Включенность Российской Федерации в деятельность Международного Суда ООН в деле обеспечения международной законности и правопорядка

Каламкарян Рубен Амаякович доктор юридических наук ведущий научный сотрудник, Институт государства и права Российской академии наук 119019 г. Москва, ул. Знаменка, д. 10 Kalamkaryan Ruben Amayakovich Doctor of Law Leading Scientific Researcher, Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences Russia, 119019, Moskva, ul. Znamenka, d.10. kalamkarjan@gmail.com Другие публикации этого автора

Российская Федерация в порядке заявленной приверженности верховенству права (Декларация тысячелетия 2000 г, Итоговый документ Всемирного саммита 2005 г.) содействует всестороннему соблюдению всеми государствами-членами мирового сообщества положений Устава ООН во всей его целостности. Устав ООН как нормоустановительный документ современного международного правопорядка предписывает востребованность добросовестного соблюдения всеми государствами-членами ООН своих обязательств. На Совет Безопасности как главный орган ООН (один из шести согласно Уставу ООН) возложена главная политическая ответственность за поддержание международного мира и безопасности. В режиме взаимодействия «ООН - члены организации» государства – члены ООН приняли на себя обязательства выполнять решения Совета Безопасности (ст. ст. 24, 25 Устава ООН). Россия в своем качестве Великой державы, постоянного члена Совета Безопасности ОО проводит последовательный курс по поддержанию международного мира и безопасности. Мирное разрешение международных споров в режиме верховенства права предусматривает необходимость урегулирования всех возникающих между государствами споров через Международный суд ООН. Судебное решение носит окончательный характер для сторон и тем самым является юридически обязательным актом, res judicata (ст. 59 Статута суда).

Российская Федерация, будучи заинтересована в деле обеспечения верховенства права в международных отношениях, принципиально выступает за мирное разрешение международных споров через главный судебный орган ООН – Международный суд.

Поступательные вехи развития мирового сооб­щества определяют себя датами провозглашения создания в 1922 г. Постоянной палаты междуна­родного правосудия, подписания в 1928 г. Париж­ского договора об отказе от войны как средства национальной политики, учреждения на основе Устава ООН Организации Объединенных Наций и образования на базе Статута Международного суда.

Постоянная палата международного правосу­дия знаменовала создание действующего на по­стоянной основе международного судебного ор­гана. Впервые со времени проведения в 1797 г. международного арбитражного разбирательства по делу Бетси (Betsy) между США и Великобри­танией^{[4, 15]} институт судебно-арбитражного произ­водства обрел качество целостного по форме и законченного по содержанию института. Пре­имущества постоянно действующего судебного органа, состоящего из коллегии 15 независимых судей, перед образуемым время от времени (ad casum) международным арбитражем с незави­симым членским составом с юридической точки зрения очевидны. С созданием Постоянной па­латы международного правосудия миропорядок на основе господства права^{[17, 5]} Rule of Law обрел черты реально достижимого результата. Извест­но, что согласно концепции господства права все споры между государствами призваны решать­ся через международные судебные институты. По факту получения переданного ему спора суд как орган международного правосудия выносит юридически обязательное для сторон решение в режиме res judicata. При этом суд в качестве орга­на международного правосудия в силу принципа запрета non-liquet^[8] не может отказаться вынести решение за отсутствием или неясностью подле­жащей применению нормы права. Деление спо­ров на правовые и поэтому могущие быть разре­шенными в суде и, соответственно, неправовые (политические) и в силу этого не подлежащие разрешению в суде носит с точки зрения науки и практики международной юриспруденции искус­ственный характер. Все споры, переданные в суд с целью их решения, подлежат быть принятыми к производству, и по ним надлежит найти соответ­ствующее решение на основе применения всей источниковой базы международного права.

Значимость учреждения в 1922 г. Постоян­ной палаты международного правосудия в плане придания целостности институционно-правовой конструкции построения миропорядка на основе господства права может быть должным образом оценена в свете другого знакового события - за­ключения в 1928 г. Парижского договора об отка­зе от войны как средства национальной политики. Само название документа свидетельствует о его юридической силе. Устанавливая правовой запрет на обращение к войне как средству национальной политики, Договор 1928 г. тем самым подвел чер­ту под всем предыдущим историческим развити­ем государственного сообщества стран мира, ко­гда война как средство национальной политики не запрещалась в строго юридическом плане. И это в реалии было таким образом: действовавшие на данный момент международно-правовые нор­мы, не исключая войну как средство националь­ной политики, осуществляли регулирование ее ведения в определенных (допустимых) рамках. Создание юридического запрета на обращение к войне как средству национальной политики на­правляло государства - члены мирового сообще­ства по факту возникшего между ними спора в орган международной юстиции, уже действовав­ший к тому времени, - Постоянную палату меж­дународного правосудия.

Учреждение Постоянной палаты международ­ного правосудия и подписание Парижского до­говора фактически кардинальным образом видо­изменили международное право на конкретный момент своего действия.

Из права природы (law of nature), допускавше­го войну как средство национальной политики, международное право превратилось в право суда (law of court), предметно обозначавшее место по­стоянного органа международной юстиции в деле обеспечения права^[18].

