Динамический баланс региональных подсистем Западного полушария: панамериканизм и латиноамериканизм

Чеботарев Юрий Анатольевич аспирант, кафедра Прикладного анализа международных проблем, Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный институт международных отношений (университет) Министерства иностранных дел Российской Федерации» 109383, Россия, г. Москва, ул. Шоссейная, 39 к.1, кв. 13 Chebotarev Yury Anatolyevich Post-graduate student, the department of Applied Analysis of International Problems, Moscow State Institute of International Relations is an academic institution of the Ministry of Foreign Affairs of Russia 109383, Russia, g. Moscow, ul. Shosseinaya, 39 k.1, kv. 13 taarbas@mail.ru Другие публикации этого автора

Политическая жизнь Западного полушария исторически проистекает в эндемичных условиях. Географическая отдалённость Северной, Центральной и Южной Америк и Карибского бассейна от иных политических, экономических и цивилизационных центров оказала на эти регионы определяющий эффект. Особенности этого положения не отменяют фундаментальных законов международных процессов для стран Западного полушария, но остаются достаточно значимыми, чтобы говорить об уникальности сложившихся в нём закономерностей и необходимости их рассмотрения; о невозможности оценки ситуации в них на основе отвлечённых от реалий региона умозрительных концепций. Безусловно, понимание данных эндемичных закономерностей необходимо для формирования отвечающих реальности заключений и понимания жизни региона.

Главной чертой геополитической системы Западного полушария является наличие единственной страны–гегемона, обладающей несопоставимыми возможностями и потенциалом — Соединённых штатов Америки. Само по себе наличие единого центра силы отнюдь не уникально – напротив, существование такового практически необходимо для формирования стабильной региональной системы. Большинство региональных систем, как правило, формируется в условиях, напоминающих соревновательные: подсистемы формируются вокруг держав, способных стать центральными для окружающих стран благодаря своей силе и влиянию. Однако системообразующие державы обычно не являются единственными и безальтернативными гегемонами; страны региональной подсистемы сохраняют контакты с иными державами, что приводит к борьбе за влияние над ними. Северная, Центральная и Южная Америки и Карибский бассейн, тем временем, изолированы от альтернативных США центров силы.

Вторым аспектом ситуации является размер условного региона Западного полушария (термин, часто применяющийся американскими специалистами) и отдалённость гегемона от большинства остальных стран-членов системы, в связи с которым в качестве «региона» как такового многими исследователями оно не рассматривается. На практике это приводит к «субрегиональному самоуправлению» и вычленению из общего Западного полушария более конкретной региональной подсистемы Латинской Америки, и субрегионов внутри неё — что является второй причиной, по которой Западное полушарие редко воспринимается в качестве целостной региональной системы.

Подсистема Латинской Америки является географически протяжённой, включая в себя страны от Мексики до Аргентины и Чили. Среди стран Центральной и Южной Америки и Карибского бассейна отсутствуют державы, способные стать политическим и экономическим центром для всех столь отдалённых стран. Традиционно региональные подсистемы возникают благодаря наличию способной стать её ядром страны, становящейся региональной державой; в Латинской Америке наблюдается скорее сеть субрегионов и локальных центров силы, не оказывающих влияния на более отдалённые страны. Следует отметить, что в Латинской Америке присутствуют страны с большим потенциалом расширения своих лидерских позиций до общерегиональных: таковыми являются Бразилия, Аргентина, Чили, Венесуэла, Мексика. Однако эти возможности остаются малореализованными, и на практике эти страны являются лишь субрегиональными центрами влияния, в то время как Латинская Америка не имеет лидера из числа стран-членов подсистемы.

Таким образом, в Западном полушарии сложилась специфичная ситуация. Латинская Америка обладает признаками региональной подсистемы, однако не имеет лидера, однако ярко выраженный лидер присутствует для всего Западного полушария в лице США. Эта ситуация не является образцом стабильности, что неизбежно приводит к метаморфозам политического поля Западного полушария под влиянием этих обстоятельств.

Для понимания этих метаморфоз необходимо рассмотреть причины, обуславливающие сложившиеся форматы региональных процессов. Эти причины достаточно хорошо исследованы и задокументированы для того, чтобы говорить о них с достаточной уверенностью; ясности способствует и сравнительная историческая «молодость» всех стран Западного полушария как независимых, самостоятельных государств — первые независимые страны в нём возникли в конце XVIII – начале XIX вв. Представляется необходимым привести короткое ретроспективное описание развития межгосударственных отношений между ними.

