Финансы в новой России – системная дезорганизованность (Размышления о проблемах финансов по поводу книги А.Г.Аганбегяна «Финансы, бюджет и банки в новой России»)

Попков Валериан Владимирович доктор экономических наук профессор, директор АНО "Международный институт Александра Богданова" 620062, Россия, Свердловская область, г. Екатеринбург, ул. Малышева, 105, оф. 511 POPKOV VALERIAN VLADIMIROVICH Doctor of Economics professor, director at Alexander Bogdanov International Institute 620062, Russia, Sverdlovskaya Obl oblast', g. Ekaterinburg, ul. Malysheva 105, 105, of. 511 president.ibi@mail.ru Другие публикации этого автора

Введение. Книга академика РАН А.Г.Аганбегяна (далее – автор) "Финансы, бюджет и банки в новой России» (составитель и научный редактор д.э.н., проф. Л.П.Клеева) ^[1] представляет собой обзор работ, опубликованных в период с 2009 по 2017 год. Список этих работ из 54 наименований (включая 12, опубликованных в АиФ) приводится в конце книги. Книга состоит из 10 глав, объемом от 16 до 66 страниц, структурированных в виде 35 параграфов. Это первая книга автора, целиком посвященная финансовым проблемам. Как указано в предисловии, в книге «сделана попытка проанализировать роль и поведение финансовых составляющих в переломный период развития России». Об эволюции этих «финансовых составляющих» можно узнать в связи с рассмотрением их поведения в кризисные периоды для экономики страны. Главным лейтмотивом книги является рассмотрение роли финансовых институтов в инвестиционной деятельности, и именно под этим углом рассматривается поведение финансовых составляющих. Это важное направление, но оно лишь частично касается более глубокого и принципиального вопроса. Автор в явном виде его не ставит, но все время на него наталкивается и вынужден критически разбирать факты экономической реальности, прямо с ним связанные. Этот центральный вопрос заключается в следующем – как же так получилось, что после двадцати пяти лет следования по пути рыночных реформ, Россия с ее шестым в мире объемом ВВП, имеет, как пишет автор, (с.292), - самую слабую и неразвитую финансовую систему среди стран двадцатки? На этот вопрос в книге нет ответа, но есть немало отдельных фрагментов, позволяющих реконструировать в целом удручающую картину текущего состояния российских финансов и незавидных перспектив (по крайней мере на ближайшие десятилетия) их будущего. Если свести к единому знаменателю всё то негативное, о чем пишет автор, то приходится с неизбежностью сделать вывод, что хронические проблемы финансов в стране носят системный характер. Это не отдельные недостатки, а системная дезорганизованность, преодолеть которую весьма непростая задача. Собственно целью данной статьи как раз и является доказательство этого тезиса с использованием значительного объема эмпирических данных, конкретных фактов и суждений автора, а также других аналитических материалов. Обширный материал книги выстроен по одной прямолинейной схеме. Рассматриваются, к примеру, финансы в целом, их роль и значение в инвестициях в основной капитал. Этот анализ предваряется критикой существующего положения. Критика касается прежде всего Минфина, Минэкономразвития и ЦБ РФ, государственных банков и корпораций, а также не называемых высокопоставленных чиновников и олигархов. Приводятся примеры положительного влияния инвестиций, упоминаются кризисы разных лет, начиная с дефолта 1998 года и их негативное влияние. Много внимания уделяется возможным источникам инвестиций, хотя предложения на этот счет весьма спорны. Далее по такому же шаблону рассматривается роль бюджета и банков. Автор не стремился к совершенству в тексте, а хотел прежде всего донести до читателя свою обеспокоенность положением дел в финансах страны. Выбранный подход к изложению материалы не мог уберечь автора от многочисленных повторов одних и тех же тезисов. Так о положительной роли инвестиций подробно говорится в каждом из упомянутых блоков, как и многократно указываются возможные источники: активы отечественных банков, часть золотовалютных резервов страны, новые займы государства, средства сбережений населения и др. Неоднократно упоминаются одни и те же цифры, например, доля инвестиционного кредитования в 6% от всех инвестиций упоминается в каждом разделе (с.с. 76,287,320, 329). Возможно, автор надеялся, что повтор одних и тех же положений и цифр позволит читателю лучше уяснить проблематику освещаемых вопросов, но добился обратного результата – при первых же повторах резко снижается интерес к чтению. Не спасают положения образные выражения и неожиданные суждения. Например: «с каждым годом подъема в экономику России все глубже «вонзалась игла» даровых нефтегазовых доходов» (с.169), «Якунин … залезал в карман государству … выманивал … десятки и сотни млрд. руб.» (с.74), или совсем неожиданное – «до сих пор в России не начата добыча нефти и газа из сланцевых пород» (с.329). А вот пример образной критики: «Апогеем балагана, устроенного высокопоставленными чиновниками Минфина и других ведомств и организаций, … призывы «резать по живому» расходную часть бюджета» (с.123). «Главная задача сейчас, - утверждает автор (с.125), - обеспечить социально экономическое развитие, т.е. увеличить темп роста ВВП – добавленной стоимости». Отождествлять социально – экономическое развитие (что подразумевает связка – «то есть») с увеличением темпа роста ВВП большинство исследователей остерегаются. ВВП измеряет главным образом рыночное производство, а в качестве меры экономического благосостояния этот показатель может давать неверные данные ^[20]. Так, в 2018 году по данным Росстата индекс физического объема ВВП и валовой добавленной стоимости относительно 2017г. составил 102,3%. Но в структуре использования ВВП конечное потребление упало на 3,6% (с 70,6 до 67%). Снижение произошло по всем статьям использования ВВП, кроме чистого экспорта, который вырос в структуре использования ВВП почти в два раза (с 5,4 до 10%). Это вовсе не бесспорное благо. Известно ^[10], что поступления от чистого экспорта могут использоваться для чистого вывоза капитала, покрытия отрицательного сальдо счета инвестиционных, трудовых и прочих доходов и в лучшем случае (если чистый экспорт превышает сумму чистого вывоза капитала и отрицательного сальдо доходов) — для наращивания валютных резервов. Ни одно из этих направлений использования ВВП нельзя считать приоритетным с точки зрения экономической политики, направленной на возобновление и ускорение роста российской экономики.

