Холера как злоба дня в восприятии жителей уездного города Царицына (по материалам газеты «Волжско-Донской листок»)

Максимова Ирина Васильевна кандидат исторических наук методист, Волгоградский государственный медицинский университет 400131, Россия, Волгоградская область, г. Волгоград, пл. Павших Борцов, 1 Maksimova Irina Vasil'evna PhD in History Educational material developer, Volgograd State Medical University 400131, Russia, Volgogradskaya oblast', g. Volgograd, pl. Pavshikh Bortsov, 1 maksirinavas@mail.ru

В современной исторической науке одним из ведущих направлений изучения отечественного и зарубежного прошлого выступает «история повседневности». Свойственные данному направлению междисциплинарный подход к анализу исторических проблем и особое внимание к человеку, его обыденным проявлениям предопределяют широкие возможности и новые перспективы в прочтении, казалось бы, такого традиционного для исследователей источника как периодическая печать.

Одновременно в рамках озвученного направления наблюдается смещение акцентов с изучения обыденной жизни отдельных категорий населения на так называемую «экстремальную» повседневность, под которой понимается изменение привычной реальности под влиянием каких-либо чрезвычайных событий стихийного, техногенного, антропогенного или иного характера, влекущих за собой человеческие жертвы, материальные потери, нарушение условий жизнедеятельности людей^[1]. Среди событий, вносящих в повседневную жизнь черты экстремальности, выделяются эпидемии, сопровождающие человечество, пожалуй, на протяжении всей его истории. В настоящей статье речь пойдет об эпидемии холеры 1892 г., охватившей значительную часть территории Российской империи (77 губерний и областей), которую принято рассматривать в рамках пятой пандемии холеры, зачастую в паре с последующей эпидемией 1893 г.^{[2, с. 268, 270]}.

Целью работы является раскрытие информативных возможностей, специфики и перспектив использования материалов региональной прессы для изучения общественных настроений и поведенческих практик жителей уездного города Царицына в условиях эпидемии холеры 1892 г. С учетом современной эпидемиологической обстановки, выбранный ракурс осмысления придает статье дополнительную новизну и актуальность.

Говоря о методологии исследования, необходимо учитывать, что в основу работы положен междисциплинарный подход, обеспечивающий комплексное восприятие и раскрытие проблемы холерной угрозы с привлечением достижений различных социально-гуманитарных наук. Совокупное использование историко-генетического, историко-сравнительного и историко-системного методов обеспечило возможности для детального анализа влияния холерных эпидемий на мироощущение и поведенческие практики жителей российской провинции с учетом общероссийских тенденций развития. При работе с местной прессой также был задействован метод контент-анализа, дающий возможность содержательной интерпретации текстов источника.

Существенным теоретическим подспорьем при написании статьи стала монография «Очерки истории чумы», которая помимо собственно раскрытия заявленной темы предлагает видение эпидемической ситуации в целом, подвергая рассмотрению различные стереотипные модели поведения людей во время эпидемических катастроф^[3]. Отдельного внимания заслуживает работа сибирского исследователя А. Н. Татарниковой, посвященная анализу повседневных поведенческих практик и стратегий выживания населения Западной Сибири в период эпидемий конца XIX – начала XX в. Историк убедительно показывает, как острые инфекционные заболевания (холера, корь, тиф), выходя за рамки привычной распространенности и приобретая характер массовых эпидемий, становились причиной изменения обыденной повседневности различных групп западносибирского общества, возникновения экстремальных условий их каждодневной жизни^[1]. Многие наблюдения и выводы, сделанные авторами обозначенных работ, носят универсальный характер и могут быть использованы при проведении исследований схожей направленности.

Основную источниковую базу работы составляют многоплановые материалы газеты «Волжско-Донской листок», отложившиеся в годовых подборках издания за 1892 и 1893 г. Для комплексного понимания темы и ее значимости требуется прояснить ряд общих моментов.

Во-первых, история становления и развития первой газеты г. Царицына достаточно подробно освещена в современной историографии^{[4; 5]}, что позволяет сделать акцент на собственно анализе впервые вводимых в научный оборот материалов. Полные годовые комплекты газеты «Волжско-Донской листок», выходившей три раза в неделю в период с 1885 по 1901 гг., были изучены нами в отделе газет Российской национальной библиотеки (г. Санкт-Петербург) по причине фактического отсутствия данного источника в месте издания (г. Волгоград). С учетом ограниченного количества дошедших до нас документальных свидетельств по дореволюционному прошлому Царицына, значительная часть из которых сгинула в дни Сталинградской битвы, соприкосновение с миром газетной периодики приобретает особую ценность.

Во-вторых, работа с региональной периодической печатью сопряжена с определенными сложностями и нюансами, обусловленными спецификой данного вида источника. К характерным чертам прессы обычно относят периодичность и оперативность опубликования информации; многоплановость (комплексность) содержания, выражающуюся в объединении текстов, различных по жанру, происхождению, разновидностям; выполнение задач информирования общества и воздействия на массовое сознание; формирование мнений и стереотипов мышления^{[6, с. 280]}. Ряд авторов даже полагают, что периодическая печать не является комплексным источником, а представляет собой комплекс источников, поскольку может служить местом и способом публикации источников всех видов^[7]. Как бы то ни было, работа с каждой из разновидностей привлекаемых материалов подразумевает применение дифференцированного подхода и соответствующих методов.

