Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Человек и культура
Правильная ссылка на статью:

Коринфский культ детей Медеи

Макеева Владислава Игоревна

преподаватель, кафедра гуманитарных дисциплин и биоэтики, Санкт-Петербургский государственный педиатрический медицинский университет

194100, Россия, город федерального значения Санкт-Петербург, г. Санкт-Петербург, ул. Литовская, 2

Makeeva Vladislava Igorevna

Educator, the department of Humanities and Bioethics, St. Petersburg State Pediatric Medical University

194100, Russia, gorod federal'nogo znacheniya Sankt-Peterburg, g. Saint Petersburg, ul. Litovskaya, 2

makeeva.vladislava@gmail.com
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.25136/2409-8744.2021.4.36407

Дата направления статьи в редакцию:

01-09-2021


Дата публикации:

08-09-2021


Аннотация: История Медеи и её детей известна нам прежде всего как история матери, убивающей собственных детей ради мести мужу. Чаще всего мы вспоминаем её по одноимённой трагедии Еврипида. Однако, у разных авторов можно встретить другие обстоятельства гибели детей. В этих вариациях истории Медея напрямую не убивает детей, но, видимо, косвенно становится причиной их гибели, пытаясь, наоборот, защитить их от смерти. По одной версии она пытается сделать их бессмертными, но её попытки оканчиваются неудачей. Хотя, фактически, дети Медеи всё же приобретают своё бессмертие — в культе.   Другая версия связана с виной коринфян. Дети ищут спасения в храме Геры Акрейской, где их убивают разгневанные коринфяне. Эта история соответствует образцу, который обычно встречается в мифах, связанных с культами искупления. За убийством следует наказание сообщества – мор, обращение к оракулу, требуются успокоительные жертвы и установление постоянного культа. Анализ составляющих культа и сравнение с другими культами, которые состоят из смешения обрядов посвящения и героических подношений, позволяет предполагать, что коринфский культ детей Медеи был связан как с трауром, требующим искупления и оплакивания, так и с обрядами посвящения.


Ключевые слова:

Древняя Греция, античная мифология, Коринф, демоны убивающие детей, Медея, дети Медеи, инфантицид, Гера Акрейская, Перахора, обряды перехода

Abstract: The myth of Medea and her children is commonly known as the story of the mother who kills her own children for the sake of vengeance to her husband. Most often, she is remembered from the eponymous tragedy of Euripides. However, different authors can describe other circumstances of the demise of children. In these variations of the story, Medea does not kill the children, but becomes the cause of their demise, trying to prevent them from it. According to one of the versions, she tries to make them immortal, but her attempts fail. Although, as a matter of fact the children of Medea acquire immortality in the form of cult. Another blames the Corinthians. Children seek salvation in the Temple of Hera Akraia, where they have been murdered by angered Corinthians. This story is reflected in the myths associated with the redemption cults. The murder entails condemnation of the community – pestilence, appeal to the oracle, sacrifices, and establishment of the permanent cult. The analysis of components of the cult and comparison with other cults, which consist of a combination of initiation rights and heroic offerings, suggests that the Corinthian cult of Medea’s children implied both, the mourning that requires redemption and initiation rites.


Keywords:

Ancient Greece, ancient mythology, Corinth, child-killing demons, Medea, Medea's children, infanticide, Hera Akraia, Perachora, rites of passage

История Медеи и её детей известна нам прежде всего как история матери, убивающей собственных детей ради мести мужу. Чаще всего мы вспоминаем её по одноимённой трагедии Еврипида. Однако из некоторых источников, известна другая версия событий.

Элиан в «Пёстрых рассказах» сообщает, что вся история была выдумана Еврипидом по просьбе коринфян. На самом деле детей убили сами коринфяне, но благодаря мастерству поэта вымысел победил правду. Но тем не менее коринфяне до сих пор приносят заупокойные жертвы (ἐναγίζουσι) на могиле детей, из-за своего преступления перед ними, безвинно погибшими (Ael. VH., 5, 21). Схолиаст Еврипида сообщает, что тот даже получил за изменение истории пять талантов от коринфян (Schol. Eur. Med., 9). Диодор Сицилийский тоже отмечает вольность в сюжете Еврипида: «Вообще же по причине вымышленных трагиками небылиц о Медее существует множество различных [рассказов] и отличающихся друг от друга историй» (Diod., IV, 56).

