Разграничение второстепенных членов предложения в русле традиционной классификации (на материале украинского языка)

Грозян Нина Федоровна кандидат филологических наук доцент, кафедра украинской филологии, Государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования Республики Крым "Крымский инженерно-педагогический университет" 295003, Россия, республика Крым, г. Симферополь, ул. Балаклавская, 63, кв. 11 Grozyan Nina Fedorovna PhD in Philology Associate Professor of the Department of Ukranian Philology at Crimean University of Engineering and Teaching 295003, Russia, respublika Krym, g. Simferopol', ul. Balaklavskaya, 63, kv. 11 n.f.grozyan@mail.ru Другие публикации этого автора

Прудникова Татьяна Ивановна старший преподаватель, кафедра начального образования, Государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования Республики Крым "Крымский инженерно-педагогический университет" 295003, Россия, республика Крым, г. Симферополь, ул. Балаклавская, 63, кв. 11 Prudnikova Tat'yana Ivanovna senior lecturer of the Department of Elementary Education at Crimean University of Engineering and Teachers' Training 295003, Russia, respublika Krym, g. Simferopol', ul. Balaklavskaya, 63, kv. 11 adamsi@inbox.ru Другие публикации этого автора

Традиционная типология членов предложения основывается на одновременном учете их формально-синтаксических и семантико-синтаксических признаков, это часто разрушает единые критерии классификации и приводит к объединению в одном классификационном ряду неоднотипных компонентов. Определение членов предложения затруднено наличием компонентов, трудно поддающихся формализации, а потому требует внимания проблема разграничения членов предложения с учетом их сложного и довольно разветвленного разнообразия средств выражения. Разработка критериев разграничения членов предложения не потеряло актуальности и требует внимания исследователей.

Методологической и теоретической основой исследования послужили труды Ф. Буслаева, Д. Овсянико-Куликовского и др. На сегодняшний день в лингвистике проведены весомые научные исследования, представляющие разные подходы к разграничению членов предложения. Теоретическое осмысление понятия второстепенных членов предложения и практические приемы их разграничения представлены в трудах В. В. Бабайцевой ^[1], С. П. Бевзенко ^[14], В. А. Белошапковой ^[2], И. Р. Вихованца ^{[4; 5]}, Н. Ф. Грозян ^[6], А. А. Загнитко ^[7], Н. Л. Иваницкой ^[9], Л. В. Шитик ^[17], К. Ф. Шульжука ^[18] и др. Разграничению синтаксических функций инфинитива в роли второстепенных членов предложения посвящены исследования В. М. Брицына ^[3], В. Ф. Сыча ^[12], И. И. Слинько ^[13], И. Г. Швеца ^[16] и др.

Несмотря на наличие значительного количества методических рекомендаций и теоретических обоснований, вопрос разграничения членов предложения окончательно не решен, поскольку на каждом этапе научного познания появляются новые аспекты их описания. Актуальность темы подчеркивает наличие различных концепций и подходов, касающихся места анализируемых компонентов среди других синтаксических единиц, их типологии, критериев разграничения, формальной, семантической и коммуникативной дифференциации.

Цель статьи – проанализировать сложные случаи разграничения второстепенных членов предложения, выяснить способы их различия. Достижению поставленной цели будет способствовать реализация следующих задач: определить набор возможных синонимических преобразований для определения членов предложения; разработать механизм разграничения дополнения и несогласованного определения; обосновать разграничение приложения и определяемого слова; описать критерии разграничения дополнения и обстоятельства.

Исследователи называют ряд особенностей, которые необходимо учитывать при квалификации второстепенных членов предложения:

1) семантико-синтаксические функции структурно-семантического компонента;

2) вхождение / невхождение в номинативный минимум предложения;

3) морфологическое выражение второстепенного члена предложения и грамматические средства связи с опорным словом;

4) синтаксическая роль;

5) лексическое значение опорного и зависимого членов предложения;

6) позиционная закрепленность / незакрепленность во время актуального членения предложения;

7) соотношение с соответствующим компонентом семантико-синтаксической структуры предложения ^{[7, с. 494; 18, с. 86]}.