Что происходит и что за этим кроется?

Вопрос, внесенный в названии этого раздела, принадлежит Н.Луманну ^[9], который утверждал, что трудно сохранить единство теории, если пренебречь какой-либо стороной этого двуединого вопроса. Первая часть вопроса неявно связана с другим вопросом: чье знание - это знание? Какой социальной группе оно принадлежит, - и от этого может зависеть ответ на вопрос- «что происходит?» Вторая часть также спрашивает: каким образом знающий при­ходит к тому, чтобы поверить в свое знание и не видеть того, что нельзя видеть посредством этого знания, то есть то, «что за этим кроется»? Это вопросы теоретического знания, которые можно отбросить и сразу приняться за объяснение эмпирических фактов, но они с неизбежностью будут возникать перед взором думающего читателя. Эмпирическое изложение, которому, без сомнения, следует книга А.Аганбегена, упор делает на том, чтобы интерпретировать общественное значение фактов в свете того, «что происходит», но требование научного анализа - суметь доказать, как факт то, что за этим кроется. Если задача описания того, что происходит, решается в книге вполне убедительно, то ответы на вторую часть вопроса (что за этим кроется) либо отсутствуют, либо расплывчаты и неубедительны. Так, на с.45 автор пишет: «Россия еще полностью не перешла к рынку, у нее отсутствует развитый цивилизованный рынок», и там же – «…финансовая система является попросту слабой, отстающей от уровня экономического развития, фактически не работает рыночный механизм экономического роста» – это как раз образец описания того, что происходит. Но почему Россия за четверть века не перешла к рынку и более того движется не к рынку, а в противоположную сторону? Почему в России столь слабая финансовая система, а может быть она вполне соответствует уровню экономического развития? На с.47 констатация: «… рынок капитала в широком смысле слова практически отсутствует» - это так и есть, - рынок капитала отсутствует без всякого «широкого смысла» и «практически», но почему? Недостаточно развитым является фондовый рынок – почему? В России отсутствуют рыночные фонды длинных денег – об этом автор неустанно напоминает в различных разделах (с.51,287,299) - но почему? Рост инфляции в кризисном 2009 году автор объясняет сокращением производства потребительских товаров и импорта при существенном увеличении расходов консолидированного бюджета, что привело к тому, что количество денег в обращении существенно превысило потребность в них (с.271) и на этой же странице констатируется, что денежная масса М2 практически не увеличилась. В качестве одного из источников инвестирования автор указывает приватизацию, но вдруг указывает, что «государство делает приватизацию панацеей от всех бед» (с. 291). «С помощью «невидимой руки» рынка обеспечить ускоренное социально -экономическое развитие, к котором мы нуждаемся, в обозримое время вряд ли возможно (с.41, - что значит обозримое время, - а может быть вообще это невозможно? И так по каждому разделу – вопросы множатся, а ответов на них нет.

Организованность и дезорганизованность

Социально – экономические системы – это целеустремленные системы, способные осознавать свои цели, способы и средства их достижения, свои возможности и ограничения. Но цель предполагает кого-то, кто ее ставит и реализует, - организатора или субъекта организации. Именно субъект, направляя свои усилия на сочетания организуемых им сил, активностей или объектов, - людей, энергию, капитал, информацию и др., - стремится к достижению поставленных целей. Возможны два исхода результата организационных усилий субъекта. Оба случая всецело зависят от способа соче­тания данных сил. В первом случае может оказаться, что целое оказалось практически большепростой суммы своих частей, во втором - что оно практически ее меньше. Первое обозначается как организованность, второе - как дезорганизованностъ ^[5]. Но каким образом соединение активностей может уменьшить их практическую сумму? Это происходит тогда, когда они друг другу противодействуют, вполне или отчасти друг друга парализуют, уничтожают, словом, взаимно «дезорганизуются». Является ли система организованной или дезорганизованной – можно узнать по результатам рассмотрения прокламируемых целей. Если одни и те же цели, несмотря на все усилия, не достигаются в течение длительного времени, то это признак системной дезорганизованности. На системную дезорганизованность финансов в новой России указывает множество цифр и фактов, приведенных в книге А.Аганбегяна. Если их структурировать, исходя из их содержания и парализующего влияния на развитие экономики, то можно выделить, по крайней мере, пять дезорганизующих факторов: 1) бессубъектность; 2) олигархический капитализм; 3) деиндустриализация и примитивизация экономики; 4) огосударствление и бюрократизация экономики; 5) обособление экономических действий от норм нравственности и справедливости.