Другие обстоятельства гибели детей мы встречаем у разных авторов.

Павсаний приводит несколько вариантов истории. Один из них он пересказывает по Евмелу, который составил в «Коринфиаке» список правителей Коринфа. Он рассказывает, что Медея скрывала рождавшихся у неё детей в святилище Геры, потому что думала, что таким путём они станут бессмертными. Затем она поняла, что её надежда была ошибочна, а кроме того изобличена Ясоном. Муж её не простил и уехал в Иолк, удалилась и сама Медея, передав власть Сизифу (Paus., II, 3, 11).

Интересно сходство с историями об Ахилле и Демофонте. Деметра, нянчившая Демофонта — ребёнка Метаниры и Келея, хотела сделать мальчика бессмертным. Ночью она клала его в огонь, уничтожая этим смертные части тела. Метанира, заподозрив что-то из-за быстрого роста ребёнка, подстерегла богиню и всё увидела. Из-за того, что она схватила ребёнка, лежащего в огне, и громко закричала, её сын погиб (HH II, 233–254; Apoll., 1, 5, 1). Фетида, желая сделать своего ребёнка от Пелея бессмертным, укладывала его ночью на огонь, чтобы выжечь в нём всё смертное, доставшееся от отца, а днём обтирала амброзией. Однажды Пелей подстерёг её за этим занятием и закричал, увидев, как сын корчится на огне. Тогда Фетида покинула их и вернулась к нереидам, не имея возможности довести начатое до конца (Apoll., 3, 13, 6). Схолиаст Аполлония Родосского повествует о том, что во второй книге «Эгимия» автор рассказывает о том, как Фетида бросала детей от Пелея в котёл кипящей водой, чтобы узнать смертны ли они. Из-за этого погибло много детей. Пелей вознегодовал и не дал бросить в котёл Ахилла, тогда Фетида покинула Пелея (Schol. Apoll. Rhod., IV, 816 = Aigimios, fr. 185 Rzach). Дж. Л. Хаксли указывает, что в поэме может повторяться тема нарушенных клятв влюблённых, а в другом отрывке речь идёт о получении золотого руна, поэтому контекст мог быть связан с Ясоном, нарушившим обеты и оставившим Медею (Schol. Apoll. Rhod., III, 587 = Aigimios, fr. 184 Rzach) [10, p. 109].

Вероятно, Ясон также как Метанира и Пелей неправильно истолковал действия Медеи в ходе совершения ей неких ритуалов, которые должны былы сделать детей бессмертными. Интересно также, что используемый у Павсания глагол κατακρύπτειν можно перевести не только как «скрывать, прятать», но и как «закапывать, зарывать».

Этот вариант гибели детей может быть связан с историей, которую рассказывает схолиаст Пиндара. Медея помогла коринфянам, избавив их от голода, принеся жертвы Деметре и лимнейским нимфам (это указание свидетельствует также о важности нимф в коринфской мифологии [12]). Гера обещала сделать её детей бессмертными в благодарность за то, что Медея не поддалась ухаживаниям Зевса. И коринфяне почтили их, когда они умерли, называя их полуварварами (Schol. Pind., XIII, 74). Фактически, дети Медеи всё же приобрели своё бессмертие — в культе.

У трагика IV в. до н.э. Каркина Медея была героиней одноимённой пьесы. Аристотель упоминает её в «Риторике», приводя в качестве примера того, как обвинение или оправдание может строиться на основании сделанных ошибок. Он сообщает, что в этой пьесе Медею обвиняют в убийстве детей на основании того, что они не появляются. Героиня отвергает эти обвинения, указывая, что убила бы мужа, а не детей. (Arist. Rhet., 1400b8). Анонимный комментатор «Риторики» чуть дополняет слова Аристотеля. Медея, защищая себя, говорит, что скорее убила бы Ясона, который огорчил её, дети же её не огорчали (Anonymi In Arist. Rhet., 146. 1–3).