Международный суд и Организация Объеди­ненных Наций, осуществляющие свою благород­ную миссию по факту подписания Статута суда и Устава ООН, подтвердили и существенным обра­зом развили наработанный позитив правоприме­нительной практики Парижского договора 1928 г. и правообеспечительной работы Постоянной па­латы международного правосудия. Установив за­прет угрозы силой или ее применения, Устав ООН провозгласил Международный суд органом по ре­шению переданных ему споров. Режим обеспече­ния права дополняется режимом содействия про­грессивному развитию международного права и его институтов.

Международный суд как главный судебный ор­ган ООН играет все более заметную роль в уста­новлении господства права в международных отношениях. Поведение государств как элемент соответствия требованиям господства права (Rule of Law) призвано исключать любые случаи пред­намеренного воспрепятствования возбуждению дела и его нормальному прохождению в режиме открытого судебного производства. Будучи неза­висимым коллективным органом ООН, Междуна­родный суд призван содействовать разрешению межгосударственных споров при обстоятель­ствах, когда все другие мирные средства урегули­рования оказываются неэффективными. Решения, выносимые Судом на основе международного права и справедливости, не только служат осно­вой урегулирования того или иного спора, но и содействуют прогрессивному развитию междуна­родного права и его институтов. Сам факт обра­щения в Международный суд не должен рассмат­риваться как недружественный акт.

Международный правопорядок, в котором меж­государственные споры урегулируются на основе решений независимого международного судебно­го органа, обретает большую стабильность, сводя на нет непредсказуемость в действиях государств. Уважение к праву помогает достижению довери­тельности во взаимоотношениях государств.

Все более расширяется круг субъектов права, заинтересованных в получении авторитетного мнения главного судебного органа ООН. В на­стоящее время помимо государств (ст. 34 Статута Международного суда) возможность обращения в Международный суд предоставлена Генераль­ной Ассамблее и Совету Безопасности ООН (п. 1 ст. 96 Устава Международного суда), а также дру­гим органам ООН и специализированным учреж­дениям системы ООН (п. 2 ст. 96 Устава). С мо­мента своего первого заседания, состоявшегося 1 апреля 1946 г., до 31 июля 1996 г. суд рассмот­рел в общей сложности 97 дел (75 из них - спо­ры между государствами и 22 - консультатив­ные заключения). В указанных делах суд вынес 61 решение (из которых 39 - по существу дела и 23 - консультативные заключения). Из 295 выне­сенных судом постановлений 224 затрагивали ис­ключительно вопросы продления сроков ведения судебного производства, в то время как 263 каса­лись спорных дел и 32 - консультативных дел. На­пример, важное значение с точки зрения теории и практики современного международного права имеют решение Международного суда от 3 фев­раля 1994 г. по делу "О территориальном споре между Ливией и Чадом"; от 30 июня 1995 г. — о Восточном Тиморе; решение от 15 февраля 1995 г. и постановление от 30 октября 1996 г. по делу между Катаром и Бахрейном о делимита­ции морской границы и по территориальным во­просам; решение от 25 сентября 1997 г. по делу между Венгрией и Словакией относительно про­екта Габчиково-Нагимарос; постановление от 22 января 1998 г. по делу между Боснией- Гер­цеговиной и Югославией относительно примене­ния Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него; постановление от 16 декабря 1996 г. по делу между Исламской Рес­публикой Иран и Соединенными Штатами Аме­рики о нефтяных платформах; постановление от 2 мая 1995 г. по делу между Испанией и Канадой о компетенции в области рыболовства; постанов­ление от 27 февраля 1998 г. по делу между Бот­сваной и Намибией относительно острова Каси-ким/Седуду. Серьезный научный интерес вызвала процедура рассмотрения в Международном суде вопроса о законности угрозы ядерным оружием или его применения. Консультативное заклю­чение от 8 июля 1996 г., которое вынес Между­народный суд по этому делу, стало конкретным вкладом высшего судебного органа ООН в дело поддержания международного мира и безопас­ности между государствами. Рост числа случа­ев разбирательства в Международном суде даже внешне незначительных вопросов без сомнения все более склоняет международное сообщество к судебной процедуре урегулирования споров.

Потенциальные возможности для повышения роли Международного суда помимо расшире­ния круга субъектов - сторон судебного разбира­тельства заложены также в распространении его юрисдикции на вопросы, ранее не подлежавшие рассмотрению в суде. Поскольку постановления Статута суда не допускают каких-либо оговорок при принятии обязательной юрисдикции Между­народного суда за исключением условия взаим­ности, то было бы целесообразно накладывать определенные ограничения на формулирование оговорок, исключавших ту или иную область из сферы подсудности Международного суда. Здесь возможно двоякое решение: во-первых, призна­ние на основе специального постановления суда того, что данная оговорка не имеет юридической силы (т.е. государство, сделавшее оговорку при принятии обязательной юрисдикции, тем самым полностью связано постановлениями своей дек­ларации согласно п. 2 ст. 36 Статута); во-вторых, признание суда, что соответствующая оговорка затрагивает объект и цель самой декларации и тем самым делает ее юридически недействитель­ной.

Расширению юрисдикции Международного суда и, соответственно, повышению его роли как главного судебного органа ООН могло бы спо­собствовать наличие специального списка тех вопросов, которые в перспективе могли или, на­оборот, не могли бы становиться предметом его разбирательства. Решение этой задачи способно значительно упростить всю процедуру судебного урегулирования.

