Парадоксы эмоционального универсума современного социума: ангедония versus культ удовольствия

Лобанова Юлия Владимировна ORCID: 0000-0003-2970-7520 кандидат философских наук доцент кафедры "Гуманитарные дисциплины", Московский политехнический университет 107023, Россия, г. Москва, ул. Большая Семёновская, 38, оф. Москва Lobanova Yuliya Vladimirovna PhD in Philosophy Associate Professor of the Departments of "Humanities", Moscow Polytechnic University 107023, Russia, Moscow, Bolshaya Semenovskaya str., 38, of. Moscow lobanova_diss@mail.ru Другие публикации этого автора

Повышение уровня глобализации культурного пространства и усиление динамики межкультурного диалога в последние десятилетия привели к интенсификации процесса обмена между различными культурами их собственными ориентирами, идеалами и ценностями. Так, в частности, вследствие продолжительного влияния ценностей постмодернистской культуры западного толка и неолиберального характера произошла определенная ревизия целого ряда идеалов и ценностей отечественной традиционной культуры. «Эмоциональные предписания связаны с глобальными явлениями в позднесовременных обществах. Например, с экономикой и культурой потребления, коммерциализацией многих сторон жизни, культом индивидуального «Я», психологизацией и эмоционализацией социального опыта (он интерпретируется через чувства), а также быстрыми темпами развития многих сфер и, соответственно, восприятием неопределенности будущего» ^[13]. Инициально этому немало способствовала фактическая денонсация целого ряда общественных доктрин, устремленных к абстрактным идеалам будущего и требующим от каждого индивида его активного включения в коллективные социальные практики, направленные на достижение данных идеалов только по факту вынужденного признания его личной преданности им.

Тотальная деструкция культурного поля всех этих идеологем последнего десятилетия прошлого века явилась прямым следствием их ложности, о которой в определенный момент было объявлено всенародно. Вместе с этой псевдокультурной идеологией, в значительной степени инкорпорированной в общую культуру социума «строителей самого передового общественного строя», рухнули почти все коллективные формы этой культуры, в большей или меньшей степени связанные с идеологически нагруженными нормами, обычаями и ритуалами ^{[5; 15; 17]}. Место денонсированного коллективного почти немедленно заполнилось его антиподом – всем индивидуальным, личным, в числе которого оказались и новые культурные ценности, связанные с достижением состояния собственного личного удовольствия ^{[12, c. 24]}. Публичная и во многом искусственная табуированность последнего в течение десятилетий господства коммунистической идеологии привела к тому, что этот процесс быстрой замены «ложного коллективного» новым «истинным индивидуальным» в короткие сроки набрал темпы, непредставимые с точки зрения прежних десятилетий фактической личной несвободы. Гедонистическая персонализация начала стремительно вытеснять идеологически обанкротившуюся дисциплинарную социализацию.

Немало быстрой смене ценностей способствует и постоянно углубляющееся имущественное социальное расслоение. Явный переизбыток усилий, реализуемых в направлении следования этим тенденциям, фактически, привел к появлению и закреплению их нового культа, равно как и представителей исповедующих этот культ субкультурных образований в структуре общей системы культуры – «новых русских», «отечественных селебрити», «культурной богемы», «золотой молодежи» и т.п. Все эти вышеперечисленные отличались постоянной демонстрацией собственного благополучия, достатка, любых форм праздного времяпровождения и целенаправленного следования именно данному культу – культу удовольствия. Довольно незначительная по своей численности, но оказавшаяся излишне шумной, неуемной в своих желаниях, крайне пренебрежительно относящейся к закону и праву, и постоянно жаждущая публичности любой ценой – субкультура отечественных «ортодоксальных гедонистов», тем не менее, оказала и продолжает оказывать весьма заметное влияние на общую культурную ситуацию, тем самым меняя ее, что, по существу, и определило актуальность настоящего исследования.

Цель исследования прямо связана с его актуальностью, и определяется как анализ причин возникновения уже сформировавшихся парадоксов эмоционального универсума отечественной культуры, главным образом сводящихся к невозможности трансформации переизбытка удовольствий в последующее ощущение счастья и удовлетворения жизнью ни на индивидуальном, ни на обще-социальном уровне.

Слепое и некритичное следование гедонизму в этом новом направлении в итоге привело своих новых адептов к единственно возможному результату, который в англоязычной литературе обычно обозначается термином «overflow» («переполнение» – англ.). Абсолютизированное стремление к любого рода развлечениям и удовольствиям, перейдя все границы, превратилось из культурной нормы в патологию – гипергедонию. Отличительной чертой этого феномена является гипертрофия наслаждения и удовлетворения любых, самых взбалмошных своих желаний, то есть создание переизбытка количества таких эпизодов на фоне отсутствия навыков последующего перевода этого количества накопленных эмоций в новое качество – ощущение счастья и удовлетворенности жизнью: имелось только ощущение пресыщенности, а вот удовлетворенности вследствие этой пресыщенности – нет.

