Идеологический базис механизмов продвижения политических интересов КНР в Бразилии и Аргентине в XXI веке

Селиванов Александр Павлович м.н.с. НИЛ "Моделирования социальных и политических процессов" ННГУ им. Н.И. Лобачевского. 603005, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, ул. Ульянова, 2, оф. Нижний Новгород Selivanov Alexander junior research scientist, Scientific research laboratory "Modelling of social and political processes" of Lobachevsky State University of Nizhni Novgorod 603005, Russia, Nizhegorodskaya oblast', g. Nizhnii Novgorod, ul. Ul'yanova, 2, of. Nizhnii Novgorod magnificoyguapo@gmail.com

Введение

Анализ предпринятых КНР шагов в сфере внешней политики в XXI веке позволяет заявить о важной роли Латиноамериканского региона в иерархии внешней политики КНР; здесь особое место занимает партнерство и взаимодействие КНР с такими региональными державами как Аргентина и Бразилия. Данные государства объективно можно признать лидерами латиноамериканского экономического и политического процесса, одними из крупнейших стран региона по численности населения, по ВВП и иным статистическим показателям. Прикладной анализ данных отношений является приоритетным для формирования комплексной геополитической карты современного мира, так как траектория их развития позволяет заявить о складывании принципиально новой оси партнерства «Китай-Латинская Америка», которая является частью масштабного процесса становления КНР как сверхдержавы.

В целом, проблематика данных отношений исследуется на недостаточном уровне. Вопрос сближения КНР с Аргентиной и Бразилией на сегодняшний день в научной среде принято рассматривать исключительно через призму анализа экономических показателей. Анализ политических механизмов часто остается вне поля зрения исследователей. Между тем, механизмы реализации внешнеполитических интересов КНР невозможно рассматривать в отрыве от идеологической составляющей внешней политики Китая, которая является «внутренним стержнем» и широко применяется как вспомогательный элемент в процессе становления КНР на политической арене определенного государства. Таким образом, возникает необходимость в анализе идеологической составляющей китайской внешней политики и ее соотношения с современными реалиями политической жизни Бразилии и Аргентины, который позволил бы наиболее полно установить внутреннее содержание стратегии политики Китая в отношении Аргентины и Бразилии. В некоторой степени проблематика идеологической составляющей китайской внешней политики раскрывается в работах В.В. Раднаевой, Д.С. Воропаева. Раскрытие идеологической компоненты в современной концепции «мультиполяризма» производится в работах Т. Грациани. Е.Н. Пашенцев уделяет значительное внимание тематике «стратегической коммуникации», которая имеет важное значение для понимания задач китайской внешней политики на современном этапе.

В данной статье предпринимается попытка анализа идеологической составляющей китайской внешней политики в Аргентине и Бразилии в контексте общей стратегии взаимодействия КНР с развивающимися странами. Анализу подвергается теория о том, что идеологическая платформа китайской политики в этих странах заключается в намеренном уходе от конкретизации заявлений, что соответствует традициям политической жизни Латинской Америки.

Базовые идеологические концепции внешней политики КНР и их проявления в ходе сотрудничества с развивающимися странами

Внешнеполитическая стратегия КНР основывается на базе внутренней идеологической составляющей, которая определяет во многих аспектах ее развитие; при этом, идеология в КНР подвергается крайне расширительным трактовкам в зависимости от конкретных потребностей конкретного периода. Это выделяет ее на фоне европейской и американской политики, которая привержена доктринам постоянства и, в целом, старается сохранить ту исходную конфигурацию блоков, которая сформировалась в 1990-х годах. Китайская внешняя политика строится таким образом, чтобы иметь возможность выхода на все траектории сотрудничества. Какие основополагающие политические течения формируют сегодняшнюю стратегию внешнеполитической экспансии КНР?

С теоретической точки зрения возможным является предположение о том, что политика КНР по отношению к странам Латинской Америки формировалась в русле синтеза традиционной китайской философской мысли и достижений западной политологии, социологии. Китайская внешняя политика с научной точки зрения является смешением большого количества разнообразных школ, нередко противоречащих друг другу в системообразующих вопросах. Так, важнейшей теорией, положенной в основание всего современного политического дискурса КНР, является теория маоизма; в свою очередь, маоизм по сути своей — это синтез марксизма-ленинизма и традиционной китайской философии конфуцианства.

