Тема войны в творчестве Р. Грейвза

Бондаренко Марина Игоревна кандидат филологических наук доцент, кафедра литературы, Государственный социально-гуманитарный университет 140414, Россия, Московская область, г. Коломна, ул. Крупской, 42 Bondarenko Marina PhD in Philology Associate Professor of the Department of Literature at State University of Social Studies and Humanities 140414, Russia, Moskovskaya oblast', g. Kolomna, ul. Krupskoi, 42 bond0713@rambler.ru

Английского писателя и поэта Роберта Ранке Грейвза (1895-1985) не относят к представителям литературы «потерянного поколения», хотя характер изображения войны в его лирике и прозе очень созвучен данному явлению. Как многие авторы того времени (Хэмингуэй, Ремарк, Олдингтон, Сэссон), Грейвз добровольцем отправляется на фронт в 1914 году, как только Британия объявила войну Германии. С одной стороны, в своей автобиографии «Прощаясь со всем этим» («Goodbye to all that»), он иронично объясняет своей выбор нежеланием поступать в Оксфорд. «В первую очередь, хотя газеты предрекали короткую войну ,– до Рождества – я надеялся, что она будет достаточно долгой, чтобы задержать мое поступление в Оксфорд в октябре, которого я боялся» ^{[1, 68]}. Биограф Грейвза Мартин Сеймур-Смит называет более правдоподобную причину: «он ощущал себя скомпрометированным своей немецкой кровью» ^[2,32]. С явным недоверием к своему ирландскому происхождению Грейвз столкнулся еще в школе: одноклассники считали его немцем или немецким евреем ^{[1, 40]}. Позднее подобная ситуация повторится уже на фронте после возвращения Грейвза из отпуска в полк. "Один из офицеров утверждал, что я немецкий шпион. В результате я оказался отстранен теми офицерами, которые меня не знали и не воевали вместе со мной. К несчастью, самый известный немецкий шпион, задержанный в Англии, был Карл Грейвз" ^{[1, 217]}. Эта ситуация была крайне болезненна для Роберта Грейвза, который не считал себя немцем. Его дед по материнской линии, немец Хайнрих фон Ранке, служил хирургом в британской армии во время Крымской войны. "Мой дед приучил семью говорить дома по-английски и всегда смотрел на Англию как на центр культуры и прогресса" ^{[1, 5]}.

Роберт Грейвз всегда осознавал себя больше поэтом, нежели прозаиком и мифологом. Его творчество началось в окопах Первой мировой войны, в 1915 году, когда он готовил свой первый поэтический сборник. Война, таким образом, объективно станет первой темой его поэзии. Д. Картер, говоря о лирике Грейвза, отмечает, что его вдохновение «происходило из наиболее проблемных сфер его опыта» ^{[3, 7]}. Военная лирика поэта не автобиографична в полном смысле, однако она отражает его военный опыт. Одним из показательных примеров обращения Роберта Грейвза к военной теме являются стихотворения «Когда меня убьют», «Вспоминая войну» и «Спасение». Первое рисует не только возможный финал для лирического героя (смерть), но и подчеркивает типичность ситуации. «Когда меня убьют» имеет вполне очевидную коннотацию безысходности, что подчеркивает выбор союза (when).

When I’m killed, don’t think of me

Buried there in Cambrin wood… ^[4]

Когда меня убьют, не думайте, что я

Похоронен в лесу Камбре...

Вторая строка, указывающая на место кровопролитных боев Первой мировой и связанных с Камбре многочисленных жертв, дополняет ситуацию типичности. Камбре – не единственное место массовой гибели солдат и офицеров, а одно из множества подобных. Уже первые строки стихотворения подчеркнуто безэмоциально рисуют общую картину войны: смерть и массовость жертв. Во второй строфе появляется особый образ «живого мертвеца», связанный с ситуацией самого Грейвза:

You'll find me buried, living-dead

Вы найдете меня погребенным, живого мертвеца

В июле 1916 года он был объявлен мертвым, о чем семья получила извещение. Тема смерти и воскрешения станет типологической для Грейвза. Позднее она будет сопряжена уже не только с рефлексией собственной ситуации, но и подкреплена изысканиями Грейвза в мифологии.

Схожая ситуация лирического героя представлена в стихотворении «Спасение». Первая строка обозначает ситуацию смерти героя:

…but I was dead, an hour or more ^[5]

...но я был мертв, час или более

Дальнейшее развитие поэтической ситуации дано в мифологическом пространстве. Лирический герой видит Цербера, находящегося в Аиде, что убеждает его в собственной смерти:

I woke when I’d already passed the door

That Cerberus guards…

Я проснулся, когда уже миновал дверь,

Охраняемую Цербером...

