К вопросу о характеристике нарративной структуры социальных представлений

Неоднозначность и множественное число интерпретаций концепции «социальных представлений» рождает вокруг данного научного феномена неутихающие споры и дискуссии. Как отмечается в исследовании Т.П. Емельяновой, основная полемика была запущена вопросом о статусной позиции и четкости определения самого понятия «социальные представления». Ведущие критики, определили промежуточный статус концепции СП в пространстве когнитивизм-конструкционизм ^{[7, c.16]}. Двойственную оценку теории СП приводит в своем исследовании В Дуаз: «На сегодняшний день теория социальных представлений невсегда рассматривается как полновесная психологическая концепция, она критикуется за отсутствие точности и ясности, четкой структурности, а также незначительного прогностического потенциала, и скорее воспринимается как широкий научный подход, позволяющий оценивать социально-психологические явления, формировать общие представления о функционировании индивидуального и общественного, а также задавать определенные ориентиры для научных исследований междисциплинарного характера»,- отмечает ученый ^[12]. В ряде других исследований (Я. Лазло, Т. П. Емельянова, S. Jovchelovitch,) указывается, что концепция социальных представлений составляет серьезную конкуренцию таким современным направлениям как дискурсивная психология И. Линтона, дискурс-анализ Дж. Поттера и М. Уэтерелла, а также культурной психологии Дж. Брунера ^{[7; 12; 13]}. Такая оценка соотносима с теми возможностями, которые раскрываются в системе социальных представлений под влиянием «второй когнитивной революции». Современные исследователи (Т.П. Емельянова, И.Б. Бовина) указывают, что рассмотрение концепта СП вызывает ряд сложностей сопряженных с неоднозначностью и размытостью понятия «социальные представления» ^[1;7].

Сам С. Московичи, как основатель и один из первых разработчиков данного подхода никогда не настаивал на четкой и однозначной формулировке социальных представлений (СП). В одной из своих работ С. Московичи отмечает следующее: «не надо стремиться к совершенству естественных наук и в определении понятий и доказательстве гипотез, как бы тривиальны они не были. Разве кому-нибудь известны определения таких общих понятий как коллективное сознание, харизма, социальный класс, миф и т.д. Когда я отказываюсь давать специальное определение, такого явления как социальное представление, то я принимаю во внимание такого рода прецеденты» ^{[10, с. 185]}.

В этой связи актуальным представляется рассмотрение характера взаимосвязей между нарративами, описывающими персональный опыт, обыденное сознание, социальные установки индивида и конструктом социальные представления. Наративный подход позволит более детально рассмотреть содержание и основные структуры входящие в концепт СП.

Многозначная трактовка феномена СП способствовала возникновению большого числа разнообразных течений и подходов. В частности, последователи и ученики С. Московичи начинают разрабатывать свои интерпретативные варианты СП. Среди них можно отметить Ж.-К. Абрика, К. Фламана, Д. Жоделе, У. Флика, Р. Фарра и других исследователей ^{[9, 11]}.

Именно в работах Ж.-К. Абрика и К. Фламана проявляется значительный «крен» в сторону когнитивистской ориентации, за счет введение в структуру социальных представлений идеи центрального ядра и периферической схемы. Ядро выступает как наиболее устойчивая часть в структуре представления, оно связано с «коллективной памятью, историей группы ее ценностями и нормами» ^{[1, с.15]}, все то, что можно описать как элемент коллективного бессознательного, признанного на уровне группы или социума. «Благодаря работам Ж.-К. Абрика СП рассматриваются в рамках эпистемологического статуса в сравнении с аттитюдами и схемами» -, отмечается Т.П. Емельяновой ^{[7, с.17]}.

В исследовании Д. Жоделе происходит расширение континуума СП. Она формулирует следующее определение: социальное представление является специфической формой знания (практического знания), которая связывает субъект с объектом, т.е. субъект как бы сливается с тем, что он познает, т.е. акт представления есть акт мышления, позволяющий субъекту приблизится к объекту ^[2].

