Финалистские теории. Концепции идеологии последней четверти XX века

Лукаревская Елизавета Викторовна аспирантка, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (МГУ) 119234, Россия, г. Москва, Ломоносовский проспект, 27, корп. 4 Lukarevskaia Elizaveta Post-graduate student, the department of Philosophy of Politics and Law, M. V. Lomonosov Moscow State University 119234, Russia, Moscow, Lomonosovskiy Prospekt 27, building #4 liza777_77@mail.ru Другие публикации этого автора

Толчком для развития теорий «конца истории», «конца идеологии» послужило стремление представителей западных идеологических концепций упразднить идеологии левых течений, преодолеть и направить в свою пользу обстоятельства Холодной войны. Как пишет Френсис Фукуяма в эссе «Конец истории?», которое было опубликовано в неоконсервативном журнале The National Interest в 1989 году и принесло автору мировую известность, – конец борьбы между идеологиями наступит тогда, когда будут «забыты идеологические претензии на иные [отличные от либеральной демократии], более высокие формы общежития» [Цит. по: 19]. А именно когда марксизм-ленинизм, в том числе и другие идеи левого течения, исчезнет с политической арены, когда перестанет быть господствующей государственной парадигмой. Такое «исчезновение» и будет означать его крах как жизнеспособной идеологии, имеющей всемирно-историческое значение ^[19].

Политическую действительность можно представить в виде арены, где постоянно происходит смена одних идеологических установок другими. Исключением не являются процессы деидеологизации и реидеологизации, они лишь служат подтверждением выше описанной модели.

Течение деидеологизации получило широкую огласку в середине XX века. Если рассматривать отвлеченно сам термин деидеологизации, то он будет носить позитивистский характер, подразумевать редукцию идеологии вообще, а также вытеснение ее из экономической сферы (деполитизация экономики), освобождение личности и общества в целом от «угнетающего» давления идеологии. Сюда можно отнести стремление очистить политическую мысль и общественные науки от идеологического воздействия, которому характерна субъективистская трактовка действительности. И поставить общество на рельсы науки, научного взгляда на социально-политические и культурные процессы, т.е. рассматривать и анализировать их не через призму идеологии, а с объективной, научной точки зрения.

Сторонники деидеологизации полагали, что данный процесс стал возможен благодаря научно-технической революции (НТР), которая позволила добиться благосостояния широкого слоя населения, что привело к «размыванию» социальной структуры общества. Однако данное утверждение носит не однозначный характер. В результате НТР «возник ряд новых фундаментальных наук и теорий: квантовая механика, теория относительности, атомная физика, генетика и др.», «возникает устойчивая система “наука-техника-производство”, все более важным богатством, неотъемлемым элементом общества становится его научный, интеллектуальный потенциал» ^{[10, с.148]}. В связи с этим неудивительно стремление преодолеть идеологические оковы, поскольку наука становится непосредственной производительной силой общества. Набирает обороты автоматизация производственных процессов, но «общий вес автоматизированного производства и в 70-е годы остается в целом невысоким даже в промышленно развитых странах» ^{[10, с. 149]}.

«Размывание» социальной структуры общества, трансформация его в информационное, авторитет науки – все это причины не столь существенные для призыва к деидеологизации, так как необходимость в идеологии отпала бы естественным образом. Однако СССР, где марксизм-ленинизм приобрел материальное воплощение, не уступал странам Запада в научно-техническом прогрессе, а в некоторых областях превосходил их. В 50-е годы начинает функционировать большое количество физических институтов, в которых ведется научно-исследовательская работа ^{[14, с. 190]}; возникают научные центры в союзных республиках; ученые СССР преуспевают в области теории реактивного движения и создания реактивных двигателей; крупных успехов добивается советская медицина, наблюдается подъем в химии, и других областях научного знания ^[24]. Осуществлялся ряд реформ в социальной сфере. Совместное постановление ЦК КПСС, Совета Министров СССР и ВЦСПС «О повышении заработной платы низкооплачиваемым рабочим и служащим» ^[12], закон о государственных пенсиях (1956 г.) ^[5], издание постановления Бюро ЦК КПСС по РСФСР и Совета Министров РСФСР от 26 марта 1960 г. «О мерах по дальнейшему улучшению медицинского обслуживания и охраны здоровья населения» ^[13] и ряд других постановлений и мер по улучшению благосостояния населения СССР ^[4].