Бессубъектность

Кто является субъектом управления социально – экономическим развитием в России? Самый простой и очевидный ответ – государство, но он неверен. Социальное государство в России не является четко выраженным субъектом управления и развития, оно не сформировало стратегию развития (понимаемую и принимаемую большей частью населения), не обеспечило условий для нормальной жизни всем своим гражданам, не гарантирует соблюдения основных конституционных прав. А.Аганбегян неоднократно в разных аспектах указывает на эту проблему бессубъектности государства (не используя, впрочем, это понятие): «… разрозненные, не связанные и не скоординированные отдельных частей единого государства, у которого, к сожалению попросту отсутствует единая экономическая политика, во всяком случае применительно к главному источнику экономического роста – инвестициям» (с.с.204-205). «Корпоративный долг перед иностранными инвесторами оказался реальной «петлей на шее» у предприятий и организаций. Государство безучастно наблюдало за этим процессом» (с.249). Автор указывает также не только на бездействие, но на действия государства, прямо препятствующие развитию. «Обычно накануне кризисов инфляция резко повышается, что противоестественно и крайне вредно и наносит экономике колоссальный ущерб. А инициатором выступает государство, которое первым централизованно повышает цены на электроэнергию, газ и пр.» (с.237). Но что такое государство с точки зрения властных полномочий, чьи решения прямо влияют на социально – экономическое развитие страны? Автор, прямо не указывая, считает субъектами управления финансами в стране Минфин, Минэкономразвития и ЦБ РФ. Именно эти субъекты управления подвергаются серьезной критике. Правительство упоминается крайне редко, хотя первые два министерства входят в состав правительственных структур, а министр финансов занимает пост вице - премьера. Поэтому писать о том, что «К сожалению, наше правительство идет на поводу у Министерства финансов» (с.63) не имеет смысла – Минфин и есть правительственный орган, уполномоченный принимать решения, которые он считает нужным. Поэтому, если читатель встретит в книге, например, такой вывод: «Министерство финансов демонстрирует, по сути, фискальный подход» (с.135) (а подобного рода суждений относительно Минфина в книге много), то он может смело заменить Минфин на Правительство. Весь вал вполне обоснованной критики, который автор обрушивает на Минфин вряд ли заставит Минфин (читай, Правительство) изменить свою политику - это министерство привычно принимает на себя критику в силу специфики своей работы (деньги нужны всем и их всегда не хватает). В то же время автор оправдывает Минфин: «нельзя винить в том, что оно не нацеливает бюджетные расходы на конечные целевые показатели по каждой статье бюджета. В самом бюджете и в докладе о нем эти конечные показатели отсутствуют, и это понятно. Минфин не владеет этими показателями и профессионально этим не занимается. Это прерогатива профильных министерств и на высшем уровне – Минэкономразвития и, конечно, правительства» (с.136). В этом контексте Правительство уже не Минфин, но тогда что же такое правительство? Согласно Конституции РФ Правительство Российской Федерации состоит из конкретных людей: председателя правительства, его заместителей и федеральных министров. Правительство является высшим органом исполнительной власти. Но понять, как на практике соединяются - «состоит из…» и властные полномочия непросто. Можно ли сказать, что Правительство – это совокупность профильных министров? Очевидно, что нет, так как министры обладают полномочиями и несут ответственность только в своем сегменте. Сумма этих сегментов не дает народного хозяйства в целом, так как сложные проблемы развития неизбежно относятся к компетенции нескольких министерств и разделить их по ведомственному признаку невозможно. Существует аппарат Правительства, и возможно, он в какой-то мере координирует деятельность профильных министерств. Но это закрытая структура, о деятельности которой ничего не известно. Это не праздные вопросы, а насущная необходимость установить – какой же орган управления в стране является субъектом социально – экономического развития. Упомянутый Минэкономразвития «является федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по выработке государственной политики и нормативно-правовому регулированию в сфере анализа и прогнозирования социально-экономического развития», и не может считаться субъектом управления, так как согласно положению ^[12], не обладает властными полномочиями. Итак, подытожим. В правительстве существует реальный орган в сфере управления финансами - это Минфин, но оно профессионально целевыми показателями не занимается. Существует Минэкономразвития, которое профессионально занимается целевыми показателями, но не имеет права распоряжения финансами. Есть Правительство, состоящее из министров, в котором финансами распоряжается министр финансов.. В тени от общественного взора скрывается Депаратамент экономики и финансов аппарата Правительства. Оказывается не так-то просто ответить на вопрос - кто же является субъектом государственного управления социально – экономическим развитием в стране и финансами в частности? После Минфина объектом неослабевающей критики автора является неправительственный орган - Центральный банк России, который хотя и не подчинен напрямую правительству, но обязан координировать с ним свои действия. ЦБ РФ безусловно является субъектом в финансовой сфере, хотя бы потому, что он обладает правом эмитировать национальную валюту (рубли), на которой зиждется финансовая система страны. Но он не является субъектом управления финансами, его функции, установленные соответствующим законом - регулирующие (по отношению к финансам) и надзорные (в отношении банков). Автор критикует ЦБ РФ за высокий уровень инфляции (с. 269) низкий уровень монетизации экономики (с.68) высокую учетную ставку (с.258), отсутствие длинных денег (с.85, проблему валютного курса (с.85, размещение средств за рубежом (с.86,266), отстраненность от долговременного социально -экономического развития страны (с.с.71, 542), равнодушие к инвестиционному кредитованию (с.287), неразвитость фондового рынка (с.360), - в общем по всем направлениям деятельности ЦБ РФ. В то же время автор пытается сохранить объективность: «Если мы хотим снизать инфляцию и ключевую ставку, то это не получится сделать с помощью Центрального банка, которому не подвластны ни бюджет, ни государственные монополии, ни тем более общегосударственные решения» (с.238). Это признание автор увязывает с необходимостью создания трехлетней Президентской программы с целевой задачей снижения инфляции и ключевой ставки Центрального банка, в которой были бы определены задачи всех госструктур и ЦБ РФ.. Далее автор, продолжая этот подход, предлагает создать также Президентскую программу по инвестициям. Эти предложения тоже признак бессубъектности, когда для решения конкретных проблем обязательно надо опереться на авторитет Президента. Еще один вид бессубъектности – это перенос субъектности на того, кто не является субъектом. Люди идентифицируют себя с субъектом по разным причинам или, наоборот, скрывают свою субъектность; часто это результат манипулирования - перенося на объект свою ответственность, субъект остается в тени. Как правило, это отработанный прием для политиков, для которых вполне привычны и допустимы обороты типа «нам надо, давайте сделаем, будем работать вместе» и пр. И странно, что в книге автор явно злоупотребляет этим стилем. Вот лишь некоторые примеры: «…наша налоговая политика…(с.11); мы подготовили стагнацию экономики своими руками…(с.31); … у нас используется худшая форма дотаций… (с.91);… мы сами разогнали небывалую инфляцию… (с.98);… мы на полную катушку использовали Резервный фонд… (с.127)». В книге в этом контексте местоимение «мы» и его формы (наша, у нас, нам и пр.) используется более тридцати раз. Кто эти "мы", - причисляет ли автор себя к этим "мы"? - например, к тем, кто разгоняет инфляцию. Вряд ли, но об этом ни слова. Кто же эти обезличенные "мы"- лишенные прав и, соответственно, ответственности? И где настоящие "мы", имеющие права, но лишенные ответственности? Совсем не упоминается Государственная Дума, хотя именно этот законодательный орган утверждает государственный бюджет. В общественном мнении парламентариев давно считаю говорунами, которые ничего не решают. Но парламент — это не придаток исполнительной власти, а отдельная ветвь, которая представляет партии и население и имеет право быть требовательной по отношению к правительству, Нельзя забывать, что именно Госдума утверждает бюджет и юридически это легитимный субъект управления финансами. Но все это проходит не системно, - депутаты зачастую озабочены не интересами населения, а собственным благополучием.

