Криминологическая характеристика личности преступника, совершившего посягательства на политическую систему Российской Федерации (опыт контент-анализа криминологической информации)

Силаева Надежда Александровна старший преподаватель, Казанский инновационный университет им. В.Г. Тимирясова (ИЭУП) 420111, Россия, г. Казань, ул. Московская, 42 Silaeva Nadezhda Aleksandrovna senior lecturer of the Department of Civil and Entrepreneurial Law at Kazan State University of Innovation. V.G. Timiryasova (IEEP) 420111, Russia, g. Kazan', ul. Moskovskaya, 42 s_n_a_s@mail.ru Другие публикации этого автора

В отечественной науке о преступности личность преступника – традиционно выделяемая категория, поскольку составляет элемент её предмета, криминологическое отображение модели причинно-следственных связей в их субъективном выражении. В понятии личность преступника интегрируются социально значимые свойства лиц, совершивших преступления (привлеченных к уголовной ответственности, подвергнутых уголовному наказанию, освобожденных от таковой) ^{[1, с. 99]}.

По мнению профессора А.И. Долговой, в современной российской криминологии изучение преступника, личности преступника подчинено выявлению закономерностей преступного поведения и преступности как массового явления, их детерминации, причинности и разработке научно обоснованных рекомендаций по борьбе с преступностью ^{[2, с. 327]}.

Личность преступника представляет собой систему свойств личности в виде криминогенных потребностей, интересов, эмоционально-волевых деформаций и мотивации, которые породили соответствующее преступное поведение. Как правило, общественная опасность носит не всеобъемлющий характер, а проявление в некоторых доминирующих ориентациях и мотивациях, например, корыстной, политической, хулиганской и т.д. Такая криминогенная ориентация личности определяет содержание её социальной (общественной) опасности и её преступного поведения. Обязательный компонент общественной опасности личности – криминогенная деформация её правовой психологии, то есть различные варианты неуважения уголовного закона ^{[3, с. 119-120]}.

Общественная опасность личности преступника как её социальная сущность дает основание выделить подобную личность в виде качественно отличной от личности других граждан ^{[3, с. 120]}.

По мнению профессора А.И. Долговой, человек совершает преступление, будучи таким, каков он есть. При формировании личности значимы его «материальные задатки», то, каков у человека генотип, красив человек или он уродлив от рождения и т.п. У людей в зависимости от этих факторов формируется разная среда общения, намечаются разные жизненные пути. Одни люди импульсивны, другие тщательно взвешивают свои поступки. Не ввяжется в коллективную драку физически слабый человек, и не удавалось встретить удачливого мошенника с низким уровнем интеллектуального развития. В детерминации преступности несомненно участвуют и биологические, и социальные особенности человека, и иные, если они есть ^{[4, с. 332-333]}.

Известный российский общественный деятель и литератор А.И. Герцен отмечал, что «личность создаётся средой и событиями, но и события осуществляются личностями и носят на себе их печать – тут взаимодействие» ^{[5, с. 244]}.

В толковом словаре русского языка С.И. Ожегова указано, что личность – человек как носитель каких-нибудь свойств ^{[6, с. 330]}, а преступник – человек, который совершает или совершил преступление ^{[6, с. 585]}.

По мнению Г.Н. Горшенкова, личность преступника – это совокупность социальных, социально значимых свойств лица (человека), совершившего преступление ^{[7, с. 101]}.

Личность человека выражается исключительно в его поступках, поведении. Поэтому между людьми, совершившими и не совершившими преступление, нет каких-либо отличительных качеств. Единственное, по мнению Г.Н. Горшенкова, что выделяет ту категорию людей, которые попадают в поле зрения криминологов, это их формальный показатель – виновная причастность к преступлению, которую удается юридически определить далеко не у всех фактических преступников ^[7]. В связи с утверждением Г.Н. Горшенкова следует отметить и такое криминологическое понятие, как «лицо, совершившее преступление», которое означает «лицо, совершившее преступное деяние, независимо от того, признано оно преступником в установленном законом порядке (по приговору суда) или же нет» ^{[7, с. 103]}, но которое также является объектом криминологического изучения.

По мнению отечественного криминолога С.М. Иншакова, также изучавшего понятие «личность преступника», наиболее продуктивными подходами к пониманию данного феномена является следующее: личность преступника – это совокупность криминологически значимых свойств человека, обусловивших совершение им преступления. В мотивации преступного поведения участвуют не все качества личности, а лишь их часть: убеждения, взгляды, привычки, навыки, которые определяют отношение к закону, другим людям, уголовному наказанию и т.п. ^{[8, с. 15]}

Какие же стороны личности преступника необходимо изучить, чтобы составить о ней представление как о целостной системе? Ответить на этот вопрос, по мнению профессора В.Н. Бурлакова, позволяет структура личности ^{[9, с. 140]}.