Антикоммунистические настроения в Соединенных штатах носили властный административный характер. Стоит отметить основные законы, принятые Конгрессом США: Закон 1950 года о внутренней безопасности, Закон Хэмфри-Батлера 1954 года, в котором прямым текстом Коммунистическая партия объявлялась вне закона. Деидеологизация была направлена не на идеологию как таковую, а на идеологии левого течения, которые начинали распространяться с увеличением влияния Советского Союза. Находясь преимущественно на Западе, сторонники данной концепции настаивали на недееспособности иррациональной идеологии, подразумевая под этим политическую мысль, а также принятие политических решений странами социалистического лагеря. Обозначая идеологией (т.е. ложным сознанием) лишь противное им понимание политических процессов, представители деидеологизации стремились заклеймить идеи марксизма-ленинизма, отодвинуть их с политической арены. Никто из представителей этого течения и не думал совсем отказываться от идеологии, но каждый находил новые способы дискредитировать своего оппонента, отыскивал новые объяснения происходящего, придумывал новые образы, подходящие для описания мира, о котором стоит грезить. Призыв к концу идеологии, к концу истории – всего лишь новый этап в борьбе за сознания масс.

Несомненно, возникновение новых теоретических подходов, новых концепций – это естественный процесс. Однако зачастую они создаются с целью заменить ту или иную предшествующую им парадигму или твердо укоренившуюся идею (независимо от дескриптивной способности последней). Новая теория может оказаться и более мощной, более эффективной по отношению к своей сопернице. Так, например, предложив новую теорию, Дэниел Белл, американский социолог, не только стремился описать действительность и историческое развитие иными терминами, но и предложить альтернативу популярной марксистской схемы: Доиндустриальное → Индустриальное → Постиндустриальное ^[18]. В рамках выдвинутой схемы развивалась концепция деидеологизации 1960-х гг.

Согласно Д. Беллу, на смену индустриальному обществу приходит информационное (или постиндустриальное), основанное на знании, что вызвано быстрым развитием компьютерных технологий, растущим авторитетом научных сообществ, централизацией принятия решений. Эти изменения вызывают и глубокую трансформацию политического ландшафта: традиционное влияние экономических элит сменяется влиянием технократов и политических экспертов. В результате таких изменений возникает глобальное информационное пространство, обеспечивающее доступ к информации широкому кругу лиц, согласованное взаимодействие людей во всем мире. Возрастает роль науки и информации.

И именно благодаря общей информационной среде, по мнению американского социолога, происходит затухание социальных конфликтов, возникновение общенационального согласия интересов – все это приводит к исчерпанности традиционных политических идеологий. «Двойные стандарты» можно наблюдать и здесь. Говоря об иссякших возможностях традиционных идеологий, Д. Белл подразумевает под таковыми коммунизм, фашизм (и другие «программные» идеологии), разумеется, не включая в эту группу либеральную идеологию. Ведь, согласно его видению, либеральная мысль привержена умеренному социальному реформизму, гражданским свободам и свободному рынку, что ни в коем случае не является чертами потускневшей и потерявшей силы идеологией. В результате, под действия деидеологизации должны подпасть все, за исключением либеральной демократии. Однако, в своей книге «Конец идеологии: Об иссякании политических идей в 50-е годы» ^[17] Дэниел Белл отказывается от как такового «конца идеологии», а, напротив, подчеркивает ее социальную значимость. В этой книге он выражает и общий смысл «движения за деидеологизацию»: «Сегодня среди интеллигенции в общих чертах достигнуто некоторое согласие: получили признание государство всеобщего благоденствия, желательность децентрализации власти, смешанная экономика и политический плюрализм. В этом смысле идеологическая эпоха закончилась» ^{[6, с. 44]}.

