Марксизм-ленинизм и христианство: диктатура «пролетариата», террор

Баринов Николай Николаевич протоиерей, настоятель храма в честь святых Царственных страстотерпцев Рязанская епархия РПЦ 390020, Россия, Рязанская область, г. Рязань, П. Дягилево,, ул. Московское Шоссе, 65 Б Barinov Nikolai Nikolaevich Protoiereus, Elder of the Temple in honor of the Holy Royal Martyrs, Ryazan Eparchy of the Russian Orthodox Church 390020, Russia, Ryazanskaya oblast', g. Ryazan', P. Dyagilevo,, ul. Moskovskoe Shosse, 65 B o.nikolaos@yandex.ru Другие публикации этого автора

Данная статья является продолжением исследования автора о различии христианства и марксизма-ленинизма ^[3], которая, в свою очередь, является своего рода продолжением работы священномученика Иоанна Восторгова по данному вопросу ^[10]. Он писал свой труд в самом начале ХХ в. Многие социалистические и революционные теории тогда только разрабатывались. В то время В. Ленин продолжил и развил учение К. Маркса. После государственного переворота 1917 г. в России, пришедшие к власти большевики, применили его учение в реальной жизни. Поэтому в наше время появилась возможность рассмотреть теорию и практику использования идей марксизма-ленинизма в сравнении с учением христианства, начатое священномучеником Иоанном Восторговым. Сравнение в данной статье проводится именно с православным христианством. Это особенно актуально для России, поскольку его исповедует большинство граждан. Одно из отличий Православия от других течений христианства — это следование не только Священному Писанию, но и Преданию Православной Церкви. Частью этого Предания является учение святых отцов. Особенно авторитетно их мнение для Церкви на основе принципа consensus patrum. Поэтому в настоящей статье наряду со Священным Писанием рассматриваются и высказывания отцов Церкви. Для сравнения используются работы К. Маркса, В. Ленина, их ближайших соратников и различные исторические источники. Особенное внимание в контексте данной проблемы будет уделено фигурам К. Маркса и В. Ленина, так как они являются неоспоримыми авторитетами и образцами подражания для коммунистов.

На тему сходства и различий христианства и марксизма-ленинизма и вообще социализма существуют работы К. Каутского, И. Восторгова, И. Троицкого, А. В. Луначарского, А. Введенского, С. Булгакова, М. Э. Поснова, Н. Бердяева, В. Лаврова, В. Аксючица, А. Л. Дворкина, Г. Городенцева, А. Молоткова, А. Бусел, Э. Блоха, И.С. Проханова, В. М. Лендьела, В. Паутова, Х. Джонсона, Т. Просик, А. Ермичёва, М. А. Шестопалова, М. Б. Смолина и др. Из работ этих авторов глубоким и всесторонним исследованием данной темы является книга И. Восторгова «Социализм при свете христианства» ^[10]. Также можно выделить работы Н. Бердяева, рассматривающего различные аспекты социализма, демократии, теократии ^{[6] [7]}. Но они писали свои книги еще в начале ХХ в. Поэтому их работы, как и труды многих из указанных авторов не учитывают дальнейшее развитие и применение теории и практики марксизма-ленинизма. Многие авторы затрагивают только отдельные, часто весьма узкие элементы данной темы. Помимо этого, некоторые из указанных авторов знают учение православного христианства весьма поверхностно. Например, Т. Просик (T. Prosic) справедливо пишет, что Э. Блох имел очень отрывочные представления о богословских, сакраментальных и институциональных особенностях православия ^{[57, р. 56]}. Из авторов, глубоко знающих православие, в т. ч. имеющих научные степени, можно выделить И. Восторгова, И. Троицкого, Н. Бердяева, В. Лаврова, А. Л. Дворкина. И. Восторгов и И. Троицкий, кроме того, причислены Церковью к числу святых новомучеников, т. е. их мнение имеет для нее высокий авторитет. Поэтому с выводами этих авторов о несовместимости православного христианства и марксизма-ленинизма можно полностью согласиться. Но их работы писались еще в начале ХХ в. Из современных авторов, В. Лавров изучает в основном историческую составляющую и не занимается системным богословским анализом данного вопроса, А. Л. Дворкин исследует тему о схожести советской формы коммунизма с тоталитарной сектой, но этот вопрос является слишком узкоспециальным и не входит в исследуемую проблему ^{[14, с. 5-15]}. Есть еще современные работы. М. А. Шестопалов изучает политико-правовые аспекты отношений советского государства и Церкви. Исследование Т. Просик касается богословских вопросов. Она делает вывод о том, что РПЦ была более открыта к идеям Октября, чем западное христианство ^[57]. Этот дискуссионный вывод будет рассмотрен в данной статье. А. Ермичёв исследует псевдорелигиозное содержание марксизма, что не входит напрямую в предмет изучения данной статьи. Таким образом, данный вопрос, выбранный для настоящего исследования, является актуальным. Данная тема насущна в наше время, еще и потому, что многие современные политические деятели высказываются по этому вопросу ^[42].

В данной статье дается попытка продолжить систематичный анализ основных различий между марксизмом-ленинизмом и православным христианством, начатый автором в предыдущей работе, где анализировались отношения указанных учений к обобществлению собственности, нравственности и правосудию ^[3]. Предметом исследования данной статьи выбрано изучение подходов в православии и теоретическом наследии К. Маркса и В. Ленина к диктатуре «пролетариата» (т.е. к тому общественно-политическому строю, который был установлен в России после октябрьского переворота 1917 г.) и террору и их практическому применению. Разделы статьи взаимосвязаны друг с другом.

Диктатура «пролетариата»

Разница христианства и марксизма-ленинизма отчетливо видна при рассмотрении того строя, который был установлен в России в результате государственного переворота 1917 г. Исходя из своих понятий о нравственности, которые были проанализированы в предыдущей статье автора ^[3], В. Ленин писал: «Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть <…> диктатуру осуществляет не весь народ, а только революционный народ…» ^{[28, т.12, с. 320-322]}.