В работе венгерского автора Я. Лазло приводится анализ исследований Д. Жоделе в котором подчеркивается, что в ходе проведения исследования социальных представлений о болезни и психическом здоровье, на основе проведенных интервью в работе Д. Жоделе и других исследователей, никто из них не обратился к полноценному анализу нарративной структуры социальных представлений. «Исследователи сконцентрировались в основном на изучении процесса объективации и выстраивания категорий (анкеровки), обращение к нарративному аспекту позволило бы украсить работу сделать ее более глубокой»- подчеркивает исследователь ^[15]. Я. Лазло в своем рассуждении ссылается на позицию Л.С. Выготского, который отмечал, что литература артикулирует неясные, неопределенные и смутные чувства в системе социальных отношений и представлений, поэтому может рассматриваться как социальная технология формирования эмоций» ^[15]. Нарративный потенциал неограничен только литературой, его проявления можно наблюдать в реальной жизни отдельных социальных групп, в разнообразных жизненных ситуациях, например, когда люди заняты выполнением совместной деятельности, проведением досуга и т.д. В повседневной жизни люди обмениваются своими историями, в которых содержится опыт переживания тех или иных событий и ситуаций, а также социальные представления. Я Лазло является создателем целостного подхода «психология историй», в рамках которого он рассматривает процесс стори-теллинга как центральный инструмент в создании социальных представлений и социальной жизни ^[14].

Если взглянуть на историю развития науки можно увидеть, что нарративный подход и нарративная методология не так далеки от интеллектуальной традиции рассмотрения СП. Первая попытка описать общие основания принадлежит ученику Э. Дюркгейма – Морису Холвачу (Maurice Halbwachs), который первым указал на определяющую роль нарратива в конструировании и организации социального опыта отдельного индивида. Он утверждал, что люди создают и обмениваются историями, которые делают их жизнь более понятной другим. Их чувство единства и социальной идентичности проистекает из нарративов ^[15].

На современном этапе сторонником использования нарративного подхода к изучению СП выступил У. Флик (Flick). Анализируя разные концептуальные положения и подходы автор отмечает, что такие социокогнитивные процессы как объектификация и анкеровка могут быть изучены на основе нарративной методологии. У. Флик указывает, что в ходе формирования новых социальных представлений индивид может столкнуться с незнакомым объектом, что будет вызывать трудности в процессе построения его образа и описания. Перевод чего-то абстрактного в конкретный, четко описываемый образ в ходе коммуникации и будет выступать процессом объектификации ^[15].

Далее в ситуацию включается процесс анкеровки или ретроспективного закрепления, результатом которого выступает «социальное позиционирование». Ретроспективное закрепление позволяет фиксировать образы и значения в имеющихся знаниях и убеждениях. У. Флик считает, что нарративы рассказываются людьми, обладающими способностью ретроспективно изображать образ в форме теории или культурного объекта, подобное изложение обеспечивает «насыщенное описание» этого феномена ^[15].

В качестве другого значимого аргумента в поддержку близости позиций нарративного подхода и концепции СП выступают взгляды С. Московичи. В частности, положение сформулированное С. Московичи о характере распространения психоаналитических идей в жизни общества. Рассматривая этот процесс С. Московичи подчеркивает, что «индивидуальные или социальные представления делают мир таким, каким мы думаем, что он есть или должен быть» ^{[7, с. 23]}, таким образом, важнейшей идеей социальных представлений выдвигается – создание образа мира, его конструирование на основе тех знаний, которые индивид приобретает. Эта идея подтверждается также и отсылкой в работах С. Московичи к исследованию П. Бергера и Т. Лукмана, ориентированных на конструирование социальной реальности в процессе межличностного общения. Наиболее удачное разъяснение этому тезису дает Р. Фарр: «”социальность” представлений обусловлена не только (и не столько) тем, что они суть представления социальной реальности или социальны по своему происхождению, но тем обстоятельством, что эти представления обще значимы для многих индивидов и потому конструируют их реальность, которая в свою очередь детерминирует индивидуальное поведение» ^{[11, с. 81]}. Собственно понимание знаний, оценок, мнений и включение их в картину персонального мировосприятия это и есть процесс построения нарратива. Дж. Брунер неоднократно подчеркивал конструктивную природу нарратива в своих исследованиях: «одной из наиболее значимых причин почему мы рассказываем истории о себе (или нашему духовнику, или нашему психоаналитику, или нашему другу) именно в том, что бы «понять смысл» того с чем мы сталкиваемся в нашей жизни и действительно испытываем, без этого жизни просто нет. В итоге, этот процесс становится нарративом персональных достижений» ^[15]. Подобно П. Рикеру, Дж. Брунер указывает на наличие циклического подражательного процесса «Нарратив имитирует жизнь, жизнь имитирует нарратив», который соединяет вместе персональное существование, конструирование и интерпретацию полученного опыта ^[3].