В-третьих, с учетом большей сохранности и доступности источников в региональной историографии относительно более изученными выступают эпидемии холеры, поразившие уездный город, в начале ХХ в.^{[8; 9]}. Но и применительно к ним по-прежнему остается много «белых пятен», существенная часть архивных документов и материалов региональной прессы выпадают из поля зрения исследователей. Поэтому весьма перспективной, на наш взгляд, видеться дальнейшая работа над темой в сравнительно-историческом аспекте и написание коллективной монографии, по аналогии с недавно вышедшим обобщающим исследованием, посвященным семи эпидемиям холеры в «агонизирующей столице» – Санкт-Петербурге^[10].

В-четвертых, детальная проработка годовых подборок газеты «Волжско-Донской листок» позволила хронологически скорректировать в разрезе изучения истории повседневности традиционный подход к восприятию малоизученной в литературе эпидемии холеры 1892 г. в Царицыне. С учетом подогреваемых в прессе мыслей о двухгодичном характере эпидемий тех лет и, следовательно, сохраняющейся для населения крупного, печально известного своей антисанитарией города холерной угрозы, а также новых, хотя и намного менее интенсивных, вспышек заболевания, раскрытие темы целесообразно доводить вплоть до конца сентября 1893 г.

В-пятых, значительный массив текстовых данных, встречающихся на страницах местной прессы, преимущественно в разделе «Городская хроника», обусловил необходимость их систематизации в рамках выбранной темы. Мы предлагаем условно распределить выявленные материалы, исходя из содержания, между четырьмя большими группами. Используемая нами рабочая классификация выглядит следующим образом:

I группа – материалы, отражающие официальные меры властей, в первую очередь Царицынской городской думы, по предупреждению и прекращению холерной эпидемии;

II группа – материалы, объединяющие советы по профилактике и рекомендации по лечению холеры, которые можно разделить на две подгруппы: 1) официальные, исходящие от дипломированных медиков, в частности санитарного врача Н. С. Шешминцева; 2) неофициальные, включающие как передачу опыта народной медицины, так и рекламу новомодных средств от холеры;

III группа – материалы, содержащие сведения по жертвам холеры, от приведения официальной статистики смертности до изложения конкретных случаев из холерной практики;

IV группа – материалы, включающие заметки местных журналистов, поучения и речи православных священнослужителей, так или иначе связанные с размышлениями над главной злобой дня – холерой.

Наибольший интерес для нас с учетом поставленной цели написания статьи представляют третья и четвертая из указанных групп, частично вторая группа, которые позволяют максимально проникнуться умонастроением населения в тот тревожный период. Отдельно обращаем ваше внимание, что мы не будем останавливаться на детальном анализе материалов первых двух групп, которые целесообразнее рассмотреть в формате отдельной статьи, посвятив ее полностью действиям представителей власти и медицины г. Царицына в рамках профилактики и борьбы с холерою в 1892-1893 гг.

Среди городов Саратовской губернии Царицын стабильно занимал первые позиции по уровню антисанитарии, являясь одним из главных очагов чумных и холерных заболеваний юга России. Данное обстоятельство, на наш взгляд, обусловлено спецификой пореформенного развития города, сопровождаемого ускоренным экономическим и демографическим ростом. При этом основными рассадниками различного рода инфекций выступали примыкающие к городским кварталам районы трущоб – «Кавказ», «Бутырки», «Балканы», славящееся своей антисанитарией и неблагоустроенностью. Подтверждение сделанным наблюдениям можно обнаружить в многочисленных свидетельствах современников, частично приведенных нами в специальном исследовании, посвященном историческому прошлому уездных городов Саратовской губернии конца XIX – начала XX в.^{[11, с. 145-148]}.

Полноценное раскрытие темы невозможно без знания общей хронологии эпидемии холеры в Царицыне, а также иных бедствий, усугубивших ее протекание. За наглядностью обратимся к обзорной статье «За целый год», напечатанной, по сложившейся традиции, в первом новогоднем номере. Публикация размещена без подписи, мы можем предположить, что ее автором, как и многих других безымянных заметок, скорее всего, являлся Е. Д. Жигмановский, фактический, хотя и неофициальный главный редактор газеты. Этого неординарного, безусловно, талантливого человека принято считать «первым журналистом Царицына», стоящим у истоков городского издательского дела^[12]. «Истекший 1892 год и несколько предшествовавших ему, – подчеркивал обозреватель, – нельзя назвать счастливым в каком либо отношении». Общественная хроника г. Царицына, как явствует из статьи, была пронизана событиями больше печального свойства. Так, наступление нового года сопровождалось голодом, оставленным ему в наследство годом ушедшим. Следом за голодом с приходом весны город постигло новое бедствие – сыпной тиф, довольно быстро принявший эпидемический характер. Одновременно с тифозной эпидемией появилась, как результат плохого питания, цинга, максимально ударившая по простонародью. Довершением всех бед стала холера, официально зарегистрированная в Царицыне 21 июня, хотя заболевания холериной и вообще желудочно-кишечные расстройства наблюдались недели за две раньше вышеуказанного числа^{[13, с. 2]}.

Современники отмечали бурное течение холерной эпидемии в Царицыне: начавшись с 21 июня, она к 20 июля приняла спорадический характер, тем не менее, в течение месяца унесла значительное число жертв^{[13, с. 2]}. По сведениям врачебного отделения губернского правления, приведенным в рубрике «Холерный бюллетень», в обозначенный период в Царицыне заболело 1282, выздоровело 300, умерло 922 человека^{[14, с. 2]}. Таким образом, общий показатель смертности фактически за месяц составил 72 %; в этот же период был пройден пик заболеваемости. Хотя холера продолжилась до середины ноября, последние три месяца, по наблюдению местного журналиста, смертность выражалась единичными случаями и имела самый ничтожный характер^{[13, с. 2]}. В восприятии большинства горожан полная победа над холерою в городе ознаменована датой 25 октября 1892 г. Именно в этот воскресный день при огромном стечении молящихся у Александро-Невской часовни был отслужен благодарственный молебен по случаю окончательного прекращения холеры в Царицыне^{[15, с. 1]}.

