Политические партии и избирательный процесс в современной Германии: социокультурные аспекты

Бондаренко Олег Владимирович соискатель, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, факультет журналистики 125009, Россия, г. Москва, ул. Моховая, 9, стр. 1 Bondarenko Oleg Vladimirovich External doctoral candidate, the department of Journalism, M. V. Lomonosov Moscow State University; Director, Progressive Policy Foundation 125009, Russia, g. Moscow, ul. Mokhovaya, 9, str. 1 oleg_bondarenko83@mail.ru

Партийная система современной Германии переживает острый кризис. Дуумвират ХДС/ХСС и СДПГ стремительно теряет популярность. Одновременно наблюдается усиление позиций несистемных партий. По итогам последних федеральных выборов «Альтернатива для Германии» (далее – АдГ), которую крупнейшие парламентские партии открыто позиционируют в качестве объединения политических маргиналов, сформировала третью по численности фракцию в Бундестаге. С учетом того, что власти ФРГ до сих пор не сумели решить проблемы, послужившие причиной смены настроений избирателей, с высокой долей вероятности можно ожидать, что уже в ходе следующего электорального цикла партийно-политическая система Германии значительным образом трансформируется ^{[3, с. 67]}.

Анализируя эволюцию политических предпочтений граждан Германии, следует отметить тенденцию к усилению регионализации этого процесса. Развитие этого тренда, с одной стороны, обусловлено спецификой национальной идентичности и модели государственного строительства Германии. Для жителей ФРГ в структуре идентичности приоритет имеет сначала локальный, а затем уже национальный и наднациональный характер. «Среднестатистический немец» воспринимает себя, в первую очередь, как житель определенного населенного пункта. Самоидентификация в качестве гражданина ФРГ и европейца имеет в данном случае вторичный характер. Наличие развитой локальной идентичности при этом не препятствовало созданию сильного государства ^{[2; 4, с. 83]}.

С другой стороны, сохранению и усилению регионализации политической жизни Германии способствует существенная разница в уровне развития между территорией бывшей ГДР и регионами Западной Германии. Несмотря на то, что в течение 1990 – 2017 гг. в восточные земли было инвестировано около 2 трлн. евро, эти территории продолжают отставать от западных по уровню социально-экономического развития. По данным на 2017 г., уровень безработицы в 6 землях, прежде входивших в состав ГДР, в 2,5 раза выше аналогичного показателя в западных территориях Германии. По-прежнему ощутимым остается разрыв в уровне пенсионного обеспечения бывших «осси» и «весси». Выравнивание этого показателя, по подсчетам немецких экономистов, ожидается не ранее 2025 г. ^{[5, с. 75; 6, с. 229]}.

Все это естественным образом способствует складыванию на территории бывшей ФРГ особой региональной политической культуры. Диспропорция в уровне экономического благосостояния жителей восточных и западных земель естественным образом способствовала формированию на территории бывшей ГДР особой электоральной культуры, ключевым отличием которой является аномально высокий уровень протестного голосования. В 2007 – 2012 гг. голоса большей части недовольных «осси» аккумулировала «Левая партия», руководство которой делало ставку на такой элемент политической повестки, как борьба за улучшение условий социального обеспечения жителей восточных земель. Однако после возникновения в 2013 г. партии АдГ и резкого обострения миграционного вопроса в 2015 г. ситуация существенно изменилась. На землях бывшей ГДР (за исключением космополитичного Берлина) протестный электорат переориентировался на АдГ ^{[8, с. 59]}. В ходе выборов в Бундестаг АдГ заняла второе место по популярности у избирателей Бранденбурга, Саксонии-Анхальт, Тюрингии и Мекленбурга-Передней Померании. В Саксонии (которую в прессе именуют цитаделью «АдГ») партии и вовсе досталось первое место ^{[1, с. 38]}.

При этом «Левые», несмотря на падение своего влияния в восточных землях, сумели не только сохранить, но и улучшить свои позиции в федеральном парламенте. Этому способствовал рост поддержки партии на Западе. В результате «Левые» сумели получить 5 дополнительных мест в Бундестаге. Это событие четко укладывается в новую тенденцию политической жизни Германии – усиление влияния «партий восточных земель» на западные территории. Особенно ярко этот тренд проявляется в политической жизни Северного Рейна-Вестфалии ^[2].

