Иракские курды как политический субъект: история и современность

Шакле Суара аспирант, кафедра социологии и политологии, Воронежский государственный университет 141073, Россия, Московская область, г. Королёв, ул. Победы, 18 Shakali Swara Postgraduate student, the department of Sociology and Political Science, Voronezh State University 141073, Russia, Moskovskaya oblast', g. Korolev, ul. Pobedy, 18 ilya.vedeneev@gmail.com Другие публикации этого автора

Характерной чертой политической жизни Ирака на современном этапе является отсутствие стабильности. Наиболее наглядным проявлением этого являются массовые манифестации, имеющие место на большей части территории начиная с октября прошлого года. В качестве основных причин недовольства указываются непредоставление базовых социальных услуг (в частности, перебои в поставках электроэнергии), а также коррумпированность госаппарата. ^[1]

Следует отметить, что на фоне беспорядков, происходящих на территории, населённой арабами, «островком стабильности» остаётся курдская региональная автономия на севере страны (КРАИ), также известная как Иракский Курдистан. И хотя беспорядки в КРАИ также имели место, они были непродолжительны и носили локальный характер. ^[2] Недовольство, имеющее место в настоящее время, также вызвано местными причинами (в частности, отсутствием реакции руководства автономии на атаки турецкой авиации). ^[3]

Таким образом, можно зафиксировать, что настроения населения КРАИ и основной части страны имеют значительные расхождения. Можно сказать, что «общеиракские» лозунги протестующих не находят солидарности в лице курдов. В связи с этим закономерно возникает вопрос, до какой степени такое умеренное отношение к протестам в арабской части страны связано с независимым, автономным статусом КРАИ (равно как и то, до какой степени автономия реально независима от центрального правительства). В свою очередь, чтобы дать ответы на эти вопросы, необходимо обратиться к предыстории того status-quo, что имеет место в отношениях между Багдадом и курдской автономией в настоящее время.

Важнейшей вехой в новейшей истории национально-освободительной борьбы курдов Ирака является восстание 5 марта 1991 г., вызванное поражением Саддама Хусейна в Войне в Персидском заливе (1990-1991 гг.). 5 апреля ООН была принята резолюция № 688, провозгласившая создание «бесполётной зоны» над Иракским Курдистаном. ^[4] Уже через год произошли выборы в местную Национальную ассамблею, по итогам которых все места оказались поровну разделены между представителями двух крупнейших курдских политических партий: Демократической партии Курдистана (ДПК) и Патриотического союза Курдистана (ПСК).

С точки зрения известного американского исследователя проблемы Р. Олсона, создание «бесполётной зоны» в небе над Северным Ираком весной 1991 г. стало «важным шагом создания де-факто курдского мини-государства». ^{[5, c. 263]} В то же время, по мнению другого исследователя проблемы, М. Гантера, по состоянию на тот момент курды де-факто уже обладали собственной государственностью. ^{[5, с. 292]} С нашей точки зрения позиция Олсона ближе к истине, поскольку относительно политической субъектности иракских курдов можно утверждать уже применительно к Сентябрьской революции Мустафы Барзани (60-х гг. прошлого века), в ходе которой власть баасистов в Северном Ираке была проблематизирована, а регулярная армия оказалась разгромлена. Тем не менее, в конечном итоге восстание потерпело поражение, и связано это было в первую очередь с отказом международного сообщества признавать курдов в качестве политического субъекта. Государственность не есть лишь то, что признаётся людьми внутри определённой территории: это также то, что должно быть признано международным сообществом. В том случае, если бы резолюция ООН не была выдвинута, очередное курдское восстание было бы подавлено с той же лёгкостью, что те, что имели место в 80-х гг.

По состоянию на данный момент в отношениях между центральным правительством и руководством КРАИ могут быть зафиксированы как минимум три противоречия:

Во-первых, по вопросу о спорных территориях;

Во-вторых, по вопросу о том, кому должен принадлежать контроль над добычей нефти на территории автономии;

В-третьих, по референдуму о независимости автономии, проведённому региональным правительством осенью 2017 г.

