Культурная память как понятие и явление: основания концептуализации

Ярычев Насруди Увайсович ORCID: 0000-0003-4667-8020 доктор философских наук, доктор педагогических наук профессор, кафедра Теории и технологии социальной работы, ФГБОУ ВО «Чеченский государственный университет им. А.А. Кадырова», член-корреспондет Российской академии образования 364037, Россия, республика Чеченская, г. Грозный, ул. А. Шарипова, 32, каб. А-2 Yarychev Nasrudi Uvaisovich Professor, Department of Theory and Technology of Social Work, Kadyrov Chechen State University, Corresponding Member of the Russian Academy of Education 364037, Russia, Republic of Chechnya, Grozny, 32 A. Sharipova str., office A-2 nasrudiny@mail.ru

Одной из наиболее востребованных категорий современной гуманитарной риторики является категория памяти. Ее востребованность объясняется целым комплексом причин: и кризисом идентичности европоцентристских культур, находящих в состоянии одновременной утраты и поиска себя; и кризисом традиции как механизма межпоколенной коммуникации; и кризисом социокультурной саморефлекции (распространение так называемого синдрома гипермнезии, то есть повышенной способности к запоминанию и воспроизведению информации о геноциде, концентрационных лагерях); и со многими другими, более частными обстоятельствами. В любом случае, по словам И. Калинина, «память привлекает особое внимание тогда, когда возникает нарушение привычного хода ее работы или когда она сталкивается с чем-то, что забыть оказывается так же сложно, как и запомнить. В каком-то смысле память — это всегда нечто, балансирующее на краю патологии и несущее в себе элемент травмы» ^[4].

В последние десятилетия сформировалось целое исследовательское направление, связанное с изучением памяти (memory studies), в рамках которого, казалось бы, должен был выработаться своего рода консенсус в понимании базовой категории. Однако сфера мемориальных исследований до сих пор остается крайне «свободолюбивой» в терминологическом смысле. По мысли Б. Зелизера, «…многие исследования памяти до сих пор страдают от отсутствия определения, что есть коллективная память, за пределами признания, что она не индивидуальна» ^{[10, с. 234-235]}.

И, действительно, М. Хальбвакс, В. Канстайнер, П. Рикер, П. Хаттон использовали понятие коллективной памяти; Ж. Де Гофф, А. Мегилл, И. Рюзен, И. М. Савельева, А. В. Полетаев, Л. П. Репина оперировали термином исторической памяти; П. Нора и П. Гири — социальной; Х. Вельцер — публичной и приватной; Д. Робинсон, В. Нуркова — автобиографической. И этот список можно продолжать достаточно долго.

По большому счету общим для всех представителей memory studies является только то, что предметом их внимания выступает феномен надындивидуальной памяти, которая в концепциях разных авторов получает разное наименование. С одной стороны, такая ситуация более чем типична для сферы гуманитарных исследований и плодотворна с точки зрения свободы исследовательской риторики, ее дискуссионности, полемичности, объемности и пр. С другой – в самих memory studies отсутствие конвенциональной позиции в определении понятия «память» определяется как проблема (смысловая путаница, размывание предметной области, теоретическая избыточность и пр.) и является острым вопросом, который затрагивается крупнейшими представителями данной отрасли гуманитаристики практически в каждом выпуске одноименного журнала.

В рамках данной статьи мы предлагаем собственную концепцию феномена надындивидуальной памяти (определения понятия, изложение сущностных и функциональных параметров обозначаемого им явления). Концептуализация осуществлялась нами в русле методологической традиции, в основе которой лежит признание существования надындивидуальной памяти, коллективной по источнику формирования и социальной по специфике распространения. Такой теоретико-методологической позиции в разное время придерживались М. Хальвакс, П. Рикер, Я. Ассман, А. Ассман, Ю. Лотман и др.

Из всего обозначенного ассортимента эпитетов памяти (историческая, социальная и др.) наиболее удачным и точным в определении надындивидуальной памяти, на наш взгляд, является эпитет «культурная».

Под культурной памятью мы предлагаем понимать тип надындивидуальной памяти, аккумулирующей в себе коллективные, ценностно значимые воспоминания, намеренно сохраняемые и транслируемые в мифо-символических формах. Данное определение родилось на основе критического осмысления различных мемориальных концепций надындивидуальной памяти и авторских определений. На наш взгляд, наиболее удачным является определение культурной памяти, которое в своей работе «Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности» дал Я. Ассман. Культурную память немецкий ученый определял как «интенсифицированные, искусственные формы культурного воспоминания, культурную мнемотехнику, цель которой заключается в порождении и поддержании несовременности» ^{[2, с. 23]}. Однако, на наш взгляд, данное определение отличается излишней метафоричностью, недостаточной содержательной конкретностью и недостаточно эффективно операционализирует понятие «культурная память». В своем определении мы постарались нивелировать эти уязвимые моменты.