И наконец, активно использовать судебную процедуру для разрешения международных спо­ров государства могут, обратившись к институту forum prorogatum, в одном случае дать согласие на расширение компетенции суда по уже рассматри­ваемому делу (при наличии признания обязательной юрисдикции суда всеми участниками спора), а в другом - (при отсутствии формального кон­венционного обязательства и декларации о при­нятии обязательной юрисдикции суда) принять юрисдикцию суда по конкретному делу. В обоих случаях активное поведение государства служит средством упрощения формальных процедур, требуемых для дачи согласия государства на раз­ных стадиях судебного разбирательства.

Признание обязательной юрисдикции суда на базе юридически значимого поведения государ­ства является особым случаем выражения его со­гласия на это. Наиболее частым и, можно сказать, общим способом проявления намерения признать юрисдикцию суда является, конечно, выступле­ние с декларацией согласно п. 2 ст. 36 Статута. К настоящему времени 59 государств мира предста­вили свои декларации о признании обязательной юрисдикции Международного суда в соответ­ствии с п. 2 ст. 36 Статута.

Придание этой практике характера универ­сальной нормы, несомненно, способствовало бы утверждению господства права в системе меж­дународных отношений. Поскольку природа свя­зей, устанавливаемых в результате совокупного действия заявлений по ст. 36, носит конвенцион­ный характер, логично предположить, что госу­дарство, как и в случае формального договора, призвано соблюдать все вытекающие из указан­ного постановления Статута обязанности исклю­чительно на основе принципа добросовестно­сти. Основным здесь является обязательство о признании обязательной юрисдикции суда и вы­раженное намерение обратиться к суду для раз­решения спора. В том что касается выполнения Международным судом и арбитражем своих обя­занностей в процессе разбирательства по делу, то они регламентируются такими документами, как Регламент суда 1978 г. и Образцовые правила арбитражного процесса, принятыми Комиссией международного права в 1958 г. Эти документы определяют характер и содержание деятельно­сти международных судебных и арбитражных органов по отправлению правосудия. Статут и Регламент Международного суда совместно с Об­разцовыми правилами арбитражного процесса устанавливают такие правила поведения, кото­рые при условии их добросовестного соблюдения всеми вовлеченными в процесс урегулирования спора сторонами: судом (арбитражем), заявите­лем и ответчиком, - призваны содействовать за­вершению разбирательства по делу в максималь­но допустимые с точки зрения права и разумные в свете имеющихся процессуальных возможностей сроки. А ведь в этом и состоит основная задача международного права.

Исследование вопроса о поведении государств в Международном суде в аспекте обеспечения господства права (Rule of Law) предполагает рассмотрение комплекса юридических проблем, связанных с поведением государств на стадии обращения в суд (арбитраж), на стадии непосред­ственно самого процесса разбирательства в суде (арбитраже) и, наконец, на стадии завершения международного судебного производства.

Включенность государств в процесс междуна­родного судебного разбирательства дела опреде­ляется заинтересованностью в решении спора, переданного в Международный суд. Изъявляя свое согласие на судебное рассмотрение спора, государства тем самым подтверждают свою при­верженность Международному суду как органу международного правосудия, который знает пра­во jura novit curia, решает переданный ему спор в режиме юридического равенства audiatur et altera pars и выносит юридически обязательное для сто­рон решение в параметрах res judicata. Осознание всех обозначенных обстоятельств, собственно, и образует юридическую заинтересованность госу­дарств - членов мирового сообщества получить от суда окончательное решение по делу и впо­следствии строить свои взаимоотношения с уче­том принятого Международным судом решения.

Международно-правовой позитив, заложенный в созидательной деятельности Международного суда по обеспечению права и содействию про­грессивному развитию международного права и его институтов, создает юридическое обоснова­ние для беспрепятственного прохождения дела в суде. Тем самым исключаются случаи злоупо­требления правом, когда в нарушение принципа добросовестности bona fide государство создает искусственные преграды для нормального про­хождения дела в суде. Речь конкретно идет о не­допущении случаев, когда государство - участ­ник рассмотрения дела в Международном суде на одной из последовательно идущих стадий про­цесса (письменной и устной) намеренно затягива­ет производство по делу, нарушая временные па­раметры представления надлежащих документов. Первоначально выраженное свободное согласие государств передать возникший между ними спор на решение Международного суда устанавливает обязательство результата. Юридически - логиче­ским результатом рассмотрения дела в Междуна­родном суде является вынесение судом решения, и все, что определяет достижение результата, подчинено требованиям принципа добросовестности в режиме всяческого содействия отправле­нию правосудия.

Согласие государств передать спор на разре­шение Международного суда (арбитража) пред­полагает определенную линию их поведения в ходе процедуры возбуждения дела в суде. Так, предусматривается, что на стадии заключения компромисса, образования суда, установления подсудности спора государства не будут созда­вать искусственных преград прохождению дела в нормальном порядке в соответствии с между­народным правом и принципом добросовестно­сти. Естественный ход разбирательства согласно обычным, предусмотренным на этот счет прави­лам и процедурам должен всецело соблюдаться. Более того, государства, руководствуясь принци­пом добросовестности, должны не только воздер­живаться от определенных, затрудняющих нор­мальный ход разбирательства акций, но и всецело взаимодействовать с судом (арбитражем) в быст­рейшем достижении справедливого и основанно­го на действующем международном праве разре­шения спора.

