Процесс трансформации политики Независимой социал-демократической партии Германии в 1921-1922 гг.

Лысенко Максим Владиславович аспирант кафедры новой и новейшей истории исторического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1 Lysenko Maksim Postgraduate Student, Department of Modern and Contemporary History, Faculty of History, Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, Moscow, Leninskie Gory str., 1 maximus-lysenko@yandex.ru Другие публикации этого автора

НСДПГ (Независимая социал-демократическая партия Германии) была уникальным явлением в истории рабочего движения. Отколовшись от СДПГ (Социал-демократической партии Германии) в 1917 г., она стала протестной силой против соглашателей с так называемой политикой гражданского мира во время Первой мировой войны. Ее главной идеей и силой стали ортодоксальные принципы, заключавшиеся в продвижении ортодоксального демократического социализма и интернационализма, т. е. в международной солидарности рабочих для построения социалистического государства, и в то же время отвергавших насильственные действия, которые могли бы привести к гражданской войне. Продвижение программы стало особенно возможно, когда в 1920 г. партию покинули радикальные элементы недемократического толка. Однако период с весны 1921 по лето 1922 гг. ознаменовался резкой сменой вектора политики НСДПГ, который привел к ее слиянию с материнской партией.

История независимцев представлена в историографии гораздо меньше, чем СДПГ и КПГ. Разумеется, НСДПГ становилась объектом исследований, однако ученые в основном сосредотачивали свое внимание на первых 3 годах существования партии до ее раскола (1917-1920 гг.). Так, Роберт Уилер связывал гибель партии из-за неудавшейся Ноябрьской революции и дальнейшим влиянием Коминтерна, который сыграл на противоречиях между крыльями партии и привлек радикализированных независимцев на свою сторону ^{[1, 263]}. Дэвид Морган связывал неудачи НСДПГ с тем, что ее руководители принадлежали к социал-демократической школе, поэтому столкнулись с трудностями при представлении организационных альтернатив, различных политических программ или новых способов действий из-за эфемерной и ограниченной теоретической базой партии ^{[2, 12]}. Хартфрид Краузе подчеркивал структурную несостоятельность НСДПГ в условиях конкуренции с другими более сильными рабочими партиями ^{[3, 229]}. Аспекты деятельности независимцев были представлены и в других работах, где были сделаны схожие выводы ^{[4] [5],[6],[7]}. Периоду с 1921 по 1922 года отводилось место, где в обзорном виде рассматривалось «доживание» партии до слияния с СДПГ, а отдельных исследований, посвященных этому отрезку времени и вовсе нет.

Исходя из вышеизложенного, нам представлялось необходимым: во-первых, проанализировать идеологическое развитие НСДПГ в период с 1921 по 1922 гг. и ее место в партийно-политическом спектре Веймарской республики; во-вторых, выявить изменения политической практики независимцев на фоне угроз Веймарской республики слева (в лице КПГ – Коммунистической партии Германии) и справа (в лице националистов) в данный период; в-третьих, рассмотреть факторы внутри НСДПГ, способствовавшие и противодействующие процессу объединению социалистов.

Образование НСДПГ было результатом споров внутри немецких социал-демократов во время Первой мировой войны. Приоритетным направлением политики СДПГ стало создание демократической парламентской республики, в то время как НСДПГ требовала государственных преобразований для создания социалистической республики. На волне Ноябрьской революции 1918 г. независимцы привлекли к себе социалистов, которые не смогли принять оппортунизм социал-демократов большинства. В то же время в партию вошло большое количество радикальных элементов, которым были чужды традиции европейского социализма и которым импонировал радикальный сценарий Октябрьской революции в России. Для рядовых независимцев этот вариант был привлекателен в силу успешной деятельности большевиков в ходе Гражданской войны ^{[8, 200]}. На фоне разочарования в неудавшейся революции в Германии и создания Коминтерна на партийном съезде в Галле в октябре 1920 г. больше половины независимцев ушло в более радикальную КПГ, в результате чего из 894 тысяч членов в НСДПГ насчитывалось 340 тысяч человек ^{[1, 262]}. Во фракции в рейхстаге остался 61 человек из 81, что по-прежнему сохраняло за партией третье место по величине рейхстаге ^{[9, 797]}.

