Анализ социокультурных факторов политики: поиски новых теорий и методов

Кучинов Артемий Михайлович аспирант, Отдел сравнительных политических исследований, Федеральный научно-Исследовательский Социологический Центр РАН 117218, Россия, г. Москва, ул. Кржижановского, 24/35 корп. 5 Kuchinov Artemiy Mikhaylovich post-graduate student, Department of Comparative political research, Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences 117218, Russia, g. Moscow, ul. Krzhizhanovskogo, 24/35 korp. 5 arkuchinov@yandex.ru Другие публикации этого автора

Всю человеческую историю людей интересовали многие проблемы, такие как причины разного политического устройства у разных народов в разных странах, влияние на политику обычаев и нравов, реформы и модернизации, пути избегания межнациональных конфликтов и сепаратизма и т. д. Так или иначе, все эти проблемы стоят на взаимосвязи двух общественных процессов – политического процесса и социокультурной динамики.

Существующие теории и методы часто неправильно интерпретируются, не всегда применяются там, где необходимо. Приходится констатировать, что часто бывает, что господствующими оказываются публицистические псевдонаучные теории, препятствующие дальнейшей научной разработке проблемы, дискредитирующие исследования связи политики и культуры и приводящие к профанации науки. Большая часть таковых является более не научной информацией, а отражением предрассудков тех или иных мыслителей из истории общественной мысли.

Связь политического процесса и социокультурной динамики проявляется в таких общественных явлениях, как динамика политических режимов, влияние этнических, языковых, демографических, социально-стратификационных, религиозных особенностей общества на политический процесс, влияние степени благосостояния общества, географический детерминизм, политические и др. культурные ритуалы, международные отношения, переговоры, идентичность, сепаратизм, влияние на политику образования, воспитания и др. Социокультурные особенности политического процесса зависимы от природного окружения того или иного общества, но полностью ими не детерминируются. Исследования социокультурного фактора тесно связано с биополитикой, психологическими методами, экономическим и военным факторами.

Часто исследования начинаются с неправильных подходов. Исследуемая проблема сегодня часто разнесена на такие более узкие отдельные, как исследования этнокультурного, географического детерминизма политики, исследование т. н. «инновационного развития», «цивилизаций», традиционности-модернизационности, самобытности-общечеловечности и др. С нашей точки зрения, такие проблемы должны исследоваться комплексным подходом, т. к. очень часто бывает, что с помощью одного узкого подхода неверно объясняются процессы, детерминированные другими социокультурными факторами, которые исследуются другим узким подходом. Например, политические конфликты часто видят как межрелигиозные, конфликты людей с разным типом воспитания принимают за межнациональные, государство, испытывающее социокультурный кризис причисляют к «восточной, архаичной, патриархальной и т. д. цивилизации» (или «политической культуре»). Или конфликты, порождённые неравномерностью города и деревни видят как «цивилизационный тектонический разлом». Чтобы избежать таких неточностей, важно исследовать процесс связи политики и культуры комплексно и в динамике.

В настоящее время в отечественной политологии господствуют подход «политической культуры» в опоре на американский бихеворализм сер. XXв. и «цивилизационный» подход созданные не позднее середины прошлого века, многие черты которых не выдержали испытанием времени, либо устарели; но, так или иначе, сегодня не позволяют полно анализировать и прогнозировать политический процесс. Первый подход излишне ограничен исследованием политического поведения, второй часто оказывается излишне метафизичным, ограничен философским уровнем и не имеет рационального прогностического потенциала.

Имеют место затруднения в связи с недостаточной институциализацией политологии в России. Отечественная наука не переживала горячих споров по поводу критериев научности, подобных спору в философии жизни, позитивизме, махизме, логическом позитивизме, философиеи языка, структурализме, баденской и марбургской школах неокантианства. Отечественная наука не переживала горячих споров между институциализмом и бихевориализмом, натурализмом и социологизмом. В связи с этим, многие неточности зарубежной науки XX в. повторяются в современной России.

В зарубежной науке XX в. не раз пытались свести все общественные процессы к одному фактору (в социологизме и натурализмах: социо-механический, географический редукционизм, биоорганицизм, социал-дарвинизм, расово-антропологизм, инстинктивизм и др.), ни одна из попыток не оказалась удачной.

В господствующем подходе «политической культуры» очень часто культура сводится к поведению. Такой редукционизм, к сожалению, часто встречается в современной российской политологии. Лучше разграничить культуру и поведение удалось П. А. Сорокину^[100], применения чьей теории культуры в политологии сегодня не приходится часто видеть. Культура не сводится к поведению, поведение – это только часть культуры.

В традиционном подходе «политической культуры» утверждается о том, что политика зависима от политической культуры. Однако неясным остаётся, почему речь идёт только о политической культуре. Такой подход нам представляется очень узким в связи с тем, что, по нашему мнению, не только политическая культура детерминирует политический процесс, а культура из самых разных сфер (экономическая, образовательная, культура профессионального труда и т. д.). Встаёт справедливый вопрос о соотношении категорий «политика», «культура» и «политическая культура».

В существующих подходах по отдельности продолжать исследование социокультурных факторов политики невозможно. Границы существующих подходов препятствуют качеству исследований. Необходимо выходить за рамки существующих подходов, с целью достигнуть максимально возможно комплексного исследования. Мы пытаемся рассматривать и политику и культуру как динамичные явления (соответственно политический процесс и социокультурная динамика) и исследуем комплексно этнические, педагогические, географические и др. факторы в политике. (Настоящая статья является улучшенной версией статьи ^[51], с использованием других статей автора ^[50][52] и тезисов доклада ^[49])

Проблема связи политики и культуры исследовалась во многих странах. В Древнее Время лучше всего её исследовали в Древней Греции (Аристотель, Плутарх и др.), в Средние Века – в арабской научной традиции (представители суфизма, Газали, арабские и персидские географы и путешественники, Ибн Хальдун и др.), в Новое и Новейшее Время лидируют Европа, Соединённые Штаты Америки и Россия (Гердер И. Г., Вебер М., Сорокин П. А., Алмонд Г. А. и Верба С., Данилевский Н. Я, Ламанский В. И., Тихомиров Л. А., Менделеев Д. И., Бурлацкий Ф. М., Мамут Л. С. и др.). В разное историческое время исследуемая проблематика входила в предметное поле разных наук, и сейчас находится в предметных полях разных науках в разных странах. Часто она оставалась в предметном поле философии и истории, в XVIII в. в Московском Университете существовала описательная дисциплина «статистика», в советское время проблема входила в разные разделы философии (история философии, критика буржуазной философии, научный атеизм, научный коммунизм), правоведения (теория государства и права), психологии (общая и социальная психология).

В связи с тем, что методы зарубежной политологии, которые переводились в 1990-е гг. оказались недостаточно эффективными для исследований российской политики^{[13, с. 57][32][55, с. 50-54][77][96, с. 9-13][105, с. 7]}, много новых теоретико-аналитических моделей появилось в том числе, и в России. Однако, до сих пор, отечественное обществознание так и не выработало устойчивого аналитико-прогностического потенциала. Поиски новых теорий и методов оказываются очень долгими и затруднительными, часто приходится отказываться от прежних концепций, менять свои взгляды.

В настоящее время проблема связи политического процесса и социокультурной динамики входит в предметное поле теории и методологии политологии, сравнительной политологии, психологии, социальной философии, культурологии^{[19, с. 7]}, теории коммуникации, социологии, географии, биологии и др. наук.

