Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Урбанистика
Правильная ссылка на статью:

Жилищное неравенство в городах как форма социального расслоения: критерии выделения жилищных классов и страт

Старикова Мария Михайловна

ORCID: 0000-0002-5820-8731

кандидат социологических наук

доцент кафедры "Социология и культурология", МГТУ им. Н.Э. Баумана

105005, Россия, Московская область, г. Москва, ул. 2-Я бауманская, 5, корп. 1

Starikova Mariya Mikhailovna

PhD in Sociology

Associate Professor, Department "Sociology and cultural studies", BMSTU

105005, Russia, Moscow, 2nd Baumanskaya street, 5, building 1

maria_kuzmina82@mail.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.7256/2310-8673.2018.3.27955

Дата направления статьи в редакцию:

08-11-2018


Дата публикации:

15-11-2018


Аннотация: Объектом данной работы является феномен жилищной стратификации в современных городах. Поскольку большинство российских городов имеют достаточно долгую историю, налицо становится жилищная дифференциация как внутри, так и между районами города. В статье обоснована стратифицирующая функция жилищного пространства, еще слабо изученная в социологическом поле. Рассматривается методология социологического исследования неравенства в жилищной сфере в работах отечественных и зарубежных социологов. Проанализированы критерии и эмпирические индикаторы оценки жилищного расслоения. Во второй части статьи представлены результаты эмпирического исследования параметров жилищного неравенства методом структурированного полуформализованного наблюдения в трех городах Кировской области: региональном центре г. Кирове и двух административных центрах г. Кирово-Чепецке и г. Вятских Полянах. Выделены ряд объективных и субъективных оценочных показателей качества жилья, доступных для метода наблюдения. В ходе сравнительного анализа показателей жилых домов были выявлены сильные и слабые стороны жилищного фонда городов. Показано, что на микроуровне дома порой происходит поляризация между подъездами домов, сильно зависящая от гражданской активности и ответственности жильцов. На мезоуровне внутри микрорайонов жилищное расслоение сильнее всего обусловлено годом постройки домов, поскольку показатели качества и состояния дома напрямую соотносятся с его возрастом, невзирая на меры капитального ремонта.


Ключевые слова:

жильё, жилищное неравенство, качество жилья, жилищный фонд, жилищная стратификация, жилищный статус, критерии стратификации, жилищный класс, городская среда, социологическое наблюдение

Статья публикуется при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований, грант № 18-011-00627 «Особенности жилищного неравенства в современных российских городах»

Abstract:   The object of this work is the phenomenon of housing stratification in modern cities. Considering that the majority of Russian cities have a fairly long history, the housing differentiation within and between the city districts becomes evident. The article substantiated the stratifying function of housing space, which is yet insufficiently studied in the sociological field. The author examines the methodology of sociological research of inequality in housing sphere in the works of Russian and foreign sociologists. The criteria and empirical indicators for assessing housing stratification are analyzed. The article also provides the results of empirical research of the parameters of housing inequality through the method of structured semi-formalized observation in the three cities of Kirov Oblast: regional center Kirov, and two administrative centers – Kirovo-Chepetsk and Vyatskiye Polyany. A number of objective and subjective estimates of the quality of housing accessible to observation is determined. The conducted comparative analysis allows revealing the strong and weak sides of the housing complexes of various cities. It is demonstrated that at the microlevel of the building, occasionally one can observe the polarization between building entrances depending on the civic engagement and responsibility of the residents. At the mesolevel, within the residential neighborhood, housing stratification depends mostly on the year built, because the parameters of quality and state of the building directly correlate with its age, despite the capital repair.  


Keywords:

housing, housing disparity, housing quality, housing stock, housing stratification, housing status, stratification criteria, housing class, urban environment, sociological observation

Жилая застройка является центральным элементом городских социально-пространственных структур. Поскольку большинство российских городов имеют достаточно долгую историю, налицо становится жилищная дифференциация как внутри, так и между районами города. Жилье является маркером благополучия его обладателей. Поэтому изучение жилищного неравенства как компонента благосостояния домашних хозяйств и пространственной дифференциации в городах способствует пониманию социальной стратификации в современных обществах. В данной статье мы постараемся разобраться в специфике жилищной стратификации городов различного масштаба как специфического типа социального неравенства.

Предметом нашего исследования являются критерии жилищной стратификации в современных городах. Прежде всего необходимо рассмотреть методологические основания подобных исследований.

В социологии вопросы неравенства, стратификации и справедливости изучаются давно и достаточно плодотворно. Под социальным неравенством понимается неодинаковый доступ к благам. Жилье в иерархии жизненных благ рядовых горожан занимает центральное положение, поэтому является ярким стратификационным маркером.

Жилищная стратификация в социологии не имеет значительной теоретической концептуальной базы и выступает как частное направление исследований в проблемном поле социального неравенства и стратификации, как одна из тем социологии города и села, урбанистики, экономической социологии и регионологии.

Основные положения социального неравенства, необходимые для понимания жилищной стратификации, сформулированы в работах западных социологов XIX–ХХ вв. К. Маркса, М. Вебера, Э. Гидденса, П. Сорокина, П. Бурдьё и др. [1–5].

Жилищное неравенство в работах зарубежных исследователей

Понимание жилищной стратификации тесно связано с идеей габитуса Пьера Бурдье, который показал, что габитус формируется посредством места обитания и через «использование», «освоение» этого места. При этом габитус определяется как совокупность принципов, полученных из опыта, создающих и организующих повседневные практики, предполагающие «чувство места» и одновременно с этим «чувство места другого» [4, 5].

«Место обитания (habitat) и габитус (habitus) взаимосвязаны и влияют друг на друга. Именно поэтому Бурдье использовал этнографический опрос для определения социальных позиций индивидов через место обитания как индикатор структурирования социального пространства» [6, с. 590].

С позиции городской экологии жилищная стратификация исследовалась в социологии города представителей Чикагской школы социологии (Р. Парк, Э. Берджес (концепция концентрических зон), X. Зорбау, Л. Уэрт) и др. [7].

Данные работы помогают определить основной категориальный аппарат нашего исследования.

Жилищной проблематике уделяется большое внимание в работах современных иностранных ученых. Обзор публикаций ведущих мировых изданий позволил выделить ряд ключевых направлений исследований жилья за рубежом.

1. Ряд работ посвящены методологическим и методическим аспектам изучения жилищных условий. История развития жилищных исследований в социологии отражена в работе J. Musil [8].

Профессиональные количественные исследования подразумевают адекватное использование теорий и концепций, соответствующую контекстуализацию, правильное применение процедур и понимание ограничений. Однако в ряде работ (Kemeny J., Lowe S., De Haan J., Van Der Wal E., De Vries P. [9, 10]) высказываются мнения, что жилье является слишком «сложным» для международных количественных сравнительных исследований.

Одна из методологических проблем связана с изучением доступности жилья, поскольку для оценки чаще всего используются показатели остаточных доходов (свободных средств в бюджете семьи после удовлетворения базовых витальных нужд) как контрольный ориентир бюджета для измерения бедности. Но для стран с разным уровнем благосостояния проблематично использовать этот показатель в сравнительных исследованиях доступности жилья в силу больших различий уровня экономического достатка.

Тем не менее, другие авторы считают, что при адекватном взвешивании и коррекции показателей нет веских причин, по которым жилье должно быть менее поддающимся межнациональным исследованиям, чем другие столь же сложные темы в сравнительных исследованиях в области социальных наук, такие как изменения в семье и стабильности. Так С. Dewilde предлагает использовать общеевропейские наборы данных, в частности Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) и данные статистики Евросоюза по уровню дохода и материально-бытовых условий (European Union Statistics on Income and Living Conditions: ЕС-SILC), для исследований в области жилья, анализирует их сильные и слабые стороны [11]. N. Horsewood P. Sharkey, J. W. Faber подчеркивают необходимость отказа от дихотомической традиции изучения жилищных проблем и необходимость внедрения сравнительных исследований жилищных контекстов [12, 13].

2. Исследование жилья неразрывно связано с вопросами пространственных характеристик и динамикой развития городов. Реструктуризация пространства в процессе жилищного строительства и борьба за желаемое для жизни место в городе отражена в работах М. Douglass, S. O. Gyimah, D. Walters, K. L. Phythian, C. A. Flippen, C. Klaufus [1417]. В работе А. Fikfak анализируются трансформации урбанистических форм жилищной застройки в процессе социокультурной динамики [18]. Авторы подчеркивают, что жилищная структура не однородна, пространственно динамична и обусловлена местными контекстами. Распределение населения в жилищном пространстве городов подчинено многим факторам, помимо экономических важную роль играют расовые, этнические и культурные различия, специфика идентичности, степень маргинализации отдельных групп и уровень закрытости общества (J. H. Kim, А. L. Hauge, A. Kolstad, G. L. Palmer, J. R. Zavisca, T.P. Gerber) [1922].

3. Жилье представляет наиболее ценный и труднодоступный ресурс и благо для всех групп населения и является маркером социального статуса индивида и группы. Одной из наиболее остро стоящих проблем жилья во многих странах является жилищное неравенство в его крайних формах проявления – депривации и сегрегации. Этим двум темам уделяется наибольшее внимание в зарубежных жилищных исследованиях. Особенно остро проблемы сегрегации стоят в США, где традиционно в ущемленном положении оказывалось темнокожее население и иммигранты. Так, E. D. McConnell и E. A. Marcelli исследуют, как юридический статус иммигрантов связан с домовладением [2324].

Авторы рассматривают модели ассимиляции в сфере домовладения четырех отдельных групп латиноамериканцев, и показывает, что иммигранты намного реже других обладают жилищной собственностью. Крайней формой жилищной сегрегации выступает бездомность, причем как отмечает M. R. Burt, ее размеры в США за последние 30 лет имеют тенденции роста [25]. Жилищная сегрегация болезненно сказывается на детях и молодежи. Как отмечают C. D. Solari и R. D. Mare плохие условия жизни, когда дети растут в переполненных жилищах, могут служить механизмом социальной стратификации, влияющим на благополучие и здоровье детей и приводящим к передаче социального неравенства между поколениями. Авторы приводят в пример Лос-Анджелес, город с атипично высоким уровнем скученности [26]. Кроме того молодежь, испытывающая жилищную депривацию и сегрегацию, гораздо чаще сталкивается с проблемами бесправия, преступности и насилия [27].

P. R. Goldsmith показывает как расовая и этническая сегрегация школ и колледжей увеличивает жилищную сегрегацию, когда жилые микрорайоны формируются по принципу однородного соседства [28].

Различные особенности пространственной и жилищной сегрегации, индексы сегрегации отражены в статьях R. E. Dwyer, L. A. Brown, S.-Y. Chung, C. A. Flippen, M. Toft, J. Ljunggren, P. L. Andersen, S. Muñoz, A. Thal [2935]. Этническая и расовая природа дискриминации и жилищной сегрегации в США обсуждается в работах C. A. Flippen, V. J. Roscigno, D. L. Karafin, G. Tester, P. Sharkey [3638]. Жилищная сегрегация характерна и для развивающихся стран, где программы возрождения и обновления городов в центральных районах приводят к массовому выселению бедных слоев населения. [3941].

Большой интерес представляет исследование жилищной сегрегации в закрытых обществах, что является одним из наименее изученных аспектов в изучении жилищной структуры, поскольку сам процесс сбора социологических данных довольно затруднителен. Ряду исследователей однако удалось приоткрыть завесу тайны жилищных и пространственных практик в закрытых сообществах. В статье F. A. García, M. D. P. Peralta представлены результаты изучения новой символической географии закрытых латиноамериканских сообществ в городе Кали (Колумбия) [42]. В основу анализа положены «когнитивные карты», основанные на субъективном опыте взаимодействия членов сообществ с городской средой, что позволяет увидеть город и жилищную сегрегацию глазами представителей кланов и сообществ.

Строительство и жилищную политику в исламском закрытом сообществе, новые конфигурации жилищных класса и религиозных сообществ в Стамбуле анализирует A. Çavdar [43].