Частичное подтверждение этой идеи находим в исследованиях И.Б. Бовиной, которая приводит еще одно определение СП представленное в работах С. Московичи. «Любопытно еще одно определение согласно которому «представление=образ/значение» ^{[1, с. 6]}. По мысли И.Б. Бовиной представление имеет внутренний и внешний план, внешний – иконический (или образ представления); внутренний – концептуальный (или содержательный). Говоря о характере взаимосвязи между этими планами в структуре СП автор подчеркивает, что «концептуальный аспект рассматривается в связи с сознанием и языком, иконический связан с образом, он подчинен концептуальному ^{[1, с. 6]}. Особую актуальность для нас имеет идея о первичности содержательно-смыслового аспекта, она очень точно вписывается в пространство культурно-исторического подхода, сторонниками которого выступают нарративные психологи (Дж. Брунер, М.Л. Кроссли, К. Вайнгартен, И.В. Троцук). Четкое понимание образа возможно при условии знания содержания, которое стоит за ним и подготовлено культурной средой. В исследовании Ф.Е. Василюка было показано, если в образе отсутствует четкая ориентация на культурное значение, личностный смысл теряется или носит искаженный характер ^[6]. Такой подход позволяет решить вопрос о соотношении социального и индивидуального в СП. Персональное формируется, создается на основе социально заданных представлений, таких которые С. Московичи определял как ментальные феномены, «разделяемые» членами социальной группы, и обретающих статус групповых социально-психологических феноменов ^{[9, с. 23]}.

Анализируя идеи С. Московичи о природе СП, Бовина указывает «социальные представления – специфический способ понимания и коммуникации, «который создает реальность и здравый смысл» ^{[1, с. 8]}. Данная трактовка подчеркивает динамический характер СП и выделяет роль языка в процессе их производства. Именно сделать «мир» и окружающую реальность понятной, демонстрировать свой мир другим – это и есть основные задачи, как социальных представлений, так и нарративов ^[15]. Такое рассмотрение социальных представлений сближает в методологическом плане данную концепцию с базовыми идеями дискурсивной психологии. В исследовании Т.П. Емельяновой подчеркивается: «у ДП (дискурсивной психологии – Е.К.) и теории СП, на наш взгляд, все же гораздо больше общего, чем различного. Их объединяет прежде всего общая методологическая платформа, что реализовывалась в интересе к обыденному сознанию, к идее выработки разделяемых ментальных объектов, принципам конструкционизма как обновленной программной идее социальной психологии» ^{[7, с. 22]}. Представители дискурсивной психологии Дж. Поттер, И. Литтон, М. Уэзерелл, Дж. Молони рассматривают СП в контексте когнитивной парадигмы, как «установки влияющие на наши действия, проявляют себя в них, но не тождественные им и не являются субстратами практики как таковой. СП – это своего рода ментальные схемы, смыслосозидающие, лингвистические инструменты, которые наделяют значением социальные реалии» ^{[11, с.105]}.

Наиболее удачной попыткой синтезирования идей СП, дискурс анализа и нарративных структур могут выступать исследования Т.А. Ван Дейка. Исследователь одним из первых предложил изучение социальной ситуации с помощью нарративной схемы и анализа языка участников. В частности, он описывает феномен нарративной структуры в рамках модели ситуации (ситуационные модели) ^{[5, с. 163-164]}. При этом сам Т.А. Ван Дейк является ярким сторонником дискурсивно-аналитического подхода. Ситуационные модели имеют когнитивную направленность и активизируются для интерпретации того языка (дискурса), которым представлена ситуация. Представленные модели выступают в качестве «интегрированных структур предшествующего опыта» и являются хранилищем «для более общих и абстрактных «фреймов» или «сценариев», в семантической памяти. Они меньше нагружены влиянием архетипического, коллективно-родового опыта. И в большей степени транслируют индивидуальные атрибутивные установки и представления, согласующиеся с определенными социальными ситуациями ^[8]. Данная позиция очень близка к идеям, которые высказывает С. Московичи относительно природы социальных представлений. «Представления могут быть обозначены как дискурсивное мышление, символическая система, включающая язык» ^[1]. Актуализация концепции СП позволила сделать язык подлинным объектом изучения социальной психологии, подчеркивает в работах С. Московичи.

