Библиотека
|
ваш профиль |
Филология: научные исследования
Правильная ссылка на статью:
Самсонова Е.М.
Редупликация образных и звукоподражательных глаголов как средство выражения кратности в якутском языке (на материале романа Н.Е. Мординова-Амма Аччыгыйа «Весенняя пора»)
// Филология: научные исследования.
2024. № 7.
С. 117-129.
DOI: 10.7256/2454-0749.2024.7.71185 EDN: OKSXON URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=71185
Редупликация образных и звукоподражательных глаголов как средство выражения кратности в якутском языке (на материале романа Н.Е. Мординова-Амма Аччыгыйа «Весенняя пора»)
DOI: 10.7256/2454-0749.2024.7.71185EDN: OKSXONДата направления статьи в редакцию: 03-07-2024Дата публикации: 01-08-2024Аннотация: Объектом исследования в данной статье являются редуплицированные формы якутских изобразительных слов и глаголов, а предметом – функциональные особенности проявления в их семантике различных оттенков кратности и повторяемости. На материале известного романа якутского писателя-классика Н.Е. Мординова – Амма Аччыгыйа «Весенняя пора» (1944) рассматриваются случаи употребления подобной лексики в художественном тексте. Структура статьи выстроена таким образом, что анализ удвоенных образных и звукоподражательных глаголов проводится по отдельности, что вполне согласуется с принятым в якутской лингвистической традиции разграничением этих двух разрядов слов. Особое внимание при этом уделяется примерам редупликации в аналитических конструкциях, образованных путем сочетания образных (звукоподражательных) слов со служебными глаголами, и аффиксальным акциональным формам со значением кратности. Применение функционально-семантического подхода, основанного преимущественно на принципе «от формы к значению», «от средств к функциям» позволило определиться с перечнем значений кратности, выражаемых удвоенными образными и звукоподражательными глаголами. Практический материал извлечен путем сплошной выборки, а представлен в тексте с помощью метода поморфемного глоссирования. Новизна данного исследования заключается в рассмотрении удвоенных образных и звукоподражательных слов в качестве одного из основных репрезентантов функционально-семантического поля кратности. Установлено, что данные глаголы при употреблении в редуплицированном виде имеют схожие структурные и семантические характеристики. Если однократность выражается аналитическими образованиями типа «звукоподражательный (образный) корень + гын- ʻделатьʼ (также диэ- ʻговоритьʼ со звукоподражательными)», то редупликация компонентов данной конструкции передает значение мультипликативной множественности. В отличие от аналитических средств, семантика повторяемости у аффиксальных акциональных форм образных и звукоподражательных глаголов при редупликации приобретает более учащенный и интенсивный характер. Анализ текста показал, что в зависимости от объекта описания данные средства могут выполнять либо художественно-описательную функцию, либо передавать эмоциональную оценку. Ключевые слова: якутский язык, глагол, аспектуальность, кратность, редупликация, мультипликативность, образное слово, звукоподражание, аффиксация, аналитическая формаAbstract: The object of research in this article is the reduplicated forms of Yakut figurative words and verbs, and the subject is the functional features of the manifestation in their semantics of various shades of multiplicity and repeatability. Based on the material of the famous novel by the Yakut classic writer N.E. Mordinov – Amma Achchygya "Springtime" (1944), cases of the use of such vocabulary in a literary text are considered. The structure of the article is made in such a way that the analysis of doubled figurative and onomatopoeic verbs is carried out separately; this is quite consistent with the differentiation of these two categories of words accepted in the Yakut linguistic tradition. Special attention is paid to examples of reduplication in analytical constructions formed by combining figurative (onomatopoeic) words with service verbs, and affixal action forms with