Утопический и олигархический капитализм

Всеохватывающий, саморегулирующийся, гармоничный рынок является утопией, в разработку которой внесло вклад огромное количество экономистов и которую французский политолог Розанваллон П. назвал утопическим капитализмом ^[18]. Россия на протяжении 70 лет испытывала на себе попытку реализации коммунистической утопии, и вот уже более 25 лет российская элита пропагандирует каноны утопического капитализма. Граждане России в своем большинстве разочаровались как в одной, так и в другой из этих утопий. Организаторы и пропагандисты капиталистической утопии сами в нее не верят, как не верили в свое время в коммунизм партийные бонзы. Если бы они верили в эту утопию, то не стремились любыми правдами и неправдами уводить свои доходы за рубеж, покупать там движимое и недвижимое имущество, содержать там свои семьи, учить там своих детей. А в России элиты выстраивают для западных партнеров искусно выполненные декорации утопического капитализма, за которыми скрывается олигархический капитализм. Согласно результатам последнего исследования Doing Business за 2018 год, Россия заняла 31-е место из 190 стран, поднявшись за год на четыре ступени ^[23]. Это действительно впечатляющий прогресс, если иметь в виду, что в 2013 году Россия занимала, 112-е место. Индекс Doing Business анализирует законы и предписания, которые определяют работу бизнеса в стране. Особым образом эксперты Всемирного банка отмечают реформы, которые облегчают прохождение бюрократических процедур. То есть формально институты рынка в России есть, и их работа постоянно совершенствуется. Но что касается делового оптимизма российского среднего бизнеса то он, согласно последнему исследованию Grant Thornton, буквально провалился в пессимизм. Показатель России — минус 23%, это 33-е место из 35. Что же так повлияло на оценки российских предпринимателей? Практически все ограничения для бизнеса за минувшие полгода стали более осязаемыми. Значение бюрократии увеличилось на 43 п. п., причем теперь 61% прошенных называют бюрократию основным препятствием, хотя по итогам II квартала так считали лишь 18% бизнесменов. Резко выросла экономическая неопределенность — с 27% до 59%, еще больше сократился спрос (полгода назад это пугало 27% опрошенных, сейчас — 50%). Стало хуже с качеством транспортной инфраструктуры (этот фактор пессимизма вырос с 11% до 26%), выросли также показатели финансовых ограничений (с 42% до 50%) и энергетических издержек (с 36% до 43%). Почему же два бизнес-рейтинга — один, построенный на юридических фактах, и второй — на оценках окружающей реальности— так явно противоречат друг другу? И какому из них следует верить? Никакого противоречия на самом деле нет, так как исследователи Doing Business смотрят - какие документы приняты, и учитывают это в рейтинге. А как обстоят дела с их реализацией, экспертов уже не интересует». Россия обладает полным набором институтов, необходимых для функционирования рыночной экономики: в первую очередь это права собственности, законность, конкуренция и стабильность политического строя. Может быть вопрос в другом: что эти институты недостаточно эффективны? Нет, они эффективны, но в определенном направлении. Например, по мнению Д.Аджемоглу и Д.Робинсон ^[2] институты разделяются на плохие (экстрактивные) и хорошие (инклюзивные). Рост и процветание нации связаны с наличием инклюзивных институтов. Можно вполне обоснованно утверждать, что в стране сложилась система, при которой люди, обладающие властью и влиянием, создали для себя какой-то «островок благоденствия» и неплохо живут, а тот факт, что еще есть многомиллионное население, которое живет не особо хорошо — этих людей не волнует. Это и есть пример действия экстрактивных институтов - когда в стране все выстроено для выкачивания ресурсов в пользу элиты. Так за последние 25 лет вывоз капитала за границу составил 766,2 млрд. долл. Только в 2018 году отток составил более чем 60 млрд. долл. Основные последствия - это уменьшение поступления денежных средств в бюджет России. Отсутствие инвестиций извне, а также вывоз капитала отечественными бизнесменами приводят к закрытию предприятий, к сокращению налоговых поступлений, росту безработицы и уменьшению отчислений из бюджета на социальные нужды. Бизнес – элиты в России – это прежде всего олигархические структуры, которые, как пишет А.Аганбегян, играют «негативную роль в экономике страны» (с.67). «Олигархические группы контролируют до четверти всех активов коммерческих банков, полностью захватили черную и цветную металлургию, нефтяной и газовый частный бизнес, основную часть нефтехимии, нефтяного и газового строительства, им принадлежат крупные телекоммуникационные системы» (там же). Россия с ее шестой экономикой по ВВП занимает третье место по численности долларовых миллиардеров и 4-е – по объему, сконцентрированного у олигархов капитала. Учитывая скромный объем российского ВВП это означает, что Россия давно и уверенно занимает первое место по отношению совокупного капитала олигархов к ВВП (примерно 1:3; в США 1:6). Именно поэтому А.Аганбегян имеет все основания говорить, - «о гипертрофированном развитии олигархического капитала в России, создающем уродливую финансовую структуру нашей экономики». Автор не стал касаться проблемы офшорных юрисдикций, в которых укрывается много крупных, так называемых системообразующих, компаний. Коротко напомним, что 13 декабря 2012 года в Послании ФС Президент России В. В. Путин заявил: «Нам нужна целая система мер по деофшоризации нашей экономики. И поручаю правительству внести соответствующие комплексные предложения по этому вопросу». Говорилось, что компании с российскими активами, зарегистрированные в иностранной юрисдикции, в частности, должны будут лишиться возможности получать государственную поддержку, госконтракты и кредиты ВЭБа. Через пять лет (в 2017 году) Правительство РФ отказалось от идеи принудительного перевода системных компаний из офшоров в российскую юрисдикцию. Основание - применение принудительных мер перевода широкого круга системообразующих организаций в юрисдикцию РФ по мнению правительства создаст значительные риски для экономики страны в целом. Правительство посчитало достаточными принятые в 2014-2016 годах меры стимулирующего характера в целях повышения привлекательности юрисдикции Российской Федерации для системообразующих организаций российской экономики. Какие меры стимулирующего характера предложило правительство для привлекательности российской юрисдикции для многочисленных «дочек» Газпрома, Роснефти, Росатома и многих других системообразующих компаний? Отлучили ли их от господдержки, госконтрактов и кредитов ВЭБа? И какие потери несет российский бюджет при отказе от принудительной деофшоризации? А.Аганбегян, не упоминая офшоры, все же дает ответ на этот вопрос. «По сравнению с 2012 годом доходы бюджета сократились на 29% в ценах 2016 года. При этом ВВП не снижается, а даже возрастает. Столь диаметрально противоположная динамика экономики и федерального бюджета свидетельствует о полной несостоятельности налоговой системы, которая не способна реализовать даже свою фискальную функцию» (с.166). Но на то и существуют офшоры, чтобы налоговая система страны не могла реализовать в полном объеме свою фискальную функцию.