Все государства Западного полушария получили независимость в борьбе против европейских колониальных держав. От колониального прошлого они унаследовали единство языка и этническую, культурную и религиозную гомогенность (англоязычные протестанты с малой долей французских колонистов и испано– и португалоязычные католики соответственно), а также экспортноориентированную структуру экономики, основанную на плантаторском капитализме. После освобождения североамериканские колонии Британии успешно объединились, создав Соединённые штаты Америки, в то время как попытка создания постколониальной конфедерации в Латинской Америке по предложению С. Боливара провалилась. Впоследствии США меньше страдали от конфликтов за передел территорий бывших колоний и более успешно внедряли достижения прогресса XIX в., нежели латиноамериканские страны. Уже в 1823 г. возникла т.н. «доктрина Монро», заключавшаяся в объявлении всего Западного полушария зоной без присутствия европейских держав, что де–факто подразумевало примат в нём интересов США. Эта идея изначально была позитивно воспринята в Латинской Америке как концепция защиты полушария от колониальных притязаний и отчасти послужила основой для создания в 1890 г. Международного союза американских республик, консультативной панамериканской организации. Со временем разрыв между США и остальными странами Америк лишь увеличивался, в связи с чем многие из них начали переориентироваться на торговые связи с Соединёнными Штатами как новым экономическим центром. В 1936 г. латиноамериканские страны предложили преобразовать Международный союз американских республик в «аналог Лиги Наций для Америк», что было окончательно осуществлено к 1948 г. с подписанием Межамериканского договора о взаимной помощи – фактически оборонного союза — и переформирования МСАР в Организацию американских государств (ОАГ) ^[17]. Однако США к тому времени стали воспринимать страны полушария как «задний двор» и зону господства как своих государственных интересов, так и частных компаний, зачастую не считаясь ни с какими иными интересами и считая себя вправе навязывать государствам Латинской Америки свою волю. Это обусловило однобокость ОАГ с её принципами «распространения демократии» и лояльности центру в регионе и сохранения его открытости корпорациям США ^{[31, 33]}.

Латиноамериканские страны не были удовлетворены этим и в 1960 г. создали Латиноамериканскую ассоциацию свободной торговли; в её рамках быстро сформировалось две субрегиональных группы приоритетных контактов, впоследствии ставшие Андским сообществом наций и Общим рынком стран Южного Конуса (Меркосур) ^[21]. Центральноамериканские страны уже в 1950 гг. начали активную работу над сетью субрегиональных организаций, однако в 1960–70 гг. Центральную Америку в особой степени и Латинскую Америку в целом охватил период кризисов и внутренних конфликтов, парализовавших центральноамериканскую интеграцию и серьёзно замедлив работу над остальными проектами. США после революции на Кубе в 1959 г. активизировали вмешательство в Латинской Америке, опасаясь потерять своё доминирование и прибыль американских корпораций; Вашингтон открыто и втайне поддерживал и организовывал перевороты и вооружённые движения в странах региона и совершил ряд прямых интервенций. ОАГ, находясь под доминированием США, была малоэффективна в этой ситуации. В 1980х гг. в ряде стран кризисные явления спали, а праворадикальные и военно-диктаторские правительства, дружественные США, начали терять власть и меняться на более суверенистские. Это стало толчком к возобновлению более активной региональной деятельности, знаковой вехой которой стала успешная инициатива самих латиноамериканских стран по разрешению центральноамериканских конфликтов в обход заблокированной ОАГ — Контадорская группа ^[36].

В 1990 гг. импульс латиноамериканского регионализма продолжился — именно тогда был официально сформирован Меркосур и приняло свою нынешнюю форму АСН. Новый импульс был придан и «проекту Западного полушария»: формирование Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА) дало толчок идее пойти дальше и создать её «межамериканскую» версию. Латиноамериканские страны, изначально отнесясь к идее положительно, оказались разочарованы нежеланием США идти на компромиссы и однобоким навязыванием условий и критериев вступления в проект системы, в результате чего переговоры остановились и к началу 2000 гг. были полностью прекращены. Тем временем латиноамериканские огранизации лишь активизировались, создав экономически интегрированные субрегионы андских стран в АСН, стран «Южного конуса» (Бразилии, Аргентины, Уругвая и Парагвая) в Меркосур, тесно взаимосвязанной Центральноамериканской интеграционной системы (ЦАИС) и Карибского бассейна в формате Карибского сообщества (КАРИКОМ) ^{[15, 18, 24, 37]}.