В отличие от международного арбитража Международный суд - это постоянно функцио­нирующий орган. Процедура образования суда здесь отсутствует. Основополагающее значение при исполнении обязательства по урегулирова­нию спора посредством обращения в Междуна­родный суд принцип добросовестности играет в отношении выполнения общих или специальных договоров, содержащих положение о признании обязательной юрисдикции суда. Поскольку при­знание обязательной юрисдикции суда помимо формального договора может быть облечено в ви­де деклараций согласно п. 2 ст. 36 Статута суда, интерес представляет вопрос о действительности деклараций, содержащих оговорку (помимо ого­ворки о взаимности) к ним, а также вопрос о де­нонсации деклараций.

Принцип добросовестности, все более утвер­ждающийся в рамках нового политического мыш­ления в системе международных отношений, иг­рает важнейшую регулятивную роль и в процессе обращения в суд или арбитраж, и при обеспече­нии должного выполнения вынесенного судебно­го решения. В морально-политическом аспекте содержание данного принципа предусматривает необходимость обращения в суд с целью оконча­тельного разрешения спора и недопущения не­урегулированности спора, поскольку это может повлечь ухудшение международной ситуации и, соответственно, представлять угрозу междуна­родному миру. В том что касается его позитивно-юридического содержания, то принцип добросовестности обеспечивает на должном уровне такие процедуры, как обращение в суд, проведение справедливого судебного процесса и исполнение вынесенного решения. В указанных трех направ­лениях принцип добросовестности начинает дей­ствовать с момента изъявления государствами со­гласия обратиться к судебному урегулированию спора. Формой выражения согласия государств могут служить договор об арбитраже, компро­миссное положение в договоре (в отношении международного арбитража) или конвенционное постановление об обязательной юрисдикции и декларация о принятии обязательной юрисдик­ции (в отношении Международного суда ООН).

Таким образом, если принятие государствами обязательства обратиться в Международный суд или арбитраж предопределяет возможность окон­чательного урегулирования спора юридическими средствами, то принцип добросовестности обес­печивает выполняемость этого обязательства во всеобъемлющей мере на всех стадиях судебного разбирательства и справедливое решение.

Последующее исследование поведения госу­дарств при исполнении ими своих обязанностей по судебному и арбитражному урегулированию будет строиться, исходя из последовательных ло­гических стадий при возбуждении дела в суде. Так как проблема образования суда возникает в связи с деятельностью международного арбитра­жа, то целесообразно сначала рассмотреть пове­дение государств при соблюдении обязательства по урегулированию спора через Международный арбитраж.

По достижении взаимосогласованного реше­ния обоих государств обратиться в Международ­ный арбитраж с целью урегулирования возникше­го между ними спора принцип добросовестности возлагает на стороны ряд конкретных обяза­тельств, суть которых сводится к обеспечению нормального хода арбитражного разбирательства и беспрепятственного отправления правосудия. Речь идет о следующем. Во-первых, первоочеред­ной целью признается необходимость содейство­вать заключению компромисса в максимально допустимые сроки. При этом абсолютно недопу­стимыми представляются попытки создать искус­ственные препятствия на пути подписания этого соглашения. Во-вторых, ставится задача добить­ся тесного взаимодействия сторон в деле безот­лагательного образования суда. Соответственно, исключается намеренное затягивание процедуры назначения арбитров. В-третьих, представляет­ся важным содействовать вынесению решения о подсудности спора арбитражному суду в разум­ные сроки. Как следствие этого, подтверждается недопустимость попыток затруднить или же во­обще воспрепятствовать вынесению такого реше­ния под тем или иным предлогом. В-четвертых, в качестве условия, регулирующего поведение всех вовлеченных в процедуру разрешения спора сто­рон, ставится задача: содействовать соблюдению в полной мере (согласно букве и духу соответ­ствующего международно-правового документа) объема арбитражного обязательства. Запрещают­ся при этом попытки уклоняться от должного со­блюдения принятого обязательства, например под предлогом отсутствия или неясности подлежащей применению нормы права. Договор об арбитра­же или соответствующие положения конвенци­онного акта представляют собой документы, на основе которых стороны выразили свое согласие обратиться в арбитраж с целью окончательного урегулирования спора. Обязательство подобного рода обычно носит общий характер, а именно: в нем конкретно не уточняются условия передачи спора в арбитраж. Функции такого рода обеспе­чивают заключение компромисса, который слу­жит необходимым условием любого арбитражно­го обязательства.

Комиссия международного права ООН вклю­чила в Образцовые правила арбитражного про­цесса (1958 г.) список из 14 предложений, в кото­рых содержатся условия минимального порядка и постановления желательного порядка, которые могут быть использованы для заключения ком­промисса. Называются три условия минимально­го порядка: арбитражное обязательство, соглас­но которому данный спор должен быть передан арбитрам; предмет спора и, по возможности, пункты, по которым между сторонами достиг­нуто (или, напротив, еще не достигнуто) согла­сие; порядок образования суда и число арбит­ров. Среди постановлений желательного порядка присутствуют нормы, касающиеся полномочий арбитражного суда и процедуры, которой следу­ет придерживаться. Полномочия арбитражного суда определяются в зависимости от содержа­ния норм и принципов, которые должен приме­нять суд (речь идет о том, будет ли спор решаться на основе международного права или на основе справедливости), и от характера выносимого по­становления (рекомендация или решение).

