Художественное осмысление жизненного и творческого пути Абусуфьяна Акаева в произведениях кумыкских писателей (на основе анализа поэмы «Пламя» Бадрутдина Магомедова)

Султанмурадов Агарагим Магомедович кандидат филологических наук и.о. заведующего отделом фольклора, Институт языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы ДФИЦ РАН 367000, Россия, республика Дагестан, г. Махачкала, ул. Гаджиева, 45, оф. 210 Sultanmuradov Agaragim Magomedovich PhD in Philology Acting director of the department of Foklore, Tsadasa Institute of Language, Literature and Art of Daghestan Federal Research Center of the Russian Academy of Sciences   367000, Russia, respublika Dagestan, g. Makhachkala, ul. Gadzhieva, 45, of. 210 ansaraga@mail.ru

Исаева Камилла Байрамалиевна магистрант кафедры литератур народов Дагестана ФГБОУ ВО "Дагестанский государственный университет" 367000, Россия, республика Дагестан, г. Махачкала, ул. Гаджиева, 37 Isaeva Kamilla Bairamalievna Master's Degree, the department of Literature of the Peoples of Dagestan, Dagestan State University 367000, Russia, respublika Dagestan, g. Makhachkala, ul. Gadzhieva, 37 ansaraga@mail.ru

В истории кумыкской художественной словесности есть такие имена, жизнь и творчество которых стали объектом внимания не только со стороны критиков и литературоведов, но и объектом их художественного осмысления. В качестве примера можно назвать имена таких кумыкских писателей, как Йырчи Казак, Темирбулат Бейбулатов, Нухай и Зайнулабид Батырмурзаевы и другие. Жизненный и творческий путь Абусуфьяна Акаева в этом отношении не является исключением.

На начало ХХ столетия приходится расцвет кумыкской просветительской литературы, одним из ярких представителей которой выступил А. Акаев. Наряду с М.-Э. Османовым, М. Алибековым, Н. Батырмурзаевым, З. Батырмурзаевым и др. он явился одним из достойных продолжателей гуманистических и просветительских традиций мусульманского Востока. В историю кумыкского и других дагестанских народов А. Акаев вошел как религиозный и общественный деятель, талантливый поэт, публицист, основатель новометодного обучения – «усулу джадид» – в Дагестане и на Северном Кавказе, направленного на преимущественное изучение естественных и гуманитарных наук, составитель первых школьных учебников и словарей, один из основателей национального книгопечатания в Дагестане и на Северном Кавказе (вместе с аварцем М.-М. Мавраевым), первых национальных газет, переводчик, фольклорист, составитель и издатель первых национальных антологий.

К творчеству Абусуфьяна Акаева в разные годы обращались такие исследователи, как Б.Б. Чобанзаде, М.Г. Хангишиев, К.Д. Султанов, Г.Б. Мусаханова, М-С. Саидов, З.Ю. Кассиев, М.А. Абдуллаев, А-К.Ю. Абдуллатипов, А. Исаев, С.М.-С. Алиев, З.Н. Акавов, С.Х. Акбиев, А.М. Аджиев, Д.М. Хангишиев, Г.М-Р. Оразаев, М-Г.Д. Акаев, М.А. Гусейнов, А.М. Султанмурадов, А.Т. Акамов и др.

В самом конце 1929 года, став одной из первых политических жертв, эпохи сталинизма в Дагестане, А. Акаев был сослан в Котласский лагерь, объявлен «врагом народа». После этого в кумыкском и дагестанском литературоведении несколько десятилетий имя писателя либо умалчивалось, либо имели место только резко отрицательные отзывы о нем, о его творческом наследии. Так известный кумыкский, дагестанский критик Камиль Султанов в даже после официальной реабилитации доброго имени А. Акаева писал: «Всё же все усилия и весь талант Абусуфьяна были направлены на распространение среди народа религиозной литературы» ^{[10, с. 107]}.