Марксизм-ленинизм вольно обращается с основной целью марксизма – неизбежной сменой политического режима и установлением совершенно нового политического строя. Марксизм-ленинизм считает возможным передвигать дату наступления этого события в тех интересах, которые сопровождают текущую конъюнктуру; Конституция КНР 1982 года косвенно заявляет о возможности сотрудничества с некоммунистическими режимами и в целом не ставит вопрос формирования нового строя как основу политической повестки. Такого рода «откат назад» в прежде агрессивной риторике является важным показателем ориентации правительства Китая на конкретные внешнеполитические результаты.

Влияние конфуцианства может быть усмотрено в объективизации центральной власти как основного мерила общественной жизни и выстраивании четкой структуры власти, в которой действия индивидов и групп жестко подчинены интересам государства. Особо важной представляется роль конфуцианства в современной политической жизни Китая в связи с попытками возрождения школы политического конфуцианства в КНР. Ряд исследователей склонен воспринимать конфуцианство как квинтэссенцию китайской цивилизации и наиболее прямое выражение китайского менталитета; как основополагающую идею восстановления поруганной чести Китая после веков национального позора^[1].

Еще одной определяющей внутренней концепцией является «гуаньси» — система клановых связей, которые традиционно занимают господствующее положение в азиатской политической жизни. «Гуаньси» является частью традиционной для Китая системы почитания традиций и строгой иерархии^[2]. Духовные принципы безусловного подчинения ранжиру и стремления к дословному исполнению поставленных задач также определяют китайскую политическую жизнь. В китайской интерпретации они являются крайне универсальными и не меняются даже при коренной смене общественного устройства, ярчайшим примером которой является Революция 1949 года. Такого рода гибкость общественных устоев может служить дополнительным условием успеха адаптации китайского образа жизни по всему миру.

Идеологический базис, сформированный на основе традиционной китайской философии и жизни, показывает свою высокую эффективность в деле строительства китайской внешней политики. Находясь в центре процессов глобализации, современный Китай не теряет своего аутентичного образа, вбирая и осмысливая последние достижения зарубежной культуры и идеологии. Исследователи склонны оценивать современную китайскую культуру как мало склонную к замкнутости и этноцентричности, как способную к органической рецепции внешних элементов^[3]. Таким образом, «стержень» китайской идеологии является ее цементирующим фактором и во многом определяет ее положительное восприятие в самых широких кругах.

Затрагивая тему марксизма, необходимо упомянуть и о том, что в концепции китайской внешней политики в Латинской Америке достаточно четко прослеживается влияние тех теорий, что основываются на базе учений, вдохновленных постпозитивизмом. В контексте данной школы, необходимо выделить несколько разделов, наиболее точно характеризующих политику КНР в отношении Аргентины и Бразилии: к таковым можно причислить историческую социологию Манна и концепцию комплексной взаимозависимости Ная. Взаимосвязь государства и культуры, широкая взаимосвязь между акторами в разных странах ярко характеризуют ставку КНР на базовые цивилизационные принципы и культурное сотрудничество с рассматриваемыми странами, что весьма актуально в рамках данного исследования - оторванность двух сторон друг от друга в культурном аспекте должна быть преодолена; общность достигается, в том числе, за счет проведения параллелей исторического развития и эксплуатации имиджа пост-колониальных государств, объединенных целью восстановления справедливости и реализации национальных амбиций. Широко задействуется методология либерализма, что является весьма спорным фактом ввиду указанной выше марксистской ориентации китайского правительства. В политике КНР легко заметить черты неолиберализма — межправительственные организации являются одним из наиболее действенных способов реализации политических интересов КНР в рассматриваемых странах; через них часто осуществляется первоначальный контакт и дальнейшее внедрение в сложившиеся структуры управления региона.

Идеология как инструмент внешней политики весьма гибко используется Пекином для достижения внешнеполитических целей и выполнения внешнеполитических задач. Современная идеологическая модель КНР не может быть охарактеризована как однозначно социалистическая или левая: в стране активно развиваются институты частной собственности и предпринимательства, наличествует значительный разрыв в доходах различных групп населения, государственная пенсионная система не распространяется на все население страны и т.д. Вместе с тем, согласно Конституции, КНР является социалистической страной. Такого рода амбивалентность позволяет КНР гибко играть на политических настроениях в тех обществах, где планируется китайское присутствие.