Эпидемия холеры, охватившая город, практически сразу отодвинула все прочие темы для разговоров на задний план. Статья «Меры предупреждения от занесения холеры» начиналась с характерного утверждения: «В настоящее время злобою дня в Царицыне, конечно, следует считать толки и суждения о холере и меры, предпринимаемые в виду этой вовсе нежеланной гостьи»^{[16, с. 3]}.

Приплывающие по Волге корабли с вывешенными желтыми флагами, сигнализирующими о карантине на борту, на подсознательном уровне у населения вызывали чувство неконтролируемого страха. Особенно ему оказались подвержены работники самого пароходства, некоторые из которых, по сути, предпочли бежать на сушу. В одной из заметок читаем: «Матросы, кочегары и пр. пароходная прислуга почти вся поголовно рассчитывается и уходит с пассажирских пароходов на всех станциях, которые оказываются ближайшими к месту жительства этих служащих». Мотивационная составляющая такого поведения, по мысли самих увольняющихся, заключалась в опасение заболеть и заразиться холерою от пассажиров, с которыми постоянно приходилось контактировать. При этом качество подбора нового персонала, буквально состоящего из первых встречных, оставляло желать лучшего^{[17, с. 2]}.

Часть царицан предпочла покинуть охваченный холерою город. В предельно кратком сообщении «У страха глаза велики» констатировалось: «Многие из обывателей нашего города, имеющие свои торговые и промышленные заведения, от страха перед наступившей эпидемией выехали из города с семействами»^{[18, с. 2]}. Чуть позже один из журналистов в небольшой заметке «Вороны» сравнивал подобные действия местных жителей с поведением ворон, которые перед наступлением холерный эпидемии в Царицыне исчезали неизвестно куда, но теперь стали возвращаться. «Нужно предполагать, – восклицает автор, – что эти птицы, вместе с некоторыми гражданами нашего города, эмигрировали частью в Сарепту, частью в Липецк, Смоленск, Киев и друг. города, послужившие убежищем для царицынских храбрецов»^{[19, с. 3]}. Не трудно догадаться, что под выехавшими подразумевались в первую очередь состоятельные граждане, при этом выбор близлежащего пункта для переселения – немецкой колонии Сарепты, ныне входящий в состав г. Волгограда, был вполне оправдан. Благодаря особому менталитету братьев-гернгутеров, общей благоустроенности и строгому соблюдению мер профилактики, на территории колонии вспышек заболевания холерою не наблюдалось.

Напуганные возможными последствиями вспыхнувшей холерной эпидемии, многие жители Царицына старались лишний раз не выходить из домов, предпочитая сидеть за закрытыми ставнями и днями напролет пить горячий чай, считая его одним из средств предохранения от заразы. Такая модель поведения органично вписывалась в общероссийские реалии того времени. Ее важнейшим итогом для большинства стала временная социальная депривация, вынужденная самоизоляция от общества, способствующая еще большему нагнетанию воцарившейся тревожной атмосферы.

«Страшная азиатская гостья наложила на всех и вся печать уныния», – писал местный корреспондент применительно к посаду Дубовка^{[14, с. 3]}. Однако подобные настроения в одинаковой степени затронули и население Царицына, чья повседневная жизнь, по сути, теперь проходила под гнетом холерной угрозы. В упоминавшейся выше статье «За целый год» констатировалось: «Рабочие, находившиеся в Царицыне для разных работ, побросали их и разбежались, вследствие чего прекратились нагрузка и выгрузка товаров, в торговле водворился полный застой, пароходы рейсировали без грузов и пассажиров. Театральное дело прекратилось, так как театра никто не посещал. Торговля содержателя сада “Конкордия” г. Курочкина упала до того, что он распустил почти всех своих служащих и оставил только двух лакеев»^{[13, с. 2]}.

Определенная часть населения г. Царицына, преимущественно состоящая из малограмотных, склонных к суевериям крестьян и мещан, движимая страхом заражения и смерти, в условиях эпидемии прибегала к совершенно нерациональным, спонтанным действиям и моделям поведения. Среди них – участие в ночных религиозных процессиях, в ходе которых мужчины и женщины с иконами в руках и с пением церковных песен всю ночь ходили по улицам города. Подобная «необычная» практика подверглась специальному рассмотрению местным протоиреем А. И. Флегматовым в его речи, произнесенной 12 июля во время вечерней внебогослужебной беседы. Признавая важность мотивов участников процессий («…вследствие возбужденного религиозного духа и с той мыслию, чтобы тем умилостивить разгневанного нашими грехами Господа»), священнослужитель занял категоричную позицию – такая набожность неуместна. Пытаясь донести до паствы свою мысль, он привел два весомых аргумента. Во-первых, набожность эта проявляется публично в неурочное время, необычным громогласным пением, тем самым беспокоя городское населения и даже многих из них пугая. Во-вторых, в толпу благоговейно поющих часто вторгались нетрезвые люди, кощунственно бормоча церковные песнопения^{[20, с. 2]}.