Но понятия «революционный народ» и «пролетариат», В. Ленин понимал по-своему. Он писал И. Арманд: «Поставь в КЗО вопрос о мордобое Каутскому и проголосуй: если большинство провалит, я приеду и высеку это большинство так, что до новых веников не забудут. А мне надо знать, кто составит такое большинство…» ^{[28, т.48, с. 254]}. То есть В. Ленин принимал только свое мнение и только его считал правильным, а большинство, не отвечающее его критериям, будет наказано и взято на заметку. Таким образом, вся революционная диктатура «пролетариата», диктатура «революционного народа» сводилась к диктатуре лично В. Ленина. Еще до государственного переворота 1917 г. Г. В. Плеханов критиковал В. Ленина за его диктаторские наклонности. Он предвидел, к чему они приведут: «Съезд, составленный из креатур ЦК, дружно кричит ему: «Ура!», одобряет все его удачные и неудачные действия и рукоплещет всем его планам и начинаниям… у нас осуществится идеал персидского шаха» ^{[41, с. 90]}. «Персидский шах» В. Ленин и не скрывал этого. В 1920 г он пишет: «…Диктаторская власть и единоличие (единоначалие — Авт.) не противоречат социалистическому демократизму» ^{[28, т.40, с. 301, 303]}.

Такое положение дел подтвердил Л. Б. Красин. В разговоре с Г. А. Соломоном в 1917 г. он сказал: «Нет, ты подумай только, они все с ума сошли с Лениным вместе! Забыто все, что проповедовали социал-демократы… Людьми овладело форменное безумие: ломают все, все реквизируют, а товары гниют, промышленность останавливается, на заводах царят комитеты из невежественных рабочих… А Ленин… да, впрочем, ты увидишь его: он стал совсем невменяем, это один сплошной бред!.. Остальные, которые около него, ходят перед ним на задних лапках, слова поперек не смеют сказать и, в сущности, мы дожили до самого форменного самодержавия» ^{[46, с. 13-14]}. Но Л. Б. Красин впоследствии поступил на советскую службу и занимал высокие посты. Поэтому, чтобы узнать, не изменил ли он своего мнения, уместно будет привести его мысли уже на советской службе. Будучи наркомом путей сообщения и промышленности, когда он предлагал Г. А. Соломону стать его заместителем, Л. Б. Красин сказал: «Ленин — в этом я окончательно убедился — самый настоящий трус, дрожащий за свою шкуру... И Дзержинский играет на этой струнке... Словом, дело обстоит так: все подавлено и подавляется еще больше, люди боятся не то, что говорить, но даже думать... Шпионство такое, о каком не мечтал даже Наполеон третий — шпионы повсюду, в учреждениях, на улицах, наконец, даже в семьях... Доносы и расправа втихомолку... Дальше уже некуда идти... мы с тобой сделали непоправимую ошибку... Теперь ничего не поделаешь. Назвался груздем...» ^{[46, с. 174-175]}. Таким образом, самодержавие царя в результате переворота было заменено на самодержавие вождя большевиков, прикрывающегося словами о диктатуре пролетариата. Указанное положение дел имеет некоторые параллели с китайским учением легизма ^{[8, с. 318-330]}. Возможно, поэтому учение марксизма-ленинизма так прочно укоренилось в Китае.

Т. Просик задает вопрос: «Было ли православное население в России, Болгарии, Румынии и Югославии менее мужественным, по сравнению с населением стран Восточной Европы, воспитанном на западных христианских ценностях, перед лицом "диктатуры пролетариата" или православное христианство лучше подготовило их к принятию "утопической" реальности?» ^{[57, p. 57]} Ответ на этот вопрос лежит в православном учении о власти.

Священное Писание повелевает подчиняться властям: Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены (Рим. 13, 1). Организаторы государственного переворота 1917 г. преступили эту заповедь и свергли правящую власть. Писание говорит о таких: Сборище беззаконных — куча пакли, и конец их — пламень огненный (Сир. 21, 10). Но, с другой стороны, спустя некоторое время, они победили в гражданской войне и сами стали властью. И Церковь, соответственно, признала эту власть.

Чтобы лучше понять, почему это произошло, можно обратиться к подобной истории, произошедшей в древнем Израиле, описанной в Священном Писании. Когда Израиль забывал нравственные заповеди, и умножались преступления, Бог посылал наказания: Я поразил тебя ударами неприятельскими, жестоким наказанием за множество беззаконий твоих (Иер. 30, 14). Так было и тогда, когда Вавилонский царь Навуходоносор напал на Иудею. Господь Бог через пророка Иеремию заповедал иудеям не противиться ему и принять это наказание: …подклоните выю свою под ярмо царя Вавилонского и служите ему (Иер. 27, 12). Но иудеи снова не послушались, и множество их было отведено в плен. Однако Бог дал им утешение: …если взыщете Меня всем сердцем вашим. И буду Я найден вами, говорит Господь, и возвращу вас из плена (Иер. 29, 13-14), когда исполнится вам в Вавилоне семьдесят лет, тогда Я посещу вас и исполню доброе слово Мое о вас, чтобы возвратить вас на место сие (Иер. 29, 10).

Святителя Тихона (Белавина), патриарха Московского и всея России можно сравнить с пророком Иеремией. Он так же признал советскую власть, принимая ее как наказание Божие. О таком пути развития событий в России еще в начале ХХ в. писал святитель Макарий (Невский): «…весь русский народ пришел в такое состояние, в каком некогда находился Израиль, который, отпавши от Бога и предавшись нечестию, за это подвергался разным наказаниям, а потом 70-летнему плену» ^[33].

Таким образом, частично можно согласиться с Т. Просик, что православное христианство оказалось более открытым к принятию «Novum коммунизма», чем западное ^{[57, p. 54-55]}, но только с точки зрения православного учения о власти.