Одной из главных особенностей китайской внешней политики остается тенденция Китая к использованию завуалированных выражений, касающихся описания внешнеполитических устремлений государства. Так, Итоговая Декларация саммита БРИК, состоявшегося в апреле 2010 года, подчеркнула приверженность Китая тенденции к установлению «равноправного, демократического и справедливого многополярного мирового порядка, основанного на международном праве, равенстве, взаимоуважении, сотрудничестве, согласованности действий и коллективном принятии решения всеми государствами» ^[4].

Демонстрируется подчеркнутая дистанция КНР со стремлением к гегемонии, доминированию - «Взлет и падение некоторых крупных мировых держав: экспансионизм ведет в никуда, гонка вооружений ведет в никуда; желание утвердить мировое господство ведет в никуда. Как однажды сказал Дэн Сяопин, если когда-нибудь Китай будет стремиться к гегемонии в мире, народы мира должны разоблачить это намерение, противодействовать ему и победить его. Мировая общественность может привлечь нас к ответственности» ^[5].

Риторика КНР в отношении сотрудничества с развивающимися странами наиболее полно была выражена во время проведения XVII съезда Коммунистической партии Китая в октябре 2007 года. Самыми содержательными пунктами доклада Ху Цзиньтао были следующие:

1. Приложить усилия по продвижению гармонического прогресса разных человеческих цивилизаций, причем главное – это уважение права каждой страны на самостоятельный выбор общественного строя и пути развития, и вести демократические консультации для регулирования возникающих противоречий

2. Ввиду того, что по мере его экономического роста энергопотребности «третьего мира» будут увеличиваться… не требовать от развивающихся стран снижения экологически недружественных выбросов в атмосферу <…> ^[6]

Такого рода высказывания Генерального секретаря КПК позволяют заявить о справедливости притязаний китайского государства на установление лидерства в отношении развивающихся государств и включение их в орбиту китайского влияния; вторую часть заявления можно расценить как недвусмысленную заинтересованность КНР в дальнейшем развитии тех отраслей экономики развивающихся стран, которые представляют наибольший интерес для китайской внешней торговли и китайского импорта (сырье, продукция металлургии, химическая продукция).

Таким образом, налицо несколько основных критериев китайской идеологической политики в отношении развивающихся стран:

1) Абстрагирование КНР от стран «развивающегося мира» с переводом Китая в позицию «наблюдателя» и координатора; выстраивание иерархии внутри системы «Север-Юг»

2) Использование традиционных для Запада шаблонов «содействия демократическому процессу»

3) Игнорирование системы блоков, сложившейся к XXI веку; апеллирование не к традиционным политическим конструкциям и союзам, а к необходимости создания новой системы.

На основе вышеперечисленного КНР образует дополнительный элемент становления политического присутствия в развивающихся странах. Важным направлением развития идеологической платформы в Китае является ее имплементация в структуру института стратегической коммуникации КНР. Стратегическая коммуникация, являясь вспомогательным механизмом публичной дипломатии, получает все большее развитие в процессе реализации внешнеполитических интересов Китая. Сотрудничество с развивающимися странами стало катализатором оформления института стратегической коммуникации, поскольку в реалиях идеологического вакуума развивающихся стран предлагаемая КНР модель развития находит благодатную почву. В контексте сотрудничества с Латинской Америкой стратегическая коммуникация КНР органически вступает в синтез с процессами «латиноамериканизации»^[7].

Затрагивая тематику стратегической коммуникации, необходимо отметить роль информационных процессов, которые являются определяющими для формирования общественных систем^[8]. Формирование общественного мнения и манипуляции общественным сознанием являются конечными целями применения аппарата идеологического влияния КНР. Такие манипуляции сознанием, хоть и основаны частично на китайских представлениях о искусстве речевой казуистики, подвергаются влиянию западных течений. Существует мнение, что внушение как тип социальной манипуляции сложился в обществе США на основе реформистских идей замены религиозных догматов общества на сугубо светские начала ^[9]

Идеологическая составляющая китайской внешней политики в ходе реализации внешнеполитических интересов в Бразилии и Аргентине

В процессе анализа отношений КНР с Бразилией и Аргентиной становится ясным то факт, что их развитие является частью уже упомянутого общего плана развития политического присутствия КНР в развивающихся странах. В 2008 году во время визита в Перу Ху Цзиньтао заявил: «Китай является самой большой развивающейся страной, Латинская Америка — самым большим развивающимся континентом. Более тесное сплочение является велением времени и требованием развития каждой из сторон» ^[10].

