Общественные просветительные инициативы в сфере культуры Восточной Сибири на страницах сибирских газет в последней четверти XIX – начале XX вв.

Севостьянова Елена Васильевна кандидат исторических наук доцент, кафедра мировой экономики, предпринимательства и гуманитарных дисциплин, Читинский институт (филиал) Байкальского государственного университета 672000, Россия, Забайкальский край, г. Чита, ул. Анохина, 56 Sevostyanova Elena PhD in History Docent, the department of International Economics, Entrepreneurship and Humanitarian Disciplines, Chita Institute (Branch) of Baikal State University 672000, Russia, Zabaikal'skii krai, g. Chita, ul. Anokhina, 56 Sevostyanova.elena@mail.ru Другие публикации этого автора

Постановка проблемы

Гражданское общество в пореформенной России формировалось вместе с развитием сети добровольных объединений. Организация и деятельность добровольных ассоциаций разных типов и наименований в значительной мере способствовала формированию гражданского самосознания, помогая создавать, расширять и защищать пространство между государством и индивидом, ослабляя институциональное давление на личность. В Восточной Сибири, при отсутствии земства, ставшего в европейской части России базой для формирования либеральных и демократических объединений, общественные объединения имели особое значение. Общественная инициатива в сфере культуры была гранью культурного развития региона и формирования гражданского общества.

Объектом исследования является отражение в сибирской прессе последней четверти XIX – начала XX вв. гражданских просветительных инициатив в Восточной Сибири. В этот период местная печать создавала образ сибирской действительности, активно формировала общественное мнение о новых социокультурных явлениях. Предмет исследования отражен в названии, цель – выявить основные содержательные компоненты, моделирующие общественное мнение о реализации просветительных инициатив в сфере культуры. Актуальность определяется тем, что периодическая печать способствовала не только информированию, но и мобилизации интеллигенции для решения актуальных просветительских задач. Эту роль региональной печати отмечали уже современники рассматриваемого периода. Так, М.В.Козьмин в 1910 г. писал, что во второй половине XIX в., при наличии в Иркутске интеллигенции, желающей работать на общую пользу, она не была объединена «общностью стремлений и взглядов», испытывала «чувство недовольства и неопределенную жажду лучшего». В этих условиях, по мнению М.В.Козьмина, оживлению общественной жизни способствовало издание неофициальной части «Иркутских губернских ведомостей» и газеты «Амур». Именно газеты дали выражение тем «мыслям, которые воспитывались в душах», способствовали «сознательной группировке общественных элементов» ^[1]. Современными исследователями не раз отмечалось, что при пестроте и разнообразии российской провинциальной жизни и громадности расстояний, периодической печати принадлежала особая коммуникативная роль: она была основным каналом информационного обмена, занимала ключевое место в приобщении к достижениям культуры и формировании общественного мнения.

Материалы и методы

В историографии изучение гражданских просветительных инициатив начинается уже в конце XIX в. - начале XX в. Большое количество исследований рассматривали отдельные виды просветительной работы: воскресные школы, публичные лекции и народные чтения, Народные дома и т.д., организуемые общественностью ^[2],[3]. О роли интеллигенции в этой деятельности писали А.С., Пругавин ^[4], В. Чарнолусский ^[5]. Правовой статус общественных объединений исследовал Н.П. Ануфриев ^[6]. Автор отмечал, что эволюция правительственной политики сводилась только к изменению техники регламентации: в первой половине XIX в. требовалось Высочайшее утверждение; во второй половине XIX в. – утверждение соответствующего министерства; в начале XX в. (после принятия закона об обществах и союзах) - утверждения губернатора, но в целом со стороны правительства сохранялся ограничительный характер регламентации. В 1911г. Т.Белоусов писал, что сам факт создания различных обществ «для удовлетворения часто мелких потребностей не говорит ли о том, насколько настойчиво добивается страна своего права» на союзы, общества, собрания. Участие интеллигенции в организации добровольных объединений, инициативная роль в создании просветительных учреждений анализировались советскими исследователями ^[7]. С 90 г. XX в. в российской и зарубежной исторической науке возрастает интерес к изучению формирования гражданского общества в позднеимперской России через деятельность добровольных неполитических объединений различных типов ^[8],[9]. В этот период значительный интерес проявили зарубежные исследователи ^[10]. Однако, как указывают специалисты, несмотря на большое количество опубликованных работ, проблема изучения деятельности добровольных гражданских ассоциаций сохраняет исследовательский потенциал и не теряет актуальности ^{[11],[12],[13]}. Рассматривалась проблема и на уровне различных регионов империи, в том числе, на материалах Сибири в целом и Восточной Сибири, в частности. На материалах Восточной Сибири продолжается изучение региональных научных обществ Забайкальской области, Иркутской и Енисейской губерний ^{[14],[15],[16]}. Исследуется правительственная политика и позиция региональных властей в отношении научных и культурно-просветительных обществ и гражданских ницициатив ^{[17],[18],[19],[20]}. Материалы региональной прессы все чаще используются при характеристике общественных объединений ^[21].