В 2000е гг. тенденция латиноамериканизма лишь усилилась: разочарование в неолиберальной политике привело к переходу власти в большинстве стран региона к социалистически и суверенно настроенным силам, в чьи приоритеты входило укрепление Латинской Америки как самостоятельного региона. Венесуэла под руководством У. Чавеса учредила блок «Боливарианская альтернатива для народов нашей Америки» — Боливарианский альянс (АЛБА), первый прямо противопоставленный панамериканизму и США интеграционный проект, и систему Петрокарибе для льготного снабжения малых стран Карибского бассейна венесуэльскими углеводородами и снижения их экономической зависимости от США. В то время как США переориентировались на Ближний Восток и панамериканские идеи отошли на второй план с провалом межамериканских саммитов в начале 2000х гг., латиноамериканские организации продолжили развиваться. Знаковыми достижениями в латиноамериканской регионализации стали последовательное создание Союза южноамериканских наций (УНАСУР) на протяжении второй половины первой декады XXI века в процессе сближения АСН и Меркосур и стремления объединить в рамках единого многоуровневого проекта весь южноамериканский континент, и учреждение в 2010 г. Сообщества стран Латинской Америки и Карибского бассейна (СЕЛАК) – нестандартного и специфичного проекта преобразования консультативной пан–южноамериканской и пан–центральноамериканской Группы Рио, наследницы Контадорского процесса, в пан–латиноамериканскую организацию с поддержкой Карибского сообщества, ставшей для региона перспективной асимметричной альтернативой для ОАГ благодаря отсутствию в нём США ^[16].

Конец 2000х – начало 2010х гг., однако, ознаменовался началом мирового финансового кризиса и нестабильностью мирового рынка, серьёзно пошатнувшего благосостояние большинства стран региона. Падение цен на углеводороды и иные экспортные статьи Латинской Америки совпало с чередой болезней и смертей глав одних стран-лидеров региона (Н. Киршнер в 2010 г., У. Чавес в 2013 г.) и отставок и переворотов в других (перевороты в Гондурасе в 2009 и Парагвае в 2011 гг., импичмент Д. Руссефф в Бразилии в 2016 г.) Экономические последствия волатильности, приведшие к бюджетным дисбалансам, оказали серьёзное влияние на политическую жизнь Бразилии и Аргентины и антиправительственные волнения в Венесуэле, длящиеся с 2013 г. по сей день. Усложнившиеся условия вынудили страны региона сконцентрироваться на внутренних проблемах, что вновь замедлило развитие региональных интеграционных и межгосударственных инициатив. Однако в то же время администрация США начала выстраивать глобальные торговые блоки Трансатлантического и Транстихоокеанского партнёрства; на последнюю инициативу положительно отреагировали Чили, Перу, Колумбия и Мексика, создав в 2012 г. Тихоокеанский альянс — торговую интеграционную организацию с приоритетностью товарного обмена с внерегиональными игроками, особенно азиатскими странами и США, а не с иными латиноамериканскими странами, поскольку именно внерегиональный экспорт является для этих государств основным ^{[16, 27]}.

В последние несколько лет, помимо тенденции к замедлению латиноамериканского интеграционного импульса, наблюдается также возвращение внимания США к региону. Уже с 2009 г. США вновь начали вмешиваться в политику латиноамериканских стран, поддержав переворот в Гондурасе, но особенную активность Соединённые Штаты развили в 2013–2014 гг., оказав поддержку оппозиционным силам и кандидатам в Аргентине, Бразилии и других странах, и антиправительственным группировкам в Венесуэле. После перехода власти к группам и лицам, предпочтительным США, центром их внимания стала Венесуэла; под началом США, но без официального прямого их участия, Канада и большинство латиноамериканских стран, не входящих в АЛБА, создали в 2017 г. «Группу Лимы», поддерживающую позицию США в осуждении правительства Венесуэлы и желательности перехода власти к дружественной Соединённым Штатам оппозиции. Кризис в Венесуэле и нестабильность обстановки в латиноамериканском регионе продолжаются.