В 1960 году с А. Акаева были сняты все обвинения, он был реабилитирован. Однако и после этого некоторое время со стороны официальных властей нашей Республики делалось все, чтобы забылось его доброе имя и творческое наследие. Иначе чем объяснить, к примеру, тот факт, что в 1970 году (заметим, что до начала 1990-х годов годом рождения А. Акаева считался 1870, а не 1872, как это в последствии было доказано исследователем Г.М.-Р. Оразаевым) инициатива некоторых кумыкских ученых, писателей и общественных деятелей о проведении 100-летнего юбилея ученого и писателя была напрочь отклонена теми же официальными властями. Реальная же реабилитация доброго имени А. Акаева началась с конца 1980-х годов. И результаты налицо. С этого периода по сегодняшний день на страницах кумыкских газет и журналов регулярно печатаются материалы по творчеству А. Акаева. Его имя вошло в школьные и вузовские программы и учебники. В 1990 году в республике были проведены юбилейные мероприятия, научно-практическая конференция, посвященные 120-летию А. Акаева. Материалы конференции были опубликованы в сборнике под названием «Литературное и научное наследие Абусуфьяна Акаева» С 1991 года отдельные произведения ученого и писателя стали издаваться в виде небольших книжек, брошюр. В 1993, 1997 и 2010 годах вышел трехтомник произведений А. Акаева под названием «По пути пророка». Составитель этого трехтомника – старший научный сотрудник ИИАЭ ДФИЦ РАН Г.М.-Р. Оразаев. Однако в этом благородном деле наблюдаются и некоторые негативные моменты. Так, в 1992 году была издана небольшая книжка под названием «Дин къардашим, сени учун» («Брат по вере, для тебя»). Вошедшие в эту книжку такие произведения Абусуфьяна Акаева, как «Сафинатун нажат», «Юз элли суаллы Маликаны хабары» и «Янгы мавлид», хотя и даны с некоторыми изменениями, но без указания их автора ^{[3, с. 8]}.

Немало сделано в деле художественного осмысления жизни и творчества А. Акаева и кумыкскими писателями. Следует отметить, что в отличие от Йырчи Казака, был период, когда наши писатели к художественному осмыслению жизни и творчества этого автора вообще не обращались. Лишь с конца 80-х годов минувшего столетия, когда началась подлинная реабилитация его имени, намечается рост интереса к нему со стороны кумыкских писателей. Из кумыкских писателей, когда-либо обращавшихся в своем творчестве к А. Акаеву, следует назвать Аткая Аджаматова (Аткая), Акая Акаева, Хайбуллу Атаева, Магомед-Шапи Минатуллаева, Магомед-Наби Халилова, Бадрутдина Магомедова (Бадрутдина), Набиюллу Магомедова, Ильмутдина-хаджи Мурадова. Кроме названных имен в трехтомнике произведений Абусуфьяна Акаева «По пути пророка» («Пайхамарны ёлу булан», 1993, 1997, 2010) имеются стихотворения о нем неизвестных авторов.

Среди произведений кумыкских авторов, посвященных художественному осмыслению жизненного и творческого пути А. Акаева, на наш взгляд, особо выделяется лирическая поэма известного кумыкского поэта второй половины ХХ – начала ХХӀ веков Бадрутдина «Пламя» («Оьртен»).

В небольшом по объему произведении поэт сумел передать всю значимость, историческую роль Абусуфьяна Акаева, его трагическую судьбу.

В первую очередь обращает на себя внимание название анализируемой поэмы – «Пламя» («Оьртен»). Название это, безусловно, несет на себе символическую нагрузку. Причем, данное слово применительно к произведению следует рассмотреть как в узком, так и в широком смыслах. В узком смысле – это непосредственно то пламя, возникшее в результате поджога богатейшей библиотеки А. Акаева в день его ареста и последующей высылки, в широком же смысле – это все те события, которые связаны с политическими репрессиями периода сталинизма.