Основной источниковой базой стали материалы газет, дополнительно использовались опубликованные и архивные материалы. Наибольший интерес представляли газеты либерального направления, ибо как раз они не только отражали модернизационные процессы в сфере культуры, но и в наибольшей степени моделировали общественное мнение. В межреволюционный период на такие газеты как «Голос Сибири», «Восточная Заря», «Забайкальская новь» влияние оказывали социал-демократы. Однако, как отмечал С.В.Макарчук, тесное сотрудничество социал-демократов с либерально и демократически настроенными непартийными самодеятельными организациями усиливало крыло сторонников «культурничества» и «легализма» ^[22]. Все большее их число склонялось к цивилизованным методам решения проблем. Отметим, что в журналистике значительной была роль политических ссыльных. По подсчетам Л.С.Любимова, в газете «Восточное обозрение» ссыльные составляли почти треть сотрудников и корреспондентов газеты ^[23]. Ссыльный И.И.Попов (с 1894 г. – редактор газеты «Восточное обозрение») писал, что, не будучи сибиряком, «стал толкователем сибирского миросозерцания» и никто не оспаривал у него этого права ^[24]. По мнению И.И.Попова, именно ссыльные стали для Сибири тем «благодатным фактором», который стимулировал развитие общественной жизни в целом, научных и культурно-просветительных инициатив.

Использованы историко-типологический и проблемно-хронологический. методы. Поскольку исследование ограничено той стороной культуры, которую можно считать неформальной, это определило выбор в качестве методологической основы идеи о формировании «культурных гнезд» в городах Сибири ^[25],[26]. Как писал А.С.Ахиезер, возникновение социокультурных прогрессивных инноваций, носит «очаговый характер» ^[27]. Для возникновения инициатив, выходивших за рамки сложившегося социокультурного опыта, важно было наличие инновационного меньшинства, а для их распространения возможность трансляции нового опыта, в том числе, через периодическую печать.

Результаты и обсуждение

Выбор ракурса исследования определен двумя значимыми факторами. Во-первых, общепризнано, что российская интеллигенция считала себя посредником в распространении и демократизации образования и культуры; интеллигенции принадлежала ведущая роль в создании научных и культурно-просветительных обществ. Во-вторых, на динамику гражданских просветительных инициатив влияла правительственная политика, как на центральном, так и на региональном уровне. Между властью и общественными ассоциациями, как элементами гражданского общества, существовали противоречивые отношения. Историки указывают, что крупные национальные кризисы – голод 1891 г., события революции 1905 г. – стимулировали оппозиционные отношения с властью ^[28]. Однако в целом, при всех правительственных ограничениях, власть и легальные добровольные ассоциации находили варианты сотрудничества, как на общероссийском, так и на региональном уровне, в том числе и в Восточной Сибири ^[18]. Для общественности важным было получение информации о реализации просветительных инициатив в европейской части России, в Западной Сибири, в разных губерниях Восточной Сибири. Поскольку общественная культурно-просветительная деятельность осуществлялась легально, важным было своевременное информирование о правовом поле реализации гражданских инициатив, об изменениях в правительственной политике.

Стоит отметить, что в региональных редакциях общепринятой практикой была анонимность опубликованных сообщений местных корреспондентов. Как не раз подчеркивала газета «Восточное обозрение», негативное отношение к корреспондентам со стороны власти и обывателей, «боявшихся разоблачений», заставляли ее скрывать имена авторов ^{[29, 30]}. За содержание опубликованных материалов ответственность брала на себя редакция. Однако, скрывая имена корреспондентов, редакция не принимала к публикации материалы, поданные анонимно (без указания имени автора и его адреса). В этом случае редакция отвечала всем приславшим свои материалы одинаково: материал «вынуждены уничтожить из-за анонимности» ^[31]. Авторам, подписавшим свои материалы, редакция гарантировала: «имя автора составляет редакционную тайну, никому не выдается» и потому «для пишущих сообщение своих адресов совершенно безопасно» ^[32]. В 1897 г., в честь 15-летия газета «Восточное обозрение» опубликовала имена более 300 человек, писавших в газету и краткие биографические данные некоторых своих сотрудников, отметив при этом, что список далеко не полон ^[33]. В газету «Восточное обозрение» в 1888-1900 гг. писали корреспонденции и статьи 65 чиновников Иркутска, Красноярска, Читы. Конечно, стоит учитывать, что цензурные ограничения не позволяли свободно обсуждать проблемы общественной и культурной жизни региона. Как писал в 1878 г. в газету «Сибирь» корреспондент из Нерчинска: «Недостает развития свободной журналистики в провинции, которая могла бы служить проводником и посредником для обмена мыслями» ^[34]. Тем не менее, типология публикуемых материалов была широкой. В газетах публиковались ежегодные отчеты культурно-просветительных и научных обществ, отчеты о проведении общих собраний, отчеты о проведении отдельных мероприятий, печатались исторические (за несколько лет) обзоры деятельности. Размещался корпус корреспондентских материалов из городов и сельских поселений о инициативах в сфере образования или просвещения. В корреспонденциях иногда делались попытки анализа эффективности работы, фиксировалось отношение населения к инициативам (культурно-просветительным объединениям или отдельным мероприятиям).