Образ двери символичен и означает вход в мир мертвых, в Аид. В начале стихотворения с помощью мифологической образности утверждается ситуация смерти героя и ее необратимости. Однако появившаяся Прозерпина заставляет его сердце снова биться (with leaping heart along the track), а вернувшееся обоняние позволяет ощущать водяные испарения (имеется в виду река Лета). Далее звучит уже голос героя, чье сознание восстает против его местонахождения, а, следовательно, против самого факта смерти. Подобный протест выражен через лексический повтор и восклицательные конструкции:

Life! life! I can’t be dead! I won’t be dead!

Damned if I’ll die for any one!

Жизнь! Жизнь! Я не могу быть мертв. Я не хочу быть мертвым!

Проклятие, если я умру для всех!

Последняя строка является несомненной отсылкой к той ситуации, когда командир Коршоу отправил миссис Грейвз письмо с соболезнованиями в связи с гибелью ее сына.

Лирический герой стихотворения соотносится с Гераклом, которому необходимо выбраться из царства мертвых и победить Цербера. Путь возможен только через коридор, населенный чудовищами. Он вспоминает об оружии, о револьвере Уэбли (эта модель револьвера находилась на вооружении британских частей во время Первой мировой войны), о бомбах. Все это могло бы помочь сразиться с Цербером, но ничего из перечисленного у героя нет:

Quick, a revolver! But my Webley’s gone,

Stolen!… No bombs … no knife….

Скорее, револьвер! Но мой Уэбли исчез,

Украден!...Ни бомб...ни ножа...

Подобные размышления являются началом воскрешения, выхода из состояния смерти. Из этого кошмара, точнее, очевидно, из ситуации потери сознания, герой выбирается. Финальная строка стихотворения «O Life! O Sun!» (О, Жизнь!О, Солнце!) свидетельствует о возвращении героя в мир живых. Название стихотворения «Escape» означает и «побег» (от смерти, из царства Аида) и «спасение». Говоря о явной автобиографической основе данного произведения, допустимо сослаться на точку зрения Дэниела Хоффмана, полагавшего, «что поэтический материал Грейвз находит в «собственных эмоциональных стрессах» ^{[6, 147]}.

Стихотворение «Вспоминая войну»(«Recalling war») представляет собой анализ итогов войны. Здесь тоже основной становится ситуация типичности. Первая строфа перечисляет, просто констатируя, жертв войны:

Entrance and exit wounds are silvered clean,

The track aches only when the rain reminds.

The one-legged man forgets his leg of wood,

The one-armed man his jointed wooden arm.

Входное и выходное отверстие чисты,

Следы от ран болят лишь в дождь.

Одноногий забывает свой деревянный протез,

Однорукий - свою деревянную руку.

Теперь война - воспоминание, навсегда оставшееся в них. Она фактически так и не закончилась. Не только сознание, но и буквально часть (тела) раненых и искалеченных осталась на полях боев. Этот вывод часто повторяется у Грейвза и в лирике, и в автобиографии.

Their war was fought these twenty years ago.

Их война длится эти двадцать лет.

В изображении войны Грейвз солидарен с литературой «потерянного поколения»: оставив человека в живых, война все равно его побеждает. Таким образом, именно первая строфа является подведением итогов любой войны, отмечая факт ее незавершенности в жизни людей, прошедших ее.

Вторая строфа связана с рефлексией причины мировой катастрофы, смысла войны:

What, then, was war? No more discord of flags…

Так чем тогда была война? Конфликтом флагов, не более...

В этой строфе добавляется мотив лицемерия (boastful tongue) и обозначен еще один типичный признак войны: гибнут молодые, простые солдаты, а пославшие их на смерть умирают от старости или болезни, благополучно прожив отпущенное судьбой:

For Death was young again: patron alone

Of healthy dying, premature fate-spasm.

Для Смерти предназначены вновь юные: только хозяин

От болезни умирал, от внезапного приступа.

Итогом развития поэтической ситуации во второй строфе является представление о войне как о масштабном, несправедливом и жестоком жертвоприношении. Созвучная мысль высказана Грейвзом и в автобиографии «Прощаясь со всем этим»: «Мы больше не смотрели на войну как на соперничество между торговыми конкурентами: ее продолжение оказалось принесением в жертву поколения молодых идеалистов из-за глупости и самозащиты старшего поколения» ^{[1, 255]}.

В третьей строфе, конфликт, намеченный в строфе второй, предстает в развитии. Война разделила людей на сытых и благополучных лже-патриотов, живущих вдали от нее, и голодных, ожидающих в страхе собственную смерть фронтовиков. Говоря о первой категории, автор не скрывает иронического презрения к ложному патриотизму:

Never was such antiqueness of romance,

Such tasteless honey oozing from the heart.