Одна за другой выходили статьи, книги с подобными заголовками или содержащие главу с таким (или похожим названием). Немного ранее, чем вышла статья Э. Шилза «Конец идеологии?» [Цит. по: 11, с. 265], Льюис Фейер в статье «За пределами идеологии» писал: «Либеральная цивилизация начинается с концом эры идеологии» ^[23]. В 1960 году выходит книга Сеймура Липсета «Политический человек», в которой для целой главы отводится название «Конец идеологии» ^{[7, с. 473]}.

В своих воззрениях С.М. Липсет еще более категоричен. Он убежден, что эпоха идеологий закончилась, подразумевая под этим эпоху социалистической идеологии. Уповая на возможности современного индустриального общества, которое способно решать свои проблемы вне идеологических догм, С. Липсет утверждает, что идеология утратила идейную состоятельность, пришел конец деятельности «идеологизированных» интеллектуалов; в западном мире «решены коренные проблемы индустриальной революции: рабочие достигли полного гражданства в производственной и политической жизни, консерваторов перестало отталкивать государство благосостояния; демократическая левая признала, что безудержный рост государственной мощи скорее наносит ущерб свободе, чем способствуют решению экономических задач. И это торжество демократической социальной революции на Западе означает конец политической деятельности для тех интеллектуалов, которые воодушевились идеологическими и политическими мотивами» ^{[2, с. 11]}.

Пожалуй, ключевым аргументом в пользу того, что «движение за деидеологизацию» было насквозь идеологизировано, является проведение международной конференции «Будущее свободы» 12-17 сентября 1955 года в Милане, где и был впервые широко озвучен призыв к «концу идеологии», а точнее отказ от догматов Маркса и Ленина ^[9]. На этой конференции выступили широко известные творцы слова: Дэниел Белл, С. М. Липсет, Р. Арон, Э. Шилз, Ханна Арендт, Ф. фон Хайек и др. В ранее упоминавшейся статье Эдварда Шилза можно будет прочесть следующее: «Почти каждое выступление выражало ту идею, что человечество, если оно хочет возделывать и улучшать свой собственный сад, должно освободиться от навязчивых взглядов и фантазий, от треволнений идеологов и фанатиков» ^{[6, с. 10]}.

Поскольку деидеологизация носила односторонний характер и представляла скорее химеру, чем действительное отрицание идеологии, перед ее сторонниками встала задача реабилитировать свои концепции и теории, «заполнить» появившийся идеологический вакуум. Поэтому реидеологизация не стала возрождением идеологии, она являлась дальнейшим устранением коммунистических идеалов с политической арены.

Сторонники реидеологизации (Хабермас, Вейнер, Лемберг, Фойе и др.) говорят о необходимости возродить идеологию, поскольку общественные науки не в состоянии справиться с той ролью, которая возложена на идеологию. Так, например, социология не очерчивает ориентиры ценностных и моральных устоев, не дает ответы на вопросы о смысле жизни и т.п. Возникает необходимость в «возрождении идеологии», потребность в новой идеологии, которая будет отражать динамику социальной реальности, а также изменение основной шкалы ценностей общественных отношений. В постиндустриальном обществе эти процессы становятся сложнее. Обыватель в таком новом мире испытывает недостаток в общих, «простых» идеях, которые старается дополучить. Поэтому лейтмотивом реидеологизации было возрождение не просто некоторой, какой угодно идеологии, а той идеологии, которая отражала бы интересы западной элиты. Стояла задача – разработать «новую идеологию», привлекательную для широких масс. Такой идеологией могло стать сочетание традиционного либерализма с принципами демократии; идеологией, которая была бы способна вызвать идейный раскол в социалистических странах, возродив моральный облик западной цивилизации. По сути дела реидеологизация представляла собой приобщение широких слоев населения к ценностям и идеалам современного общества.