Видимо, имея целью сделать этот парадокс достоянием не только себя самих, адепты гипергедонизма рекламируют свой образ жизни на самую широкую аудиторию (главным образом через социальные сети), «вербуя» себе таким образом новых сторонников и обожателей. Далеко ведущей целью такого афиширования является преобразование всего эмоционального универсума современного социума таким образом, чтобы связанные с удовольствиями и развлечениями эмоции формировали самое его ядро. При этом, по всей видимости, у стремящихся переделать всех под свой собственный modus vivendi нет вообще никакого понимания того, что сам этот исходный парадокс от предлагаемой генерализации никуда не исчезнет – и стать «счастливыми вместе» через «несчастливы вместе» невозможно.

Многие социологи настроены по отношению к навязываемому гедонизму крайне решительно, утверждая рост в обществе эгоизма и индивидуалистических установок вообще в качестве знаковых для текущей эпохи ^{[14, c. 7],[4, c. 4]}. Видя в происходящем опасность всей социальной структуре как единому целому, исследователи доказывают прямую связь между деструктивной гедонистической субкультурой и прогрессирующим разрушением традиционного института семьи – модой на бездетность, на бессемейность, на непостоянные или нетрадиционные отношения – и естественным образом следующими за всем вышеперечисленным депопуляцией населения и демографическим кризисом.

Более того, действие этих же изменений в эмоциональном универсуме современного социума оказывает прямое влияние на возникновение множественных феноменов не только эмоциональной редукции, носящей рефлекторный и защитный характер, но и эмоциональной амбивалентности, деформирующей прежде здоровую психику членов этого социума. Современный человек должен одновременно противоестественным образом держать себя в руках – и тут же давать волю чувствам; демонстрировать влюбленность – и не испытывать при этом страданий (это табуируется); уметь переживать глубокие чувства – но без душевных затрат. Главным же противоречием, которое мы усматриваем, является сосуществование гонки за наслаждением и новым сильным впечатлением со все отчетливее проявляющейся у «нарцисса», современного индивидуалиста, карьериста неспособностью получать удовольствие как таковое. Этот парадокс констатируется исследователями: «…Эпикур, и Аристипп предупреждали нас о том, что некоторые удовольствия могут перерасти в зависимость, что уже страдание, а не благо. От таких удовольствий следует отказаться, даже не испытав на себе. Обществом же потребления человеку навязываются псевдоценности, псевдоудовольствия, кратковременные и поверхностные. Он лишается возможности и способности пережить истинное наслаждение и радость. Рост количества психических расстройств является тому подтверждением. Получается, что современный человек живет в мире удовольствий без удовольствий, в мире симулякров удовольствий. Счастье как смысл жизни становится недостижимым» ^{[8, c.240]}. Мы солидарны с подобными заявлениями, однако продолжаем задаваться вопросом о природе данной антиномии современной культуры.

Иммаментно самопротиворечивые требования, обращенные к человеку со стороны культа удовольствий, формируют на индивидуальном уровне самые разнообразные дефекты личности, приводящие затем пострадавших последовательно к утрате эмоциональной адекватности, инвалидизации и десоциализации. Социально-философский прогноз в этом отношении негативен: социум в конце концов просто дезинтегрируется, все социальные взаимодействия, не связанные с коллективными практиками получения удовольствия, за ненадобностью просто перестанут воспроизводиться, после чего наступят полный распад и аномия в обществе, где в конце концов не станет нужен никто никому ^[1].

Культ удовольствий прямо паразитирует на двух имманентно присущих членам здорового социума особенностях: эмоциональной саморефлексии (или интроспекции), то есть вовлеченности индивидов в собственные чувства, охваченности ими – и внешней эмоциональной рефлексии, то есть рассмотрении всей жизни в целом сквозь призму чувств ^[6]. Попытки реструктуризировать сложившиеся исторически особенности общественного эмоционального универсума в значительной массе своей оборачиваются денормированием частных эмоциональных проявлений с последующим табуированием их «неправильной» части, отсеянной в процессе этой «селекции», когда «правильные», или разрешенные эмоции гордо выставляются напоказ. В терминологии знаменитой антиутопии Дж.Оруэлла ^{[9, c. 113]} упомянутые там Министерство Правды и Министерство Любви следует дополнить еще и отдельным Министерством Счастья – а затем также приучить граждан сдавать туда регулярные декларации по поводу возникающих у них эмоций и чувств (которые будут строго и досконально проверяться ответственными сотрудниками Министерства) – и картина получится вполне достоверная. Данное метафорическое и отчасти сатирическое предложение в действительности осуществлено: ленты социальных сетей являются таким Министерством, которое требует визуальных отчетов о каждом дне, в котором наш современник обязан испытать счастье – глянцевых снимков из дорогих ресторанов, отелей, театров, фешенебельных курортов; пейзажей; фото из фитнесс-залов, занятий йогой и т.д.