Рост закрытых городов и общин в Чили и Аргентине, социальное жилье в отдаленных районах, где отсутствует общественный транспорт анализируется в статье A. Borsdorf, R. Hildalgo, S. Vidal-Koppmann [44]. Причем помимо крупномасштабного разделения города на богатые и бедные жилищные районы (макросегрегация) происходит гораздо более дифференцированная сегрегация в меньших масштабах, часто достигающая уровня многоквартирного дома. Таким образом, богатый район включает в себя острова бедных и наоборот. Эта многомерная структура может быть помечена как макро, мезо и микросегрегация. Новые жилые комплексы на периферии, запланированные для населения в 5 000 человек и более из однородных социальных слоев часто полностью закрыты от их окружения. Микросегрегация обнаруживается во внешних физических барьерах: высоких подъемах, небольших рядах однородных домов с террасами, системах безопасности, установленных на жилых помещениях, стенах и заборах, центральных входных воротах. Дома часто имеют архитектурное строение башни с круглосуточной охраной, системой видеонаблюдения, контролем прохода. Надо отметить, что подобную сегрегацию на микроуровне все чаще можно увидеть в крупных российских городах.

4. Непосредственно вопросам жилищной стратификации посвящены статьи ряда американских, европейских и китайских социологов. Термин «Жилищный класс» ввели в городскую социологию Дж. Рекс и Р. Мур для описания шести жилищных классов в Бирмингеме – по типам жилья и различиям в правах собственности на жилье. Существуют два критерия, по которым распределяется жилищный ресурс: размер и стабильность дохода. Государство выбирает те места, где будет располагаться некое общественное благо, определяя, таким образом, тех, кто будет в более привилегированном положении. Таким образом государство распределяет жизненные шансы граждан [45].

Специфику жилищного неравенства в 13 странах Европы через показатели владения и стоимости жилья изучают K. Kolb, N. Skopek, H.-P. Blossfeld [46]. Жилищная стратификация сквозь призму этнических различий на примере Эстонии описывается в работе D. B. Hess, T. Tammaru и К. Leetmaa [47]. Как ни парадоксально ученые приходят к выводу, что этнические меньшинства превосходят эстонцев в доступе к жилью более высокого порядка.

Американская система жилищной стратификации анализируется в работах R. E. Dwyer, D. S. Massey, L. J. Krivo, R. L. Kaufman, D. Conley [4850]. Для США характерно этническое и расовое неравенство в доступе к жилищным благам, также авторы отмечают «двойные» стандарты в освещении вопросов жилищной стратификации, когда на фоне собственного благополучия наиболее обеспеченные и власть имущие слои стараются «не замечать» жилищное расслоение и связанные с ним социальные проблемы.

Важно отметить высокую активность в обсуждении проблем жилищной стратификации китайских социологов (их статьи составляют половину всех работ по данной теме). Наибольший акцент китайских публикаций делается на поиски наиболее рационального способа пространственного развития городов, оптимизацию расходов на жилье и сохранение среднего класса как жилищного большинства [5157]. Из публикаций становится очевидно, что жилищная стратификация в современном Китае пространственно динамична и обусловлена местными контекстами. В последнее время страна испытывает глубокую социальную, хозяйственную и пространственную трансформацию в виде крупнейшего жилищного бума и беспрецедентной приватизации жилья. Домовладельцами стали более 70% городских жителей, что выше, чем во многих развитых странах [58]. Однако социалистическое наследие и практика перераспределения остаются решающими в жилищном неравенстве страны. Таким образом, современный Китай характеризуются сосуществованием социалистического наследия и рыночной логики. Причем в данной стране сильны миграционные процессы из деревень в города, где жилье часто выступает решающим аргументом успешности перехода к городскому статусу [59]. Авторы показывают, что городской статус удачно достигается только среди людей с высоким образованием и высокостатусными профессиями в государственном секторе.

Подводя итог обзору иностранных публикаций, отметим их практико-ориентированный прикладной характер. Часто авторы слабо операционализируют сам термин жилищной стратификации, прибегая к конкретным измерительным шкалам в описании эмпирического исследования: стоимости жилья, праву собственности, размеру доходов и расходов из них на содержание жилья, этнической и социально-экономической однородности жильцов одного дома / микрорайона, степени закрытости жилищных построек от внешнего мира и системам безопасности, престижности и инфраструктуре окружающего жилье микрорайона.

Все эти критерии характерны и для жилищного неравенства в российских городах.

Среди современных зарубежных исследований стоит отметить работу Д. Зависка, в которой американская исследовательница представляет свое видение ситуации с жильем в России [60]. Автор пишет, что концепция жилищного порядка постсоветской России состоит в том, что жилье, построенное после 1991 года, доступно только богатым слоям населения (5–10%), а вокруг советского приватизированного жилья развернулись специфические полурыночные отношения родственных обменов. Нельзя не согласиться с выводом Д. Зависка, что жилье нагляднее всего отражает «постсоциалистическую» стратификацию в нашей стране.

Отечественная методология изучения жилищного неравенства

Скрупулёзный анализ жилищной стратификации и механизмов реализации советской жилищной политики в период 19171941 гг. представлен в работах М. Г. Мееровича. Автор показывает, что «в программах проектирования соцгородов неизменной сохраняется одна и та же типология жилища: а) 1520% населения (одинокие и холостые) должны проживать в предельно упрощенном жилище - общежитиях, казармах, бараках, домах-коммунах и проч., б) 70 - 80% населения (семейные) призваны обитать в коммунальном жилище покомнатно-посемейного типа (в деревянных 2-этажных жилых домах или каменных 34-этажных секционных жилых зданиях с заселением по одной семье в каждую комнату, включая кухню); в) для 25 % населения (партийно-административное и инженерно-техническое руководство) возводится жилище повышенной комфортности (коттеджи, стоящие на обособленных земельных участках или попарно сблокированные)» [61]. Таким образом в СССР жилье выступало главным мерилом социального статуса, однако в основе жилищной стратификации был не экономический, а этакратический критерий.

Развивающееся домостроение и уравнивание в праве на удовлетворение жилищной нужды было остановлено крахом страны социального равенства. Появившийся после приватизации класс собственников стал воспринимать свои квартиры как средство потребления, гражданское строительство почти не производилось. Возрождение планомерной жилищной политики связано с систематизацией законодательства, принятием Гражданского кодекса Российской Федерации и Жилищного кодекса Российской Федерации, составлением генеральных планов территориального развития.

В 1990-е годы появились первые в отечественной социологии публикации о социальной стратификации З. Т. Голенковой, Т. И. Заславской, В. И. Ильина, В. В. Радаева, О. И. Шкаратана. Большинство из названных ученых изучают динамику социального расслоения и в наши дни [6268].

Жилищная стратификация как непосредственный предмет исследования выделяется в работах Н. Р. Корнева, П. П. Кротова, М. Буравой, Т. С. Лыткиной [6970]. Чтобы исследования жилищной стратификации были сопоставимыми, крайне важно понимать какие показатели закладываются в критерии жилищного неравенства и стратификации.

По мнению Т. Ю. Черкашиной, современная жилищная стратификация российских домохозяйств представляет собой совокупность двух крупных срединных групп – собственников только квартир или домов (70%) и множества малочисленных групп: «жилищных меньшинств» квартиросъемщиков внизу стратификации (10%) и владельцев нескольких жилищных активов – на верхних ступенях (16–17%). К срединному слою можно отнести 1,5% домохозяйств, проживающих в несобственном жилье, но владеющих другими жилищными активами [71].

Е. Шомина раз­работала концепцию «социальной жилищной лестницы», которая состоит из восьми ступеней: владелец многоквартирного дома; собственник частного дома; собственник квартиры в многоквартирном доме; член жилищного кооператива; квартиросъемщик; житель обще­жития; сквоттер (захватчик пустующего жилья); бездомный (житель приюта) [72].

С позиции экономического подхода предлагается набор показателей, каждый из которых характеризует отдельные аспекты доступности жилья для населения, ведется мониторинг последствий реформ в жилищном секторе [73].

Современные базы данных позволяют подробно узнать характеристики дома. Так, федеральный портал недвижимости (gdeetotdom.ru) позволяет узнать следующую информацию о доме: этажность, год постройки, материал стен, процент износа и пр.

Жилищных условий касаются всероссийские мониторинговые исследования, такие как Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения Национального исследовательского университета Высшей школы экоомики (RLMS) [6, с. 597].

Помимо общей низкой доступности жилья для россиян в работах Г. А. Птичниковой, В. С. Казейкина и С. А. Баронина и др. отмечается неравноценный доступ жителей города к инфраструктуре и преимуществам инженерного благоустройства, что резко обостряет вопросы социального неравенства [7475]. Такие ограничения обычно выражаются в дистанциях, опосредованных временем и стоимостью транспортных услуг, в закрытых охраняемых дворовых территориях, борьбе за парковочные места. Справедливо говорить о формировании жилищной стратификации как составляющей социально-экономического расслоения населения, еще не получившей особого внимания со стороны исследователей.

Новосибирские исследователи О. Э. Бессонова и С. Г. Крапчан определяют позицию семьи в жилищной стра­тификации по признаку «просторности» проживания. Они выделяют ко­личество жилой площади на одного человека, соотношение комнат и про­живающих. Их типология начинается с высшего класса (собственник благоустроенного отдельно стоящего дома с числом комнат больше, чем число жителей, и площадью более 18 кв. м. на одного члена семьи) и закан­чивается низшим классом (жители коммунальной квартиры) [76].

«Соотношение количества комнат с размером домохозяйства в условиях советской жилищной политики не регламентировалось так же жестко, как размер предоставляемой жилой площади. Как известно, жилищным стандартом в большинстве развитых стран уже давно является соотношение n+1 (число комнат должно быть как минимум на одну больше числа членов семьи). Советским жилищным стандартом было соотношение n–1» [77].

Сегодня в высокодоходных группах особенно быстро увеличивается доля домохозяйств, располагающих жильем на уровне европейского стандарта: n+1 комната и выше.

Число комнат как важный признак жилищной стратификации рассматривают исследователи из республики Коми П. П. Кротов, М. Буравой, Т. С. Лыткина. Данный признак при анализе его связи с экономическими классами показывает прямо пропорциональную зависимость от статуса группы в классовой иерархии [69].

«Поскольку дома, по крайней мере, в советское время, строились по типовой планировке, анализ распределения экономических классов внутри жилищного класса долгое время строился по трем признакам: размер квартиры, количество комнат, этаж. Так, престижность третьего-четвертого этажа имела под собой вполне прагматические соображения – середина здания страховала от изъянов типового жилья (протекающие крыши и часто неработающий лифт для последних этажей; подвальная сырость, относительная небезопасность и загрязненность первых этажей). Это означает, что для низшего экономического класса характерно проживание на первых и последних этажах, тогда как для управленцев – на привилегированных средних» [69, с. 54].

Следовательно, дифференциация внутри жилищных классов сильно зависит от экономического класса, если речь идет о попадании индивида в определенный жилищный класс.

Помимо экономических и жилищных дифференциаций исследователи из Коми выделяют социальный класс, как коррелят жилищного неравенства. «Социальный класс всегда связан с материальными благами, которыми обладает семья. Он проявляется как внутри домашнего пространства (интерьер, мебель, домашняя утварь и пр.), так и за пределами жилищной «оболочки», например, в строительстве дачи и обработке земельного участка, приобретении машины и т.д. Отношения между жилищным и социальным классами опосредованы временем получения жилья. В зависимости от того, было ли жилье получено в советский период или позже, П. П. Кротов, М. Буравой и Т. С. Лыткина разделили домовладельцев на две категории, присвоив им условные названия «владельцев старого режима» и «владельцев нового режима». «И в тот, и другой периоды жилищный класс в большей степени соотносится с качеством жилья, чем с материальной обеспеченностью. Иными словами, тип здания уже предопределяет, какой интерьер ожидать внутри квартир, но в меньшей мере характеризует достаток его жильцов» [69, с. 79].

Согласимся с выводом из исследования П. П. Кротова, М. Буравого и Т. С. Лыткиной, что сегодня «относительная автономность трех классов советской модели – жилищного, экономического и социального – значительно ослабевает, сближая эти классы и закладывая основы жилищной сегрегации, характерной для капиталистического города» [69, с. 92].