the meaning of multiplicity. The application of a functional-semantic approach based mainly on the principle of "from to meaning", "from means to functions" allowed us to determine the list of multiplicity values expressed by doubled figurative and onomatopoeic verbs. The practical material was extracted by continuous sampling and presented in the text using the method of morphemic glossing. The novelty of this study lies in the consideration of doubled figurative and onomatopoeic words as one of the main representatives of the functional-semantic field of multiplicity. It has been established that these verbs, when used in a reduplicated form, have similar structural and semantic characteristics. If singleness is expressed by analytical formations of the type "onomatopoeic (figurative) root + gin- 'make' (also dee- 'speak' with onomatopoeic)", then the reduplication of the components of this construction conveys the meaning of multiplicity. In contrast to analytical tools, the semantics of repetition in affixal action forms of figurative and onomatopoeic verbs becomes more frequent and intense during reduplication. The analysis of the text showed that, depending on the object of description, these tools can perform either an artistic and descriptive function or convey an emotional assessment. Keywords: the Yakut language, verb, aspectuality, multiplicity, reduplication, multiplicativity, a figurative word, onomatopoeia, affixation, analytical formМногие языки мира имеют специализированные или совмещенные средства для выражения количественных аспектуальных значений. Категория кратности, по аналогии с функционально-семантическим полем аспектуальности, обладает обширным планом выражения, который в зависимости от строя языка, может иметь различную структуру. Так, в тюркских языках одним из специфических репрезентантов семантики кратности является группа изобразительных (звуко-образных) глаголов, которые «…уже своей формой выражают единичное или множественное действие» [10, с. 111]. Согласно устоявшейся якутской лингвистической традиции, подобную лексику принято подразделять на два самостоятельных разряда слов. Здесь под образными словами (дьүһүннүүр тыллар) подразумеваются «неизменяемые слова, выражающие чувственные представления о движении, признаках предмета и внутреннем состоянии организма» [21, с. 200], звукоподражательные же (тыаһы үтүктэр тыллар) представляют собой «условное приблизительное обозначение средствами языка звуков окружающей среды» [7, с. 366]. Такая группировка, основанная на существенных отличиях их семантического содержания и морфологической структуры, лежит в основе современных научных изысканий якутоведов. Несмотря на то, что в последнее время подавляющее большинство исследований звукоподражательной и образной лексики являются работами сопоставительного характера [6, 9, 12, 23 и др.], другим немаловажным аспектом изучения остается рассмотрение особенностей их функционирования в качестве репрезентантов тех или иных категорий (8,14,16 и др.). Семантический признак кратности, как отмечает В. С. Храковский, реализуется как совокупность значений однократности (единичности) и неоднократности (множественности) [17, с. 126]. Образные и звукоподражательные глаголы якутского языка являются наиболее выраженными с точки зрения соотнесенности этих двух значений. Согласно классификации семантических типов, данные средства могут считаться одним из основных лексических репрезентантов мультипликативной множественности, состоящей из серии повторяющихся единичных квантов – семельфактивов. Якутский язык относится к языкам, обладающим формально выраженным семельфактивом. Для обозначения единичных актов используются аналитические образования типа «звукоподражательный (образный) корень + гын- ʻделатьʼ (также диэ- ʻговоритьʼ со звукоподражательными)», например, дук гын- ʻсделать резкое угрожающее движение, резко замахнутьсяʼ, хап гын- ʻмоментально и энергично схватить, поймать что-л.