Важно подчеркнуть, что ни АдГ, ни «Левые», безусловно, не могут расцениваться как «чисто восточные партии». Но в то же время необходимо признать, что большая часть электората данных партий проживает в границах бывшей ГДР. Последнее, впрочем, не подразумевает отсутствия у АдГ высокой заинтересованности в экспансии на запад. Потенциально победа только лишь на территории Северного Рейна-Вестфалии способна дать партии больше мандатов в Бундестаге, чем успех во всех «новых землях» в совокупности ^{[4, с. 81]}.

Успех как «Левых», так и АдГ на выборах последних лет во многом объясняется наличием на территории бывшей ГДР особого типа избирателей. Их идеологическую ориентацию можно условно обозначить как «красно-синюю». Для них характерен протестный настрой. Они почти в равной степени симпатизируют программам как АдГ, так и «Левых». Зачастую один и тот же избиратель поддерживает одновременно обе несистемные партии, отдавая свой голос одной из них при голосовании по спискам, а другой – в ходе борьбы в одномандатных округах ^{[2; 9, с. 15; 10, с. 101]}.

Приоритет конкретной партии в глазах протестного электората определяется в зависимости от того, насколько ключевые элементы программы АдГ или «Левой партии» соответствуют актуальной проблематике. Так, снижение электоральных показателей «Левых» в последние годы во многом объясняется возникновением и разрастанием миграционного кризиса, который начал восприниматься как более существенная угроза. Вопрос преодоления социального неравенства временно отошел на второй план, в силу чего большая часть «красно-синих» избирателей переориентировалась на АдГ. Динамика симпатий протестного электората восточных земель также обуславливается установкой на поддержку более антиэлитной, антимейнстримной политической силы ^{[8, с. 61]}.

Отдельно необходимо подчеркнуть, что изменение модели голосования восточногерманского избирателя нельзя назвать жестко обусловленным динамикой внешних факторов. Так, необходимо помнить о том, что в «новых землях», включая Берлин, проживают менее 6% иностранцев, прибывших в Германию. Приблизительно 75% всех прибывших в страну мигрантов проживают в 4-х западных землях. В Гессене удельная доля иностранцев в структуре населения составляет 15,1%, в Баден-Вюртемберге – 14,5%, в то время как в Саксонии – лишь 4% ^{[11, с. 33]}.

Специфика электорального выбора «красно-синих» во многом объясняется особенностями местной политической культуры, демографии и самой идентичности. Для земель бывшей ГДР были всегда характерны высокий уровень регионального патриотизма, гомогенный состав населения и сравнительно слабое влияние церкви. Помимо того, жителей ГДР, в отличие от «весси», не вынуждали «прорабатывать» историю Второй мировой войны, формируя «комплекс вины» перед иными народами. Наконец, следует помнить о воздействии на сознание эффекта относительной депривации. У многих из жителей ГДР были сформированы завышенные ожидания относительно своего места в обществе объединенной Германии. Порожденное этим разочарование способствовало росту антисистемных и антиэлитных настроений, формированию политической культуры отрицания нынешнего истеблишмента как такового. В совокупности это предопределило возникновение сложной системы восприятия политических практик ^{[3, с. 72]}.

Обращаясь непосредственно к вопросу о причинах электоральных успехов АдГ на последних выборах (в первую очередь, речь идет о борьбе за места в Бундестаге), следует обратить внимание на существенную активизацию русскоязычных избирателей. Их роль в политической жизни Германии нельзя недооценивать. По данным Федерального статистического ведомства Германии, за период с 1988 г. в ФРГ прибыло свыше 2,4 млн «переселенцев немецкого происхождения» и беженцев из государств бывшего Советского Союза. По разным подсчетам, общее количество «русских немцев» (с учетом всех форм миграции и натурализации) может достигать от 5 до 6 млн. человек. Длительное время русскоязычные немцы ориентировались преимущественно на ХДС, что было обусловлено симпатиями к бывшему канцлеру Г. Колю, содействовавшему их возвращению в Германию. В тоже время, в отличие от большинства граждан ФРГ, «русские немцы» были лишены «немецкого комплекса вины». Последнее обусловило наличие у них как более жесткого отношения к проблеме ближневосточной миграции, так и большей открытости в ходе ее публичного обсуждения. Реакция на это со стороны «немецкого большинства» была достаточно агрессивной. Руководство ХДС фактически игнорировало позицию данного сегмента электората. Естественным следствием этого стал рост поддержки АдГ среди русскоязычных избирателей ^[2].