Российская Гильдия риелторов и Федеральный фонд содействия развитию жилищного строительства в 2012 году предложили использовать Единую классификации многоквартирных жилых новостроек, которая может быть использована как критерий жилищного неравенства. Всего выделено 6 типов современных домов от эконом до элит класса и специфических типов домов по проектам реконструкции [78]. Каждый тип жилья обладает специфическими показателями качества, отражающимися на его престиже, стоимости и месте в жилищной стратификации. В соответствии с указанной классификацией многоквартирных новостроек к каждому типу домов предъявляются свои требования.

Неравенство в жилье наиболее заметно по домам элитного уровня. Появление новых индивидуальных застроек, как во внутреннем городе, так и на окраинах города представляет еще одну форму выражения пространственного неравенства. А. М. Нурушева описывает особенности жилья высшего класса.

«Это новый архитектурный стиль…, новые социальные группы – владельцы подобных застроек. Эта часть города в большей степени застроена жильем на одну семью, следовательно, плотность населения здесь ниже, и оно более однородно, чем в других частях города. Микрорайоны спроектированы скорее для автомобиля, чем для пешехода и общественного транспорта, сектор расположен на расстоянии от городской жизни, здесь почти нет мест работы, массовых развлекательных учреждений, за исключением услуг сервиса для жителей этих жилищ. Особенностью элитных индивидуальных застроек является огораживание собственной территории, стремление сделать территорию дома доступной только для «своих». Можно отметить, что данное пространство является территориальной концентрацией благополучных групп, которые выступают основными «криейторами» рассматриваемых объектов» [79].

Сегодня застройщики варьируют критерии уровня и класса жилья за счет широкого набора показателей его качества, что становится ярким маркером жилищной стратификации на уровне новостроек.

Все показатели качества строящегося жилья сегодня можно разделить на несколько базовых направлений: дизайн и архитектуру, используемые технологии строительства, инженерные системы, уровень энергоэффективности и безопасности. Дома высшего ценового сегмента обычно имеют закрытую для посторонних благоустроенную придомовую территорию. В большинстве квартир предусмотрены гардеробные комнаты и дополнительные санузлы и балконы.

Современные технологии строительства проявляются в конструкции стен (увеличенной толщине, долговечных и эффективных утеплителях, экологичной, негорючей облицовке), обеспечивающей шумоизоляцию, тепло и эргономичность. Для увеличения освещенности используется панорамное остекление с низкоэмиссионными стеклами. Подъезды оснащаются бесшумными скоростными лифтами повышенной комфортности.

Еще один вектор качества жилья – инженерные системы. Во многих домах премиум класса продумана современная вытяжная и приточная вентиляция, организованная с учетом потребности в проветривании при отсутствии сквозняков, когда вентиляционные клапаны устанавливаются под окнами в районе радиаторов, что позволяет подогревать поступающий с улицы воздух. В водопровод инсталлируются специальные системы очистки воды, позволяющие использовать ее как питьевую, используется диспетчеризация инженерных систем, за счет чего снятие показаний воды и электричества ведется в автономном режиме методом телеметрии. Квартиры оборудуются современными приборами отопления, что позволяет самостоятельно регулировать тепловой режим.

Система безопасности дорогого жилья обычно включает видеодомофонию, видеонаблюдение, службу консьержей, диспетчеризацию и телеметрию (позволяет отключать приборы в случае возникновения чрезвычайных ситуаций, передавать сигналы в службы экстренного реагирования). Современные технологии «умных домов» часто представлены мобильными приложениями, которые позволяют с помощью телефона управлять квартирой и доступом на территорию дома, контролировать показатели приборов, общаться с соседями и управляющей компанией.

Каждый из описанных показателей значимо отражается на стоимости и функциональности жилья и является индикатором жилищного неравенства между домами одного микрорайона и годов застройки. «Условно эти показатели качества жилья можно считать фильтрами вхождения в престижные городские сообщества. Фильтры обеспечивают своеобразную экономическую и социальную однородность проживающих в доме и на территории кластера, способствуя социально-пространственной сегрегации» [80, с. 60]. В то же время можно предположить, что они могут способствовать и формированию сообщества жителей со схожими менталитетом, интересами, установками.

Особо необходимо выделить работу Н. Р. Корнева, где под вынесенной в название жилищной стратификацией автор определяет систему типов жилья, образующую иерархию на основе их характеристик и соотнесения с характеристиками находящихся в них домохозяйств [70]. Через позиции жилищ в этой системе определяется жилищный статус их обитателей и/или собственников.

Изучение генезиса исследований жилищной стратификации в социологии показывает, что для понимания неравенства в жилищной сфере уже много сделано, но еще имеется целый ряд проблем, нуждающихся в дальнейшем уточнении и исследовании.

Имеющиеся работы по изучению жилищного неравенства показывают высокую актуальность проблемы, но зачастую не касаются вопросов причин и последствий неравномерного доступа к жилищным благам, субъективной значимости неравенства для горожан и конкретных примеров картирования городских пространств по показателям жилищной стратификации.

Последнее особенно актуально, поскольку значительные различия цен на жилье по регионам, а также в зависимости от типов населенных пунктов усиливают дифференциацию населения по стоимости имеющегося в собственности жилья.

В каждом регионе и населенном существуют свои культурно-исторические и экономические особенности структуры жилищной стратификации. Хотя есть и общие для всех закономерности. Так «анализ жилищной обеспеченности семей по стадиям демографического цикла показал, что наиболее депривированы домохозяйства с детьми в возрасте до 18 лет. Программа материнского капитала, как федеральная мера поддержки семей с детьми с фиксированной номинальной стоимостью, имеет разный потенциал влияния на возможности домохозяйств улучшать жилищные условия. В большей степени она способна поддержать жителей дотируемых регионов или средних и мелких городов» [81, с. 287].

По мнению В. И. Гришанова, «заметная поляризация общества по доходам не трансформировалась пока в аналогичную поляризацию по жилищным условиям» [77, с. 90].

По крайней мере, так было 15 лет назад. Проведенное в 2001 г. в Санкт-Петербурге исследование пространственной сегрегации показало высокую степень совмещения в пространстве города групп населения, полярных по жилищным показателям [70]. Даже в престижном центре города, где предпочитает селиться петербургская элита, отмечается высокая социальная неоднородность.

Однако процесс расслоения городского населения и социально-пространственной сегрегации прослеживается в России как тенденция, постоянно набирающая темп. «Продолжение жилищной политики в том виде, в каком она проводится сегодня, скорее всего приведет к тому, что уже в ближайшем будущем дифференциация населения по размерам и качеству жилья (включая его местоположение) возрастет и станет значимым фактором социальных отношений» [77, с. 90].

Наиболее востребованной и благоустроенной частью города чаще всего являются центральные микрорайоны. Окраины городов, напротив, традиционно ассоциируются с зонами «рискованного градостроительства» в плане большего скопления маргинальных и слаборесурсных слоев населения. Исследователи выделяют следующие факторы, создающие «негативный эффект окраин».

• «При концентрации представителей социально слабых групп населения возникает особая социальная среда, которая отличается от доминирующей культуры. Среда с «отклоняющимися нормами» представлена в изобилии. В первую очередь страдает молодежь из бедных кварталов, у которой социальный опыт сильно ограничен, социальное обучение не проходит в социально приемлемой форме и влияние среды происходит в аномальном направлении. Низшие слои населения в условиях постоянной нужды вырабатывают собственные установки, ценности и устойчивые модели поведения, которые социально наследуются и способствуют постоянству бедности.

• Низкая покупательная способность населения в «бедном районе» приводит к тому, что в таких районах небольшое количество магазинов (в основном это продовольственные магазины) с узким ассортиментом предлагаемых товаров.

• Государственные учреждения, такие, как например, школы и больницы, в целом функционируют хуже, чем подобные учреждения в других районах города: плохо оснащены, укомплектованы менее квалифицированным персоналом [82, с. 70].

• Символическая оккупация пространства усиливает социальное неравенство. Через социальную стигматизацию (навешивание социальных ярлыков) на районы и их жителей запускается процесс, который трудно остановить. Всё это оказывает негативное влияние на жизненные шансы жителей районов «бедноты» [83, с. 151].

Для нас важно «понимание определяющего значения принципа справедливости с точки зре­ния долгосрочных целей развития общества, который все чаще конфронтирует догме неолиберализма. Такая констатация не означает призыва к уравниловке, и речь идет о естественном, социально приемлемом и «продуктивном» неравенстве» [62, с.9].

Обзор представленных выше типологий жилья позволяет определить критерии для выделения жилищного статуса. «Во-первых, это роль жилых помещений в структуре доходов (арендатор, зарабатывающий на сдаче жилья, или съемщик, платящий арендатору); во‑вторых, статус места жительства в структуре территории проживания (периферия, центр); в‑третьих – тип и характе­ристики основного места жительства (дом или квартира, год постройки, тип заселения, материал стен, благоустройство дома и дворовой терри­тории, просторность жилья, т. е. объем жилой площади на одного человека, соотношение комнат и проживающих, число зарегистрированных про­живающих)» [6, с. 595].

Также применим показатели «пространства богатства или бедности»: стоимость и качество использованных строительных материалов, охранная система, технического обеспечение жилья (кондиционеры, спутниковые антенны), степень развитости сферы услуг, системы транспортных коммуникаций, благоустроенность дворов и пространств около домов [84].

На основе совокупности этих признаков может быть вы­строена иерархичная структура жилищного неравенства.

Под жилищной стратификацией, вслед за Н. Р. Корневым мы будем понимать типы жилищ, образующие иерархию на основе их характеристик. Однако попутно стратификационную сетку мы будем рассматривать сквозь призму экономических, социальных и личностных характеристик жильцов. Таким образом, объективные показатели качества жилья (жилищный статус) будем соотносить с социально-экономическими практиками горожан.

Для комплексной оценки необходимо рассматривать объективные и субъективные критерии качества жилья, внешние и внутренние характеристики домов, заданные и трансформируемые, на микро (внутри дома), мезо (внутри микрорайона) и макроуровне (между микрорайонами, районами и городами). Всех жителей также можно классифицировать как мультисобственников жилья (имеющих несколько объектов в собственности и извлекающих из этого прибыль) – собственники («потребителей» жилья) и несобственников (не имеющих жилья в собственности), что также образует жилищную иерархию.

С учетом этих методологических подходов строилось комплексное эмпирическое исследование, которое проводилось в Кировской области в 2018 г.

Чтобы выявить особенности жилищно-пространственной дифференциации городов использовались три метода сбора данных:

1) экспертные интервью с риелторами (N = 20);

2) полуформализованный квартирный опрос горожан по маршрутизированной выборке в каждом городе (с соблюдением квот по полу и возрасту в соответствии с данными областной статистики, N = 923);

3) по разработанной матрице проведено формализованное структурированное наблюдение характеристик жилья в тех домах, где проводился опрос.

В данной статье рассмотрим лишь некоторые объективные характеристики жилищной стратификации в городах, полученные из социологического наблюдения. Анализ данных, полученных в ходе опроса экспертов риелторов и рядовых горожан, будет представлен в последующих публикациях, поскольку задачи опросных методов несколько отличались от задач наблюдения и потребовали бы значительного увеличения объема статьи.

В данной работе нас интересовали вопросы: происходит ли в региональном и районных городах поляризация и по жилищным условиям в разрезе одного дома (на микроуровне), между домами внутри одного микрорайона (мезоуровень) и между микрорайонами города (в данном случае макроуровень), есть ли различия в жилищном расслоении в зависимости от типа города (большой и малый)? Как наблюдаемые объективные и оценочные характеристики жилья отражают жилищное неравенство?

Отметим, что наблюдение как метод сбора социологических данных о жилищном неравенстве крайне редко встречается в исследованиях как отечественных, так и зарубежных социологов, возможно, в силу его высокой ресурсозатратности. Однако в исследованиях жилья метод наблюдения очень информативен, поскольку позволяет регистрировать не отражаемые в статистике показатели качества домов, имеющие высокую значимость для описания фактического состояния жилищной стратификации. Метод опроса жильцов не всегда позволяет корректно и объективно оценить все показатели дома, поэтому наблюдения становится важным дополнением в оценке жилищного неравенства городов.