Правила производства устанавливаются или непосредственно судом, если такое право предо­ставляется суду, или самими сторонами. В послед­нем случае в компромиссе заранее оговаривают­ся: каков должен быть кворум для слушания дела; большинство, необходимое для арбитражного решения; срок, в течение которого арбитражное решение должно быть вынесено; возможность формулирования особых и индивидуальных мне­ний; язык, используемый во время производства по делу; процедура обращения в Международный суд.

Определяя полномочия арбитражного суда и устанавливая правила производства, компромисс играет важнейшую роль в открытии и последую­щем проведении арбитражного разбирательства. Без него осуществление арбитражного произ­водства практически невозможно. Компромисс в этом плане представляется логическим и естест­венным следствием наличия согласия государств, готовых содействовать урегулированию возник­шего между ними спора на основе арбитражной процедуры, а соответственно, обязательство за­ключить компромисс - логическим и естествен­ным следствием обязательства государств обра­титься в арбитраж с целью урегулировать спор. Отсюда возникает вопрос: насколько отказ одного из государств — участников спора заключить ком­промисс представляет собой несоблюдение прин­ципа добросовестности и нормы pacta sunt servan­da? Некоторые авторы (Ф. Шапаль, Н. Политис, Ш. де Вишер) вполне справедливо, на наш взгляд, утверждают, что выполнение обязательства обра­титься в арбитраж в свете принципа добросовест­ности включает и обязательство спорящих сторон заключить компромисс^{[3, 12, 14]}. Другие авторы (напри­мер, Э. Золлер) считают, что отказ того или иного государства заключить компромисс есть наруше­ние нормы pacta sunt servanda, что влечет за собой его (данного государства) международную ответ­ственность. Принцип добросовестности, по мне­нию Э. Золлер, играет здесь дополняющую роль применительно к норме pacta sunt servanda, по­скольку установить факт недобросовестного по­ведения в данном случае представляется затруд­нительным^[16].

Однако такой довод не представляется доста­точно убедительным. Установить факт, где име­ло место несоблюдение нормы pacta sunt servan­da и где присутствует просто недобросовестное поведение субъекта права, практически возмож­но и даже необходимо в плане определения его международной ответственности. Так, с одной стороны, если государство уже после выражения согласия обратиться в арбитраж однозначно отка­зывается от заключения компромисса, то оно тем самым прямо нарушает норму pacta sunt servanda.

Говорить о добросовестном или недобросовест­ном поведении здесь, естественно, уже не прихо­дится. С другой стороны, если государство после принятия обязательства обратиться к арбитраж­ному разбирательству спора вступает в перего­воры с целью заключения компромисса, но при этом намеренно уклоняется (под разными пред­логами) от доведения своего согласия до логиче­ского конца (компромисса), вводя в заблуждение противоположную сторону, то налицо несоблюде­ние принципа добросовестного поведения. В ка­честве примера могут служить противоречивое поведение по вопросу подсудности дела арбит­ражному суду; ничем не оправданные задержки в формировании своей позиции по отдельным постановлениям компромисса; не обоснованное никакими мотивами приостановление участия в переговорах по заключению компромисса; отсут­ствие какой-либо реакции на предложения про­тивоположной стороны вступить в переговоры с целью выработки компромисса уже после выра­жения намерения заключить его. В итоге опреде­ляющим критерием соблюдения принципа добро­совестности в процессе заключения компромисса может служить поведение любого третьего госу­дарства в аналогичной ситуации. Если поведение данного государства характеризуется как нера­зумное по сравнению с тем, как могло бы себя по­вести любое третье государство в подобной си­туации, то вполне справедливо можно говорить о несоблюдении принципа добросовестности в его (данного государства) поведении. Отсюда выте­кает следующий вывод о соотношении принципа добросовестности и нормы pacta sunt servanda в поведении государств при заключении компро­мисса. Норма pacta sunt servanda содействует вы­полнению постановлений договора об арбитраже, касающихся заключения компромисса, и тем са­мым предупреждает возможность отказа его за­ключить. Принцип добросовестности со своей стороны обеспечивает должный уровень пове­дения, необходимый для успешного завершения переговоров по заключению компромисса, и тем самым исключает любые действия, затрудняю­щие нормальный, естественный ход переговоров. Соответственно, несоблюдение нормы pacta sunt servanda будет прямым и однозначным отказом заключить компромисс, что вступает в противо­речие с ясными и недвусмысленными постанов­лениями договора об арбитраже, в то время как нарушение принципа добросовестности означает любые действия, которые намеренно затрудняют достижение компромисса в нормальном порядке в ходе проведения переговоров по его заключению (уже после дачи формального согласия на вступление в переговоры). Таким образом, норма pacta sunt servanda и принцип добросовестности вме­сте содействуют тому, чтобы обязательство госу­дарства обратиться в арбитраж с целью урегули­рования спора логично и естественным образом себя продолжило и проявило в добросовестном выполнении им обязательства заключить компро­мисс. Тем самым была бы создана международ­но-правовая основа для образования арбитражно­го суда и нормального хода всего арбитражного разбирательства.