В целом на основе частоты упоминания (как в каждой отдельной газете в разные периоды, так и в разных газетах) можно выделить несколько традиционных сюжетов.

Во-первых, сибирская периодика на протяжении всего периода транслировала читательской аудитории материалы, которые прямо или косвенно призывали к проявлению инициативы в сфере культуры. Так, печать не раз указывала на то, что если европейская часть России обязана развитием народного просвещения, прежде всего, земству, то для Сибири остается один путь – самодеятельность и инициатива общественных сил ^[35]. Последовательно за проявление инициативы выступало «Восточное обозрение», не раз писавшее, что существует два «величайших препятствия на пути культурного развития – обширность государства и процент бескультурного населения». В призывах можно выделить смену содержательных доминант. В конце 70-х - 80-е гг. большая часть публикаций была посвящена призывам открывать школы ^{[36, 37]}. С 90-е гг. печать настаивала на том, что нужно открывать библиотеки, музеи, организовывать для народа публичные народные чтения и лекции, устраивать общедоступные спектакли. Фактически речь шла о необходимости создания системы внешкольного просвещения. Систематически газеты писали о крайней нужде в университете ^[38].В газетах регулярно размещались материалы, рассказывающие о передовом опыте и удачном воплощении культурно-просветительных инициатив (Москвы, Санкт-Петербурга, Томска): образовании просветительных объединений, открытии воскресных школ, библиотек, курсов для взрослых; о проведении отдельных мероприятий (народных чтений, лекций, спектаклей и других «разумных» развлечений для народа).

Во-вторых, газеты писали о правительственной политике в сфере культуры, фиксировали ее изменения в результате общественного давления.

Правительственную политику в целом пресса оценивала критически. В 80-90-е гг. XIX в. основным лейтмотивом публикаций в прессе было утверждение, что политика правительства исходит из убеждения, что «народу не нужны большие знания, поскольку это отвлекает людей от того круга, в который поставила их судьба, порождает искать лучшего положения». К началу XX в. отмечалось, что под давлением народных потребностей общественная инициатива становится все более разнообразной, тогда как со стороны правительства заметно все большее недоверие и подозрительность. Газеты писали о том, каким сильным тормозом для проявления общественной инициативы является бюрократический формализм и стремление к детальной регламентации в деле народного просвещения ^[39]. В период общественного подъема 1905-1907 гг. в ряде публикаций высказывалось прямое требование о передаче дела народного образования и просвещения в руки общественности. После первой русской революции ряд публикаций был посвящен необходимости внешкольного просвещения.

Постоянным сюжетом было негативное отношение к строгой цензуре в отношении общественных инициатив и их мелочной регламентации.Особенно строгой цензуре подвергались культурно-просветительные учреждения для народа и мероприятия, рассчитанные на широкий круг социальных низов: организация библиотек-читален и содержание фондов библиотек, репертуар народных театров, организация публичных лекций и народных чтений (для неграмотной аудитории) ^[40]. Регулярно в газетах размещалась информация об изменениях правительственной регламентации. Это было важно, особенно для инициаторов в малых городах и селениях. Так, в 1910 г. газета «Сибирь» писала о том, каких хлопот и порой неприятностей стоит открытие библиотеки. Инициаторам надо «сплотить группу лиц, изыскать материальные средства, испросить установленное разрешение…» ^[41]. Корреспондент сетовал на обилие формальных ограничений вполне справедливо. Составление ходатайства об открытии библиотеки и утверждении её устава было, действительно, хлопотным и весьма сложным делом. организаторам надо было учитывать Правила 1865 г. о цензуре и печати, Правила 1884 г. об открытии публичных библиотек и кабинетов для чтения, Правила 1890 г. о бесплатных народных библиотеках-читальнях. В условиях малого города учесть все было сложно, поэтому ходатайства часто возвращались для дополнения или переделки. Поэтому для провинциальных инициаторов размещаемая в прессе информация об изменении регламентации была важна.