Поэма начинается с пейзажной зарисовки, состоящей из двух четверостиший. Ее лирический герой, в качестве которого выступает сам автор, находясь в местности Таш-Баш, откуда можно обозревать большую часть селения Нижнее Казанище – родины А. Акаева, погружается в глубокие раздумья, связанные с событиями сталинских репрессий.

Бетавулдан къарасанг,

Къанат тюбюнден къышны,

Гьар къалкъысы бир китап

Къар басгъан Казанышны. ^{[6, с. 185]}

Если смотреть из Бетаула

Под крылом зимы,

Каждая крыша – одна книга

Снегом покрытого Казанище. (Здесь и далее подстрочные

переводы авторов статьи)

Нет сомнений в том, что Бадрутдин, создавая эти и другие пейзажные зарисовки, испытал благотворительное влияние творчества Темирбулата Бейбулатова, который выступил зачинателем пейзажной лирики в истории кумыкской литературы. Заметим, что Бадрутдин почти одновременно с «Пламенем» создал другую свою поэму – «Богатырское сердце» («Алп юреклим»), посвященную именно Т. Бейбулатову. Чтобы не выходить за рамки обозначенной в названии нашей статьи проблемы, мы не будем останавливаться на данном произведении, это – тема отдельного разговора.

«Каждая крыша – одна книга…» Поэт не случайно сравнивает покрытые снегом крыши домов селения Нижнее Казанище с книгами, ибо из этого селения вышло много известных писателей (сам А. Акаев, Т. Бейбулатов, А. Кадиев, Н. Ханмурзаев, Б. Атаев, М. Хангишиев, М. Курбанов, И. Бамматули, А. Татамов, А. Гамидов, А. Меджидов, М.-Ш. Минатуллаев, Н. Магомедов, И. Мурадов, Н. Арсланова и др.), ученых (сам А. Акаев, Г. Ханмурзаев, К. Ханмурзаев, Г. Бучаев, З. Залибеков, А. Алклычев, Я. Бучаев и др.). Поэтому все перечисленные выше имена автором поэмы закономерно ассоциируются с книгами – или художественными, или же научными.

В начале поэмы читатель сталкивается с тем, как ее лирический герой озадачен страшной картиной – пламенем, виднеющемся в центре селения Нижнее Казанище. И, конечно же, догадки, предчувствия у него не самые добрые. Лирический герой никак не хочет смириться с тем, что это пламя может принести для его родного народа неисчислимые бедствия, небывалые доселе духовные потери. Он приходит в ужас от разворачивающихся в Нижнем Казанище событий, поэтому он бьет в набат, взывает к помощи, задается риторическими вопросами:

Недир бу суратлангъан

Къамашгъан гёзлеримде?

Бруно яллайгьан отму

Гьакъылын ютгъан Римде? ^{[6, с. 185–186]}

Что это изображено

Перед ослепленными моими глазами?

Не огонь ли, где горит Бруно,

В Риме, что разум свой потерял?

Как видно из приведенного четверостишия, Бадрутдин проводит исторические параллели с Джордано Бруно, Римом. Этим самым он как бы лишний раз подчеркивает, что репрессии, гонения на выдающихся людей имели место быть и в другие эпохи и среди других народов. Вот черед настал и для А. Акаева, человека, который внес огромный вклад в духовную жизнь своего народа, который всю свою жизнь посвятил исключительно благородному делу – просвещению народа.

Лирический герой поэмы Бадрутдина, вдруг опомнившись, понимает, что он находится все же не в Риме. Но в то же время он отчетливо осознает, что его родное село охвачено пламенем, подобным, что было в свое время в Риме, когда сжигали на костре Дж. Бруно.

Ёкъ, тюгюл, янгылышман.

Рим тюгюл, бу Къазаныш.