Вопрос о спорных территориях заключается в следующем. Так, с одной стороны, в Киркуке – богатой нефтеносной провинции и одноимённом городе – смешанное население. Как следствие этого, область исторически является яблоком раздора между курдами и арабами. Так, руководство курдской автономии утверждает, что Киркук является исконно курдской территорией. В частности, проект региональной курдской конституции подразумевал включение спорных территорий в состав автономии, более того – Киркук в таком случае должен был бы стать столицей КРАИ (наравне с этим также утверждался приоритет конституции Курдистана перед федеральными законами и право курдов на самоопределение). ^{[5, с. 290]} В ходе вооружённой операции международной коалиции во главе с США весной 2003 г. курдским ополчениям (пешмерге) удалось вместе с американскими союзниками установить контроль над спорными территориями, (прежде всего городами Мосул и Киркук, а также прилегающими нефтяными полями). После этого американское руководство выступило с заявлением о том, что курдам необходимо оставить эти территории. Тем не менее, заявление было проигнорировано. ^{[5, с. 291]} В качестве основных причин этого следует рассматривать, во-первых, нежелание курдов утрачивать контроль над территориями, представляющими стратегическое значение, а, во-вторых, нежелание допустить в Курдистан хаос, стремительно распространявшийся по стране по мере вторжения. Однако придать этому официальный статус, легитимировать своё присутствие в этих городах курдам не удалось.

После свержения Хусейна американцы также не были склонны поддерживать курдскую инициативу по расширению автономии за счёт включения в её состав спорных территорий. Результатом этого стало охлаждение в отношениях между союзниками по антисаддамовской коалиции. ^{[5, с. 311]} С формальной точки зрения недовольство курдов было сопряжено с неисполнением ст. 58 временной конституции Ирака, в соответствии с которой предполагалось осуществить «обратный» обмен населения Киркука. Потребность в этом – в глазах, прежде всего, курдских политиков – была связана с тем, что за время нахождения у власти партии «Баас» в Киркуке осуществлялось масштабное изменение состава населения. Так, с одной стороны, представители местного курдского населения насильственно выселялись на юг Ирака, в то время как их места занимали арабские переселенцы с юга (Басры). Теперь же, после обретения автономного статуса, курдские политики были исполнены решимости восстановить «историческую справедливость» (свидетельством в пользу чего соответствующий пункт проекта региональной конституции и являлся).

По состоянию на данный момент можно утверждать, что данный проект по «обратному» переселению следует признать неудавшимся. Связано это, прежде всего, с тем, что, согласно курдским оценкам, перемещению должно быть подвергнуто порядка 200 тыс. арабов. Вопрос, однако, каким образом это стало бы возможно осуществить (не говоря уже о том, что аналогичные действия – с предоставлением соответствующих компенсаций – должны быть осуществлены также в отношении курдского населения). Как отмечают авторы монографии «Курдский национализм: история и современность» реализация этого проекта была бы сопряжена «с очень большими трудностями, поскольку требовала не только огромных финансовых средств, но и затрагивала многие социальные и гуманитарные аспекты». ^{[5, с. 314]} В конечном итоге реализация этого проекта (если бы она осуществилась в соответствии с пожеланиями политиков-курдов) возможно действительно сделала бы невозможными какие-либо претензии центрального правительства Киркук.

Однако упомянутыми аспектами проблемы (спорные территории и смешанное население) вопросы отношений между КРАИ и Багдадом не ограничиваются.

С точки зрения исследователя проблем федерализма А. Даниловича, существуют два основных подхода к разрешению противоречий между меньшинствами и властью: «приспособление в рамках федерации» и «унитарная ассимиляция». Также им отмечается, что наибольшего успеха добиваются те федерации, что совмещают – в своей практической деятельности – оба метода. ^{[6, с. 49]} С его точки зрения, во всех четырёх странах проживания курды испытали на себе влияние попыток центрального правительства «выстроить» их в централизаторской логике построения унитарных государств. Тем более интересным в этой связи представляется кейс автономии иракских курдов, которая реализуется в рамках федерального (с 2005 г.) устройства страны.