Изложенная ретроспектива многогранна, однако из неё становятся очевидными несколько ключевых фактов.

Во–первых, ясной становится принципиальная коренная неизменность и закономерность происходящих событий. Будучи обусловленной дисбалансами и решениями, принятыми в начале истории государств Западного полушария, сложившаяся ситуация укоренилась и со временем претерпевала лишь частичные изменения. Налицо устойчивый макрорегиональный баланс, основанный на объективных, малоизменяющихся факторах.

Во–вторых, стремление к регионализации является постоянной чертой межгосударственных отношений в Западном полушарии в целом и Латинской Америке в частности. Как панамериканское видение полушария, так и латиноамериканистская концепция возникли в одно и то же время и развивались параллельно. Вплоть до конца ХХ в. периоды как стагнации, так и ускоренного развития региональных инициатив и межгосударственных объединений панамериканского и латиноамериканистского толка совпадали. Страны полушария продолжают участвовать в организациях обоих видов; исключением из общей многовекторности является только блок АЛБА и сами США. В целом латиноамериканские государства не воспринимают перспективы панамериканского и латиноамериканского сотрудничества как взаимоисключающие, а Соединённые Штаты, в свою очередь, не считают их угрозой панамериканскому видению макрорегиона.

В–третьих, налицо различная природа панамериканских и латиноамериканских идей в контексте их реализации и форматирования пространства. Панамериканизм существует в основном как идея политической структуризации и следования стран полушария в фарватере Вашингтона, в то время как идея интеграционных объединений с Латинской Америкой на практике мало интересует США; проект Межамериканской зоны свободной торговли был во многом экспериментальным и не получил развития из-за категоричности условий США для латиноамериканских стран, в связи с которой лишь отдельные страны региона (в особенности Мексика и Колумбия) были согласны на них. Широкое согласие большинства латиноамериканских государств на интеграцию на односторонних условиях США практически невозможно; Соединённые Штаты, в свою очередь, полностью удовлетворены открытостью стран региона торговле со своими компаниями и соответствием их политики своим интересам, в связи с чем существование Организации американских государств остаётся для них достаточным. Латиноамериканистские же организации, исповедуя интересы объединения региона для укрепления его позиций относительно внешних игроков, отдают приоритет именно интеграционным организациям, а также проектам регионализации и создания механизмов взаимодействия и способствования этим организациям, укрепления регионализма как такового. Это способствует созданию широкой сети субрегиональных и региональных организаций, вместе образующих взаимосвязанную систему.

В–четвёртых, исторически подтверждается наличие проблемы лидерства в Латинской Америке и её способности сохранять самостоятельность относительно США. В то время как латиноамериканские страны не отказываются от самостоятельных политических приоритетов и на протяжении всей своей истории продолжают реализовывать свои суверенные интересы так, как они их понимают, они остаются уязвимы перед давлением со стороны США, направленным на изменение их политики. Баланс сил в отношениях как отдельных стран, так и всего региона, с Соединёнными Штатами исторически асимметричен — попытки открыто противостоять воле США приводят к тяжёлым кризисам, политике блокады и созданию режима изоляции со стороны Вашингтона, сопровождающейся попытками свержения неугодного правительства, спонсированием внутренних сил, настроенных на компромисс с США, и возможностью прямых интервенций. Соединённые Штаты продолжают воспринимать всё Западное полушарие как свой «задний двор», который должен оставаться открытым для их экономических интересов и, по возможности, закрытым для внерегиональных сил; в связи с этим политика диверсификации внерегиональных экономических и политических связей негативно воспринимается Вашингтоном, и страны, проводящие её, попадают в списки неугодных режимов. В свою очередь, латиноамериканские страны имеют мало возможностей что-либо противопоставить вмешательству США в их внутреннюю и внешнюю политику и объективно неспособны самостоятельно сопротивляться силовым акциям несопоставимо более сильного северного соседа; успешные попытки сопротивления вредным для Латинской Америки интересам США становятся знаковыми событиями (Куба, Контадорский процесс разрешения центральноамериканского конфликта, Венесуэла). В результате наблюдается парадоксальная ситуация, в которой де-факто США становится системообразующим центром как для собственного видения Западного полушария как «своей» макросистемы, так и для латиноамериканской подсистемы, для которой определяющими являются вопросы влияния США и позиции государств и блоков относительно него, согласие на принятие их интересов и сотрудничество с Вашингтоном либо сопротивление ему. Совпадение либо несовпадение целей стран Латинской Америки и США зачастую становится решающим фактором в способности последних расчитывать на развитие и интеграцию без вмешательств и препятствий, несмотря на то, что США не входят в латиноамериканскую региональную подсистему.

