негативных эмоций, неоднократно становился предметом лингвистических исследований таких ученых как Л. М. Васильев, Л. Г. Бабенко, Е. М. Вольф и др. При этом его исчерпывающее лингвистическое описание пока отсутствует. Наиболее распространенным видом исследований являются описания отдельных языковых или речевых особенностей выражения страха, которые, однако, по мнению Л. М. Васильева, также оказываются недостаточными ввиду отсутствия опоры на общее лексико-семантическое значение глаголов ^[3].

Так, С. В. Минибаева, исследуя лексикографическое микрополе «страх» в современном русском языке, в ядерной зоне данного микрополя размещает лексемы «робость», «испуг», «боязнь», «страх», «ужас» ^{[7, с. 88]}.

Но интенсивность эмоционального состояния у данных лексем синонимического ряда разная. Подобное мы наблюдаем у глагольных лексем.

Попробуем рассмотреть микрополе «Страх» с опорой на глагольную лексику психической деятельности, выделенную в СРГП.

Следует отметить, что в русистике концепт «Страх» имеет значительную историю изучения в силу того, что является универсальным, общим для многих культур и народов, уже неоднократно предпринимались попытки его описания на материале имен и фразеологизмов русского литературного языка или в сопоставительном аспекте на материале русского и иностранного языков; в глагольной презентации данный концепт еще не анализировался.

Микрополе «Страх» характеризуется наличием ядра, центра и периферии.

Ядро микрополя составляют лексемы со значениями «испугаться» – испытать состояние страха и «испугать» – привести в состояние страха: ахнуться, спужаться, нашорошить. Первые два глагола являются абсолютными синонимами, а лексема нашорошить имеет иную грамматическую характеристику – обозначает другую направленность действия: это переходный глагол, обозначающий эмоциональное воздействие субъекта на объект:

СПУЖТЬСЯ, ю с ь, е ш ь с я, сов. Ис­пугаться. Спужается ружьём – ружьё выльет­ся, испужался петуха – петух выльется (Ключи Бел.). Ночью сегодня в окно кто-то стукнул, так спужалась до смерти (Архара Арх.). Амур. (Арх. Бел.) ^{[11, с. 417]}.

НАШОРШИТЬ, ш у, ш и ш ь, сов., кого. Испугать. Нашорошили они [японцы] меня, неделю заикался (Н.-Вскр. Шим.). Амур. (Шим.) ^{[11, с. 266]}.

В «Словаре русского языка» глагол «испугать» обозначает «вызвать испуг, заставить бояться», а «испугаться» – «почувствовать испуг, боязнь» ^{[12, т. I, с. 685]}.

Околоядерную зону – центр поля – составляют лексемы, имеющие коннотативную окраску, выражающуюся в интенсивности и длительности переживаемой эмоции. Это более многочисленная группа слов, выражающих страх: опаситься, обробеть, пристрашить, настрахаться, оглазеть, ужахнуться.

Периферию поля составляют глаголы сполошить, сполошиться, растушеваться – это лексемы, в семантике которых страх присутствует факультативно, в частности, глаголы СПОЛОШТЬ, ш , ш ш ь , сов., кого. Экспр. Встревожить, внезапно испугать; всполошить. Пожар всех сполошил. Ночью приехали и всех сполошили (Благовещ.). Амур. (Благ.); СПОЛОШТЬСЯ, ш с ь, ш ш ь с я, сов. Встревожиться, всполошиться. От пустых вестей сполошились (Благовещ.). Амур. (Благ.) ^{[11, с. 416]} имеют основную сему «испытывать тревогу», «потерять душевное равновесие»; у глагола РАСТУШЕВТЬСЯ, ш ю с ь, ш е ш ь с я, сов. Прийти в замешательство, оробеть, смутиться. Пела я им хорошо, а потом чего-то растушевалась, да и получилось плохо (Алб. Скв.). Амур. (Скв.) ^{[11, с. 366]} сема «страх» присутствует в приведенном комментарии к лексеме: в значении литературного глагола-аналога «оробеть». Тревога, замешательство по сравнению со страхом называет более общее состояние, имеющее размытые, нечеткие границы.

Е. Ю. Бутенко в статье, посвященной концепту «Страх», пишет следующее: «… страх в русском языковом сознании <…> не является «популярной» эмоцией, не является основной «темой» жизни и культуры. Слово страх – символ, культурный термин, способный замещать конкретные оттенки чувства, выражает эмоцию собирательно, отчужденно от переживания человеком, тем самым, объективируя смысл самой эмоции. В русской лингвокультуре параметр ожидания чего-либо плохого репрезентируется, помимо лексемы страх, также, прежде всего, лексемами тревога и тоска» ^{[2, с. 109]}.

Глагольные средства языковой объективации концепта «Страх» позволяют сделать некоторые выводы относительно особенностей репрезентации данного концепта в речевом пространстве носителей русских говоров Приамурья.