Кажется заманчивым усмотреть здесь намёк на то, что Медея скрывает детей, как в рассказе Евмела. М. Л. Вест предлагает версию, что в пьесе Каркина дети после новой женитьбы Ясона были переданы в дом Главки, поэтому Медея опасалась, что после того, как совершит её убийство, они окажутся в опасности. По этой причине она отправила детей в какое-то безопасное место, возможно, в храм Геры Акрейской, выведя из дома Главки с помощью слуг[17].

Другие истории гибели детей связаны с явной виной коринфян.

Павсаний сообщает также второй вариант истории. Он рассказывает о водоёме, в который по легенде бросилась Главка, чтобы спастись, и о памятнике детям Медеи, который располагался далее (Paus., II, 3, 6). Ф. М. Данн считает, что Павсний имел в виду не мемориал, а место захоронения детей, но, вероятно был дезинформирован [6, p. 349]. Павсаний сообщает, что детей звали Мермер и Ферет и коринфяне побили их камнями из-за даров, которые они принесли Главке. Так как смерть детей была насильственной и несправедливой, коринфян постигла кара — их дети стали умирать в юных годах. Так продолжалось до тех пор, пока по указанию бога не было установлено приносить им ежегодные жертвы и воздвигнуть статую Деймы (Ужаса). Эта статуя сохранилась и во времена Павсания. Он описывает её как подобие женщины самого ужасного вида. Справление ритуала в Коринфе закончилось после прихода римлян. Дети новых поселенцев «не стригут волос и не носят чёрной одежды» (Paus., II, 3, 6–7). Дети прежних коринфян должны были стричь волосы и носить черную одежду в рамках культа. Это обычный обряд при погребении, а так как культы героев, как правило, такие же, как погребальные обряды, то возможно, речь идёт о культе детей как героев.

Аполлодор сообщает две версии. В одной Медея после смерти невесты Ясона и её отца, убила двоих детей Мермера и Ферета, затем сбежала из Коринфа на колеснице Гелиоса. Во второй она бежала одна. Детей же оставила молящими о защите у алтаря Геры Акрейской, но коринфяне оторвали их от алтаря и умертвили (Apoll., I, 9, 28).

Диодор, сообщая историю, путается — захоронение детей у него происходит дважды. Сначала он передаёт, что Медея зарезала двоих из их с Ясоном общих детей и похоронила их тела в святилище Геры. Одному ребёнку — Фессалу — удалось спастись. Он вырос в Коринфе, затем вернулся на родину отца в Иолк, где получил царскую власть, а подданные его стали называться фессалийцами (Diod., IV, LIV, 7). Далее Диодор сообщает, что сам Ясон покончил с собой, а коринфяне были потрясены ужасом произошедшего и при этом не знали, как быть с погребением детей. Они отправили в Дельфы посланников вопросить бога, как следует поступить с телами детей, и пифия велела похоронить их в святилище Геры и воздавать им почести как героям. Коринфяне исполнили этот приказ (Diod., IV, LV, 1–2).

Схолиаст Еврипида передаёт данные Пармениска, который утверждает, что дети Медеи были убиты коринфянами, потому что они были недовольны тем, что она управляла городом, и хотели, чтобы её правление закончилось (Schol. Eur. Med. 9). Коринфские женщины не хотели, чтобы ими управляла варварка. Они сговорились убить её детей: семь мальчиков и семь девочек. Дети, бежали, преследуемые, в храм Геры Акрейской. Но коринфяне не сдержались и перебили их всех у алтаря. Затем на город обрушилась чума (λοιμός), и многие умерли от болезни. Оракул сообщил, что необходимо умилостивить богиню. Поэтому каждый год семь девочек и мальчиков из благородных семей возвращаются в святилище богини и умиротворяют её жертвоприношениями (Schol. Eur. Med., 264).