Определение категории «культура» не может быть единственным в связи с тем, что культурология не смогла выработать единую теоретическую схему, позволяющую в строгой и логически упорядоченной форме отразить её содержание.^{[19, с. 3]} Существующие определения культуры очень часто противоречат друг другу или не вполне согласуются между собой.^{[19, с. 98]}

Необходимо различать культуру в широком смысле и политическую культуру. Последняя является частью первой. Культура (в широком смысле) – антропогенная система механизмов и способов деятельности, организации, регуляции и коммуникации, обеспечивающих жизнедеятельность людей.^{[1, с. 8][3, т. 1, с. 26][19, с. 10-11, 100, 101, 102, 179, 675][46, с. 203-209][70]}

В рамках каждой науки можно выделить такое поле исследований, которое касается механизмов и способов организации, регуляции и коммуникации людей в соответствующих областях их жизнедеятельности. Это принято называть «экономической, политической, речевой, книжной и т. д. культурой».^{[19, с. 10-11]} При этом, в одной сфере может быть расцвет культурных форм, в другой – упадок.^{[1, с. 21]} В любой области научного знания, в т. ч. в политологии, существует культурологический аспект. На политику влияет не только политическая культура, но и культура во всех сферах.

Согласно нашему подходу, политическая культура - часть культуры в широком смысле. Она представляет собой все механизмы и способы деятельности, организации, регуляции и коммуникации политики. В т. ч. включает в себя традиции, убеждения, ценности, идеи и установки практического политического поведения, обеспечивает воспроизводство политической жизни на основе преемственности.^{[8, с. 50][12, с. 263][28, с. 8]}

Культурная динамика – любое изменение культуры, устойчивый порядок взаимодействия составляющих её компонентов, та или иная её периодичность, стадиальность, направленность к какому-либо состоянию. Динамика культуры – те изменения внутри культуры и во взаимодействии культур между собой, которые позволяют говорить об упорядоченности этих изменений, об их векторном, т. е. направленном характере.^{[1, с. 20][19, с. 145-146]} Культурная динамика – это динамическая характеристика культуры. Культура всегда является динамичным явлением. Когда говорят о культурной динамике в совокупности с социальной динамикой, оперируют понятием «социокультурная динамика».

Социокультурная среда – это устойчивая совокупность вещественных и личностных компонентов, с которыми взаимодействует социальный субъект, и который оказывает влияние на его деятельность по созиданию и освоению духовных ценностей и благ, на духовные потребности, интересы и ценностные ориентации.^[63]

Так же, необходимо ввести определения политологических категорий.

Политика – публичная деятельность, направленная на завоевание, удержание и использование власти и влияния в обществе («субстанциональное определение политики»).^{[38, с. 18][86, с. 44][87, с. 12][103, с. 21]}

Политический субъект - лицо или группа лиц, принимающие реальное участие во властном взаимодействии с государством, независимо от степени влияния на принимаемые решения и характер реализации государственной политики^{[98, с. 71]}.

Политический процесс – совокупность относительно самостоятельных трансформаций политической деятельности субъектов (отношений, институтов), которые возникают на пересечении самых разнообразных факторов и его основой всегда являются локальные события. Политический процесс – это динамическая характеристика политики, аналогично как культурная динамика – динамическая характеристика культуры.^{[98, с. 201][120]} Процесс может быть понят как последовательная смена состояний некоторого объекта во времени, любое изменение.^{[56][100, с. 80]}

В свою очередь, функциональные подсистемы общественной жизни (сферы жизни общества) – политику, экономику, культуру и т. д. невозможно разделить так, чтобы они не пересекались. Например, никогда не будет ясно, лоббизм – это политическая или экономическая деятельность. Поэтому границы этих понятий останутся подвижными.

Отдельно необходимо сказать о т. н. «цивилизационном подходе», под которым в современной практике имеются ввиду совершенно разные идеи. Слово «цивилизация» остаётся термином с большим количеством значений, что не позволяет его использовать, называть общепринятым, превращает его в симулякр. С нашей точки зрения, весьма неправильно было бы делать упор только на типологизацию т. н. «цивилизаций», анализ этого весьма противоречивого и непонятного феномена, часто смешивая проблему социокультурного детерминизма политики с экономическим или военным анализом политики.

Влияние культуры на политику может проявляться отнюдь не только при анализе «цивилизационных» взаимодействий, как что-то международное, возможность её проявления весьма шире. С помощью социокультурного подхода можно изучать так же политические социокультурно детерминированные проблемы, касающиеся взаимодействия разных регионов одной страны, разных малых групп, даже нескольких личностей.

Часто в исследованиях с т. н. «цивилизационным подходом» мы видим влияние мало-, не- и околонаучных положений о предопределённости судеб тех или иных человеческих обществ ввиду принадлежности их к той или иной «цивилизации» или «политических культуре». Хотя наличие тех или иных социокультурных свойств, детерминирующих политический процесс, у больших наднациональных социальных групп, не вызывает сомнения, в «цивилизационном подходе» его роль оказывается сильно гипертрофированной. Цивилизационный подход не учитывает разнообразия культуры внутри «цивилизаций» («культурно-исторических типов» и т. д.), которые часто бывают пропастными. Большое значение имеют исследования, преследующие цель качественно описать социокультурные свойства того или иного общества, не обязательно крупного вроде «цивилизаций». В разное время разные исследователи видели в мире разное количество «цивилизаций» (или «культурно-исторических типов» и т. д.). Мы считаем, что любая классификация в конечном счете, окажется бесполезной, т. к. любое деление на них быстро устаревает и в принципе нецелесообразно во многих случаях при практических исследованиях.

С «цивилизационным подходом» близко находится проблема самобытности и общечеловечности политического процесса, то тут важно отметить, что объективно каждое общество, малое или большое, по-своему самобытно и имеет много общечеловеческих свойств. Часто дискуссии по этому вопросу весьма неконкретны, очень метафизичны, поэтому – безрезультатны и практически малоприменимы. Здесь, опять же, необходимы не шаблонные подходы-типологизации, а качественный детальный анализ конкретных общественных явлений и процессов. А субъективно, самобытной себя считает почти любая национальная или иная культура, что вполне естественно и ни к чему не обязывает. В истории общественной мысли многих, если не всех, стран и народов, существуют идеи об их уникальности, своеобразности, непохожести на других, возможности связывать, например «Восток и Запад» (у России, Украины, стран Аравийского полуострова, Греции, Турции и др.) или более: «связывать Европу, Азию и Африку» (Египет и др.).

«Цивилизационный подход» стал господствовать в российской науке как реакция на отход от базисно-надстроечного детерминизма в 1990-е гг. Исследователи видят цивилизации как некую альтернативу формациям, которые часто сводят реальные общественные особенности к неточным метафизическим схемам. Однако, отказавшись от формаций, отечественное обществознание попало под влияние настолько же метафизического подхода, пытаясь объяснить все общественные процессы через отношения разных людей к разным цивилизациям. Здесь не учитывается, что «цивилизации» не являются гомогенными образованиями, что православные Москвы, Афин и сельской местности Сибири – это разные православные, несмотря на то, что одинаково называются, что египтянин не понимает речи алжирца, хотя они оба – арабы и мусульмане, и в любой типологизации цивилизаций их причисляют к одному типу. Часто анализ общественного процесса через «цивилизационное» разделение людей практикуют исследователи, недостаточно знакомые с фактическими данными по географиям, экономикам, религиям, языкам, культурам и др. феноменам из жизни конкретных регионов. Но, например, для историков отдельных регионов (или, напр., востоковедов) теории, сводящие весь общественный процесс и конфликты лишь к той идее, что культурно схожие страны объединяются, а разнообразные конфликтуют, что «цивилизации» представляют какую-то систему или целостность, виделись абсурдными изначально.

Герменевтика – это метод, заключающийся в расшифровке скрытых явлений. В политологии применяется для поиска причинно-следственных связей в политических культурах и политических процессах, порождённых этой культурой.