Еще одним постоянным сюжетом было сетование на отсутствие официального финансирования. Сами общества имели ограниченное число источников дохода: пожертвования, спектакли, лекции, взносы своих членов. В Иркутске в 1888 г. коммерческое собрание даже приняло решение отчислять в фонд Общества пособия учащимся Восточной Сибири процент с игр в карты, этот же способ использовали и в 1908 г. ^[42]. Стремясь вовлечь большее количество членов, культурно-просветительные общества снижали годовой членский взнос. К началу XX в. газеты отмечали демократизацию состава общественных культурно-просветительных объединений, снижение материальных пожертвований в их пользу. Купцы и почётные граждане составляли заметную часть членов культурно-просветительных объединений, созданных в 80-90-е гг. XIX в. Так, в 1892 г. в Красноярске Обществе попечения о начальном образовании состояло 222 члена, из них: почетные граждане и купцы составляли 66 человек (30 %); чиновники - 48 (22 %); мещане - 35 (15 %); преподаватели - 21 (9,4 %); врачи и ветеринары - 13 (6 %); священников и военных было пятеро ^[14]. В дальнейшем увеличивалось количество мещан, из профессиональных групп преобладали учителя и врачи, снижалась доля купцов и крупных чиновников. Еще более демократичным был состав в уездных обществах. В 1901 г. после заседания общего собрания уездного Минусинского Общества попечения о начальном образовании, корреспондент «Восточного обозрения» писал, что собрания поражают одной чертой – на них приходят учителя, разночинцы, «должностные лица помельче», «интеллигентные женщины», именитые же граждане города – крупные правительственные чиновники, мировые судьи, чиновники железнодорожного ведомства – «блещут своим отсутствием». Об этом же писал в 1901 г. корреспондент из Канска, отмечая, что в Канское Общество вспомоществования учащимся купцы вступают неохотно, да и жертвовать на просветительные нужды не хотят, поскольку не получают знаки отличия – медаль или мундир (в Обществе числилось 9 купцов). Пресса все чаще обращалась к региональной власти с призывом о необходимости финансовой и организационной поддержки, приводя множество аргументов. В частности, вспоминая историю создания первого просветительно-благотворительного общества Восточной Сибири – Общества пособия учащимся Восточной Сибири (1874 г.), пресса напоминала об активном участии купечества, внесшем суммы от 1 до 15 тысяч руб. Подчеркивала, роль генерал-губернатора Восточной Сибири П.А. Фредерикса, который лично обратился к иркутскому купечеству с просьбой оказать помощь ^[43].

Во-третьих, сибирская печать отмечала, что развитие просветительных инициатив напрямую зависит от увеличения слоя образованных людей. Так, в 1875 г. газета «Сибирь» отмечала, что администрация, учебное дело, земледелие, промышленность, торговля – все нуждается в людях сведущих и просвещенных ^[44]. В 1884 г. газета «Восточное обозрение», освещая празднование в Иркутске 26 октября (в честь присоединения Сибири), приводила слова В.И.Вагина о том, что состояние всякого общества зависит от степени развития в нем интеллигентных сил ^[45] Не раз газеты отмечали, что нужно активнее привлекать молодежь в городское самоуправление, в местную печать, в Географическое общество, в культурно-просветительные общества.

В-четвертых, значительное количество публикаций было посвящено роли чиновников. В целом, интеллигенция европейской России способствовала появлению сибирской интеллигенции, некоторые сибирские интеллигенты получили образование в центре России, большинство лиц, приезжавших в Восточную Сибирь по служебной надобности, были чиновниками. Однако из них стремилась уехать из Сибири. С 80-е гг. пресса часто повторялся сюжет о том, что «беда» региона в отсутствии достаточного круга местных уроженцев, ставших активными деятелями ^[46]. Научная деятельность приезжавших чиновников была их индивидуальным выбором, диктовалась личными интересами, а не региональными потребностями. Пресса рисовала образ чиновника, приехавшего в Сибирь по служебному долгу, и потому воспринимавшего её как место временного пребывания, остававшегося «чуждым среде» и действительным потребностям региона. Это влияло на дискретность развития культурных начинаний и научных изысканий: «если приезжал горный инженер, имеющий специальное образование и интерес к научной работе, то появлялись статьи по геологии, проводились лекции, однако с отъездом инженера все замирало вновь». Газета «Восточное обозрение» в 1899 г. писала, что культурно-просветительные общества Читы состоят в основном из чиновников, которые «привыкли оглядываться на указание, идущее сверху» именно это является основной причиной того, что и просветительные, и благотворительные общества находятся в «анемичном, призрачном состоянии» ^[47]. В 1882 г. статье «Служебные привилегии и абсентеизм» автор пытался ответить на вопрос, что нужно сделать для того, чтобы сформировать слой местной интеллигенции ^[48]. Характеризуя общественную жизнь Сибири, автор писал, что скука заставляет приезжего «честного чиновника побыстрее убраться», а сибиряк, учившийся в столице, предпочитает не возвращаться. Попытки же правительства привлечь чиновников с помощью служебных привилегий приводят к тому, что приезжают люди малообразованные, «не нашедшие применения в центре»; с другой стороны, более привилегированное положение приезжих не устраивает местную интеллигенцию: часто, находясь по способностям и по должности не ниже пришлых, они получают более низкое вознаграждение. Автор призывал отказаться от привилегий, а вместо этого «предоставить простор для гражданской жизни и деятельности», тогда не будет нужды и в привилегиях. По мнению прессы, мало изменилась ситуация и в начале XX в. В 1908 г. «Забайкальская Новь» отмечала, что целый ряд правительственных и общественных начинаний тормозит недостаток местных просвещенных сил, а «пришлый элемент» не связан кровно с нуждами края.