Можно согласиться с Т. Просик также и в том, что православное христианство имеет некоторые параллели с коммунизмом, но с той только разницей, что коммунизм — антихристианское учение: «Секулярная мысль освободительного движения отождествляет аффективное восприятие борьбы революционера во имя свободы и прогресса с религиозным чувством и широко использует мифологию, этику и семантику христианства для достижения собственных целей. Она ставит на место Творца — идола-человека, а на место христианских святых — героев революции» ^{[17, с. 254]}. Д. С. Мережковский справедливо писал, что это выразилось в главной теме литературы таких богостроителей: «Не вопрос о Боге и об отношении человека к Богу, а вопрос о человеке, только человеке, об отношении человека к человеку, помимо Бога, без Бога и, наконец, против Бога» ^{[17, с. 254]}. Таким образом, богостроительство М. Горького справедливо было названо «откровенным идолопоклонством» ^{[17, с. 255]}. Конкретно в России, как видно из вышесказанного, ленинская власть была принята РПЦ как наказание Божие за грехи, которое нужно было перенести.

С точки зрения православия, для Церкви Христовой «непредпочтителен какой-либо государственный строй» ^{[37, с. 26]}. Но, любой государственный строй не опирающийся на вечную нравственность от Бога, сознательно отвергающий Творца, ставящий свою «истину» выше Истины Божией (Ин. 14, 6.), неизбежно склонится ко злу. Например, в наше время многие стремятся к секулярной демократии. Вот что пишет по этому поводу Н. Бердяев: «Демократия не хочет знать радикального зла человеческой природы. Она как будто бы не предусматривает того, что воля народа может направиться ко злу, что большинство может стоять за неправду и ложь, а истина и правда могут остаться достоянием небольшого меньшинства» ^{[6, с. 288]}.

То же самое можно сказать и о монархии. Святитель Филарет (Дроздов) пишет о царе верующем, православном, что тот сам ограничивает свое неограниченное самодержавие законом Божиим, великодушием, любовью к своему народу, желанием общего блага, чтобы руководить народом согласно воле Божией ^{[54, с. 17]}. Но если царь перестанет руководствоваться заповедями Божиими, он может начать творить зло (см. гл. «террор»). От начала человеческой истории после падения прародителей грех вошел в мир (Рим. 5, 13), появилось, как справедливо пишет Н. Бердяев, «зло человеческой природы», а диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить (грехом, подбить на грех — Авт.) (1 Пет. 5, 8), поэтому на земле невозможно построить абсолютно справедливого общества, хотя стремиться к этому необходимо. С точки зрения православного христианства, Бог через Его Церковь удерживает многих людей от зла и направляет к добру. Но, как справедливо пишет Н. Бердяев, Маркс ненавидел саму мысль о Боге («Я жажду отомстить Тому, Кто правит свыше» ^{[11, с. 15]}.), по Марксу нужно злобой и ненавистью классовой борьбы пропитать пролетариат и тогда от него произойдет грядущее «совершенное человечество», т. е. злоба есть единственный источник добра, нужно раздувать, усиливать зло, чтобы правда явилась в мир ^{[7, с. 514-515]}. Это, совершенно очевидно, антихристианское учение.

В Восточной Римской империи (Византии) были выработаны принципы симфонии Церкви и государства. Суть их составляет обоюдное сотрудничество, без вторжения одной стороны в сферу компетенции другой ^{[37, с. 18]}. Но из-за склонности человеческой природы ко злу, эти принципы симфонии властей часто нарушались даже в православных странах. Если же государственная власть расширяет свои полномочия до полной автономии от Бога, игнорирует и даже гонит Церковь, то это может привести к очень сильным злоупотреблениям и даже к обожествлению властителей ^{[37, с. 16]}. Это и произошло в России (массовый террор, фактическое обожествление В. Ленина, культ личности И. Сталина и т. д.). Тем не менее, даже гонимая Церковь призвана терпеть гонения, не отказывая государству, преследующему ее, в лояльности, кроме тех случаев, когда власть принуждает к отступлению от Христа, от Его Церкви или от Его заповедей ^{[37, с. 23]}.

С точки зрения христианства, в вечности всех лжецов участь в озере, горящем огнем (Откр. 21, 8). Ложью была сама основная концепция большевиков, будто в России произошла пролетарская революция, и в стране установлена диктатура пролетариата. На самом деле власть взяла группа революционеров, приехавшая через Германию. Среди приехавших не было ни одного пролетария ^{[39, с. 92-101, 17]}. Делалось все именем пролетариата, т. к. захватчики не могли открыто сказать, что Россию завоевала группа эмигрантов. (Конечно, их поддержали широкие слои населения, что было связано с большой нелегальной многолетней подготовительной работой, проделанной ими до переворота в России, но эта подготовка восстания является преступлением перед Богом — см. выше.) Решения этой новоявленной «диктатуры пролетариата» принимало Политбюро, в котором так же не было ни одного пролетария. Такое положение дел подтверждают и следующие факты. Пролетариат не раз пытался призвать большевиков отдать власть в его руки. Например, рабочие-путиловцы вышли на мирную демонстрацию с красными флагами и лозунгами: «Вся власть Советам», «Власть — рабочим комитетам», «Власть Петроградскому Совету», — т. е. власть — пролетариату, о чем постоянно заявляли большевики. Но это мирное шествие пролетариата было расстреляно. Так же были расстреляны Ижорские и Колпинские, а потом Златоустовские и Астраханские рабочие-пролетарии, которым якобы принадлежала власть, по словам большевиков ^{[19, с. 70-71]}.

Очень показательно в этом отношении Кронштадтское восстание 1921 г. В результате большевицкой политики военного коммунизма население обнищало до крайней степени. Начались забастовки на крупных заводах и столкновения рабочих с войсками ^{[27, с. 103]}. Восстал Кронштадт. Начали поступать заявления о выходе из компартии, т.к. «РКП не выражает волю рабочих и крестьян» ^{[27, с. 340]}. Восставшие обратились с воззваниями. Вот некоторые цитаты из них: «Товарищи коммунисты, пора опомниться. Довольно обманывать своих отцов и расстреливать братьев крестьян и рабочих» ^{[27, с. 340]}. «Долой комиссародержавие!.. Прочь грязные лапы, забрызганные кровью наших братьев и отцов… Труженик, разве для того ты свергнул царизм, сбросил керенщину, чтоб посадить себе на шею опричников Малют Скуратовых с фельдмаршалом Троцким во главе?.. Да будет проклято ненавистное иго коммунистов! Долой партийный гнет! Да здравствует власть рабочих и крестьян! Да здравствуют свободно избранные Советы!» ^{[27, с. 404-405]} Из этих цитат видно, что никакой реальной диктатуры пролетариата, никакой власти рабочих и крестьян, никакой советской власти де-факто не существовало. Существовала диктатура одной партии, а точнее ее политбюро. Но коммунисты поняли, что если продолжать и далее до крайности угнетать рабочих и крестьян, Кронштадтское восстание может поддержать вся Россия. Поэтому 14 марта 1921 г. X съезд РКП(б) срочно ввел НЭП и продналог вместо продразверстки. Военный коммунизм был отменен, а восстание было жестоко подавлено.

