Интернет как сетевая или иерархическая структура: концепция сети в постмодернистской философии и социальных науках конца XX-го и начала XXI-го вв.

Осмысление феномена Интернета и концепта «сеть» актуальны и привлекают внимание исследователей, но в силу своей относительной новизны все еще остаются не совсем методологически оформленными. В статье речь пойдет о концепции сети вообще и о применении сетевого принципа к структуре Интернета.

Со второй половины XX-го века иерархические структуры и организации начинают подвергаться критике со стороны теоретиков философии постмодерна. Так, Ж. Деррида рассматривает всю европейскую культуру и метафизику как центрированную систему, в которой вокруг «центров» структурируются остальные элементы ^{[14, с.80]}. При этом центры присваивают себе некоторые привилегии, в которых отказано элементам периферии. Поскольку присвоение привилегий центрами «незаконно», то, соответственно, любая борьба периферии с центрами подразумевает борьбу с «незаконной» властью ^[14]. Необходимый элемент борьбы с центром – это «деконструкция», означающая выявление скрытого воздействия власти центра в «текстах культуры» ^[14]. Здесь важно обратить внимание на то, что для Ж. Деррида вся культура представляет собой текст.

В добавление к этому одним из центральных терминов в философии Ж. Делёза и Ф. Гваттари с 1976-го года становится «ризома» ^[2]. Позаимствованный из ботаники, данный термин подразумевает под собой строение корневых систем, в которых отсутствует стержневой корень, а вместо него имеется множество мелких переплетающихся равноценных вторичных корешков ^[2]. Ризома противопоставляется иерархической древовидной организации: в отличии от неё, в ризоме нет никакого определённого порядка, в ней наличествует только принцип множественности ^[2]. В частности, в древовидной структуре у каждого элемента возможен лишь один активный «сосед», так называемый «иерархический начальник», а вся система связи между элементами существует уже заранее: «каналы передачи установлены заранее – древовидность существует раньше индивида, который интегрируется в точно заданное место» ^{[2, c.29]}. Таким образом, у такой древовидной организации существует своя топология как определённость места, от которого уже оказывается зависимым каждый элемент. В отличии от древовидных организаций в ризоматических сетях каналы связи не существуют заранее, все элементы сети взаимозаменяемы и определяются только ее состоянием на данный момент ^{[2, c.30]}. Важность элемента зависит не от его места в структуре, а от состояния его интенсивности ^{[2, c.30]}. Поэтому ризома может быть разрушена в любом возможном месте, но при этом она всегда способна возобновиться, продолжая любую линию, или, иначе, «свой корень» ^{[2, c.16]}. Ризома, как отмечают Ж. Делёз и Ф. Гваттари, «сделана только из линий», у неё нет ни начала, ни конца, а есть «середина, из которой она растёт и переливается через край» ^{[2, c.37]}. Ризома действует всегда благодаря вариации, без главенствующего центра, то есть «без Генерала» ^{[2, c.37]}.

Очевидно соотнесение Делёзом и Гваттари древовидных вертикальных структур с западной культурой: «дерево господствует над западной реальностью и над всей западной мыслью» ^{[2, c.32]}. По их мнению, дерево как особая модель восприятия мира «подчинило» себе весь Запад. Именно в западной культуре особую важность приобретает трансцендентная философия ^{[2, c.44]}. Древовидная структура, являясь вертикальной, предполагает наличие центра, жесткой иерархии и некого «корня», т.е. основания: так, весь мир феноменов в западной культуре мышления нуждается в метафизическом основании. Постмодернистская же философия как раз должна отказываться от «господства» дерева в мышлении: поводом же для этого отказа Делёзом и Гваттари объявляется усталость («мы устали от дерева») ^[2].

В общем русле подобных размышлений пишет и М. Фуко. Для него нормы и институты, которые кажутся естественными, представляются на самом деле как произвольно возникающие образования при определённых социальных отношениях и структуре власти. «Действительность» формируется исторически и не осознаётся человеком, который находится в рамках определённого «дискурса» ^[16]. При этом вся «действительность» сводится к тексту, который может быть интерпретирован множеством способов. И тогда текст всегда превосходит автора, который не воспринимается как метафизическая величина, а становится лишь функцией дискурса: «Автор должен стереться или быть стёрт в пользу форм, свойственных дискурсу» ^{[18, c.42]}. Тексты первичны: важны только они, тогда как авторы создают возможность для определённой классификации текстов ^[18].