В этих вариациях истории Медея напрямую не убивает детей, но, видимо, косвенно становится причиной их гибели, пытаясь, наоборот, защитить их от смерти.

Следы того, что в гибели детей замешаны коринфяне, остались и в пьесе Еврипида. После смерти невесты, Ясон приходит со словами о том, что опасается, что детям могут отомстить родственники погибшей:

«Детей бы лишь спасти, и как бы им

Креонтова родня за материнский

Не мстила грех — вот я чего боюсь»

(Eur. Med. 1303–1305 — пер. И. Ф. Анненского).

Еврипид как бы заставляет Ясона вербализовать, какой была история смерти детей до того, как он написал «Медею».

Сама Медея в конце пьесы говорит Ясону о своих дальнейших планах:

«Моя рука их похоронит.

В священную я рощу унесу

Малюток, Геры Высей, и никто

Там вражеской десницей их могилы

Не осквернит... В Сизифовой же мы

Земле обряд и праздник установим,

Чтоб искупить невинную их кровь...»

(Eur. Med. 1378–1383 — пер. И. Ф. Анненского)

Здесь Медея боится, что детям причинят вред какие-то враги, хотя на тот момент дети уже мертвы. Упоминается место самого культа, но в храме Геры Акрейской он размещает не убийство, а захоронение детей. Известно, что святилище Геры Акрейской в Перахоре была местом посещения многих путешественников [14]. В этом районе, было обнаружено очень большое количество вотивных приношений [16, p. 198], гидротехнические сооружения для водоснабжения большого количества людей (при небольшом количестве реальных жителей) [15], также есть предположения о существовании там оракула Геры [4]. Вероятно, зрители должны были знать не только истории, связанные с Медеей, но и то, что в храме Геры Акрейской проводились обряды в честь её детей. Ф. М. Данн пишет, что вместо построения сюжета, объясняющего существующие обычаи, Еврипид переделывает обычаи в соответствии со своим сюжетом, довольно свободно трактует легенду о Медее и коринфские обычаи [5, p. 114].

Л. Л. Холланд считает, что в пьесе подразумевается, что коринфяне и их дети не пострадают от мести убитых, потому что Медея намерена немедленно установить их культ и тем самым искупить вину за совершённое преступление [9]. К. О. Паше отмечает, что хотя Еврипид делает Медею убийцей детей, её слова подразумевают, что фактически коринфяне несут ответственность как за кощунственную смерть её детей, так и за искупление этого [13, p. 13–14].

В целом заметна единая канва истории — дети убиты коринфянами прямо в храме Геры Акрейской, за этим следует наказание сообщества — мор, обращение к оракулу, требуются успокоительные жертвы и установление постоянного культа. Древние версии культового мифа различаются в деталях, но основная история соответствует образцу, который обычно встречается в мифах, связанных с культами искупления.

К. Харрауэр отмечает, что с Коринфом связана ещё одна история детоубийства. По легенде, озеро Горгопис, находящееся в Коринфе (Pseudo-Zonaras s. v. Γοργῶπις) получило своё название, потому что туда упала Горгэ (Hesych. s. v. Γοργῶπις). Горгэ была дочерью Мегара и женой Коринфа. Узнав о смерти своих детей, она сделалась крайне огорчённой и бросилась в озеро (Etym. M. s. v. Ἐσχατιῶτις). К. Харрауэр пишет, что самоубийство Горгэ указывает на безнадежность и невозможность отомстить за смерть детей, а это может быть только в том случае, если убийство совершил сам Коринф, отец детей [8, s. 23].

У Эсхила в «Агамемноне» это озеро — один из пунктов на пути, через который идёт сигнальный огонь, оповещающий о победе над Троей (Aesch. Ag., 302). По описаниям источников его идентифицируют с современным Вульягмени [18]. Миф о Горгэ можно рассматривать как отражение споров между Коринфом и Мегарой за границу. Примечательно, что озеро находится недалеко от святилища Геры Акрейской в Перахоре. Есть определённое сходство — убийство детей в этом месте связано с виной коринфян. К. Харрауэр считает, что, возможно, именно исторический фон мифа о Горгэ стал причиной стремления коринфян «смыть» свою старую «вину». Это мог быть обряд искупления за серьёзное оскорбление соседа, совершённое в Герейоне или около него — о чём коринфянам приходилось вспоминать каждый год [8, s. 25].