Действительно, чиновники преобладали численно в научных обществах. Учредителей Красноярского отдела Императорского Географического общества (ИРГО) было 18 человек, в основном, чиновников Переселенческого управления, Казённой палаты, городской управы. В Читинском Отделе ИРГО в 1913 г. числилось 86 человек, из них: чиновников - 53 (60%); преподавателей - 11 (13 %); врачей и ветеринаров - 5; военных - 4; священников - 2; купец - 1. В Забайкальском отделе Общества изучения Сибири и улучшения её быта количество членов Общества на всём протяжении деятельности было небольшим: в 1912 г. - 53 чел.; 1914 г. - 47 чел.; 1917 г. - 43 человек. Чиновники за эти годы составляли до 40 %. Так, в 1914 г. чиновников (Переселенческого управления, поземельно-устроительного отряда, агрономической службы и ж/д.) числилось 17, священников - 5, преподавателей - 4, ветеринар - 1, сотрудников газеты «Забайкальская новь» трое ^{[49],[50],[51],[52],[53]}. Конечно, и среди чиновников были те, кто внесли значительный вклад в развитие научных исследований, в создание просветительных обществ. По данным В.В.Хориной, в 1904 г. в Красноярском подъотделе Географического общества числилось 86 членов, из них принимали реальное участие в деятельности Общества только около 30 ^[16],[54].

В-пятых, еще один постоянный сюжет – дискретность общественной инициативы. Корреспонденты писали, что временами общественная просветительная деятельность словно пробуждается ото сна, затем вновь «придавливается огромностью задачи и осознанием собственного бессилия». Активный период общественной активности недолог: материальное оскудение, тяжелые условия личного почина и простора в области, до сих пор находящейся под семью замками для деятельности частных лиц, быстро охлаждают этот порыв. На «немногих» держалась деятельность в Обществе распространения народного образования и народных развлечений (Иркутск), в Обществах попечения о начальном образовании (Красноярск, Енисейск), Обществе вспомоществования учащимся учебных заведений Забайкалья (Чита) и других. Среди причин такой ситуации можно выделить следующие: мелочная правительственная регламентация; отсутствие поддержки со стороны городских властей; отсутствие опыта общественной конструктивной деятельности. Кроме того, в провинции ярче проявлялась сословная и профессиональная корпоративность и неравенство. Деятельность обществ иногда была построена на межличностных отношениях и порой неприязненные отношения, стремление к лидерству, межличностные конфликты приводили к приостановке деятельности или снижению активности. Особенно это было заметно в малых городах и в сельских поселениях. Так, председатель Минусинского Общества попечения о начальном образовании, его заместитель и члены распорядительного совета общества отказались от деятельности. Как заявил председатель: «ввиду нападок на него лично, а также на весь совет» и претензий, высказанных на общем собрании общества в мае 1901 г. ^[55]. Газета «Сибирь» в 1909-1910 гг. поместила ряд публикаций об оживлении общественной жизни в с.Залари Балаганского уезда Иркутской губернии. Здесь интеллигенция организовала кружок любителей для постановки спектаклей, решила возродить библиотеку, строить собственное здание под театр, учредить Общественное собрание, устраивать чтения для народа. Взялись за дело горячо, но из-за споров и разногласий в 1910 г. все застопорилось и «вместо общественного собрания с библиотекой-читальней получили только дрязги» ^[56]. Нередко пресса критиковала интеллигенцию за неспособность к планомерной, кропотливой работе и склонность ставить цели, мало соответствующие реальному положению дел ^[57]. Так, в 1901 г. корреспондент газеты «Восточное обозрение» писал о совете Общества распространения народного образования и народных развлечений (Иркутск), что собрание общества лишний раз доказало, что «русский интеллигент недисциплинирован, склонен к фразерству»: собрание желало услышать от совета Общества «не о грандиозности стоящих задач», а уяснить в подробностях программу деятельности, но совет Общества с конкретной программой действий так и не выступил ^[58].