Проблема взаимоотношений между НСДПГ, СДПГ и КПГ заключалась в разном подходе к тому, как пролетариат должен был прийти к власти. Основной темой дискуссий между ними было отношение к Октябрьской революции и ее методам ^{[10, 3]}. Позиция ведущих независимцев была изначально предрасположена к взглядам социал-демократов, т. е. «революционный социализм» для НСДПГ по своей сути означал процесс, при котором представители рабочего класса стремились обрести власть демократическими, а не насильственными методами. Русский вариант революции, который пропагандировала КПГ, они оценивали не более, чем «разнуздание братоубийственной войны» ^{[11, 217]}. Поэтому любые инициативы и предложения коммунистов, особенно после раскола, воспринимались независимцами негативно и с большим недоверием. В свою очередь НСДПГ отличалась от СДПГ верностью довоенным марксистским традициям ^{[12, 12]}. Для независимцев рабочая партия должна была опираться на пролетариат и бороться с капиталистической эксплуатацией, прежде всего в общественно-экономической сфере. Исходя из этого, НСДПГ требовала широких социалистических реформ (например, национализации крупной промышленности) и отказывалась от всякого сотрудничества с либеральными силами. Поэтому коалиционная политика СДПГ и ограниченные изменения в экономике под ее руководством вызывали крайне негативную реакцию.

Усиление КПГ в конце 1920 г. способствовало тому, что НСДПГ была вынуждена отказаться от революционной риторики, которая была ее ключом успеха в первые годы существования Веймарской республики. Коммунисты заняли крайне левый фланг в спектре политических сил, поэтому роль «революционеров», выступавших против существующего порядка вещей в новой республике, принадлежала только им. Любая попытка независимцев выступить в качестве внесистемной силы толкала их в сферу влияния КПГ, где они не могли с ней конкурировать. НСДПГ должна была тщательно прорабатывать свои лозунги так, чтобы коммунисты не могли перехватить лидерство в той или иной манифестации.

Захлестывающие Германию кризисы на протяжении 1921-1922 гг. не раз ставили НСДПГ в такую ситуацию, когда ее действия разнились с тем, что она заявляла в своих печатных органах. Партия предприняла попытку поставить четкую черту между собой и коммунистами и правыми социал-демократами. Если до весны 1921 г. эта задача успешно выполнялась, то по мере нарастания различных угроз партию буквально бросало из среды своих идеологических догм на решение сугубо практических задач.

Первым вызовом для НСДПГ стала «Мартовская акция» 1921 г., в ходе которой коммунисты подняли безрезультатные мятежи в центральной Германии. Как у независимцев, так и у социал-демократов позиция по отношению к КПГ была изначально достаточно четкой, тогда как их подходы к решению проблем были совершенно противоположные. НСДПГ отнеслась к данной акции двойственно. Независимцы полагали, что леворадикальная угроза могла быть ликвидирована самими рабочими с помощью агитационной работы и неучастием в акциях с коммунистическими лозунгами: «Со всей готовностью рабочего товарищества мы намерены за короткое время изолировать коммунистов и обезвредить коммунистическое руководство» ^[13]. Таким образом, они отстаивали демократические принципы социалистического движения, поэтому противодействовали любым попыткам КПГ захватить власть путчистскими методами. В то же время НСДПГ активно выступала против репрессий, которые были допущены против рядовых рабочих — партия старалась проявить себя как защитницей сугубо классовых интересов. Для социал-демократов же любая подобная провокация подобного рода являлась антигосударственной деятельностью и подлежала подавлению.

События зимы и весны 1921 г. проходили и на фоне тяжелой международной обстановки, которая напрямую или косвенно влияла на решения политических сил в Германии. В январе 1921 на Парижской конференции было принято решение о выплате репараций на 225 миллиардов золотых марок в течение 42 лет. Не было ни одной партии, которая высказалась за одобрение репараций. Социал-демократы выступили также против принятия условий, выдвинутых странами-победительницами ^{[14, 2310]}. Однако в отличие от Германа Мюллера (СДПГ), указавшего на чрезмерное давление новых условий на рабочих, решение Георга Ледебура (НСДПГ) было обосновано защитой «немецких рабочих от западных капиталистов в Германии» ^{[14, 2314]}.

Позиция социал-демократов демонстрировала прагматичный подход к проблеме – большие репарационные выплаты легли бы на плечи предприятий, что было связано с большей эксплуатацией их работников. Независимцы же демонстративно использовали социалистическую риторику, чтобы подчеркнуть, что их позиция направлена не против решений Парижской конференции в целом, а против ее капиталистической составляющей. Разница в мотивации отказа заключалась в том, что НСДПГ выражала не волю государственной власти, которая балансировала между интересами различных слоев общества, а исключительно волю пролетариата против решений «капиталистов».

