Исследование связи временной перспективы и саморегуляции в трудной жизненной ситуации

Способность определять и достигать цели во временной перспективе является условием сохранения личностной целостности в общем жизненном пространстве. В сложных обстоятельствах детерминация субъектной активности временем выступает регуляторным ресурсом и, как следствие, основанием выбора оптимальной стратегии совладания с трудностями: осознание своих регуляторных умений в прошлом и перенос достижений в будущее становится одним из механизмов успешного преодоления проблем.

Сегодня вопросы временной перспективы активно изучаются в философии, культурологии, социологии, педагогике и ряде других наук. Психологический аспект исследований включает в себя анализ социальной реальности времени (А. К. Болотова, К. Левин, К. Муздыбаев), клинической картины временной ориентации (Н. Н. Брагина, В. С. Хомик, К. Ясперс), типологии личности и стилей жизни (В. Н. Дружинин, К. А. Абульханова), проявлений в онтогенезе (Н. Н. Толстых) и т. д. Однако проблема временного регулирования событийности остается недостаточно разработанной. Наш интерес к вопросам временной перспективы связан с изучением ее регуляторного значения в трудной жизненной ситуации, в отношении которой большинство исследователей основную временную динамику связывают с дезориентировкой целей будущего и потерей смыслов настоящего. Так, по В. В. Нурковой и К. Н. Василевской трудные жизненные ситуации могут разбалансировать событийную реальность и внести изменения во временную перспективу личности настолько, что будущее перестает прогнозироваться. При этом неопределенность дезориентирует цели и устоявшиеся программы действий, само будущее теряет позитивную направленность, настоящее становится хаотичным, а ресурс прошлого сужается ^[10].

Дефиниция «временная перспектива» стала активно применяться в психологии после введения Л. Фрэнком понятия жизненного пространства, состоящего из прошлого, настоящего и будущего времен. Однако до сегодняшнего дня наблюдается методологическая нечеткость данного термина и многообразие аналогичных по содержанию понятий (временная ориентация, временная трансспектива, время личности, временное поле и др.). В своем исследовании мы будем придерживаться определения временной перспективы и временной ориентации, данные Ф. Зимбардо. По его мнению, временная перспектива – это система установок, ценностей и убеждений, связанная со временем и отражающая когнитивный, эмоциональный и социальный аспекты. Формируется временная перспектива как опыт установления связей относительно времени собственной жизни. По результатам исследований Ф. Зимбардо и Дж. Бойда, у людей в основном доминирует конкретная временная перспектива, влияющая на восприятие и оценку событий жизни и выбор стратегии поведения ^[5]. Вместе с тем гибкая ориентация на время жизни больше способствует адаптации и достижению целей в конкретной ситуации. Введенное авторами понятие временной ориентации отражает суть оценки размышлений человека о прошлом, настоящем и будущем. Баланс временной ориентации достигается в стабильной жизненной ситуации, жизненные трудности приводят к тому, что человек начинает выбирать для оценки значимость одного из времени. Это и определяет в свою очередь его доминирование при постановке и принятии цели активности, в то время как сбалансированная временная перспектива помогает человеку гибко переходить от оценки прошлого опыта к целям настоящего и представлениям о достижении этих целей в будущем. Как считают А. Сырцова и О. В. Митина, подобное соотношение временных ориентаций оптимально как для психологического и физического здоровья в целом, так и для адаптации к конкретным условиям ^[13]. Дополним идеи авторов мнением Ж. Нюттена о том, что важнейшей единицей анализа временной перспективы является интеграция связей между действиями в настоящем и событиями прошлого или будущего ^[11].

