Символическое поле современного исламизма

Джихадистская агитация в дискурсе постмодерна

В настоящее время угроза международного терроризма является одной из наиболее серьезных глобальных проблем. Исламистское воплощение радикальных политических идей стало одним из факторов риска мировой политики. Вооруженные современными технологиями, религиозные фанатики и террористы представляют серьезнейшую угрозу и вызов существующему миропорядку. Развитие коммуникационных систем и глобализация мира предоставляет радикальным исламистам возможность координации своих действий в различных точках земного шара и транслирования своих идей в широкие массы посредством социальных сетей, интернет-порталов и разнообразных мессенджеров. Рост компьютерной грамотности, совершенствование коммуникаций, плюрализм мнений и относительная доступность информации привели к росту политизации массовой аудитории, ее готовности принимать или отвергать новые, в том числе и радикально-экстремистские идеи.

Стремительно ускоряющаяся глобализация мира порождает ответную реакцию со стороны традиционных обществ, находящихся на периферии современной мир-системы. Несколько десятков лет назад, до начала массовой компьютеризации и проникновения современных коммуникационных технологий в широкие массы, традиционные общества не имели возможности задействования спектра современных вооружений, пропагандистских технологий и финансовых инструментов. Однако те же самые процессы, послужившие источником реакции со стороны традиционных обществ и исламских фундаменталистов, ныне позволяют им вести рекрутирование высококлассных специалистов и профессионалов в практически любой отрасли производства, экономики и науки. С другой стороны, активно используемые радикалами коммуникационные системы подвергают «чистый» ислам опасности модернизации, способствуют проникновению в него чуждых культурных символов. Процесс проникновения в идеологию радикальных исламистов элементов постмодернизма проиллюстрирован в данной статье.

На фоне событий «арабской весны» 2011 года стремительно появилось и практически стало актором международной политики МТО «Исламское государство»^[1]. Руководство этой террористической организации на волне поразительных военных успехов 2014 года не только сосредоточило в своих руках небывалый для террористических группировок военный и экономический потенциал, финансовые и людские ресурсы, но и провозгласило Халифат (уникальное событие в истории ислама последних 100 лет). Привлекательность идеи Халифата, осознаваемого многими мусульманами как идеал социального государства и справедливая альтернатива авторитарным режимам региона, делает агитационную деятельность Исламского государства во многом более опасной, нежели военные и террористические акции ее сторонников. Господствующая в радикальной среде идеология подразумевает уничтожение самого института светского государства с установлением планетарного господства фундаментального ислама.

Тематика исламизма нашла свое отражение в трудах следующих отечественных ученых: Н.В. Жданов, А.А. Игнатенко, Р.Г Ланда., Р.Р Сикоев, А.В. Малашенко, З.И. Левин., А.В. Коровиков, В.Н. Пластун, И.П. Добаев.

Все перечисленные авторы анализируют базовые положения исламского фундаментализма, освещают религиозно-политическую обстановку ближневосточного региона. Труды обозначенных исследователей легли в основу наших представлений о социальных, исторических, культурных и политических причин радикализации ислама.

Комплексному исследованию основных социально-политических процессов в арабских странах Ближнего Востока в начале XXI века посвящена работа В.М. Ахмедова.

Объемный вклад в изучение стратегии и тактики исламистских движений, методик пропаганды внес Нечитайло Д.А. в своей диссертации «Современный радикальный исламизм: стратегия и тактика». Неоспоримым достоинством диссертации является привлечение большого объема источников, принадлежащих исламистским организациям. К сожалению, многие из указанных автором интернет-адрес к настоящему времени более недоступны. Автор акцентирует внимание на исследовании исламистских движений как за рубежом, так и на территории Российской Федерации, обращая внимание на изменение и модернизацию методов действия террористических организаций (т.н. тактика «Одиноких волков») и возможности саморадикализации отдельных групп экстремистов, не связанных напрямую с «материнской» организацией.

Одной из основных характеристик эпохи постмодерна является обилие нетрадиционных акторов мировой политики. Наряду с государствами на геополитическом пространстве активно ведут свою деятельность транснациональные корпорации, международные организации и объединения, международные террористические организации. На фоне множества иных радикальных религиозных организаций ярко выделяется своими целями и методами МТО «Исламское государство». Наследник «Аль-Каиды», ИГ прошло долгий путь от ведущего подрывную деятельность филиала материнской организации в Ираке до крупного государственного образования, обладающего значительными ресурсами и возможностью осуществлять полноценные (за исключением применения авиации) войсковые операции.