В другой речи, произнесенной 5 июля у Александровской часовни по случаю холерного времени, протоирей А. И. Флегматов, взывая к благоразумию верующих и Священному Писанию, призывал оказывать всяческое содействие представителям власти и медицины. Местный проповедник в своем поучении исходил из следующего положения: «Начальство поставлено Самим Богом, доктора определены тоже Богом, как говорит писание: Господь созда врача. (Сирах. гл. 38, стих I)». Тем печальнее ему было наблюдать такую картину: «Не понимая, или, лучше, забывая это, некоторые легкомысленные из среды нас люди порицают распоряжения местного начальства относительно заведения барака для холерных и особого кладбища для умирающих от холеры». Священник пытался убедить прихожан в «благодетельности» этих мер, объясняя их острой необходимостью, одновременно осуждая нелепые слухи о врачах, которые якобы морят народ своими лекарствами. «Для докторов приятнее оздоравливать людей, а не губить их. Какая им польза от гибели людей?», – вопрошал он. Уверяя паству в благонамеренности действий начальства и практикующих среди них врачей, А. Флегматов утверждал: «В простоте сердца пользуйтесь их мероприятиями, не слушайте лукавых людей, кои подстрекают вас к ропоту и беспорядкам, желая через то, из-за вашей спины, произвести грабительства или даже убийства»^{[21, с. 2]}. Само появление данного поучения и размещение его в прессе, на наш взгляд, сигнализирует о сложном положении местной администрации и немногочисленного медицинского персонала, вынужденных бороться не только с холерою, но и с глубоко укоренившимися в народной среде предрассудками.

Интересные наблюдения и рекомендации содержаться в заметках санитарного врача, заведующего холерной больницей Н. С. Шешминцева, развернувшего среди жителей Царицына благодаря печатному слову настоящую санитарно-просветительскую работу. В своей практической деятельности ему часто приходилось сталкиваться с невежеством, а в чем-то недоверием простого народа к врачам и официальной медицине. С завидным постоянством он был вынужден напоминать жителям следующие простые правила, соблюдение которых сводило к минимуму риск заражения холерою: 1) не пить сырой воды; 2) не есть сырых овощей; 3) держаться дальше от воды и грязи, 4) соблюдать во всем чистоту, 5) не менять своих привычек. «Простой народ умирает потому так сильно, – полагал Н. С. Шешминцев, – что ему никак не внушить пить кипяченую воду, кроме того проделывают такую вещь: снимают белье с умершего и прямо поласкают в Волге, а ниже аршина два три пьют воду»^{[22, с. 2]}.

На ниве санитарного просвещения, шаг за шагом, удалось добиться определенных успехов. Так, в заметке «Предупреждение» от 5 июля он констатировал, что народонаселение г. Царицына постепенно начинает осознавать, что болезнь холера более всего «не любит» нечистоты и соответственно нечистоплотных людей, а также тот факт, что теперь не следует есть сырые овощи и пить сырую воду. «Но этого мало», – полагал врач. Особого осуждения с его стороны удостоилась довольно распространенная в городе практика продажи на базарах снятых с больных или мертвых вещей (старых платьев, белья и пр.), которые быстро расходились среди бедного населения для последующего пользования. «Это платье заражено и никто не должен его покупать, а у себя дома должны стирать в кипятке», – вот такие нехитрые мысли уже не в первый раз пытался донести медик до умов обывателей^{[23, с. 3]}.

Городская общественность прекрасно осознавала губительные последствия таких негативно окрашенных эмоциональных состояний как отчаяние и страх для населения в период эпидемии. Во многом именно поэтому на страницах прессы большое внимание уделялось поддержанию бодрости духа. Например, в эпизодической рубрике «Советы врача» после перечисления основных мер по профилактике холеры Н. С. Шешминцев дал следующий универсальный совет: «…не унывайте, не теряйтесь настолько, чтобы повесить руки, приговоривши себя заранее к смерти, запомните хорошенько, что душевное спокойствие настолько же важно, как хорошее физическое состояние, здоровье». Медик пытался донести до читателей простую истину: «…во время эпидемии твердость духа – половина здоровья, а знанье и смелость врача – защита населения»^{[16, с. 3]}. Через несколько номеров схожие мысли мы встречаем в безымянной заметке неизвестного автора, начинающейся следующими строками: «Чтобы предохранить себя от холеры, как всякому известно, следует, между прочим, не падать духом». Желая проиллюстрировать правоту данного утверждения, журналист обращается к персидской легенде, рассказанной в газете «Тифлисский листок» тифлисским персидским консулом. Интересно, что перепечатанная легенда, вероятнее всего, является вольным переложением на злобу дня суфийской притчи «Паломник и чума», сокращенная версия которой набирает сегодня все большую популярность в сети Интернет. Условно поменялись главные герои – теперь это мулла и холера, некоторые детали и обстоятельства встречи, но суть осталась неизменной. Холера сдержала данное мулле обещание и по воле Аллаха забрала из города не всех 3000 умерших, а только 500 грешников, остальные же умерли от страха^{[22, с. 3]}.

На примере упомянутой притчи наглядно видно, что пагубность страха в экстремальных условиях подмечалась еще с глубокой древности. Мировая и российская история наполнена примерами, когда реакция на эпидемию могла быть хуже самой эпидемии. В этой связи вспоминаются так называемые холерные бунты, прокатившиеся по Российской империи в 1830-1831 гг. Холерные беспорядки, сопровождаемые нелепыми слухами об отравлении врачами воды, о заживо погребенных и т. п., вспыхивали и при последующих эпидемиях холеры.