ʼ, даах диэ- ʻкрик вороныʼ, лис гын- ʻоднократный стук, стук падения тяжелого предметаʼ. Сопряженное с ним значение мультипликативной множественности передается практически при всех способах образования звукоподражательных и образных глаголов (аффиксация, редупликация, парные формы). Среди них в якутском языке одним из наиболее выразительных и широко используемых средств является редупликация или удвоение. Данная семантическая универсалия обладает, по мнению исследователей, наибольшей продуктивностью в агглютинативных языках, для которых «характерны полная и дивергентная редупликация корней-основ, основанная на повторении звуковой оболочки языкового знака и выступающая в качестве средства, эксплицирующего синтаксические отношения» [13, с. 71]. В якутском языке удвоение и повторение основы, как отмечает Е. И. Убрятова, главным образом используется для усиления лексического значения слова, что проявляется в виде выражения дополнительных грамматических значений [20, с. 212]. Рассмотрим подробнее структурные и семантические особенности функционирования редуплицированных слов, относящихся к каждой из указанных групп. В качестве практического материала в данной статье используется текст известного романа якутского писателя Н. Е. Мординова - Амма Аччыгыйа «Сааскы кэм» (Весенняя пора) (1944). Выбор произведения обусловлен тем, что он может считаться одним из образцовых источников для изучения указанного явления, поскольку, по мнению исследователей, характеризуется «умелым использованием образно-изобразительных средств фольклорной поэтики и устной народной речи» [1, с. 179]. 1. В тексте романа представлено несколько разновидностей редупликации образных глаголов. Так, неоднократность образного действия выражается аналитическими глаголами, образуемыми от неизменяемых образных слов с помощью служебного глагола гын- (удвоению подвергается либо образное слово, либо служебный глагол), редупликацией моментально-однократных форм образных слов с аффиксами -с, -х, -к и акциональных форм образных глаголов. Если конструкция «образное слово + служебный глагол гын-» служит для выражения представления о моментальном однократном движении (ибир гын- ʻслегка шевельнуться, дрогнутьʼ, дьылыс гын- ʻпрошмыгнуть, юркнуть во что-л.ʼ и т.п.), то при повторе собственно образных слов проявляется значение неоднократного повторения (ибир-ибир гын- ʻсудорожно дергатьсяʼ) либо его выполнения множеством субъектов (дьылыс-дьылыс гын- ʻпоочередно прошмыгнуть куда-л.ʼ). Подобная редупликация образных слов, по мнению Л. Н. Харитонова, «представляет собой переходную ступень к понятию многократности или длительной повторяемости действия» [22, с. 152], поскольку сохраняет в себе как моментально-однократное значение, так и выражает кратковременное повторение действия. В данной модели аналитической конструкции удвоению может подвергаться не только образное слово, но и деепричастная форма служебного глагола гын ʻделатьʼ. В рассматриваемом тексте преимущественно употребляется редупликация вспомогательного глагола в конструкции с неизменяемым образным словом, например, дьик гын, обозначающей ʻвздрогнуть (от неожиданности, испуга и т.п.)ʼ [19, с. 339]:
Удвоение служебного глагола в представленном примере, на наш взгляд, позволяет подчеркнуть длительность интервалов между актами и продолжительность всего действия, по сравнению с редупликацией самого образного слова (ср. форма дьик-дьик гын- подразумевает более учащенное, кратковременное движение). Схожей семантикой обладают и случаи удвоения служебного глагола в сочетаниях с моментально-однократной формой образных глаголов, образованной при помощи аффиксов -с, -х, -к. Моментально-однократная форма образует семельфактив от образных глаголов, основа которых выражает нейтральные в видовом отношении признак, состояние или движение. Например, мэтэс от мэтэй- ʻвыдаваться вперед, выступать, выпячиваться (о груди)ʼ [3, с. 420], ыттах от ыттай- (ыртай-) ʻприподнимать уголки губ, растягивая их и слегка обнажая зубыʼ [5, с. 487]:
Но наиболее часто удвоению подвергаются различные акциональные формы образных глаголов. Хотя аффиксальные формы подвижности (-рый, -һый), замедленности (-аарый), раздельной (-лдьый, -рдаа), учащенной (-хаччый, -кыччый, -ҕалдьый, -гылдьый) и равномерной кратности (-ҥалаа, -ҥхалаа) сами по себе в той или иной степени являются выразителями многократности действия, их редупликация позволяет придать более учащенный и интенсивный характер повторяющемуся действию. В тексте выступают исключительно в виде редуплицированных деепричастий на -а/-ыы, иногда в сочетании с каузативными аффиксами. Наиболее употребительной является удвоенная форма равномерной кратности с аффиксом -ҥнаа, обозначающая «обычную или постоянную небыструю повторяемость действия, носящую равномерный, ритмичный характер» [22, с. 156; 7, с. 298]. Например, редупликация деепричастной формы глаголов, характеризующих не только внешний вид, но и походку или выражение глаз, взгляд: байааттаҥныы-байааттаҥныы от байааттаҥнаа- (производное от байаатын- ʻпошатываться, покачиваться от каких-л. поврежденийʼ [18, с. 130], чылаарыҥныы-чылаарыҥныы от чылаарыҥнаа- ʻплавно водить головой, глядя по сторонам (о худощавом, небольшого роста человекеʼ [5, с. 258]:
Употребление образных глаголов, в зависимости от объекта описания, может иметь либо художественно-описательный характер, либо выражать эмоциональную оценку [14, с. 93-94]. Оба представленных примера имеют описательный характер и передают интенсивную повторяемость действия без эмоциональной оценки. Но если в примере (5) это просто характеристика походки, то в случае (6) данная глагольная форма участвует в создании портрета одного из положительных героев романа Дмитрия Эрдэлиира, «приземистого паренька со смуглым лицом и смеющимися, озорными глазами», который показан «человеком доброго нрава, веселым и умным, с врожденным артистическим дарованием» [11, с. 110]. Но чаще всего при употреблении относительно человека присутствует экспрессивный компонент «эмоциональная оценка», который обычно проявляется при изображении не очень эстетичной внешности или движений. Подобная семантика проявляется при использовании некоторых равномерно-кратных форм в сочетании с аффиксами побудительного залога. Данная форма образных глаголов имеет, по мнению исследователей, своеобразное каузативно-переходное значение, заметно отличающееся от значения глаголов действия-состояния [7, с. 258]. Представленные ниже примеры редуплицированных образных глаголов в побудительной форме представляют собой конструкции с прямым дополнением (преимущественно наименованиями частей тела самого субъекта в притяжательной форме). Например, уоһун быллаҥнат- от быллай- ʻсильно вытягиваться, отвисать (о нижней губе)ʼ [18, с. 708], хараҕын турулуҥнат- ʻсмотреть, вращая белками глаз, таращить глазаʼ и т.п.
Широко употребительны в рассмотренном тексте образные глаголы в сочетании с аффиксами совместно-взаимного залога. В данном случае, помимо выражения учащенной повторяемости, передается значение совокупной множественности с «дополнительным оттенком усиления и эмоциональной окрашенности» [7, с. 270].
В передаче значений многократности участвуют также формы со значением раздельной кратности, обозначающие «повторяемость действия, при которой каждый повторяющийся элемент действия получает некоторую самостоятельность, а действие в целом представляет цепь отдельно фиксированных элементов» [22, с. 152]. Среди них своеобразной семантикой обладает форма с аффиксом -лдьый, которая придает образному глаголу значение «небыстро повторяющегося движения с оттенком особой акцентации на каждом такте или периоде повторения» [7, с. 300]. Раздельность повторения отдельных моментов движения подчеркивается, по мнению исследователей, присутствием в его составе элемента л, который придает значению моментально-однократный оттенок [22, с. 155]. Например, куоҕалдьый- от куоҕай- ʻплавно наклоняться, склоняться, сгибатьсяʼ [2, с. 484]:
В зависимости от контекста и значения основы данные глаголы могут выражать и различные сопутствующие экспрессивные оттенки. В романе Н. Е. Мординовым часто используется редуплицированное деепричастие күөгэлдьийэ-күөгэлдьийэ от күөгэй- ʻплавно качаться из стороны в сторону, колыхаться (о зыбкой поверхности чего-л.) [2, с. 659]:
Если в примере (13) редуплицированная форма образного глагола просто характеризует более учащенное движение, то в примере (14) оно выступает как один из приемов описания внутренних переживаний главного героя романа (из-за нахождения в безвыходном положении ему кажется, что на него давит даже потолок дома и ему хочется выбежать оттуда). 2. По сравнению с образными словами, редуплицированные звукоподражательные глаголы в тексте рассматриваемого романа представлены менее разнообразно. Значение однократности звукового явления, как отмечает Л. Н. Харитонов, прослеживается во всех аналитических формах, «образованных от непроизводных корневых звукоподражательных слов, воспроизводящих простейшее одиночное звучание – единицу звукового восприятия», в сочетании со служебным глаголом гын- и диэ- [22, с. 108]: лис гын- ʻстукнуть, произвести однократный тяжелый стукʼ (сделать лис!), ньаҥ диэ- ʻтявкнуть (сказать ньаҥ!)ʼ. Семельфактивное значение сохраняется и при образовании звукоподражательных глаголов от производных основ типа лаҥкыр гын- (от лаҥ) ʻподражание звону, возникающему при ударе твердых предметов (например, металлической посуды) друг о другаʼ [3, с. 78], лиһигир гын- (от лис) ʻгрохот, производимый падением тяжелого предмета на что-л. твердоеʼ [3, с. 105], поскольку «данный комплекс звуков также воспринимается как целостная единица восприятия» [22, с. 108]. Как и у образных глаголов, редупликации подвергаются как аналитические формы звукоподражательного глагола, так и глаголы аффиксального образования. Удвоение (двукратное употребление одного и того же самостоятельного звукоподражательного слова) является одним из основных способов передачи повторяемости звукового явления. Например, лис-лис ʻподражание повторному глухому тяжелому стукуʼ, лиһигир-лиһигир ʻповторяющийся тяжелый стук, сопровождающийся грохотомʼ и т.п. Семантика редуплицированных звукоподражательных слов подразумевает кратность, ограниченную в количественном отношении (звуковое явление повторяется два или несколько раз). В данном случае значение многократности становится контекстуально зависимым. В тексте романа писателем чаще всего употребляется удвоение звукоподражательного слова в конструкциях со служебным глаголом гын-, например:
Редупликации подвергаются и звукоподражательные глаголы, образованные аффиксальным способом (раздельно-кратного и длительного звучания). При этом в паре семельфактив – мультипликатив у звукоподражательных глаголов семельфактивное значение первично, а мультипликативная форма производна. Так, значение однократности наиболее отчетливо прослеживается у глаголов раздельно-кратного звучания с аффиксами -ҕаа (-ырҕаа), например, лабырҕаа- ʽиздавать хлопающие звуки лап-лап-лапʼ, чыыбырҕаа- ʽпопискивать, щебетатьʼ, у которых данное значение заложено в семантике самого звукоподражательного слова, воспроизводящего простейшее одиночное звучание – единицу звукового восприятия (лап ʽподражание звуку однократного хлопанияʼ; чыып ʽподражание однократному пискуʼ и т.п.). Главное отличие редупликации указанных глаголов от аналитических удвоенных форм заключается в том, что здесь подразумеваются более многочисленные повторения звукового явления, производимые в течение более или менее длительного времени. В тексте чаще всего употребляются в виде деепричастий в форме побудительного или совместно-взаимного залога. Форма раздельно-кратного звучания, служащая для обозначения «повторения одного и того же раздельно воспринимаемого звукового явления, происходящего в течение более или менее длительного времени» [22, с. 114], по значению более близка к глаголам повторного звучания, образуемым от удвоенных звукоподражательных слов. Например, чаллырҕаа- ʻгромко, звонко чавкать [5, с. 100]; издавать звуки чалк-чалк (о падении капель жидкости или слизистой массы)ʼ [21, с. 281]; тоһурҕаа- ʻпроизводить легкий отрывистый звук тос-тосʼ [Там же, с. 277]; куллурҕаа- ʻиздавать глухие гортанные звуки (напр., о курах, тетеревах), токоватьʼ [2, с. 459].