Регуляторное значение временной перспективы наиболее полно представлено в мотивационном и типологическом подходах, в соответствии с которыми содержание и динамика временной перспективы влияют на построение целей и жизненных планов. В работах К. Левина показано, что события прошлого, отражаясь в настоящем, определяют мотивацию действий человека в будущем. Средствами подобного обусловливания являются когнитивное оценивание событий и их эмоциональное переживание ^[7]. По мнению Б. В. Зейгарник, мотивационная перспективность прошлого опыта заключается в умении объективно оценивать возникшую ситуацию в развернутой временной перспективе для определения реальных и достигаемых целей ^[3]. Временную перспективу Н. Н. Толстых связывает с предметно-пространственной характеристикой мотивов, а именно, с проекцией на нее мотивационной сферы. Автор полагает, что временная перспектива есть заданная культурой форма субъектной интенциональности, сочетающая в себе темпоральные и пространственные свойства, и репрезентирующая весь психологический хронотоп человека. Проекция мотивации включает в себя кроме предметного содержания мотива антиципацию реализации его во времени ^[14]. Ориентируясь на данное мнение, уточним, что рассмотрение вопросов временной перспективы должно осуществляться в общем контексте жизненного времени. Так, по К. А. Абульхановой, категория жизненного времени включает в себя психологическую, личностную и собственно жизненную перспективу. Психологическая (когнитивная) перспектива – способность осознанно строить жизненные планы, прогнозировать собственные возможности в будущем. Личностная перспектива предполагает возможность на конкретном возрастном этапе предвидеть будущее и готовиться к достижению его в настоящем. Жизненная перспектива, по мнению автора, есть реальный потенциал личности, базирующийся на прошлом опыте, уровне развития и актуальных способностях. При этом эффективность временной организации зависит от следующих факторов: долговременность и оптимальность планирования, внешняя или внутренняя детерминация целей, удовлетворенность либо неудовлетворенность реализацией планов, степень активности личности, планирование конкретной деятельности или планирование перспектив ^[1].

Методика исследования

Как было сказано выше, анализ временной перспективы представляется важным прежде всего с точки зрения определения жизненных целей и прогнозирования результатов их достижения. Поэтому целью нашего эмпирического исследование стало изучение связи факторов временной ориентации со стилевыми параметрами саморегуляции в трудной жизненной ситуации.

Испытуемыми выступали субъекты трудной жизненной ситуации в возрасте 32–45 лет (152 чел.). В выборку вошли только те испытуемые, которые оценили свою актуальную событийность как чрезмерно трудную, но которые при этом смогли адаптироваться к сложным условиям жизни за счет включения дополнительных ресурсов. Симптоматические признаки напряженной адаптированности к трудной ситуации на стадии формирования выборки изучались оценочными шкалами психоэмоциональных состояний (Л. Д. Малковой, Т. А. Немчина, Н. В. Паниной) и самоотчетами о соматических проявлениях. Общее психофизиологическое состояние испытуемых можно охарактеризовать как астеническое с низкой продуктивностью.

Осознанная саморегуляция произвольной активности измерялась опросником «Стиль саморегуляции поведения (ССПМ)» В. И. Моросановой, позволяющим оценить как общий уровень саморегуляции, так и его отдельные параметры: планирование (постановка и принятие целей), моделирование (выбор условий достижения цели), программирование (построение программ конкретных действий по достижению целей) и оценивание результатов собственной активности по достижению целей. Кроме того, применяемый нами для диагностики опросник изучает развитость регуляторных качеств – самостоятельности и гибкости. Самостоятельность отражает умение автономно принимать решения, планировать свою деятельность, а гибкость – оптимальность внесения корректив в выбранные модели и программы действий.

Исследование временной перспективы осуществлялось тестом ZTPI (Zimbardo Time Perspective Inventory) в модификации А. Сырцовой. Данный тест включает в себя пять шкал, аналогичные пяти факторам, по которым нами проводились корреляционный и регрессионный анализы. Первая шкала – «гедонистическое настоящее», выражающая беспечное отношение ко времени или жизни, ориентацию на удовлетворение актуальных потребностей и отсутствие заботы о будущих последствиях. Вторая – «будущее», которая выступает показателем направленности на достижение цели, планирование и реализацию будущих результатов. Третья шкала – это «фаталистическое настоящее», свидетельствующая о беспомощном и безнадежном отношении к будущему и жизни в целом при обреченности настоящего. Четвертая – «негативное прошлое», исследующая общее пессимистическое, отрицательное отношение к прошлому, в котором отражается неудачный опыт переживания травмирующих событий. Пятая шкала – «положительное (позитивное) прошлое» – отражает позитивную реконструкцию прошлого опыта.

Результаты и их обсуждение

Основной задачей исследования на первом этапе было определение связи временных факторов с параметрами личностной саморегуляции произвольной активности.