О составляющих самого культа у нас немного данных. Уже было сказано, что каждый год семь мальчиков и семь девочек из знатных коринфских семей, отправлялись жить в святилище Геры Акрейской на год. Эти четырнадцать детей постригались и одевались в чёрное и совершали жертвоприношение в честь детей Медеи и богини. Кроме этого можно добавить информацию Евсевия. Он передаёт, что Медея, убившая в Коринфе своих детей, спрятала здесь нож. Коринфянам он был необходим для совершения жертвоприношения чёрной козы, по рекомендации оракула. Коза, разрыв землю ногой, этот самый нож находит и им же её закалывают (Eusebius, Contra Marc., I, 3, 2). Чёрный цвет животного указывает на погребальный обряд.

В Суде читаем, что есть пословица «коза даёт нож» (Ἡ αἲξ δοῦσα τὴν μάχαιραν). Она связана с тем, что коринфяне приносили жертвы Гере Акрейской, чей культ, как говорят, установила Медея, нож прятали в земле и утверждали, что забыли его. А коза откапывала ногами. (Suda s. v. Αἴξ). Там же указано, что от этой коринфской пословицы происходит другая — Αἰγὸς τρόπον, — которая употребляется по отношению к тем, кто навлекает на себя зло (Suda s. v. Αἰγὸς τρόπον). Аналогичное употребление встречаем также и у других, более поздних авторов: Макарий Хрисокефал писал, что Αἲξ τὴν μάχαιραν говорят о тех, кто навлекает на себя зло (Macarius Chrysocephalus I, 57).

В чём заключалась суть этого культа?

Необычную версию предлагает С. Джонстон. Она смещает акцент с детей на саму Медею, так как она является единственной фигурой, которая остаётся неизменной в разных версиях мифа. А поскольку подношения, найденные в Перахоре, позволяют предположить, что святилище Геры Акрейской особенно привлекало женщин, С. Джонстон считает, что Медея могла быть связана с заботами матерей. Она указывает на то, что статуя Ужаса, упомянутая Павсанием, если она исполняла роль апотропея, то должна была действовать по логике «подобное отвращает подобное». Статуя представляла собой «подобие женщины самого ужасного вида», а страшной женщиной, физически отталкивающей и пугающей обычно представлялась категория существ, которых она называет репродуктивными демонами, демонами, убивающими детей. Эти демоны считаются душами женщин, умерших бездетными, при родах или вскоре после смерти собственных детей — то есть женщин, которые не смогли реализовать свои функции. Став демонами, они убивают или ослабляют младенцев и маленьких детей, могут убивать беременных и рожениц. Они часто использовались для объяснения труднообъяснимых болезней младенцев и рожениц. С. Джонстон считает, что возможность возведения апотропея против демонов, убивающих детей, в связи с культом Геры Акрейской хорошо согласуется с покровительством Геры материнству и одновременно её мифологическим портретом богини, нападающей на матерей и детей [11].

Но версии о том, что Медея представляет собой одного из демонов, убивающих детей не соответствует то, что Медея не погибает после смерти своих детей и не убивает больше никого, как это должен делать подобный демон. Несчастья, случившиеся с местными детьми — это дело рук умерших детей, а не самой Медеи. И прекращается только после установления культа, а не статуи.

А. В. Белоусов предполагает вслед за А. Брелихом, что эти обряды были обрядами инициации, обрядами перехода [1, c. 84]. Ф. Граф тоже предлагает эту версию, указывая на то, что Медея связана с целой линией повествований, которые явно связаны с обрядами инициации. Например, она помогает Ясону преодолеть опасности, которым он должен подвергнуться в своём «ритуале инициации», чтобы получить руно и вернуться домой. А Гера, по его мнению, взяла на себя прежние инициаторские роли Медеи после того, как её мифы были вставлены в политеистическую систему [7]. К. Калам считает, что ежегодная служба семи мальчиков и семи девочек Гере Акрейской в Коринфе посягает на обычное поле влияния Артемиды. Кроме того, что этот ритуал выполнялся подростками, его основополагающая легенда, насколько её можно реконструировать по разным версиям, следует схеме мифов, лежащих в основе ритуалов Артемиды для защиты детей и подростков [2, p. 120–121].