После угрозы частичной оккупации Рурской области странами Антанты независимцы высказались за соблюдение репарационных выплат, при этом стараясь почеркнуть, что отказ от требований немедленно привел бы «к неминуемой катастрофе и гибели немецкого народа, и особенно немецких рабочих» ^{[15, 3637]}. Данное событие уникально тем, что впервые в политической практике республики независимцы одобрили правительственное заявление, которое выходило за рамки сугубо классовой политики.

Главным вызовом для НСДПГ стала праворадикальная угроза Веймарской республике. 9 июня 1921 г. был убит независимец Карл Гарайс, а затем, 26 августа того же года, член Партии Центра Матиас Эрцбергер, считавшийся сторонником демократического развития Германии. НСДПГ подняла вопрос о своем вхождении в правящую коалицию для решения данной проблемы. Однако партия не стала как прежде требовать формирования социалистического кабинета, но выдвинула программу-минимум, которую существующая коалиция (СДПГ, Партия Центра и Немецкая демократическая партия) должна была принять. В ней фигурировали национализация горнодобывающей промышленности, продолжение социальных реформ, политика исполнения Лондонского ультиматума, создание суда присяжных на основе всеобщих тайных и прямых выборов, а также увольнение чиновников, выражающих монархические взгляды ^[16]. Либеральные партии в свою очередь отвергли такие предложения.

Таким образом, стратегия НСДПГ в течение 1921 г. претерпела значительные изменения. Угрозы стабильного существования молодой республики со стороны антисистемных сил (коммунисты и монархисты) заставляли партию проявлять черты не классовой, а системообразующей партии, что сближало ее с СДПГ. В то же время, независимцы все еще занимали принципиальную позицию по отношению к либеральным партиям. Положение НСДПГ можно было назвать вынужденно половинчатым. Защита Веймарской республики была важна для партии, но ее догматичная идеологическая база не позволяла кооперироваться с другими политическими силами. Амбивалентное отношение к Веймарской демократии и практически безрезультатные попытки провести социалистические законы через рейхстаг вынуждали независимцев обратиться к пересмотру своей политической доктрины.

О неудачах говорили показатели членства в партии: Если на момент раскола в 1920 г. в партии было около 340 000 человек ^{[1, 262]}, то в январе 1922 г. их было 300 659, а к августу их количество сократилось до 290 762 ^{[17, 127]}. Для сравнения СДПГ насчитывала на начало 1922 г. 1 174 105 человек, а КПГ в августе 1921 г. около 360 000 человек ^{[5, 490]}. Перед партией стояло две альтернативы: сделать существенные изменения в своей политике, тем самым видоизменив подходы в классовой идеологии, и присоединиться к СДПГ, либо остаться маргинальной партией, представлявшей интересы только одной социальной группы.

К лету 1922 г. в партии сформировались группы с противоположными взглядами касательно будущего партии. Так, можно было выделить сторонников прежней классовой доктрины и сторонников объединения с СДПГ для решения насущных практических задач. Среди первых были в основном представители руководства партии: Георг Ледебур, Артур Криспин и Вильгельм Диттман, а среди вторых: Рудольф Гильфердинг (главный редактор печатного органа НСДПГ «Фрайхайт»), Карл Каутский и Пауль Леви, пришедший из КПГ в апреле 1922 г.

На Лейпцигском съезде в январе 1922 г. лидеры партии предприняли попытку утвердить в НСДПГ политику бескомпромиссной классовой борьбы как противоположность идее «классовой гармонии» СДПГ: «Единство пролетариата <…> становится все более насущной задачей в ближайшем будущем. Это произойдет и должно произойти, но оно практически осуществимо лишь тогда, когда социалистические партии будут стоять на одной базе» ^{[18, 27-28]}. Руководство снова возвращалось к сценарию, когда объединение могло быть осуществлено только в условиях единой идеологической базы, подразумевающей возврат к довоенному социализму. Риторика съезда демонстрировала, что независимцы не видят перспектив объединения с СДПГ и старались всячески подчеркнуть разницу между «революционным социализмом» и «предательским реформизмом» ^{[18, 27]}.