Против красных успешно воевали пролетарские отряды Ижевска, Воткинска и Сарапула, а также местные партизаны. Из всех них впоследствии была сформирована Ижевско-Воткинская белая дивизия. Л. Троцкий посылал исключительные по жестокости приказы: «Стереть Ижевск и Воткинск с лица земли! Пленных не брать, жителей не щадить!» ^{[5, с. 83-84]}

В фильме «Чапаев» был показан расстрел из пулеметов наступавших белогвардейцев-каппелевцев. На самом деле каппелевцев тогда на этом участке фронта не было, а из пулеметов стреляли по наступающим на красных рабочим и крестьянам ^{[16, с. 149]}. Это один из примеров лжи советской пропаганды. Власть фактически принадлежала не рабочим и крестьянам (тем более не остальным слоям населения) а кучке большевиков во главе с В. Лениным.

Таким образом, исходя из вышесказанного, большевизм, претендовавший на выражение воли народа, на самом деле выражал волю диктатора, к тому же ненавидевшего саму мысль о Боге ^{[28, Т. 48. с. 226-228]}. Т. е. государственный строй в России после большевицкого переворота 1917 г. фактически был не диктатурой пролетариата, а антихристианской антинародной монархией, лживо прикрывающейся маской выразителей воли народа.

Об этом писал Н. Бердяев. В 1924 г. он опубликовал свою книгу «Новое средневековье» ^[6]. В ней он пишет, что социализм прямо противоположен демократии, социализм в принципе отрицает суверенитет, свободное изъявление воли народа. Носителем «идеи» пролетариата, знающим «истину», является небольшая избранная группа, например, большевиков. Ради этой «идеи» «пушками, штыками, батогами», каким угодно террором можно принуждать фактический пролетариат, т. е. «несознательную» массу рабочих и всех остальных к осуществлению этой «идеи». Всех пролетариев, которые не осознали «правильной» идеи своего класса, необходимо лишить права на волеизъявление. (В. Ленин: «Если вы хотите ввести оппозицию в ЦК… позвольте этого не позволить. "Ра6очая оппозиция" выражает шатания беспартийной массы» ^{[29, с. 420]}.) Отсюда принципиальное оправдание диктатуры, тираническое господство кучки «истинных носителей чистой социалистической идеи» над большинством, пребывающем во «тьме». (В. Ленин: «Имеет ли право большинство быть большинством?» ^{[29, с. 419]}.) Социализм принципиально нетерпим к инакомыслящим, по своей «идее» он запрещает свободу. «Социализм есть система Великого Инквизитора» ^{[6, с. 294-295]}.

Путешествовавший в те времена по советской России А. Терне подтвердил такое положение дел в стране. Он писал, что теоретически считается, что власть принадлежит рабочим и крестьянам. Но фактически никем и ничем не ограниченная власть принадлежит небольшой группе руководителей компартии, которые заинтересованы только в том, чтобы удержаться у власти ^{[49, с. 40]}. Также старый революционер Г. В. Плеханов, приехав в Россию, писал, что диктатура большевиков была диктатурой группы людей, а не трудящегося населения, не диктатурой большинства, и именно поэтому им все чаще приходится прибегать к террору ^{[40, с. 267]}.

Террор

Отрицательное отношение к вечной нравственности, как было показано в статье автора ^[3], привели и к соответствующим методам в борьбе за власть. Основы теоретического обоснования террора были заложены еще К. Марксом. Он писал, что существует только одно средство для того, чтобы сократить «кровавые муки родов нового общества» — революционный терроризм ^{[34, т. 5. с. 494]}. Из этой цитаты видно, что К. Маркс предлагал использовать террор как инструмент переходного этапа к новому «справедливому» обществу, однако это нисколько не оправдывает преступность насаждения этих «кровавых мук» с точки зрения православия. Цель не оправдывает средства. Об этом уже говорилось в статье автора ^[3]. В. Ленин продолжил и развил учение К. Маркса о терроре: «Принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказываться от террора» ^{[28, т. 5, с. 7]}. Это высказывание было сделано в мае 1901 г., когда никакого белого террора еще не существовало. Поэтому оправдание красного террора, якобы ответом на террор белый не имеет под собой никаких оснований. Террор — теоретически обоснованная составная часть учения марксизма-ленинизма. А. П. Антонов-Овсеенко справедливо считает, что И. Сталин оказался верным продолжателем дела В. Ленина, который взрастил в своей партии железную дисциплину и слепую преданность. Эти принципы «славно послужили сталинщине». В. Ленин создал централизованный партийный аппарат, И. Сталин завладел этим аппаратом и беспощадно эксплуатировал армейскую дисциплинированность и фанатичную преданность членов партии. Нетерпимость В. Ленина к меньшевикам и эсерам И. Сталин перенял и довел ее до логического конца — физического уничтожения всех инакомыслящих ^{[2, с. 262-263]}.

Христианство не отрицает совсем применение силы государственной властью, но это применение силы должно быть основано на правосудии: …начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч (орудие убийства — Авт.): он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести (Рим. 13, 4-5). Злое — это грех, нарушение заповедей Божиих — вечной нравственности, преступление перед Богом любого человека не зависимо от его сословия и материального положения. В идеале оно должно быть преступлением и перед государством.