Никогда не было такого искусственного рыцарства,

Такого безвкусного меда, сочившегося из сердец.

В этом мире сытых нет войны, она присутствует лишь в виде лозунгов, не мешая наслаждаться жизнью:

Wine, meat, log-fires, a roof over the head,

A weapon at the thigh, surgeons at call.

Вино, мясо, очаг, крыша над головой,

Оружие на бедре, скорая помощь по звонку.

Грейвз в третьей строфе делает основой смысловой антитезы прием лексического повтора:

... in lack of meat, wine, fire,

In ache of wounds beyond all surgeoning » ^{[7, 51 – 52]}.

...в нехватке мяса, вина, огня,

В боли раненых, лишенных помощи врачей.

Лицемерие соотечественников и фальшивый патриотизм станут еще одним мотивом, связанным с изображением войны у Грейвза. Это характерно не только для анализируемого стихотворения, но будет повторяться и в автобиографии писателя. Подобный конфликт (разделение на обывателей и фронтовиков) является еще одним свидетельством созвучия в развитии военной тематики литературой «потерянного поколения» и Грейвзом. «Лондон для нас, вернувшихся солдат, выглядел странно. Мы, свихнувшиеся на войне, не могли понять, что происходит везде, наблюдая псевдо-военные выступления. Население говорило на чужом языке: это был язык газет» » ^{[1, 240]}. В романе Ремарка «на Западном фронте без перемен» приехавший в отпуск Пауль Боймер тоже отмечает отчуждение от людей, чье существование не претерпело изменений из-за идущей войны. «Как можно жить этой жизнью, если там сейчас свистят осколки над воронками и в небе поднимаются ракеты, если там сейчас выносят раненых на плащ-палатках и мои товарищи солдаты стараются поглубже зарыться в окоп! Здесь живут другие люди, люди, которых я не совсем понимаю, к которым испытываю зависть и презрение» ^{[8, 114]}.

Грейвз говорит о возвращении в этот период в обиход слова «Бог». Однако для находящихся на войне оно наполнилось иным смыслом, став «словом гнева» (a word of rage). Весьма примечательно, что Грейвз выражает разочарование в Боге и вере не только в данном конкретном примере. Именно в военном творчестве (лирика, автобиография «Прощаясь со всем этим», «Автобиография Ваала») тема кризиса веры станет определяющей. О равнодушии нации к войне и разделении Англии на два мира Грейвз пишет и в своей автобиографии: «Несмотря на людей в форме на улицах, общее равнодушие и игнорирование войны поразило меня. Вербовка оставалась добровольной. Универсальный лозунг – «Бизнес как обычно» ^{[1, 147]}.

Начало четвертой строфы стихотворения «Вспоминая войну» связано с приемом анафоры. В первой и второй строках повторяется ключевое слово стихотворения – война:

War was return of earth to ugly earth,

War was foundering of sublimities…

Война была превращением земли в уродливую землю,

Война была проявлением превосходства...

Используемые автором в этой строфе лексические средства (ugly (уродливый), unendurable moment (нестерпимый момент), inward scream (душевный вопль) создают глубоко обобщенный образ войны как вселенской катастрофы.

Финальная строфа завершает анализ войны, отмечая уже ее уроки. Грейвз дает пессимистический прогноз, полагая, что единственный урок, вынесенный человечеством, – усовершенствование оружия и увеличение его количества. Использование анафоры в этой строфе («как ребенок») передает отсутствие разумного начала и бережного отношения к миру. Действия человечества, прошедшего войну (войны), уподоблены детским по степени безответственности, непонимания последствий собственных поступков. Данный прием создает иронический контекст в обозначении существующей перспективы, но Грейвз подчеркивает горький, трагический характер иронии:

And we recall the merry ways of guns –

Nibbling the walls of factory and church

Like a child, piecrust; felling groves of trees

Like a child, dandelions with a switch!

И мы вспомнили о быстром оружии -

Разрушая стены фабрик и церквей,

Как ребенок хрустит пирогом; вырубая леса,

Как ребенок сдувает пух одуванчика.

Эти три стихотворения образуют своеобразную тематическую трилогию. Основываясь на единичном случае собственного военного опыта («Когда меня убьют», «Спасение»), Грейвз создает эпическую картину войны как вселенской катастрофы («Вспоминая войну») и переходит от «я-сознания» лирического героя к обобщенному «мы», озвучивая тем самым голос целого поколения.