Огосударствление и бюрократизация экономики

Точно оценить долю госсектора в российской экономике непросто. В Федеральной антимонопольной службе (ФАС) государству приписывают 70%. (именно этой цифрой оперирует А.Аганбегян). Но, в академии РАНХиГС долю государства оценивают по другому ^[11]. «Показатель стоимости КГУ (компании с госучастием более 10%) в процентах от суммарной рыночной капитализации акций всех компаний в 2015 году являлся одним из самых высоких в мире среди стран, обладающих ликвидным фондовым рынком. В РФ показатель составил 46,2% при среднем уровне по 39 странам (без Китая) всего лишь 4%», Эксперты выявляют и отрицательную взаимосвязь между темпами роста ВВП и индексом государственной собственности. «При росте государственного сектора на 1 п.п. наблюдается снижение темпов роста ВВП на 0,5 п.п. в среднем и при прочих равных». Таким образом, рост государственного сектора в некоторой степени значимо связан с ухудшением экономической обстановки в России. Примечательно, что связанные с государством компании, производящие меньшую часть ВВП, получают основную часть льгот, привилегий и госфинансирования. Предприятия с госучастием используют свои преимущества для увеличения прибыли, а в трудную минуту обращаются к своим учредителям за помощью, работая таким образом по принципу приватизации прибылей и национализации убытков. На заседание Госсовета по вопросу развития конкуренции в апреле 2018 года Президент РФ В.Путин отмечал, что «у государственных структур, компаний с госучастием совершенно другие лоббистские и финансовые возможности. И доступ к кредитам у них тоже намного проще. Да и технологии разыграть торги в свою пользу есть, их достаточно, и мы знаем, как они работают. С 2015 года регионы приступили к реализации стандарта развития конкуренции, утверждённого Правительством Российской Федерации. Для ряда субъектов Федерации это стало реальным стимулом для поддержки конкуренции. Это так и есть, мы это видим. Но в целом по стране системных перемен к лучшему так и не произошло» ^[19]. А.Аганбегян критикует огосударствление и предлагает решение, которое насколько кажется очевидным, настолько же на практике нереализуемо. Он предлагает составлять единый государственный план, а в его рамках единый финансовый план для всей государственной собственности (с.53). Как будет работать такой аналог советского Госплана в условиях пусть деформированной, но все же рыночной экономики, автор не поясняет. Но, ясно, что это опять означает усиление бюрократизации, утверждение множества показателей, выполнение которых вовсе не гарантирует достижения целей развития экономики и повышения благосостояния людей. К этой идее автор возвращается неоднократно в разных разделах книги, но почему - то ни разу не поясняя, а как, к примеру, предполагается убедить в необходимости выполнения государственного плана иностранных участников. Например, в Роснефти два акционера «BP Russian Investments Limited» и «QH OilInvestments LLC» владеют более чем 28% акций и могут заблокировать любое неугодное им решение. Может быть начать с более простого – установить государственное ограничение на размер заработной платы руководителям компаний с госучастием. «В годы стагнации и рецессии (имеется в виду 2015-16 г.г.) крупнейшие госкорпорации, пишет автор,- снизили инвестиции и подорвали экономический рост страны» (с.203). А кто, и как ответил за такую «подрывную» деятельность, куда смотрели представители государства, в этих компаниях, которые обязаны отстаивать государственные интересы. О каком планировании может идти речь, если даже один показатель проконтролировать им не по силам. Во Франции, на опыт которой ссылается автор (с.41-42), действительно имеется положительный опыт государственного планирования. Его основой являются: 1) четкое и недвусмысленное признание участия государства в экономическом развитии; 2) наличие консенсуса между политиками, предпринимателями и гражданским обществом в содержании и целях планирования; 3) длительный горизонт стратегического планирования, не ограничиваемый сроками избрания политических лидеров, и остающийся обязательным в приоритетах для сменяющихся правительств; 4) целостность планирования, не размытая между министерствами, что обеспечивает Генеральный Комиссариат по разработке стратегических перспектив ^[17]. Ничего подобного в России нет, и государственный план в версии автора ни к чему не приведет.