Большую роль сыграл также сохраняющийся ментальный, социально-экономический и политический раскол Германии на Восток и Запад. В период, последовавший за кризисом 2008 – 2009 гг., ситуация усугубилась. Усилилась ориентация жителей бывшей ГДР на «местные» политические партии – АдГ и «Левых». И если ХДС все еще удается сохранять лидирующие позиции, то СДПГ сумела удержать статус «партии № 2» лишь в Берлине. На фоне снижения поддержки «Левых» роль второй по значимости партии в восточных землях естественным образом перешла к АдГ ^{[11, с. 41]}.

Необходимо обратить внимание на очевидный отрыв традиционных партий от «народной повестки». Длительное игнорирование мнения и потребностей избирателей со стороны партий, традиционно занимающих лидерские позиции в политической системе ФРГ, первоначально обернулось снижением активности избирателей. Однако появление и постепенное усиление несистемных политических партий разбудило «спящий электорат». Одновременно значительная часть граждан, традиционно голосовавших за «основных стейкхолдеров», предпочла оказать поддержку новым партиям. Так, только ХДС лишилась почти 1 млн. голосов ^{[3, с. 77]}.

В случае конкретно СДПГ ситуацию усугубила неудачная попытка ребрендинга, сочетавшаяся с ошибкой, допущенной при выборе лидера партийного списка. Экс-президент Европарламента Мартин Шульц не обладал необходимой харизмой, а его имидж достаточно близок к традиционному образу Ангелы Меркель. В результате избирателю был предложен образ политика, воспринимавшегося как «плохая копия Меркель». По этой причине значительная часть электората СППГ предпочла отдать голоса «Левым» или АдГ ^[2].

В свете этого можно сделать вывод, что партийный дуумвират, управлявший ФРГ с 1949 г., подвергся процессу эрозии. Его начинают вытеснять более «молодые» партии, сумевшие выработать более яркие месседжи, сформулировать четкий политический курс и увязать его с пожеланиями широких масс населения ^{[3, с. 77]}.

Наблюдающийся процесс поляризации электората, вероятнее всего, приведет к потере большей части избирателей «центристскими партиями». Одновременно должно произойти усиление позиций политических партий, которые сумели сохранить якорную (правую или левую) идеологию. Большая часть избирателей, вероятнее всего, переориентируется на поддержку правоконсервативных сил ^[2].

В сложившейся ситуации наиболее адекватной тактикой как для «Левых», так и для АдГ является признание наличия избирателя с дуалистической («красно-синей», «лево-правой») идеологической ориентацией. Та политическая сила, которая первой решится на признание данного факта и напрямую обратиться к электорату партии-конкурента, обретет возможность консолидировать протестно настроенных избирателей ^{[6, с. 231]}.

Анализ размеров и структуры протестного электората позволяет выделить внутри него 4 крупных кластера. Первую группу образуют 17 млн. коренных жителей восточных земель, которые в сознательном возрасте наблюдали политический режим ГДР, а также обладают опытом смещения власти и проведения массовых манифестаций.

Во вторую группу входят 8 млн некоренных граждан и мигрантов-носителей христианской идентичности. В эту группу входят итальянцы, греки, уроженцы государств Пиренейского полуострова и стран Латинской Америки, поляки и иные восточно-европейцы (за исключением русскоязычных).

Третью группу формируют 7 млн этнических немцев-«весси», коренных жителей западных земель, представляющих правоконсервативные и национал-патриотические группы.