Дети на время изолировались от общества и носили специальную одежду как посвящённые. Как и в прочих обрядах перехода посвящаемые проходят через символическую смерть. В культе детей Медеи это могло выражаться в ношении чёрных одежд и обрезании волос. М. Диллон полагает, что версия подростковой инициации кажется не очень состоятельной, поскольку здесь мы наблюдаем смешанную группу молодых людей, хотя обычно такие обряды предусматривают разделение полов [3, p. 69]. Так же можем отметить, что дети в нескольких версиях мифа умирают совсем маленькими, что делает их неподходящими фигурами для связи с подростковой инициацией.

Есть возможность сравнить культ детей Медеи с другим. Флавий Филострат в «Героике» предоставляет нам интересное замечание. Виноградарь рассказывает финикийцу о смеси обрядов, совершаемых фессалийцами в честь Ахилла, и сравнивает с культом детей Медеи. Ахилл принимал гимны из Фессалии, которые распевали в ночи ежегодно приходящие на его могилу, смешивая ритуалы посвящения с приношениями герою, как делают лемноссцы или те жители Пелопоннеса, что ведут свой род от Сизифа (то есть коринфяне). Обряды, которые коринфяне совершали в честь Меликерта, и те ритуалы, которые они совершают в честь детей Медеи, которых они убили Главки ради, схожи с плачем посвятительным (τελεστικῷ) и боговдохновенным (ἐνθέῳ): тех умилостивляют (μειλίσσονται), а этого в гимнах славят (Philostr. Her., 52, 3–53, 4).

Таким образом, сравнение с культами, которые состоят из смешения обрядов посвящения и героических подношений, позволяет предполагать, что коринфский культ детей Медеи был связан как с трауром, требующим искупления и оплакивания, так и с обрядами посвящения.