Среди христианских конфессий оправдывали жестокость, пытки и физическое уничтожение инакомыслящих только отколовшиеся в 1054 году от единой Православной Церкви католики. Но они и откололись от православия как раз из-за искажения ими христианского вероучения. Они даже создали особый инструмент насилия — инквизицию. В Православной Церкви не было аналогичных институтов, за всю многовековую историю. Известны лишь единичные подобные случаи, не получившие распространения, которые не одобрялись многими отцами Церкви ^{[22, с. 253] [23, с. 10] [24, с. 496] [48, с. 257]}. Однако не следует путать действия Церкви с действиями государственной власти, которая во все времена часто поступала по своему усмотрению, без оглядки на Церковь. Например, Церковь в лице лучших своих представителей прп. Арсения Новгородского, свт. Филиппа (Колычева) ^{[51, с. 45, 51, 68]}, блаженных Николая Салоса и Василия Московского, осудила террор царя Иоанна Грозного, как образ действий неприличный христианскому государю ^{[53, с. 101-102]}.

В истории Церкви много подобных примеров. Так, в 390 г., когда император Феодосий жестоко подавил восстание фессалоникийцев, было убито множество неповинных людей, в т. ч. женщин и детей. Святитель Амвросий Медиоланский из-за этого не пустил его в храм и написал ему обличительное письмо ^{[44, с. 121]}, где он назвал этот акт террора злодеянием ^{[1, с. 387]} и грехом — преступлением перед Богом ^{[1, с. 391]}. Император раскаялся и явился для принесения покаяния ко входу в храм без императорских одежд ^{[44, с. 121]}. На Руси патриарх Адриан пытался остановить массовые пытки и казни стрельцов формально православным царем Петром I, но тот не послушал патриарха ^{[45, кол. 1191]}.

Это касается отношения Православной Церкви к любой власти. Так, патриарх Тихон (Белавин) в 1918 г. написал воззвание большевикам: «Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это — поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей — загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей — земной. Властью, данной Нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские…» ^{[50, с.46]}. Конечно, большевики не послушали патриарха. Приведенное единодушное мнение многих отцов Церкви об отношении к террору соответствует принципу consensus patrum и является православным учением.

Православное христианство основывается на Священном Писании, которое говорит: Горе тем, которые постановляют несправедливые законы и пишут жестокие решения (Ис. 10, 1). Праведный печется и о жизни скота своего, сердце же нечестивых жестоко (Прит. 12, 10), друг над другом, не господствуйте с жестокостью (Лев. 25, 46). И еще: Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут… Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими (МФ. 5, 7-10). Православие учит, что даже в войнах в защиту веры и Отечества нужно соблюдать эти заповеди Божии. В Священном Писании описан пример, когда к Иоанну Крестителю, который учил законам Божиим, приходили воины и спрашивали, что имделать? (Лк. 3, 14) Он не велел им бросать оружие, а …сказал им: никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем (Лк. 3, 14). Таким образом, воинам запрещено грабительство и любое насилие над мирным населением. Пример такого поведения показал русский православный полководец А. В. Суворов. Хотя Ю. M. Лотман приписывает ему «противоречие» — помимо искренней православной веры еще вдобавок почитание «культа античного героизма», но это не соответствует действительности. А. В. Суворов читал античных историков Тацита, Плутарха и др., а также приводил в пример героические поступки древних ^{[32, с. 283]} (что нисколько не противоречит православию), но нигде и никогда он не воздавал языческого религиозного поклонения культу античных героев. Поэтому данное «противоречие» Ю. M. Лотмана надумано. А. В. Суворов учил: «Гони, коли! Остальным давай пощаду. Грех напрасно убивать. Они такие же люди. Умирай за Дом Богородицы, за матушку, за пресветлейший дом! — Церковь Бога молит. Кто остался жив, тому честь и слава! Обывателя не обижай… солдат не разбойник… Неприятель сдался — пощада!.. Молись Богу! От Него победа… Он нам генерал!» ^{[47, с. 43-48]}. Это пример православного поведения в суровых условиях войны.

Совершенно противоположна православному учению теория и практика марксизма-ленинизма. 30-го ноября 1920 года появилось «правительственное сообщение» о том, что официально введен особый институт заложников. На это откликнулся письмом к В. Ленину старый анархист П. А. Кропоткин. Он писал: «Неужели не нашлось среди Вас никого, чтобы напомнить, что такие меры представляют возврат к худшему времени средневeковья...» ^{[35, с. 28]}.

Даже в революционную прессу просочились сведения о применении пыток новой властью, что было тогда еще непривычно для многих большевиков. В частности, газета «Известия» от 26-го января 1919 года № 18 публикует статью под заголовком «Неужели средневековый застенок?»: «Тут избивали людей до потери сознания, a затем выносили без чувств прямо в погреб или холодильник, где продолжали бить с перерывом по 18 часов в сутки». Через два месяца газета «Правда» № 12 от 22-го февраля 1919 г. опубликовала информацию о том, что во Владимирской ЧК «иголками колют пятки». И это были не отдельные проявления жестокости, а общее правило. Начальство ЧК даже взыскивало с подчиненных за не применение пыток. Московский «Еженедельник ЧК» № 3 от 06.10.1918 опубликовал статью председателя Нолинской ЧК «Почему вы миндальничаете?». В ней говорилось: «Скажите, почему вы не подвергли его, этого самого Локкарта самым утонченным пыткам, чтобы получить сведения… почему вы вместо того, чтобы подвергнуть его таким пыткам, от одного описания которых холод ужаса охватил бы контрреволюционеров, скажите, почему вместо этого позволили ему покинуть ЧК? Довольно миндальничать!... Извлечь из него все, что можно, и отправить на тот свет!» ^{[35, с. 132]} Для этого новая власть часто использовала в своей работе откровенных садистов. Как писал в стихах (!) один из исполнителей красного террора чекист Эйдук: «Нет больший радости, нет лучших музык, как хруст ломаемых жизней и костей» ^{[11, с. 26]}.

Террор и жестокость насаждались с самого верха новой власти В. Лениным. Например, он писал относительно взятия Казани, что необходимо «образцово-беспощадное подавление» восставших, «нельзя жалеть города и откладывать дольше, ибо необходимо беспощадное истребление» ^{[28, т.50, с.178]}. Еще один пример. В телеграмме И. Т. Смилге и Г. К. Орджоникидзе В. Ленин пишет: «Нам до зарезу нужна нефть, обдумайте манифест населению, что мы перережем всех (поголовно всё население! — Авт.), если сожгут и испортят нефть и нефтяные промыслы» ^{[28, с. 330]}.