В зависимости от лексической основы и количественной характеристики актантов, может проявляться как собственно мультипликативное значение (16), так и поочередность выполнения многократного действия (17). В примере (18) множественность субъекта и употребление формы совместно-вазимного залога приводит к преобладанию в данном предложении дистрибутивной семантики. Несмотря на то, что глаголы длительного звучания подразумевают непрерывное или слитное воспроизведение звукового явления, формы равномерно-длительного звучания с аффиксом -кынаа имеют некоторое семантическое своеобразие. В глаголах типа лаҥкынаа- длительность звучания может рассматриваться как мультипликативная множественность, поскольку представляет собой «слитную, волнообразную непрерывность повторяющихся длительных звуков (лаҥ-лаҥ-лаҥ...)» [22, с. 126]. Например, повторение звука удара по металлу таҥ в глаголе таҥкынаа- ʻиздавать гулкий звонʼ [4, с. 214]:
В данном примере звукоподражательное слово выполняет не просто описательную функцию, а используется для передачи эмоционального состояния героя (он в приподнятом настроении, с живостью, свойственной молодым бежит за водой). Контекстуально продолжительность данного звукового явления ограничивается временем, необходимым для достижения конечного пункта движения – озера. Таким образом, редупликация образных и звукоподражательных глаголов в якутском языке представляет собой одно из специфических средств выражения семантики кратности, точнее ее мультипликативной разновидности. Установлено, что у образной и звукоподражательной лексики соотносительность мультипликативов с семельфактивами имеет свои особенности. Для якутского языка характерна четкая формальная выраженность семельфактивного значения: для выражения единичных актов используются такие аналитические образования как «образное (звукоподражательное) слово + гын- ʽделатьʼ (также диэ- ʽговоритьʼ со звукоподражательными)». Если редупликация первого компонента в данной конструкции передает семантику кратковременного учащенного повторения, то удвоение служебного глагола в деепричастной форме на -а(-ыы) позволяет подчеркнуть длительность интервалов между актами и продолжительность всего действия. Наиболее часто удвоению подвергаются различные акциональные формы образных и звукоподражательных глаголов, уже сами по себе являющиеся выразителями мультипликатива. Выступая исключительно в виде редуплицированных деепричастий на -а/-ыы, иногда в сочетании с каузативными аффиксами, они употребляются для придания учащенного и интенсивного характера многоактному событию. При этом во всех указанных средствах прослеживается сохранение отчетливого оттенка однократности. В художественном тексте редупликация изобразительных глаголов, в зависимости от контекста и объекта описания, может выполнять художественно-описательную функцию, либо передавать эмоциональную оценку. Так, по отношению к предметам или явлениям подобная лексика выполняет скорее описательную функцию (выделяется интенсивная повторяемость действия без эмоциональной оценки), тогда как при употреблении относительно человека чаще всего приобретает эмоционально-экспрессивный характер.
Условные обозначения в глоссах 1,2,3 – показатели первого, второго, третьего лица ABL – исходный падеж ACC – винительный падеж ADVLZ – адвербиализатор AOR – аорист, настояще-будущее время AUX.V – вспомогательный глагол CAUS – каузатив, побудительный залог COM – совместно-взаимный залог; совместный падеж COND – условное наклонение CONJ – союз CVB – деепричастие DAT – дательный падеж IMAG – образное слово INSTR – творительный падеж ITER – итератив, многократность PAST – недавнопрошедшее время, прошедшее категорическое время PCP.FUT – причастие будущего времени PCP.PRS – причастие настояще-будущего времени PL – множественное число POSS – показатель принадлежности POSTP – послелог PRTC – частица RED – редупликация REFL – рефлексив, возвратный залог SG – единственное число SS – звукоподражательное слово
Библиография
1. Боескоров Г. К. Мастерство Н. Е. Мординова. Якутск: Якутское книжное изд-во, 1973. 236 с.