Библиография
1. Белоусов А. Ахилл, Палемон, дети Медеи и Лемносское очищение: К вопросу о фессалийском культе Ахилла в Троаде (Philostr. Her. 52.3–54.1) // Новый Гермес. 2009. № 3. С. 65–83.
2. Calame C. Choruses of Young Women in Ancient Greece: Their Morphology, Religious Role and Social Function / Transl. by D. Collins and J. Orion. Lanham; Boulder; New York; London: Rowman & Littlefield Publishers, 1997. 282 p.
3. Dillon M. Girls and Women in Classical Greek Religion. London; New York: Routledge, 2002. 436 p.
4. Dunbabin T. J. The Oracle of Hera Akraia at Perachora // The Annual of the British School at Athens. 1951. Vol. 46. P. 61–71.
5. Dunn F. M. Euripides and the Rites of Hera Akraia // Greek, Roman and Byzantine Studies. 1994. Vol. 35. P. 103–115.
6. Dunn F. M. Pausanias on the Tomb of Medea's Children // Mnemosyne. 1995. Vol. 48, Fasc. 3. P. 348–351.
7. Graf. F. Medea, the Enchantress from Afar: Remarks on a Well-Known Myth // Medea. Essays on Medea in Myth, Literature, Philosophy, and Art / Ed. by J. J. Clauss and S. I. Johnston. P. 35–57.
8. Harrauer C. Der korinthische Kindermord: Eumelos und die Folgen // Wiener Studien. 1999. Vol. 112. S. 5–28.
9. Holland L. L. Last Act in Corinth: The Burial of Medea's Children (E. Med. 1378-83) // The Classical Journal. 2008. Vol. 103. No.4. P. 407–430.
10. Huxley G. L. Greek epic poetry: from Eumelos to Panyassis. Cambridge: Harvard University Press, 1969. 213 p.
11. Johnston S. I. Corinthian Medea and the Cult of Hera Akraia // Medea. Essays on Medea in Myth, Literature, Philosophy, and Art / Ed. by J. J. Clauss and S. I. Johnston. P. 58–84.
12. Kopestonsky T. The Greek Cult of The Nymphs at Corinth // Hesperia. 2016., Vol. 85, Iss. 4. P. 711–777.
13. Pache C.O. Baby and Child Heroes in Ancient Greece. Urbana; Chicago: University of Illinois Press, 2004. 234 p.
14. Salmon J. The Heraeum at Perachora, and the Early History of Corinth and Megara // The Annual of the British School at Athens. 1972. Vol. 67. P. 159–204.
15. Tomlinson, R. A. Perachora: the Remains outside the Two Sanctuaries //The Annual of the British School at Athens. 1969. Vol. 64. P. 155–258.
16. Tomlinson R. A. The Upper Terraces at Perachora // The Annual of the British School at Athens. 1977. Vol. 72. P. 197–202.
17. West M. L. A New Musical Papyrus: Carcinus, "Medea" // Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik. 2007. Bd. 161. P. 1–10.
18. Wiseman J. R. The Road to Oenoe // Hesperia: The Journal of the American School of Classical Studies at Athens. 1974. Vol. 43. No. 4. P. 535–543.
References
1. Belousov A. Akhill, Palemon, deti Medei i Lemnosskoe ochishchenie: K voprosu o fessaliiskom kul'te Akhilla v Troade (Philostr. Her. 52.3–54.1) // Novyi Germes. 2009. № 3. S. 65–83.
2. Calame C. Choruses of Young Women in Ancient Greece: Their Morphology, Religious Role and Social Function / Transl. by D. Collins and J. Orion. Lanham; Boulder; New York; London: Rowman & Littlefield Publishers, 1997. 282 p.
3. Dillon M. Girls and Women in Classical Greek Religion. London; New York: Routledge, 2002. 436 p.
4. Dunbabin T. J. The Oracle of Hera Akraia at Perachora // The Annual of the British School at Athens. 1951. Vol. 46. P. 61–71.
5. Dunn F. M. Euripides and the Rites of Hera Akraia // Greek, Roman and Byzantine Studies. 1994. Vol. 35. P. 103–115.
6. Dunn F. M. Pausanias on the Tomb of Medea's Children // Mnemosyne. 1995. Vol. 48, Fasc. 3. P. 348–351.
7. Graf. F. Medea, the Enchantress from Afar: Remarks on a Well-Known Myth // Medea. Essays on Medea in Myth, Literature, Philosophy, and Art / Ed. by J. J. Clauss and S. I. Johnston. P. 35–57.
8. Harrauer C. Der korinthische Kindermord: Eumelos und die Folgen // Wiener Studien. 1999. Vol. 112. S. 5–28.
9. Holland L. L. Last Act in Corinth: The Burial of Medea's Children (E. Med. 1378-83) // The Classical Journal. 2008. Vol. 103. No.4. P. 407–430.
10. Huxley G. L. Greek epic poetry: from Eumelos to Panyassis. Cambridge: Harvard University Press, 1969. 213 p.
11. Johnston S. I. Corinthian Medea and the Cult of Hera Akraia // Medea. Essays on Medea in Myth, Literature, Philosophy, and Art / Ed. by J. J. Clauss and S. I. Johnston. P. 58–84.
12. Kopestonsky T. The Greek Cult of The Nymphs at Corinth // Hesperia. 2016., Vol. 85, Iss. 4. P. 711–777.
13. Pache C.O. Baby and Child Heroes in Ancient Greece. Urbana; Chicago: University of Illinois Press, 2004. 234 p.
14. Salmon J. The Heraeum at Perachora, and the Early History of Corinth and Megara // The Annual of the British School at Athens. 1972. Vol. 67. P. 159–204.