Носителем смысловой нагрузки может являться не только сама агитация экстремистских сообществ, но и активные действия их сторонников, практические насильственные действия, рассчитанные на широкий общественный резонанс ^{[1, 201]}. В чем состоит основное послание террористов миру? По мнению Ж. Бодрийяра, основным смысловым наполнением послания террористов является именно отсутствие смысла; террористические акты и агитационные материалы несут переполненному информацией миру информационный вакуум. Терроризм в концепции Ж. Бодрийяра является прямым порождением современного мира, перенасыщенного смыслами: «Терроризм ничего не изобретает и ничего не открывает. Он просто доводит все до крайности, до пароксизма. Он обостряет определенный порядок вещей, определенную логику насилия и неуверенности» ^{[2, 136]}. По мнению Е.В. Пилюгиной, современный терроризм не только не противостоит системе (власти, государству, обществу), но и является соучастником конструирования и поддержания нигилистического и деструктивного формата постмодерна, неотъемлемым компонентом современного мира ^{[3, 10]}.

Позволим себе не согласиться с данной концепцией. Исследуемый нами террористический дискурс, хотя и безусловно деструктивен и нигилистичен по своей природе, однако обладает богатым смысловым содержанием, ставя себя в оппозицию всем чертам общества постмодерна. Так как аудиторией исламистов является современный социум, пропагандисты вынуждены использовать понятные широким массам символы, руководствоваться рекламными методами, подходящими для современного общества.

Не следует воспринимать современный нам политический ислам как неизменную, неспособную к трансформациям структуру. Действуя в среде общества постмодерна с его изменчивостью и отсутствием четких ориентиров, исповедующие фундаментальный ислам радикальные исламистские группы вполне способны пойти на противоестественный альянс с «демократической оппозицией» (гражданская война в Таджикистане, сотрудничество «Свободной Сирийской армии» с рядом исламистских группировок) или использовать в своей борьбе против современного общества его же рекламные технологии. Уникальность рассматриваемой нами агитации «Исламского государства» заключается в удивительно органичном сплаве средневековой ментальности времен Пророка и высоких медиа-технологий, направленных в значительной степени не на относительно традиционное общество Ближнего Востока, а на западную аудиторию.

Провозглашение Халифата в 2014 году подняло организацию на совершенно новые организационные и идеологические высоты. С точки зрения идеологии политического ислама лидеры ИГ, провозгласив Халифат и ведя джихад от имени «халифа» Абу Бакра аль-Багдади, доктринально превзошли своих предшественников из «Аль-Каиды», конкурентов из Талибана и иных джихадистских групп ^{[4, 120]}. Идея Халифата, всеобъемлющего пространства «чистого ислама», станет одной из ключевых тем в исламистской агитации.

Особенностью ИГИЛ является крайне активная, хорошо организованная агитационная деятельность. Специфические черты организации накладывают отпечаток на транслируемое данными изданиями послание: экстремистский дискурс, подчиняясь требованиям времени, испытывает сильное воздействие постмодернистских тенденций. Средневековые казни освещаются на страницах великолепно изготовленных глянцевых журналов; демонстративно уничтожаются и тут же используются атрибуты западной культуры, а на страницах «официальной» агитационной прессы и «неофициальных» ресурсах сторонников ИГ гармонично сочетаются несочетаемые, противоположные по своей сути символы. Выделим некоторые черты постмодернизма, присущие агитации «Исламского государства».

Масс-медиа джихадистской агитации: трансляция средневековой ментальности посредством технологий постмодерна

Основным элементом социализации в обществе постмодерна, которому постепенно уступают первенство институт семьи и образования, являются масс-медиа и социальные сети. Искусственный мир образов, который формирует масс-медиа, отделяет индивида от реальности, замещает ее ^{[5, 30]}. Хорошо осознавая данный факт, организаторы «Исламского государства» направили значительные усилия на создание агитационного аппарата, превосходно оснащенного технически и методологически. Анализируемыми нами рупорами агитации ИГ являются электронные периодические издания «Dabiq» и «Rumiyah». Кроме того, агитация ведется посредством ряда информационных агентств и размещаемых в соцсетях видеозаписей. Продукцию, выпущенную род эгидой ИГ, отличает высокое качество изготовления, броскость и яркость материалов.