Логика рассуждений С. Московичи относительно природы СП перекликается с одной стороны идеями М.М. Бахтина о диалогичности персонального познания в ходе межличностного общения ^{[1; 2; 7]}, а с другой – с идеей двойственности восприятия и оценки персонального бытия по Дж. Брунеру. И для М.М. Бахтина и для Дж. Брунера язык и коммуникация – это важнейшие инструменты познания себя, других и социальной реальности, при этом процесс познания возможен только в диалоге, в ситуации обмена персональными историями. И если у С. Московичи источниками социальных представлений выступают научные знания и убеждения, то у Дж. Брунера выделены два типа мышления: логико-научное (парадигматическое) и нарративное. Логико-научное тяготеет к построению формального, строгого описания, математизированного с наличием эмпирической проверки. Нарративное мышление ориентировано на создание хорошего и правдоподобного нарратива (рассказа). «И хорошая история, и хорошо сформулированные логические выражения являются естественными типами рассуждения, оба могут быть использованы для убеждения. Однако то, в чем они убеждают, имеет фундаментальные различия: логические аргументы убеждают в истинности, а истории – в их жизненном правдоподобии» ^{[3, с. 11]}.

Социальные представления также различаются по характеру преобладающего источника – научных знаний или убеждений. Убеждения хранятся в народной культуре, опыте, традициях и языке. Они не требуют научного обоснования и системы доказательств, передаются от поколения к поколению посредством языка и общения. Убеждения не чувствительны к внутренним противоречиям, их основа – это гладкость изложения. Отсюда рассмотрение социальных представлений в форме цепочки идей, метафор и образов достаточно гибко связанных между собой, обеспечивающих их большую подвижность чем у отдельных научных теорий ^{[1, с. 6-7]}. С. Московичи отмечает, что научные знания и убеждения тесно переплетены и представления впитывают в себя как научные знания, так и социальные убеждения ^{[1, с. 6-7]}.

Таким образом, мы можем отметить, что нарративные структуры способствуют выстраиванию социальных представлений в сознании отдельного индивида. Нарратив выступает как организующий принцип, как когнитивный инструмент для построения системы убеждений и самих социальных представлений. Нарративную модель необходимо рассматривать не только как свидетельство персональных исканий, но и как определенную культурную практику, способствующую выявлению механизмов конструирования, воспроизводства и трансляции социальных представлений и канонов. Построение нарратива выступает как способ принятия определенных социальных представлений, приятие их в структуру персонального опыта и на их основе выстраивание идентификации с отдельными группами, индивидами.

Глубокую взаимосвязь социальных представлений и нарративных структур можно увидеть на примере исследовании выполненных Кэйтэ Вайнгартен ^[4]. Исследовательница описывает опыт построения социальных представлений относительно тяжелых и мало известных болезней (СПИД, РАК и проч.) чем меньше люди в действительности знают о болезни, её симптоматике, формах протекания, специфике лечения, тем более фантастичны их социальные представления, одни пугаются, другие не понимают и не могут должным образом посочувствовать и принять участие в «моей» ситуации. Таким образом, когда речь идет о довольно редких заболеваниях, нарративная схема, как и социальные представления отдельного индивида оказываются размытыми, неполными, как в персональном, так и в социальном плане. Собеседник иногда не только не готов понимать, но даже принимать саму ситуацию. Исследовательница пишет: «Когда я рассказывала другим людям, что у меня рак груди, многие могли представить себе, через что мне приходится пройти, и что я при этом переживаю. Когда Миранда говорит, что у нее синдром Беквита-Видемана, мало кто понимает, что это для нее значит» ^[4]. Нарративная схема придает четкость социальным представлениям, структурирует персональный опыт, связывая его с социальными знаниям, позволяет добиться относительной стабильности как на уровне образа, так и на уровне содержательного компонента.

Среди последних исследований направленных на изучение связей между нарративами и социальными представлениями можно отметить работу S. Jovchelovitch. Автор рассматривает особенности нарративной архитектуры социальных представлений через включение теории повествования, для понимания тех видов трансформации которые претерпевают СП в публичной сфере, а также как блокируется их смысл в репрезентативном поле и ядре с помощью нарративов ^[13]. S. Jovchelovitch определяет нарратив как инструмент познания, который передает, структурирует многообразие культурных, эмоциональных и социальных закономерностей существующих как в социальных представлениях, так и в публичном пространстве. Описывая более детально нарратив, автор подчеркивает, что он скорее выступает как форма мировосприятия, способ мыслительного действия, или конструктивный инструмент запоминания и осмысления реальности, имеющий коллективный характер ^[13].