Глагольная вербализация концепта «Страх» в русских говорах Приамурья отражает физиологические и психологические процессы, происходящие с человеком в процессе жизни и познания действительности.

Страх могут вызывать злые, опасные животные (волки); природные силы (вода), стихии (пожар, наводнение); вражеские захватчики (японцы); нечистая сила (кто-то); пустые вести.

Интенсивность, продолжительность переживания страха выражаются синонимичными глагольными лексемами, входящими в центральную зону и образующими градационный ряд в соответствии с конкретизирующими семами по интенсивности переживания: более и менее слабые. Страх может быть сильным и продолжительным, сопряженным с ужасом, вызванным, как правило, природными или значительными социальными бедствиями.

Применительно к диалектному материалу не находит подтверждения вывод А. А. Антиповой о том, что в русском языке зафиксирован «лишь один случай, где возможно обозначение сниженной степени интенсивности «в чистом виде», то есть при помощи словообразовательного форманта, а именно: бояться + значение «меньше нормы» = побаиваться» ^[1].

В материалах СРГП представлен глагол пристрашить, где префикс при- имеет значение неполноты проявления признака, что также подчеркивается контекстуально и адвербиальной лексемой слегка:

ПРИСТРАШТЬ, ш , ш ш ь, сов., кого. Устрашить слегка. Никого под суд не сдаёт, так пристрашит и всё (Н.-Андр. Бел.). Пристрашил пацанов, дак больше не лазят (Марк. Благ.). Амур. (Бел. Благ.) ^{[11, с. 348]}.

Не наблюдается персонифицирования страха, не отмечается и модель, на которую как наиболее частотную и характерную для русского языка указывает в своей диссертации С. В. Зайкина: «… страх есть болезнь», <…> в русском языковом сознании страх-болезнь мыслится как практически неизлечимое заболевание, с крайне тяжелыми последствиями, ведущее к временной парализации организма» ^[4].

В данной группе говоров страх понимается не как «нервно-психическое расстройство, появившееся в результате испуга»; у носителей анализируемого диалекта отношение к страху скорее ироничное (респонденты рассказывают об этом состоянии как о прошедшем и пережитом событии, вызвавшем значительный страх, но не имевший таких тяжких последствий).

С точки зрения В. К. Приходько, появление страха у жителей Приамурья связано «со столкновениями с бурной водной стихией, сильными морозами и ветрами, топкими болотами, непроходимыми лесами, с ядовитыми насекомыми, пожарами. Переселенцам знакомо понятие “животный страх”, т. е страх за “живот”, или за свою жизнь. К этому страху можно присовокупить страх болезней, страх смерти, тревогу о завтрашнем дне, страх божий и фантастический страх». По мнению В. К. Приходько, чувство страха «у старожилов носит в основном объективный характер: внешняя угроза окружающей среды (наводнение, пожар, буря и т. д.)» ^{[9, с. 24]}.

В. К. Приходько также отмечает, что в диалектной языковой картине мира русских говоров Приамурья большое значение занимают отрицательные базовые эмоции ^{[9, с. 12]}.

Данный факт в общеязыковой картине мира исследователи объясняют тем, что «сознание людей положительные качества человека воспринимает как некую норму, на фоне которой его отрицательные качества выступают ярче, рельефнее и поэтому чаще кладутся в основу номинации». Отмечается также, что носителями говоров отрицательно воспринимается любое излишнее проявление какого-либо качества, несоблюдение нормы в поведении ^{[14, с. 254]}.

В целом, относительно особенностей выделенных концептов, подтверждаются выводы лингвистов о значительном преобладании слов с отрицательной эмоционально-оценочной окрашенностью. При этом видов отрицательных сем значительно больше, чем положительных. Данную особенность, вслед за Н. Б. Лаврентьевой ^[6], отмечает Ф. П. Иванова, анализировавшая в свое время русские говоры Приамурья и принимавшая активное участие в составлении словаря. Автор предлагает назвать эмоционально-оценочной избирательностью ^{[5, с. 30]}.

Е. А. Оглезнева в статье, посвященной производным именам существительным в русских говорах Приамурья, высказывает мысль о том, что «оценочный нормативный предикат выражает оценку лица с точки зрения народных представлений о должном» ^{[8, с. 19]}. Поэтому в центре внимания диалектоносителей оказывается лексика, номинирующая деятельность, нарушающую правила поведения.

Выводы

Микрополе «Страх» в русских говорах Приамурья имеет в целом следующую структуру: состоит из ядра, центральной зоны и периферии; его вербализуют синонимичные глагольные лексемы, представляющие собой градационный ряд со значениями «испытать состояние страха» и «привести в состояние страха», дифференцирующий единицы по признакам интенсивность, продолжительность переживания страха, а также некоторые особенности его восприятия и формализации (отсутствие персонифицирования страха, отсутствие модели «страх-болезнь», наличие случаев обозначения сниженной степени интенсивности при помощи префиксальных формантов).