Отметим театрализованность агитационных материалов джихадистов, высокую долю эмоционально заряженных посланий. Массовость распространения агитации, высокое качество и эмоциональное наполнение материалов – ключевые факторы успеха джихадистской агитации в современном обществе. Джихадисты имеют возможность производства полноценных фильмов с голливудскими эффектами. Точно в таком же театрализованном ключе обставлены и сцены казней, призванные одновременно и шокировать зрителя/деморализовать противника, и пробудить чувство болезненного интереса к деятельности организации ^{[6, 162]}.

Стремительное и необратимое развитие интернет-коммуникаций значительно облегчает доступ к экстремистским материалам и создает условия для «саморадикализации» аудитории. Данные процессы мы и можем наблюдать на примере проанализированных нами источников. Так, один из «образовательных каналов» джихадистской направленности на вопрос аудитории давал обстоятельное разъяснение недопустимости работы в органах юстиции «правоверному» (в версии салафитов) мусульманину. Данный случай, по нашему мнению, наиболее ярко отражает возможности экстремистской пропаганды влияния на аудиторию.

П. Колозариди, А. Ильин полагают, что переполненность материалов изданий религиозными терминами в значительной мере затрудняет понимание текста читателем и заставляет его проводить значительную работу по воссозданию первоначального смысла текста ^{[7, 163]}. Так, для понимания одного из центральных терминов риторики исламистских изданий – «рибата», читатель должен провести самостоятельную значительную работу по раскрытию смысла данного термина ознакомиться с большим количеством текстов. Таким образом, инициируется механизм саморадикализации читателя.

Рациональная модель поведения руководства Исламского государства совмещается с религиозной риторикой на страницах официального издания исламистов. Очевидно, что используемая религиозная лексика выполняет двоякую функцию: придание сакральной легитимности пропагандистским материалам и принуждение читателя к конструированию особой картины мира, выгодной исламистам. Той же цели служат обнаруженные нами жизнеописания нескольких джихадистов: их жизнь представлена как неравная благородная борьба с несправедливостью и угнетением. При этом характеры джихадистов практически не раскрываются (представляя собой практически агиографическое жизнеописание), давая читателю возможность отождествления себя с боевиком. В красках описываются бои, перенося читателя в придуманный, виртуальный мир. Некоторые медиаресурсы модифицировали изображения из популярных видеоигр и голливудских фильмов таким образом, что место героев занимали местные боевики ^{[6, 162]}.

В исламистской агитации явно проявляется примат идеи над объективной реальностью: через необходимость дополнительной трактовки джихадистского текста, посредством смыслового «причащения» человек начинает идентифицировать себя с исламистским сообществом. Значительное влияние оказывают и транслируемые агитацией символические знаки, помещаемые на страницы журнала, фотографии, придорожные баннеры (в случае территорий, находящихся под контролем террористов). Из материала этих символов формируется личностная идентичность человека, вникающего в смыслы джихадистского текста. Искусственный мир образов, который формирует масс-медиа, отделяет индивида от реальности.

Семиотика джихадистской агитации

Обратим внимание на знаковую составляющую джихадистской агитации. Общество постмодерна мыслит знаками-брендами, которые свидетельствую о принадлежности носителя определённой группе. Бренд джихадистов обладает высокой степенью притягательности, маскируясь за идеями о социальной справедливости, противостоянии порокам и борьбе за нравственность (в ее салафитском понимании). Именно бренд, а не фактическая стоимость и качество вещи приобретает первостепенную важность. Такая особенность ментальности эпохи постмодерна открывает широкие возможности для радикальных организаций.

К «стандартному» набору джихадистских символов мы можем отнести следующие сюжеты, наиболее часто встречающиеся нам в материалах русскоязычных последователей ИГ:

1. Флаг «Исламского государства» - полотнище черного цвета с печатью Пророка. Данное изображение обязательно присутствует на видеоматериалах «официальных» ресурсах ИГ, печать Пророка часто встречается в русскоязычных визуальных материалах как символ принадлежности к ИГ;

2. Изображение холодного и метательного оружия: как правило, это лук/стрелы и мечи восточного типа. Особенной популярностью пользуется изображение Зульфикара –меча Мухаммада. Впрочем, встречаются и абсурдные сочетания совершенно несовместимых элементов – о них будет сказано ниже;

3. Изображение всадника, конных отрядов. Преобладающим цветом одежды (за исключением фотографий) является черный;

4. Изображение льва и волка. Последнее в большей мере характерно для площадок, администрируемых с территорий Северного Кавказа.