Практическое определение членов предложения основывается на комплексе семантических и формальных признаков и учитывает коммуникативное назначение предложения и отдельных его частей ^{[9, с. 78]}. Способами разграничения второстепенных членов (то есть практическими приемами различия на основании их дифференциальных структурных признаков являются:

1) смысловые вопросы, направленные на отражение семантико-синтаксического статуса второстепенного члена предложения;

2) морфологическое выражение минимальной синтаксической единицы;

3) соподчиненные связи между второстепенными членами предложения как показатель однородности их семантико-синтаксического статуса;

4) учет особенностей категориальной семантики главного слова;

5) возможность синонимической замены одних словосочетаний другими (колосок жита – житній колосок);

6) учет реального ощущения пространственных отношений, места расположения чего-либо и, учитывая это, постепенной потери существительным собственной категориальной семантики (За вікном розвиднялося);

7) учет лексического значения главного и зависимых слов ^{[7, с. 494]}.

Для разграничения дополнений и несогласованных определений, выраженных существительным в родительном падеже, А. А. Загнитко предлагает привлекать различные синонимические преобразования:

1) замену несогласованного определения согласованным: сік яблуні → яблучний сік; шапка брата → братова шапка;

2) преобразования словосочетания с несогласованным определением в соединение подлежащего со сказуемым (при этом существительное, являющееся определением, становится подлежащим, а существительное трансформируется в глагол-сказуемое): шепіт трави → трава шепотить, сум матері → мати сумує;

3) преобразования словосочетания с несогласованным определением в предложения со сказуемым давати (во время этой трансформации слово-определение становится подлежащим, а подчиняющее слово – прямым дополнением): вогонь багаття і багаття дає вогонь, світло лампи і лампа дає світло;

4) преобразования несогласованного определения в распространенное согласованное определение, выраженное причастным оборотом, или в подчиненное присубстантивно-определительное предложение: тепло багаття і тепло, що йде від багаття; плаття з шовку і плаття, пошите з шовку ^{[7, с. 503]}.

Л. В. Шитик акцентирует внимание на учете лексико-грамматических особенностей опорного и зависимого компонентов в процессе разграничения дополнения и несогласованного определения, а также на целесообразности привлекать приемы трансформаций и аналогии ^{[17, с. 119]}. Согласны с определенным исследовательницей механизмом различия дополнения и несогласованного определения:

1. Если существительное в родительном падеже зависит от существительного неглагольного происхождения (кроме производных существительных с абстрактным значением), то оно выполняет роль определения. Подтверждением этого является преобразование несогласованного определения в согласованное, напр.: гомін степу – степовий гомін, вулиці села – сільські вулиці. Однако этот общепринятый прием не совершенен, так как не всегда смысл словосочетаний «существительное + существительное в родительном падеже» и «существительное + прилагательное» одинаковое, напр.: листя дерева (нетождественное дерев’яне листя). К тому же словообразовательный потенциал именной основы часто делает невозможным преобразование в прилагательное, напр.: мотор літака. В таком случае целесообразно применять прием аналогии, предусматривающий замену существительного в родительном падеже другой лексемой (чаще видовым наименованием), которую можно преобразовать в прилагательное, напр.: листя яблуні – яблуневе листя, мотор машини – машинний мотор.

2. Если существительное в родительном падеже зависит от существительного глагольного происхождения, то оно может быть определением или дополнением, в зависимости от значения родительного падежа – родительный субъекта или объекта:

а) если существительное в родительном падеже называет исполнителя действия (значение субъекта), то оно выполняет роль определения; в таком случае в трансформированном сочетании существительное меняет форму с родительного падежа на именительный, то есть выполняет роль подлежащего, напр.: Ні співу пташок, ні зудіння комахи не чутно (В. Шевчук) – спів чий? пташок → пташки співають;

б) если существительное в родительном падеже называет предмет (значение объекта), на который направлено действие, то оно выполняет роль дополнения; подтверждением этого является преобразование именного словосочетания в глагольное, где существительное не меняет падеж или принимает форму винительного падежа (синтаксическая функция дополнения), напр.: У четвертому класі першочергове значення надавалося злагодженому й чистому співу двоголосних пісень (В. Черкасов) – спів чого? пісень → співати пісні.

3. Если существительное в родительном падеже зависит от производных существительных с абстрактным значением (например: велич, геній, світоч, патріарх и т.п.), которые уже своей семантикой выражают полноту признаков, а следовательно не требуют другой атрибутивной характеристики, то оно выполняет роль дополнения, напр.: – Це світоч науки для всього слов’янства (О. Ільченко).