Тема войны будет продолжена и в автобиографии Грейвза, которую он написал в возрасте тридцати трех лет, акцентируя, в первую очередь, ситуацию кризиса веры в человека и Бога. Дэн Джекобсон называет «Прощаясь со всем этим» «книгой гнева и неистового протеста, еще более эффективного, благодаря контролю автора над своими эмоциями» ^{[9, 155]}. Название автобиографии звучит откровенно полемично: оно подчеркивает не столько мотив воспоминаний, сколько идею отторжения того, что составляло бытийную основу и было уничтожено войной. По мнению Мехоука, «разрушение его (Грейвза) жизненных ценностей было основательным» ^{[10, 41]}. В «Прощаясь со всем этим» всего несколько глав посвящены войне. Стиль повествования в них подчеркнуто хроникален и лишен эмоций. «Рядом со мной в окопе лежит человек с развороченным мозгом. Я никогда не видел раньше человеческий мозг, считая его чем-то вроде поэтической формы» ^{[1, 118]}. Лейтмотивом военных глав автобиографии становится подобное дистанцированное отношение к смерти. Как и в литературе «потерянного поколения», в «Прощаясь со всем этим» особое внимание уделяется бытовым деталям. «Моя посылка с копченостями из дома была гораздо важнее любой бомбардировки: я с пониманием вспоминал мамину поговорку: «дети, помните, когда вы едите свою селедку; она дешевая, если бы она стоила сотню гиней, ее бы все равно покупали миллионеры» ^{[1, 221]}. «Будучи свободным от своих обязанностей, я засыпал, не дожидаясь окончания бомбежки. Без разницы, как быть убитым: во сне или бодрствуя. Я мог уснуть сидя, стоя, маршируя, лежа на камне или в любой другой ситуации, днем или ночью» ^{[1, 222]}. Для протагониста внимание к быту становится особенно важным: это некие маркеры, определяющие для него привычную жизнь; это его личная антитеза войны.

В этой книге Грейвз признается, что стал агностиком в возрасте двадцати лет, заменив веру солдатским фатализмом. В «Прощаясь со всем этим» одним из ключевых конфликтов становится конфликт протагониста и религии. В автобиографии Грейвз вспоминает эпизод, роль которого в формировании его мировоззрения представляется особо значимой. «Директор школы, приходской священник, ударил меня палкой, потому что я неправильно выучил воскресную молитву. Я никогда не сталкивался с насильным обучением религии» ^{[1, 18]}. Возможно, именно с данного случая религия начнет вызывать протест в сознании Грейвза, окончательно определив его позицию по отношению к церкви.

Ранее Грейвз отмечал, насколько религиозной была его семья, особенно мать. Приезжая в отпуск с фронта, он, не желая огорчать родителей, скрывал свое отношение к вере, церкви, Богу. «Не стремясь присутствовать при религиозном диспуте, я решил потакать родителям: если они верят, что Господь лицом к лицом к британским экспедиционным силам, было бы жестоко им возражать» ^{[1, 207]}. Данное высказывание протагониста весьма примечательно: речь идет об одиночестве каждого отдельного человека в мире, охваченном войной, и об отсутствии милости и помощи Бога. Мысль о равнодушии Бога выражена Грейвзом и в другом прозаическом тексте – «Автобиографии Ваала». Автор создает собирательный образ Бога, универсальный для всех религий и лишь меняющий имена как лики. Это свидетельствует о скептическом отношении автора к вере. В данном тексте есть фрагмент, тематически связанный с войной. «Позвольте объяснить простым примером простую драматическую ситуацию. Солдат, прихожанин одной из моих хорошо известных церквей, умирает в госпитальной палате. Он был смертельно ранен прихожанином другой моей известной церкви (или той же самой): кровавая война должным образом ведется во имя меня с обеих сторон. Он стонет, кричит и вопрошает «почему?». Мой уполномоченный представитель, священник, спешит к его постели и отвечает: «На то воля Божья», имея в виду, моя. /…/ Жена этого человека получила телеграмму «Ваш муж опасно ранен». Пока он умирает в госпитале, стонет и кричит «почему?», она сидит дома на кухне и шепчет «почему?». Ее мать и священник повторяют в официальной манере: «На то воля Божья» ^{[11, 184]}. В «Автобиографии Ваала» антиклерикализм автора получает наиболее последовательное выражение. Данный текст создан позже «Прощаясь со всем этим» и примечателен возвращением Грейвза к рефлексии войны.

В качестве заключения можно отметить следующее. Тема войны является одной из основных в творчестве Роберта Грейвза. Ее значимость и актуальность для автора обусловлена событиями его жизни и наличием военного опыта. Мотив смерти и воскрешения, появляющийся во многих текстах, стал типологическим в творчестве Грейвза. Характер изображения войны и основные мотивы (кризис веры, отчуждение) тематически связаны с литературой «потерянного поколения».