Характерны были для большевиков и методы подавления Кронштадтского восстания 1921 г. Войскам, штурмовавшим Кронштадт, было приказано «жестоко расправиться с мятежниками, расстреливая без всякого сожаления». Были введены заградотряды с приказом несогласных «расстреливать на месте» ^{[27, с. 395]}. Для всего этого командование запросило прислать «хороших коммунистов», т.к. «нужны головорезы на кронштадтскую публику». Из этих слов следует, что хороший коммунист — это головорез ^{[27, с. 342]}.

Методы большевиков можно увидеть и из следующего рукописного распоряжения В. Ленина: «Под видом «зеленых» (мы потом на них и свалим) пройдем на 10 — 20 верст и перевешаем кулаков, попов, помещиков. Премии 100 000 руб. за повешенного» ^{[29, с. 400]}. Из этой цитаты вождя революции видно, что отказ от вечной нравственности позволил коммунистам, помимо террора, еще и безапелляционно лгать и клеветать на своих противников, приписывая им свои преступления.

Лидеры большевиков избрали террор путем переделки «человеческого материала» во имя «светлого» будущего». Вследствие чего, взаимная ненависть приобрела характер массового психического заболевания. Революция оказалась не праздником справедливости, а воплощением мести, зависти, расправы. Возведя непримиримость и ненависть в государственную идеологию, большевики сделали всё, чтобы превратить людей в соучастников своего вандализма ^{[4, с. 8]}. Н. Бердяев писал: «В русской революции реализовался крайний антигуманистический социализм» ^{[6, с. 310]}.

Нужно заметить, что во время гражданской войны белая армия тоже прибегала к террору. Поэтому, чтобы лучше была видана суть красного террора, следует для сравнения хотя бы вкратце остановиться на терроре белом. Со стороны противников красной армии также были случаи применения террора. Причем по жестокости они иногда не уступали красному террору. С точки зрения христианства, белый террор так же нельзя оправдать. Это есть такое же преступление перед Богом, как и террор красный. Но здесь нужно заметить следующее. Нигде в белом лагере, в отличие от их противников, не было теоретического обоснования террора, как системы власти ^{[35, с. 6]}. Наоборот, случаи применения террора и жестокости в белой армии были беззаконным проявлением самоуправства и «атаманщины». Правительства белогвардейцев издавали указы, запрещающие применение таких методов. Так, А. И. Деникин вспоминает: «Мы — и я, и военачальники — отдавали приказы о борьбе с насилиями, грабежами, обиранием пленных и т. д. Но эти законы и приказы встречали иной раз упорное сопротивление среды…» ^{[15, с. 172]}. И отношение к этим преступлениям у А. И. Деникина было вполне христианское. Он совершенно не оправдывал эти преступления и называл их «мрачной бездной морального падения»: «И жалки оправдания, что там, у красных, было несравненно хуже. Но ведь мы, белые, вступали на борьбу именно против насилия и насильников!..» ^{[15, с. 172]}

В правительстве А. В. Колчака 27 июня 1919 г. был учрежден «Комитет по обеспечению порядка и законности в управлении». Он отменял жестокие приказы некоторых белогвардейских начальников, случавшиеся иногда в то время. Но, тем не менее, это не предотвратило всех преступлений. Белые не имели достаточно сильного аппарата на местах, чтобы бороться со злоупотреблениями ^{[52, с. 47]}. Таким образом, ответственность за эти преступления ложится не на белогвардейские правительства, а на отдельных конкретных нарушителей их указов.

Как показано выше, красный террор, в отличие от белого, был неотделимой частью учения большевизма. Причем в созданную большевиками машину террора часто попадали и сами организаторы этой системы власти. Например, организовавший переезд В. Ленина через Германию и закрывший его собой во время покушения Ф. Платтен впоследствии умер в лагере, питаясь из консервной банки вместо посуды ^{[39, с. 164]}. В 1956 г. на секретный запрос Политбюро КГБ сообщил, что только за 5 лет в период с 1935 по 1940 год было арестовано примерно 16 миллионов человек, из которых, по крайней мере, семь миллионов были расстреляны или умерли в ГУЛАГе ^{[30, с.438]}.

В. Н. Земсков в своей работе, сделанной на основе архивных данных ГУЛАГа, приводит цифры существенно ниже указанных ^{[20] [21]}. Но существуют факты, заставляющие усомниться в правдивости архивных данных, с которыми работал В. Н. Земсков. Так, в «Записной книжке Ежова» на 1938 г. указано примерно на 300 тыс. заключенных больше, чем у В. Н. Земскова ^{[31, с. 116]}. Аналогичное расхождение обнаруживается по данным на январь 1937 г.: для учета в переписи населения НКВД СССР сообщило статистической службе, что в ГУЛАГе числится 2,6 млн. заключенных. У В. Н. Земскова общая численность заключенных на то время — 1,2 млн. Разница более, чем в 2 раза. За контрреволюционную деятельность по Земскову осуждено 20-30% заключенных, а согласно справке 1-го спецотдела МВД СССР — до 80% ^{[31, с. 120]}. Доклад начальника ГУЛАГа В. Г. Наседкина о работе в годы войны говорит, что к началу войны общее количество заключенных, содержащихся в ИТЛ и колониях, составляло 2,3 млн. чел., у В. Н. Земскова — 1,93. Разница — почти 400 тысяч. И это не считая заключенных, содержащихся в тюрьмах.

Кроме того, статистика смертности санитарных отделов ГУЛАГа никогда не учитывала число расстрелянных заключенных, а также умерших в пересыльных тюрьмах и во время этапов. К этим цифрам нужно добавить замученных в пыточных, убитых «при попытке к бегству», умерших от голода, в т. ч. из «перемещенных народов» Северного Кавказа, Крыма, Поволжья, Прибалтики и т. д., а также из «спецпереселенцев» — раскулаченных и сосланных крестьян ^{[31, с. 312]}. В 1942 году И. Сталин признался У. Черчиллю, что за годы коллективизации было сослано десять миллионов крестьян, но это было «абсолютно необходимо» для России. Из них, по разным источникам, умерло от голода от трех до шести миллионов человек. Причем И. Сталин продавал Западной Европе хлеб, в то время как крестьяне в СССР умирали от голода ^{[2, с. 97]}. Их также можно отнести жертвам террора. Некоторые «спецоперации», такие как расстрел 25 тыс. польских офицеров вообще ни в какой статистике не отображались. Данные хранились в «Особой папке» Политбюро, а не в архиве ГУЛАГа ^{[31, с. 129]}.