Василенко И. А. предлагает использовать схему Розанова В. В. Согласно этой методологии, при анализе культур, необходимо:^{[13, с. 95-96][91, с. 62-67]}

1. Раскрыть схему природы культуры. Здесь идёт поиск ответа на вопрос «Что есть всё?» Это возможно сделать путём наблюдения за теми или иными общественными процессами, здесь возможно применение каких-либо теоретических или философских схем из философии и теории культуры, антропологии, социологии и др. наук.
2. Обозначить и описать основные элементы, институты и процессы. Здесь идёт поиск ответа на вопрос «Каково всё?» и поиск атрибутов объекта понимания. Здесь речь идёт о формулировке причинно-следственных схем политических институтов и процессов. При этом, определение института сегодня серьёзно отличается от прежних критериев, о чём написано ниже.
3. Выявлять качественные атрибутные характеристики основных особенностей политических институтов и процессов. Здесь идёт поиск ответа на вопрос «Почему всё?» Так выстроится ряд политических детерминант, способных раскрыть мотивации людей-субъектов политики.
4. Находить причинно-следственные связи в политической культуре. Здесь идёт поиск ответа на вопрос «Для чего всё?» Так станет возможно выявление мотивов целесообразности.

Далее возможно построение схемы сходств и различий, и заключительной стадией герменевтического анализа станут количественные характеристики выстроенных схем.^{[13, с. 95-96][91, с. 62-67]}

Основная задача политической герменевтики состоит в расшифровке социокультурных архетипов и кодов, определяющих ценностную природу политических процессов. Сложность измерений культуры предполагает весьма тонкую и многогранную систему понятий герменевтики. В одних случаях - для интерпретации политического бытия – необходимы понятия объекта и закона, в других – для интерпретации символических значений – понятия формы и стиля. Ещё одна проблема связана с тем, что все политические феномены разворачиваются в историческом времени: многие требуют исторического рассмотрения.^{[13, с. 109]}

В свою очередь, методология Розанова В. В. – не единственная. Например, несколько схем выводит исследователь Фалёв Е. В. из философии Хайдеггера М. Использует другую схему:^{[109, с. 60-65][115, с. 151-155]}

1. Вопрос о бытии, поставленный герменевтически, есть вопрос о смысле бытия.
2. Вопрос о смысле «бытия» - обращается к сущему.
3. Вопрос о бытии обращается к особому сущему (Само вопрошание - это сущее).
4. Это сущее - ближайшее к нам, однако в смысле данности (удовлетворённости) - самое далёкое.
5. Dasein (относительное сущее) как сущее должно быть рассмотрено не с точки зрения сущности, а с точки зрения его бытия.
6. Dasein (относительное сущее) должно быть рассмотрено в модусе повседневности (jeweiligkeit).
7. Dasein (относительному сущему) изначально присуща «фундаментальная конституция» «бытия в».
8. Критика гносеологического «чистого субъекта»: познание как способ бытия Dasein (относительное сущее), онтологически фундированный как бытие-в-мире.

Ступени ведущие Dasein (относительное сущее) к познанию:

• Самонаправленность-на: действие направления-себя-на, набрасывания - аналог гуссерлевской интенциональности.
• Пребывание-при: удержание предмета направленности в круге «наброска», в сфере ощабоченно-деятельностного внимания; даже будучи «при» предмете познания, Dasein (относительное сущее) остаётся «внутри» себя
• Внятие (vernehmen), разъяснение, истолкование: наделение смыслом посредством установления тесной смысловой нагрузки между Dasein (относительныме сущим) в его бытии и предметом.
• Сохранение внятного, обладание: не в последнюю очередь - посредством понятийного схватывания в научных и метафизических понятиях.

9. Размыкание мира.

Такому анализу можно подвергнуть любые наблюдаемые политические явления и процессы. Можно так же анализировать с точки зрения таких концептов, как бытие Dasein (относительного сущего) в мире, бытие с другими, бытие к смерти, бытие временем.^{[108, с. 66]}

Понимающие методы очень затруднительно свести к какой-либо единственной пошаговой схеме, это более зависит от исследуемого объекта (объекта понимания) и исследователя, у каждого из которых свои схемы для герменевтики. Кузнецов В. Г. делает обзор герменевтики в истории философии, акцентирует внимание на том, что интерпретация оказывалась очень распространённым методом в разные исторические времена. «Герменевтиками» были софисты, интерпретаторы священных текстов почти во всех религиях, Э. Бетти, Э. Корет, Аврелий Августин, Маттиас Флациус Иллирийский, И. М. Хладениус, Ф. Шлейермахер, В. Дильтей, В. Гумбольдт, Г. Фреге, Б. Рассел, Л. Витгенштейн.^[44]

В наше время герменевтика хоть и потеснена качественными методами и анализом дискурса при исследовании общественных явлений, но она остаётся необходимой и часто единственной при анализе текстов. Помимо вышеперечисленных методологий интерпретации можно назвать Гадамера Г.-Г.^[15][16], хорошо используются герменевтические методы в исследовательском цикле Данилевского И. Н. при исследовании «Повести временных лет» и других русских летописей^[26], хорошо исследованы интерпретативне методы у Риккёра П.^[89] и прорабатываются современной философией^[34].

За последние годы в рамках раздела культурологии – социодинамики культуры, стали хорошо известны факторы социокультурной динамики. Т. к. социокультурная динамика формирует предпосылки для политического процесса, эти факторы одновременно являются факторами динамики политического процесса. Исследователь Аванесова Г. А. выделяет факторы: природно-ресурсный, пространственного размещения культурных форм, взаимодействия культурных систем, жизнеобеспечения, хозяйственного обеспечения, технологий, социальных институтов, социальных организаций и отношений, ценностно-смыслового понимания и символического значения, рационально-познавательный, индивидуальной активности.^{[1, с. 29-45]}

Всю историю человечества мыслители всех времён и народов пытались исследовать политику как циклический феномен. Существует много теорий, объясняющие политический процесс через связь с социокультурной динамикой. Например, Ахиезер А. С. создавал циклическую теорию динамики российской политики^[3], Смолин О. Н. создал интересную теорию по революциям на материалах российских событий 1905-1907, 1917-1922, 1991-1993 гг.^[96] Рядом здесь же находятся теории изменения политических режимов, в т. ч. теории демократии.(См. теории демократии и их критику: ^{[21],[22],[23],[24],[25],[36],[43],[66],[104]})

Так же, сегодня практикуется синергетический метод^[11][64], основанный на исследовании и прогнозировании сложных самоорганизующихся систем, сформулированный в 1986 г. в книге «Порядок из хаоса»^[85] американскими учёными Пригожиным И. Р. (1917-2003) и Стенгерс И. В связи с тем, что культурная система, так же, как и политическая, является самоорганизующейся, с его помощью рассчитывают зависимость социокультурных и политических данных.

В труде «Социальная и культурная динамика»^[100] Сорокин П. А. сформулировал одну из многих теорий, объясняющая, почему же между людьми существуют социокультурная разнообразность. По Сорокину П. А., это вызвано тем, что у разных людей разные природа реальности (континуум от чувственной до идеациональной), природа целей и потребностей, которые должны быть удовлетворены (соответственно духовные и материальные), степень, в какой эти цели и потребности удовлетворяются, и способы из удовлетворения.^{[100, с. 46]}

Колебания частотности вышеназванных типов называется социокультурной флуктуацией - это процессы, время от вре­мени повторяющиеся в социальной и культурной жизни и в человеческой истории.^{[100, с. 80]} Исследовав флуктуации в разных регионах мира за длинный промежуток времени, Сорокин П. А. сформулировал две теоремы. Первая – «Взаимосвязь между двумя переменными — характером доминантной культуры и характером поведения индивидов, живущих в мире данной культуры, — не может быть ни слишком тесной, ни столь же тесной, как соотношение между доминантной культурой и ментальностью этих индивидов».^{[100, с. 702]} И вторая теорема утверждает, что, хотя взаимосвязь между доминантной культурой и поведением ее носителей не всегда носит тесный характер, она тем не менее, существует.^{[100, с. 703]}

Социокультурная динамика и политический процесс связаны так же через экономическую динамику. В последнее время классические экономические теории переживают кризис, ввиду невозможности уподобить человеческое поведение чисто механическим схемам - возрастает внимание к роли человеческого фактора в хозяйственных отношениях. Новое научное направление на стыке экономики и социологии называется «экономической социологией», где социокультурные факторы тоже учитываются. (См., напр.: ^{[79],[88],[113],[116]}).