Тили де ана тилим,

Ханкёпюрю де таныш.

Дюньягъа от тюшгендей

Ярыкъ этип дёрт янны.

Китапханасы яллай

Шайых Абусупиянны! ^{[6, с. 186]}

Нет, не так, я ошибаюсь.

Не Рим, это Казанище.

И язык его – мой родной язык.

И ханский мост знаком.

Словно мир охвачен огнем,

Осветив все кругом.

Библиотека горит

Шейха Абусуфьяна.

Шейх Абусуфьян всю свою сознательную жизнь собирал книги лучших философов, ученых писателей, с тем, чтобы самому получить знания и просветить свой народ, веками лишенного этих ценностей. Вот теперь эти самые бесценные книги, вместе с ними и те, которые А. Акаев сам непосредственно создавал, горят внутри безжалостного пламени. Лирический герой с горьким сожалением констатирует, что вместе с этими книгами в огонь брошенными оказались и история, и духовная культура своего народа. Но он осуждает не само пламя, а тех, кто развел его.

Отну не гюнагьы бар?

Гюнагь есси – от салгъан.

Манг болуп токътагъан халкъ

Оьртенни арагъа алгъан. ^{[6, с. 186]}

В чем вина огня?

Виновник – тот, кто развел огонь.

Народ, стоящий в онемении,

Окружил пламя.

Лучшие книги классиков мировой литературе горят в огне. В огне уничтожаются произведения Шота Руставели, Низами, Йырчи Казака и других выдающихся писателей. И не находится среди тех, кто окружил огонь, хоть одного человека, кто бы попытался спасти хоть одну книгу, наоборот, находятся такие, которые способствуют тому, что бы огонь еще сильнее разгорелся.

Лирический герой «Пламени» переживает из-за того, что не может ничего предпринять, ничем помочь в деле спасения богатейшей библиотеки Абусуфьяна. Ему кажется, что в этом огне горит и он сам. Он упрекает тех, кто злорадствует, кто способствует, чтобы библиотека была безвозратно уничтожена.

– Хотгъа, гьей языкъ адам,

Арив ялласын, хотгъа!

Учуз язывлар буса,

Ташланмас эди отгъа.

Бу гьюнерингни бир гюн

Бизге етежек зарпы.

Гьёкюнч болуп етежек.

Гьар учгъуну, гьар гьарпы. ^{[6, с. 187–188]}

– Способствуй, эй, бедный человек,

Пусть горит лучше, способствуй!

Если бы были дешевые рукописи,

Не оказались бы брошенными в огонь.

В один день этих деяний твоих

До нас дойдут отголоски.

Дойдет покаянием

Каждая искринка, каждая буква.

Перед своим арестом А. Акаев написал письмо Председателю Совнаркома ДАССР Дж. Коркмасову, с тем чтобы тот предпринял попытку спасти его библиотеку (заметим, не себя!). Дж. Коркмасов, который сам позднее был репрессирован и расстрелян, к сожалению, тоже не смог ничего предпринять в деле спасения библиотеки.

На фоне огня, в котором горят бесценные книги из библиотеки А. Акаева, Бадрутдин изображает его самого. Под впечатлением увиденного, того ужаса, что творится в его дворе, с его библиотекой, Абусуфьян, не выдержав всего этого, падает без сознания. Этим эпизодом Бадрутдин сумел передать весь трагизм происходящего.

Гюйдю Шаир, чиркиди:

«Гьай айып, гьай, гьай айып…»

Отгъа тюшеген йимик,

Йыгъылды эсден тайып… ^{[6, с. 189]}

Сгорел Поэт, сгорел:

«Ай, стыд, ай, ай, стыд…»

Будто попадает в огонь,

Упал, потеряв сознание.