Деиндустриализация и примитивизация экономики

В начале 1700-х годов (то есть более 300 лет назад) в экономической практике двусторонней торговли появилось железное правило, которое быстро распространилось по всей Европе. Если страна экспортирует сырьевые товары и импортирует промышленные, то она ведет невыгодную торговлю, если страна импортирует сырьевые товары и экспортирует промышленные, то выгодную. Если страна экспортирует промышленные товары в обмен на другие промышленные товары, торговля считалась выгодной для обеих сторон ^[16]. В 2018 году, как и в предыдущие годы, Россия в основном (более 70% от общего объема) поставляла на экспорт сырьевые продукты (нефть, химическая продукция, металлы, древесину- все с малой долей добавленной стоимости), а импортировала, в основном, машины и оборудование (46% от общего объема импорта). Низкая добавленная стоимость характерна для всех экспортируемых сырьевых товаров. В структуре импорта по странам (товаров из группы «Машины, оборудование и аппаратура») на первом месте Китай (35%), на втором месте Германия (12%), далее Италия (5,1%), США (4,3%), Япония (3,3%), а вот на 6-м месте (!) Вьетнам (2,9%). Россия давно ведет такую невыгодную торговлю, что является и следствием, и причиной примитивизации ее экономики. Доказана взаимосвязь между тем, насколько разнообразные и сложные промышленные товары может производить страна и уровнем ее благосостояния. Впервые это исследование было проведено в 2011 году и с тех пор регулярно публикуются индексы экономической сложности по каждой стране ^[4]. Первые три места по итогам 2016 года занимают (из 170 стран) Япония (2,26), Швейцария (2,17), Южная Корея (2,03). Россия находится на 48 - м месте по коэффициенту сложности экономики (коэффициент 0,235) и уступает, в частности, таким странам, как Малайзия, Венгрия, Словакия, Эстония, Мексика, Литва, Белоруссия. Коэффициент не принимает во внимание экспорт оружия, но учитывая, что из 450 млрд. долл. экспорта России на оборонный экспорт приходится 15 млрд. долл., - то это не сильно повысит показатель. Сложность экономики непосредственно определяет ее финансовый успех. Существует теория экономических пространственных циклов, которая утверждает, что в сложных экономических средах обязательно возникают денежные циклы ^[14],[24]. Когда цепочка предприятий замыкается в контур, образуя цикл, то возникает замкнутая структура, вообще не зависящая от внешнего ценового ландшафта. Эта циклическая структура в отличие от операций обмена, которые мы относим к экономике продаж, работает как генератор производства безинфляционных денег. Совокупности таких внутренних взаимосвязанных циклов дают возможность фондировать экономику за счет внутренних постоянно возобновляемых финансовых ресурсов. Это экономика фондов, в которой товарность производства отступает на второй план, а на авансцену выходит такая подзабытая категория, как потребность, взаимная потребность в деятельности друг друга. А.Аганбегян, исходя из общеэкономических соображений, также указывает на необходимость формирования денежной базы для развития экономики «не за счет валютных поступлений (как это происходит в настоящее время), а за счет большей роли «внутреннего» компонента» (с.275). Но следующее предложение все запутывает: «Финансовые ресурсы должны возникать с учетом потребностей внутреннего рынка, давая возможность отраслям, не связанным с экспортом, получать необходимые ресурсы для модернизации и структурных изменений». Совершенно непонятно, откуда и как «должны возникать» финансовые ресурсы, чтобы потом их получали отрасли, не связанные с экспортом. На с.с.277-278 автор начинает разговор о подходах к выработке современной промышленной политики. Он ссылается на книгу Я.Миркина ^[22], описавшего опыт так называемого «финансового форсажа» в ряде стран, в основном Юго - Восточной Азии, и добившихся выдающегося роста за относительно короткое время. В числе мер, предпринятых этих странами на одном и первых мест находится индустриализация. Но автор, в отличие от многих других мер, где он, не колеблясь, употребляет императив «надо», в отношении промышленной политики использует весьма осторожные формулировки, а об индустриализации вообще не упоминает. Это вообще характерно для школы неолиберальных экономистов – неприятие государственной промышленной политики ^[13].