Из данных наблюдений следует один общий вывод: межгосударственное поле Западного полушария существует в условиях динамического баланса между отчасти сосуществующими, отчасти взаимно противоречащими проектами региональной организации, состояние которого определяет многие аспекты политической обстановки в регионе. Некоторые исследователи квалифицируют процессы в Латинской Америке как цикличные и говорят о фазах сменяющего друг друга панамериканизма и латиноамериканизма, однако наблюдаемые динамики и закономерности не образуют цикла в традиционном смысле слова — отсутствует переход между состояниями по причинам, заложенным в фазах цикла, которые формируют причинно–следственный повторяющийся круг. Вместо этого идеи как панамериканизма, так и латиноамериканизма, а также их претворение в жизнь, на протяжении всей их истории проходили фазы ускорения и замедления развития практически одновременно; основной импульс они получали в периоды стабилизации глобальной обстановки и мирового рынка, подобные окончанию Второй Мировой войны и мировому рыночному буму конца 1980х–1990х гг. Периоды стагнации и замедленного развития как панамериканских, так и латиноамериканских организаций, тем временем, имели место как во время интервенций США и установления праворадикальных диктатур и военных хунт в Латинской Америке, так и не имеющих отношения к Латинской Америке как таковой кризисных явлений, таких как экономические кризисы конца 1990х–начала 2000х гг. и 2007–2009 гг.

Стоит отметить, что в 1990е гг. динамика процессов развития панамериканизма и латиноамериканизма несколько изменилась в связи с провалом проекта Межамериканской зоны свободной торговли и заморозкой панамериканского вектора при одновременном расцвете латиноамериканского регионализма без участия США, факт чего придал ему внешний облик, напоминающий цикличность; эта тенденция продолжилась в 2010 гг. с возвращением в США традиционного внимания к латиноамериканскому региону после неудач на Ближнем Востоке в условиях замедления латиноамериканской интеграции в связи с ухудшившимся экономическим положением и внутриполитической нестабильностью. Однако эта кажущаяся цикличность на деле является совпадением, поскольку причины этих событий не лежат в логике происходящих региональных процессов: помимо острой реакции США на кубинскую революцию 1959 г., ни одно из событий, поведших за собой ускорение или замедление развития как панамериканских, так и латиноамериканских инициатив, не было результатом внутрирегиональных закономерностей. Все они были вызваны внешними явлениями, происходящими в Европе, на Ближнем Востоке или в целом носившими глобальный характер; изменения в динамике развития межгосударственной структуризации в Западном полушарии в целом происходили явились фактически их побочным эффектом. Таким образом, как панамериканские, так и латиноамериканские проекты существуют не в условиях «игры с нулевой суммой», а в зависимом положении от глобальных процессов, затрагивающих мировой рынок или положение США — фактического регионального центра — и имеющих эффект на благосостояние стран региона посредством активизации или спада на мировом рынке или политические приоритеты Вашингтона, остающиеся во всём полушарии доминирующими.

На практике ход развития как панамериканизма, так и латиноамериканизма сильно зависит от политики США. Латиноамериканизм в его наиболее распространённой версии не противоречит интересам США в регионе, поскольку он принимает образ экономической интеграции стран для более эффективной внешней торговли, мало влияющей на позиции североамериканских компаний, и не противопоставляется влиянию Вашингтона на эти страны, существуя как бы параллельно этому измерению политики. Показательна в данном аспекте негативная реакция США на деятельность АЛБА и в особенности её идейного лидера, Венесуэлы — идеология АЛБА является более радикальной версией латиноамериканизма, стремясь воплотить видение С. Боливара и создать сообщество латиноамериканских стран, чтобы дать отпор любому внешнему влиянию, в том числе Соединённым Штатам. Сегодня, возвращаясь в латиноамериканский регион, США нейтрально и в целом благожелательно воспринимают иные латиноамериканские интеграционные и межгосударственные инициативы, однако ведут бескомпромиссную антивенесуэльскую политику. Это доказывает, что США не отвергают идею самостоятельной интеграции латиноамериканских стран как таковой, но не приемлют их деятельность по ограничению собственных интересов; показательны в этом вопросе действия большинства стран, не входящих в АЛБА, выступивших на стороне США в связи с нежеланием столкнуться с подобными враждебными действиями со стороны макрорегионального гегемона.