По мнению Бадрутдина, каждая строка произведений А. Акаева оказывается сильнее огня, где горят книги. Слово поэта нельзя сжечь на костре, ибо не для того пишет он стихи, чтобы сжигали их, а пишет, с тем чтобы они жили в сердце народа, каждого человека. Поэт Бадрутдин показывает, что, несмотря на усилия некоторых, с тем чтобы, уничтожить творения А. Акаева, и по происшествии довольно длительного времени его произведения продолжают пользоваться огромной популярностью среди народа, его духовное наследие не потеряло своей актуальности.

Яллагъан отну кюлюн

Къайтармаса да еллер,

Юрекдеги эс дёнмей,

Яшай язывлар, тиллер. ^{[6, с. 190]}

Пепел горящего огня

Хотя ветры не возвращают,

Пламя в сердце не меркнет,

Живут рукописи, языки.

Лирический герой поэмы Бадрутдина «Пламя» весь охвачен горем, он сильно переживает, что не смог спасти из пламени хоть одну книгу А. Акаева. Он кается, кается за себя, кается за тех, кто участвовал в деле ареста Абусуфьяна, в деле уничтожения его библиотеки, кается за весь свой народ.

Гечден тилеймен, Шаир,

Бола бусанг, геч менден:

Бир китабынгны сама

Къутгъармадым оьртенден

Оьртен ягъым уятып

Ачгъанлы эки гёзюм,

Китапларынг ялламай,

Оьзюм яллайман, оьзюм ^{[6, 191]}.

Поздно каюсь, Поэт,

Если можешь, прости меня:

Хоть одну книгу твою

Не спас я от пламени.

Пламя пробудив мою совесть,

Как открыл я свои оба глаза,

Не книги твои горят,

Я сам горю, я сам.

Автор кается не только за тех, кто участвовал во время тех событий, которые описываются в поэме. Он с негодованием говорит о том, что даже после смерти А. Акаева, делалось все, чтобы его светлое имя, его духовное наследие не возвратилось. Иначе, чем объяснить тот факт, что даже после официальной реабилитации доброго имени А. Акаева, его творчество оставалось в забвении, произведения не издавались. Его дом в родном селении остался без присмотра. Бадрутдин не может смириться с таким положением дел. Чтобы усилить данный аспект проблемы, он прибегает к художественному приему олицетворения. Местность Таш-Баш, которая упоминалась выше, даже покраснела из-за трусливых, безжалостных поступков тех людей, которые участвовали в деле ареста А. Акаева и уничтожения его библиотеки, а также из-за бездеятельности тех людей, которые не предпринимают усилия, с тем чтобы Поэт, Ученый, Просветитель, его духовное наследие наконец-то заняли свое достойное место.

Ташбаш гьайран къызаргъан

Оьрюнден, энишинден

Иылыгъып иржайгъандай

Адамланы ишинден ^{[6, с. 192]}.

Таш-Баш удивительно покраснел,

И сверху, и снизу.

Будто от стыда усмехается

За деяния людей.

Поэма Бадрутдина заканчивается тем же четверостишием, с которого она начиналась. Таким образом, поэт воспользовался художественным приемом обрамления. Данным четверостишием он, с одной стороны, как бы лишний раз напоминает своему читателю о том, из какого селения вышел герой его поэмы Абусуфьян Акаев, с другой стороны, говорит об ответственности, которая ложится на его односельчанах.

Резюмируя вышесказанное, отметим, что в ряду произведений, посвященных художественному осмыслению жизненного и творческого пути Абусуфьяна Акаева, поэма «Пламя» Бадрутдина занимает особое место. Поэт делает акцент на трех аспектах данной проблемы:

1) огромный вклад, который внес А. Акаев в историю духовной культуры своего народа;

2) трагическая судьба А. Акаева, связанная с его арестом и последующей гибелью в ссылке и уничтожением его богатейшей библиотеки;

3) выражение уверенности в том, что доброе имя А. Акаева наконец-то займет свое достойное место в истории духовной культуры кумыкского и всех дагестанских народов.