Пересмотр судебных решений в период действия УПК РСФСР 1960 г.

Панокин Александр Михайлович кандидат юридических наук доцент, Московский государственный юридический университет им. О.Е. Кутафина (МГЮА) 125993, Россия, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, 9 Panokin Aleksandr Mikhailovich PhD in Law Lawyer, Moscow Collegium of Advocates "Advocacy Partnership"; Docent, the department of Criminal Procedural Law, Kutafin Moscow State Law University 125993, Russia, Moscow, Sadovaya-Kudrinskaya Street 9 ampanokin@mail.ru Другие публикации этого автора

Развитие института пересмотра судебных решений в период действия УПК РСФСР 1960 г. можно разделить на несколько этапов. Первый этап связан с существованием социалистической модели пересмотра судебных решений и включает в себя период между двумя судебными реформами 1950-1960-х гг. и 1990-х гг. Второй этап характеризуется переходом к постсоциалистической модели пересмотра судебных решений, интенсивным реформированием советского уголовного процесса и включает период с судебной реформы 1990-х гг. до принятия УПК РФ 2001 г.

На первом этапе развития института пересмотра судебных решений в период действия УПК РСФСР 1960 г. завершается формирование институтов советской кассации и производства в суде надзорной инстанции, а также происходит научное обоснование советской доктрины пересмотра судебных решений учеными-процессуалистами.

Неоднозначные результаты судебной реформы 1922-1923 гг. привели к тому, что через несколько лет после ее окончания продолжился поиск оптимальной модели судоустройства и уголовного судопроизводства, о чем свидетельствуют многочисленные законодательные изменения в системе судебных органов, а также разработка проектов нового уголовно-процессуального закона, первый из которых появился уже в 1927 г.

25 декабря 1958 г. на общесоюзном уровне были приняты два важнейших нормативных правовых акта – Основы законодательства о судоустройстве Союза ССР, союзных и автономных республик и Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, что повлекло обновление и российского законодательства. Результатом проводимой реформы стало принятие Закона РСФСР от 27 октября 1960 г. «О судоустройстве РСФСР» и УПК РСФСР 1960 г.

Вопросы пересмотра судебных решений тесно связаны с вопросами судоустройства. Судебная система РСФСР включала районные (городские) народные суды; краевые, областные, городские суды, суды автономных областей и суды национальных округов; верховные суды автономных республик; Верховный Суд РСФСР. Пересмотр судебных решений осуществлялся коллегиально ^{[8, с. 37]}. Следовательно, можно констатировать преемственность организации судебной власти с предыдущим этапом развития.

В судебной системе происходит дальнейшая профессионализация судей, в том числе в связи с усложнением самой процедуры уголовного судопроизводства и повышением требований к самому важному процессуальному акту – приговору.

Производство в кассационной и надзорной инстанции, а также возобновление дел по вновь открывшимся обстоятельствам регулировалось в рамках одного разд. V Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г., что обуславливало определенное единство контрольно-проверочных стадий уголовного процесса.

Кассационное производство являлось реформационным и суспензивным способом пересмотра судебных решений.

В отличие от ст. 349 УПК РСФСР 1923 г., указывающей на право подачи жалобы «каждой из заинтересованных сторон», новый уголовно-процессуальный закон подробно устанавливал перечень субъектов кассационного обжалования, относя к ним подсудимого, его защитника и законного представителя; потерпевшего и его представителя; гражданского истца, гражданского ответчика и их представителей; прокурора.

В соответствии с ч. 1 ст. 328 УПК РСФСР 1960 г. общий срок кассационного обжалования был сокращен в два раза – до 7 суток со дня провозглашения приговора, а осужденным, содержащимся под стражей, – в тот же срок со дня вручения ему копии приговора.