Нередко газеты размещали критические заметки о «бюрократизме», царившем в научных обществах Восточной Сибири, в частности, Восточно-Сибирском отделе Географического общества. Стоит отметить, что в деятельности ВСОРГО были разные периоды: различались по интенсивности научных исследований, по решаемым задачам и роли в общественной и культурно-просветительной жизни региона, но в целом результаты научных исследований историками оцениваются высоко. В газетах часто публиковались материалы научных исследований отделов. Критика в газетах, в основном, была связана с периодами снижения активности. Основные материалы сообщали о том, что для обществ стало уже привычным жаловаться на равнодушие публики, но вина на самих научных объединениях, где большинство членов числятся лишь формально (ограничиваются тем, что числятся в списках, да вносят ежегодный взнос); что на выборах распорядительного комитета «руководствуются лишь именем и титулом» (Иркутск, Чита); демонстрируют «интриги и кумовство на выборах» (Иркутск); действуют по принципу «порядок выше науки» и устраняют недовольных (Красноярск); ^{[59],[60],[61]}. В апреле 1901 г. Читинский подъотдел Географического общества провел специальное заседание для обсуждения корреспонденции об обществе, опубликованной в газете «Амурский край» ^[62]. В 1896 г. Н.Левин в «Восточном обозрении» отмечал, что в Восточно-Сибирском отделе Географического Общества нет живой и плодотворной работы, все ограничивается заседаниями комитета, обсуждением мелких личных или хозяйственных вопросов. Тогда как, по его мнению, нужно организовать обучение новых членов общества («научная самодеятельность по плечу людям только выдающимся»); не заниматься только научными изысканиями, но и также активно вести просветительную работу: распространять знания, устраивая публичные лекции ^[63].

В целом деятельность большинства обществ отличалась дискретностью, в силу того, что зачастую уровень самоорганизации и общественной активности большей половины общественных объединений не позволял удерживать предлагаемые инициативы на должном уровне. Однако важно отметить, что особенности внутренней жизни инициированных культурно-просветительных и научных добровольных объединений – возможность обсуждения устава и отдельных мероприятий; выборность членов распорядительного комитета; финансовая открытость, публичные выступления и дебаты по утверждению бюджета; контроль общего собрания за деятельностью выборных органов; отстаивание групповых интересов – все это не только давало возможность ощутить социальную значимость деятельности, но и, по сути, стало первым опытом социального внесословного взаимодействия и демократических процедур. Количественный рост объединений к началу XX в., при добровольности и спонтанности их возникновения, свидетельствовал о расширении нового опыта социальной деятельности, о формировании новых социальных потребностей. Лидерами выступали города с развитой социокультурной средой. Наибольшее количество объединений действовало в Иркутской губернии – более 50, из них более 34 были инициированы в Иркутске (почти 30 % из всех инициированных в Восточной Сибири). Из уездных городов до начала XX в. лидировали Нерчинск и Енисейск. В начале XX в. общественные объединения разных типов и наименований появляются в малых городах и сельских поселениях Восточной Сибири.

В-шестых, газеты (с 90-х гг. XIX в. почти еженедельно) писали о значении и просветительной роли тех или иных учреждений культуры: воскресных школ, музеев, народных библиотек и народных театров.

К примеру, в связи с дискуссией о культурно-просветительном значении научных обществ на страницах газет, возникла дискуссия о роли музеев, их месте в образовательном пространстве и внешкольном просвещении. В 1882 г. в статье «Частная инициатива в деле общественных учреждений» анонимный автор, писал, что сибирская провинциальная жизнь бедна светлыми явлениями, но и в ней бывают проблески. Яркий пример – создание музея в Минусинске. Газеты много раз писали, что провизор аптеки Мартьянов, уроженец европейской России, выпускник Казанского университета сумел не только организовать музей, но и сплотить интеллигенцию, привлечь к пополнению коллекций крестьян ^[64]. Авторы, иногда приходили к более широким обобщениям: указывая, что наибольшую поддержку музею оказывали люди небогатые («в музее нет ни одного крупного пожертвования»), писали, что жертвователи не преследуют личной выгоды - похвалы начальства или получения медали – и эта сторона истории наводит на другое размышление: почему они отстранены своим цензом от участия в городском управлении? Если бы они входили в городскую управу, то вероятно, она бы более сочувственно относилась к различным просветительным начинаниям. Отношение городских властей к просветительским инициативам было, действительно, важно и нередко затрудняло деятельность. Так, в уездном Троицкосавске «выдающаяся роль» в собирании материалов для музея принадлежала преподавателю реального училища П.С.Михно. Но попытки получить официальное разрешение (1890-1893 гг.) на открытие музея разбивались о правительственную волокиту; городская дума отказалась принять музей в ведение города, мотивируя то некомпетентностью, то отсутствием средств. Троицкосавский полицмейстер запрещал всякие собрания в помещении музея, «ввиду того, что музей не разрешен» ^[65].