Разумеется, «бренды» «Исламского государства» далеко не исчерпываются данным коротким списком, однако вышеперечисленные сюжеты встречаются чаще остальных и пользуются особой популярностью в среде исламистов. Особое внимание необходимо уделить своеобразности «отечественных» визуальных материалов. В отличие от комплекса вполне современного вооружения, встречающегося на страницах журналов «Dabiq» и «Rumiyah», визуальная продукция русскоязычных источников пропаганды тяготеет к архаичным видам вооружения: как правило, в роли таковых выступают лук и меч.

При этом данный архаичный комплекс вооружения (меч и лук, копья и щиты) сочетается с современным оружием, что характерно для текстовых пропагандистских материалов (орфография сохранена):

«Сны притесненного.

Ты снова с автоматом за плечом

Штурмуешь перевал за перевалом,

Являясь для неверных палачом,

Для муъминов^[2] – кольчугой и забралом!»

В данном отрывке одновременно с неотъемлемым атрибутом моджахеда – автоматом (на визуальных материалах часто помещен автомат Калашникова как наиболее знакомый жителям СНГ символ мятежных движений) фигурирует кольчуга и забрало, что является средневековым защитным вооружением. Отметим неудовлетворительные познания автора в средневековом военном деле Востока: для восточного комплекса вооружения забрало характерно в значительно меньшей степени, чем для западного, в силу большего использования вооруженной стрелковым оружием легкой кавалерии, что диктует необходимость открытого обзора всадника. Кроме того, в принятый за идеал в радикальной среде временной период – VII-XIII вв., забрало не входило в защитный комплекс кавалерийского вооружения.

Соединение архаики и модерна встречается и в другом, также стихотворном тексте, прославляющем гибель на поле боя (орфография сохранена):

«Не бойся умереть на поле боя,

Презрев диплом юриста иль врача,

В движенье после долгого застоя,

Сжимая дланью рукоять меча!

Не бойся умереть на поле боя!

В «зеленке»^[3] городов или селений…»

Архаический вид холодного оружия и устаревшая лексика в данном случае сочетаются со вполне современным военным жаргоном. В полном соответствии с характеристиками постмодерна авторы радикальных материалов (особенно это характерно для русскоязычной агитации) смешивают несовместимые понятия, заимствуют символы из разных, противостоящих друг другу культур. Приведем несколько примеров, наиболее ярко иллюстрирующих данный принцип.

Рассматриваемый нами материал представляет собой обработанную знаменитую фотографию водружения флага на Иводзиме с наложенным на нее текстом «Воистину, наше войско одержит победу! Коран 37:173». Изображение выполнено в характерном для исламистов черно-белом стиле и не отличается высокой степенью детализации. Встречается также подобное изображение с замещением флага Победы над Рейхстагом на флаг «Исламского государства».

Ярким показателем синкретического характера джихадистской агитации является последний анализируемый нами материал, который представляет собой переработанное в исламистской символике изображение Георгиевской ленточки с надписью «Мне не нужна ваша Георгиевская ленточка. У меня есть своя…».

Джихадистская агитация обладает сетевой структурой без выраженного авторитетного центра: несмотря на относительно единую информационную повестку и наличие хорошо работающего медиийного аппарата самого Халифата, формы агитации крайне разнообразны и в некоторых случаях могут противоречить самим себе, достигая при этом единую цель. Подобное самопротиворечие центрального понятия агитации, концепта «Халифата» будет разобрано ниже.

Агитация исламистов представляет собой смесь из символов самых разных эпох, территорий и культур. Как было проанализировано выше, используются все методы, которые способны привлечь внимание зрителя: в том числе и символы, вступающие в прямой конфликт с идеологией исламизма. Последние в процессе переработки и переосмысления приобретают совершенно иную смысловую нагрузку, встречающую горячий отклик у последователей радикалов.

Халифат как вызов иерархии

«Сеть» является ключевым термином процесса глобализации, применимым к различным сферам деятельности обществ постмодерна: информационному аспекту развития социума, массовой культуре и туризму, межнациональному сотрудничеству и преступности. Сеть как способ организации структуры противопоставлена иерархической организации общества, в первую очередь государственным и политическим партиям ^{[8, 216]}. Структуры общества постмодерна тяготеют к горизонтальным связям, к наднациональной форме, отрицая иерархичность старого мира.