Актуальной представляется проблема соотношения содержания жалобы, ревизионных полномочий вышестоящего суда и запрета поворота к худшему. В юридической литературе отмечалось, что «принцип свободы обжалования в советском уголовном процессе в качестве одного из своих составных моментов включает отсутствие каких-либо определенных формальных требований к обоснованию обжалования. Суды, проверяющие законность и обоснованность судебных актов, обязаны ответить на доводы жалоб. Но независимо от этих доводов вышестоящий суд проверяет все дело в полном объеме и связан обоснованием жалобы и протеста только в том отношении, что должен рассмотреть все доводы и не может принять решение об отмене приговора по мотивам, действующим не в пользу обвиняемого, если такие мотивы не содержатся в жалобах или протесте» ^{[7, с. 77]}.

Подача жалобы или протеста надлежащим субъектом в установленный срок служили формальными и достаточными поводами для пересмотра судебного решения в судах вышестоящих инстанций. Содержание жалобы, протеста не имело большого значения для процедуры кассационного и надзорного производства. Вне зависимости от указания оснований к отмене или изменению приговора и приведения доводов, свидетельствующих о наличии таких оснований, либо отсутствия таких сведений в жалобе или протесте суд мог пересмотреть дело в ревизионном порядке. Суд проверял дело в полном объеме в отношении всех осужденных, в том числе и тех, которые жалоб не подавали и в отношении которых не был принесен кассационный протест. Ограничениями для ревизионного пересмотра являлись недопустимость усиления наказания осужденному или применение к нему закона о более тяжком преступлении. Приговор мог быть отменен судом кассационной инстанции в связи с необходимостью применения закона о более тяжком преступлении либо за мягкостью наказания лишь в случаях, когда по этим основаниям принесен протест прокурором или подана жалоба потерпевшим. Такое правовое регулирование минимизировало значение сторон в кассационном и надзорном производстве и предоставляло вышестоящим судам обширные полномочия по проверке дознания, предварительного следствия и разбирательства в суде первой инстанции. При пересмотре судебных решений публичная активность суда вышестоящей инстанции превалировала над состязательностью и диспозитивностью.

Принцип состязательности сторон в кассационном производстве ограниченно реализовывался и в силу того, что прокурор в суде второй инстанции не являлся стороной по делу, а давал заключение о законности и обоснованности решения суда первой инстанции, наличии или отсутствии оснований для удовлетворения поданных жалоб.

Вопрос об участии осужденного в заседании суда, рассматривающего дело в кассационном порядке, разрешался этим судом, что не всегда позволяло осужденному донести до суда свою позицию и нарушало равенство прав сторон.

Ст. 49 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г. устанавливала единые основания к отмене или изменению приговора при рассмотрении дел в кассационном порядке и в порядке судебного надзора. В соответствии со ст. 342 УПК РСФСР 1960 г. такими основаниями являлись односторонность или неполнота предварительного или судебного следствия; несоответствие выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам дела; существенное нарушение уголовно-процессуального закона; неправильное применение уголовного закона; несоответствие назначенного судом наказания тяжести преступления и личности осужденного. Использование подобных формулировок означало окончательный разрыв с дореволюционной правовой доктриной (ср., например, «существенное нарушение уголовно-процессуального закона» и «нарушение обрядов и форм столь существенных, что без соблюдения их невозможно признать приговор в силе судебного решения»). Формирование оснований к отмене или изменению вступивших в законную силу судебных решений в порядке надзора было завершено путем отсылки к кассационным основаниям (ст. 379 УПК РСФСР 1960 г.).

Суды вышестоящих инстанций наделялись широкими дискреционными полномочиями, т. к. УПК РСФСР 1960 г. не требовал установления причинно-следственной связи между имевшим место нарушением и незаконностью и необоснованностью судебного решения.

Несмотря на то, что односторонность или неполнота предварительного или судебного следствия подразумевала пересмотр фактических обстоятельств дела, было сформулировано новое специальное основание. Ключевое значение для конструкции советской кассации приобрело установление в качестве основания к отмене судебного решения несоответствия выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам дела, что означало законодательное закрепление возможности пересмотра вопросов факта. Под воздействием судебной практики, через неоднозначное регулирование этого вопроса первыми декретами советской власти и прямой запрет на пересмотр существа приговора ст. 349 УПК РСФСР 1923 г. закреплялась возможность пересмотра фактических обстоятельств дела в кассации.