2. Большой толковый словарь якутского языка = Саха тылын быһаарыылаах улахан тылдьыта: в 15 т. Т. IV / Под ред. П. А. Слепцова. Новосибирск: Наука, 2007. 672 с. 3. Большой толковый словарь якутского языка = Саха тылын быһаарыылаах улахан тылдьыта: в 15 т. Т. VI / Под ред. П. А. Слепцова. Новосибирск: Наука, 2009. 518 с. 4. Большой толковый словарь якутского языка = Саха тылын быһаарыылаах улахан тылдьыта: в 15 т. Т. X / Под ред. П. А. Слепцова. Новосибирск: Наука, 2013. 576 с. 5. Большой толковый словарь якутского языка = Саха тылын быһаарыылаах улахан тылдьыта: в 15 т. Т. XIV / Под ред. П. А. Слепцова. Новосибирск: Наука, 2017. 591 с. 6. Герасимова Л. Н. Особенности употребления изобразительных глаголов в якутском и алтайском эпосах // Томский журнал лингвистических и антропологических исследований. 2022. №2(36). 9-21. 7. Грамматика современного якутского литературного языка. Фонетика и морфология. М.: Наука, 1982. 496 с. 8. Ефремов Н. Н. Образные глаголы, формирующие пространственные предложения, в якутском языке (структурно-семантический анализ) // Северо-Восточный гуманитарный вестник. 2017. №3(20). С. 112-118. 9. Жиркова Е. Е. Структурные особенности образной и ономатопоэтической лексики якутского и японского языков // Теоретическая и прикладная лингвистика. 2020. Т.6. №4. С. 51-60. 10. Исхакова Х. Ф., Насилов Д. М., Рассадин В. И. Выражение множественности ситуаций в тюркских языках // Типология итеративных конструкций / Под ред. В. С. Храковского. Л.: Наука, 1989. С. 110-122. 11. Канаев Н. П. Творчество Н. Е. Мординова. Якутск: Якутское книжное изд-во, 1964. 175 с. 12. Категория образности в языке (на материале сопоставления якутского языка с казахским, киргизским, алтайским и монгольским языками): колл. монография / отв. ред. С. М. Прокопьева. Якутск: Издательский дом СВФУ, 2019. 196 с. 13. Крючкова О. Ю. Редупликация в аспекте языковой типологии // Вопросы языкознания. 2000. №4. С. 68-84. 14. Николаева А. М. Средства выражения экспрессивности в якутском языке. Новосибирск: Наука, 2014. 132 с. 15. Мординов Н. Е.-Амма Аччыгыйа. Сааскы кэм (Весенняя пора). Якутск: Бичик, 1994. 368 c. 16. Сивцева Н. А. Аффиксальные формы звукоподражательных глаголов как средства выражения категории определенности-неопределенности в якутском языке // Вопросы гуманитарных наук. 2015. №3(78). С. 74-75. 17. Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис / Под ред. А. В. Бондарко. Л.: Наука, 1987. 348 с. 18. Толковый словарь якутского языка = Саха тылын быһаарыылаах тылдьыта: в 15 т. Т. II / Под ред. П. А. Слепцова. Новосибирск: Наука, 2005. 910 с. 19. Толковый словарь якутского языка = Саха тылын быһаарыылаах тылдьыта: в 15 т. Т. III / Под ред. П. А. Слепцова. Новосибирск: Наука, 2006. 841 с. 20. Убрятова Е. И. Удвоение основы слова в якутском языке // Вопросы грамматики: Сб. ст. к 75-летию акад. И. И. Мещанинова. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1960. С. 211-222. 21. Харитонов Л. Н. Типы глагольной основы в якутском языке. М.; Л.: АН СССР, 1954. 312 с. 22. Харитонов Л.Н. Формы глагольного вида в якутском языке. М.; Л.: АН СССР, 1960. 179 с. 23. Шамаева А. Е., Слепцова О. Д. Образные глаголы, характеризующие фигуру человека в якутском языке в сопоставлении с их параллелями из монгольского языка // Мир науки, культуры, образования. 2020. №6(85). С. 553-555. References