Концепция выстраиваемого джихадистами «Халифата» противостоит как естественным противникам террористов – традиционным государствам, так и некоторым организациям исламистского толка. Так, «Исламское государство» находится в ожесточенном противостоянии с Талибаном, обвиняя талибов в пособничестве Западу и национализму. Халифат – не просто государственное образование джихадистов, но наднациональная структура, отвергающая старые границы и призванная объединить в себе всех мусульман.

Централизующими понятиями, вокруг которых выстраивается образ единого исламистского общества, являются понятия «умма» и «Халифат». Данная тема появляется уже в первом выпуске журнала «Dabiq», выпущенного в июне 2014 года. Приведем цитату: «Это Халифат, который собрал кавказцев, индусов, китайцев, иракцев, египтян, жителей Магриба (прим.: Северная Африка), американцев, французов, немцев и австралийцев. Аллах соединил их сердца вместе, и, таким образом, они стали братьями по его милости, любя друг друга ради Аллаха, стоя в одном окопе, защищая и охраняя друг друга, жертвуя собой друг ради друга. Их кровь смешалась и стала единой под одним флагом, ради одной цели, будучи благословлена верным братством»^[4]. Обратим внимание, что упоминание стран Магриба сопровождается пояснением для западной аудитории, которая возможно не обладает знанием о традиционной географии региона. Данный отрывок акцентирует внимание на единой цели переселенцев-мухаджиров; более того, акцентируется внимание на кровном братстве боевиков («Их кровь смешалась и стала единой…»)^[5].

Данный отрывок повторяется в 8-м выпуске этого же журнала с призывом скорейшего присоединения к Исламскому государству: «Поспеши, потому что Сирия не принадлежит сирийцам и Ирак не принадлежит иракцам. Земля принадлежит Аллаху»^[6].

«Интернационализм» Исламского государства активно противопоставляется движению «Талибан», которое, будучи исламистским движением, не ставило и не ставит перед собой цели глобального джихада ^{[9, 125]}: «Национализм, который запятнавший многие знамена и партии в Афганистане»^[7]. Вслед за этим присутствует обвинение талибов в наличии ересей-нововведений (бид`а), разрушающих общину.

Создатели журналов яро отрицают такие ценности, как национализм и патриотизм, утверждая, что они не имеют ничего общего с выстраиваемым Халифатом: «Национализм, патриотизм, трайбализм и революционизм никогда не были движущими силами в сердце моджахедов»^[8].

Национализм представлен как разрушительная идеология Запада, направленная на разрушение общемусульманской уммы и уничтожение исламского социума. Наиболее яркое выражение данные идеи в пропаганде Исламского государства приобретают в виде договора Сайкс-Пико, который представлен как целенаправленное разрушение общемусульманской уммы и раздробление исламского мира:

«Запад изобрел национализм, так как благодаря ему они подняли своих братьев-зимми*, усилили отступничество на мусульманских землях, разделили и завоевали мусульманские народы и защитили земли крестоносцев от наступательного джихада»^[9].

Обвинение Запада в применении националистических настроений и отказ от них в пользу «джихадистского интернационала» представлены пропагандой Исламского государства как вектор развития, который в конечном итоге должен привести его к торжеству над Западным миром. Данные экспансионистские настроения находят свое выражение в предвкушении грядущей победы над Западом, которая выражается в ожидании взятия Константинополя и Рима (символическая значимость и сакральное значение географических маркеров исламистской пропаганды раскрывается ниже).

Несмотря на естественную склонность подпольных организаций к сетевой структуре, ИГ в какой-то момент времени переросло этап сети подпольных ячеек и, минуя уровень «традиционного» государства (с некоторыми допущениями в качестве такового можно рассматривать Талибан), в 2014 году заявило о создании наднациональной, вневременной структуры Халифата. В настоящее время в силу военного поражения организации ожидается переход к тактике спящих ячеек на организационном уровне, что однако же не отвергает Халифат как форму самоидентификации. Подробнее понятие Халифата/«Дауля» как формы самоидентификации раскрывается ниже.