Существенными нарушениями уголовно-процессуального закона признавались такие нарушения требований статей УПК РСФСР 1960 г., которые путем лишения или стеснения гарантированных законом прав участников процесса при рассмотрении дела или иным путем помешали суду всесторонне разобрать дело и повлияли или могли повлиять на постановление законного и обоснованного приговора. Также ч. 2 ст. 345 УПК РСФСР 1960 г. расширяла перечень безусловных существенных нарушений уголовно-процессуального закона. Указание на существенность нарушений уголовно-процессуального закона и отсутствие требований об обязательном наступлении негативных последствий таких нарушений допускало вступление в законную силу приговоров, при постановлении которых имели место нарушения УПК РСФСР 1960 г., не признанные судом существенными. Такое правовое регулирование входило в противоречие с требованием о безусловной законности приговора (ст. 301 УПК РСФСР 1960 г.). В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 30 июня 1969 г. № 4 «О судебном приговоре» также отмечалось, что «выполнение стоящих перед советским судом задач по отправлению правосудия, укреплению социалистической законности и социалистического правопорядка требует от судей, чтобы приговор по каждому делу был законным». Однако используемая законодателем формулировка оставляла вопрос о существенности имевшихся нарушений на усмотрение вышестоящего суда.

В соответствии со ст. 346 УПК РСФСР 1960 г. неправильным применением уголовного закона являлось неприменение судом закона, который подлежит применению; применение закона, не подлежащего применению; неправильное истолкование закона, противоречащее его точному смыслу.

Не соответствующим тяжести преступления и личности осужденного признавалось наказание, когда оно хотя и не выходит за пределы, предусмотренные соответствующим уголовным законом, но по своему размеру является явно несправедливым как вследствие мягкости, так и вследствие суровости (ст. 347 УПК РСФСР 1960 г.). Сведение справедливости к вопросам назначенного судом наказания имело далеко идущие последствия и по точному замечанию М. Л. Позднякова «одновременно с отсечением возможности выхода юридических дискуссий на вопросы этики происходит уход от такой важной темы, как “справедливость правосудия”. Говорится только о “справедливости приговора”. Приговор – это важный итоговый документ судебного разбирательства, но все же только часть правосудия» ^{[18, с. 38]}.

При рассмотрении дела в кассационном порядке суд проверял законность и обоснованность приговора по имеющимся в деле и дополнительно представленным материалам. В случае необходимости суд мог истребовать дополнительные материалы самостоятельно.

Понимая непоследовательность правового регулирования советской кассации, допускавшей пересмотр фактических обстоятельств дела без непосредственного исследования доказательств, ряд ученых-процессуалистов предлагали разрешить в суде кассационной инстанции производить допрос некоторых свидетелей, экспертов и другие судебные следственные действия ^{[11, с. 81]}. Однако введение ограниченного судебного следствия в кассационное производство сблизило бы его с апелляционным пересмотром, что было невозможно в советское время по идеологическим соображениям. Необходимо отметить, что предложение разрешить производить некоторые судебные следственные действия высказывалось применительно и к надзорному пересмотру ^{[1, с. 65-66]}. Однако в отношении кассационного и надзорного производства существовала и противоположная точка зрения ^{[14, с. 378-388],[6, с. 25-26]}. Такие существенные институциональные противоречия сделали социалистическую модель пересмотра судебных решений крайне неустойчивой и предопределили ее недолговечность.

В соответствии со ст. 339 УПК РСФСР 1960 г. суд кассационной инстанции был уполномочен оставить приговор без изменения, а жалобы или протест – без удовлетворения; отменить приговор и направить дело на новое расследование или новое судебное рассмотрение; отменить приговор и прекратить дело; изменить приговор.