Арбитраж, как известно, определяется как про­цесс разрешения международных споров арбитра­ми, выбранными и назначенными самими споря­щими сторонами. Отсюда следует, что процедура образования арбитражного суда и назначения ар­битров имеет решающее значение для всего ар­битражного разбирательства. В силу этого она рождает порой некоторые трудности, обусловлен­ные главным образом недобросовестным поведе­нием одной из сторон - участниц спора.

Известно, что помимо выбираемого председа­теля суда, который выполняет роль нейтрального арбитра, в арбитражном суде заседают (по одно­му или по двое) арбитры, назначаемые каждой из спорящих сторон. Эти арбитры могут быть вы­браны из граждан государств-участников. Их за­дача состоит в том, чтобы позволить спорящим сторонам высказать в ходе арбитражного процес­са точку зрения, отражающую их национальную концепцию права. Правительства соответствую­щих государств - участников спора по вполне очевидным причинам весьма заинтересованы в назначении национальных арбитров. Такая заин­тересованность понятна. Она служит логическим продолжением взаимосогласованного намерения спорящих сторон обеспечить в установленные сроки образование арбитражного суда и тем са­мым создать условия для нормального хода ар­битражного разбирательства.

Образование суда осуществляется посредством компромисса- специального соглашения. Текст соглашения обычно фиксирует образованный со­став суда. Таков нормальный ход событий, когда спорящими сторонами движет желание содей­ствовать достижению справедливого решения, а в основе их поведения лежит принцип добросо­вестности. Однако, когда поведение какой-либо из спорящих сторон можно охарактеризовать как недобросовестное, в частности она, например, отказывается назначить арбитров в установлен­ные сроки, нормальный ход арбитражного разби­рательства может быть приостановлен. В обыч­ном варианте недобросовестность в поведении государства на данной стадии судебного разбирательства проявляет себя в попытках уклониться от участия в образовании суда под тем или иным предлогом, например, заявляя о неподсудности спора арбитражному суду. Действия подобного рода, разумеется, неправомерны. Они находятся в прямом противоречии с принципом добросовест­ного поведения, поскольку на фоне имеющегося ясно выраженного обязательства принять участие в образовании суда государство под надуманными предлогами предпринимает попытки уклонить­ся от выполнения в должном объеме принятого международного обязательства. Доктрина между­народного права четко и однозначно высказыва­ется в пользу признания недопустимости такого поведения государства^[6].

Международный суд в своем консультативном заключении от 30 марта 1950 г. прямо и одно­значно высказался в пользу того, что государства, которых это касается, обязаны добросовестно выполнять договорные постановления, преду­сматривающие для них обязательство назначить своих представителей в арбитражный суд и тем самым принять участие в образовании суда^[2]. По­скольку арбитражное обязательство (о котором идет речь в деле) было зафиксировано в договор­ной форме, то естественным представлялся вы­вод Международного суда в своем последующем консультативном заключении от 18 июля 1950 г.: невыполнение на добросовестной основе конвен­ционного обязательства по своей природе таково, что может повлечь за собой установление между­народной ответственности государства^[7].

Консультативные заключения Международного суда представляют значительный интерес для дея­тельности международных арбитражных органов как с научной, так и с практической точек зрения. В концентрированном виде суть заключений та­кова. Во-первых, государства должны выполнять на основе принципа добросовестности договор­ные постановления, которые предусматривают необходимость назначения своих представителей (арбитров) в арбитражный суд. Таким образом, государства обязаны принять участие в образова­нии арбитражного суда и обеспечить нормальный ход судебного разбирательства. Тем самым они не вправе уклоняться под разными предлогами (например, под предлогом о неподсудности спора арбитражному суду) от выполнения признанных за ними функций процессуального характера. Второе положение прямо вытекает из факта несоблюдения принципа добросовестного поведения государства на стадии образования арбитражного суда. Отказ государства от обращения к арбитра­жу с целью урегулирования существующего спо­ра, подсудность которого арбитражному суду уже признана, представляет собой нарушение догово­ра об обязательном арбитраже и влечет между­народную ответственность данного государства. Таким образом, при наличии конвенционных по­становлений, предусматривающих обращение к арбитражу, спорящие стороны в соответствии с принципом добросовестного поведения обяза­ны в установленные договором сроки назначить своих арбитров, принять участие в образовании арбитражного суда и тем самым обеспечить в максимально допустимой форме нормальный ход арбитражного разбирательства. Любые попытки воспрепятствовать образованию арбитражного суда посредством отказа от назначения арбитров рассматриваются как неправомерные и влекущие международную ответственность данного госу­дарства, поскольку идут вразрез с конвенционны­ми постановлениями договора об обязательном арбитраже.

Принцип добросовестности при исполнении обязательства по урегулированию межгосудар­ственного спора на основе обращения в арбитраж предполагает, что стороны не будут под разными предлогами уклоняться от выполнения буквы и духа данного обязательства. Сюда входят не толь­ко недопустимость отказа заключить компромисс и принять участие в образовании арбитражного суда, но и неправомерность ссылок на неюри­дический характер спора (в случае, когда юрис­дикции арбитражного суда формально подлежат споры только юридического характера) или на неподсудность данного спора арбитражному суду (в случае, когда юрисдикции арбитражного суда подлежат все потенциально возможные возник­нуть споры).