Сама же политика независимцев противоречила ею же провозглашенной бескомпромиссной классовой борьбе. Партия не могла в полной мере исключить из своей тактики пережитый опыт 1921 г.: «НСДПГ может временно поддерживать правительство, если оно не действует во вред рабочему классу и, если оно будет применять меры по защите республики и борьбе с монархической реакцией» ^{[18, 27]}. Даже на фоне попыток снова приобрести вид непримиримых борцов за права рабочих, независимцы все равно невольно продолжали коалиционную игру. В стратегии внешней политики партия заявляла о приверженности к соблюдению Лондонского ультиматума ^{[19, 5585]}. Поддержка внешней политики коалиционного правительства была наиболее выдержана в парламентской практике, а кроме того, она стала твердой точкой соприкосновения для сотрудничества с СДПГ. Хотя эта политика, как и прежде, оправдывалась защитой немецких рабочих от разорения и виной правых сил в несоблюдении условий Антанты по разоружению рейхсвера, данный пункт выходил за рамки первоначальной программы.

В свою очередь сторонники объединения с СДПГ не предпринимали попыток создать автономную группу внутри партии, имели неорганизованный характер, и, как следствие, не ставили целью ни отколоться от партии, ни противопоставить себя руководству. Кроме того, главные претензии оппонентов руководства находились за пределами идеологических споров и касались в первую очередь практической политики независимцев.

Рудольф Гильфердинг на январском съезде 1922 г. выступил против конкурентных действий по отношению к правым социалистам: «Единства пролетариата можно добиться не только дискуссиями; оно появляется из борьбы всего рабочего класса за цели, которые исходят из непосредственно классовых интересов. Не должно быть взаимной конкуренции, объединение должно следовать пути солидарности в стремлении достичь максимально достижимого единства» ^{[18, 105-106]}. Речь Р. Гильфердинга не выходила за рамки понимания того, как руководство партии представляло себе объединение. Но ее отличительной особенностью было то, что стремление к единству не пресекалось критикой коалиционной политики.

Карл Каутский в свою очередь обвинил руководство в том, что независимцы своей агитацией пытаются не объединить рабочее движение, а расколоть правых социал-демократов. В то же время он указывал: «Опыт показал достаточно, что честные революционные элементы, которых, по вашему [руководства – М.Л.] мнению, явно много в СДПГ, пока не думают отвернуться от своей партии» ^[20]. Иными словами, данный политик по-прежнему видел в НСДПГ лишь раскольников, которые не способны на объединение рабочих, несмотря на заверения руководства: «К сожалению, жизненные силы партии основаны не на собственных успехах, а на ошибках ее противников. Когда же противники перестали делать большие просчеты, рост НСДПГ прекратился» ^{[21, 16]}. Тем самым Карл Каутский подчеркивал, что революционный потенциал независимцев давно иссяк и их поле деятельности сосредоточилось в парламенте, где СДПГ была единственным близким по идеологии партнером.

Пауль Леви придерживался схожей позиции. Данный деятель, несмотря на продолжительный опыт руководства КПГ, принадлежал к довоенной школе демократического социализма, поэтому идея революции, где смену власти должен совершить народ, а не ограниченная группа лиц, имела для него важное значение. Половинчатую политику руководства НСДПГ бывший коммунист не воспринимал как жизнеспособную. Было очевидно, что независимцы не могли быть революционерами, пока существует КПГ. Мнение Пауля Леви базировалось на том принципе, что в парламенте может быть лишь одна сила, которая должна была отстаивать рабочие интересы. Он полагал, что только тактика, предлагаемая СДПГ, могла «политически» ^{[22, 165.]} решать вопросы рабочего движения, поэтому не рассматривал НСДПГ и ее политику «парламентаризма “по-революционному”» всерьез ^{[23, 1098.]}.

Исследователи сходятся в том, что убийство министра иностранных дел Вальтера Ратенау 24 июня 1922 г. стало поворотной точкой в судьбе НСДПГ. Тем не менее, возникает вопрос: почему именно это покушение вызвало бурю на умеренно-левом фланге, ведь и до этого совершались покушения на высокопоставленных лиц? Данное событие легло на благодатную почву. Тот факт, что убийство члена демократического правительства было совершенно участниками праворадикальной организации «Консул», независимцы и социал-демократы расценили как «стоящий на пороге монархический путч» ^[24]. Острый политический кризис заставлял независимцев всерьез задуматься над проблемами тактики своей партии. Убийство Вальтера Ратенау демонстрировало, что оппозиционное положение НСДПГ может привести к краху Веймарской республики, а вместе с ней и к потере даже малых по меркам независимцев достижений Ноябрьской революции. О смене настроений среди независимцев говорит и сразу начавшаяся агитация за новую тактику: «Преодоление распрей, парализующих силы пролетариат, объединение рабочего класса, насколько это сейчас возможно – это требование времени!» ^[24]. Весы качнулись в пользу вхождения в правительство, и руководство не могло не пойти против этого движения, иначе встретило бы недопонимание. Уже 26 июня 1922 г. фракция НСДПГ начала переговоры о вхождении в коалиционный кабинет ^[24].