К проблеме зависимости политики от социокультурных факторов относятся так же вопросы, традиционно исследуемые социологией. Больше всего исследований по проблеме из доступного объёма научной информации содержится в трудах Сорокина П. А. В произведениях «Социология революции»^[101], «Голод как фактор»^[99], «Человек. Цивилизация. Общество»^[102] описаны механизмы возникновения революций. К возникновению революций ведут «подавления базовых инстинктов».

К сожалению, в современных социальных науках недостаточно используется культурологическая теория культурных артефактов и культурных форм Малиновского Б., что недостаточно обосновано. Артефакт культуры - интерпретативное воплощение какой-либо культурной формы в конкретном материальном продукте, поведенческом акте, социальной структуре, информационном сообщении или оценочном суждении.^{[46, с. 45-46]} Культурная форма - совокупность наблюдаемых признаков и черт всякого культурного объекта (явления), отражающих его утилитарные и символические функции, на основании которых производится его идентификация и атрибуция.^{[46, с. 499-502]}

С помощью этого метода удобно, например, объяснять феномен «гибкой власти». «Гибкая власть» (См. подробно о «гибкой власти»: ^[42]) манипулирует разными видами культуры – потребительской, экономической, логической, образовательной и т. д. и т. п.; из-за сформированных симпатий изменяется самосознание, идентичность и политическая культура, исчезает способность к творческо-созидательной деятельности. Най Дж. говорит, что большая часть имиджа США, сделанного с помощью «мягкой власти», это результат работы Голливуда, Гарварда, Майкрософта и привлекательности американских спортсменов.^[69] С точки зрения культурологического подхода, она являет собой навязывание чужих артефактов на востребованные в той или иной социокультурной среде культурные формы. Субъект «гибкой власти» выбирает в том или ином обществе нереализованные потребности, которые пытается позволить объекту удовлетворить нужными себе артефактами культуры. В свою очередь, следует акцентировать внимание на том, что «гибкая власть» срабатывает только тогда, когда имеют место симпатии. Таким образом, можно сколько угодно смотреть американские фильмы, но при отсутствии симпатий к ним, действия «гибкой власти» здесь не будет.

Так же, необходимо изучать конкретные институты, проходящие в обществе. Сегодня нецелесообразно противопоставлять институты поведению, а так же рассуждать, что из двух необходимо изучать. Критерий института сильно изменился за последнее время. Под институтом сегодня понимаются не формальные нормы, а механизмы перераспределения нормативно-ролевых ожиданий. Иными словами, это все случаи, когда предполагается, что индивиды ожидают друг от друга каких-либо действий. Институт может быть как формальным, так и неформальным. Институтами считаются, например, игра в футбол, институт футбольного болельщика, институт объединения футбольных болельщиков, институт дружбы, институт получения взятки, институтом является любой ритуал. Институт в современном понимании этого слова соответствует понятию «дискурс» М. Фуко^[114], с тем отличием, что институт - это более закреплённый дискурс.(См. издания, лучше отражающие современное состояние теории: ^{[18],[37],[88],[90],[119],[122]}).

Важную роль в политическом анализе играет анализ существующих в исследуемых обществах коммуникаций – связи, в т. ч. Интернета, транспорта, дорог и т. д. Важно выявлять маршруты, содержание и объёмы коммуникаций, т. к. становится возможно исследовать информационные потоки в том или ином обществе и движения групп. Коммуникации оказываются лишь связями в общественных отношениях, а содержание коммуникаций определяются ценностями, формируемыми ими дискурсами, институтами и поведением.

Говоря о федерализме, регионализме, сепаратизме, глобализме и других явлениях, связанных с антиномией целостности, часто используют сравнения с процессом распада империй (Римской, Османской, Российской, СССР и т. д.), пытаются анализировать целостность с точки зрения системного подхода.

Здесь необходимо отметить, что любой распад целого, как правило, начинается с внутренних его противоречий, а влияние извне оказывается вторичным.^[41]

Сепаратизм невозможен только на почве социокультурных факторов. Для того, чтобы произошло отделение какого-либо региона, необходимо наличие центробежных процессов в отделяющемся регионе в разных сферах общественной жизни, т. к. новую политическую систему должны обеспечивать экономическая, правовая, военная и другие взаимонеобходимые системы.

Суверенитет федеральных российских органов отличается в разных регионах страны. На одной территории государства суверенитета больше или меньше, чем на другой. Это можно было бы подробнее исследовать с помощью новых методов геополитики, которые слабо освоены в российской науке.^[74]

В настоящее время многие системные теории буржуазной политологии XX в. переживают кризис. Сейчас в зарубежных странах и в России разрабатывается системный метод, главным образом, с использованием системной теории Н. Лумана.^[60][62]

В настоящее время в разных отраслях политической географии (описательная география территорий, политическая регионалистика, федерализм, геополитика и мн. др.) произошли серьёзные теоретико-методологические изменения, которые, к сожалению, не могут быть адекватно восприняты политологами разных школ и мнений. Так, имеет место отход от природоцентричности, возрастает внимание к роли факторов виртуальных картин мира людей. Таким образом, в политической регионалистике оказывается значительной роль «понимающих», т. е. интерпретативных методов.^{[108, с. 63-68]} Геополитика, в адекватных случаях, уже давно не занимается разработокой каких-либо метафизических теорий, глобальных проектов, доктрин, идеологий, сверхценных идей, способов захвата мира и т. д. Критическая геополитика (сформировалась в 1992 г. и скоро будет заменена посткритической) исследует связь географических факторов с виртуальными образами пространства в сознании людей, так же – подвергает исправлению прежние теоретические модели природоцентричной классической буржуазной геополитики.^{[40][41][68][73][74][82][107][108]} Восприятие пространства у людей различается, что отражается в виртуальных образах пространства - геополитических кодах, или геополитических мифах, или геополитических кодексах.^{[33][41, с. 125-137][107, с. 67-74]} Именно от представлений людей о пространстве, а не только от объективных геодезических свойств местности, зависят их конкретные политические действия, такие как отношения «центр-регионы», отношения города и деревни, регионализм, сепаратизм и т. д. Именно от этого зависит, в какую страну ожидать вторжения иностранных войск, в какой точке региона могут решить создать свалку, где откроют завод, где сократят школы и т. д. Все представления о том, какая территория - «исконно русская», какая - «сибирская», какая «холодная», какая «воинственная» - и есть геополитические коды. Эти коды исследуются посредством дискурсивных методов, обрабатываются, моделируется человеческое восприятие пространства. Так же исследуются объективные («материальные») свойства местности. Здесь применяется очень много как качественных, так и математических методов. Далее происходит анализ и прогнозирование политики посредством интерпретации полученных результатов. Весьма успешным оказывается практическое исследование 2003 г. «Мир глазами россиян»^[67].

Помимо новой геополитики, человеческое восприятие пространства исследует так же мифогеография. С точки зрения мифогеографии, каждое место – это палимпсест, состоящий из множества сосуществующих контекстов – разного рода пространственных интерпретаций, оценок, представлений, образов, характеристик – имеющих вариативную иерархию, каждый из которых устроен специфическим образом. С одной стороны, это некая комплексная географическая характеристика (КГХ) места, построенная на основе отбора важнейших признаков места, их (кон)текстуальном «устремлении» к доминанте (главному признаку). С другой стороны, это пространственный миф, представляющий реальность места в подлинном, но деформированном виде, ориентированный на определенную целевую аудиторию и учитывающий уже сложившиеся пространственные стереотипы. Пространственные мифы динамичны во времени. На основе мифогеографии особо продуктивно создание КГХ пограничных территорий, т. к. именно в таких местах наиболее ярко проявляется наложение часто противоположных друг другу смыслов мест, несовпадение географических образов и пространственных стереотипов, связанное с вовлеченностью в соседние регионы и т. д. Так же, с помощью мифогеографии возможно конструировать границы.^{[68, с. 40]}