В структуре личности преступника В.Н. Бурлаков выделяет два компонента:

1) негативную направленность, которая проявляется в противоправных поступках человека и определяет его общественную опасность;

2) позитивную направленность, реализуемую в профессиональной деятельности, в разных видах социально-политической активности культурно-бытовой деятельности ^{[10, с. 19-20]}.

Понятие личности преступника, по мнению профессора В.Н. Бурлакова, нельзя рассматривать в отрыве от понятия преступности. Преступность есть социально обусловленное явление, и личность преступника формируется в условиях решающего воздействия социальной среды. Преступность выступает как специфический показатель социальной дезорганизации, и личность преступника отражает систему искаженных связей человека с другими людьми, социальными институтами и обществом в целом. Таким образом, по мнению профессора В.Н. Бурлакова, преступление можно рассматривать как следствие «выпадения» человека из системы социальных отношений, а личность преступника – как показатель социальной дезинтеграции человека. Поэтому чем сильнее человек интегрирован в общество и чем в большей мере он становится личностью, тем менее он преступен. В обществе, в котором люди между собой и по отношению к социальным институтам находятся в высокой степени интеграции, преступность имеет низкий уровень, и наоборот ^{[9, с. 142]}.

На основании изложенных доводов, профессор В.Н. Бурлаков дает следующее определение личности преступника: «Личность преступника является характеристикой социально дезинтегрированного лица, состоящей из совокупности негативных свойств, влияющих в сочетании с внешними условиями и обстоятельствами ситуации на совершение преступления» ^{[11, с. 31]}.

Таким образом, в генезисе личности преступника можно выделить следующие основные стадии: 1. стадию предкриминальной личности; 2. стадию криминальной личности; 3. стадию посткриминальной личности.

Предкриминальная личность существует до момента совершения первого преступления. Криминальная личность – с момента совершения преступления до вынесения приговора. Посткриминальная личность существует с момента осуждения до момента исправления либо совершения нового преступления ^{[9, с. 143-144]}.

Таковы мнения о таком понятии, как «личность преступника», отечественных криминологов, изучающих данную проблему. Проблема же личности политического преступника является одной из основных, но мало изученных и наиболее актуальных проблем современной российской политической криминологии. Её значение определяется тем, что преступление, будучи результатом сознательной волевой деятельности человека, не только немыслимо без лица, его совершившего, но и в большей степени обусловлено сущностью и особенностями этого лица. Кроме того, без изучения личности политического преступника не могут быть понятны ни причины отдельного политического преступления, ни причины политической преступности как политико-криминологического явления. В целях систематизации особенностей личности политического преступника российскими специалистами было предложено в рамках отечественной политической криминологии формирование нового направления – криминальной политической антропологии.

По мнению одного из разработчиков криминальной политической антропологии П.А. Кабанова, личность политического преступника – это совокупность социально значимых свойств личности, образовавшихся в процессе её общественной либо политической деятельности и обуславливающих использование ею для достижения политических целей средств, порицаемых с позиции действующего национального и/или международного уголовного законодательства ^{[12, с. 8]}.

К сожалению, в отечественной политической криминологии нет единой классификации политических преступников на различные группы, поэтому мы решили выделить большую однородную группу политических преступников, совершающих вооружённые посягательства на политическую систему. Подобная попытка исследования личности политических преступников в рамках антропологического направления в криминологии была предпринята еще в начале XX века известным итальянским судебным медиком Чезаре Ломброзо и его учеником и последователем Р. Ляски. Из всей совокупности «прирожденных преступников» ими была выделена однородная категория политических преступников – «бунтари», так именовались революционеры – участники Парижской коммуны ^{[13, с. 34-36, 127]}. Этот относительно удачный термин («бунтари») будем использовать в дальнейшем и мы при характеристике рассматриваемой нами категории политических преступников.

Учитывая то обстоятельство, что политические преступления, посягающие на политическую систему РФ, совершаются довольно редко, мы всё же решили исследовать личность политических преступников (бунтарей).

Вооруженный конфликт на Северном Кавказе 1995-2000 годов, связанный с попытками насильственного посягательства на политическую систему на этой территории Российской Федерации и созданием независимого исламского халифата, привлекает внимание специалистов различных отраслей знания, в том числе и криминологов. Отечественных криминологов, занимающихся проблемами политической криминологии, интересуют, в первую очередь, объективные и субъективные причины возникновения этого конфликта, его социальные и правовые последствия, а также особенности лиц, в нем участвовавших. Это обусловлено тем, что без их выяснения невозможно выработать надежные, эффективные и долгосрочные меры по предупреждению криминальных и криминогенных явлений и процессов, направленных на изменение политической системы, и других форм проявления криминального политического экстремизма, как на территории Российской Федерации, так и за её пределами в сопредельных (приграничных) кавказских государствах.