Начальник Саратовского губернского жандармского управления, генерал-майор П. И. Гусев в политическом обзоре от 7 марта 1893 г. четко смог уловить глубинные причины подобных реакций: «Общее настроение народонаселения губернии представляет ничего тревожного; бывшие же холерные беспорядки в Саратове, Хвалынске и других местностях – только печальное явление невежества народной массы, готовой верить всяким нелепым слухам, а при паническом страхе, который охватывает многих при появлении холеры, достаточно малейшего повода, чтобы довести грубую толпу до высшей степени возбуждения»^{[24, л. 1 об.]}. Уездный Царицын сумел избежать холерных беспорядков, главным образом благодаря предпринятым администрацией мерам превентивного характера. Газетный обозреватель констатировал: «…для вящего успокоения мирных граждан, в наш город приглашались войска как пехотные, так и кавалерийские»^{[13, с. 2]}. Об их прибытии и отбытии активно писалось на протяжении нескольких месяцев, в то же время на страницах прессы отсутствуют какие-либо упоминания о творящихся беспорядках по Саратовской губернии, вероятнее всего, чтобы еще более не нагнетать без того высокий градус напряжения в обществе.

Кто же чаще всего становился жертвами эпидемий в дореволюционном Царицыне? Холера всей тяжестью обрушивалась в первую очередь на материально необеспеченный, «малокультурный» рабочий класс, проживающий в неблагоустроенных, окраинных районах города, носивших громкие названия – «Кавказ», «Бутырки», «Балканы». При этом наибольший процент заболеваний холерою традиционно в профессиональном плане давали именно рабочие, а среди них – рабочие на берегу Волги, грузчики и др.^{[25, с. 58-59]}. Данные наблюдения, сделанные санитарным врачом Н. Н. Родионовым относительно эпидемий холеры 1907 и 1908 гг., с одинаковым успехом применимы и для рассматриваемого периода. В показательной статье «Необходимость городской больницы» среди прочего отмечалось: «…пришлый рабочий люд, ежегодно тяготеющий к Царицыну, явясь сюда в апреле месяце, оказался в самом критическом и беспомощном положении». Сначала тиф, потом цинга, а затем и холера с учетом отсутствия реальных возможностей у города для приема такого количества больных не оставили данной категории населения особого шанса на выживание. «…Большая часть страждующих вынуждена была оставаться не только без всякой медицинской помощи, но даже и без всякого крова, прямо под открытым небом», – с прискорбием констатировал автор. Чуть ниже читаем: «Теперь, когда страшный призрак холеры, висящий, как Дамоклов меч над головою каждого, исчез, миновала и пора напряженно-лихорадочного отношения к делу». Отсюда журналист делал вывод о целесообразности и своевременности обсуждения вопроса об открытии в таком обширном городе, располагающим лишь одной земской больницей и двумя лечебницами, городской больницы для удовлетворения нужд населения, как местного, так и пришлого^{[26, с. 2]}. С учетом того, что в обыкновенное время в Царицыне считалось 40 тысяч человек, а в летнее время за счет пришлого элемента численность населения удваивалась, достигая 80 тысяч человек^{[27, с. 3]}, призыв автора заметки представляется более чем оправданным. Тем не менее, немного предвосхищая события, отметим, что открытие городской больницы ощутимо запаздывало и состоялось лишь 24 апреля 1905 г. Стоит ли удивляться, что смерть в описанных условиях для пришлого рабочего люда, вчерашних крестьян, становилась настолько обыденным явлением, что порождало у многих чувство обреченности и неверия в официальную медицину?..

При чтении конкретных случаев из холерной практики, тщательно прописанных на страницах газеты, так и хочется воскликнуть вслед за санитарным врачом Н. С. Шешминцевым: «Ну как же тут не заражаться!»^{[22, с. 2]}. Степень вины самих умерших, которые относились к различным социальным слоям, как беднейшим, так и зажиточным, в большинстве приводимых историй очевидна. Возможно, здесь имел место и тонкий расчет редакции: на антипримерах показать читателям пагубность их привычных моделей поведения, которые недопустимы в холерное время. Остановимся более подробно на разборе наиболее показательных случаев, предварительно напомнив, что холера, до сих пор являющаяся бичом для населения беднейших стран мира, относится к «болезням грязных рук», поэтому ее распространение тесно связано с отсутствием надлежащего доступа к чистой воде и средствам санитарии^[28].

В заметке «Смерть помощ. нач. ст. “Волжской”» описывались обстоятельства ухода из жизни некого Мартынова, скоропостижно скончавшегося в понедельник, 30 июня. По отзывам врачей, его болезнь была вызвана невоздержанностью в пище и несоблюдением правил предосторожности. Ко всему прочему, почти до самой смерти Мартынов, несмотря на расстройство желудка, каждый день по три раза ходил на Волгу купаться. «Само собою разумеется, что такое неглижирование здоровьем, – заключает газетный обозреватель, – и при нормальных обстоятельствах могло иметь печальный исход»^{[29, с. 2]}.