В последние несколько десятилетий качественно исследована граница как феномен. Граница является результатом нашего дискретного представления о реальности. Человеку свойственно мысленно ограничивать предметы, тем самым дискретируя пространство. Континуальность и дискретность пространства дополняют друг друга, являются его взаимосвязанными атрибутами.^{[68, с. 41][108, с. 151]} В политической географии различаются собственно граница (boundary) и фронтир (frointer) - территория под границей и приграничная местность. Различаются формальные и неформальные границы.^{[108, с. 152]}

Исследователь Туровский Р. Ф. считает, что регионализм, а за ним и сепаратизм, формируются при следующих факторах: административные единицы стремятся к большей автономии, в них формируются региональные бюрократии, появляются собственные лидеры, их столицы становятся центрами политической активности, в которых выступают за обособление, население территорий начинает предпочитать региональную самоидентификацию общенациональной. Регионализм особенно характерен для многонациональных стран, где он часто превращается в сепаратизм. В связи с этим, важной исследовательской темой является развитие регионализма, подразумевающее выявление его причин, политических целей, анализ регионального самосознания как социокультурной основы регионалистского движения.^{[107, с. 170]}

С точки зрения такого направления политической географии, как функционализм, сепаратизм - это центробежная тенденция^{[107, с. 140-141]}, для возникновения которого необходима первичная роль идеи^{[107, с. 141]}.

Так же, есть теории физической географии, недостаточно воспринятые политологами.

Любое место обитания любой общности людей может быть охарактеризовано с позиций географии как местность, состоящая из урочищ и фаций. Фация – это участок поверхности Земли, характеризующийся полным единством всех компонентов ландшафта: материнской породы, микроклимата, водного режима, почвы, биогеохимических циклов, фауны и флоры и т. д. Второй необходимый термин – урочище, это целостность, состоящая из сопряженной системы таких фаций.^{[9, с. 47]} Урочища характеризуются мозаичностью. Мозаичность - внутренняя неоднородность урочища, неоднородность единого географического контура.^{[9, с. 46]} Чем мозаичнее территория – тем больше разнообразных ландшафтов можно увидеть на ней на одной и той же территории. Для описания таких явлений в географии широко применяется термин «емкость ландшафта». Чем больше территорий с разными характеристиками включает урочище, чем многообразнее условия внутри данного контура – тем выше его емкость.^{[9, с. 47]} Все эти определения и классификации справедливы и для антропогенных ландшафтов - населённых пунктов, регионов, государств или просто территорий.

Теория мозаичности позволяет, например, объяснять влияние социокультурных различий городских и сельских местностей на политику. Город более мозаичен, чем сельская местность. В городе так же время течёт быстрее, чем в сельской местности: в городе за промежуток времени происходит больше событий. Таким образом, в городе человек способен воспринимать больше информации и оперировать ей, становится более независимым, самостоятельным, терпимым. Поведение городских и сельских людей отличается, что часто вызывает трудности при общении, порождает взаимно враждебное отношение друг к другу. Именно этим, а не какими-то «тектоническими разломами» объясняются имеющие место неблагоприятные процессы в северокавказских регионах и некоторых регионах Центральной России.

В политгеографической науке есть тенденция, при которой мы ожидаем соединения двух взаимодополняющих подхода - физической географии («материализм») и исследований виртуальных картин мира людей («идеализм»). Это новое научное направление может быть названо посткритической геополитикой.^[73] Так же, фактор пространства изучается политической философией.^{[11, с. 112-150]}

К сожалению, советское прошлое не оставило нам достаточного количества каких-либо достижений, позволяющих эффективно выстраивать национальную политику и преодолевать реально существующие неблагоприятные процессы. Но этот вопрос оказывается чрезвычайно актуальным для России в связи с большим разнообразием её народонаселения в этнокультурном аспекте.

Для этнополитологии характерна довольно нестандартная ситуация, при которой часто бывает, что политическая мысль (вроде публицистики) опережает политическую науку в постановке проблем и выработке решений. Поэтому, целесообразно исследовать как научную информацию, так и политическую мысль (политическое знание) в широком смысле. Мы не ставим цель пересказывать здесь всю теорию этнополитологии или анализировать всю политическую мысль, будем приводить примеры только некоторых нестандартных тенденций.

Проблема начинается с определения базовых понятий. Традиционное советское определение этноса и определение Гумилёва Л. Н. уже не удовлетворяют разные отрасли науки, теория этногенеза Гумилёва Л. Н. вызывает большую волну критики. По нашему мнению, в его монографии «Этногенез и биосфера земли»^[20] поставлены правильные вопросы и проблемы, на которые необходимо дать ответы и решения. Но многие определения понятий и сама теория этногенеза не могут оказаться удовлетворительными в связи с большим количеством сомнительных и критикуемых положений. В то же время, до сих пор ни общепринятых определений, ни исчерпывающей теории этногенеза, не создано. (См. об этом: ^[93],[106]) При отсутствии адекватной теоретической базы этнологии не стоит ждать от этнологии и этнополитологии каких либо теорий, позволяющих анализировать и прогнозировать политический процесс и практики по выработке эффективных решений этнополитики.

Тишков В. А. даёт обзор теорий этничности^{[106, с. 36-51]}, выделяя определения этничности в такие подкатегории, как примордиализм^{[106, с. 38-41]}, функционализм^{[106, с. 42-44]}, конструктивизм^{[106, с. 44-47]} и инструментализм^{[106, с. 47-50]}. Этничность в них понимается соответственно как объективно существующая реальность, политические функции, субъективно создаваемый людьми конструкт (объективно не существующий) и инструмент политики. В свою очередь множество примордиалистских определений можно разделить на биологический, социальный, культурный, экономический и т. д. примордиализм. Главным образом, Тишков В. А. придерживается конструктивизма, т. е. считает этничность создаваемым людьми конструктом.

Севастьянов А. Н. определяет этнос как «биологическое сообщество, связанное общим происхождением, обладающее общей биогенетикой и соотносящееся с расой как вид с родом либо как разновидность (порода) с видом».^{[93, с. 7]} По его мнению, территория, ландшафт, климат, экономика, факторы «духовной» сферы (язык, культура, идеология, религия) не являются этнообразующими, это аберрации сознания по вторичным признакам.^{[93, с. 8-30]} Он говорит о «кризисе метода», определяющего этнос как социальную общность, в связи с чем настаивает на определении этноса как биологической общности. В качестве аргументов Севастьянов А. Н. показывает превалирующую роль бессознательных факторов в этническом самосознании^{[93, с. 37-38]}, глубокие внутренние различия между культурами внешне сходных этносов^{[93, с. 61-62]}, роль языковой дивергенции в этнической дивергенции (например, зачем понадобилось разделиться некогда бывшим едиными индоевропейцам)^{[93, с. 62-65]}, реальность разного строения мозга у представителей разных человеческих популяций^{[93, с. 65-67]}, первичности этничности над религией и языком^{[93, с. 67-80]}. Севастьянов А. Н. пишет, что религиозная дивергенция зависима от языковой дивергенции.^{[93, с. 63]} Этнический, племенной образ мышления, закреплённый в племенном языке и с его же помощью деформированный, заставляет выбирать ту разновидность религии, которая ему более соответствует, а то даже и видоизменять, приспосабливать новую религию под уже сложившийся образ мышления.^{[93, с. 65]} Он пишет, что речь и вера не оказывают обратное влияние на развитие мозга человека.^{[93, с. 78-80]}

Примордиализм (например, биологический, критерий Севастьянова А. Н.) и конструктивизм (критерий Тишкова В. А.) часто конфликтуют между собой, идёт поиск единственно правильного критерия этноса среди них. На самом деле, здесь более был бы целесообразным акцент не на том, какое определение «правильное», а на том, что тот «этнос», который получается по биологическому примордиализму Севастьянова А. Н. и тот этнос, который получается в конструктивизме Тишкова В. А., - это два разных явления. Их необходимо различать, они не всегда совпадают. Человек генетически может принадлежать к одному этносу, а причислять себя к другому. Мы бы назвали первый «этнос» этнопопулляцией, второй - этноидентичностью. Первый передаётся генетически и не меняется. Его более целесообразно исследовать методами биологической науки, генетики и биополитики. Второй же, определяется человеком, записывается в документах, может быть двойным (например, «казах-русский»), можно придумывать (например, «великоросс», «сибиряк»). Его изучать биологическими методами невозможно, но можно психологией, политгеографией, социальной философией, антропологией и культурологией и др. науками (об этом - ниже). При проведении исследований по этнополитологии важно различать этнопопуляцию и этноидентичность, в будущем желательно развести эти понятия; отличать это от гражданства и подданства.