Н.Скорняков в 1883 г. в статье «Нужны ли музеи в Сибири» очертил задачи, которые может решать музей: давать учебный материал для учащихся, устраивать выставки местных произведений, быть хранилищем редкостей, помогать в просвещении взрослых. Написав о том, что Минусинский музей за 1881 г. посетило более 2000 человек, многие из которых обращались за справками и советами, автор отметил, что если школа учит детей, то задача музея – учить еще и отцов ^[66]. Музееям отводилась и более значительная роль. В 1892 г., сообщая о выступлении в Кяхте Д.А.Клеменца с лекцией «О провинциальных музеях», пресса соглашалась с лектором в том, что с «экономическим падением» Кяхты ослабеет и её влияние, и влияние России на Монголию, и не только торговое, но и культурное. Музей же «докажет, что Кяхта осознает свои культурные задачи, а не только преследует одни узкие торговые цели». Газета «Забайкалье» в 1902 г. утверждала, что «безвестный уездный городок» Минусинск только благодаря музею стал известен всему образованному миру, привлек исследователей не только из Сибири и Европейской России, но даже и из Европы и Америки ^[67], ^[68],[69].

В-седьмых, традиционным можно назвать сюжет о том, что при наличии активного и неутомимого организатора культурная инициатива получает реальное воплощение. Помещая публикации о таких инициатора, пресса фактически моделировала общественный идеал, пример для подражания. Представляется, что такие примеры обуславливали появление новых стереотипов поведения среди пассивного большинства. Лидер служил эталоном поведения, что было особенно важно для ограниченного культурного пространства провинциальных городов, где наиболее выраженной была ориентация на образцы поведения конкретных личностей. Отметим, что «героями» публикаций была как приезжая, так и местная интеллигенция.

Так, читинская пресса рассказывала о Н.С.Нелюбове, прибывшем в Верхнеудинск в 1878 г., в качестве учителя. Н.С.Нелюбов сумел разбудить «спящее провинциальное общество»: инициировать концерты, литературно-музыкальные вечера, спектакли с благотворительной целью, открытие метеорологической станции для изучения климата Забайкалья. После бурных дебатов Н.С.Нелюбов убедил городскую думу в крайней необходимости общественной библиотеки, которой не только предоставил помещение, но и сам заведовал ею. Принял активное участие в открытии общественного собрания. В 1893 г. уехал в Европейскую Россию ^[70]. В Красноярске в 1890 г. А.П.Кузнецов был товарищем председателя Общества попечения о начальном образовании (ОПНО), входил в совет Общества вспомоществования учащимся Енисейской губернии, в попечительный совет Синельниковского благотворительного общества, был председателем Общества любителей драматического искусства. В.А. Данилов был членом совета и казначеем Общества вспомоществования учащимся Енисейской губернии, товарищем председателя Общества любителей драматического искусства. В начале XX в. совет Енисейского ОПНО отмечал, что вся деятельность общества держится иногда на активности двух-трех лиц: член ОПНО Н.К.Сергиевский был и председателем, и секретарем, и казначеем; активно участвовал в постановке спектаклей в пользу ОПНО. А.Овсянников заведовал и проведением народных чтений, и работой книжного склада. Примером для подражания мог стать и Шепетковский Н.А. - инициатор и активный организатор ОПНО в Красноярске, с 1902 г. председатель дирекции Пушкинского народного дома-театра. Судя по отзывам местных корреспондентов, был просто генератором многих идей и инициатив - городской общественной библиотеки (стал её первым заведующим) и бесплатной библиотеки-читальни. Был одним из инициаторов и организаторов сбора средств на строительство Народного дома-театра им. Пушкина, открытого в 1902 г. Как человек либерально-демократических взглядов был очень популярен среди интеллигенции города и весьма непопулярен среди монархистов, из-за чего в октябре 1905 г., по воспоминаниям современника, попал в «проскрипционные списки» черносотенцев и даже получил сообщение по телефону, что они собираются разгромить его дом ^[71], ^[72]. Такие примеры были не только в губернских или уездных городах. В 1911 г. «Голос Сибири» заслугу открытия средней школы в Бодайбо Иркутской губернии приписывал «неутомимой энергии» окружного горного инженера Тульчинского. Инженер в своих публичных лекциях, личных беседах «неустанно пропагандировал» необходимость среднего учебного заведения. Сборами с публичных лекций и частными пожертвованиями ему удалось собрать свыше 10 тысяч рублей. Благодаря его настойчивости город согласился отвести бесплатно участок земли под строительство. Тульчинский выступил на XII съезде золотопромышленников и убедил их отчислять по 5 рублей с каждого пуда добытого золота ^[73]. С отъездом активного лидера уровень деятельности зачастую снижался. Так, с отъездом из Троицкосавска окружного врача Ю.Я.Талько-Грынцевича, снизилась активность деятельность отдела Географического общества ^[74].

Представляется, что наиболее яркие персоналии составляли тот неформальный пласт культурной элиты, значение которого больше, чем это улавливается анализом сохранившихся источников. Однако реализоваться лидер мог только при условии наличия активного меньшинства, о чем свидетельствует история организации Общества попечения о начальном образовании в Минусинске. Инициатива исходила от городского головы И.П.Лыткина, который в 1885 г. предложил городской думе организовать ОПНО «ввиду блестящих результатов деятельности подобных обществ в Сибири» ^[75]. Устав был утвержден, но за отсутствием энергичных организаторов инициатива замерла на несколько лет. Приехавший в Читу в 1889 г., А.К.Кузнецов, охарактеризовал её как «город военщины и чиновничества», где все попытки общественного дела «расстраиваются из-за самолюбия, эгоизма и личных счётов». По его определению период 1889-1894 гг. был периодом «пробивания льда», попыткой преодолеть индифферентизм обывателей, найти соратников ^[76].