Другая заметка с ироничным названием «Не боятся холеры» описывает два характерных случая вызывающего поведения, заведомо обрекших псевдохрабрецов на трагичный финал. Так, сын псаломщика с. Большая Ивановка Царицынского уезда Смеловский, 35 лет, отличавшийся крепким здоровьем, всем хвалился, что он не боится холеры и если она его заберет, то он с нею легко справится. Констатируя скорую смерть мужчины, автор полагал, что холера его забрала, конечно, не вследствие похвальбы бесстрашием, а потому, что Смеловский не соблюдал никаких мер предосторожности. Холерные припадки настигли «храбреца» в степи, за полевыми работами, но избранный им метод лечения – демонстративное поглощение, словно в насмешку смертельной угрозе, массы сырой воды – не оставил ему ни единого шанса на спасение. Аналогичный случай имел место и в уездном центре Царицыне. Бывший повар И. В. Мельникова, утверждая на базаре около квасниц, что холеры нет, в доказательство этого, при всем народе, съел 6 огурцов, запил квасом и стал закусывать дыней. Но не успел он съесть и половины куска, как с ним сделались самые бурные припадки холеры и через два часа он умер в страшных мучениях^{[30, с. 3]}. С учетом молниеносности протекания болезни, подобная ситуация вполне могла иметь место в действительности, хотя не стоит исключать тот факт, что безымянный автор для поддержания среди населения соответствующего настроя по недопущению возможного заражения, несколько сгустил краски.

Исходя из просмотренных сообщений, нередко причиной заболевания холерою становилось испитие кваса, пользовавшегося неизменной популярностью у обывателей в жаркое время года. Например, в эпизодической рубрике «Жертвы холеры» рассказывается о двух случаях смерти рабочих на белянах. Первый случай произошел на беляне Заборонкова, за Царицей, во 2 части города. С появлением первых симптомов холеры товарищи стали оттирать больного горчичным спиртом, в результате он пошел на поправку. Хозяин и работники беляны уговаривали его не пить сырой воды и квасу. Рабочий крепился два дня, но потом не выдержал и выпил половину ковша квасу, тем самым обрекши себя на мучительную смерть. Другой случай имел место также в Зацарицынской части города. Рабочие беляны с вечера порядком подвыпили, после чего один стал опохмеляться квасом, от которого с ним сделалась холера, сведшая его за несколько часов в могилу^{[31, с. 2]}.

Еще одна заметка, приводимая в рубрике «Жертвы холеры», построена на контрасте и обыгрывает два возможных исхода болезни в зависимости от своевременно начатого лечения. Автор знакомит нас с историей молодого человека 20 лет, сына винного складчика Никольского, скончавшегося от холеры в субботу, 4 июля. Покойный накануне смерти выпил лишнего, затем съел раков, а вечером сходил в баню. Ночью он вышел на крыльцо в одном белье, где и просидел около часа на свежем воздухе, вследствие чего почувствовал сильный озноб. Не сказав ни слова домашним о начавшихся судорогах, он перемогался до самого полудня, когда с ним открылся понос. Тут же послали за доктором и священником, но время уже было упущено и все врачебные действия оказались неэффективными. Второй приведенный случай рассказывает о счастливо излечившемся торговце мясом Ионе Крицкове. При первых проявлениях болезни (поносе, рвоте и судорогах) мужчина сразу приступил к лечению. Далее описывались средства, сумевшие ему и нескольким другим заболевшим холерою помочь. Это растирание чистым дегтем с чесноком, употребление популярной в то время микстуры – «Баклановских капель», чуть позже положительная динамика была закреплена приемом так называемых «Астраханских» противохолерных капель^{[32, с. 2]}.

Однако у подобного самолечения всегда есть оборотная сторона – вместо выздоровления больной может лишь усугубить свое положение, вплоть до летального исхода. Так произошло с содержателем аптекарского магазина Безсоновым, который по роду деятельности, казалось бы, должен был иметь максимальные шансы на спасение. Смерть от холеры настигла его в ночь с 9 на 10 июля. Покойный, будучи слабого здоровья, к тому же до последнего продолжавший работать на износ, страдал расстройством желудка несколько дней перед кончиной, но не обращался за советом к врачу, предпочитая бороться с недугом имевшимися у него под руками средствами, в том числе баклановскими каплями^{[17, с. 2]}. Хотя высказанное утверждение о том, что содержатель аптекарского магазина не обращался к доктору, было частично опровергнуто в следующем номере. В статье с громким заголовком «Не всякому средству верь» отмечалось, что при первых признаках болезни Безсонов получил квалифицированную медицинскую помощь от врача А. Ф. Шеффера, благодаря которому совершенно выздоровел. Не удовлетворившись благоприятным результатом, покойный в угоду собственной мнительности решил предохранить себя от заболевания холерой и в будущем. Руководствуясь вычитанной заметкой из газеты «Новое время» о том, что хорошим предохранительным средством от холеры служит напиток из солода, Безсонов приготовил его для себя и выпил два стакана. После у горя-лекаря начался понос, рвота и судороги, т. е. холера в чистом виде, от которой спасти его уже не удалось. В заключении автор заметки сетовал на то, что многие также, в виду предохранения себя от холеры, пьют, не прибегая к совету врача, разные капли и всякие противохолерные лекарства без всякой надобности, чем расстраивают свои желудки и лишь провоцируют наступление болезни^{[33, с. 2]}.