Соматически представители разных этнопопулляций отличаются разной частотностью гаплогрупп в ДНК, из этого вытекают иные соматические различия. (См.: ^[75],[78]) У представителей разных этнопопулляций разное строение речевых органов, из-за чего отличается как речь, так и восприятие речи. Отсюда вытекает языковая дивергенция. В свою очередь, язык влияет на политику, культуру, экономику и т. д., хотя есть обратное влияние (но оно не наследуется). Так и был разработан метод исследования демографии через исследование частотности гаплогрупп (См.: ^[29],[75]), который сейчас применяется в зарубежных странах и в системе РАН. Существуют публикации с результатами конкретных исследований по генетической демографии.(См., например: ^[14][17][48])

На первый взгляд, метод исследования частотности гаплогрупп может показаться бесполезным, однако это не так, в чём можно будет убедиться при более внимательном прочтении биологической теории. Например, существует корреляция между частотностью гаплогрупп и языковой дивергенцией (языки, наречия, говоры). В свою очередь, были случаи корелляции между наречиями русского языка и результатами выборов. Очень возможно, что языковая дивергенция влияет на коммуникации между людьми. Однако, здесь, опять же, не следует сводить все человеческие отношения к одному фактору.

Политические мыслители всех времён и народов пытались смотреть на политику сквозь призму природы человека. В XX в. в естесствознании появилось много открытий, которые в том числе можно будет использовать в гуманитарно-социальных науках. В России биополитика не получила на данный момент широкого распростанения, пресдавлена пока только одной школой в рамках Биологического факультета МГУ. Биополитика является разделом биологии, использованием теорий и методов биологической науки для анализа социально-политических явлений (biopolitics), и использованием биотехнологий в практической политике (biopolicy).^[75] Например, с помощью биологической теории можно установить, что биологическими факторами терроризма является состояние страха и беспомощности, инфантилизация психики.^{[75, с. 229]} Хотя теории и методы биополитики часто пересекаются с теми теориями и методами, которые уже есть в разных отраслях обществоведения, в биополитике есть ещё не пришедшие в обществоведение теории и методы, которые позволят повысить научность политологии, главное - увеличить её аналитический и прогностический потенциал.^[75] Но здесь затруднения вызваны ограниченностью связи между биологией и политологией на данный момент.

В современной психологии накоплено много знаний для того, чтобы анализировать направление вектора динамики политического процесса. Например, для тенденции к демократизации политического режима необходимы такие качества людей, как самостоятельность и терпимость, а нетерпимость, насилие, садизм, мазохизм, суицидарность, неудовлетворённость будут тянуть политический процесс в антидемократическим тенденциям.(См.: ^{[75, с. 193-208],[118, с. 142-170]} и мн. др. (особенно психоанализ и др. психологические направления)) Негативную роль играет социокультурный кризис.

В настоящее время так и остаются неисследоваными некоторые механизмы передачи социального опыта. С одной стороны, в советской психологии превосходно исследованы процессы передачи социального опыта при социализации (например, у Выготского Л. С., Леонтьева А. Н. и мн. др.), с другой стороны, иногда пишут о разного рода врождённом опыте, например, «врождённых стереотипах»^{[75, с. 141]}.

Архетипы, описанные К. Г. Юнгом, не наследуются - это представления, передаваемые в ходе социализации. Архетип в отличие от инстинкта, нефизиологичен.^{[123, с. 65]}

Существует так же теория мнемы, которая шире теоретии архетипа. Пока она не получила широкого применения в психологии и обществознании. Согласно ей, мозг сохраняет следы от возбуждений - образуется энграмма. Много энграмм составляют мнему. Скрытые латентные мнемы - экфории. Таким образом, разным людям свойственен разный комплекс энграмм. Все одновременные раздражения в пределах одного и того же организма образуют связанный симультативный комплекс возбуждений, который как таковой обусловливает энграфирование, т. е. останавливает после себя взаимно связанный и постольку же единый комплекс энграмм. Человек склонен выбирать энграммы.^{[92][93][133][134]}

Проблемой относительно анализа влияния религии на политику является отсутствие точности или подробности во многих причинно-следственных связях в теоретических моделях обществознания. Господствующая теория Вебера М. не может считаться конечной, необходимо её исправление, уточнение и продолжение. Мы уже обращали внимание на то, что ментальностью определяется язык, язык влияет на религию, религия на политику. Религия, таким образом, не первична. Важно так же помнить, что люди из разных регионов или социокультурных сред, относящих себя к той или иной религии, имеют отличия в религии. Например, православные из сельской местности Владимирской области, городского района Москвы и из Греции - это разные православные. Ислам в Москве, Башкирии, Египте, Саудовской Аравии и Иране – это разный ислам. Среди них есть отличия при том, что они называют себя одинаково, и влиять на политику они будут по-разному.

Влияние религии на политику чаще всего сводится к ценностному фактору или фактору социальных сетей.

Фактор времени изучается сейчас, в основном, политической философией.^{[11, с. 92-111]} Политический процесс зависим от ориентации субъектов во времени и пространстве. Так происходит ввиду того, что за одно и то же время у разных людей происходит разное количество разнообразных событий. Так же, людям с разным восприятием времени и пространства это иногда не позволяет людям вести совместную деятельность. Фактор времени изучается так же научным направлением «хронополитика».^[89]

Поколенческий феномен – это изменение культуры, в т. ч. политической, во времени в связи с изменением характеристик социализации, воспитания и образования людей из разных поколений. Люди с разными типами воспитания являются носителями разных политических культур. Таким образом, можно предсказать изменения динамики политического процесса в связи со сменяемостью поколений, появляются разнообразные циклические теории политической, экономической и социокультурной динамики. Циклы разных сроков накладываются друг на друга. Исследователь Аванесова Г. А. выделяет несколько шкал исследования по времени: 25-30 лет - микрошкала, 25-100 лет – среднемасштабная и 100-1000 лет – макромасштабная.^{[1, с. 24-28]} Панарин А. С. учитывал поколенческий феномен – цикличность политики он объяснял наличием больших циклов в одно поколение - 30 лет и малых циклов. Он считает, что в основе циклической динамики различных сфер современной жизни лежит именно динамика культуры, почему культурологический подход может служить лучшим подспорьем базисно-надстроечному.^{[76, с. 296, 299]}

В последнее время исследователи обратили внимание на философию ощущения временной границы. Исследователь Куликова Т. В. рассматривает феномен границы как важную составляющую кризисного времени. Понятие кризиса довольно объемно, но самым существенным для любой из его форм является сознание границы, у которой многое из того, что некогда казалось предельно ясным и понятным, становится проблематичным, подвергается сомнению или же, наоборот, обретает ясную форму выражения и смысл то, что ранее не имело никакого смысла. Именно в это время, когда человек начинает ощущать себя пограничным существом, происходит углубленная работа самосознания, способная в корне изменить жизненные установки человека, его мировоззрение, ценностные предпочтения.^{[45, с. 33]} Так же, для исследования ощущений пограничности (в эпохах, нормах и любых других виртуальных границ), можно использовать модели из физической географии - теорию мозаичности.^[9]