Сложным является вопрос различия приложения и определяемого слова. Разграничение их требует учета средств выражения этой разновидности определения, так как приложение может быть выражено как именем собственным, так и нарицательным.

В научной литературе описаны разные критерии и способы различия приложения и определяемого слова ^{[7, с. 505; 10, с. 65-68; 17, с. 118 и др.]}. Обобщив имеющийся теоретический материал, предлагаем учитывать следующие факторы: 1) степень конкретизации содержания (у приложения она должна быть выше, так как она уточняет определяемое слово), напр.: Попливе Івасик геть-геть річкою, а мати тим часом йому їсти наварить та в горнятка-двійнятка накладе (Нар. тв.); 2) лексико-грамматические характеристики, в частности имя собственное или нарицательное (в этом случае приложением являются географические имена собственные; условные названия неодушевленных предметов (газет, журналов, научных, художественных и других литературных произведений, предприятий, организаций и т. д.); клички животных, частично – собственные имена людей), напр.: Перші речення та окремі шматки цієї книги народилися на моїх друкарських машинках «Україна» та «Optima»… (А. Дністровий); 3) наличие обособления (обособленный компонент и является приложением), напр.: А на Катерину, на дитя своє єдине, тільки поглядає (Т. Шевченко); 4) родо-видовые отношения (приложение обычно является видовым названием), напр.: Гей, на всі простори, на Карпати-гори розлітайся, слово, розтинайся, клич… (М. Рильський); 5) наличие дополнительной характеристики (дополнительное качественное значение имеет приложение), напр.: Був собі чоловік та жінка, а в них синок-одиначок Івасик (Нар. тв.); Хлопчика-крихітку украла страшна змія, але Телесика їй з’їсти не вдасться (Анонс мультфільму).

Относительно функционирования в роли приложения имен людей нет единого мнения. Б. М. Кулик полагает, что имя собственное является преимущественно определяемым словом, а имя нарицательное, характеризующее человека по его национальности, профессии, характеру деятельности, возрасту, месту жительства, происхождению, по принадлежности к определенной социальной группе, к организации или к политическому направлению, является приложением, напр.: І мовчав юнак Федькович (П. Тичина) ^{[10, с. 66]}. В противовес С. П. Бевзенко отмечает, что в основном приложением является имя собственное, напр.: Капітан Микола дивиться довкола (І. Франко) ^{[14, с. 328]}.

Согласны с Л. В. Шитик ^{[17, с. 118]}, что имя собственное является приложением в следующих случаях: 1) когда имя нарицательное не содержит дополнительной характеристики, а чаще всего имеет при себе определение, напр.: Сучасний французький письменник Мішель Уельбек, маючи мільйонні гонорари, у своїх інтерв’ю справляє враження замкнутої і депресивної людини… (С. Процюк); 2) когда имя собственное является обособленным, напр.: Дядькова дружина, Оксана, швидко розтопила піч (О. Бєляєв).

Имя нарицательное является приложением при условии, что: 1) имя собственное обозначает известную уже личность, а в имени нарицательном содержится какая-то дополнительная оценочная или экспрессивная характеристика, напр.: Тоді загарбник Самійло не витримував дідового нападу і подавався навтіки під дуби (О. Довженко); Зневажуваний ворогами, він [народ] подарував світові велетня Франка (М. Рильський); 2) нужно отличить одного человека от другого при совпадении их фамилий, напр: Мало є імен більш відомих світу, ніж ім’я Дюма-батька (http://biografiya.com.ua/publ/biografija_zarubizhnih_pismennikiv/djuma_a/).

Требует внимания определение функционального статуса сложных существительных схожих с приложением. В частности, не является приложением компонент таких сложных существительных: а) слов, составляющих одно понятие типа: батько-мати (батьки), хліб-сіль (гостинність), щастя-доля (талан), жито-пшениця (хліб) и др., напр.: – Знай, серце батька-матері, ким би вони не були, людьми, звірями чи птахами, за дитину болить однаково (Нар. тв.); б) сложные лексемы, образованные сочетанием синонимов, напр.: Серед мороку, бурі-негоди цілу ніч буде човен блукати (Леся Українка); В роботі більше, ніж у грі, з нужди-недолі виростаєм (М. Луків); в) названия растений: сон-трава, розрив-трава, євшан-зілля, напр.: Не сон-трава на могилі вночі процвітає (Т. Шевченко); г) фольклорные образы: рута-м’ята, жар-птиця, щастя-доля, напр.: Обвуглив дерева, стоптав руту-м’яту (М. Луків); Я подався у світ щастя-долі шукати (М. Луків); г) сказочные персонажи: Лисичка-сестричка, Вовчик-братик, Івасик-Телесик и др., напр.: І вовчик-братик, і біла білка, і хитрий лис... Куди розбіглись, куди сховались – агей, куди? (Б. Олійник).