Ссылка на то, что спор якобы не носит юри­дического характера означает в действительно­сти попытку воспрепятствовать разрешению спо­ра согласно принципам права. Для того чтобы показать недобросовестность поведения, вклю­чающего действия такого рода, представляется целесообразным раскрыть содержание понятия спора, который можно разрешить согласно праву. Это позволит определить понятие "юридический спор".

В доктрине международного права (об этом вы­сказывался, например, французский юрист А. Ро­лен) проводится различие между спорами юри­дического порядка и спорами, которые возможно урегулировать на основе судебного или арбитражного решения^[1]. Первые характеризуются сво­ей природой, а вторые подлежат исключительно судебному или арбитражному урегулированию. Соответственно, встает очень чувствительный вопрос о природе международных споров. Дей­ствительно ли правомерно и логически оправдан­но деление споров на юридические и политиче­ские или же все это - лишь попытка со стороны определенного государства в нарушение прин­ципа добросовестности уклониться от взятого международного обязательства - способствовать урегулированию спора на основе обращения в ар­битражный суд, зафиксированного в форме кон­венционных постановлений или в специальном договоре об арбитраже.

Поставленный здесь вопрос весьма важен, по­скольку арбитражный суд, как известно, основы­вает свою деятельность по разрешению споров именно на применении права. Отсюда логически следовало бы ограничить область применения ар­битража разрешением споров юридического по­рядка. Значительная часть договорной практики государств в течение определенного временного периода действительно шла в этом направлении. Ряд видных представителей доктрины междуна­родного права прилагали значительные усилия с целью найти теоретическое определение этой ка­тегории споров.

В том что касается договорной практики госу­дарств, можно выделить три основных направле­ния в определении юридического характера спо­ра. Первое направление определяло юридический спор как спор, где предметом разбирательства были толкование и применение международных конвенций (п. 1 ст. 38 Гаагской конвенции 1907 г. о мирном решении международных столкнове­ний). Статут Лиги Наций в п. 2 ст. 13 определял юридические споры посредством простого пере­числения. В ст. 1 двусторонних конвенций об учреждении арбитража, представленных в каче­стве приложения к Локарнским соглашениям от 16 октября 1925 г., в качестве критерия юридиче­ского спора рассматривался спор, включавший в себя разногласие по вопросу права, который не мог быть разрешен на мировой основе с помо­щью обычных дипломатических средств.

Доктрина международного права в концентри­рованном виде воплотила в себе основные направ­ления договорной практики государств в вопросе определения юридического характера спора, под­лежащего судебному или арбитражному разреше­нию. Основными критериями при установлении юридического характера спора были, во-первых, определение того, насколько данный спор подле­жит разрешению на основе права, и, во-вторых, наличие соответствующего намерения сторон. Так, например, Ш. Руссо определял юридический спор как "спор, в котором стороны выражают свое несогласие относительно применения или толкования действующего права"^[13]. Дж. Вержил в своей попытке определить юридический харак­тер спора связал эту задачу с ролью объективного международного права в установлении обосно­ванности субъективных прав сторон^[9]. Высказан­ная Дж. Вержилом точка зрения, отражая мнение ученых своего времени об ограничении арбит­ражного разбирательства только спорами так на­зываемого строго юридического характера, за­служивает пристального внимания. Признание роли объективного международного права при определении юридического характера спора под­тверждает тезис о том, что установление характе­ра спора должно осуществляться исключительно на объективной основе без элементов произвола, когда под предлогом его неюридического харак­тера сторона в нарушение принципа добросо­вестности пытается уклониться от выполнения на должном уровне обязательства содействовать урегулированию спора на основе обращения в суд (арбитраж).

Анализ мнений ученых по вопросу об опреде­лении юридического характера спора показывает, что общим критерием здесь выступает ответ на вопрос: может ли данный спор быть разрешен на основе международного права? Вместе с тем ука­зывается на роль самих государств как основного, решающего фактора при ответе на вопрос о юри­дическом характере спора.

Тот факт, что практически все ученые сходятся на мысли о том, что государства сами правомочны решать, рассматривать ли данный спор как юри­дический и, соответственно, подлежащий урегу­лированию на основе судебно-арбитражной про­цедуры, весьма знаменателен. Он подтверждает точку зрения, согласно которой именно от намерения самих государств зависит решение о юри­дическом характере спора. А это обстоятельство определяет, будет ли процесс арбитражного раз­бирательства идти нормально, без искусственно возводимых препятствий, выдвигаемых под пред­логом неюридического характера спора. Добросо­вестное поведение государств на стадии решения о подсудности спора арбитражному суду служит залогом того, что международное обязательство, зафиксированное в соответствующих статьях общего договора или в специальном соглаше­нии об арбитраже, будет реализовано в должном объеме.

Таким образом, при наличии добросовестного намерения сторон содействовать урегулированию спора на основе судебно-арбитражной процедуры вопрос о юридическом характере спора решает­ся весьма просто. Возможность разрешения спо­ра на основе применения норм международного права определяет в общем порядке юридический характер спора. Если не брать во внимание фак­тор намерений государств, это правило можно рассматривать в качестве оптимального научного критерия установления юридического характера спора. Однако в том, что касается так называемых политических споров, изыскание оптимального научного критерия для их определения представ­ляется достаточно сложным, поскольку общий критерий здесь просто отсутствует. Отсюда впол­не обоснованно звучит критика ученых в отно­шении искусственного характера деления споров на юридические и политические. Очевидно, что довод в пользу политического характера спора может быть использован в качестве предлога для того, чтобы уклониться от выполнения на основе принципа добросовестности принятого междуна­родного обязательства - содействовать урегули­рованию межгосударственного спора на основе обращения в суд (арбитраж).