В современной теории познания качественно исследованы критерии мифичности. Миф - вторичная семиологическая система (знак), состоящая из вторичных означающего и означаемого. Миф составляет историю подвигов сверхестесственных существ, представляется истинным и сакральным, выполняет объяснительную функцию, мыслится реальным, проживается аудиторией. Мифу присуща диффузность: нерасчленённость субъекта и объекта, предмета и знака, вещи и слова, существа и его имени, вещи и её атрибутов, единичного и множественного, пространственных и временных отношений. Мифотворец не выделяет себя из окружающей среды. Для мифа так же характерны метафоричное сопоставление природных и социальных объектов, неспособность расчленить естественное и неестественное, замена причинно-следственных связей прецедентом, отдаленность от настоящего времени, логическая нерасчленённость, антропоморфизм (наделение предметов человеческими качествами), метафоризм, символизм. События в мифе отделены по времени от современности: «мифологическое время» – это время, где всё «не так как теперь», мифическая эпоха – это эпоха первопредметов и перводействий.^{[7, с. 271-272][57][65, с. 12-13][121]}

В современном мире, хотя это явление и существует всю историю человечества (напр., бесчисленное число виртуализаций политики встречается в русских летописях), чаще даёт о себе знать проблема виртуализации политики. При мифологизации того или иного знания о реальности, скоро оно искажается до того, что исчезает его истинность. Сильный разрыв между реальной и виртуальной картинами мира (мифом) приводит к отчуждению индивида, психологическим и культурным дискомфортам, что затем снижает общественную стабильность.(См., напр.: ^[39])

Проблему виртуализации невозможно исследовать только на классических философских основаниях исследования. Необходимо так же применение неклассического и постнеклассического мышления. Проблема виртуализации качественно проработана у Бурдье П.

На практическую политику влияют ценности, присущие разным социальным категориям. Многие социокультурные факторы сводятся к динамике ценностей. Современная наука определяет ценность как устойчивое убеждение в том, что специфичный вид поведения или конечная цель существования является личностно или социально предпочтительной, чем противоположный или обратный вид поведения или конечная цель существования. Систему ценностей – как устойчивую организацию убеждений, касающихся предпочтительных моделей поведения или итоговых состояний в континууме относительной важности.^{[31, с. 115][118, с. 280]}

Обычай – целостный привычный образец поведения, совершаемый по установленному поводу в определённое время и определённом месте.^{[31, с. 103]} Норма – в отличие от обычая охватывает не весь отрезок деятельности, а какой-то принцип, параметр деятельности, что составляет определённую меру вариативности поведения и его усложнения.^{[31, с. 105]} Значение – специфически культурное соединение человека с окружающим миром или вообще субъекта с объектом посредством знаков.^{[31, с. 150]}

Под менталитетом обычно понимают устойчивую совокупность способов восприятия и особенностей образа мыслей, культурных качеств и черт, выражающиеся в поведении и деятельности. Менталитет включает в себя картину мира, стиль мышления, нормы и стереотипы поведенческой практики и многое другое. Менталитет не рефлексируется, а принимается в культуре как естественный.^{[3, т. 3, с. 189][35]}

Политический менталитет – совокупность политических представлений, общих для членов некоторой социальной группы, передающихся из поколения в поколение, проявляющиеся у индивидов в ответ на внешние воздействия.^{[13, с. 139][118, с. 271-276]}

Этос политической (и не только политической – А. К.) культуры – это устойчивый ценностно-мотивационный стержень, преломляющийся в практическом политическом поведении людей. В определённом смысле это моральный и эстетический аспект политической культуры, её оценочные элементы и её тональность, определённый политический стиль каждого народа.^{[13, с. 143]}

Наиболее прогрессивную методологию изучения влияния ценностей на политику продемонстрировала в 2003 г. группа исследователей-авторов монографии «Базовые ценности россиян»^[6]. Аналогичные эмпирические социальные исследования устаревают чуть ли не через год ввиду общественной динамики, но на данный момент монография ценна для нас тем, что не создано методов исследования ценностей лучше, чем применённые там. Так же, при исследовании ценностей можно применять модель повестки дня(О теории повестки дня см., напр.: ^[30],[61]), которая сейчас используется в теории коммуникации. Однако здесь не стоит понимать применение этой модели слишком буквально. Имеется ввиду применение модели повестки дня для определения имеющихся на данный момент ценностей. Ценности во всех обществах приблизительно одинаковы, однако какие из них первые, а какие последние – это различно. Грубо говоря, у народов Кавказа значимее уважение к старшим, у русских - спокойствие. При этом у русских тоже существует ценность уважения к старшим, у кавказцев – спокойствия, но иерархии ценностей везде разные. Иерархии ценностей во многом аналогичны иерархии сообщений СМИ, могут исследоваться сходной методологией. Определить иерархию ценностей можно посредством дискурс-анализа и др. качественных методов. Сегодня оказываются востребованными такие методы, как когнитивное картирование, интент-анализ, дискурс-анализ, сетевой анализ, проективная психология.^[83][94][95] Соответственно, они исследуют связь лингвистических структур с представлениями, намерения говорящего и степень размытости его речи, дискурс и социальные сети.

Важную роль играет идентичность, т. е. с какой группой отождествляет себя индивид. Она может исследоваться как ценность отнесения себя к какой-либо социальной категории или группе. Идентичность существует по самым разным признакам: национальная, государственная, по политическим взглядам, гендерная, территориально-региональная и т. д. Негативную роль играет кризис идентичности.

Важную роль играет анализ образования и воспитания в политическом анализе, хотя сейчас этим социокультурным факторам уделяется совсем мало внимания. Образование влияет на наличие у индивида дескриптивной и прескриптивной информации, возможность её восприятия, умения и способы политического участия, формирует особые психологические свойства. Неверно утверждение, что необразованные люди легче поддаются управлению, ведь известно, что необразованные люди больше склонны к аффективно-регулируемому поведению^{[31, с. 100-103]}, что негативно влияет на политический процесс, тянет его к антидемократическим тенденциям.

Панарин А. С. подходил к исследованию политического процесса сквозь призму влияния дескриптивной и прескриптивной информации, которую хранит национальная культура. Например, он писал, что аномия может быть рассчитана по формуле отношения дескриптивной информации к прескриптивной.^{[76, с. 21-22, 139-152]} Так же, важную роль играет содержание воспринимаемой информации.^{[11, с. 151-165]}

Так или иначе, на практике исследование любой проблемы по взаимосвязи социокультурных и политических явлений сталкивается с применением эмпирических методов («методов конкретной социологии»). (См., например: ^[27],[127]) В области этой методологии наше время существует весьма серьёзная борьба за качество исследований, это – арена конкуренции отдельных исследователей в частности или в общем, разных научных организаций.

Серьёзно меняется подход к проведению полевых исследований. Девятко И. Ф. пишет о устарении «традиционного образа науки», согласно которому эмпирическое исследование состоит из таких этапов, как «проверяемая общая теория - основная теоретическая гипотеза - операционализация (определение понятий в терминах операций) - решающий эксперимент - подтверждение или опровержение гипотезы и теории».^{[27, с. 8]} По её мнению, процесс социологического исследования неизбежно включает в себя следующие стадии:^{[27, с. 15]}

1. Осознание теоретической недостаточности существующего знания. (Как гипотетическая закономерность).
2. Формулировка проблемы и выдвижения гипотетического объяснения.
3. Эмпирической проверки сформулированной гипотезы.
4. Стадия переопределения и уточнения проблемы или гипотезы, дающая начало новому исследовательскому циклу.