ГУЛАГ был не единственным управлением лагерей. В 1932 г., согласно приказу ОГПУ № 287/с, был создан Северо-Восточный лагерь, который подчинялся «Дальстрою», а ГУЛАГ передал заключенных для его функционирования ^{[13, с. 226]}. В дальнейшем были созданы другие специализированные управления лагерей, не входившие в ГУЛАГ: Главгидрострой, ГУЛЖДС (главное управление лагерей железнодорожного строительства), Главпромстрой, ГУЛГМП (главное управление лагерей горно-металлургической промышленности) и др. Соответственно, их данные в статистику ГУЛАГа не попадали ^{[31, с. 128]}.

В 1939 года распоряжением Л. Берии часть Казанской психиатрической больницы была передана в подчинение НКВД. Осужденные направлялись туда на принудительное лечение во внесудебном порядке, по определению «Особого совещания» при НКВД СССР. Через эту больницу прошло 10 тысяч пациентов, из них 18 % погибли. По данным на 1 июля 1956 года 62% из них были осуждены по статье 58 УК РСФСР. Системе карательной психиатрии понадобилось резкое увеличение мест для такого рода заключенных. Если в 1935 году в СССР в психиатрических больницах имелось 33 тысячи коек, то к 1974 году их было уже 390 тысяч. И. Бродский, проведший всего 2 месяца в психиатрической больнице, рассказывал, что это место гораздо страшнее тюрьмы и ссылки ^{[43, с. 100, 102, 108]}. Все эти погибшие и пострадавшие люди также относятся к жертвам репрессий.

А. П. Антонов-Овсеенко показывает, что советская статистика имела двойные и даже тройные стандарты для отображения данных: одни цифры были фактическими, вторые — для начальства, третьи — для публикации общественности ^{[2, с. 104, 109, 112, 115-116, 258, 260, 311]}. Правда, А. П. Антонов-Овсеенко пытается отстаивать и «честное имя революционера» — своего отца, расстрелянного в 1938 году ^{[2, с. 368]}. Но как раз его отец с особой жестокостью подавлял восстание тамбовских крестьян, восстание пролетариата Ижевска и Воткинска. Он же вводил расстрелы по «пролетарской необходимости». Он же сам и попал в созданную при его активном участии машину террора ^{[46, с. 199]}. Как говорит Священное Писание: Вот, нечестивый зачал неправду, был чреват злобою и родил себе ложь; рыл ров, и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил (Пс. 7, 15-16). С точки зрения православного христианства словосочетание «честный революционер» невозможно. Революционер — преступник, восстающий против законной власти (см. выше).

В число жертв сталинских репрессий входят также все члены семей, в т. ч. дети репрессированных. А если учесть количество не родившихся детей в результате уничтожения несостоявшихся родителей, разлучения мужей с женами и т. д., то убыль населения СССР в результате террора будет исчисляться, вероятно, десятками миллионов человек.

Касательно вопроса о жертвах террора, уместно будет привести высказывание маршала А. М. Василевского: «В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел». Иными словами, если бы И. Сталин перед войной не уничтожил почти всё высшее военное руководство страны, самой войны и загубленных десятков миллионов жизней могло бы не быть ^{[31, с. 155 — 156]}. То есть этих людей также можно косвенно отнести к жертвам сталинского террора. Во всяком случае, предвоенная «чистка» высшего руководства красной армии очень сильно ослабила обороноспособность СССР, что, несомненно, привело к очень большим неоправданным потерям в Великой Отечественной войне. Этот тезис еще можно подтвердить, обратившись к подобной ситуации в годы гражданской войны. Л. Троцкий, проводивший «децимирование» (расстрел в качестве наказания каждого десятого), писал, что «децимированный ком. состав расшатан чисткой», поэтому «может оказаться, что у нас не армия, а карточный домик» ^{[29, с. 483]}. Исходя из всего вышесказанного, В. Н. Земсков раскрыл только самую вершину айсберга репрессий.

Что примечательно, Ф. Энгельс дал довольно объективную характеристику террора французской революции, которая справедлива и для событий в России: «Террор — это большей частью бесполезные жестокости, совершаемые ради собственного успокоения людьми, которые сами испытывают страх». И еще он писал, что пользовалась террором «шайка прохвостов, обделывавших свои делишки» ^{[34, т. 33. с. 45]}. Но у Ф. Энгельса есть и противоположные мысли. В письме И. Вейдемейеру он пишет, что при приходе к власти их партия будет требовать «решительных мероприятий и абсолютной беспощадности», и на то, что их станут считать чудовищами, им наплевать ^{[34, т. 28. с. 490-491]}. К. Маркс разделял такие мысли Ф. Энгельса. Как было показано выше, он считал необходимым совершать эти преступления (террор) при «переходном периоде» к утопическому обществу. Данное учение было развито и воплощено в линии Маркса — Ленина — Сталина.

В вопросе о теоретическом обосновании террора К. Марксом уместно обратить внимание на следующее. В произведении «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» К. Маркс восклицает словами Мефистофеля (дьявола) из трагедии Гёте «Фауст»: «Все, что возникает, достойно гибели» ^{[34, т. 8. с. 124]}. В переводе на русский язык Н. А. Холодковского, эти слова Мефистофеля звучат так: «…лишь на то, чтоб с громом провалиться, годна вся эта дрянь, что на земле живет». Далее у Гёте Мефистофель поясняет свои слова: «Короче, всё, что злом ваш брат зовет, — стремленье разрушать, дела и мысли злые, вот это всё — моя стихия» ^{[12, с. 22]}. Исследуя подобные высказывания К. Маркса, его работы, переписку, биографию, Р. Вурмбранд пришел к выводу, что К. Маркс был не атеистом, а сатанистом, т. е. верил в существование Создателя и дьявола и служил последнему. В своей книге «Маркс и Сатана» он приводит подробную информацию по этому вопросу ^[11].