Обособление экономических действий от норм нравственности и справедливости

Когда экономисты говорят о конкретных рациональных интересах людей, то они неявно обращаются к модели человека как homo economicus. Как известно, эта модель человека подвергается серьезной и обоснованной критике. В известной книге «Экономика идентичности» Акерлоф Д.А..Крэнтон Р.Е. пишут ^[3]: «Идентичность, нормы и социальные категории, - не могут быть выражены в абстрактных понятиях; однако их проявление очень сильно… Нормы бывают особенно понятны, когда люди описывают идеал – кем они должны быть и как они должны поступать». Такие ценностные установки, как идеал, смысл, доверие, уверенность, - имеют вполне реальное экономическое выражение, так как мотивируют (или демотивируют) людей в их практической деятельности. О каком доверии к социальному государству, которое провозглашено Конституцией РФ, может идти речь, если огромному числу людей денег на жизнь уже не хватает (в январе 2019 года граждане потратили на текущее потребление товаров и услуг 100,7% своих доходов), а это же время совокупное состояние 98 богатейших россиян, включенный в мировой список Forbes, достигло 421 млрд долларов, что больше, чем денежные сбережения всего российского населения в банковской системе (27,7 триллионов рублей на 1.02.2019). «Россия не является богатой страной - около 3 процентов от доходов и имущества мира, но 3-е место по мульмиллионерам», - пишет автор (с.176). Речь идет о миллиардерах, которых в 2000 году было 7, а в 2018 уже 106. Российский олигархический класс полностью опроверг и сломал крупный идеологический миф о национальном капитале и «хозяевах», пекущихся о жизни страны, Люди готовы были бы терпеть тяготы, связанные, в частности, с введением разного рода санкций со стороны США и других стран, но они не хотят, чтобы эти трудности ложились только на плечи многочисленного бедного населения. Люди не хотят платить налоги государству, когда видят, как живут некоторые государственные служащие и депутаты. Значительные сектора экономики уходят в «тень», от них нет поступлений в бюджет. Государство озаботилось проблемой взимания налогов с так называемых «самозанятых» (их по разным оценкам от 20 до 25 млн. чел), но никто из этих людей не торопится встать на налоговый учет, наблюдая все более возрастающую на бизнес налоговую нагрузку. Только в последнее время власть повысила НДС с 18 до 20%, налоги на имущество и землю, ввела налог на мусор, обсуждается повышение НДФЛ до 15%. Зато с 2019 года можно, не опасаясь наказания, собирать в лесу валежник. Люди испытали большое разочарование и веру в то, что высшие эшелоны власти озабочены их нуждами, после молниеносно проведенного повышения пенсионного возраста. Ссылки на растущую продолжительность жизни никого не убедили, все вокруг видят реальную картину, да и статистика подтверждает, что более половины мужчин умирают, не достигнув 65 лет. Тотальная коррупция, в том числе связанная с властью. Коррупционные скандалы подрывают веру людей в справедливость. Люди не понимают, к примеру, как семейство Арашуковых могло безнаказанно долгие годы воровать в газовой сфере, а один из ее представителей заседал в Совете Федерации РФ. Бесконечный рост тарифов на ЖКХ, на капремонт при не улучшении качества предоставляемых услуг; постоянный рост цен на продукты питания и уловки, а по существу обман покупателей, чтобы замаскировать рост цен (пакет молока на 970 мл, вместо литра, упаковка масла 180 грамм вместо 200 и пресловутые 9 яиц вместо 10). И это вовсе не мелочи, поскольку такие многочисленные ежедневные факты только укрепляют людей во мнении, что кругом их хотят обмануть, при попустительстве власти царят ложь и лицемерие. Можно было бы продолжить это безрадостное описание экономических действий (или бездействия) государства, которые большинство считает несправедливыми и безнравственными, но и приведенных фактов достаточно, чтобы сделать вывод о смятении в душах и умах населения, что плохо влияет на финансовое здоровье страны. А.Аганбегян безоговорочно встает на сторону государства. Он пишет: «… государство пытается взять на себя основные расходы по здравоохранению и за счет своих скудных средств обеспечить пенсиями 40-миллионное население, все время находится в затруднении; … государство безнадежно пытается сконцентрировать в своих руках финансирование социальных проблем, все больше тратить государственных средств, например, на развитие коммунальных систем, вместо того, чтобы переложить их на плечи трудящихся» (с.178). Напомним, что нет никаких государственных средств не существует, а есть деньги налогоплательщиков и взносы трудящихся в пенсионные и медицинские фонды. То, что эти взносы платят работодатели, ничего не означает, кроме того, что работодатели вынуждены занижать заработные платы своим работникам с учетом выплачиваемых за них социальным взносам. А далее на шести страницах (с.с.179-184) автор вносит предложения по радикальному реформированию системы налогов и обязательных социальных взносов для населения. Суть объявленной радикальности проста – повышение налогов. Он предлагает увеличить подоходный налог, например, с зарплаты свыше 60 тысяч рублей брать 20% и далее по нарастающей. Обратим внимание, что автор пишет о зарплатах, а не о доходах предпринимателей, идущих на потребление, - то есть общий посыл, указанный выше – «переложить на плечи трудящихся» - это не пустой звук. А.Аганбегян предлагает увеличить налог на недвижимость, ввести обязательный взнос на пенсионное обеспечение непосредственно с граждан, ввести страхование на здравоохранение 6-7% от уровня зарплаты вместо 5,1%, и такая сумма должна возмещаться предприятиям (интересно, из каких источников). Предлагает перейти на рыночные тарифы в ЖКХ, а для этого провести полную приватизацию этой сферы. Можно только представить как подскочат цены и какие начнутся злоупотребления. Все дополнительные расходы, как считает автор, должно компенсировать государство, - непонятно только откуда оно возьмет деньги из «своих скудных» финансов. Выше я отмечал важный вопрос – какой социальной группе принадлежит то или иное знание. Так вот это образец того «знания», которое принадлежит неолиберальному крылу в экономике, доминирующему во власти, в образовании и в экономической науке.