Стоит специально оговорить, что термин «воспоминания» в предлагаемом нами определении используется скорее метафорично, чем буквально. Категория воспоминаний уже больше ста лет является понятием, соотносимым не только с процессом индивидуальной мыслительной деятельности, но и с тем, что М. Хальвакс называл коллективной работой с информацией. Об этом же писали Я. Ассман, А. Ассман, Ж. Ле Гофф, А. Мегилл и практически все классики мемориальных исследований. Коллектив в данном случае не наделяется свойствами группового разума и способностью мыслить, подобно человеку. Имеется ввиду, что у социальной группы есть общий социальный опыт, транслируемый из поколения в поколение, есть общие представления о прошлом, передающиеся как аксиома и пр.

Понятие «культурная память» (в сравнении с другими типами памяти — исторической, коллективной, социальной и пр.), на наш взгляд, является наиболее удачным в силу нескольких причин.

1) Оно наиболее широкое и объемное по смыслу (в некотором роде оно поглощает все остальные виды памяти — социальную, историческую и др.). В этой позиции мы солидаризируемся с М. Бэлом, одним из авторов известной работы «Акты памяти: культурные воспоминания в настоящем», который полагал, что «культурная память стала важной темой в формирующейся области культурных исследований, где она вытеснила и поглотила дискурсы индивидуальной (психологической) памяти и социальной памяти. Другими словами, термин культурная память означает, что память можно понимать как культурный феномен, в том числе как индивидуальный или социальный» ^{[9, с. 7]}.

2) Оно четко фиксирует контекстуальную природу коллективных воспоминаний, зависимость от «социальных рамок» актуальности.

3) Оно апеллирует, прежде всего, к социальным, а не национально-государственным границам бытования памяти.

4) Оно проявляет конструируемый характер воспоминаний, содержа в себе интенцию созидательной, преобразовательной деятельности (культура как возделывание земли).

В отечественной культурологической традиции понятие культурной памяти активно разрабатывалось Ю. М. Лотманом. Широко известно его определение культуры как «коллективного интеллекта и коллективной памяти, т. е. надындивидуального механизма хранения и передачи некоторых сообщений (текстов) и выработки новых» ^{[5, с. 201]}.

Ю. М. Лотман структурировал культурную память на информативную и креативную. Информативная память аккумулирует сведения о результатах человеческой деятельности в соответствие с законами хронологии и диахронии. Креативная память, напротив, вычленяет в массиве человеческой деятельности наиболее значимые достижения и сохраняет их вне четкой временной последовательности ^{[5, с. 200]}.

В современной российской мемориалистике категория культурной памяти разрабатывается А. Васильевым, В. Рубиным, М. Шуб, Е. Рождественской, В. Семеновой и др. В частности, последние трактуют культурную память как «представление, которое направлено на фиксированные моменты в прошлом и существует в модусе обосновывающего (наделяющего смыслом) воспоминания, связанного с его истоком или происхождением» ^{[6, с. 30]}.

Культурная память обладает рядом специфических черт, отличающих ее от иных видов памяти, прежде всего, индивидуальной. Данные черты наиболее объемно и точно определил Я. Ассман:

– консервативность (культурная память обеспечивает накопление и хранение представлений о прошлом);

– коллективизм (содержание культурной памяти связано с представлениями о прошлом различных социальных групп);

– символичность (культурная память объективируется в виде обобщенных, символических, мифологических конструктов);

– антиисторичность (объяснение событий, процессов и явлений в пространстве культурной памяти происходит, в том числе за счет привлечения иррациональных сил, алогичных конструкций, внерациональных аргументов и пр.);

– письменный характер (появление культурной памяти связано с появлением письменности как инструмента распространения ее содержания);

– искусственность (культурная память есть продукт конструирования; субъектами конструирования культурной памяти могут выступать различные общественные, государственные, политические силы);

– институациональность (создание и распространение культурной памяти опирается на поддержку различных институций — от государства до музеев);

– экспертный характер («работа» с содержанием культурной памяти осуществляется делегированными группой экспертами, а не всеми членами коллектива);

– сакральность (обращение к культурной памяти ритуализировано, осуществляется в форме «вечного возвращения» к священному опыту предков).