В том же номере редакция газеты была вынуждена вновь воззвать к здравомыслию и сознательности местного населения посредством заметки «Предостережение». Сотрудники издания напомнили читателям о том, что с самого начала эпидемия холеры в Царицыне, они почти в каждом номере газеты печатали советы – как себя вести в холерное время, что есть и пить, отчего воздерживаться. Озвучив в очередной раз базовые советы, казалось бы, простейшие для исполнения, редакция признала: «Но это только кажется, что легко». На первых порах холерной эпидемии, когда в городе были максимальные показатели заболеваемости и смертности, граждане действительно, по крайней мере, те из них, кто обладал достатком, благоразумием и известной степенью развития, сделались осторожными, стали придерживаться умеренности в еде и напитках. Это, безусловно, дало положительные результаты: «С отъездом рабочих из нашего города и при соблюдении благоразумной диеты оставшимися в городе гражданами эпидемия стала сильно ослабевать, так что смертность, по свидетельству компетентных лиц, сократилась на половину». По логике вещей, жителям достаточно было бы продолжать держаться правильного образа жизни и соблюдения чистоты, чтобы от эпидемии вскоре не осталось и следа, только вместо этого наблюдался обратный процесс. Редакция газеты сокрушалась: «Многие, под влиянием радостных вестей, что холера ослабевает, стали позволять себе различного рода излишества: то кваску выпьют, то огурчиков покушают, то дынкой или вишенкой полакомятся. Есть и такие господа, которые от радости, что холера почти миновала, лишнюю рюмочку позволяют себе выпить». Вердикт журналистов по отношению к ним был однозначен: «Вот таких смельчаков холера подстерегает и прибирает к своим рукам»^{[33, с. 2]}.

Просмотр материалов городской хроники, особенно в сравнении с публиковавшимися сообщениями в то же самое время за предшествующие годы, навевает мысли о том, что жизнь в Царицыне будто замерла под гнетом холеры, по крайней мере, до конца июля 1892 г. Лишь с августа месяца волжский город вздохнул несколько свободнее. Постепенно на улицах и в городском сквере стала показываться публика^{[13, с. 2]}. При этом возврат к нормальному течению городской жизни в представлениях современников неразрывно был связан с положением дел на берегу Волги. Журналисты отмечали: «Набережная, после долгого затишья, произведенного эпидемией, мало-помалу начинает оживляться и проявлять деятельность: начали появляться грузы и народ». Чуть ниже читаем: «Словом, берег зашевелился и у торгового люда ожили надежды на то, что дела наконец примут благоприятный оборот»^{[34, с. 2]}. Вскоре на пароходах стали появляться не только грузы, но и все большее количество пассажиров, в том числе и из рабочих, часть которых оставалась в Царицыне. Одновременно возрождалась практика проведения базарных дней, отличающихся, как и в былые времена, многолюдством, обилием привоза яблок, арбузов и прочих фруктов. Тем не менее, говорить о полном восстановлении различных сфер городской жизни было бы преждевременно. Так, застойные явления в культурной сфере сохраняли свое влияние и после активизации хозяйственной жизни города. В заметке, посвященной окончанию летнего сезона, подчеркивалось: «Летний сезон кончился, не принеся собою ничего веселого, потому что публика все время трепетала пред холерою, не думая вовсе о развлечениях»^{[35, с. 2]}.

Принято считать, что любая эпидемическая катастрофа воспринимается людьми разных вероисповеданий как искупление неких общих грехов и вызывает в них потребность к коллективному покаянию и искуплению^[3]. Поучения и речи местных священнослужителей, духовных руководителей своей паствы, отложившиеся в газетных материалах, в полной мере подтверждают сделанное наблюдение. Их призывы в массе своей находили благодатную почву в среде верующих, которые составляли в православном Царицыне большинство населения города (около 90%)^{[11, с. 139-140]}. В первом из двух поучений по случаю холерного времени, произнесенном 5 июля протоиреем А. И. Флегматовым, утверждалось: «В прошлый год праведных Господь бил нас, или наказывал голодом, а так как мы этим наказанием не вразумились, продолжаем упорствовать в своих грехах и пороках, то Праведный Господь посылает на нас новую казнь, лютую холеру». Священник призывал каждого заглянуть вглубь себя, вспомнить все свои прегрешения, а после искренне раскаяться пред всеведущим Господом, решившись «…по своим силам исправить свое поведение и совершать христианские добродетели»^{[21, с. 2]}. Озвученные мысли были развиты А. Флегматовым в памятной для царицан речи, произнесенной им 25 октября 1892 г., по случаю окончательного прекращения холеры в Царицыне. Ее полный текст сохранился для потомков благодаря газетной заметке «Молебствие»^{[15, с. 1-2]}. Констатируя прекращение холеры в городе, проповедник восклицал: «Грозная рука Божия, висевшая над нашими головами и посекшая многих из нашей среды, опустилась, успокоилась, перестала брать жертвы. Мы, милосердием Божиим пощажены, остались живыми. Возблагодарим же Господа за Его милость к нам, грешным». Будучи верен своему долгу, он напомнил верующим об иллюзорности победы над болезнью в случае сохранения прежнего «грешного» образа жизни: «Ведь эпидемия опять может возвратиться к нам, как и было не раз в прежние времена, за людскую нераскаянность…». Чуть ниже читаем: «Если холерная эпидемия многих из среды нас внезапно похитила, а нас оставила, то это не потому, чтобы мы были лучше умерших от холеры, но единственно по долготерпению Божию, чтобы мы искренно раскаялись в своих нравах и в своей жизни»^{[15, с. 2]}.

Установившиеся искупительные настроения среди прочего способствовали активизации общественных инициатив на поприще благотворительности. В прессе все чаще стали размещаться сообщения о различных благих начинаниях, а также призывы к посильной помощи нуждающимся. Например, в слове, произнесенном отцом Иоанном Никольским на открытии ночлежного приюта во 2-й части города, подчеркивалось: «Благотворение же и общения не забывайте. Таковыми бо молитвами благоугождается Бог». Священник, оглядываясь на недавнее прошлое, отмечал: «В минувшую весну и лето, когда страшный гнев Божий поразил народ болезнями: тифом, цынгой и холерой, город Царицын помогал страждущим устройством бараков, где бедняков лечили бесплатно»^{[36, с. 3]}.