Важной стороной контрольной деятельности кассационных и надзорных судов являлось право давать обязательные указания судам нижестоящих инстанций, органам дознания и предварительного следствия. Суд, рассматривающий дело в кассационном и надзорном порядке, не вправе был устанавливать или считать доказанными факты, которые не были установлены в приговоре или отвергнуты им, а равно не вправе предрешать вопросы о доказанности или недоказанности обвинения, о достоверности или недостоверности того или иного доказательства и о преимуществах одних доказательств перед другими, о применении судом первой инстанции того или иного уголовного закона и о мере наказания.

Принципиальное отличие надзора от кассации заключалось в том, что возбуждение надзорного производства допускалось исключительно по протесту должностного лица – соответствующего прокурора или председателя суда ^{[2, с. 60]}. Стороны были лишены возможности инициировать пересмотр судебного решения, вступившего в законную силу. Сохранялась лишь возможность подачи уполномоченному должностному лицу жалобы с просьбой принести надзорный протест. В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 18 декабря 1963 г. № 18 «О мерах по дальнейшему улучшению рассмотрения жалоб и заявлений граждан по судебным делам» предписывалось внимательно изучать такие жалобы и своевременно на них реагировать.

Срок для пересмотра в порядке надзора в пользу осужденного не устанавливался, а для ухудшения его положения был ограничен 1 годом со дня вступления судебного решения в законную силу (ст. 373 УПК РСФСР 1960 г.).

Производство в судах надзорной и кассационной инстанции не имело существенных отличий. В связи с этим И. Д. Перлов обоснованно предлагал отказаться от понимания надзорного производства как исключительной стадии уголовного процесса ^{[12, с. 12]}.

Возможность проверки судебного решения в порядке надзора по имеющимся в деле и дополнительно представленным материалам не была урегулирована в УПК РСФСР 1960 г. и решалась правовой доктриной путем допустимости предоставления в суд надзорной инстанции любых письменных материалов ^{[4, с. 18-24]}. Некоторые авторы не исключали возможности представления в суд надзорной инстанции и вещественных доказательств, полученных после судебного разбирательства ^{[1, с. 55]}. В таком случае оставался открытым вопрос о порядке получения таких доказательств после постановления судом приговора.

Как видно из анализа процедуры надзора, вступление судебного решения в законную силу не имело существенного значения для его пересмотра за исключением особой процедуры возбуждения надзорного производства.

В результате рассмотрения дела в порядке надзора суд мог оставить протест без удовлетворения; отменить приговор и все последующие судебные определения и постановления и прекратить дело либо передать его на новое расследование или новое судебное рассмотрение; отменить кассационное определение, а также последующие судебные определения и постановления, если они были вынесены, и передать дело на новое кассационное рассмотрение; отменить определения и постановления, вынесенные в порядке надзора, и оставить в силе, с изменением или без изменения, приговор суда и кассационное определение; внести изменения в приговор, определение или постановление суда.

Для возобновления дел по вновь открывшимся обстоятельствам характерно наличие особых оснований, не совпадающих с кассационными и надзорными, и закрепленных в ст. 384 УПК РСФСР 1960 г. К ним относились, например, установленные вступившим в законную силу приговором суда преступные злоупотребления судей, допущенные ими при рассмотрении дела.

Поводом для возобновления дел служило заключение прокурора. Рассмотрению судом дела по вновь открывшимся обстоятельствам должно было предшествовать предварительное расследование этих обстоятельств ^{[3, с. 15]}, в то время как не допускалось проведение следственных действий при кассационном и надзорном пересмотрах, в том числе и для получения дополнительных материалов. При возобновлении дел не могли быть пересмотрены иные судебные решения, кроме приговора, т. к. их вынесению не предшествовало проведение предварительного расследования.

Рассмотрев дело по вновь открывшимся обстоятельствам, суд мог принять решение об отмене приговора, определения или постановления суда и передаче дела для производства нового расследования или нового судебного разбирательства; об отмене приговора, определения или постановления суда и о прекращении дела; об отклонении заключения прокурора. Изменение приговора при возобновлении дела не допускалось.