Принципиальным отличием новой иракской конституции стало провозглашение федерального и демократического устройства страны. К числу потенциальных выигрышей курдов от принятия новой конституции стало положение, согласно которому регионы (автономные области – по состоянию на данный момент таковой является только КРАИ) получали возможность включать в свой состав дополнительные провинции. Таким образом, можно утверждать, что изменение административных границ внутри страны стало возможно в соответствии с пожеланиям местного населения. ^{[5, с. 316]}

Данные поправки также могут рассматриваться как один из результатов борьбы курдов за свою свободу: показатель того, что они признаются на официальном уровне. Логично предположить, что курды постарались бы воспользоваться этим правом применительно к спорным территориям (прежде всего Киркуку) со значительным курдским населением.

Применительно к Иракскому Курдистану также следует отметить т.н. «парадокс федерализма», подразумевающий, что, единожды получив какие-либо уступки со стороны центрального правительства, та или иная автономия (как правило, этническая, или – как часто бывает в условиях Ближнего Востока – этноконфессиональная) обзаведясь собственным парламентом, профильными ведомствами, а также вооружёнными силами в их лице автоматически получает стимул к тому, чтобы добиваться ещё большей автономии – вплоть до выхода из состава федерации. Вместе с тем Даниловичем отмечается, что процесс изменения статей конституции, затрагивающих отношения между центральным правительством и КРАИ (а, в перспективе – другими автономиями) умышленно усложнён для того, чтобы Багдад не мог вносить поправок в одностороннем порядке. ^{[6, с. 51]} Впрочем, следует отметить, что точно так же, в целях смягчения «парадокса федерализма» в конституции не упомянуто право субъектов федерации на выход из состава страны.

Противоречия между КРАИ и центральным правительством осложнены не только по причине наличия взаимоисключающих интересов (как то по вопросу о спорных территориях), но также вследствие того, что не существует самих формальных институтов, в рамках которых стал бы возможен легитимный процесс урегулирования споров: либо между сторонами напрямую, либо посредством медиации третьей стороны. С одной стороны, конституция предполагает создание верхней палаты парламента, призванной (по мнению Даниловича) к разрешению подобных споров (ст. 48, 65). ^{[6, с. 63; 7, с. 17, 23]} Однако по состоянию на данный момент она так и не создана. С другой стороны, такие структуры федерального значения как Верховный суд избегают рассмотрения подобных вопросов. В случае с Верховным судом это оправдывается тем, что на него (по конституции) возлагаются противоречащие друг другу обязательства. ^{[6, с. 63]}

То обстоятельство, что Иракский Курдистан не обладает собственной конституцией, может, с одной стороны, рассматриваться как неисполнение ст. 120 иракской конституции, в соответствии с которой каждый автономный регион страны должен обладать собственным основным законом. Однако, с другой стороны, это позволяет избежать дополнительных противоречий с центральным правительством ввиду того, что эта же статья конституции налагает на конституции субъектов федерации обязательство не противоречить ей. ^{[7, с. 35]} Так, в частности, известно, что проект региональной конституции Курдистана противоречит федеральной именно по вопросу о спорных территориях. ^{[6, с. 60]}

В конституции есть ряд положений, фиксирующих достижения курдской автономии. Так, в частности, курдский язык признаётся одним из двух официальных языков страны (ст. 4). ^{[7, с. 4]} В то же время ст. 126 фиксирует, что в конституцию не могут быть внесены изменения, которые умаляли бы полномочия субъектов федерации (т.е. КРАИ). ^{[7, с. 38]} Так «Все полномочия, не являющиеся исключительной прерогативой федерального правительства, принадлежат местным и региональным властям» (ст. 115). ^{[7, с. 34]}

Таким образом, можно сделать вывод, что конституция Ирака, принятая в 2005 г. и действующая в настоящее время, стала не столько инструментом разрешения существующих конфликтов интересов между центральным правительством и региональной автономией, сколько «маркером», отражающим существующие противоречия (если не сказать их неразрешимый статус). Не будет преувеличением сказать, что по всем вопросам, по каким интересы Багдада и КРАИ вступают в прямое соприкосновение, имеет место двусмысленность и неопределённость формулировок. Так, например, касательно вопросов о добыче углеводородов и распределения доходов от них ст. 108 и 109 конституции утверждают, что нефть и газ являются собственностью всего народа Ирака во всех регионах и провинциях, а управление их добычей осуществляется совместно центральным правительством и местными властями. ^{[5, с. 315]} Это понятно в том смысле, что конституция была принята после иностранного вторжения и, как следствие этого, ключевые группы интересов внутри Ирака на тот момент ещё не успели оформиться. Другое дело, что это положение (будучи зафиксировано юридически) не способствует разрешению существующих конфликтов.