Данное исследование проводилось в региональном центре Кировской области г. Кирове (население 507 155 чел.) и двух наиболее крупных областных городах: Кирово-Чепецке (население 72 071 человек) и Вятских Полянах (население 32 562 человек). Во всех городах имеются градообразующие предприятия крупной промышленности, однако тип застройки городов и история развития несколько отличаются (табл. 1).

Таблица 1. Объем строительства многоквартирных домов в городах по годам. Источник: сайт дом.минжкх. URL: http://dom.mingkh.ru/kirovskaya-oblast

Год постройки

Число домов

Кол-во квартир

Жилая площадь

(м2)

Киров

Кирово-Чепецк

Вятские Поляны

Киров

Кирово-Чепецк

Вятские Поляны

Киров

Кирово-Чепецк

Вятские Поляны

2010 – 2019

340

3

2

45342

413

84

1978096

17944

2459

2000 – 2009

279

14

5

16609

699

270

1020291

48300

15671

1990 – 1999

334

66

28

25829

4810

1948

1346066

263756

110683

1980 – 1989

469

155

50

43270

11286

3339

2048307

588018

180052

1970 – 1979

608

101

48

38594

7722

2556

1668950

355307

119041

1960 – 1969

650

123

58

28114

6763

1579

25895350

296035

69039

1950 – 1959

564

47

28

7949

872

390

404152

55672

17554

1940 – 1949

41

1

10

416

22

93

28355

1656

4533

1930 – 1939

77

1

908

9

58215

418

1920 – 1929

23

4

117

25

5838

926

1910 – 1919

85

455

24855

1890 – 1899

19

155

5589

Итого

3489

510

234

207758

32587

10293

34484070

1626692

520381

Массовая жилищная застройка в Кирове началась на полвека раньше, чем в областных городах. Кроме того, обращает на себя внимание факт, что в последние два десятилетия ввод в эксплуатацию многоквартирных домов в районных городах резко снизился, особенно в Вятских Полянах. Это свидетельствует о снижении спроса на жилье в условиях стагнации городской промышленности и сокращения доходов населения. Также это косвенно свидетельствует о негативных демографических тенденциях и миграции населения из малых городов в поисках «лучшей жизни». В Кирове, напротив, есть незначительный рост жилищного строительства на фоне предыдущего десятилетия.

Важно обозначить, что в последнее десятилетие наметилась тенденция снижения средней площади квартир: 43,6 кв. м. в Кирове в 2010-х годах против 61,4 кв. м. в предыдущее десятилетие, против 43,5 кв. м. в Киров-Чепецке против 69 кв. м. в начале 2000-х годов, 29,3 кв. м. в Вятских Полянах против 58 кв. м. в первое десятилетие ХХI в. Снижение метража отражает тенденцию к увеличению доли однокомнатных квартир и квартир-студий во вновь вводимом в эксплуатацию жилье с целью повышения его «экономичности». В рамках социальных последствий необходимо учитывать, что однокомнатные квартиры приведут к еще большей «атомизации» семей, поскольку малый метраж и планировка студии не предполагают совместного проживания нескольких поколений. С позиции жилищной стратификации эти изменения говорят об общей нисходящей мобильности жилищного фонда в долгосрочной перспективе.

Обозначим некоторые результаты наблюдений за жилыми массивами в городах.

Всего было проведено 197 наблюдений в трех исследуемых городах: 77 матриц наблюдения заполнено в г. Кирове, 79 в г. Вятские Поляны и 41 в г. Кирово-Чепецке.

В дальнейшем матрицы по каждому городу были объединены в протоколы и обсчитаны статистические распределения по всем показателям. Кажущаяся на первый взгляд диспропорция количества наблюдений в Вятских Полянах объяснима спецификой застройки города: около 40 % жилой застройки составляют одноэтажные частные дома, поэтому в выборку попало большее количество домов. Наблюдение проводилось после результативного проведенного полуформализованного опроса жильцов дома (в многоквартирных домах проводился опрос 5 – 8 жильцов из разных квартир, в индивидуальных домах – 1 жильца из всех проживающих в доме). Маршрут опроса и наблюдения был разработан заранее с учетом представленности большинства микрорайонов города и попадания в выборку всех типов домов (по материалу стен и году постройки). Наблюдение проводилось двумя социологами одновременно, чтобы снизить субъективную составляющую в оценке, в матрицу заносились согласованные результаты. Матрица наблюдения включала в себя достаточно широкий набор показателей жилья, которые условно можно разделить на объективные (фактические: наличие или отсутствие пандусов, скамеек, ограждений, парковки, количество этажей и квартир на этаже, вид из окон дома, удаленность от остановки общественного транспорта) и оценочные (качество и состояние стен, детской площадки, подъезда, запах в доме, чистота территории вокруг дома и др.). Некоторые из предложенных критериев были рассмтрены в работах отечественных социологов (Н. Р. Корнева, Г. А. Птичниковой, Н. А. Самойловой, О. Н.Стрижаковой) [70, 74, 84]. Однако такие критерии неравенства как запах в доме, состояние стен дома и подъезда, вид из окон дома, наличие скамеек и пандусов не встретились нам в качестве эмпирических критериев неравенства ни в одной из рассмотренных выше работ, что позволяет дополнить критерии для классификации многоквартирных жилиых домов.

Рассмотрим объективные показатели обеспеченности домов атрибутами комфорта.

__

Рисунок 1. Материал стен домов (% от всех наблюдений в каждом городе)

Наши наблюдения показали, что районные города отличаются большим количеством деревянных домов, что позволяет предположить их меньшую долговечность и комфортность (рисунок 1). В Вятских Полянах практически каждый третий дом построен из дерева. В подавляющем числе случаев это частные дома, где такой материал стен вполне закономерен. Однако ряд деревянных домов до сих пор имеют печное отопление, что снижает жилищный статус владельцев. В Кирове больше по сравнению с двумя другими городами панельных домов, которые традиционно менее престижны в массовом сознании. Также это говорит о наличии массового жилья эконом-класса.

Этажность домов в городах сильно коррелирует с периодом застройки: после 1980-х годов резко возрастает этажность, еще больше эта тенденция стала проявляться в ХХI веке (таблица 2). Как следствие увеличивается число жильцов многоквартирных домов, повышается нагрузка на придомовую инфраструктуру, увеличивается «разнообразие» стилей жизни жильцов одного дома. Поэтому можно предполагать большее смешение жилищных статусных позиций в современных многоквартирных домах.

Таблица 2. Количество этажей в доме в соотношении с годами застройки (Киров N=77, % от всех наблюдений, P=0,00)

Число этажей

года постройки

Всего

до 1960-х

с 1961 по 1980

с 1981 по 2000

с 2001 по 2018

1-3

17,3

100,0

10,5

7,4

4,8

4-5

33,3

0,0

78,9

29,6

9,5

6 и больше

49,3

0,0

10,5

63,0

85,7

Помимо этажности в последнее десятилетия наметилась тенденция увеличения числа квартир на площадках подъездов многоквартирных домов. Если до 2000-х годов ¾ домов имели до 4-х квартир на этаже, то в современных строящихся домах среднее число квартир часто превышает 7 на одной лестничной площадке (у 57 % домов построенных в последние десятилетия), небольшим числом соседей по этажу могут похвастаться лишь 19 % жителей новых домов. С одной стороны, это связано с повышением доли однокомнатных квартир в планировке домов, с другой, стороны отражает принципы строительства жилья эконом-класса. С увеличением числа квартир в подъезде и на этаже у жильцов увеличивается и вероятность оказаться в окружении «неблагополучных» соседей, быстрее «изнашивается» ремонт в подъезде. Поэтому малое число квартир на этаже можно рассматривать в качестве достоинства на шкале жилищной стратификации. Но поскольку дома, построенные за последние 20 лет, занимают небольшую долю от всего жилищного фонда районных городов, до сих пор в общей массе домов доминируют подъезды с небольшим числом квартир на этаже (таблица 3). В региональном центре многоквартирных подъездов значительно больше, почти каждый четвертый подъезд имеет планировку с 7 и более квартирами на этаже, в народе образно называемые «Шанхай». Такая планировка домов отражает плотность и экономичность застройки и чаще всего свидетельствует о статусе жилья эконом-класса.

Таблица 3. Число квартир на площадке (% от наблюдений по каждому городу)

Число квартир на этаже

Киров (N=77)

Вятские Поляны (N=79)

Кирово-Чепецк (N=41)

1-4

58,4

62,0

63,4

5-6

13,0

5,1

4,9

7 и более

28,6

1,3

9,8

Индивидуальный дом

0

31,6

12,0

Итого

100,0

100,0

100,0

Важное значение для ощущения комфорта и «ухоженности» дома играют параметры обустройства придомовой территории.

Так, дома в трех городах несколько отличаются по наличию скамеек у подъездов и во дворах (рисунок 2). Лучше всего местами отдыха оборудованы дома Кирово-Чепецка, что косвенно отражает менталитет жителей (скамейки устанавливаются чаще всего по просьбам жильцов и по решению УК дома), спокойствие и размеренность жизни. Кировские дома напротив, в основном не имеют скамеек на придомовой территории. Хотя скамейки не являются обязательным атрибутом придомовой территории, их наличие, особенно в хорошем, состоянии делает дом более «уютным» и обжитым, позволяет комфортнее находиться на придомовой территории (по принципу «мелочь, а приятно»).

.png_01

Рисунок 2. Наличие скамеек на придомовой территории (% от наблюдений по каждому городу)

Одним из недостатков многих домов является отсутствие пандусов и приспособлений для маломобильных групп граждан, что является одним из показателей безбарьерной среды. Причем к ним относятся не только инвалиды, но и семьи с маленькими детьми, для которых нужны коляски. Кроме того, современные пандусы удобны при подъеме грузов. Наиболее оснащенными оказались дома регионального центра, почти в трети из них имеются специальные приспособления в подъездах. Хуже всего дела обстоят в Вятских Полянах, однако многие дома в силу своей одноэтажности в пандусах не нуждаются. Стоит отметить, что пандусами в основном оснащены дома последних десятилетий постройки. Дома, построенные в прошлом столетии, где как правило проживает большее количество пожилых людей, пандусами не оборудованы, что снижает их статус в жилищной иерархии.

.png_02

Рисунок 3. Наличие пандусов у подъездов домов (% от наблюдений по каждому городу)

Наиболее значимым показателем качества и удобства дома для большинства жильцов сегодня является оборудованная и соразмерная потребностям жителей парковка. Во многих высотных домах, причем построенных в последние десятилетия парковка оставляет желать лучшего как по размерам, так и по своей оборудованности (отделенности от детских площадок, наличию ограждений, шлагбаумов). Это связанно с объективной нехваткой площадей вокруг домов и высокой для домов эконом-класса (а их большинство в исследуемых городах) стоимостью строительства подземных и наземных многоэтажных паркингов). Поэтому традиционной картиной у многих домов являются стихийные парковки с хамским захватом территорий клумб, детских площадок и тротуаров, даже не взирая на бордюры. Результаты наблюдения показали, что в областных городах большие парковки встречаются реже, чем в областном центре, однако и потребность в них значительно меньше (таблица 4). Почти половина домов в Вятских Полянах и вовсе не имеет парковочных мест, что связано с типом застройки (индивидуальные дома и низкоэтажные дома вдоль дороги без выделенной придомовой территории (чаще всего на заднем дворе дома располагается огород). В большинстве таких домов машины оставляются стихийно вдоль дороги. Наиболее напряженная ситуация с парковками складывается в областном центре. Поэтому наличие полноценной площадки для машин сегодня является значимым стратифицирующим критерием дома.

Таблица 4. Размер парковки (% от наблюдений по каждому городу, размер определялся исходя из соотношения числа квартир и машиномест)

Варианты ответов

Киров

Вятские Поляны

Кирово-Чепецк

маленькая

46,8

34,2

31,7

средняя

26,0

15,2

31,7

большая

18,2

5,1

17,1

Нет парковки

9,1

45,6

19,5

Итого

100,0

100,0

100,0

Помимо показателей обеспеченности во время наблюдения фиксировались оценочные показатели качества и содержания общедомового имущества.