В соответствии с ч. 1, 2 ст. 385 УПК РСФСР 1960 г. пересмотр по вновь открывшимся обстоятельствам по мотивам мягкости наказания или необходимости применения к осужденному закона о более тяжком преступлении допускался лишь в течение сроков давности привлечения к уголовной ответственности и не позднее 1 года со дня открытия новых обстоятельств. Пересмотр обвинительного приговора в пользу осужденного не был ограничен сроками.

Из нового уголовно-процессуального законодательства устранялась дифференциация процедуры пересмотра в зависимости от вида судебного решения. Устанавливался перечень судебных решений, на которые не могла быть подана частная жалоба, но мог быть принесен частный протест прокурора, а также решений, вообще не подлежащих частному обжалованию и опротестованию. Например, не могло быть обжаловано решение о мере пресечения, которое в значительной степени ограничивало права гражданина (п. 3 ч. 1 ст. 331 УПК РСФСР 1960 г.). Такое правовое регулирование нарушало состязательность и равенство прав сторон, создавало условия для отсутствия внутрисистемного судебного контроля.

В 1990-е гг. выход группы стран из социалистического блока и распад СССР привели к появлению уникальной постсоциалистической семьи права, которая носила временный характер, была связана с проведением судебной реформы, после которой большинство государств совершили переход к романо-германской семье права. Постсоциалистической семье права присуща особая уголовно-процессуальная система и самостоятельная модель пересмотра судебных решений.

Происходящие институциональные изменения контрольно-проверочных стадий в рамках данной модели не носили фундаментальный характер. Особенности законодательного регулирования постсоциалистической модели пересмотра судебных решений связаны с тем, что длительное время продолжали действовать советские нормативные правовые акты в области судоустройства и уголовного судопроизводства: Закон РСФСР от 08 июля 1981 г. «О судоустройстве РСФСР» утратил силу 01 января 2013 г., а УПК РСФСР 1960 г. – 01 января 2003 г. По инерции продолжали свое существование созданные ранее институты пересмотра судебных решений. Изменения, вносимые в законодательство, зачастую носили непоследовательный характер. Ситуацию усложняли кадры судебной системы, которые привыкли работать в условиях социалистической модели пересмотра судебных решений, и сложившаяся десятилетиями правоприменительная практика судов вышестоящих инстанций.

Постсоциалистическая модель пересмотра судебных решений характеризуется возвращением традиционных институтов уголовного судопроизводства, упраздненных в советский период. Происходит и значительная модернизация всей существующей правовой системы, выражавшаяся в приведении национального уголовно-процессуального законодательства и судебной практики в соответствие с общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами. Осуществляются разного объема заимствования из романо-германской и английской моделей пересмотра судебных решений.

Кроме работы законодателя по изменению правового регулирования контрольно-проверочных стадий уголовного судопроизводства необходимо отметить важную деятельность Конституционного Суда РФ по выработке новых подходов к пониманию пересмотра судебных решений (см., например, постановления Конституционного Суда РФ от 02 февраля 1996 г. № 4-П, от 02 июля 1998 г. № 20-П, от 10 декабря 1998 г. № 27-П, от 14 февраля 2000 г. № 2-П, от 17 июля 2002 г. № 13-П). Значительное влияние на отечественное законодательство и правоприменительную практику, касающиеся апелляционного, кассационного и надзорного производства, оказали решения Европейского Суда по правам человека (см., например, постановления ЕСПЧ от 24 мая 2007 г. по делу «Радчиков против России», от 26 июня 2008 г. по делу «Шулепов против России», от 30 июля 2009 г. по делу «Ананьев против России», от 22 апреля 2010 г. по делу «Севастьянов против России», от 27 января 2011 г. по делу «Кононов против России»).