В целях описания и объяснения особенностей личности преступников, совершивших политические преступления, посягающие на политическую систему РФ, нами было проведено исследование 96 обвиняемых участников незаконных вооруженных формирований и террористов, участвовавших в вооруженных посягательствах на политическую систему России на Северном Кавказе в 1995–2000 гг., находящихся в федеральном и международном розыске, краткие данные о личности которых были публично обнародованы в общероссийских СМИ ^[14]. К сожалению, в используемом нами источнике не предоставлены расширенные социально-биографические данные об этих лицах, как, впрочем, не предоставлена и вообще информация о современных участниках незаконных вооруженных формирований и террористах, участвовавших в вооруженных конфликтах.

Криминологическая характеристика политических преступников, совершивших преступления, посягающие на политическую систему РФ, невозможна без установления такого социально-демографического признака, как возраст. В процессе анализа нами были выделены пять возрастных категорий: до 20 лет, от 20 до 30 лет, от 30 до 40 лет, от 40 до 50 лет, старше 50 лет (см. таблицу 1).

Таблица 1

Возрастная характеристика преступников, совершивших преступления,

посягающие на политическую систему Российской Федерации

(1995 – 2000)

При криминологическом анализе полученных нами социально-демографических данных выясняется, что лица такой возрастной категории, как не достигшие возраста двадцати лет, не принимали участие в преступлениях, посягающих на политическую систему на территории Российской Федерации в период с 1995 по 2000 годы.

Проведенный нами криминологический контент-анализ публикаций общероссийских средств массовой информации показал, что средний возраст преступников, совершивших преступления, посягающие на политическую систему РФ, составляет 32 года. В основном это лица в возрасте от 20 до 30 лет, что составляет 43%, и возрастная категория лиц от 30 до 40 лет, что составляет 42% от общего количества лиц, привлеченных к уголовной ответственности за совершение политических преступлений, рассматриваемой нами группы. Менее склонны к совершению данного вида политической преступности лица старше 40 лет. Они составили лишь 15% от общего числа исследованной нами категории преступников. Этого же мнения придерживаются и другие исследователи, такие, в частности, как А.М. Зюков и Р.М. Миталаев, а также С.А. Пичугин, криминологический анализ характеристики участников вооруженных формирований на Северном Кавказе которых абсолютно идентичен ^{[15] [16]}. Хотя некоторые исследователи, проводившие анализ личности осужденных за преступления экстремистской направленности, приводят данные о том, что в основном осужденными за преступления экстремистской направленности являются лица в возрасте от 16 до 25 лет ^{[17, с. 108]}. Кроме этого, сравнивая возрастную характеристику лиц, совершивших политические преступления, посягающие на политическую систему РФ, и экстремистов, можно отметить некоторую разницу – средний возраст осужденных российских экстремистов значительно ниже – 27,5 лет ^{[18] [19]}.

В проведенном нами криминологическом исследовании четко прослеживается половая принадлежность преступников, совершивших преступления, посягающие на политическую систему РФ. Так, из 96 преступников, попавших в поле зрения нашего исследования, только одна женщина, а остальные 95 человек – мужчины. Об этом же свидетельствуют данные, полученные другими специалистами, проводившими исследования особенностей криминального экстремизма и особенностей личности экстремистов ^{[20, с. 161-163]}.

Если же обратиться к анализу этнической или национальной принадлежности рассматриваемых нами лиц, исследователи в этой связи указывают, что в основном это коренные жители Чечни – этнические чеченцы (78%) и лишь 22% - представители иных национальностей и этнических групп ^{[15] [16]}.

В период с 1995 по 2000 годы в большинстве случаев анализируемые нами преступления совершались в составе организованной преступной группировки (незаконного вооруженного формирования) или преступной экстремистской организации для достижения политических целей определенной социальной группой. Анализируемые нами лица привлекались к уголовной ответственности не только по статьям 278, 279, 280, 2821, 2822 УК РФ, но и по другим статьям УК РФ. Об этом свидетельствуют данные о привлечении к уголовной ответственности в соответствии со статьями УК РФ или УК РСФСР (см. таблицу 2).

Таблица 2

Количество преступников, совершивших преступления,

посягающие на политическую систему России, в отношении

которых возбуждены уголовные дела в соответствии со статьями

УК РСФСР или УК РФ в период 1995 – 2000-е гг.