В последнее время во многих городах, в том числе Кирове, уборка мусора из контейнеров, расположенных на придомовых территориях, перестала быть обязанностью городских коммунальных служб, и мусор полноценно вывозится только в случае полной оплаты по счетам со стороны ТСЖ и управляющих компаний. Как оказалось, далеко не все дома попали в список благонадежных плательщиков, поэтому достаточно часто в социальных сетях звучат возмущения жильцов о разрастающихся вокруг домов свалках бытового мусора, которые никто не убирает (с букетом сопутствующих проблем в виде запахов разложения, тараканов и крыс, стай бездомных животных, использующих свалки как кормушки) (см. например, Группа ВКонтакте «Злой кировчанин» URL: https://vk.com/zlo43). В ходе наблюдения грязь и мусор на придомовой территории чаще фиксировался в городском центре. Критически грязно примерно в каждом седьмом дворе в Кирове (таблица 5). В Кирово-Чепецке сложилась наиболее благоприятная ситуация с уборкой – территория 85 % домов выглядит опрятно. Домов с образцовым порядком примерно одинаковое количество во всех городах, чуть больше половины. По степени чистоты вокруг дома можно судить о качестве работы управляющей компании в целом, формируется образ благополучного/ неблагополучного дома, что отражается на его статусе в жилищной стратификации.

Таблица 5. Чистота территории вокруг дома (% от наблюдений по каждому городу)

Варианты ответов

Киров

Вятские Поляны

Кирово-Чепецк

очень грязно

5,2

3,8

2,4

грязно

9,1

5,1

4,9

местами грязно

9,1

16,5

7,3

чисто

19,5

21,6

31,7

идеально чисто

57,1

53,2

53,6

Итого

100,0

100,0

100,0

Для большинства жильцов важна детская площадка рядом с домом, так как в определенные этапы жизни мы проводим на ней много времени (не только в детстве). Кроме того современная, яркая и функциональная площадка рядом с домом значимо повышает его комфорт и статус в общественном восприятии. К сожалению, во многих домах она оставляет желать лучшего и сильно портит общее впечатление о доме. Сравнительный анализ протоколов наблюдения выявил плачевную ситуацию с детскими площадками в Вятских Полянах: у двух третей домов мест для игр детей просто нет (даже при учете того, что почти половину жилищного фонда города составляют одноэтажные жилые дома индивидуальной застройки – это крайне низкий показатель). Треть домов в Кирове и Кирово-Чепецке также не оборудованы площадками для детей. В основном – это дома советской застройки, где детские площадки вышли из строя, а новых не оборудовано. Чаще всего жильцы таких домов с детьми оккупируют площадки соседних домов, порой значительно удаленных. В целом во всех городах более половины придомовых территорий некомфортны для проживания. Оценка состояния детской площадки проводилась по критериям ее размера, новизны, разнообразия элементов (таблица 6).

Таблица 6. Состояние детской площадки (% от наблюдений по каждому городу)

Варианты ответов

Киров

Вятские Поляны

Кирово-Чепецк

очень плохое

9,1

6,3

9,8

плохое

11,7

3,8

12,2

среднее

9,1

7,6

4,9

хорошее

14,3

5,1

19,5

отличное

20,8

5,1

14,6

нет площадки

35,1

72,2

39

Итого

100,0

100,0

100,0

Еще один больной вопрос многих российских городов – состояние дорог и тротуаров. И если на улицах за состояние дорожного полотна отвечают муниципальные власти, то во дворах домов ответственность за качество тротуаров давно возложена на управляющие компании и коллективных собственников. Поскольку многие дома имеют более актуальные проблемы по капитальному ремонту самого дома, до недешевого ремонта тротуаров часто просто «не доходят руки» и не хватает средств. Дома, в которых «руки доходят» до поддержания тротуаров в порядке имеют более презентабельный и аккуратный вид, более безопасны для жильцов и соответственно выигрывают в комфорте и жилищном статусе с позиции стратификации. Три исследуемых города Кировской области заметно отличаются по обеспеченности домов тротуарами (рисунок 4): особенностью Вятских полян является их полное отсутствие у трети домов, когда дом непосредственно выходит на проезжую часть не заасфальтированной дороги с узкой полосой обочины для пешеходов. В основном это районы города с частной застройкой. В Кирове и Кирово-Чепецке такие дома исключение из правил и встречаются лишь на окраинах города. В наиболее выигрышном положении по состоянию тротуаров находится региональный центр – половина домов имеют хорошее асфальтовое покрытие на придомовой территории, однако почти у 30 % (а это почти 1000) домов состояние тротуаров оставляет желать лучшего. Наиболее печальная картина складывается в период осадков, когда большие ямы превращаются в лужи и грязь и становятся «минным полем» для жильцов. В Кирово-Чепецке домов с разбитыми тротуарами на 10 % больше чем в Кирове и лишь четверть домов имеют качественное асфальтовое покрытие. В Вятских Полянах похвастаться хорошими тротуарами могут и вовсе жители лишь пятой части домов. Это отражает общую депрессивную экономическую ситуацию в жилом фонде областных городов.

_

Рисунок 4. Состояние тротуаров рядом с домом (% от наблюдений по каждому городу)

«Сегодня жилищный фонд городов имеет целый букет «хронических болезней». Содержание многоквартирных домов перестало быть ответственностью государства, массовая бесплатная приватизация жилья наделила собственностью и тех, кому не хватает доходов на оплату коммунальных услуг и содержание жилья» [85]. Одной из проблем российских городов является ветхий и аварийный жилой фонд, который портит архитектурный облик города и снижает качество жизни жильцов таких домов. В 2000 г. объем ветхого и аварийного жилищного фонда составлял 2,4 % общей площади жилья, в 2011 г. – 3%. За этот период он возрос более чем на 33,4 млн. кв. м. [86, с. 103].

Ярким признаком состояния дома является состояние стен. Стоит учитывать, что данный параметр визуально обманчив, поскольку внешнее состояние стен может сильно отличаться от общего. Однако для обывателя чаще всего именно внешний вид дома является показателем его общего состояния (аварийности и ветхости). В нашем наблюдении основой для оценки состояния стен являлось наличие трещин, обвалившихся штукатурки, облицовки, кирпичей, внешнее состояние швов в панельных домах, любое наличие деформаций (таблица 7). Нужно констатировать, что в Кирове чаще чем в областных городах стены домов имеют непрезентабельный вид (почти каждый пятый дом). Наиболее аккуратно смотрятся дома в Вятских Полянах, что также связано с тем, что многие из них частной застройки и индивидуальные собственники стараются делать косметический ремонт и облицовку своевременно. В Кирово-Чепецке меньше по сравнению с городами-соседями домов с идеальными стенами, однако у половины домов состояние стен хорошее, т.е. имеет очень незначительные изъяны. Это объяснимо более поздним периодом жилищной застройки города и своевременным ремонтом.

Таблица 7. Состояние стен дома (% от наблюдений по каждому городу)

Варианты ответов

Киров

Вятские Поляны

Кирово-Чепецк

очень плохое

7,8

3,8

9,8

плохое

10,4

7,6

7,3

местами не очень хорошее

23,4

24,1

17,1

хорошее

24,7

22,8

48,8

отличное

33,8

41,8

17,1

Итого

100,0

100,0

100,0

Состояние стен дома сильно коррелирует с годом его постройки: чем старше дом, тем больше его возраст отражается на стенах (таблица 8). Также это свидетельствует о неэффективности мер в рамках программы капитального ремонта домов в Кировской области. Поэтому возраст дома чаще всего значительно снижает его положение на лестнице жилищной стратификации.

Таблица 8. Состояние стен дома в соотношении с годом постройки (Киров, N=77, % от наблюдений, P= 0,00)

Варианты ответа

год постройки

В целом

до 1960-х

с 1961 по 1980

с 1981 по 2000

с 2001 по 2018

очень плохое

7,8

37,5

10,5

3,7

0,0

плохое

10,4

25,0

21,1

7,4

0,0

среднее

23,4

12,5

36,8

29,6

9,5

хорошее

24,7

25,0

21,1

44,4

4,8

отличное

33,8

0,0

10,5

14,8

85,7

Помимо внешних мы оценили ряд внутренних параметров дома, доступных для метода наблюдения: в первую очередь – это состояние подъезда. Важную роль в облике подъезда играет не только работа управляющей компании, но и культура и усилия самих жильцов. Непрезентабельный подъезд часто является отталкивающим фактором при решении о приобретении квартиры и резко снижает комфорт проживания в доме. Мы оценивали состояние подъездов по ряду показателей: лестничные пролеты и ступеньки, перила, стены, ящики для газет, состояние лифта при его наличии. В целом наиболее благоприятный образ подъездов получился по совокупной оценке в г. Кирове (таблица 9). В Вятских Полянах меньше всего домов с неухоженными подъездами, однако меньше и в целом домов с подъездами. Положительной особенностью Кирово-Чепецка является отсутствие домов с подъездами в аварийном состоянии, зато в региональном центре таких домов аж 10,4 %, что говорит о безответственной и даже халатной работе управляющих компаний (поскольку средства на кап. ремонт собираются во всех домах). Состояние подъезда также напрямую коррелирует с годом постройки дома.

Таблица 9. Состояние подъезда (% от наблюдений по каждому городу)

Варианты ответов

Киров

Вятские Поляны

Кирово-Чепецк

очень плохое

10,4

5,5

0

плохое

11,7

7,1

19,5

среднее

19,5

16,5

26,8

хорошее

23,4

13,9

31,7

отличное

35,1

16,5

14,6

нет подъезда

0

40,5

7,3

Итого

100,0

100,0

100,0

Риелторы отметили один очень важный для покупателей аспект состояния дома – запах внутри подъезда и квартиры. «Люди заходят, и если в доме есть запахи – это все. Либо если это вторичное жилье где кошечки собачки живут, либо там жили какие-то неблагополучные люди от них запахи бывают…» (риелтор Татьяна, агентство «Бизнес и право»). «Отталкивает клиентов парковка, сейчас это жизненно важно, отталкивает людей подъезд, как ни странно, очень часто запах, состояние очень отталкивает, потому что в квартире ты можешь все сделать, а лестницу ты не можешь уже поменять и соседей ты не перевоспитаешь. Отталкивает клиентов среда, например, если этот дом нормальный, но вокруг пивнушка или свалка, тоже может оттолкнуть запах, который может вообще присутствовать, например, Дороничи, Биохим – выбросы, экология». (риелтор Екатерина, агентство «Руснедвижимость»).

Понимая, что запах явление очень субъективное, мы все-таки рискнули его оценить в тех домах, где проводился опрос (таблица 10). Наиболее комфортные для обоняния подъезды в домах в Вятских Полянах, что делает честь жителям города и обслуживающим дом организациям. Дома областного центра и Кирово-Чепецка чаще наполнены раздражающими запахами: каждый четвертый дом отталкивает запахом посетителей подъездов, причем в кировских домах запах более выраженный.

Таблица 10. Запах в подъезде (% от наблюдений по каждому городу)

Варианты ответов

Киров

Вятские Поляны

Кирово-Чепецк

очень неприятный

7,8

6,3

2,4

неприятный

13,0

8,9

9,8

немного неприятный

6,5

2,5

14,6

жилой

13,0

6,4

14,6

отсутствует

59,7

75,9

58,5

Итого

100,0

100,0

100,0

В карту ароматов подъездов в Кирове вошли следующие наиболее распространенные: запах сигарет (в 19 % домов), запах сырости (12 %), запах старости и ветхости (9 %) запах еды (6 %), неопределенный неприятный запах (6 %), запах краски и ремонта (4 %), запах мочи и канализации (4 %). В Вятских Полянах достаточно часто встречался запах навоза (6 %), однако исходя из характера застройки, это закономерно. В Кирово-Чепецке чаще чем в других городах встречался запах сырости (16 %). Как видно, источником неприятных запахов в первую очередь являются сами жильцы дома и отсутствие полноценной вентиляции, приводящее к повышению влажности. Запах сильно коррелирует с годом постройки дома: в новых домах его практически не встречается (таблица 11).