М. Бэл к обозначенным Я. Ассманом чертам культурной памяти добавлял также деятельностный и целенаправленный характер: «Мемориальное присутствие прошлого принимает различные формы и служит многим целям, начиная от сознательного вспоминания и заканчивая нерефлексируемым возрождением, от ностальгической тоски по утраченному до полемического использования прошлого для изменения настоящего. Взаимодействие между настоящим и прошлым, составляющее основу культурной памяти, является, однако, продуктом коллективной деятельности, а не результатом психической или исторической случайности» ^{[9, с. 7]}.

Ю. М. Лотман говорил о многоуровневости культурной памяти, то есть наличие в рамках одной культурной памяти локальных памятей различных социальных групп. Именно поэтому культурная память, по мысли ученого, распадается на ряд специфических для разных коллективов коннотаций, «субкультурных семантик», каждая из которых фиксирует в объеме культурной памяти наиболее значимые для себя сегменты.

М. Л. Шуб говорит о презентизме как значимой особенности культурной памяти, которая сводится к тому, что содержание культурной памяти воспроизводит актуальные процессы, явления, ценностные ориентиры и пр. ^{[8, с. 67]}.

От себя обозначим еще одну значимую черты культурой памяти — ее репрезентативность. Она, не существуя сама по себе как набор неких сакральных знаний, нуждается в различных формах своей объективации с помощью мемориальных медиумов — искусства, музеев, коммеморации, исторического образования, повседневных практик поминовения и пр. По словам Л. А. Тюкиной, «абстрактное понятие “культурная память” подразумевает широкий спектр культурных практик: консервация следов, архивирование документов, коллекционирование произведений искусства и антикварных предметов с возможностью их реактивации посредством медийной репрезентации и педагогической работы. Культурная память является не только пассивной накопительной памятью, она включает в себя реактивацию прошлого и возможность его широкого усвоения активной функциональной памятью» ^{[7, с. 183-184]}.

Функциональный потенциал культурной памяти (или иначе – ее социокультурная роль), на наш взгляд, сводится к следующему:

1) Аккумуляции (накопление значимой для той или иной группы информации о прошлом). А. Ваньке в рецензии на работу А. Ассман «Длинная тень прошлого: мемориальная культура и историческая политика» сравнила культурную память с резервуаром, выполняющим накопительную функцию ^[3].

2) Интеграции (объединение членов коллектива – носителей общей культурной памяти — посредством принятия ими определенной картины минувшего).

3) Идентификации (запуск механизма самоопределения членов группы посредством отождествления их с тем или иным образом прошлого). По словам А. Ассман, «культурная память выстраивает основания для идентификации, позволяя коллективу или отдельному человеку определиться в мире, понять, с кем они и против кого, зачем и для чего…» ^[1]. Широко известна цитата Э. Дюркгейма, не использовавшего непосредственно категорию культурной памяти, но фактически имевший ее в виду. Ученый сравнивал культурную память с мифологической картиной мира, обращение к которой происходит, во-первых, в форме сакрального обряда, а, во-вторых, при условии полного духовного единения членов группы: «Ритуальное повторение обеспечивает единство группы во времени и пространстве… Через праздник как первичную организованную форму памяти происходит возвращение к правремени сотворения мира, горизонт расширяется до космического, до времени творения. Соблюдение обрядов обеспечивает идентичность группы и функционирование мироздания» [Цит. по: 2, с. 60].

4) Интерпретации (обеспечении ценностно-нормативных и поведенческих ориентиров членов группы). Культурная память в этом ракурсе выступает своего рода архивом значимой информации, позволяющей различным социальным общностям ориентироваться в социокультурном контексте, формирует пространство смыслов.

5) Стабилизации (обеспечение гармоничного функционирования коллектива за счет нивелирования временного разрыва между прошлым, настоящим и будущим, поддержания монолитной, непрерывной темпоральной картины мира, обеспечения бесперебойной межпоколенной трансляции социального опыта). По мысли Ю. М. Лотмана, «культурная память противостоит времени. Она сохраняет прошедшее как пребывающее. С точки зрения памяти как работающего всей своей толщей механизма, прошедшее не прошло» ^{[5, с. 201]}.

В качестве основного вывода по статье можно отметить следующее. В условиях терминологического и концептуального разнообразия memory studies чрезвычайно важным представляется определение категориальных оснований мемориальных исследований, фиксация содержательных, структурных, функциональных границ изучаемых явлений. Применительно к надындивидуальной памяти это особенно важно, главным образом, в связи с наличием весьма широкого спектра ее понятийной и содержательной интерпретации. В статье мы сформулировали свое аргументированное видение феномена надындивидуальной памяти, в частности одной из ее форм – культурной памяти как особого резервуара коллективных, социальных, ценностно значимых воспоминаний, намеренно сохраняемых и транслируемых в мифо-символических формах.