В-восьмых, традиционным сюжетом в начале XX в. газеты регулярно призывали к планомерности и скоординированной работе культурно-просветительных и научных обществ. В 1900 со страниц газет нередко призывали «освещать деятельность всех культурно-просветительных обществ за последние годы, чтобы представить приемы культурного воздействия на массу и достоинства и недостатки этой деятельности» ^[77]. Если в 80-90-е гг. газеты приветствовали появление каждого культурно-просветительного или научного общества, то в начале XX в. появились публикации, суть которых можно свести к тезису о том, что простой механический прирост количества общественных объединений не гарантирует качества просветительных мероприятий. Так в 1910 г. корреспондент, освещая работу иркутского общества «Просвещение», писал, что в Иркутске интеллигенция разбилась на ряд обществ, но в общественной жизни царит «повсеместный застой» ^[78]. Г.И.Поршнев в статье «Просветительные и научные организации в Иркутске», рассматривая причины неудач, пришел к выводу, что на начинаниях обществ «лежит печать случайности» ^[79].

Нередко новое Общество иногда смотрели как на конкурента, или опасались, что вновь появившееся объединение долго не просуществует. Так, в 1911 г. на заседании Читинского отдела Географического общества обсуждался вопрос о необходимости изучения золотопромышленного дела в области, и председатель Общества Д.М. Головачев предложил поработать совместно с Обществом изучения Сибири и улучшения её быта. На что большинство присутствовавших ответило, что последнее «еще слишком молодо и ничем себя не проявило» ^[80]. В 1900 г. Иркутское ОРНО и НР на одном из первых заседаний обсуждало вопрос о взаимоотношениях с другими просветительными организациями Иркутска ОРНО и НР обратилось в Комиссию народных чтений, в совет Общества бесплатных библиотек-читален им. Потаниной с рядом вопросов, т.к. «их деятельность предусматривает однородные задачи». Предложение об объединении просветительных инициатив и мероприятий поддержано не было, председатель Комиссии народных чтений Г.Островский ответил, что «для окончательного решения своих взаимоотношений с новым обществом нужно выждать большую продолжительность его действий». В 1910 г. «не нашли возможным работать совместно» читинские Общество народных чтений и Литературно-драматический кружок ^[81],[82]

Хотя были случаи объединения для совместного решения конкретных просветительных задач. Так, иркутские КПО объединились в 1908 г. для совместного празднования юбилея Л.Н.Толстого; в 1911 г. для празднования 50-летия освобождения крестьян. Но когда в 1910 г. газета «Восточная заря» поместила статью анонимного автора с предложением объединиться четырем просветительным обществам Иркутска – Обществу общедоступных курсов, Обществу народных развлечений, Обществу народных чтений, и обществу Просвещение, реакции не последовало. Корреспондент писал, что основанием для такого объединения является однородность задач: «просвещение народных масс, доставление умственно-развивающих развлечений, художественного и музыкального воспитания»; общие принципы работы – «общедоступность и демократизация знаний»; и возможность объединить капиталы и «рабочие руки» ^[83]. В 1916 г. Иркутское Общество народных чтений, решив расширить театральную деятельность на окраинах города, решило объединиться с Обществом народных развлечений ^[84],[85].

Основой для объединения культурно-просветительных обществ и разнохарактерных мероприятий стала идея организации Народного дома, по сути – многофункционального образовательно-развлекательного центра. Эта идея была реализована накануне революции в некоторых губернских и уездных городах.

***

Таким образом в целом, гражданские просветительные инициативы в сфере культуры были одной из постоянных тем на страницах газет. Газеты размещали информационные, оценочные, критические материалы. По мнению прессы, для успешной реализации гражданских инициатив было необходимо наличие нескольких факторов, каждый из которых, в большей или меньшей степени, определял закрепление инноваций в социокультурной среде и динамику развития гражданских инициатив в сфере культуры: наличие значительного количества образованных людей и активных инициаторов; заинтересованность власти и региональной элиты; планомерность и сотрудничество в работе культурно-просветительных и научных обществ; изменение правительственной политики мелочной регламентации. В целом, пресса декларировала призыв к проявлению частной и общественной инициативы, старалась разрушить инерционность сложившихся культурных стереотипов. Периодическая печать создавала атмосферу общественного интереса, активно формировала общественное мнение о том, что с социальной точки зрения важно, чтобы услуги культуры были доступны для широких слоев населения; что привлечение общественных организаций позволяет преодолеть оторванность от насущных потребностей населения и бюрократизм в управлении культурой.