Категория пространства в агитации джихадистов

Глобализация современного мира, появление новых акторов мировой политики, переход многих сфер жизни в интернет-пространство ставят перед исследователем проблему трансформации концепции пространства в дискурсе постмодерна. Общества, стоящие на разных стадиях развития, обладают разными категориями пространства. Так, первобытное общество с ментальностью, основанной на мифе, мыслит пространство как единую категорию, объединяющую сакральный и профанный мир ^[10]. Более развитое традиционное общество Средневековья выстраивает свою пространственную парадигму вокруг религиозных категорий, сохраняя при этом единство сакрального и обыденного ^{[11, 47]}. Эпоха модерна, стремясь к рационализации бытия, уничтожает миф, лежащий в основе мировосприятия традиционного человека: на смену средневековым mappa mundi, иллюстрирующих само мироздание и основанных прежде всего на семиотических символах, приходят четко выверенные карты, единственной функцией которых является навигация человека в реальном мире.

Значимой характеристикой пространственного дискурса эпохи постмодерна является его стремление к демифологизации, скрытые смыслы пространства и его сетевая структура. Пространство эпохи постмодерна порождает новые мифологемы, становится многомерным (современный человек существует одновременно в нескольких пространствах) и отвергает иерархичность, присущую более ранним эпохам ^{[12, 80]}.

Исследование материалов радикальной исламистской агитации позволяет по-новому взглянуть на категорию пространства в дискурсе постмодерна: рассматриваемые нами материалы представляют уникальный сплав превосходно организованной методики агитации, рассчитанной именно на общество постмодерна и средневековой ментальности VII века, служащей идеологическим базисом транслируемого послания.

Виртуальный Халифат – симулякр исламского государства^[10]

Прежде чем рассматривать особенности концепции Халифата в агитационных материалах джихадистов, необходимо остановиться на самом понятии Халифата как вневременной формы исламского государства. В преставлении исламских богословов Халифат является идеальной формой организации государства, полной и безоговорочной теократией ^{[13, 263]}.

Одно из ключевых категорий дискурса постмодерна, симулякр, определяется Ж. Бодрийяром как ложное подобие, копия, скрывающая отсутствие оригинала и поэтому творящая зло, и как иллюзия, образ идеологизированного сознания ^{[5, 32]}. Оригинальной моделью Халифата для сторонников ИГ стало мусульманское государство времен праведных халифов; главной целью своей деятельности террористы видят воссоздание Халифата на всей территории обитания мусульман. Самоназвание «Исламского государства», получившее распространение в кругу его русскоязычных последователей, звучит как «дауля» - «государство, ар.». Считаем необходимым выделить термин «дауля» в отдельную категорию как самостоятельное понятие дискурса ИГИЛ (но не дискурса иных исламистских группировок).

Для джихадиста нет необходимости уточнения, какое именно государство имеется в виду – оно неизменно, одно и не имеет подобия. Агитационные материалы исламистов представляют «дауля» как естественное продолжение халифата времен Средневековья, игнорируя номинальный халифат Османской империи. Существование «дауля» продолжается и после падения «Халифата» и военного поражения ИГ в родном регионе возникновения. Термин продолжает использоваться в среде общения сторонников «Исламского государства» после утраты ИГ контроля над территориями и прекращения существования в виде государственного образования. «Дауля» стало категорией виртуального пространства, пространства воображения – это понятие используется не только для обозначения государства (в его первоначальном значении) и конкретной подконтрольной этому государству территории, но для обозначения самой идеи этого государства, которую воплощает ИГ.

Вопрос о поддержке «дауля» ставится в случае необходимости выяснения симпатий собеседника; разговор о переезде в «дауля» может обозначать как хиджру на территорию Сирии и Ирака (менее актуально в последнее время), так и уход в подполье. «Дауля» – метафизическая категория, существующая одновременно и в реальном, и в ментальном пространстве. Носителем и выражением «дауля» являются не органы управления Халифата (широко освещаемые в исследуемых нами журналах), но его сторонники со всего мира.

С чем же связана популярность идеи Халифата, предложенная джихадистами? Полагаем, что применимо к арабской аудитории значительную роль играет разобщенность арабского мира, отсутствие четко определенной страны-лидера, играющей роль полюса в регионе ^{[14, 252]}. Модель сильной власти, основывающейся на религиозном авторитете, которая бы объединила в себе весь арабский мир, безусловно обладает привлекательностью в условиях современного раздробленного Ближнего Востока.