Последнюю группу формируют до 5 млн русскоязычных эмигрантов из постсоветских государств. Ее ядро состоит из «российских немцев», советских евреев, «русских жен» и их детей. Большинство представителей этой макросоциальной группы не одобряет курс на разрушение модели социально-экономического и культурного развития, сложившейся в 1950-х – 1970-х гг. ^[2]

Как уже было отмечено выше, в ходе выборов в Бундестаг в 2017 г. фактор голосования русскоязычного электората впервые серьезным образом отразился на внутренней политике Германии. Увеличение электоральной активности русскоязычных избирателей было обусловлено исключительно внутренними причинами, вопреки официальной риторике, построенной вокруг политической мифологии «российского вмешательства в выборы». (Напомним, что еще в 2016 г. представители спецслужб ФРГ обвинили Россию в организации кибератаки на локальные сети Бундестага и офиса федерального канцлера. За 9 месяцев до выборов в Бундестаг в 2017 г. Ангела Меркель провела заседание Федерального Совета Безопасности Германии, посвященное вопросу «о защите от возможного вмешательства России в федеральные выборы». Для борьбы с «влиянием России» был сформирован новый род войск – части защиты информационного и киберпространства) ^[2].

Диаспора проявила непривычно высокий уровень солидарности, заняв критическую позицию по ряду принципиально значимых для внутриполитической повестки ФРГ вопросов. За время, прошедшее с предшествующих выборов в Бундестаг (т.е. в течение 5 лет), численность русскоязычной общины заметно возросла. На долю представителей «русской диаспоры» в настоящее время приходится приблизительно 6-7% от населения ФРГ ^{[2; 9, с. 20]}.

Выходцы с постсоветского пространства (представители множества национальностей, социализация которых проходила под доминирующим влиянием русской культуры), переселившиеся в Германию, формируют самую крупную русскоязычную диаспору на Западе. Это сообщество также является первым по численности среди иноязычных диаспор. Для сравнения, численность турецкой диаспоры составляет около 3 млн. человек (большинство турок, проживающих в Германии, не обладают паспортами граждан ФРГ), польской – приблизительно 1,5 млн. ^{[9, с. 20]}

Согласно официальной статистике, в сентябре 2017 г. в ФРГ насчитывалось порядка 61,6 млн. человек, обладающих активным избирательным правом. В соответствии с экспертными оценками, не менее 5% из их числа относятся к русскоязычной диаспоре. Соответственно, общее количество русскоязычных избирателей Германии может составлять около 3-3,5 млн. человек ^{[6, с. 229]}.

В то же время нужно отметить, что, в отличие от консолидированных турецкой и польской общин, русскоязычная диаспора во многом атомизирована. Внутри нее можно выделить три основных группы, состоящие преимущественно из людей, эмигрировавших в период 1980-х – начала 1990-х гг. ^[2]

Первая группа - «российские немцы» («Russlanddeutsche»). К ним относятся потомки колонистов, переселившихся в Россию во второй половине XVIII в. Для них характерна высокая степень восприятия русской культуры, которую не смог нивелировать даже процесс ассимиляции. Ко второй группе относятся эмигранты из СССР – этнические евреи, приехавшие в ФРГ по «этнической квоте». Третья группа – выходцы с постсоветского пространства, натурализовавшиеся в рамках механизма воссоединения семей (жены и близкие родственники немцев и евреев, переселившихся в ФРГ).

Необходимо отметить, что русскоязычная либеральная интеллигенция представлена внутри диаспоры достаточно узкой прослойкой и не обладает существенным влиянием ^[2].

Восприятие России в среде диаспоры отличает наличие ярко выраженной дифференциации. Для людей, покинувших постсоветское пространство в конце 1980-х – начале 1990-х гг. зачастую характерно неприятие России. Среди молодых представителей диаспоры, напротив, пользуется популярностью образ «сильной страны» во главе с маскулинным лидером ^{[8, с. 58]}.

Заметно отличаются в среде диаспоры как представления о путях развития Германии, так и политические позиции. Консервативно настроенные «русские немцы» длительное время традиционно поддерживали на выборах ХДС. «Советские евреи» чаще всего поддерживают социал-демократов и иные левые силы. Значительная часть натурализованных родственников (в первую очередь это касается женщин) до недавнего времени демонстрировали высокую аполитичность ^[2].