14 июля фракции социалистических партий объявили о создании единой рабочей группы с целью образования единого пролетарского фронта и продвижения общей политической повестки ^[25]. Несмотря на то, что это еще не означало процесса объединения, данное сближение демонстрировало, что прежние взаимоотношения между НСДПГ и СДПГ были невозможны. Во-первых, активное включение независимцев в коалиционную игру означало разрыв со старой тактикой. Во-вторых, продвижение левой программы в Закон о защите республики и сопротивление либеральных партий сделали объединение социалистов насущной проблемой.

Если до этого НСДПГ делала временные исключения из своей программы, то летом-осенью 1922 г. Артур Криспин выдвинул стратегию, которая ничем не отличается от стратегии правых социалистов: «Пролетариат не так силен, чтобы взять власть, но и буржуазия уже не так сильна, чтобы самой управлять. Есть несколько вариантов – чисто рабочее правительство, либо буржуазное правительство, угодное рабочим партиям, либо смешанное правительство, либо такое буржуазное правительство, против которого рабочие партии будут бороться. Чисто рабочее правительство возможно лишь тогда, когда пролетариат будет достаточно силен, чтобы перенять власть, и лишь тогда начнется решающая битва» ^{[17, 140]}. Несмотря на революционную риторику, данная цитата являлась лакмусовой бумажкой, демонстрирующей трансформацию политики НСДПГ. Независимцы сместились от первоначального требования чисто социалистического кабинета к достаточно гибким вариантам политики, окончательно отказавшись, по сути, от своего принципа классовой вражды. Отныне построение социализма откладывалось на неопределенное время, когда рабочие в республике смогли бы принять единоличную власть. В течение августа шла выработка общей программы действий двух социалистических партий. Готовый проект был опубликован 6 сентября 1922 г., а в середине сентября прошли отдельные партийные съезды для его обсуждения. Однако главным предметом обсуждения была не программа сама по себе, а решение об объединении. Главные противники в НСДПГ были давно известны. Несмотря на сопротивление Георга Ледебура и его сторонников, съезд высказался за объединение 185 голосами против 7 ^{[17, 173]}.

***

НСДПГ намеревалась продолжать традиции довоенного социал-демократического движения. Предполагалось, что конкуренты независимцев слева и справа в ближайшем будущем не смогут удержать свой электорат, так как они не представляли «истинные интересы» рабочего класса. Продвижение идеологической программы НСДПГ стало невозможным по практическим причинам. С 1921 по 1922 гг. независимцы тактически максимально приблизились к СДПГ, т. е. полностью отказались от внепарламентской деятельности в попытках дистанцироваться от коммунистов. НСДПГ позиционировала себя как исключительно рабочую партию, но, тем не менее, политические кризисы мотивировали ее на все новые исключения из своей программы. Так, она блокировалась с правыми социалистами против действий коммунистов («мартовская акция»), что противоречило доктрине единого пролетариата. Мотивацией независимцев для противодействия КПГ была борьба против путчизма, направленного на разрушение Веймарской системы.

Главные же исключения из своей программы партия делала в борьбе против праворадикальной угрозы. Именно репарационный вопрос, а также убийства Матиаса Эрцбергера и Вальтера Ратенау шаг за шагом привели к тому, что НСДПГ превратилась из партии, стремившейся к объединению рабочего движения на базе довоенной социал-демократии, в партию, которая перешла на позицию обороны Веймарской республики против ее внутренних врагов. Это означало гибель универсалистской идеи социализма как таковой, что фактически приравняло НСДПГ к позиции послевоенной СДПГ, т. е. к защите отдельной национальной демократической республики для постепенного построения социализма. События лета 1922 г. показали, что подавляющая часть оставшихся в НСДПГ социалистов была готова отказаться от своей старой программы.

Процесс трансформации политики НСДПГ происходил постепенно. Независимцам приходилось соперничать с партиями, за плечами которых был свой практический опыт власти и отработанная программа действий, тогда как собственная стратегия оставалась на бумаге. С самого раскола в 1920 г. оставшаяся часть партии стратегически становилась более предрасположенной к взаимодействию с СДПГ, а отношения с коммунистами все нагляднее демонстрировали непреодолимый разрыв в рабочем движении. К лету 1922 г. единственной «ширмой», которая разделяла социалистов, стали коалиционный вопрос и гордость независимцев.