Скрытые смыслы Халифата

Пространство традиционного общества строится вокруг сакральных категорий, выполняющих роль «якорей», географически и символически оформляя реальность. Именно по такому принципу построено пространство средневековой Европы – географические ориентиры мира полны скрытых смыслов: алтари церквей ориентированы на символизирующий жизнь Восток, там же средневековые картографы помещают утраченный рай; география оказывается теснейшим образом связана с системой морали ^{[15, 295]}.

Е.В. Мелетинский, анализируя теорию мифа, выделяет ремифологизацию современной культуры после подавления иррационального мифа эпохой модерна ^{[16, 25]}. Ускоряющиеся процессы глобализации, разрушение традиционного уклада жизни и системы ценностей вновь активизирует процессы мифотворчества: тяга общества постмодерна к рациональности вызывает компенсаторную реакцию в общественном сознании^{[17, 211]}. Полагаем, что непрерывный длительный кризис арабского мира, утрата независимости, разочарование в модели «арабского социализма» и не всегда удачные примеры построения национальных государств в постколониальный период в значительной мере являются причинами возрождения религиозного мифа, который и был взят на вооружение ИГ.

Рассмотрим внимательнее сакральную природу пространства джихадистской агитации. Прежде всего выделим два основных пространственных пласта, в которых мыслит свое существование фанатичный сторонник «Исламского государства». Первый и основной пласт – сакральное пространство Ахирата, пространство грядущей жизни – вознаграждения за страдания в этом мире. Сакральному пространству противостоит профанное – мир Дуньи, где разворачивается физическая жизнь джихадиста. Пространство Дуньи представлено агитационными материалами как преходящее, нестоящее внимания: физическая жизнь героев публикаций журналов представлена лишь как подготовка к грядущей небесной жизни. И все же эти два пространства, несмотря на явный антагонизм, находятся в неразрывной связи друг с другом. Пожалуй, наиболее четкой иллюстрацией вторжения реальности постмтодерна в джихадистскую агитацию является встреченная нами на одном из джихадистских ресурсов «агитка», выполненная в виде авиабилета, пунктами отправки и прибытия в котором указаны Дунья и Ахират соответственно.

Физическое пространство агитации тоже имеет свои ключевые точки, вокруг которых строится транслируемая журналами картина мира. Несмотря на то, что расположено оно на уровне обыденного мира, т.е. Дуньи, ему присущ ряд сакральных точек, которые фиксируют пространство, придают ему скрытый смысл (подобно тому, как Иерусалим фиксировал пространство средневекового европейца). Важнейшим таким якорем является небольшой город Дабик, который и послужил названием для первого периодического издания исламистов. С данным городом (север провинции Алеппо) связаны в первую очередь апокалиптические ожидания исламистов: распространенное в исламистское среде пророчество указывает на данный город как место последнего сражения пяти тысяч мусульман с войском римлян (христиан), после которого и наступит последний день. В свете этого пророчества агитация джихадистов приобретает апокалиптический характер, с нетерпением ожидая начала последней битвы.

К таким же маркерам пространства являются священные для шиитов города Наджаф и Кербела. После военных успехов в Ираке руководство ИГ объявляет наступление на эти города в своей борьбе против «отступников»-шиитов ^{[18, 173]}.

Однако после утраты ИГ контроля над городом продолжение издания выглядело насмешкой, в результате чего в свет вышло новое агитационное издание джихадистов, журнал «Румийя». Его название отсылает нас к следующим маркерам пространства агитации: Риму и Константинополю. Первые два города обозначаются как символ «крестоносцев» (что несколько иронично, учитывая взаимоотношения византийцев и латинян) и отождествляются с христианским миром в целом. Термин «крестоносцы» не несет сколь-нибудь ярко выраженной территориальной привязки: так, «крестоносцем» может выступать президент Филиппин Дутерте Р., а ближайшими союзниками крестоносцев выступают евреи. Тем не менее, наиболее часто данный термин обозначает США и коалицию западных союзников, хотя может использоваться и для абстрактного обозначения врагов «Халифата».

Сакральное значение Дабика открывает перед нами еще одну грань исламистской агитации и выявляет цели, которые ставят перед собой сами джихадисты. Кульминационным моментом жизни типичного муджахида, фигурирующего на страницах изданий, является смерть в бою. Высшей точкой развития Халифата – апокалиптическая битва при Дабике, которая обозначит конец света. Стратегической целью исламистов являются вовсе не военные и гражданские объекты противников и даже не установление всемирного Халифата – конечной точкой усилий является именно апокалипсис. Итоговой целью джихадистов выступает разрушение самой физической реальности.