В последние годы для русскоязычных избирателей в Германии стало характерным смещение политических предпочтений на правый фланг. (Данная тенденция в целом характерна для русскоязычных диаспор в западных странах). Одновременно вырос показатель вовлеченности русскоязычного сообщества в политику. Увеличился интерес к выборам, возросло внимание к оппозиционным СМИ. К моменту проведения федеральных выборов в 2017 г. русскоязычные граждане уже представляли собой достаточно устойчивую часть протестного электората. Противоречия между интересами, ожиданиями и менталитетом русскоязычной общины, и политикой ХДС привели к тому, что разнородные и слабо коммуницирующие между собой фракции диаспоры консолидировались на почве неприятия курса Ангелы Меркель ^[2].

По мнению большинства представителей русскоязычной общины, политика Меркель представляет собой курс на демонтаж «старой Германии». Попытки создания мультикультурного общества с сильной ролью исламского элемента, эрозия института традиционной семьи, увеличение числа рисков для системы социального обеспечения, выраженный крен общественно-политической жизни в стране «влево» воспринимаются как часть программы по разрушению «старой доброй Германии» ^{[8, с. 58, 59]}.

Катализатором роста недовольства внутри диаспоры стал миграционный кризис 2015 г. Решение канцлера единолично, вопреки положениям Конституции и нормам европейского законодательства, принять в ФРГ более 1 млн. беженцев (преимущественно молодых мужчин из стран Магриба, государств Ближнего и Среднего Востока). Факультативную роль также сыграл политический кризис на Украине. Жестко одностороннее, очевидно предвзятое освещение немецкими медиа событий на Украине естественным образом провоцировало вспышки недовольства среди русскоязычных немцев, возможность получать информацию из альтернативных источников (не только от российских масс-медиа, но и от родственников и знакомых, в том числе – очевидцев событий) ^{[11, с. 44]}.

Особенно острую реакцию вызвало фактическое бездействие властей в ответ на эпизоды массового насилия в отношении женщин со стороны мигрантов в Кельне. Следствием этого стало падение доверия диаспоры к парламентским партиям, поддержавшим Меркель в вопросе приема беженцев. Эту тенденцию усугубило появление устойчивых ассоциаций между информационной политикой немецких властей и советской системой, которую большая часть русскоязычных прекрасно помнили. Следствием этого стало заметное сокращение аудитории мейнстримных СМИ в период 2014-2017 гг. Русскоязычные граждане переориентировались на альтернативные источники информации, в первую очередь – на интернет-СМИ, для которых был характерен критический настрой по отношению к правительству и формирующим его партиям ^[2].

Параллельно начались поиски представителями диаспоры «своей» политической силы. В качестве кандидатов на эту роль рассматривались внесистемные партии и движения, в первую очередь, относящиеся к правому флангу политического спектра. Российские немцы приняли активное участие в создании структур АдГ, участвовали с пророссийскими лозунгами в уличных протестных акциях антимигрантского движения ПЕГИДА (Патриотические европейцы против исламизации Запада), активно выступающего против миграции мусульман в Европу. Отдельно следует отметить острую реакцию диаспоры на сообщение об изнасиловании мигрантом русскоязычной девочки-подростка. (На официальном уровне власти Германии утверждают, что изнасилования не было, девочка добровольно вступила в связь со взрослым любовником-мигрантом, а сообщения о преступлении являются частью российской кампании дезинформации). Прошедшая в Германии серия терактов, включая наезд грузовика под управлением беженца-исламиста на рождественский базар в Берлине в декабре 2016 г., также способствовала переориентации колеблющихся «русских» в сторону несистемных партий. Как итог, к началу избирательной кампании 2017 г. большинство членов диаспоры занимали правоконсервативные, оппозиционные политике Меркель позиции ^{[6, с. 232]}.