Охватывая тематику китайской политики в отношении Латинской Америки вообще и некоторых стран в частности, можно опираться на положения китайской «Белой книги». Редакция 2008 года включала большой раздел, посвященный именно этому региону. Согласно данному документу, цели китайской политики в Латинской Америке, это: достижение взаимного уважения, доверия и расширение согласованных позиций; опора на сильные стороны каждой из сторон для повышения уровня общего прогресса и рост взаимообмена; повышение уровня культурного и международного обмена на благо развития и прогресса человеческой цивилизации. Также КНР настаивает на соблюдении принципа «Единого Китая» в установлении и развитии данных отношений ^[11].

Достаточно расплывчатые формулировки являются ответом Китая на господствующую в политической жизни Аргентины и Бразилии тенденцию к отсутствию всякой определенности политических платформ и движений. Корни этого явления следует искать в эволюции политического процесса данных стран в течение XX века, равно как и в особенностях общественной жизни. Стремление КНР избежать однозначности высказываний является верной стратегией в данном регионе, где традиционно силен популизм.

Обозревая политическую жизнь Аргентины с начала XXI века, легко отметить, что во многом ее нынешняя политическая ориентация определена доктриной так называемого «перонизма». Возникший в 1940-х годах, он связан с фигурой аргентинского президента Хуана Доминго Перона и его жены, Эвитой Перон (ее роль велика в организации феминистского крыла Перонистской партии). Перонизм – это политическое движение, включающее в себя множество элементов социализма, либерализма, христианско-демократического учения и радикализма. Сам же Перон вкладывал в определение «перонизм» также доктрину, названную им «Justicialismo», что является вариантом слова «справедливость»; на выступлении в Законодательной Ассамблее Аргентины в 1952 году Перон заявил, что движение «создано как третья идеологическая платформа, призванная освободить нас от капитализма без ухода в объятья коллективизма» ^[12]. Принципы «перонизма» были изложены самим Пероном в 1950 году под обозначением «20 перонистских истин». Наиболее важными для нас принципами можно считать: 1) Перонизм исходит сугубо из народа; политика антинародна и, соответственно, не является перонистской. 2) В перонизме есть только один класс людей — люди, которые работают. 3) Две стороны Перонизма – это социальная справедливость и социальная помощь.

«Justicialismo», названный Пероном «новой философией жизни», провозглашал равенство прав индивида и прав общества, капитал ставил на службу процветания общества ^[13].

Таким образом, аргентинский «перонизм» имеет некоторую схожесть с китайским «социализмом с китайской спецификой» в плане попытки сочетания разноплановых политических платформ и учений. Важно то, что в XXI веке в Аргентине «перонизм» был политической основой всех администраций президента вплоть до Макри: Эдуардо Дуальде (2002-2003), Нестора Киршнера (2003-2007), Кристины Киршнер (2007-2015). Этому факту можно частично приписать успех китайско-аргентинских взаимоотношений в XXI веке. Действующий президент Аргентины, Маурисио Макри, также является лидером партии «Национальное предложение». Макри известен одобрением неолиберализма и попыткой совместить различные политические платформы в рамках catch-all партии ^[14].

Бразильская политическая жизнь XXI века характеризовалась также смешением политической платформы партий, президенты от которых оказывались во главе страны; с другой стороны, преемственность власти разворачивала политический курс после каждых президентских выборов. Президент Кардосу (1995-2002) принадлежал к Социал-демократической партии Бразилии, чья программа основывалась на традициях фабианства и социал-демократии с элементами «третьего пути» ^[15]. Президенты Луис Инасиу Лула да Силва (2003-2010) и Дилма Вана да Силва Русефф (2010-2015) принадлежали к Рабочей партии (Partido dos Trabalhadores). Данная партия известна традициями сотрудничества с социалистическими странами и социалистическими движениями начиная с 1980-х годов, и в целом придерживается позиций «чистого» социализма в понимании своих членов. Уставные документы партии определяют ее как «марксистскую», но с элементами синдикализма и корпоративизма; в экономической сфере партия следовала скорее капиталистическим установкам; некоторые исследователи сравнивают экономическую политику да Силвы с НЭП. Президентство да Силвы и Русефф было отмечено громкими коррупционными скандалами, что отражает тенденцию партии к росту бюрократизма. Действующий президент Мишел Темер (с 2015 года) является членом Партии демократического движения Бразилии, чья политическая платформа характеризуется сочетанием популизма («борьба за интересы масс маргиналов и изгоев»), catch-all партии и традиционного для Латинской Америки «третьего пути» ^[16]. В марте 2016 года партия вышла из коалиции с Рабочей партией ^[17].