Здесь видно влияние постнеклассических требований к науке, сформулированных в трудах К. Поппера, Т. Куна, М. Полани, И. Лакатоса, П. Фейерабенда. (См.: ^{[47],[53],[54],[72],[81],[84],[110],[111],[112],[117]})

Эмпирические данные могут быть как качественными, так и количественными. Если взять пример данных для проблемы «мотивация к предпринимательству в регионе N: политический аспект», то нашими качественными данными будет информация, полученная с помощью интервью, проективных методов и другая информация, содержащая данные об уникальных явлениях и респондентах. Количественными данными будет информация не уникально-частного, а обобщённо-усреднённого характера – это, например: электоральная статистика, социологические опросы разных видов, распределение жителей региона N по профессиям, национальностям, вероисповеданиям, количественные данные об их занятости, количества упоминания тех или иных проблем в их блогах, связанность людей друг с другом и многие другие данные. Они могут исследоваться количественными методами, используемыми в политологии: это самые разные математические методы от статистики до разных динамических моделей. (См.: ^{[4],[5],[80],[83]})

Реально идут попытки для математического исследования социокультурных процессов, как и политических. Исследователь Лодатко Е. делит социокультурные процессы на дискретные и непрерывные, эволюционные и революционные, определённые во времени и не определённые во времени, циклические и ациклические, управляемые (непосредственно и опосредованно) и неуправляемые (хаотические и естественные), разделяет общностную, личную и конкретную ориентацию процессов. Разделяются полезные, нейтральные и вредные процессы по аксиологическому рейтингу. По мнению Лодатко Е., все социокультурные процессы во время реализации порождают новые качества объекта.^[56] По нашему мнению, вряд ли может считаться целесообразным разделение неуправляемых процессов на хаотические и естественные, т. к. степень контролируемости процессов не может быть определена в логике бинарных оппозиций, так же вряд ли целесообразно формализованное разделение процессов по ориентированности и аксиологичекому рейтингу. Вместо разделения по аксиологическому рейтингу целесообразно было бы исследовать процессы методом повестки дня. Так происходит ввиду того, что аксиологичекий статус любых процессов относителен.

Часто встречающееся утверждение о невозможности измерить культуру вряд ли может быть названо верным. Любой опрос – это количественные данные, в уже названных исследованиях ценностей^[6] и геополитических представлений^[67] жителей России применяются математические методы. Культура и ценности измеряются математическими методами, самыми «позитивистскими» подходами. Так же, не стоит забывать, что с математическими методами проведено исследование «Социальная и культурная динамика» Сорокина П. А. В исследовании подробно описаны процессы формализации, операционализации и методы.^[100]

Применение математики в гуманитарных и социальных науках необходимо, но должно применяться разумно. Исторический опыт показывает, что всё формализовать невозможно, но полное отсутствие формализации так же нецелесообразно. На данный момент отечественная политология только начинает осваивать количественные методы, повседневной практикой пока они не стали.

Публикаций о «политических культурах», «цивилизациях» и исследований других концепций социокультурного детерминизма политики насчитывается большое количество. Однако же, до сих пор в общественных науках нет согласования парадигм. Отечественная политология сейчас испытывает такие трудности, как нехватка теорий, отсутствие обновления теоретического материала и проникновение в научную политическую мысль ненаучных положений. Но ни большое количество публикаций, ни наличие серьёзных затруднений в исследовании этой проблемы отнюдь не освобождают нас от необходимости развивать теоретические аспекты этих проблем.

С практической точки зрения эта проблематика является базовой для таких важных и востребованных сфер применения политологии и других общественных наук, как построение государственной имиджевой, национальной, социальной, внешней и др. политик, обеспечение связей с государственными органами (Government Relations), связей с общественностью, анализ самобытного и общечеловеческого в политическом процессе, проведение реформ, модернизаций, политическая реклама, конструирование и регулирование идеологий и идентичности, преподавание политологии, противодействие насилию, преступности и экстремизму, и мн. др. В зарубежных странах активно оперируют термином «межкультурная компетентность» (cross-cultural competence) - способность поддерживать отношения в разных культурных средах, для обеспечения которой снова оказывается необходимо исследование социокультурного детерминизма политики. (См., напр.: ^[130])

В европейских странах проблема политических культур сейчас – это вопросы бизнеса, успеха или неуспеха его деятельности, не только на уровне международных наднациональных корпораций, но и любого бизнеса.^{[126][128][130]} В зарубежных странах настоящая проблема продолжает исследоваться в рамках подхода «политической культуры» Алмонда Г. А. и Вербы С., в таких странах, как, например, Италия^[135], Молдавия^[131], Таиланд^[136], Канада^[132]. В Китае не разрабатывается новых теоретико-методологических моделей, несмотря на то, что авторы декларирую об этом. (См., например: ^[137])

За последнее время эта проблема стала лучше всего проработана именно в России. Существенно сделан успех в исследовании исторических оснований российской политической культуры, устранено много искажающих действительность мифов. (См., например: ^[58],[59]) Но всё равно не преодолены такие проблемы политологии, как приобретение более конкретного научного статуса и построение теорий, с которыми будет возможно анализировать и прогнозировать политический процесс.

Надолго после того, как культурологическими методами стала оперировать российская политология, тем же начинает заниматься политическая наука в странах Европы.^[127][129] Учитывая положительные тенденции в науке и образовании стран Востока – например, в арабских, чьи учёные сделали большой вклад в исследование проблемы в Средневековье, можно предположить о возможном скором появлении ещё одной новой парадигмы, альтернативной концепциям «политической культуры» Алмонда Г. А. и Вербы С. и «цивилизационному подходу», которая могла бы появиться в арабо-мусульманской среде.

В социокультурном анализе политики важно иметь критичный подход, отказываться от шаблонного мышления, внимательно исследовать скрытые свойства политического процесса в разных социокультурных средах. Панарин А. С. писал, что прогнозисту необходимо не поддаваться на существующие в обществе пропаганду и стереотипы, когда от прогнозиста ждут подтверждающих общественные ожидания выкладок, например при ожидании прогресса.^{[76, с. 297-298]} Больше всего их существует, скорее всего, именно в исследованиях по проблеме социокультурного детерминизма политики.

Так же, в то время, как существуют новые теории, мы продолжаем использовать так же идеи мыслителей из истории, таких как Ибн Хальдун А. Р. М. (XIV-XV вв.), Вебер М., Сорокин П. А., Маслоу А., Тойнби А. Дж., Алмонд Г. А., Верба С., Бурлацкий Ф. М. и др. сотрудников Института Государства и Права АН СССР (XX в.), а также мн. др. авторов.

Авторы журнала «Социс» пишут, что отсчет «нового теоретического движения» в зарубежной социальной теории ведется от работ П. Бурдье «Различение», Ю. Хабермаса «Теория коммуникативного действия», Дж. Александера «Теоретическая логика в социологии», цикла работ Э. Гидденса, завершенного монографией «Конституирование общества», от работы Н. Лумана «Социальные системы».^{[2, с. 7-8]} Согласно их наблюдениям, после 1980-х гг. происходила детализация подходов и идей этого движения, во Франции это - пост-бурдьеризм (Б. Латур, Л. Болтанский, Р. Дебре), в Британии - пост-гидденсианство (Р. Бхаскар, М. Арчер, Н. Роуз), в Германии - пост-хабермасианство (А. Хоннет, X. Йоас, К. Эдер) и пост-луманизм (Г. Тойбнер, X. Вилльке, А. Нассехи), в США - пост-парсонианство (Дж. Александер, Г. Гарфинкель, Р. Коллинз).^{[2, с. 7-8]} В свою очередь, те авторы в большинстве случаев не очень далеко ушли от своих предшественников, идут всего лишь споры парадигм, не сильно влияющие на аналитико-прогностический потенциал науки. Например, Гидденс Э.^[18] более склонен анализировать культуру как структуру, а представитель пост-гидденсианства Арчер М. С.^[125] выпускает монографию, главной целью которой оказывается разграничение культуры и структуры.

Для отечественной науки сейчас важно приобретать, переводить, переиздавать и критиковать зарубежную научную информацию. Отставание отечественного обществознания сейчас не столь велико, как в нач. 1990-х гг. (когда в нашем распоряжении не имелось ничего кроме «научного коммунизма», «критики буржуазных учений» и немногих переводных малодоступных материалов), но оно имеет место. Сейчас так же, вызывает затруднения не столь отсутствие зарубежных теорий в России, сколько их неправильная интерпретация, неуместное применение или апологизация. Необходимо осваивать не- и постнеклассические методы и подходы. Важно быть в курсе мировых тенденций и не отставать от них, осваивать и создавать новые теории и методы, преодолевать существующий теоретический кризис, увеличивать аналитико-прогностический потенциал политологии.