В историческом плане расхождения во взгля­дах среди ученых-международников относитель­но юридического или неюридического характера споров стали особенно заметны в период между двумя мировыми войнами, отразив в себе дого­ворную практику того времени (Статут Посто­янной палаты международного правосудия, Пакт Локарно 1925 г., Генеральный акт о мирном раз­решении международных споров 1928 г.), которая проводила это различие. Хотя внешне эти расхож­дения и носили теоретический оттенок, тем не менее по существу они определяли основу самого понятия подсудности спора суду (или арбитражу). В зависимости от того, как должна была решать­ся проблема юридического характера спора - со­гласно установившемуся научному критерию или же через объективный анализ свободного воле­изъявления самих государств - определялась воз­можность урегулирования данного спора посред­ством обращения в суд (арбитраж). Хотя принятие единого, строго научного критерия при определе­нии характера спора (способность урегулирова­ния спора на основе применения права) и вноси­ло определенную упорядоченность в процедуру установления юридического или неюридического характера спора, тем не менее всесторонний учет взаимосогласованного намерения сторон, как он нашел свое отражение в соответствующих кон­венционных постановлениях или в договоре об арбитраже, способен обеспечить справедливый исход вопроса о подсудности спора арбитражно­му суду (суду вообще) и создать условия для нор­мального прохождения всего судебно-арбитраж­ного разбирательства.

В итоге именно намерение сторон предопреде­ляет окончательное решение вопроса о подсуд­ности спора суду. Соответственно, именно наме­рение содействовать в максимально допустимой степени арбитражному (судебному) урегулирова­нию спора, зафиксированное в договорно-право­вой форме, заранее предполагает согласие сторон рассматривать данный спор как юридический. Любые последующие действия какой-либо из сторон, направленные на то, чтобы под предлогом неюридического характера спора уклониться от выполнения принятого им обязательства - обес­печить судебное (арбитражное) урегулирование конкретного спора, будут означать нарушение принципа добросовестности. Государство, до­пускавшее до сих пор действия подобного рода, согласно предписаниям современного междуна­родного права призвано их прекратить и содей­ствовать нормальному ходу судебного (арбитраж­ного) разбирательства.

В настоящее время теоретические разногласия относительно юридического и неюридического характера споров, подлежащих судебному (ар­битражному) разрешению на основе имеющегося международного обязательства, в большей степе­ни сгладились и отошли на задний план. Пони­мание необходимости разрешения любых меж­государственных споров на безусловной основе при наличии соответствующего обязательства на этот счет отодвинуло вопрос о юридическом или неюридическом характере спора в область абст­рактного теоретизирования. В ряде современных работ порой выдвигается утверждение о сущест­вовании юридических и неюридических (полити­ческих) споров, однако в итоге оно сводится на нет признанием того непреложного факта, что один и тот же спор может включать юридические и политические аспекты^{[10, 11]}. А это признание, по вполне понятным причинам, ведет к положитель­ному решению вопроса о потенциальной подсуд­ности любого спора суду (арбитражу).

С международно-правовой точки зрения вся проблема проведения различия между юридиче­скими и политическими спорами не имеет под со­бой серьезного обоснования и не привлекает осо­бого интереса прежде всего по трем причинам: во-первых, в силу того, что, по сути, не сущест­вует различия между юридическими и политиче­скими спорами; во-вторых, поскольку практиче­ски нет таких споров, которые не могли бы быть разрешены посредством обращения к праву, и, в-третьих, ввиду того, что оценка спора зависит в основном от воли самих государств и определяет­ся присутствием намерения выполнять принятое в договоре об арбитраже международное обяза­тельство на основе принципа добросовестности.

Объективный анализ любого межгосударствен­ного спора свидетельствует об искусственности, (если не сказать о предвзятости) утверждений о том, что какой-то определенный спор является исключительно политическим и поэтому непод­судным суду (арбитражу). Обычно за утвержде­ниями такого рода стоит стремление государства уклониться от им же принятого международного обязательства содействовать урегулированию воз­никшего спора на основе судебно-арбитражной процедуры. Любые реальные действия государ­ства в этом направлении неправомерны и представ­ляют собой нарушение принципа добросовестно­сти. Ссылки на то, что какой-то определенный межгосударственный спор в силу своего исключи­тельно политического свойства выпадает из сфе­ры договорного обязательства, несостоятельны.

Международный суд по факту своего статуса в качестве главного судебного органа ООН может решать любой спор, переданный ему сторонами.

Включенность Международного суда в дело мирного разрешения международных споров содействует поддержанию общего режима международной законности. Позиционирование России как последовательного сторонника мирного разрешения международных споров при участии Международного суда подтверждает ее роль и значение на мировой арене как Великой державы.

Перевод практически заявленной готовности Российской Федерации содействовать поддержанию верховенства права в международных отношениях через практическую деятельность Международного Суда ООН повышает общий уровень права в современной международной системе.