Сущее и должное

В главе 8 своего основополагающего труда «Экономические проблемы экономической статики и динамики» ^[8] Н.Кондратьев исследовал проблему о соотношении категорий сущего и должного в социально – экономических науках. Этот вопрос имеет в истории философии свою длительную традицию, и хорошо известен философам в отличие от экономистов, которые порой даже не задумываются в своих теоретических построениях и научно – практических рекомендациях о глубине и важности этого вопроса. В наиболее доступной форме содержание этой проблемы еще в 1739 году описал Д.Юм ^[21]: «…вдруг я, к своему удивлению, нахожу, что вместо обычной связки, употребляемой в предложениях, а именно есть (is) или не есть, не встречаю ни одного предложения, в котором не было бы в качестве связки должно (ought) или не должно. Подмена эта происходит незаметно, но, тем не менее, она в высшей степени важна. Раз это должно или не должно выражает некоторое новое отношение или утверждение, то последнее необходимо следует принять во внимание и объяснить, и в то же время должно быть указано основание того что кажется совсем непонятным, а именно того, каким образом это новое отношение может быть дедукцией из других, совершенно от­личных от него». Ф.В.Гегельтакже по этому поводудовольно язвительно высказался: «И если какой-либо мыслитель строит мир, каким он должен быть, то этот мир, правда, существует, но только в его мнении» ^[6]. Какое это имеет отношение к книге А.Аганбегяна? Самое прямое. После местоимения «мы» и его производных, любимым словом автора предстает императив «надо» и его синонимы (нужно, необходимо, целесообразно, предлагаю), который употребляется в книге 55 раз. В полном соответствии с замечанием Юма - без какого- либо логического обоснования такого перехода и достаточных на то оснований. Описывается некая экономическая ситуация, чаще всего в области инвестиций, а потом вдруг заявляется, что надо сделать то-то и то. Кому «надо», для чего «надо», каким образом можно заставить или убедить тех, кому адресовано это «надо», чтобы они предприняли необходимые действия, - все это требует обоснования, а иначе это остается просто мнением автора. Адресат императива «надо» чаще всего указывается, например, Минфин или ЦБ РФ и даже правительство, но как сделать так, чтобы мнение автора о том, что надо делать этим органам, стало необходимостью для них это сделать - непонятно. Мысль автора перед таким препятствием не останавливается, - «надо» создать программу, желательно Президентскую (это по обузданию инфляции, (с.391), казначейству надо перейти к выпуску долговременных ценных бумаг (с.341), надо проявить политическую волю (это в тех случаях, когда автор не знает, кто возьмется реализовать его мнения, с.с.387,391). В отношении банков автор высказывается более осторожно: «… доля инвестиционных кредитов с 1,5% могла быть постепенно повышена до 5%». Понимая, что инвесткредиты несут повышенные риски, автор добавляет, что они должны предоставляться на условиях возвратности и окупаемости (так и написано, как в учебнике по банковскому делу ^[7]). В результате реализации всего того, что «надо» сделать по мнению автора, «Россия могла бы в 2030 – 2035 г.г. войти в число развитых стран, превысив показатели Греции, Португалии, Израиля, Новой Зеландии и сравнявшись с показателями Испании». Вынужден огорчить читателя – это не случится. Благие пожелания автора никто исполнять не будет. Минфин продолжит свою фискальную политику, так как он отвечает не за инвестиции, а за бесперебойное снабжение финансами приоритетных статей бюджета, то есть тех, которые больше всего требуют денег. ЦБ не отступит ни на йоту от своей политики таргетирования инфляции за счет ограничения поступления денег в экономику, справедливо считая, что вливать деньги в экономику, которая мало, что производит, в условиях открытого валютного рынка, - это все равно, что лить воду в решето. Банки из-за высоких рисков, связанных с неопределенностью и угрозы потери локальной и глобальной устойчивости ^[15]., не будут увеличивать объемы инвесткредитования (кроме тех, кому государство предоставит какие-либо преференции). Бюджет выделит на инвестирование средства в соответствии с нацпроектамии и их показателями (напомним, что их 1200), но многие миллиарды будут израсходованы, а цели не достигнуты.

Заключение

Жанр размышлений, вообще говоря. не обязывает давать какую - либо оценку прочитанному. Тем более, что книга автора явилась лишь материалом для более важного вывода о дезорганизованности российских финансов. Мнение одного читателя может быть пристрастным в силу его профессиональной подготовки и опыта. Поэтому, чем больше читателей сумеет прочитать книгу академика А.Г.Аганбегяна и составить свое мнение, тем лучше. А.Аганбегян часто дает интервью в соответствии с тезисами своей книги. На него ссылаются СМИ, цитируют его высказывания, которые проникают в сознание граждан, не искушенных в экономике, но верящих авторитету академического звания. Есть доступная пониманию обывателя критика в адрес ненавистных банков, олигархов, Центрального банка, бюрократов и даже правительства – и всего этого достаточно, чтобы ссылаться на мнение академика. Но что кроется за расстройством финансов, или точнее их системной дезорганизованностью - от ответов на эти вопросы автор уходит. Хотя можно небезосновательно предположить, что А.Аганбегян знает гораздо больше, чем он написал в книге. Но тогда придется признать ошибки. А.Аганебегян был одним из идеологов быстрого и безоговорочного перехода к рыночной экономике. «Давайте вступим в эту воду – призывал он, - а там уж будет понятно, что делать». И вот сейчас он в своей книге подытоживает грустные итоги блуждания в мутной рыночной среде России. И с ностальгией вспоминает (это читатель может найти в книге), как была выстроена экономика в СССР, как в нее потоком вливались инвестиции, каких успехов добивались в советской стране за короткое время. Отсюда его предложения по госпланированию, созданию президентских программ и пр., - но увы, нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Стране предстоит длительный и трудный путь по преодолению системной дезорганизованности во всех сферах управления и жизнедеятельности, но все же на цивилизованном рыночном пути.