При этом парламентские партии, включая ХДС, не сумели вовремя выявить «поворот в право» со стороны русскоязычных избирателей. Коммуникацию с диаспорой попытались наладить уже во время кампании, однако эти попытки обернулись закономерным провалом (как в силу отсутствия времени, так и привлекательных месседжей). Провал парламентских партий смогла эффективно использовать внесистемная АдГ ^[2].

Последнее во многом стало возможным благодаря тому, что партия уже достаточно долгое время работала с русскоязычной диаспорой. К моменту старта федеральных выборов 2017 г. была создана сеть русскоговорящих агитаторов. АдГ предложила диаспоре переведенную на русский язык партийную программу. Осуществлялось распространение плакатов и агитационных материалов на русском языке, включая видеоролики, посты лидеров мнений и заранее раскрученные сообщества в социальных сетях, прежде всего в «Фейсбуке» и «ВКонтакте» ^[2].

В программу АдГ были включены тезисы об ограничении миграции и нормализации отношений с Россией. В федеральные избирательные списки партии включили 6 русско-немецких кандидатов, 2 из которых (Антон Фризен и Вальдемар Хердт) стали депутатами Бундестага. В выборах в парламенты земель также участвовали десятки русскоязычных кандидатов от АдГ ^{[1, с. 43]}.

Осенью 2015 г. один из основателей АдГ Александр Гауланд провел встречу с членами руководства «Единая Россия». Другой лидер АдГ Фрауке Петри (впоследствии вышедшая из партии) в феврале 2017 г. встретилась с членами Госдумы, включая спикера нижней палаты Вячеслава Володина. Эти знаки были благосклонно восприняты значительной частью русскоязычного сообщества Германии ^{[6, с. 232]}.

Интересно отметить, что важную, хотя и не определяющую роль в продвижении АдГ сыграли российские СМИ («RT» и «Sputnik»). Находясь в ситуации перманентной «черной» кампании против АдГ, немецкий избиратель имел возможность ознакомиться с альтернативной точкой зрения из российских источников. Однако в целом необходимо признать, что российские СМИ не формировали сугубо позитивный образ партии. В сюжетах, посвященных АдГ, образ партии давался в диапазоне от нейтрального до критического ^[2].

На сентябрьских выборах Альтернатива получила 12,6% голосов (5,9 млн избирателей), став третьей политической силой в стране. По оценкам технологов АдГ, примерно третью голосов из этого числа, партия обязана своему «российскому» избирателю. «Посмотрите, кто на самом деле голосует за АдГ, где у нас самые сильные показатели, – сказал сопредседатель партии Йорг Мойтен во время поствыборных дебатов на немецком РВ. – Это как раз те самые мигранты, люди, чьи семьи приехали в Германию, которые интегрировались в нашей стране и не могут поверить, что с ней такое происходит» ^[2].

Показательно голосование традиционно леволиберального Берлина, в котором «Альтернатива» неожиданно получила 14% голосов. Причем основная масса сторонников правых сосредоточена в русскоязычных кварталах на востоке столицы, особенно в районе Марцан-Хеллерсдорф, где АдГ получила около 23% голосов ^[2].

Можно с уверенностью утверждать, что по итогам прошедших выборов в Бундестаг более половины зарегистрированных в Германии русскоязычных избирателей поменяли свои партийные предпочтения и отдали свои голоса АдГ. Главная партия среди потерявших «русские» голоса – партия канцлера Ангелы Меркель ХДС/ХСС, им придется пересмотреть работу с русскоязычным избирателем. Для АдГ такой результат серьезный кредит доверия и большая ответственность, для остальных партий — повод к обновлению «российской» повестки и учету «русского фактора» в будущих кампаниях ^[2].

Исходя из нынешних общественно-политических реалий, с высокой долей вероятности, Бундестаг образца 2017 г. станет последним созывом парламента, в котором господствуют представители «классических» центристских партий. Это будет последний срок канцлерства Ангелы Меркель. Следующая партийно-политическая модель будет включать в значительной степени представителей антимейнстримных партий, избранных голосами протестного электората, недовольного текущим положением дел. В этой связи и в контексте общего европейского «поправения» политического спектра следует обратить особое внимание на перспективы АдГ.