1. Boeskorov, G. K. (1973). The skill of N. E. Mordinova. Yakutsk: Yakut Book Publishing House.
2. Large explanatory dictionary of the Yakut language: in 15 volumes. (2007). Volume IV. Novosibirsk: The Science. 3. Large explanatory dictionary of the Yakut language: in 15 volumes. (2009). Volume VI. Novosibirsk: The Science. 4. Large explanatory dictionary of the Yakut language: in 15 volumes. (2013). Volume X. Novosibirsk: The Science. 5. Large explanatory dictionary of the Yakut language: in 15 volumes. (2017). Volume XIV. Novosibirsk: The Science. 6. Gerasimova, L. N. (2022). Features of the use of figurative verbs in the Yakut and Altai epics. Tomsk Journal of Linguistic and Anthropological Research, 2, 9-21. 7. Grammar of the modern Yakut literary language. Phonetics and morphology. (1982). Moscow: The Science. 8. Efremov, N. N. (2017). Figurative verbs forming spatial sentences in the Yakut language (structural and semantic analysis). North-Eastern Journal of Humanities, 3, 112-118. 9. Zhirkova, E. E. (2020). Structural features of figurative and onomatopoietic vocabulary of the Yakut and Japanese languages. Theoretical and Applied Linguistics, 4, 51-60. 10. Iskhakova, H. F., & Nasilov, D. M., & Rassadin, V. I. (1989). Expression of plurality of situations in Turkic languages. Typology of iterative constructions. Leningrad: The Science, 110-122. 11. Kanaev, N. P. (1964). The work of N. E. Mordinov. Yakutsk: Yakut Book Publishing House. 12. The category of imagery in the language (based on the comparison of the Yakut language with Kazakh, Kyrgyz, Altai and Mongolian languages) (2019). Yakutsk: NEFU Publishing House. 13. Kryuchkova, O. Y. (2000). Reduplication in the aspect of linguistic typology. Topics in the study of language, 4, 68-84. 14. Nikolaeva, A.M. (2014). Means of expressing expressivity in the Yakut language. Novosibirsk: The Science. 15. Mordinov, N. E. (1994). Springtime. Yakutsk: Bichik. 16. Sivtseva, N. A. (2015). Affixal forms of onomatopoeic verbs as a means of expressing the category of certainty-uncertainty in the Yakut language. Questions of the Humanities, 3, 74-75. 17. Theory of functional grammar: Introduction. Aspectuality. Temporary localization. Taxis (1987). Leningrad: The Science. 18. Explanatory dictionary of the Yakut language: in 15 volumes. (2005). Volume II. Novosibirsk: The Science. 19. Explanatory dictionary of the Yakut language: in 15 volumes. (2006). Volume III. Novosibirsk: The Science. 20. Ubryatova, E. I. (1960). Doubling the basics of the word in the Yakut language. Questions of grammar. Moscow-Leningrad: Publishing House of the USSR Academy of Sciences, 211-222. 21. Kharitonov, L. N. (1954). Types of the verbal basis in the Yakut language. Moscow-Leningrad: Academy of Sciences of the USSR. 22. Kharitonov, L.N. (1960). Verb forms in the Yakut language. Moscow-Leningrad: Academy of Sciences of the USSR. 23. Shamaeva, A. E., & Sleptsova, O. D. (2020). Figurative verbs characterizing the human figure in the Yakut language in comparison with their parallels from the Mongolian language. The world of science, culture and education, 6, 553-555.
Результаты процедуры рецензирования статьи
В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
|