Таблица 11. Распределение ответов на вопросы в зависимости от года постройки (% по столбцу от опрошенных, Киров N=77)

Всего

до 1960-х

с 1961 по 1980

с 1981 по 2000

с 2001 по 2018

очень неприятный

12,5

10,5

11,1

0,0

неприятный

37,5

15,8

14,8

0,0

немного неприятный

12,5

15,8

3,7

0,0

жилой

12,5

15,8

18,5

0,0

отсутствует

25,0

42,1

51,9

100,0

Выводы.

В ходе теоретического анализа понятия и показателей жилищной стратификации были обозначены некоторые различия критериев отечественных и зарубежных социологов: у последних помимо явных экономических факторов большее внимание уделяется связи жилья с расовыми, этническими и культурными различиями, спецификой идентичности, степенью маргинализации отдельных групп и уровнем закрытости общества.

Современные социологи определяют жилищную стратификацию как «систему типов жилищ, образующую иерархию на основе их характеристик и их соотнесения с характеристиками находящихся в них домохозяйств» [70].

Как разновидность социальной стратификации жилищное расслоение является многогранным феноменом. Социологи используют вариабельный набор параметров включения в тот или иной жилищный класс или слой, от размера жилья и количества комнат, до специфических атрибутов комфорта современных домов. Мы понимаем жилищную стратификацию как иерархию жилья в двух основных аспектах: параметры качества самого жилья и окружающей его инфраструктуры, с одной стороны, и набор социально-экономических характеристик и статусов жильцов и их самоидентификация, субъективная оценка и удовлетворенность жилищными условиями, с другой стороны. Это позволит выявить соотношение жилищного, социального и экономического классов, сравнить объективные показатели обеспеченности с субъективными оценками значимости и удовлетворенности жильем («жилищным менталитетом» в терминах П.П. Кротова, М. Буравого, Т.С. Лыткиной) [69] и проранжировать жилье по нескольким основаниям.

В ходе эмпирической оценки критериев жилищной стратификации мы убедились, что региональном центре характер застройки несколько отличается от районных городов: в Кирове значительно больше многоэтажных домов, выше плотность населения. Проведенное наблюдение за состоянием жилых домов в трех городах Кировской области позволило выделить и оценить состояние важных показателей качества жилья и «вписать» эти показатели в критерии жилищного неравенства и расслоения. Наиболее проблемными показателями в областных городах на сегодняшний момент являются качественные тротуары на придомовой территории, отсутствие или плохое состояние детских площадок и пандусов у подъездов домов. Киров проигрывает районным городам по ряду показателей: недостатку парковочных мест во дворах, запаху в подъездах домов, состоянию подъездов и стен дома, наличию скамеек. Меньший размер областных городов является как плюсом, так и минусом с позиции жилищной стратификации: в любом случае жилье одного уровня в районном городе дешевле, чем в региональном центре в силу факта престижности местоположения и больших возможностей крупного города. С другой стороны, в районных городах ярче проявляется микрорайонный и общедомовой патриотизм между соседями, что делает дома более «уютными», меньшие размеры городов снижают напряженность дорожно-транспортной обстановки и дефицит парковочных мест.

На микроуровне дома порой происходит поляризация между подъездами домов, сильно зависящая от гражданской активности и ответственности жильцов. Однако методом наблюдения (без доступа внутрь квартир) полной картины поляризации на микроуровне получить невозможно. На мезоуровне внутри микрорайонов жилищное расслоение сильнее всего обусловлено годом постройки домов, поскольку показатели качества и состояния дома напрямую соотносятся с его возрастом.

В дальнейшем показатели домов, фиксируемые в наблюдении, могут быть объединены с данными опроса жителей и сформированы карты жилищной стратификации городов в разрезе микрорайонных различий. Актуально проводить повторные замеры с периодичностью в год или несколько лет, что даст возможность выявлять мобильность и динамику жилищной стратификации в городах.