Не смотря на постепенное затухание эпидемии в 1892 г., периодическая печать настойчиво продолжала внушать населению мысли о сохранении холерной угрозы и необходимости дальнейшего соблюдения профилактических мер. Так, в заметке «К холерной эпидемии будущего года» воспроизводилась перепечатанная из столичной газеты «Врач» статья доктора Д. Н. Жбанкова. На основании изучения прошлых холерный эпидемий, в особенности 1830-1831 гг. и 1847-1848 гг., автор сделал, к счастью, не оправдавшийся, неутешительный прогноз: «…мы должны ожидать, что холера в 1893 г. будет еще сильнее, чем в текущем»^{[37, с. 2]}. Неудивительно, что тревожные настроения, подпитываемые сохраняющейся опасностью заражения, плавно перетекли в наступивший 1893 г. Криком души выглядит одно из шуточных новогодних пожеланий: «Всем – чтобы на весну холера провалилась в тар-тарары»^{[13, с. 1]}.

Спустя несколько месяцев в заметке уже другого автора, местного врача В. И. Баскакова «Будет ли у нас холера?» подчеркивалась злободневность вынесенного в заголовок вопроса, который «…не мало тревожит царицынских обывателей, не успевших еще оправиться от прошлогодних потерь и панического страха…». Он был настроен более оптимистично, предлагая читателям следующую успокоительную информацию: «…замечено, что местности, сильно пострадавшие в первый год, переносят во второй сравнительно меньшие потери»^{[38, с. 2]}. К концу мая возобладали благоприятные прогнозы, но это не отменяло необходимости проведения санитарно-гигиенических мероприятий: «Хотя по всем видимостям холеры у нас не будет, но по пословице “береженого и Бог бережет”, городская санитарно-исполнительная комиссия проектировала ряд мер, могущих быть полезными не только во время холеры, но и при нормальном состоянии города»^{[39, с. 2]}. Мы не будем останавливаться на перечислении этих мер, а также иных мероприятий, предпринимаемых властями для предотвращения новой волны эпидемии холеры, еще раз напомним, что эти вопросы планируется рассмотреть в формате отдельной статьи.

Высказанные предположения и отсутствие реальных случаев заражения в первые летние месяцы благотворно влияли на повседневную жизнь горожан, позволяя вести привычный образ жизни и рассчитывать на хороший исход. Вместе с тем чувство подспудного страха никуда не делось: «Холеры боялись и продолжают бояться все, хотя ее у нас пока нет. Что дальше будем – увидим». Сейчас же перед жителями стояла более насущная задача спасения от жары: «Обыватели всякими способами стремились к прохладе: кто купаньем добивался понижения температуры, кто искал холодка в лесу, за Волгой, кто скрылся на дачу»^{[40, с. 2]}.

Новая вспышка заболеваний холерою в Царицыне пришлась на август 1893 г. Но, ни по массовости охвата, ни по характеру протекания она не вылилась в собственно эпидемию, а сам 1893 г., вопреки изначальным ожиданиям, оказался намного счастливее годов предыдущих. «Пожаловаться на этот год, однако, нельзя, – замечал газетный обозреватель, – так как холера только вильнула хвостом, урожай был порядочный, лесная торговля – блестящая…»^{[41, с. 3]}.

В рубрике «За неделю» по горячим следам вернувшейся болезни констатировалось: «Хотя холеры и не ждали, но она все-таки явилась к нам. Правда, это холера маленькая, кроткая, хватает только невоздержных, не такая свирепая, как в прошлом году; но все-таки неприятно ее посещение». Журналист с толикой иронии подмечал: «В самом деле, неприятно уже то, что приходиться садиться на диету: пить кипяченую воду, есть все с оглядкой, прислушиваться к урчанию собственного живота и т. д.»^{[42, с. 2]}. К концу месяца в той же рубрике утверждалось: «В настоящем году холера совсем пустая». Озвученная председателем общества врачей в Царицыне Н. К. Лаврентьевым цифра в 50 человек, заболевших холерой с 5 по 19 августа, в сравнении с прошлогодним пиком заболевания, когда ежедневно болезнью поражалось от 100 до 150 человек, кажется ведущему рубрики весьма незначительной^{[43, с. 2]}. Мы склонны с ним согласиться. Тем более располагая общими официальными данными по статистики смертности в Царицыне за 1892 и 1893 г.: от холеры в указанные годы умерло 1177 и 86 человек соответственно^{[44, с. 13; 45, с. 29]}. Единичные случаи «пустой» холеры окончательно прекратилась к концу сентября 1893 г., а вместе с ними со страниц региональной прессы исчезает фактически на десятилетие принесшая столь много волнений и горя «азиатская гостья». Холера отступила, чтобы с новыми силами возвратиться уже в начале ХХ в.

Подводя итоги, необходимо подчеркнуть, что газета «Волжско-Донской листок», выступавшая основной площадкой для освещения событий местной жизни, является наиважнейшим, а в некоторых случаях уникальным источником по изучению эпидемии холеры 1892 г. в Царицыне. Перед сотрудниками редакции газеты на фоне холерной угрозы, по сути, было поставлено самим временем три главных задачи: «Проинформировать, просветить и успокоить». С их выполнением единственное на тот период городское печатное издание довольно успешно справлялось, о чем свидетельствуют разнообразные материалы, отложившиеся на его страницах. Настоящее исследование, подтвердившее значительный потенциал дореволюционной газетной периодики в изучении холерных эпидемий, позволяет говорить о целесообразности и перспективности использования региональной прессы как исторического источника для проведения изысканий схожей направленности.