Анализ приведенных выше данных показал, что в основном в отношении рассматриваемых нами лиц в период с 1995 по 2000 гг. были возбуждены уголовные дела по статье 208 УК РФ «Организация незаконного вооруженного формирования или участие в нем», что составляет 68,75%. При этом большая часть преступников совершала различные виды насильственных преступлений, предусмотренных как УК РСФСР 1960 года, так и действующего Уголовного кодекса России. Значительная доля совершенных преступлений была направлена на насильственное изменение политической системы и связана с незаконным оборотом оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ – 37 человек, или 38,54%; с противостоянием защитникам существующего конституционного строя – 22 человека, или 23%, в том числе и связанные с актами терроризма, за совершение которых они привлекались, 37 человек, или 38,5%. Кроме того, эта категория лиц совершала попутно массовые беспорядки – 14,5%, бандитские нападения на предприятия, организации, учреждения, предпринимателей и частных лиц – 31,25%. Такие «сопутствующие» преступлениям, посягающим на политическую систему РФ, преступления отмечаются и зарубежными учёными ^{[21, P. 123-141]}.

Из всех 96 лиц, попавших в поле зрения нашего исследования, 37 человек находились одновременно и в международном, и в федеральном розыске, значительная часть которых в последующем была задержана правоохранительными органами и привлечена к уголовной ответственности или уничтожена при проведении антитеррористических операций.

Кроме этого, нами был проведен анализ статистических показателей пособников экстремизма и терроризма, по которым есть вступившее в силу решение суда ^{[22] [23] [24]}. В результате него мы выяснили, что из 1500 человек, входящих в опубликованный перечень физических лиц, в отношении которых имеются сведения об их причастности к экстремистской деятельности или терроризму, 13 женщин (0,86 %), то есть если говорить о половой принадлежности пособников экстремистской деятельности, то в подавляющем большинстве это мужчины.

При анализе этнической или национальной принадлежности пособников экстремистской деятельности, мы выяснили, что в основном это уроженцы Республики Чечня (865 человек или 57 %), Республики Дагестан (139 человек или 9 %), Республики Казахстан (57 человек или 3,8 %), Республики Татарстан (27 человек или 1,8 %), Карачаево-Черкесской Республики (26 человек или 1,7 %), Республики Ингушетия (10 человек или 0,6 %). Остальные 26,3 % - представители иных национальностей и этнических групп.

Кроме этого, 1487 человек (99 %) из 1500, рассмотренных нами - физические лица, в отношении которых имеются сведения не только об их пособничеству экстремистской деятельности, но и об их причастности к терроризму.

При анализе личности политических преступников (бунтарей), участвовавших в вооруженных посягательствах на политическую систему России на Северном Кавказе в 1995 – 2000 годах, обнаруживается следующее.

Во-первых, возраст политических преступников (бунтарей), участвовавших в вооруженных посягательствах на политическую систему России на Северном Кавказе в конце ХХ века, составляет возрастную группу от 20 до 30 лет – 43%. Эти данные почти полностью совпали с ранее проведенными исследованиями отечественных специалистов по данной тематике ^{[25] [26] [27] [28]}. Хотя в любом случае – это молодые люди, которые не имеют богатого жизненного опыта и которых вовлекают более зрелые и авторитетные инициаторы и руководители. Эту категорию бунтарей специалисты назвали «случайными» политическими преступниками ^[13], в связи с тем, что их мотивация поверхностная, неустойчивая, случайная ^{[29, с. 323-324]}. Некоторые специалисты данную категорию лиц назвали «зависимыми» преступниками, так как они совершают преступления в составе группы, подчиняясь основному закону толпы – «я как все» ^[17].

Во-вторых, анализ личности политических преступников (бунтарей), участвовавших в вооруженных посягательствах на политическую систему России на Северном Кавказе в 1995 – 2000 годах, по половому признаку показывает, что в большей своей массе рассматриваемые нами политические преступники являются мужчинами, а доля женщин в совершении преступлений подобного рода не велика. Хотя, как свидетельствует правоприменительная практика, у данного вида преступности в современных условиях может проявляться и женское лицо, но лишь в качестве исполнителей преступлений. Примером может послужить захват заложников в Москве на Дубровке, где среди непосредственных исполнителей этой трагедии были женщины-смертницы.

Таким образом, криминологический анализ особенностей личности бунтаря позволяет характеризовать его как молодого человека, у которого нет постоянного источника дохода и богатого жизненного опыта и у которого притуплено или полностью отсутствует чувство патриотизма. Его политическая мотивация поверхностна, неустойчива, случайна и вызвана, как правило, стечением ряда обстоятельств социально-экономического и политического характера.