В течение жизни К. Маркса произошло коренное изменение его взглядов — духовное перерождение. В молодости он называл близких: «дорогой отец», «наш ангел матушка» ^{[34, т. 40, с. 17]}. А в зрелом возрасте после смерти своей матери он писал Ф. Энгельсу: «…я могу быть более полезным, чем эта старуха. Я спешу в Трир за наследством!» ^{[11, с. 34]}. И еще: «Вчера нам сообщили о смерти девяностолетнего дяди моей жены — весьма радостное событие… Моя жена получит сто фунтов стерлингов. Могло бы быть и больше, если бы «старый пёс» не оставил часть денег своей экономке» ^{[11, с. 34]}. В юности К. Маркс писал о «единении верующих с Христом» ^{[34, т. 40, с. 590]}, а потом:

«Хочу я душу в океане

Уничтоженья утопить…

Служите богу, коль хотите —

Из недр его вы поднялись,

Меня вы с ним не примирите,

Мы с ним навеки разошлись». (К. Маркс. «Желание».) ^{[34, т. 40, с. 549-550]}

«Дьявол такт мне отбивает,

Он — смычок мой направляет». (К. Маркс. «Неистовые песни».) ^{[34, т. 40, с. 18]}

Эту дилемму упоминает Н. Бердяев. Он считал, что мировой социализм поставил человечество перед выбором: либо единение людей во Христе, либо единение людей в антихристе ^{[6, с. 309]}. К. Маркс, разрабатывая свою теорию, судя по всему, выбрал последнее. Таким образом, если Р. Вурмбранд прав, и К. Маркс действительно был сатанистом, то террор — это прямое следствие взглядов К. Маркса, а забота о всеобщем благе — только маска:

«С презреньем, закованной в латы рукою

Я врежу миру в лицо,

И увижу крушение этого гигантского карлика…

Каждое моё слово — ад и раздор,

И почувствую себя равным Создателю…

И всё же тебя, олицетворённое человечество,

Силою моих могучих рук

Я могу схватить и раздавить с яростной силой,

В то время как бездна сияет предо мной и тобой в темноте,

Ты провалишься в неё, и я последую за тобой,

Смеясь и шепча на ухо:

"Спускайся со мною, мой друг!"» (К. Маркс. «Оуланем».) ^{[11, с. 10-13]}

Некоторые нынешние апологеты марксизма-ленинизма и в наше время считают, что необходимо применять жестокие методы: «…действовать надо максимально смело и жёстко, помня о том, что только железной рукой можно загнать человечество к счастью» ^{[38, с. 423]}.

С точки зрения христианства, даже одна несправедливо загубленная жизнь — уже тяжкое преступление. Например, ветхозаветный царь Ахав захотел получить виноградник Навуфея, но тот отказался его продать. Жена Ахава Иезавель распорядилась оклеветать Навуфея, в результате чего последнего предали смерти. Тогда Бог, через пророка Илию изрек приговор, что будет истреблен весь дом Ахава. А о Иезавели сказал Господь: псы съедят Иезавель за стеною Изрееля (3 Цар. 21, 23). Что, соответственно, и произошло. Поэтому гибель многих членов «ленинской гвардии» в созданной ими самими машине террора можно считать карой Божией за их злодеяния.

Итак, террор есть преступление с точки зрения православного христианства, и главная вина за него ложится на его организаторов. У белых — на некоторых командиров, нарушавших приказы о недопустимости террора, у красных — на В. Ленина и большевиков, насаждавших террор как систему управления.

Выводы. Данная статья показывает, что по рассматриваемым вопросам марксизм-ленинизм имеет неразрешимые фундаментальные противоречия с христианством. Правда, со временем диктатура кучки иммигрантов в России после государственного переворота 1917 г. постепенно стала сменяться доступом к управлению государством низших слоев населения, разделявших убеждения большевиков. Но это не привело к равноправию. Ключевые руководящие посты в стране были заняты членами коммунистической партии. Выходцам из высших сословий царской России был практически закрыт доступ к работе в высших органах власти. Против неугодных проводился беспощадный массовый террор.

После Великой Отечественной войны ситуация изменилась ^[55]. На смену массовому террору пришла относительная законность. Однако, как видно из данной статьи, это было отступлением от марксизма-ленинизма (ревизионизмом). Правда, это было связано также и с уничтожением некоторых классов общества. Тем не менее, террор, хотя и в меньших масштабах и более скрытых формах, оставался. Одним из главных инструментов репрессий в СССР против политических оппонентов и людей, неугодных властям, стала карательная психиатрия, которая применялась и для борьбы с религией ^{[26, с.17]}. Так, например, был принудительно помещен в психиатрическую больницу прп. Амфилохий Почаевский, ныне канонизированный РПЦ в лике святых ^{[9, с. 486]}.

Правящей и единственной партией в СССР оставалась Коммунистическая партия ^{[25, с. 4]}. Фактически же в стране оставалась диктатура Политбюро КПСС, а не диктатура пролетариата. Выборы и съезды КПСС были фикцией. Выбирался только один кандидат, утвержденный наверху, за которого голосовали 99 процентов избирателей. На съездах тоже все голосовали «за» ^{[56, р. 97]}. Де-факто тоталитарный характер советской системы и наличие репрессивных и цензурных органов по контролю со стороны коммунистической партии в значительной степени противоречили соблюдению конституционных прав граждан ^{[18, с. 283-336]}. По отношению к Церкви открытый террор прекратился, был даже небольшой период потепления отношений. Но в РПЦ власти СССР продолжали видеть идеологического противника. Гонения на Церковь остались в виде дискриминационно-ограничительной и репрессивной политики государства. ^{[36, с.23] [55]}. Таким образом, противоречия между христианством и социализмом в СССР, хотя и были несколько сглажены, но не были устранены. А с марксизмом-ленинизмом эти противоречия не могут быть устранены в принципе, по своей сути — это антихристианское учение.