Таблица 1

Корреляционные связи временных факторов с параметрами стиля саморегуляции

Примечание: для параметров стиля осознанной саморегуляции в скобках указаны средние баллы при следующем распределении значений: 0–3,0 – низкие значения, 3,1–4,5 – значения ниже среднего уровня, 4,6–6,1 –средние значения, 6,2–7,5 – значения выше среднего уровня.

Показатели параметров осознанной саморегуляции у субъектов трудной жизненной ситуации снижены, что в целом характеризует стиль управления собственной активностью как малоэффективный. Отмечается слабая самостоятельность процессов постановки цели, зависимость моделирования и программирования от содержания ситуации, импульсивность при внесении изменений в разработанные программы действий. Регуляторные процессы гибкие, но вместе с остальными показателями по выборке гибкость не способствует продуктивному реагированию на динамику самой ситуации. Сохраняется адекватность оценивания регуляторной активности, но и она не приводит к продуктивности и устойчивости результата. Однако отбор испытуемых как адаптированных к ситуации свидетельствует о том, что подобное реагирование позволяет субъектам жизненной ситуации справляться со сложными обстоятельствами даже при наличии психофизиологического напряжения.

Анализ корреляционных связей показал следующее. Ориентация на гедонистическое настоящее имеет значимые корреляции с планированием (-0,344), моделированием (-0,322) и программированием (-0,374). Все связи слабые отрицательные. Ориентация на будущее положительно связана с моделированием (0,353), программированием (0,477) и самостоятельностью (0,497). Временная перспектива при доминировании негативного прошлого коррелирует с планированием (0,474), моделированием (0,332), программированием (0,368) и самостоятельностью (0,515). Ориентация на позитивное прошлое имеет положительные связи с планированием (0,487), моделированием (0,375), программированием (0,453) и самостоятельностью (0,434). Количественные показатели выраженности ориентации на фаталистическое настоящее существенных корреляций с параметрами стиля осознанной саморегуляции не имеют.

На втором этапе исследования проверялось влияние временной ориентации на общий уровень осознанной саморегуляции.

Таблица 2

Влияние временных факторов на осознанную саморегуляцию произвольной активности (регрессионный анализ)

Регрессионная модель является достоверной, совокупное влияние предикторов детерминирует 61% дисперсии. Временные ориентации имеют следующую последовательность распределения: 1 – ориентация на позитивное прошлое, 2 – ориентация на негативное прошлое, 3 – ориентация на будущее, 4 – ориентация на гедонистическое настоящее и 4 – ориентация на фаталистическое настоящее. Наибольшей информативностью характеризуется фактор ориентации на негативное прошлое, наименьшей – на фаталистическое настоящее. Информативность совокупного влияние временных ориентаций на регулирование трудной жизненной ситуации выше, чем действие отдельных факторов.

Фактор, выражающий ориентацию на гедонистическое настоящее, снижает показатели планирования, моделирования и программирования. Поиск источников удовлетворения потребностей в настоящем способен дезориентировать процессы регулирования субъектной активности более всего за счет нарушения устойчивости принятой цели. Корреляция данного фактора с планированием показывает, что чем более человек ориентирован на гедонистическое настоящее, тем легче он отходит от выбранной цели. Соответственно прерывности планирования слабо дифференцируются модели и программы действий. Полученные данные, на наш взгляд, обоснованы для трудной ситуации, в которой настоящему в его гедонистической форме придается повышенное значение: будущее может казаться опаснее, чем та трудность настоящего, в которой человек оказался, но остается открытым вопрос о качестве гедонизма самой трудной ситуации. Интересным для интерпретации представляется результат отсутствия связи между ориентацией на гедонистическое настоящее и самостоятельностью и гибкостью регуляторных процессов. Направленность активности на удовлетворение актуальных потребностей в трудной ситуации мало зависит от самого субъекта, скорее определяются контекстом ситуации.