Данные размышления философов-постмодернистов связаны с представлением о том, что человеческая культура являет собой замкнутые на себе тексты, причём ни один из таких текстов не обладает потенциальным преимуществом перед другим. И так как любое новое прочтение рождает новый смысл, каждый текст наделён множеством смыслов, что и приводит к безграничности, незавершённости и открытости любого текста: «тексту присуща множественность» ^[1]. Любой знак обладает множественностью смыслов, так как может употребляться в различных контекстах ^[3]. Если каждая культура представляет собой определённую систему знаков, а каждый феномен культуры кодируется, то, соответственно, весь мир начинает восприниматься как текст. Очень важно, что субъект также находится внутри текста, а не за его границами ^[12]. По мнению Р. Барта, на смену автору приходит скриптор, который «рождается одновременно с текстом, у него нет никакого бытия до или вне письма, он не тот субъект, по отношению к которому его книга была бы предикатом; остаётся только одно время – время речевого акта, и всякий текст вечно пишется здесь и сейчас» ^{[1, c.388]}. Важно и то, что любой текст в таком представлении весь состоит из цитат и отсылок ^[1].

Таким образом, в данном представлении субъект полностью вписывается в какой-либо текст культуры. В частности, для М. Фуко дискурс можно назвать способом субъективации, при помощи которого люди становятся субъектами того или иного опыта ^[17]. Это связано с так называемым «постмодернистским субъектом», который постоянно распадается и для собирания в целостность такого субъекта необходимы усилия ^[19]. Для Ж. Делёза также не существует целостного субъекта: он может быть представлен лишь в постоянном процессе удержания собственной «виртуальной целостности» ^[19]. Этот взгляд на субъект противопоставляется взгляду на субъект в новоевропейской традиции, так как «субъект более не источник генезиса, но сам является порождённым» ^{[9, c.99]}. Субъект становится множественностью: «субъективация – как отношение к себе – тоже множественность; как таковая она не основана на каком-либо установленном коде, включая мораль, но скорее является художественной, эстетической или этической множественностью, содержащей моменты, когда оставаться прежним собой просто не имеет смысла. <…> …становление животным, становление женщиной, становление миром, становление ребенком, всегда становление другим, всегда граничит с элементом меньшинства» ^[19].

Постмодернистская позиция по вопросу субъекта ярко противостоит новоевропейской метафизике, которая во многом фундировала наше привычное восприятие этой проблематики. Так, в философии Декарта основанием для существования целостного субъекта является вера в Бога и в изначально рациональные структуры бытия, которые можно «увидеть», «очистив» мышление ^[6]. Но сам по себе принцип тождества мышления и бытия уже является предметом веры и волевого выбора ^{[6, c.24]}. У Лейбница непрерывность Я также обеспечена в первую очередь верой в Бога, рациональными структурами бытия и личным волевым выбором, требующим собранности, внимания и памяти ^{[6, c.153]}. С утратой веры и волевого усилия, соответственно, утрачивается и возможность для обоснования целостности субъекта. А без целостности субъекта невозможно многое, например, выстраивание некой «объективной истории», так как никакой объективности быть не может.

Таким образом, представление о «множественном субъекте» оказывается связанным с попыткой продемонстрировать альтернативу иерархическим системам. На наш взгляд, понятие «сети», вошедшее в язык философии и социальных наук, в смысловом отношении, восходит к указанным выше представлениям. Концепция «сети» соотносится с распадом субъекта и невозможностью любого дальнейшего выстраивания собственного опыта в объективном смысле. Любое «собирание» в целостность для субъекта означает одновременное выстраивание иерархии событий, ситуаций, элементов бытия. Соответственно, «сеть» является неким воплощением отсутствия этого собирания.