Библиография
1. Вебер М. Основные понятия стратификации // Социологические исследования. 1994. № 5. С. 147–156.
2. Giddens А. Capitalism and Modern Social Theory. An Analysis of the writings of Marx, Durkheim and Max Weber. Cambridge: Cambridge University Press, 1971. 261 p.
3. Сорокин, П. А. Социальная мобильность / пер. с англ. М. В. Соколовой; под общ. ред. В. В. Сапова. М.: Academia: LVS, 2005. 608 с.
4. Бурдье П. Социология социального пространства: пер. с фр. СПб.: Алетейя, 2007. 288 с.
5. Bourdieu P. Espace social et genèse des «classes» // Actes de la recherche en sciences sociales. 1984. № 52-53. P. 3–14.
6. Полухина Е. В. Жилищная мобильность: направления социологического анализа // Журнал исследований социальной политики, 2017. Том 15. № 4. С. 589–602.
7. Чикагская социология: сборник переводов / РАН. ИНИОН; отв. ред. Д. В. Ефременко. М., 2015. 430 с.
8. Musil J. How the sociology of housing emerged // Sociologicky Casopis. 2005. Vol. 2. № 41. Р. 207–225.
9. Kemeny J., Lowe S. Schools of Comparative Housing Research: From Convergence to Divergence // Housing Studies. 1998. Vol. 2. № 13 Р. 161–176.
10. De Haan J., Van Der Wal E., De Vries P. The measurement of house prices: A review of the sale price appraisal ratio method // Journal of Economic and Social Measurement. 2009. Vol. 2-3. № 34. Р. 51–86.
11. Dewilde C. What have ECHP and EU-SILC to contribute to the comparative study of housing? // Critical Housing Analysis. 2015. Vol. 2. № 2. Р. 19–26.
12. Horsewood N. Demystifying Quantitative Methods in Comparative Housing Research: Dispelling the Myth of Black Magic // International Journal of Housing Policy. 2011. Vol. 4. № 11. Р. 375–393.
13. Sharkey P., Faber J. W. Where, when, why, and for whom do residential contexts matter? Moving away from the dichotomous understanding of neighborhood effects // Annual Review of Sociology. 2013. № 40. Р. 559–579.
14. Douglass M. The «new» Tokyo story: Restructuring space and the struggle for place in a world city (Book Chapter) / Japanese Cities. 2009. Р. 83–119.
15. Gyimah S.O., Walters D., Phythian K.L. Ethnicity, immigration and housing wealth in Toronto // Canadian Journal of Urban Research. 2005. № 14(2), с. 338–363.
16. Flippen C. A. The spatial dynamics of stratification: Metropolitan context, population redistribution, and black and Hispanic homeownership // Demography. 2010. Vol. 4. № 47. Р. 845–868.
17. Klaufus C. Dwelling as representation: Values of architecture in an Ecuadorian squatter settlement // Journal of Housing and the Built Environment. 2001, № 15(4). Р. 341–365.
18. Fikfak A. Re-urbanisation of the apartment building-From the view of changes in the living culture // Geodetski Vestnik. 2007. № 51(2). Р. 341–352.
19. Kim J. H. Amenity valuing differentiation in residential location choice among income groups: A stated preference approach // International Journal of Urban Sciences. 2006. № 10(1). Р. 41-57.
20. Hauge А. L., Kolstad A. Dwelling as an expression of identity: A comparative study among residents in high-priced and low-priced neighbourhoods in Norway // Housing, Theory and Society. 2007. № 24. Р. 272–292.
21. Palmer G. L. Examining the Effects of Scattered Site Supportive Housing on the Social and Economic Integration of Men Who Are Formerly Homeless and Primarily Black/African American // Journal of Black Studies. 2016. № 47(8). Р. 846–868.
22. Zavisca J. R., Gerber T. P. The Socioeconomic, Demographic, and Political Effects of Housing in Comparative Perspective // Annual Review of Sociology. 2016. № 42, P. 347–367.
23. McConnell E. D. Hurdles or walls? Nativity, citizenship, legal status and Latino homeownership in Los Angeles // Social Science Research. 2015. № 53. P. 19–33.
24. McConnell E. D., Marcelli E. A. Buying into the American dream? Mexican immigrants, legal status, and homeownership in Los Angeles County // Social Science Quarterly. 2007. № 88(1). Р. 199–221.
25. Burt M. R. Homelessness in the United States (Book Chapter) / International Encyclopedia of the Social & Behavioral Sciences: Second Edition, 2015. P. 159–162.
26. Solari C. D., Mare R. D. Housing crowding effects on children's wellbeing // Social Science Research. 2012. № 41(2). Р. 464–476.
27. Nichols N., Braimoh J. Community Safety, Housing Precariousness and Processes of Exclusion: An Institutional Ethnography from the Standpoints of Youth in an «Unsafe» Urban Neighbourhood // Critical Sociology. 2018. № 44(1). Р. 157–172.
28. Goldsmith P. R. Learning apart, living apart: How the racial and ethnic segregation of schools and colleges perpetuates residential segregation // Teachers College Record. 2010. № 112(6). Р. 1602–1630.
29. Dwyer R. E. Expanding homes and increasing inequalities: U.S. housing development and the residential segregation of the affluent // Social Problems. 2007. № 54(1). Р. 23–46.
30. Brown L. A., Chung S.-Y. Spatial segregation, segregation indices and the geographical perspective // Population, Space and Place, 2007. № 12(2). Р. 125–143.
31. Flippen C. A. Residential segregation and minority home ownership // Social Science Research. 2001. № 30(3). Р. 337–362.
32. Toft M. Enduring contexts: Segregation by affluence throughout the life course // Sociological Review. 2017. № 66. Р. 645–664.
33. Ljunggren J., Andersen P. L. Vertical and horizontal segregation: Spatial class divisions in Oslo 1970–2003 // International Journal of Urban and Regional Research. 2015. № 39. Р. 305–322.
34. Muñoz S. A look inside the struggle for housing in Buenos Aires, Argentina // Urban Geography. 2017. № 38(8). Р. 1252–1269.
35. Thal A. Class Isolation and Affluent Americans’ Perception of Social Conditions // Political Behavior. 2017. № 39 (2). Р. 401–424.
36. Flippen C. A. Racial and ethnic inequality in homeownership and housing equity // Sociological Quarterly. 2001. № 42(2). Р. 121–149.
37. Roscigno V. J., Karafin D. L., Tester G. The complexities and processes of racial housing discrimination // Social Problems. 2009. № 56(1). Р. 49–69.
38. Sharkey P. Stuck in place: Urban neighborhoods and the end of progress toward racial equality. Chicago, IL: The University of Chicago Press, 2013. 250 p.
39. Niriella N. C. Emerging social-spatial polarisation within the housing market in Colombo, Sri Lanka // Journal of Urban Regeneration and Renewal. 2017. № 11(2). Р. 158–167.
40. Kell C. «Making things happen»: Literacy and agency in housing struggles in South Africa // Journal of Development Studies, 2008. № 44(6). Р. 892–912.
41. Porter L. Transnational spaces: U.S. expatriates recreating home in Costa Rica // International Journal of Interdisciplinary Social Sciences. 2009. № 3(10). Р. 217–223.
42. García F. A., Peralta M. D. P. Multifamily gated communities and their urban environment: A new symbolic geography in the city of Cali (Colombia) // Eure. 2016. № 42(126). Р. 77–76.
43. Çavdar A. Building, Marketing and Living in an Islamic Gated Community: Novel Configurations of Class and Religion in Istanbul // International Journal of Urban and Regional Research. 2016. № 40 (3). Р. 507–523.
44. Borsdorf A., Hildalgo R.,Vidal-Koppmann S. Social segregation and gated communities in Santiago de Chile and Buenos Aires. A comparison // Habitat International. 2016. № 54. Р. 18–27.
45. Rex J., Moore R. Race. Community, and Conflict. Oxford: Oxford University Press, 1967.
46. Kolb K., Skopek N., Blossfeld H. P. The two dimensions of housing inequality in Europe are high home ownership rates an indicator of low housing values? // Comparative Population Studies. 2013. № 38(4), Р. 1009–1041.
47. Hess D. B., Tammaru T., Leetmaa K. Ethnic differences in housing in post-Soviet Tartu, Estonia // Cities. 2012. № 29(5). Р. 327–333.
48. Dwyer R. E. The McMansionization of America? Income stratification and the standard of living in housing, 1960-2000 // Research in Social Stratification and Mobility. 2009. № 27(4), Р. 285–300.
49. Massey D. S. Categorically unequal: The American stratification system (Book), 2007. 319 р.; Krivo L.J., Kaufman R.L. Housing and wealth inequality: Racial-ethnic differences in home equity in the United States // Demography. 2004. № 41(3). Р. 585–605.
50. Conley D. A room with a view or a room of one's own? Housing and social stratification // Sociological Forum. 2001. № 16(2). Р. 263–280.
51. Ho D. W. L. The dilemma between class status and property // International Journal of Interdisciplinary Social and Community Studies. 2017. № 12(2). Р. 25–33.
52. Zhu Y., Fu Q., Ren Q. Cross-city variations in housing outcomes in postreform China: An analysis of 2005 microcensus data // Chinese Sociological Review. 2014. № 46(3). Р. 26–54.
53. Zhao W., Ge J. Dual institutional structure and housing inequality in transitional urban China // Research in Social Stratification and Mobility. 2014. № 37, Р. 23–41.
54. Zuyun L., Xiaoping M. Housing stratification in urban China: A study based on a guangzhou household questionnaire survey // Social Sciences in China. 2012. № 33(4). Р. 5–27.
55. Hu X., Kaplan D.H. The emergence of affluence in beijing: Residential social stratification in china's capital city // Urban Geography. 2001. № 22(1). Р. 54–77.
56. Logan J. R., Bian Y., Bian F. Housing inequality in Urban China in the 1990s // International Journal of Urban and Regional Research. 1999. № 23(1). Р. 7–25.
57. Chen J., Wu Y., Guo F., Wang H. Domestic property and housing class in contemporary urban China // Journal of Housing and the Built Environment. 2018. № 33(1). Р. 91–109.
58. Huang Y., Li S.-M. Housing inequality, residential differentiation, and social stratification: Chinese cities in the early twenty-first century (Book Chapter) / Housing Inequality in Chinese Cities. 2014. P. 3–17.
59. Wu X., Zheng B. Household registration, urban status attainment, and social stratification in China // Research in Social Stratification and Mobility. 2018. № 53. Р. 40–49.
60. Zavisca J. R. Housing the New Russia. Ithaca, NY: Cornell University Press. 2012. 264 р.
61. Меерович М. Г. Жилищная политика СССР как средство социального управления (1917–1941 гг.) // Социологические исследования. 2014. № 1. С. 95–101.
62. Шкаратан О. И. Социально-экономическое неравенство в современном мире и становление новых форм социального расслоения в России // Мир России. 2018. № 2. С. 6–35.
63. Социальная стратификация современного российского общества: Аналитическое обозрение / Отв. ред. Беляева Л.А. М.: Центр комплексных социальных исследований и маркетинга, 1995. 90 с.
64. Заславская Т. И. Социальная стратификация и дифференциация доходов в России // Взаимосвязь социальной работы и социальной политики. М., 1997.
65. Ильин В. И. Социальная стратификация. Сыктывкар. 1991. 221 с.
66. Тихонова Н. Е. Факторы социальной стратификации в условиях перехода к рыночной экономике: автореф. дис. … д-ра социол. наук. М., 2000. 44 с.
67. Радаев В. В. Властная стратификация в системе советского типа // Рубеж. 1991. № 1. С. 130–132.
68. Радаев В. В., Шкаратан О. И. Социальная стратификация. Учебник для вузов. М.: Аспект Пресс, 1996. 318 с.
69. Кротов П. П, Буравой М., Лыткина Т.С. Жилищная стратификация города: рыночная эволюция советской модели. Сыктывкар. Коми научный центр УрО РАН, 2003. 120 с.
70. Корнев Н. Р. Жилищная стратификация в центре Санкт-Петербурга // Социологические исследования. 2005. № 6. С. 77–85.
71. Черкашина Т. Ю. Жилищная дифференциация в постсоветской России: институциональный и экономический контекст динамики жилищных групп // ЭКО. 2018. Том 48. № 3. С. 60–81.
72. Шомина Е. С. Квартиросъемщики — наше «Жилищное меньшинство»: Российский и зарубежный опыт развития арендного жилья. М.: изд. дом гос. Ун-та — высшей школы экономики, 2010. 364 с.
73. Н. Косарева, А. Туманов. Об оценке доступности жилья в России вопросы экономики // Вопросы экономики. 2007. № 7. С. 118–135.
74. Птичникова Г. А. «Несправедливый город»: городское пространство как отражение общественных отношений // Социология города. 2012. № 3. С. 47–55.
75. Проблемные аспекты развития малоэтажного жилищного строительства России: Монография / Под общей ред. В. С. Казейкина и С. А. Баронина. М.: ИНФРА-М, 2011. 278 с.
76. Бессонова О. Э., Крапчан С. Г. Участие населения в приватизации жилья // Социологические исследования. 1994. № 8–9. С. 27–40.
77. Гришанов В. И. Неравенство в доходах и неравенство в качестве жилья / Жилищный вопрос как проблема социальной политики: сборник / Ин-т междунар. экон. и полит. исслед. РАН; ред. Т. В. Чубарова. Москва.: ИМЭПИ РАН, 2004. С. 78–92.
78. Единая классификация проектов многоквартирных жилых новостроек по качеству (ЕКМЖН). М.: Российская Гильдия риелторов, 2012.
79. Нурушева А. М. Особенности социально-пространственного неравенства в городском ландшафте Астаны // Социологические исследования. 2013. № 4. С. 89–94.
80. Сидорова О. С., Мосиенко Н. Л. Роль социально-пространственной сегрегации в формировании городских сообществ (на примере рынка жилой недвижимости Новосибирска) // Социальные и пространственные измерения современного мегаполиса: материалы IX социологических чтений памяти Валерия Борисовича Голофаста (1941–2004), 3–5 апреля 2017 г. СПб.: Норма. 2017. С. 52–64.
81. Бурдяк А. Я. Обеспеченность жильем в постсоветской России: неравенство и проблема поколений // Журнал исследований социальной политики. 2015. Том 13. N 2. С. 273–288.
82. Иудин А. А., Шпилев Д. А. Основные проблемы современных немецких городов с точки зрения немецкой социологии. Проблемы развития города // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского (ННГУ). Серия «Социальные науки». 2009. № 4 (16). С. 69–77.
83. Häußermann H. Armut in der Großstadt. Die Stadtstruktur verstärkt soziale Ungleichheit // Informationen zur Raumentwicklung. 2003. H. 3/4. S. 147–159.
84. Самойлова Н. А., Стрижакова О. Н. «Богатство» и «бедность»: контрасты полярных пространств города (на примере Самары и Нижнекамска) // Журнал социологии и социальной антропологии. 2005. Т. VIII. № 4. С. 58–68.
85. Пузанов А. С., Косарева Н. Б., Полиди Т. Д., Туманов А. А. Анализ изменений жилищной обеспеченности и возможностей улучшения жилищных условий в период перехода к рыночной экономике // Уровень жизни населения регионов России. 2012. № 1. С. 29–41.
86. Белкина Т. Д. Жилье в России: ситуация и перспективы // Проблемы прогнозирования. 2013. №3. С. 101–116.
References
1. Veber M. Osnovnye ponyatiya stratifikatsii // Sotsiologicheskie issledovaniya. 1994. № 5. S. 147–156.