Приведенный выше анализ политических платформ правящих в разные периоды партий Бразилии и Аргентины призван выявить тенденции политического развития этих стран, на основании которых КНР выстраивала модель отношений с ними в XXI веке. В целом, смена политических приоритетов и установок слабо влияла на взаимоотношения КНР, Бразилии и Аргентины. Будто то «перонизм» Киршнер или синдикализм Лула да Силвы, заинтересованность КНР в Латинской Америке и заинтересованность Латинской Америки в КНР была неизменным явлением. Установить такую зависимость можно по количеству визитов на высшем уровне. К примеру, в период 2004-2009 гг. президент Бразилии Лула да Силва совершил две поездки в КНР — в 2004 г. и 2009 г.; в 2004 г. и 2010 г. Председатель КНР Ху Цзиньтао совершил визиты в Бразилию; в период 2008-2009 гг. на разных площадках совершались официальные встречи Ху Цзиньтао и Лула да Силва. Апрель 2011 года был отмечен визитом Дилмы Русефф в КНР — а уже в ноябре 2011 года Председатель КНР и Президент Бразилии встретились в Каннах. Аналогичным образом прослеживается стабильность и в отношениях с Аргентиной: в период 2000-2010 гг. визиты в КНР совершали президенты де ла Руа, Нестор Киршнер, Кристина Киршнер; Председатели Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао приезжали в Аргентину в 2001 и 2004 гг. соответственно.

Как четко следует из приведенного выше списка, КНР удавалось выдержать баланс в отношениях с рассматриваемыми странами вне зависимости от господствующего политического движения. Это является заслугой как непосредственно китайской дипломатии, так и внутренней конъюнктурой в Бразилии и Аргентине. Для политической жизни Латинской Америке характерно описание catch-all, то есть попыток уложить максимальное количество идей в программу партии с целью привлечения как можно большего количества избирателей. Политика в Латинской Америке часто отличается крайней степенью популизма. Роль играет и радикализм населения — государственные перевороты и герилья здесь являются частыми спутниками политической жизни. Бразильская и аргентинская власть также находится под влиянием фабианства и социалистических идей вообще – это обусловлено историческим развитием обеих стран в контексте долгого периода военных диктатур. Попытки совместить все идеологии в рамках одной политической программы также могут быть продиктованы желанием повысить уровень доверия со стороны максимального количества зарубежных партнеров. Для КНР такая неопределенность и аморфность крайне выгодны: за счет сопоставления привычного для современного Китая смешения социализма с капитализмом и бразильского/аргентинского курса КНР получает возможность обретения больших политических и экономических выгод. Дополнительно: отсутствие единого понимания целей и позиций партии ведет к малой вероятности организации организованного сопротивления внутри правящей партии в отношении каких-либо конкретных инициатив. Таким образом, возможная антикитайская риторика внутри правящей партии имеет мало шансов на успешное развитие и существование.

В итоге, можно сделать следующие выводы относительно общих параметров сотрудничества КНР, Бразилии и Аргентины в XXI веке, а также методов и стремлений китайской стороны в этом процессе. Китайская политика в отношении Латинской Америки четко закреплена рядом основополагающих документов, которые закладывают базис китайского входа в общественную жизнь латиноамериканского региона (это, прежде всего, Белая Книга КНР 2008 года). Доктринально китайская позиция выражается в материалах съездов КПК и соответствующих докладах Председателей. Риторика китайских руководителей отличается наличием большого количества недомолвок и иносказательных оборотов; упор делается на общность исторического и политического развития, на совместное противостояние империализму и гегемонии. Экономическая политика КНР в отношении стран «третьего» мира служит взаимным дополнением публичной дипломатии: в целом можно сказать, что приоритет развития политического диалога определен, во многом, экономическими интересами, которые преследует КНР в определенной стране. Китайская сторона активно пользуется несовершенством политических систем рассматриваемых государств и играет на чувствах как руководителей, так и простых граждан-избирателей. Руководство КНР также, с помощью большого количества различных организаций экономического и культурного профиля внутри Бразилии и Аргентины имеет возможность получать информацию о состоянии бразильско-аргентинских отношений из первых рук. Неизбежное соперничество этих стран в региональных рамках также используется КНР в своих интересах. Несмотря на внезапную смену правительства в Бразилии и Аргентине в ходе 2015-2016 гг., китайская дипломатия не понесла существенных потерь в регионе и продолжает активное развитие.