Если следовать размышлениям М. Кастельса, то сети представляют собой некий фундаментальный паттерн жизни, который встречается не только в человеческом обществе ^[5]. Сети в его концепции противопоставляются иерархическим организациям, «способным концентрировать ресурсы вокруг централизованно определяемых целей, достигавшихся в результате реализации задач на основе рационализированных вертикальных цепочек управления и контроля» ^{[5, c.14]}. М. Кастельс неоднократно подчеркивает в своих работах мысль о том, что новое сетевое общество напрямую связано с развитием компьютерных технологий и распространением Интернета ^[5]. Под сетью же понимается «совокупность взаимосвязанных узлов» ^{[4, c.37]}, при этом любой компонент сети является узлом, а функции и значение узлов зависят от программы сети и от взаимодействия с другими узлами. Терминология и идеи М. Кастельса и сами по себе сложились под влиянием широкого распространения Интернета, что и сам автор неоднократно подчеркивает в своих работах. Если обратиться к акторно-сетевой теории Б. Латура и в целом к использованию термина «сеть» во французских социальных науках, то в смысловом отношении понятие сети (réseau) было заимствовано у Д. Дидро, который использовал его для описания тела, чтобы избежать разрыва между res extensa и res cogitas («вещью протяженной» и «вещью познающей»), привнесенный Декартом ^[7]. Так, для метода акторно-сетевой теории основным является не изучение вещей, сущностей и т.д., а исследование нитей связи между ними ^{[7, c.129]}. В этом можно увидеть влияние концепта «ризома» Делёза и Гваттари ^[7].

На наш взгляд, восприятию Интернета как сети отчасти уже предшествовало представление о фундаментальном распространении сетей. Но можно попробовать продемонстрировать иной взгляд на организацию компьютерных сетей и Интернета, представляя их именнно иерархично. Так, Интернет можно описать как иерархическую структуру не только в его логическом или физическом воплощениях, но и в подходе к его организации. С распространением в 1983-м году протокола передачи данных TCP/IP можно вести отсчёт появления Интернета как «сети сетей» ^[8]. При этом IP-адреса выделяются организацией ICANN не отдельным пользователям напрямую, но различным организациям ^{[8, c.85]}.

Протоколы TCP/IP обеспечивают работу DNS (Domain Name System). При этом все домены выстроены в иерархию: 1) домен нулевого уровня (корневой домен); 2) домены первого уровня (государственные); 3) домены второго уровня (домены организаций, отдельных территориальных единиц и т.д.) ^{[8, c.86]}. Это «дерево доменов» отображает логическую структуру Интернета, а также в определенной степени социальный, но не физический способ его организации ^[8]. Функцию администратора для домена корневого уровня выполняет организация ICANN, она же регистрирует администраторов для доменов первого уровня ^[8]. Домены первого уровня, в свою очередь, занимаются организацией доменов второго уровня.

Система передачи данных в Интернете также является иерархизированной: информация передаётся от высших уровней к низшим ^[8]. Все пользователи (индивиды и организации) располагаются на 4-х уровнях: от провайдеров первого уровня до самого низшего уровня – уровня пользователей ^[8]. Провайдеры первого уровня представляют собой «ядро» Интернета и являются крупными организациями управления Интернет-трафика, как правило, расположенными в США ^[8]. Провайдеры первого уровня передают трафик по магистралям провайдерам второго уровня, те – провайдерам третьего уровня, а они, в свою очередь, пользователям ^[8]. Таким образом, возможность выхода в Интернет для отдельного пользователя полностью зависит от вышестоящих провайдеров ^[8].

Также различной может быть и физическая организация сетей: существуют одноранговые сети и сети с выделенным сервером (клиент-сервер) ^{[13, c.16-18]}. Именно одноранговые сети как раз могут представлять собой образец чего-то действительно напоминающего сеть, так как в такой системе все компьютеры одновременно являются и клинетами, и серверами, т.е. они совершенно равноправны ^{[13, c.16]}. Но такой тип сетей может быть действительно работоспособным лишь в очень малых сетях, при этом даже в таком случае каждому пользователю придется помнить все пароли для каждого разделенного ресурса в сети ^{[13, c.17]}. Такие сети не могут расти количественно или территориально: так как при любом увеличении размера одноранговая сеть становится неработоспособной ^[13]. При этом проблема падения работоспособности кроется и в физическом, и в социальном аспектах сети. Физически одноранговая сеть чаще всего состоит из набора обычных персональных компьютеров, пользователи которых столкнутся с падением производительности в тот момент, когда другой пользователь сети будет требовать какую-то информацию, хранящуюся на данном устройстве ^[13]. В такой сети сложно организовать хранение и учет данных: пользователю будет сложно отследить, на каком именно компьютере лежит интересующая его информация ^[13]. Таким образом, поиск ресурсов становится чрезвычайно сложным. Также затрудняется процедура резервного копирования данных, так как необходимо совершать его на каждом компьютере. В социальном аспекте одноранговые сети не эффективны, так как сами пользователи не могут справиться со сложностью разрастающейся сети: пользователям необходимо будет помнить различные пароли для каждого разделенного ресурса сети ^{[13, c.17]}.