Как уже было сказано ранее, к числу ключевых противоречий между центральным правительством и КРАИ на современном этапе могут быть отнесены вопросы о добыче и транспортировке углеводородов. Их апофеозом в некотором смысле стала ситуация референдума КРАИ осенью 2017 г., по итогам которого предполагалось провозглашение независимости Курдистана от Ирака. Его последствия были катастрофическими для курдов, т.к. в результате наступления вооружённых сил центрального правительства руководство Иракского Курдистана утратило контроль над ключевыми спорными территориями, а именно Киркуком (и городом, и нефтепромыслами провинции). Пешмерга (вооружённые силы курдов) отступили без боя. ^[8] Международное сообщество также проигнорировало результаты референдума: как на глобальном уровне, так и сопредельных стран (за исключением Израиля).

Этому также предшествовало решение КРАИ о предоставлении лицензий на добычу углеводородов на территории автономии в обход Багдада. Результатом этого, в свою очередь, стало сокращение долги ассигнований автономии из федерального бюджета (с 17% до 12,6%). ^[9] Данная мера центрального правительства – ввиду низких цен на нефть – привела к массовым беспорядкам в КРАИ со стороны бюджетников, зарплаты которых оказались значительно сокращены. ^[10] С точки зрения центрального правительства решение КРАИ стало прямым нарушением ст. 110 конституции, согласно которой «ведение переговоров, подписание и ратификация международных договоров и соглашений» суть прерогатива Багдада. ^{[7, с. 33]}

Таким образом, можно сделать вывод о том, что идея единой иракской нации – некая «общеиракская идентичность» – по состоянию на данный момент остаётся скорее на бумаге, нежели имеет место практически. Арабская и курдская части Ирака по-прежнему разобщены: фактически можно утверждать «параллельность» их существования. Именно этим объясняется то обстоятельство, что население КРАИ больше интересуется локальными проблемами, нежели протестами, которые уже много месяцев сотрясают бóльшую часть страны. Тем не менее, окончательной дивергенции автономии и центрального правительства (если не сказать распаду страны) препятствует ряд объективных факторов. Так, с одной стороны, конфликт по вопросу продажи углеводородов – с последующим сокращением финансирования автономии из федерального бюджета – продемонстрировал, что в современной – сопряжённой с низкими ценами на нефть – ситуации КРАИ с трудом способна обеспечить выполнение взятых на себя социальных обязательств. С другой стороны, руководство автономии оказалось не в состоянии удержать под контролем спорные территории в ситуации наличия вооружённого давления со стороны центрального правительства (как то наглядно продемонстрировала ситуация со сдачей пешмергой Киркука без боя). Наконец, сам референдум о независимости автономии не был признан ни Багдадом, ни международным сообществом. Даже если бы курды продолжили настаивать на своей независимости (против чего выступили все соседние страны) это означало бы утрату контроля над спорными территориями и разрешение вопроса о переселенцах в пользу Багдада. Дополнительной проблемой в отношениях Багдада и КРАИ является отсутствие формальных институтов, которые осуществляли бы посредничество по спорным вопросам между сторонами. Так, с одной стороны, верхняя палата иракского парламента до сих пор не создана, с другой стороны, Верховный суд Ирака избегает рассмотрения вопросов, непосредственно сопряжённых с автономией, ссылаясь на противоречие собственных полномочий и обязанностей.

Тем не менее, вопреки всем перечисленным трудностям формального и практического характера, следует признать, что новое, федеральное устройство Ирака делает возможным создание нового политического устройства, при котором ни курды, ни арабы; ни сунниты, ни шииты не были бы ни притесняемыми, ни притеснителями. Именно такой посыл был заложен в конституции 2005 г. В любом случае, по состоянию на данный момент, по итогам недавних событий позиции курдов как политического субъекта в пределах Ирака представляются ослабленными. Можно сказать, что «парадоксу федерализма» в пределах Ирака в настоящее время – с точки зрения курдов – поставлен «предел».