Для правильного понимания постсоциалистической модели пересмотра судебных решений существенное значение имеет постановление Верховного Совета РСФСР от 24 октября 1991 г. № 1801-1 «О Концепции судебной реформы в РСФСР», констатировавшее кризис советской юстиции и предлагавшее пути реформирования судоустройства и судопроизводства. Одной из принципиальных идей Концепции судебной реформы стало предоставление лицу по его жалобе права на полный пересмотр дела в вышестоящем суде.

В ходе проведения судебной реформы стало очевидно, что судопроизводство сможет выполнять свои функции по эффективному процессуальному контролю только в случае преобразования советской судебной системы. Высказывались предложения по совершенствованию вопросов судоустройства путем создания судов апелляционной и кассационной инстанции в качестве отдельного звена судебной системы. Отмечалось, что «главное здесь – “оторвать” это звено от органов власти субъектов Федерации, “замкнуть” более высокую в процессуальном плане по отношению к звену субъекта Федерации судебную инстанцию не на Верховный Суд Российской Федерации (до которого к тому же далеко), а на инстанцию, никак не “связанную” с каким-либо региональным звеном системы государственной власти» ^{[5, с. 169]}.

Концепцией судебной реформы предполагалось образование кассационно-апелляционных инстанций в федеральных районных, федеральных окружных судах и Верховном Суде РСФСР. Они должны были рассматривать кассационные и апелляционные жалобы и протесты на судебные решения, не вступившие в силу, действуя при этом в двух разных порядках и, следовательно, обладая различными полномочиями. Апелляционному пересмотру подлежали судебные решения, постановленные судьей единолично, а кассационному – судьей и коллегией присяжных заседателей или тремя профессиональными судьями.

Апелляционное производство предполагало повторное слушание дела в полном объеме в формах, аналогичных производству в суде первой инстанции, с вызовом сторон и на основе нового непосредственного исследования доказательств. Целью слушания в кассационном порядке являлась проверка законности решений исключительно по материалам дела. В обоих случаях предусматривался пересмотр коллегиями из трех профессиональных судей. Предполагаемое возрождение апелляционного производства и изменение сущности кассационного производства означало отказ от социалистической модели пересмотра судебных решений.

В Концепции судебной реформы отсутствовали отдельно сформулированные апелляционные основания отмены или изменения судебных решений, что характерно для Устава уголовного судопроизводства 1864 г. и зарубежного уголовно-процессуального законодательства.

Кассационными основаниями предлагалось считать существенное нарушение уголовно-процессуального закона; обоснованные сомнения в объективности рассмотрения дела; неполноту судебного следствия, выразившуюся в оставлении без рассмотрения доказательств или неучете обстоятельств, имеющих существенное значение; нарушение правил подсудности; неправильное применение уголовного закона и несправедливость назначенного наказания. Под обоснованными сомнениями в объективности рассмотрения дела подразумевался тенденциозный подбор присяжных, давление на суд голоса «общественной страсти», объективно обнаружившийся обвинительный уклон в деятельности профессионального судьи и т. п. Впервые на столь высоком уровне констатировалось наличие обвинительного уклона в судейском корпусе. При анализе положений концепции оставалось непонятным, чем вызвано отдельное закрепление в качестве кассационного основания нарушения правил подсудности, представляющего собой разновидность существенного нарушения уголовно-процессуального закона. В части неправильного применения уголовного закона и несправедливости назначенного наказания наблюдалась преемственность с советской кассацией. Понимание справедливости по-прежнему сводилось к справедливости назначенного судом первой инстанции наказания, а не к праву на справедливое правосудие, которое обеспечивает эффективное восстановление в правах ^{[9, с. 104-105]}.

Предложенные кассационные основания, которые разработчики концепции называли также поводами к отмене или изменению приговора, что говорит о преемственности с пореформенным дореволюционным уголовным судопроизводством, не включали несоответствие выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам дела, что предполагало исследование в кассационном порядке только вопросов права. Также в суде кассационной инстанции осуществлялась проверка исключительно судебного следствия, но не дознания и предварительного следствия. Тем самым констатировался разрыв с доктриной советской кассации.