В подобном понимании характера взаимосвязей нарратива и СП исследовательница не одинока. Сходные мысли находим в работах И. Милстона (Millstone), Я. Лазло (Lászlo), Ю. Хабермаса (Habermas), и других ученых ^{[13, с.7]}. Нарративы являются посредниками (медиумами) для социальных представлений, в определении И. Милстона, выражающими процесс познания в активности. Рассказы всегда рассказываются кому-либо и включают в себя интерсубъективный контекст в котором присутствуют «я» и другие в коммуникативном взаимодействии ^[13]. Вне этого коммуникативного взаимодействия нет социальных представлений, они живут только в социальном пространстве ^[14]. Сопоставление и соотнесение социальных представлений и с публичным уровнем знаний не является в полной степени достоверным и надежным способом их изучения. Так как между этими двумя формами существует большое число переходных, развивающихся и модифицирующихся уровней. Обмен и диалог между отдельными социальными сферами создают новые модели социальных представлений по взглядам, по логике, по моделям поведения, эмоциональной окрашенности и другим различным характеристикам.

В сознании отдельного индивида происходит объединение различных представлений в целостный образ, где присутствуют элементы науки, религиозных представлений, искусства, здравого смысла, повседневного опыта и многих других, все они «притягиваются» к внедрению в одну базовую родительскую систему знания, определяемую как «cognitive polyphasia». Когнитивная полифазия» - система в рамках которой сосуществуют разные виды знания, обладающие разными рациональностями и представленные в сознании отдельного индивида или социальной группы. Данная система оказывает существенное влияние на развитие психологических, социальных и исторических процессов и их трансформацию в отдельные формы знания ^{[13, с. 8]}.

Само понятие «когнитивная полифазия» было предложено С. Московичи для разъяснения процесса сосуществования множественного знания в сознании отдельного индивида. По С. Московичи «когнитивная полифазия» открывает путь к осмыслению когнитивных систем как непрерывно развивающихся. Они выражают динамику социальных взаимодействий и культурных контекстов формирующих процесс социального знания, участвуют в переключении внимания от такой когнитивной формы «знание как норма», на «знание как встреча» ^{[13, с. 8]}. Знание как социальная встреча опрежеляется как динамичная и постоянно развивающаяся форма, способная объединить многие формы рациональности, как того требуют социокультурные ситуации, характеризующие человеческий опыт. В этом смысле «когнитивная полифазия» становится ресурсом человеческого познания, инструментом, который подстраивается к ситуации, выражает множественную идентичность, включается в когнитивное понимание и самое важное, - организующая взаимодействие между когнитивными системами как источниками активности и осуществляющая функцию корректировки и преобразования знания ^{[13, с. 8]}.

Наиболее структурированным, однородным и согласованным вариантом социального знания выступает историческая память облаченная в форму социального нарратива. Но и в этом пространстве присутствует полифония голосов и текстов. «Работа нарративов и социальной памяти обеспечивает организацию репрезентативных полей социальных представлений о прошлом, которые становятся местом столкновения для отдельных позиций и взглядов, при условии, что они обладают определенной легитимностью и достоверностью» – указывает S. Jovchelovitch ^{[13, с. 9]}.

Более детально процесс структурирования репрезентативных полей был описан в работах Я. Лазло. Также как и любое повествование имеет сюжет, который организует события и семантически связывает отдельные эпизоды в единую историю, нарратив создает основание в структуре репрезентативного поля, вкладывая в него смысл, ценностное значение, практики, которые он содержит ^[15]. Это могут быть «и сюжеты, и темы, и категории, и персонажи и события, которые связываются в единое целое под влиянием силы “тематы”, определяемой “как все те виды мышления, которые актуализируются в повседневной жизни и которые сохраняются исторически в течение более длительных временных периодов’’» (Moscovici and Vignaux, 2000:159) ^[13]. Нарративные структуры образуют позицию ядра социальных представлений, притягивая к себе другие элементы, образующие когнитивную и практическую сферы (Moscovici and Vignaux, 2000) ^[13]. Нарратив при этом функционирует и как метасистема, обеспечивающая нормативность регулирования с осуществлением отбора, управления и активизации социальных представлений. Истории навязывают правила, предписания и моральные коды. Повествования не только перечисляют события, но и придают архитектурную форму социальному мышлению. Вписывают разнообразные артефакты и ритуалы в повседневную жизнь. Различия между целостной историей и отдельным перечислением событий достаточно существенны, они напоминают различия между кратковременным и семантическим (ассоциативным) видами памяти, которые также взаимосвязаны и способствуют организации всех форм человеческого общения ^[15].