Понятие Халифата оказывается ложным не только по отношению к историческому арабскому Халифату, но и относительно собственно джихадистской трактовке данного термина. Пространство агитации целиком эсхатологично: смерть и разрушение как отдельного человека, так и всего мироустройства становятся единственной достойной усилий целью.

Заключение

Полагаем, что дискурс джихадистской агитации неразрывно связан с тем обществом, в котором он функционирует. Несмотря на то, что исламисты всячески стараются предстать перед аудиторией в качестве непримиримой оппозиции современному обществу, опираясь на религиозную традицию, фактически не только агитация джихадистов, но и само «Исламское государство» является прямым порождением общества постмодерна. Это проявляется на разных уровнях: в первую очередь это использование понятных современной аудитории символов, значительное внимание, которое уделяется фирменному бренду и стилю джихадистов. Военный разгром «Халифата» в Сирии не только не поставил точку в истории организации (как это было бы с традиционным актором международных отношений), но способствовал миграции исламистов в виртуальное пространство. Полагаем, что следствием этого будут уже не масштабные операции и террористические акты (для проведения которых уже нет ни инфраструктуры, ни административного компонента), а серии разрозненных атак «спящих ячеек» и одиночных террористов.

Не менее интересен смысловой подтекст агитации. Провозглашая стремление к установлению миропорядка, основанном на «чистом» исламе, джихадисты одновременно преследуют явно апокалиптические цели, уничтожения самой реальности. Стремясь оказать воздействие на аудиторию, джихадистская агитация действует не только на уровне объективной реальности, но и погружает читателя в полностью виртуальный мир великих сражений (так, регион Леванта именуется «землей эпических сражений»), конструирует новую мифологию, органично совмещая ее со вполне рациональными действиями: фундаментальный камень радикальной эсхатологии, город Дабик, был оставлен практически без боя, так как не представлял какой-либо стратегической ценности. Терроризм, основанный на иррациональной мифологии, транслирующий идеи средневековой жестокости, превосходно чувствует себя в современном высокотехнологичном мире, активно противодействуя ему с помощью его же методов.

Объявление Халифата в 2014 году делает второстепенными контроль территорий или же отсутствие такового – важен лишь факт провозглашения универсального государства ислама, которое вполне может существовать и в виртуальном виде. Как уже было доказано битвой за Дабик в 2016 году, руководство Исламского государства способно действовать рационально, руководствуясь актуальной стратегической и тактической военной обстановкой, а не идеологическим догматами, провозглашаемыми на официальном уровне.

Полагаем, что утрата территорий, снизив финансовые и военные возможности ИГ (невозможность вести операции на широком фронте), в то же время избавит террористов от привязки к конкретному региону и необходимости обеспечивать существование населения, проживающего на подконтрольных территориях. Тем самым будет освобождено некоторое количество ресурсов, шедших ранее на обеспечение работ социальных служб. С потерей территорий и переходу существования Халифата в виртуальную плоскость в значительной мере будет осуществлен переход к тактике индивидуального джихада, предложенной Абу Мусабом ас-Сури ^{[19, 450]}. В свою очередь, применение тактики «одиноких волков» влечет за собой повышение важности механизмов саморадикализации как отдельных индивидуумов, так и небольших по составу коллективов, не связанных с «генеральным штабом» Исламского государства.

^[1] Деятельность «Исламского государства» запрещена на территории Российской Федерации. В связи с этим далее применяется термин «МТО ИГ»

^[2] Истово верующих мусульман, превосходящих остальных своей верой

^[3] Труднопроходимая местность (жарг.)

^[4] Dabiq, Issue 1, p. 18

^[5] Там же

^[6] Dabiq, Issue 8, p. 34

^[7] Dabiq, Issue 1, p. 30

^[8] Dabiq, Issue 8, p. 46

* собирательное название немусульманского населения

^[9] Dabiq, Issue 8, p. 39

^[10] В данном случае термин «исламское государство» обозначает общество, построенное на нормах шариата: Омейядский и Аббасидский халифат, Исламская Республика Иран, Исламская Республика Пакистан и т.д.