В апелляционном производстве допускался поворот к худшему по протесту на мягкость квалификации деяния и наказания, а в кассационном производстве действовал полный запрет на поворот к худшему.

Итогом апелляционного и кассационного производства могли быть определения об изменении приговора, об отмене приговора с прекращением дела либо оставлении приговора без изменения, а жалобы или протеста – без удовлетворения. Суд кассационной инстанции также мог принять решение об отмене приговора с возвращением дела на новое судебное рассмотрение, что связано с его ограниченной познавательной деятельностью в кассационном производстве, не позволявшей ему самостоятельно постановить приговор.

Оказав положительное влияние на состояние российской юстиции, положения Концепции судебной реформы реализовывались непоследовательно, а некоторые так никогда и не получили законодательного закрепления. Один из разработчиков постановления С. А. Пашин отмечал, что «авторы Концепции 1991 года предложили ряд индикаторов, которые подтвердили бы, что власти предержащая и законодательная не сбились с проложенного курса. Однако пятнадцать лет спустя чаяния реформаторов не исполнились, их рецепты были отторгнуты, а насажденные ими институты деформированы» ^{[10, с. 126]}.

Возрождение апелляционного производства – одна из ключевых характеристик постсоциалистической модели пересмотра судебных решений, связано с вступлением в силу Федерального закона от 07 августа 2000 г. № 119-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР», которым вводилась возможность апелляционного обжалования и опротестования судебных решений мирового судьи, не вступивших в законную силу (ст. 478-503 УПК РСФСР 1960 г.). В качестве суда апелляционной инстанции устанавливался районный суд. В результате в российском уголовном судопроизводстве судебное решение, не вступившее в законную силу, могло быть обжаловано в апелляционном и кассационном порядке.

В соответствии с п. 4-6 ч. 1 ст. 481 УПК РСФСР 1960 г. апелляционные жалоба или протест должны были содержать указание на то, полностью или частично обжалуются либо опротестовываются приговор или постановление; доводы лица, подающего жалобу или приносящего протест, указывающие на неправильность приговора или иного решения суда, и существо его требований; доказательства, обосновывающие требования заявителя, которые должны быть исследованы судом апелляционной инстанции, в том числе доказательства, не исследованные мировым судьей. Такое правовое регулирование значительно усложняло подачу жалобы и протеста, т. к. к ним предъявлялись серьезные требования содержательного характера. Жалоба и протест становились не просто формальными поводами для пересмотра судебного решения как в советской кассации, а определяли пределы апелляционного производства, способствовали более полной реализации состязательности сторон и диспозитивности. При этом по-прежнему отсутствовали какие-либо требования к кассационным жалобам, протестам и надзорным протестам.

Стороны были вправе в подтверждение оснований жалобы или протеста либо возражений против жалобы или протеста представлять новые материалы или ходатайствовать о вызове в суд указанных ими свидетелей и экспертов.

Суд апелляционной инстанции проверял законность, обоснованность и справедливость приговора мирового судьи лишь в той части, в которой он был обжалован или опротестован, и только в отношении тех осужденных, которых касались жалоба или протест. В то же время, если в ходе разбирательства в суде апелляционной инстанции устанавливались нарушения прав и законных интересов осужденных, допущенные при рассмотрении дела мировым судьей, что повлекло постановление незаконного приговора, то суд апелляционной инстанции был вправе отменить или изменить приговор мирового судьи также в той части, в которой он не был обжалован или опротестован, и в отношении тех осужденных, в интересах которых не подавалась жалоба или не приносился протест (ч. 2, 3 ст. 487 УПК РСФСР 1960 г.). Такая законодательная формулировка представляла собой компромисс между состязательностью, диспозитивностью в уголовном процессе и публичностью, реализующейся через ревизионные полномочия суда апелляционной инстанции.