Стоит также обратить внимание на характер отношений между Бразилией и Аргентиной на данном этапе, поскольку данный параметр имеет самое непосредственно отношение к успеху китайской политики в этом регионе. Несмотря на периодически возникающие разногласия по ряду вопросов (в массе своей, экономического характера), существующие отношения, по мнению ряда исследователей, находятся «на пике». Косвенным подтверждением тому может служить тот факт, что первый зарубежный визит президента Русефф после избрания в 2011 году был предпринят именно в Аргентину. Аргентина и Бразилия поддерживают партнерство в сфере оборонной промышленности. Совместные космические программы также являются важным пунктом сотрудничества: в 2007 году с полигона Баррейра ду Инферну в Бразилии была запущена ракета-носитель, несущая на себе исследовательское оборудование обеих стран для совместного изучения космического пространства. Бразилия и Аргентина с 1991 года проводят работы в рамках Бразильско-аргентинского Агентства по учету и контролю за ядерными материалами (ABACC). Это единственная в мире двусторонняя организация, занимающаяся контролем за мирным использованием ядерных материалов ^[18]. Стоит упомянуть и о том, что Бразилия — крупнейший импортер и экспортер для Аргентины, а также крупнейший инвестор в аргентинскую экономику. Партнерство в рамках Меркосур также укрепляет каркас двусторонних отношений.

Данный параметр важен в контексте отсутствия у двух стран на текущем этапе серьезных внешнеполитических разногласий. В свою очередь, партнерство на двухстороннем уровне оказывает поддержку внутренней устойчивости государств. Трехстороннее сотрудничество в формате Бразилия-Аргентина-Китай является крайне выгодным именно для китайской стороны как средство консолидации двух наиболее важных игроков политической жизни Южной Америки в составе «единого фронта». Поддерживая баланс в Южной Америке, КНР создает стабильную базу для развития собственного политического присутствия и выходит на те позиции, которые были утрачены США.

Для КНР вопрос партнерства с Бразилией ставится выше, чем партнерства с Аргентиной. Помимо совершенно объективных показателей (объем инвестиций, количество совместных проектов), доктринально такая позиция подкрепляется рядом высказываний государственных чиновников КНР высшего ранга, что озвучивается на протяжении многих лет. В 1993 году Чжу Жунцзи, директор Народного Банка Китая, заявил, что Китай и Бразилия обладают необходимым потенциалом для формирования в своем лице базиса «нового мирового порядка». Позже в этом году, во время визита Цзян Цземина, он подтвердил тот факт, что Китай и Бразилия обладают необходимым потенциалом для поддержания порядка, стабильности и суверенитета в рамках международного сообщества. Такого рода высказывания не встречаются в риторике Китая, когда речь заходит о Аргентине.

Заключение

Таким образом, можно заявить, что идеологическая база китайской внешней политики в Бразилии и Аргентине является как ее внутренней основой, так и одним из механизмов влияния на политическую жизнь в этих странах. Являясь продолжением общей внешнеполитической концепции КНР в мире, она органично воспринимает особенности локального политического процесса; не вступает в конфронтацию, а образует устойчивую связь. Использование параллелей исторического развития, манипулирование антиглобалистскими настроениями в обществе, упор на общность интересов народа в борьбе за абстрактную «социальную справедливость» - именно эти подходы отличают подход к идеологическому влиянию Китая в Аргентине и Бразилии. Органичная рецепция социалистической риторики вкупе с традиционным для капитализма обращением к интересам процветания общества стала базой успешной внешней политики КНР. Успех китайского сотрудничества с Бразилией и Аргентиной стоит связывать, кроме всего прочего, именно с удачно выстроенным идеологическим базисом внешней политики КНР.