В целом же историческое системное рассмотрение вопроса говорит именно о динамическом балансе между панамериканизмом и латиноамериканизмом. Отличительной чертой этого формата является существование «рамки дозволенного», в которых колебание баланса на данный момент времени может происходить без экстраординарных явлений, и возникновение ответной реакции сторон в случае нарушений границ этих рамок и чрезмерного изменения баланса другой стороной. Взаимоотношения между панамериканской и латиноамериканской подсистемами представляют яркие примеры этих явлений: восприятие революции на Кубе как переход границы дозволенных колебаний вызвал в США жёсткую ответную реакцию, а впоследствии результат вмешательства США во внутреннюю политику региона и участие их в региональных конфликтах были восприняты как чрезмерные и неподобающие уже латиноамериканскими странами, создавшими Контадорскую инициативу и совершившими коррекцию, вернув общий баланс во взаимно допустимые пределы. Данные рамки, как правило, не нарушаются в периоды бурного развития обеих подсистем, однако именно ими руководствутся страны при принятии решений о дальнейших действиях – так, именно чрезмерные изменения баланса в пользу США и гегемонического влияния стали причиной провала Межамериканской зоны свободной торговли. Собственным видением этих рамок руководствовались и США при поддержке оппозиционных сил в борьбе за власть в странах региона в 2000–2010х гг., считая доминирование левых, суверенистски настроенных сил частично нарушающим баланс в пользу латиноамериканизма; сейчас эти же мотивы лежат в основе противостояния США и Венесуэлы. Из этого также следует то, что границы рамок дозволенных колебаний также являются непостоянными: они определяются интересами стран-участниц подсистем и способностью реализовать их, а также их возможностью и готовностью идти на уступки и пространством допустимых для них компромиссов.

Динамический баланс, с его неизбежной изменчивостью на протяжении времени и его природой производной величины, возникающей в результате сосуществования неодинаковых, отчасти либо полностью противоречащих друг другу сил, не зафиксирован жёсткими обязывающими нормами или документами в одной точке, а посему не является устойчивым и может в результате критических процессов, изменяющих основополагающие переменные, быть окончательно нарушен в пользу одной или другой стороны без возможности коррекции и возврата к обычным граням возможного. Однако в условиях стабильных закономерностей поведения и интересов стран, чьи взаимодействия обуславливают его существование, он также становится вполне стабильной величиной, на которую можно ориентироваться как на относительно постоянную и предсказуемую. Именно таковыми являются условия существования панамериканской и латиноамериканской подсистем, поскольку они обусловлены объективными и остающимися на протяжении столетий неизменными тенденциями и чертами поведения и баланса сил в Западном полушарии.

Сложившееся на сегодня состояние отношений между государствами и подсистемами Западного полушария сохраняется в рамках динамического баланса, однако его рамки и само его состояние оказались под вопросом. Ключевая переменная, определяющая жизнь региона — позиция США в отношении Латинской Америки и полушария в целом — претерпевает резкие, труднопредсказуемые изменения, что оставляет под вопросом границы желаемого баланса для Соединённых Штатов. Не до конца ясными являются и позиции многих латиноамериканских стран, всё ещё страдающих от последствий экономических шоков и незавершившихся политических волнений. Таким образом, в движении находятся сами рамки приемлемых колебаний динамического баланса. Однако это — далеко не первый подобный случай в истории Латинской Америки и Западного полушария в целом. Представляется наиболее вероятным, что исторически малоизменяющиеся, закономерные основы межрегионального баланса сил сохрянятся и продолжат придавать производному от них динамическому балансу между подсистемами и их дальнейшему развитию общую предсказуемость и логичность даже при кажущейся волатильности и бурности политической жизни, столь присущей Латинской Америке.