Альтернативой одноранговых сетей выступают намного более широко используемые сети типа клиент-сервер ^{[13, c.18]}. Особенностью таких сетей является выделение специального более мощного компьютера (сервера), представляющего собой централизованное хранилище сетевых ресурсов, что централизованно обеспечивает безопасность и доступ к информации ^[13]. Такие системы легко масштабируются. Сама по себе структура «клиент-сервер» является иерархичной, да и сами серверы не равны по своей значимости. Сервер задействуется даже в системе пиринговых сетей, которые предполагают прямую связь компьютеров между собой, но при этом выбор компьютера для связи происходит через сервер.

Другим ярким примером иерархии в Интернете является принцип ранжирования в поисковых сетях. Информация не только подбирается по значимости для данного пользователя, но и сам принцип подбора основан на том, что пользователь получает к ней доступ исключительно опосредованным образом. Так как количество страниц в Интернете огромно и постоянно возрастает, соответственно невозможно без какой-то иерархичной системы найти необходимую информацию. Поисковые машины же позволяют находить максимально релевантные результаты по поисковым запросам пользователя ^[10]. Для работы поисковой машины необходим «индекс» – база данных слов, к которым прилагается список страниц, содержащих это слово ^[10]. Поисковая машина сортирует страницы по какому-либо признаку: например, по общему количеству найденных слов в тексте или по количеству страниц, ссылающихся на данную страницу ^[10]. Таким образом, пользователь работает лишь с тем сегментом сети, который обработала поисковая машина, и именно в таком порядке, в котором она проранжировала страницы.

Все это показывает, что Интернет вполне можно считать иерархичной структурой, но тогда необходимо понять, каким образом применительно к нему специалисты употребляют термин «сеть». Надо отметить, что часто авторы специализированных книг и учебников по сетям и телекоммуникациям вообще не раскрывают понятие «сети». В некоторых случаях отмечается, что «компьютерная сеть» будет «означать набор автономных компьютеров, связанных одной технологией», при этом «два компьютера называют связанными, если они в состоянии обмениваться информацией» ^{[15, c.17]}. Можно встретить такое определение компьютерных сетей: «компьютерные сети представляют собой группу компьютеров, согласованно решающих набор взаимосвязанных задач, обмениваясь данными в автоматическом режиме» ^[11].

Таким образом, использование понятия «сеть» в социальных, философских исследованиях и в специальной литературе применительно к Интернету не одинаково. В работах французских философов середины XX-го века можно отметить линию критики иерархических структур и организаций, что приводит к описанию концептов, которые так или иначе можно связать с концептом «сеть». В их размышлениях предполагается необходимость некой «анти-иерархической» организации, существующей как конструкт или мыслительный эксперимент. При этом для построоения таких размышлений оказывается необходимым свести всю действительность к понятию «текста».

Однако в специальной литературе по отношению к Интернету понятие «сеть» используется не в значении «анти-иерархии»: сеть там не противопоставляется иерархии и вообще не раскрывается неким особенным образом. Как было указано выше, сама структура Интернета демонстрирует множество примеров иерархической организации. Можно констатировать, что использование понятий «иерархия» и «сеть» предполагают разные методологические подходы к исследуемому объекту: если выделение узлов и их отношение друг к другу, приводит к рассуждению об «иерархии», то выделение линий связи и исследование их связано с понятием «сети». Но в рассуждениях постмодернистов эти конструкции, на наш взгляд, используются не методологически, а именно онтологически. Также важно отметить, что концепт сети можно связть с постмодернистским переосмыслением субъекта, который, во-первых, не имеет целостности, а во-вторых, вписан в один из множества текстов культуры. Что касается Интернета как «сети», то, несмотря на то, что концептуально данная система могла быть задумана как сетевая, в ходе своего развития преобладающим принципом в ней стал принцип иерархии. В связи с этим возникает закономерный вопрос: возможны ли чистые сетевые не-иерархические организации вообще?