2. Giddens A. Capitalism and Modern Social Theory. An Analysis of the writings of Marx, Durkheim and Max Weber. Cambridge: Cambridge University Press, 1971. 261 p.
3. Sorokin, P. A. Sotsial'naya mobil'nost' / per. s angl. M. V. Sokolovoi; pod obshch. red. V. V. Sapova. M.: Academia: LVS, 2005. 608 s.
4. Burd'e P. Sotsiologiya sotsial'nogo prostranstva: per. s fr. SPb.: Aleteiya, 2007. 288 s.
5. Bourdieu P. Espace social et genèse des «classes» // Actes de la recherche en sciences sociales. 1984. № 52-53. P. 3–14.
6. Polukhina E. V. Zhilishchnaya mobil'nost': napravleniya sotsiologicheskogo analiza // Zhurnal issledovanii sotsial'noi politiki, 2017. Tom 15. № 4. S. 589–602.
7. Chikagskaya sotsiologiya: sbornik perevodov / RAN. INION; otv. red. D. V. Efremenko. M., 2015. 430 s.
8. Musil J. How the sociology of housing emerged // Sociologicky Casopis. 2005. Vol. 2. № 41. R. 207–225.
9. Kemeny J., Lowe S. Schools of Comparative Housing Research: From Convergence to Divergence // Housing Studies. 1998. Vol. 2. № 13 R. 161–176.
10. De Haan J., Van Der Wal E., De Vries P. The measurement of house prices: A review of the sale price appraisal ratio method // Journal of Economic and Social Measurement. 2009. Vol. 2-3. № 34. R. 51–86.
11. Dewilde C. What have ECHP and EU-SILC to contribute to the comparative study of housing? // Critical Housing Analysis. 2015. Vol. 2. № 2. R. 19–26.
12. Horsewood N. Demystifying Quantitative Methods in Comparative Housing Research: Dispelling the Myth of Black Magic // International Journal of Housing Policy. 2011. Vol. 4. № 11. R. 375–393.
13. Sharkey P., Faber J. W. Where, when, why, and for whom do residential contexts matter? Moving away from the dichotomous understanding of neighborhood effects // Annual Review of Sociology. 2013. № 40. R. 559–579.
14. Douglass M. The «new» Tokyo story: Restructuring space and the struggle for place in a world city (Book Chapter) / Japanese Cities. 2009. R. 83–119.
15. Gyimah S.O., Walters D., Phythian K.L. Ethnicity, immigration and housing wealth in Toronto // Canadian Journal of Urban Research. 2005. № 14(2), s. 338–363.
16. Flippen C. A. The spatial dynamics of stratification: Metropolitan context, population redistribution, and black and Hispanic homeownership // Demography. 2010. Vol. 4. № 47. R. 845–868.
17. Klaufus C. Dwelling as representation: Values of architecture in an Ecuadorian squatter settlement // Journal of Housing and the Built Environment. 2001, № 15(4). R. 341–365.
18. Fikfak A. Re-urbanisation of the apartment building-From the view of changes in the living culture // Geodetski Vestnik. 2007. № 51(2). R. 341–352.
19. Kim J. H. Amenity valuing differentiation in residential location choice among income groups: A stated preference approach // International Journal of Urban Sciences. 2006. № 10(1). R. 41-57.
20. Hauge A. L., Kolstad A. Dwelling as an expression of identity: A comparative study among residents in high-priced and low-priced neighbourhoods in Norway // Housing, Theory and Society. 2007. № 24. R. 272–292.
21. Palmer G. L. Examining the Effects of Scattered Site Supportive Housing on the Social and Economic Integration of Men Who Are Formerly Homeless and Primarily Black/African American // Journal of Black Studies. 2016. № 47(8). R. 846–868.
22. Zavisca J. R., Gerber T. P. The Socioeconomic, Demographic, and Political Effects of Housing in Comparative Perspective // Annual Review of Sociology. 2016. № 42, P. 347–367.
23. McConnell E. D. Hurdles or walls? Nativity, citizenship, legal status and Latino homeownership in Los Angeles // Social Science Research. 2015. № 53. P. 19–33.
24. McConnell E. D., Marcelli E. A. Buying into the American dream? Mexican immigrants, legal status, and homeownership in Los Angeles County // Social Science Quarterly. 2007. № 88(1). R. 199–221.
25. Burt M. R. Homelessness in the United States (Book Chapter) / International Encyclopedia of the Social & Behavioral Sciences: Second Edition, 2015. P. 159–162.
26. Solari C. D., Mare R. D. Housing crowding effects on children's wellbeing // Social Science Research. 2012. № 41(2). R. 464–476.
27. Nichols N., Braimoh J. Community Safety, Housing Precariousness and Processes of Exclusion: An Institutional Ethnography from the Standpoints of Youth in an «Unsafe» Urban Neighbourhood // Critical Sociology. 2018. № 44(1). R. 157–172.
28. Goldsmith P. R. Learning apart, living apart: How the racial and ethnic segregation of schools and colleges perpetuates residential segregation // Teachers College Record. 2010. № 112(6). R. 1602–1630.
29. Dwyer R. E. Expanding homes and increasing inequalities: U.S. housing development and the residential segregation of the affluent // Social Problems. 2007. № 54(1). R. 23–46.
30. Brown L. A., Chung S.-Y. Spatial segregation, segregation indices and the geographical perspective // Population, Space and Place, 2007. № 12(2). R. 125–143.
31. Flippen C. A. Residential segregation and minority home ownership // Social Science Research. 2001. № 30(3). R. 337–362.
32. Toft M. Enduring contexts: Segregation by affluence throughout the life course // Sociological Review. 2017. № 66. R. 645–664.
33. Ljunggren J., Andersen P. L. Vertical and horizontal segregation: Spatial class divisions in Oslo 1970–2003 // International Journal of Urban and Regional Research. 2015. № 39. R. 305–322.
34. Muñoz S. A look inside the struggle for housing in Buenos Aires, Argentina // Urban Geography. 2017. № 38(8). R. 1252–1269.
35. Thal A. Class Isolation and Affluent Americans’ Perception of Social Conditions // Political Behavior. 2017. № 39 (2). R. 401–424.
36. Flippen C. A. Racial and ethnic inequality in homeownership and housing equity // Sociological Quarterly. 2001. № 42(2). R. 121–149.
37. Roscigno V. J., Karafin D. L., Tester G. The complexities and processes of racial housing discrimination // Social Problems. 2009. № 56(1). R. 49–69.
38. Sharkey P. Stuck in place: Urban neighborhoods and the end of progress toward racial equality. Chicago, IL: The University of Chicago Press, 2013. 250 p.
39. Niriella N. C. Emerging social-spatial polarisation within the housing market in Colombo, Sri Lanka // Journal of Urban Regeneration and Renewal. 2017. № 11(2). R. 158–167.
40. Kell C. «Making things happen»: Literacy and agency in housing struggles in South Africa // Journal of Development Studies, 2008. № 44(6). R. 892–912.
41. Porter L. Transnational spaces: U.S. expatriates recreating home in Costa Rica // International Journal of Interdisciplinary Social Sciences. 2009. № 3(10). R. 217–223.
42. García F. A., Peralta M. D. P. Multifamily gated communities and their urban environment: A new symbolic geography in the city of Cali (Colombia) // Eure. 2016. № 42(126). R. 77–76.
43. Çavdar A. Building, Marketing and Living in an Islamic Gated Community: Novel Configurations of Class and Religion in Istanbul // International Journal of Urban and Regional Research. 2016. № 40 (3). R. 507–523.
44. Borsdorf A., Hildalgo R.,Vidal-Koppmann S. Social segregation and gated communities in Santiago de Chile and Buenos Aires. A comparison // Habitat International. 2016. № 54. R. 18–27.
45. Rex J., Moore R. Race. Community, and Conflict. Oxford: Oxford University Press, 1967.
46. Kolb K., Skopek N., Blossfeld H. P. The two dimensions of housing inequality in Europe are high home ownership rates an indicator of low housing values? // Comparative Population Studies. 2013. № 38(4), R. 1009–1041.
47. Hess D. B., Tammaru T., Leetmaa K. Ethnic differences in housing in post-Soviet Tartu, Estonia // Cities. 2012. № 29(5). R. 327–333.
48. Dwyer R. E. The McMansionization of America? Income stratification and the standard of living in housing, 1960-2000 // Research in Social Stratification and Mobility. 2009. № 27(4), R. 285–300.
49. Massey D. S. Categorically unequal: The American stratification system (Book), 2007. 319 r.; Krivo L.J., Kaufman R.L. Housing and wealth inequality: Racial-ethnic differences in home equity in the United States // Demography. 2004. № 41(3). R. 585–605.
50. Conley D. A room with a view or a room of one's own? Housing and social stratification // Sociological Forum. 2001. № 16(2). R. 263–280.
51. Ho D. W. L. The dilemma between class status and property // International Journal of Interdisciplinary Social and Community Studies. 2017. № 12(2). R. 25–33.
52. Zhu Y., Fu Q., Ren Q. Cross-city variations in housing outcomes in postreform China: An analysis of 2005 microcensus data // Chinese Sociological Review. 2014. № 46(3). R. 26–54.
53. Zhao W., Ge J. Dual institutional structure and housing inequality in transitional urban China // Research in Social Stratification and Mobility. 2014. № 37, R. 23–41.
54. Zuyun L., Xiaoping M. Housing stratification in urban China: A study based on a guangzhou household questionnaire survey // Social Sciences in China. 2012. № 33(4). R. 5–27.
55. Hu X., Kaplan D.H. The emergence of affluence in beijing: Residential social stratification in china's capital city // Urban Geography. 2001. № 22(1). R. 54–77.
56. Logan J. R., Bian Y., Bian F. Housing inequality in Urban China in the 1990s // International Journal of Urban and Regional Research. 1999. № 23(1). R. 7–25.
57. Chen J., Wu Y., Guo F., Wang H. Domestic property and housing class in contemporary urban China // Journal of Housing and the Built Environment. 2018. № 33(1). R. 91–109.
58. Huang Y., Li S.-M. Housing inequality, residential differentiation, and social stratification: Chinese cities in the early twenty-first century (Book Chapter) / Housing Inequality in Chinese Cities. 2014. P. 3–17.
59. Wu X., Zheng B. Household registration, urban status attainment, and social stratification in China // Research in Social Stratification and Mobility. 2018. № 53. R. 40–49.
60. Zavisca J. R. Housing the New Russia. Ithaca, NY: Cornell University Press. 2012. 264 r.
61. Meerovich M. G. Zhilishchnaya politika SSSR kak sredstvo sotsial'nogo upravleniya (1917–1941 gg.) // Sotsiologicheskie issledovaniya. 2014. № 1. S. 95–101.
62. Shkaratan O. I. Sotsial'no-ekonomicheskoe neravenstvo v sovremennom mire i stanovlenie novykh form sotsial'nogo rassloeniya v Rossii // Mir Rossii. 2018. № 2. S. 6–35.
63. Sotsial'naya stratifikatsiya sovremennogo rossiiskogo obshchestva: Analiticheskoe obozrenie / Otv. red. Belyaeva L.A. M.: Tsentr kompleksnykh sotsial'nykh issledovanii i marketinga, 1995. 90 s.
64. Zaslavskaya T. I. Sotsial'naya stratifikatsiya i differentsiatsiya dokhodov v Rossii // Vzaimosvyaz' sotsial'noi raboty i sotsial'noi politiki. M., 1997.
65. Il'in V. I. Sotsial'naya stratifikatsiya. Syktyvkar. 1991. 221 s.
66. Tikhonova N. E. Faktory sotsial'noi stratifikatsii v usloviyakh perekhoda k rynochnoi ekonomike: avtoref. dis. … d-ra sotsiol. nauk. M., 2000. 44 s.
67. Radaev V. V. Vlastnaya stratifikatsiya v sisteme sovetskogo tipa // Rubezh. 1991. № 1. S. 130–132.
68. Radaev V. V., Shkaratan O. I. Sotsial'naya stratifikatsiya. Uchebnik dlya vuzov. M.: Aspekt Press, 1996. 318 s.
69. Krotov P. P, Buravoi M., Lytkina T.S. Zhilishchnaya stratifikatsiya goroda: rynochnaya evolyutsiya sovetskoi modeli. Syktyvkar. Komi nauchnyi tsentr UrO RAN, 2003. 120 s.
70. Kornev N. R. Zhilishchnaya stratifikatsiya v tsentre Sankt-Peterburga // Sotsiologicheskie issledovaniya. 2005. № 6. S. 77–85.
71. Cherkashina T. Yu. Zhilishchnaya differentsiatsiya v postsovetskoi Rossii: institutsional'nyi i ekonomicheskii kontekst dinamiki zhilishchnykh grupp // EKO. 2018. Tom 48. № 3. S. 60–81.
72. Shomina E. S. Kvartiros''emshchiki — nashe «Zhilishchnoe men'shinstvo»: Rossiiskii i zarubezhnyi opyt razvitiya arendnogo zhil'ya. M.: izd. dom gos. Un-ta — vysshei shkoly ekonomiki, 2010. 364 s.
73. N. Kosareva, A. Tumanov. Ob otsenke dostupnosti zhil'ya v Rossii voprosy ekonomiki // Voprosy ekonomiki. 2007. № 7. S. 118–135.
74. Ptichnikova G. A. «Nespravedlivyi gorod»: gorodskoe prostranstvo kak otrazhenie obshchestvennykh otnoshenii // Sotsiologiya goroda. 2012. № 3. S. 47–55.
75. Problemnye aspekty razvitiya maloetazhnogo zhilishchnogo stroitel'stva Rossii: Monografiya / Pod obshchei red. V. S. Kazeikina i S. A. Baronina. M.: INFRA-M, 2011. 278 s.
76. Bessonova O. E., Krapchan S. G. Uchastie naseleniya v privatizatsii zhil'ya // Sotsiologicheskie issledovaniya. 1994. № 8–9. S. 27–40.
77. Grishanov V. I. Neravenstvo v dokhodakh i neravenstvo v kachestve zhil'ya / Zhilishchnyi vopros kak problema sotsial'noi politiki: sbornik / In-t mezhdunar. ekon. i polit. issled. RAN; red. T. V. Chubarova. Moskva.: IMEPI RAN, 2004. S. 78–92.
78. Edinaya klassifikatsiya proektov mnogokvartirnykh zhilykh novostroek po kachestvu (EKMZhN). M.: Rossiiskaya Gil'diya rieltorov, 2012.
79. Nurusheva A. M. Osobennosti sotsial'no-prostranstvennogo neravenstva v gorodskom landshafte Astany // Sotsiologicheskie issledovaniya. 2013. № 4. S. 89–94.
80. Sidorova O. S., Mosienko N. L. Rol' sotsial'no-prostranstvennoi segregatsii v formirovanii gorodskikh soobshchestv (na primere rynka zhiloi nedvizhimosti Novosibirska) // Sotsial'nye i prostranstvennye izmereniya sovremennogo megapolisa: materialy IX sotsiologicheskikh chtenii pamyati Valeriya Borisovicha Golofasta (1941–2004), 3–5 aprelya 2017 g. SPb.: Norma. 2017. S. 52–64.
81. Burdyak A. Ya. Obespechennost' zhil'em v postsovetskoi Rossii: neravenstvo i problema pokolenii // Zhurnal issledovanii sotsial'noi politiki. 2015. Tom 13. N 2. S. 273–288.
82. Iudin A. A., Shpilev D. A. Osnovnye problemy sovremennykh nemetskikh gorodov s tochki zreniya nemetskoi sotsiologii. Problemy razvitiya goroda // Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N. I. Lobachevskogo (NNGU). Seriya «Sotsial'nye nauki». 2009. № 4 (16). S. 69–77.
83. Häußermann H. Armut in der Großstadt. Die Stadtstruktur verstärkt soziale Ungleichheit // Informationen zur Raumentwicklung. 2003. H. 3/4. S. 147–159.
84. Samoilova N. A., Strizhakova O. N. «Bogatstvo» i «bednost'»: kontrasty polyarnykh prostranstv goroda (na primere Samary i Nizhnekamska) // Zhurnal sotsiologii i sotsial'noi antropologii. 2005. T. VIII. № 4. S. 58–68.
85. Puzanov A. S., Kosareva N. B., Polidi T. D., Tumanov A. A. Analiz izmenenii zhilishchnoi obespechennosti i vozmozhnostei uluchsheniya zhilishchnykh uslovii v period perekhoda k rynochnoi ekonomike // Uroven' zhizni naseleniya regionov Rossii. 2012. № 1. S. 29–41.
86. Belkina T. D. Zhil'e v Rossii: situatsiya i perspektivy // Problemy prognozirovaniya. 2013. №3. S. 101–116.