Одинаковые средства выражения дополнений и обстоятельств (падежные и предложно-падежные словоформы) вызывают трудности их разграничения. Этим вопросам уделено внимание в научной и учебно-методической литературе ^{[8, c. 25-34; 9, с. 85-101; 10, с. 73; 11, с. 59-64; 15 и др.]}, однако проблема различия остается актуальной.

Н. Л. Иваницкая отмечает важность применения частичных практических приемов синтаксического анализа и доминировании синтаксического вопроса при условии, что можно поставить два вопроса к члену предложения ^{[9, с. 101]}.

Учтя наработанные практические рекомендации, предлагаем ряд критерий разграничения дополнения и обстоятельства.

1. Обязательность / необязательность (факультативность) второстепенных членов предложения в формально-синтаксической структуре предложения: «для обстоятельства характерна необязательность его в завершении структуры предложения, в отличие от дополнения как структурно необходимого компонента предложения» ^{[9, с. 76]}. Поэтому обстоятельство чаще всего выступает компонентом, расширяющим и конкретизирующим структуру «достаточной» части предложения (кроме обстоятельств места, реализующих пространственную валентность предиката), а дополнение служит завершающим компонентом, изъятие которого делает предложения структурно не законченным.

2. Лексические свойства подчинительного и подчиненного компонентов. В частности, разное лексическое значение подчинительных слов прогнозирует их разную синтаксическую роль (ср.: помер від хвороби (обстоятельство причины), урятував від хвороби (дополнение). В то же время семантика подчиненного слова также прогнозирует специфику его функционирования (ср.: живе в місті (обстоятельство места ), живуть у дружбі (обстоятельство образа действия) ^{[9, с. 74]}.

3. Конкретность / абстрактность существительного в предложно-падежной словоформе: в обстоятельствах происходит ослабление, а то и потеря конкретного предметного значения существительного, в отличие от дополнений, которые обычно имеют конкретно-предметную семантику, ср .: підійшла до села (обстоятельство) – підійшла до столу (дополнение). Если зависимое слово при членах предложения, выраженных глаголом, называет предмет, не связанный выразительными объектными отношениями с определенным местом, отрезком времени или другими моментами действительности, отраженными в грамматической категории обстоятельства, то это дополнение, напр.: підійшов до батьків (но ср.:– поїхав до батьків – объединяет функцию косвенного дополнения и обстоятельства места) ^{[10, с. 73]}.

4. Конкретное содержание всего предложения, позволяет различить, например, обстоятельство образа действия с семантикой сравнения и дополнение, напр.: Зграєю гайвороння бандити позлiзали з коней i опустились на землю (М. Стельмах) – обстоятельство; ср.: Чорне море – одне з найбільших внутрішніх морів у світі. Воно з’єднується з Середземним морем Мармуровим морем та протоками Босфор і Дарданелли в Туреччині (http://cd.greenpack.in.ua/chorne-more/) – дополнение.

5. Словообразовательные параллели падежных или предложно-падежных форм с их грамматическими синонимами, напр.: замена наречием (зустріти з радістю – радісно; повітря пахне весною – по-весняному); сравнительным оборотом (волосся спадало дощиком – як дощик) и др.

Итак, проанализированные проблемы разграничения второстепенных членов предложения наглядно демонстрируют основной недостаток традиционного учения – сочетание в толковании членов предложения семантических и формальных признаков. Избежать проблем дифференциации структурно-семантических компонентов можно за счет усовершенствования традиционной классификации – признание синкретизма в системе членов предложения или анализа минимальных синтаксических единиц на фоне формально-синтаксической, семантико-синтаксической и коммуникативной структур предложения, что прогнозирует перспективу дальнейших исследований.