За создание ценностей и общей картины такого современного общества взялась целая группа социологов, дипломатов, философов. Так, например, Ойген Лемберг (Eugen Lemberg), немецкий социолог, полагает, что идеология, выполняющая функции социализации, управления и мировоззренческого самоопределения индивида, является неотъемлемой частью общественного бытия ^{[3, с.299]}, поэтому он и считает «разработку теории идеологических систем одной из важнейших задач западной философии и социологии» ^[15]. В работе «Идеология и общество» ^[20] О. Лемберг подчеркивает необходимость в анализе идеологии с точки зрения ее соотношения с реальностью, исследовать ее как реальность, ее возникновение и структуру, ее социальные функции, поскольку, подразумевая в своем составе системы ценностей, идеология переходит в область социальной действительности. «Исходя из методологических предпосылок, можно определить идеологию как систему идей – представлений, истолковывающих мир, и развиваемых из этого ценностей и норм, которая просто побуждает отдельные общественные группы или человеческое общество вообще действовать и, следовательно, жить... Идеологию можно определить как систему побуждений и управления человеческим обществом... Как систему, стимулирующую и направляющую человеческое поведение» ^{[1, с. 399]}. А значит, кто диктует, кто конструирует такую мировоззренческую картину, тот и формирует образ мыслей широких масс.

Недооценив роль идеологии в обществе, высокопоставленные чиновники могли бы многое потерять. Как полагает Лемберг, именно идеология способна интерпретировать мир для людей и ориентировать их в нем. Помимо мировоззренческой функции, она выполняют сугубо прагматичную, структурирующую роль. Она создает аппарат идеологического руководства (создает партийную иерархию, наряду с государственной бюрократией), формирующий цели, которым все и следуют.

К сторонникам реидеологизации можно причислить философа и правоведа Якоба Бариона. Как и Лемберг Барион полагает, что наука и идеология должны быть разделены, так каждая из них имеет свою смысловую нагрузку. «Идеологии дают человеку общую ориентацию в жизни, цели и задачи, подготавливают его к осуществлению этих целей, дают систему ценностей и норм для его поведения» ^{[16, с. 66]}. Мировоззрение, в свою очередь, является основой идеологии, так как по своей сути идеология дает для человека универсальную картину мира, указывая на то, как надлежит ему вести себя в рамках этой модели. Таким образом, мировоззрение (а значит, и идеология) проникает почти во все сферы человеческой жизни, претендуя в некотором роде на знание абсолютной истины. Такие мировоззренческие системы становятся продуктами не науки, а веры, а отсюда следует, что целью существования идеологии является утверждение и обоснование в сознании общественности авторитета власти.

Концепция реидеологизации была продолжением деидеологизации. Ведь чтобы построить новый дом на месте старого, последний нужно снести. Недостаточно было просто дискредитировать ту или иную идеологическую систему, несколько раз сказав о «конце идеологии», для «возрождения западной цивилизации» необходимо было разработать «новую систему», за что и взялись представители реидеологизации. Однако иначе стала выглядеть теория «конца истории» после выхода в свет эссе американского политолога Френсиса Фукуямы «Конец истории?» ^[19].

Ф. Фукуяма не старается уделить как можно больше внимания развенчиванию марксистско-ленинской идеологии, он говорит об этом как о факте случившемся, как о том, что уже потерпело поражение. Согласно Фукуяме, этот век (XX век) «возвращается теперь, под конец, к тому, с чего начал: не к предсказывавшемуся еще недавно «концу идеологии» или конвергенции капитализма и социализма, а к неоспоримой победе экономического и политического либерализма» [Цит. по: 19]. Конец истории наступил с завершением идеологической эволюции, которая остановилась «на идеалах Французской и Американской революции; и, хотя какие-то режимы в реальном мире полностью их не осуществили, теоретическая истинность самих идеалов абсолютна и улучшить их нельзя» [Цит. по: 19]. Выходит, что Фукуяма лишь еще раз напоминает тезис 1806 года о конце истории, ведь триумф Запада, западной идеи очевиден, поскольку «у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив» [Цит. по: 12], а внутри самой либеральной концепции нет как таковых противоречий, что и приводит к общечеловеческому государству.

Претендуя на так называемый «дивный новый мир», страны Трансатлантического геополитического союза, вооружившись идеями либеральной демократии, тем не менее, не ознаменовали «конец истории», «конец идеологии». Скорее напротив, это говорит о непрерывности процесса движения идеологической мысли.

Идеологические противостояния XX века привели к тому, что основные идеологические концепции переосмыслили свои главные постулаты и принципы, и породили новые: религиозный фундаментализм, феминизм, экологизм и др.