Ориентация на будущее более всего детерминирует цели и содержание их планирования. Ее корреляции с моделированием, программированием и самостоятельностью доказывают, что чем более человек направлен на решение жизненных задач в будущем, тем компетентнее он в определении условий трудной ситуации и программ действий. Вместе с тем, анализируемый фактор не имеет устойчивой связи с планированием, оценкой результата своей активности и гибкостью регуляторного опыта. Вероятно, доминирование ориентации на будущее во временной перспективе не направляет субъекта трудной ситуации на анализ своих целей и не способствует их вариативности. Полученные результаты косвенно подтверждают мысль H.Markus о том, что если человек не уверен в своей возможности контролировать событие будущее, то он и не анализирует результаты этого события ^[16]. Зоне будущего в исследованиях временной перспективы придается повышенное значение: именно в будущем находятся объекты, мотивирующие активность настоящего ^{[2, 9, 10, 13, 15]}. Планирование из будущего в настоящее (проблемное планирование), на наш взгляд, показатель умения регулировать произвольную активность с учетом личностной эффективности и ресурсной перспективности. Именно это проблемное планирование становится затруднительным в сложных обстоятельствах жизни.

Фаталистическое настоящее, как фактор временной перспективы, не связано с процессами регуляторной активности в трудной ситуации. С одной стороны, отсутствие корреляционных связей между изучаемыми параметрами закономерно, поскольку ориентация на предопределенность судьбы ограничивает возможность субъектной активности. С другой стороны, незначимость выявленных корреляций может свидетельствовать о слабой осознанности собственной регуляторной активности в актуальный момент времени: недостаточно произвольной активности для поиска или переосмысления своих ресурсов, а поэтому и отмечается дефицит самодетерминации в сложных обстоятельствах.

Ориентация на негативное прошлое прямо пропорционально увеличивает значения планирования, моделирования, программирования и самостоятельности: чем более направлен субъект на отражение травмирующих событий прошлой жизни, тем проще ему ставить самостоятельные цели, определять условия и строить программы действий в актуально действующей трудной ситуации. Однако анализ самих трудных ситуаций по выборке испытуемых показывает, что негативное прошлое, влияя на процессы принятия цели, не всегда способствует разрешению самих ситуаций. Можно предположить некоторую стереотипность регуляторных умений, что дополнительно подтверждается отсутствием связей между направленностью на негативное прошлое с оцениваем результатов и гибкостью регуляторных процессов.

Ориентация на позитивное прошлое способствует процессам планирования, моделирования и программирования. Воспроизведение прошлого опыта как успешного и конструктивного, теплое отношение к себе и ситуациям жизни помогает регуляции целей, выбору моделей поведения и программ конкретных действий при высокой степени самостоятельности. Позитивное прошлое, равно как и негативное, имеют близкие детерминирующие значения в регрессионной модели. Оба фактора существенно влияют на регуляторную активность субъекта в трудной ситуации, но говорить о том, что какой-то фактор приводит к оптимальности регуляторного стиля, а другой нет, нельзя. Здесь целесообразно будет мнение Ф. Зимбардо о том, что фиксация на негативном прошлом более способствует его использованию для оценивания действующей ситуации, в то время как позитивное прошлое, создавая чувство безопасности, может моделировать старые поведенческие программы, затрудняя поиск альтернатив ^[4].

Рассматривая регрессионную модель в целом, важно отметить, что информативность совокупного влияние временных ориентаций на регулирование трудной жизненной ситуации выше, чем действие доминирующих факторов. Действительно, как отмечают Ф. Зимбардо и Дж. Бойд, временная ориентация – интегрированная характеристика личности, на которую влияют культурные, социальные, возрастные и другие особенностями человека ^[5]. В этой связи трудная жизненная ситуация может выступать тем условием, где индивидуальные особенности человека изменяют целостность временной ориентации, сужая ее до доминирования конкретной временной перспективы. В тоже время объяснение влияния временных факторов на осознанную саморегуляцию их совокупным результатом выступает прогностическим признаком оказания помощи человеку в трудной жизненной ситуации, поскольку позволяет найти гибкие механизмы регулирования субъектной активности за счет анализа старых либо постановки новых целей и доступа к позитивным или негативнымх ресурсам временной перспективы.

Обобщая данные проведенного исследования, заключим, что временная перспектива является частью регуляторного опыта человека и может выступать осознанным ресурсом совладания с жизненными трудностями, ведь как справедливо пишет В. П. Зинченко, личностью человек станет только тогда, когда сможет осознать время, овладеть им и создать свое время ^[6].