15. Tomlinson, R. A. Perachora: the Remains outside the Two Sanctuaries //The Annual of the British School at Athens. 1969. Vol. 64. P. 155–258.
16. Tomlinson R. A. The Upper Terraces at Perachora // The Annual of the British School at Athens. 1977. Vol. 72. P. 197–202.
17. West M. L. A New Musical Papyrus: Carcinus, "Medea" // Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik. 2007. Bd. 161. P. 1–10.
18. Wiseman J. R. The Road to Oenoe // Hesperia: The Journal of the American School of Classical Studies at Athens. 1974. Vol. 43. No. 4. P. 535–543.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Уникальность древнегреческой культуры заключается в том, что она фактически предопределила современную евроатлантическую цивилизацию. Театр, Олимпийские игры, алфавит, демократия - вот далеко не полный перечень различных проявлений нашей жизни, которые уходят корнями в Элладу. Вместе с тем несмотря на многочисленные исследования, относящиеся к разным сторонам древнегреческого общества, отдельные вопросы все ещё ждут своего ответа. Среди них достаточно мало изученная тема детских культов и обрядов в древнегреческом обществе.
Указанные обстоятельства определяют актуальность представленной на рецензирование статьи, предметом которой являются коринфский культ детей Медеи. Автор ставит своими задачами проанализировать различные варианты истории детей Медеи, рассмотреть сходство и различия культа детей Медеи с другими культами, а также определить роль культа в жизни коринфского общества.
Работа основана на принципах историзма, анализа и синтеза, достоверности, методологической базой исследования выступает системный подход, в основе которого находится рассмотрение объекта как целостного комплекса взаимосвязанных элементов.
Научная новизна статьи заключается в самой постановке темы: автор на основе различных источников стремиться охарактеризовать коринфский культ детей Медеи.
Рассматривая библиографический список статьи как позитивный момент следует отметить его масштабность и разносторонность: всего список литературы включает в себя 18 различных источников и исследований. Несомненным достоинством рецензируемой статьи является привлечение зарубежной англоязычной литературы. Из привлекаемых источников укажем на произведения Еврипида, Элиана, Павсания и других авторов. Из используемых исследований отметим работы А. Белоусова, М. Диллона, С. Джонстон и других авторов, в центре внимания которых различные аспекты женского в древнегреческих культах. Заметим, что библиография обладает важностью как с научной, так и с просветительской точки зрения: после прочтения текста читатели могут обратиться к другим материалам по ее теме. В целом, на наш взгляд, комплексное использование различных источников и исследований способствовало решению стоящих перед автором задач.
Стиль написания статьи можно отнести к научному, вместе с тем доступному для понимания не только специалистам, но и широкой читательской аудитории, всем, кто интересуется как древнегреческой культурой, в целом, так и мифологией, в частности. Аппеляцию к оппонентам представлена на уровне собранной информации, полученной автором в ходе работы над темой статьи.
Структура работы отличается определённой логичностью и последовательностью, в ней можно выделить введение, основную часть, заключение. В начале автор показывает, что хотя история Медеи и ее детей прежде всего известна по произведению Еврипида, в тоже время есть и другие версии событий. Так, как отмечается в рецензируемой статье, «Элиан в «Пёстрых рассказах» сообщает, что вся история была выдумана Еврипидом по просьбе коринфян». Далее автор рассматривает различные источники о данной истории на примере Павсания, Аполлодора, Каркина и др. В работе показаны и особенности культа детей Медеи, в том числе его различные интерпретации (здесь весьма интересной представляется версия С. Джонстон).
Главным выводом статьи является то, что «сравнение с культами, которые состоят из смешения обрядов посвящения и героических подношений, позволяет предполагать, что коринфский культ детей Медеи был связан как с трауром, требующим искупления и оплакивания, так и с обрядами посвящения».
Представленная на рецензирование статья посвящена актуальной теме, вызовет читательский интерес, а ее материалы могут быть использованы как в курсах лекций по истории древнего мира, так и в различных спецкурсах.
К статье есть отдельные замечания: так, на наш взгляд, следовало бы показать во введении актуальность темы, а также расширить заключительные выводы.
Однако, в целом, на наш взгляд, статья может быть рекомендована для публикации в журнале «Человек и культура».