Вопрос о соотношении обозначенных выше единиц в структуре СП логично решается в исследовании S. Jovchelovitch. Исследовательница пишет: «Нарратив занимает центральную позицию в структуре СП это его ядро, вокруг которого образуется репрезентативное поле, ведущая функция – метасистема, семантическое содержание реализовано в структуре “тематы”» ^{[13, c.12-13]}.

Социо-культурный подход к пониманию структуры центрального ядра СП (по S. Jovchelovitch, 2012).

Введение нарратива как структурной единицы для описания центрального ядра СП позволяет подчеркнуть стабильность, логичность тех базовых суждений которые в нем содержатся. Закрепление представлений (или якорение в категориях СП) достигается с помощью смысловой связки с семантической “тематой”, функционирующей на основе господствующих представлений, актуально присутствующих в социальном мышлении. “Темата” выполняет стабилизирующую роль в процессе оформления социальных представлений. И.Б. Бовина отмечает: «темата – это часть знаний или убеждений, явно или неявно присутствующих в коммуникации и воспринимаемых как очевидные. “Темата” коренится в культуре, она обладает генеративной и нормативной силой в формировании представления, «в установлении соответствия между “новой” информацией и уже существующей» ^{[1, с.11]}. Реализация метасистемных качеств осуществляется через закрепление смыслов, которые сохраняются и подкрепляются другими представлениями, связанными с нашими системами социального мышления и действиями, составляющими наше настоящее и актуальный опыт. Метасистема участвует в процессе объектификации и якорения новых представлений, обеспечивая социально-дискурсивное единство в процессе овладения человеком новыми формами мышления и одновременно выполняет функции идентификации, защиты, социального объединения и социальной дифференциации ^{[13, с.14]}.

При этом надо помнить, что центральные структуры ядра СП не являются жесткими, абсолютно укорененными и однородными. В исследованиях И. Марковой, Дж. Холтона и др. исследователей было показано, что “тематы” обладают дуальной природой. Они формируются диалогически через наборы фундаментальных оппозиций, которые и определяют смысл представлений. В качестве примеров “темат” И.Б. Бовина приводит в своем исследовании следующие: атомичность/континуум, простота/сложность, анализ/синтез ^{[1, с.11]}. Более тщательное рассмотрение функционирования символических систем в основе “тематы” требует внимания к микрогенетическим процессам в ходе взаимодействия, на уровне отдельных ролей и институтов, гарантирующих легитимность представлений.

Структура центрального ядра СП с учетом микрогенетических процессов и характеристик (по S. Jovchelovitch, 2012) ^[13].

Анализ представленных выше структур наглядно демонстрирует двойственность природы социальных представлений, устойчивость в системе социального функционирования, многоголосие в рамках процессуальной реализации отмеченных свойств. Данная модель позволяет учитывать наличие альтернативных представлений в нарративных структурах центрального ядра, которые делают его и стабильным и текучим одновременно. S. Jovchelovitch указывает: «На самом деле прочность ядерных структур достигается в результате её гибкости. Способность актуализировать различные языки, смысловые регистры и предложения, которые находят отклик в широком круге идентичностей, социальных групп и интересов ^{[13, с.14]}.

Подводя итог нашей работе стоит отметить, что нарративные основания организуют и управляют социальными представлениями, определяя темы, сюжеты, персонажей, время и события, связывая их в единую метасистему, вокруг центрального ядра СП. При этом репрезентативные поля, окружающие ядро наполнены оппозиционными и противоречивыми суждениями. Сущность их функционирования может быть представлена с помощью понятия когнитивная полифазия.

Рассмотрение центрального ядра СП через призму нарративного подхода позволяет описывать микрогенетические процессы и структуры, анализировать диалогичность и коммуникативный характер социальных представлений, отслеживать исторические основания их происхождения. Включение нарративного подхода в исследовательское пространство СП раскрывает скрытые или «неясные» аспекты данного феномена, которые невозможно изучить с помощью других инструментов. Сопоставительный анализ природы СП и нарративного подхода демонстрирует множество точек пресечения этих явлений и подчеркивает единство их природы в рамках социокультурной парадигмы.