Надо заявить ради справедливости, что сопротивление этим неартикулируемым требованиям «отчетов о счастье» мы также наблюдаем и считаем, что современная социальная реальность двинулась путем, отличным от оруэлловского «нормировать и контролировать». Дальнейшее паразитирование напрямую связано с тем простым обстоятельством, что люди, как правило, ценят свои эмоции, поскольку через них позиционируют самих себя как цельную, конкретную личность со всеми имеющимися у нее особенностями. Иначе говоря, каждое индивидуальное «Я» обладает своим собственным эмоциональным содержанием ^[11].

Консьюмеризация эмоций приводит к превращению их в товар, который обретает свой спрос, хорошо продается наряду с другими товарами и наряду с ними же обретает способность производить чисто экономические эффекты. Все вышеперечисленное, давно поставлено на службу современному маркетингу, реализуемому в рамках тех форм экономической (главным образом потребительской) активности субъектов, которые у современных исследователей всей этой феноменологии получили общее название «эмоционального», или «аффективного капитализма».

Однако неустранимая проблема здесь состоит в том, что даже жизненная ориентация на благополучие и достижение все более высоких статусных вершин в итоге так и не делают человека счастливым – первым на это обратил свое внимание еще Ж. Бодрийяр ^{[2, c. 135]}. Суррогатное «иметь» невозможно трансформировать в полноценное «быть» ровно так же, как невозможно трансформировать симуляцию в реальность, и следствием осознания этой невозможности на индивидуальном уровне становятся асоциальные действия, вандализм, жестокость, аддиктивное поведение – мираж и иллюзия счастья для тех, кому это счастье было обещано – и тех, кто был этими же обещаниями обманут. Индивидуальные ощущения переполненности и пресыщенности удовольствиями раньше или позже проходят в фазе своего накопления точку бифуркации – тот момент, когда внутренний эмоциональный триггер опрокидывается – и индивид вдруг ощущает, что он более неспособен испытывать удовольствие вовсе.

Это патологическое по своей природе состояние носит название ангедонии, хотя более распространенным в исследованиях является использованное нами здесь понятие «гипергедонизм». Так, о перспективах развития пресыщения рассуждают специалисты по душевному здоровью: «Горячий и примитивный гедонизм с его философией carpe diem, с его лозунгами «наслаждаться без стеснений», «все и сию же минуту», отходит в прошлое; но вместо безудержного гедонизма возникает гедонизм рациональный, гигиенический, просвещенный. Развиваются технологии с целью приведения человека в надлежащую форму, внедряются щадящая медицина, диетические режимы, средства для релаксации, появляется уйма всяких снадобий по уходу за собой. Эра гедонизма продолжается» ^[10]. Но ангедония рассматривается как один из важных, но не инициальных (т.е вторичных) компонентов клинической картины многих психопатологических нарушений (типа гипертонии или гипертермии – ^[7]). Ангедония не является самостоятельным симптомом, и диагноз только по ней не поставишь, однако это отнюдь не значит, что со страдающим от такого нарушения в каждом конкретном случае не надо разбираться. Если говорить о социальных причинах активации механизмов развития ангедонии, то это, несомненно – именно тот случай, когда большое количество сильных эмоций, особенно искусственного происхождения, раньше или позже включают в лимбической системе головного мозга, отвечающей за эту сферу, защитную реакцию, снижая ее восприимчивость по отношению к сильным внешним стимулам ^[16] значительно ниже нормы.

Подобным же образом в психике человека порождаются устойчивые механизмы защиты от частых и продолжительных стрессов, либо же возникает симптоматика эмоционального выгорания ^[3]. То, что могло прежде служить источником удовольствия, утрачивает эту способность, затем пропадают любимые привычки, занятия, увлечения, после чего человек разучивается радоваться жизни вовсе, начинает испытывать социальную депривацию, одиночество, завершающие в особенно тяжелых случаях развитием различных навязчивостей и фобий, в итоге приводящих к инвалидизации и десоциализации личности, и это – вполне реальная расплата за многочисленные прежние попытки «взять от жизни все». Омассовление и тиражирование гедонистических практик и самого образа жизни, связанного с культом удовольствия, в результате формирует в обществе целый ряд искусственных барьеров, само появление которых порождает внутри социума тенденции его грядущей социокультурной деструкции.

Выводы:

1. Под влиянием западной культуры, аксиология отечественной культуры была подвергнута радикальной ревизии, в ходе которой гедонистическая персонализация начала активно вытеснять дисциплинарную социализацию.

2. Субкультура отечественных «ортодоксальных гедонистов», оказала и продолжает оказывать весьма заметное влияние на общую культурную ситуацию.

3. Основная цель адептов гедонизма – преобразование всего эмоционального универсума современного социума таким образом, чтобы связанные с удовольствиями и развлечениями эмоции формировали его ядро, сдвигая все остальное от центра к периферии.

4. Социальные причины современной ангедонии связаны с переизбытком сильных и искусственно стимулируемых эмоций, для защиты от которых в головном мозге человека включаются внутренние барьерные механизмы.