Апелляционный пересмотр осуществлялся с участием сторон по правилам производства в суде первой инстанции. Неявка лиц, не подававших жалоб на приговор суда первой инстанции, не препятствовала рассмотрению дела и вынесению решения.

Суд апелляционной инстанции устанавливал порядок исследования доказательств с учетом мнения сторон и проверял доказательства путем допроса вызванных в суд подсудимого, свидетелей, потерпевших, частного обвинителя, а также оглашал по ходатайству сторон документы, протоколы и другие материалы дела. Свидетели, допрошенные мировым судьей, допрашивались в суде апелляционной инстанции, если их вызов по ходатайству сторон суд апелляционной инстанции признал необходимым. В ходе судебного следствия суд был вправе проверять доказательства, оглашать материалы дела и допрашивать свидетелей, допрошенных мировым судьей, по собственной инициативе.

Стороны были вправе заявить ходатайство о вызове новых свидетелей, проведении экспертизы, об истребовании вещественных доказательств и документов, в исследовании которых им было отказано мировым судьей. При этом суд апелляционной инстанции был не вправе отказать в удовлетворении заявленных ходатайств на том основании, что они не были удовлетворены мировым судьей.

Апелляционное производство получило полноценную процедуру непосредственного исследования доказательств, в том числе новых. Суд апелляционной инстанции мог по собственной инициативе проверять доказательства, при этом некоторые вопросы доказывания оставались на усмотрение суда, а также сохранялись ревизионные полномочия. Возросла роль сторон в определении предмета и пределов разбирательства в суде апелляционной инстанции.

При изложении оснований к отмене или изменению приговора мирового судьи законодатель, вопреки предложениям разработчиков Концепции судебной реформы 1991 г., не смог отказаться от перечневого подхода, используемого в советский период. В качестве таких оснований ст. 496 УПК РСФСР 1960 г. устанавливала несоответствие выводов мирового судьи, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам дела, рассмотренным судом апелляционной инстанции; неправильное применение уголовного закона; существенное нарушение уголовно-процессуального закона; несоответствие назначенного по приговору наказания тяжести совершенного преступления и личности подсудимого.

Апелляционные основания почти полностью дублировали кассационные, за исключением того, что приговор мирового судьи не мог быть отменен или изменен в связи односторонностью или неполнотой дознания, предварительного или судебного следствия. Такой подход необходимо признать обоснованным, т. к. суд апелляционной инстанции обладал возможностью для устранения данного нарушения непосредственно при апелляционном пересмотре путем производства судебного следствия.

По-разному соотносятся положения ст. 344 и 497 УПК РСФСР 1960 г. применительно к формулированию несоответствия выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам дела в кассационном и апелляционном производстве. Суд апелляционной инстанции, оценивая исследованные им в судебном заседании доказательства, был вправе признать доказанными те фактические обстоятельства дела, которые не были установлены по приговору мирового судьи или не были приняты им во внимание. Применительно к кассации использовался перечневый подход с указанием конкретных нарушений, раскрывающих данное основание. Учитывая широкие возможности познавательной деятельности суда апелляционной инстанции, такое законодательное регулирование представляется оправданным.

При анализе формулировок оснований к отмене или изменению приговора мирового судьи очевиден отказ от советской традиции изложения исключительно самого нарушения, служащего таким основанием. Содержание ст. 497-500 УПК РСФСР 1960 г. включало в себя не только непосредственно апелляционные основания, но и процедурные вопросы, т. е. регулировало действия суда апелляционной инстанции при выявлении указанных оснований.

Суд апелляционной инстанции мог принять решение об оставлении приговора мирового судьи или его постановления о прекращении дела без изменения, а апелляционных жалобы или протеста без удовлетворения; об отмене обвинительного приговора мирового судьи, оправдании подсудимого или о прекращении дела; об отмене обвинительного приговора мирового судьи и о постановлении нового приговора; об отмене оправдательного приговора мирового судьи и о вынесении обвинительного приговора; об изменении приговора мирового судьи (ст. 494 УПК РСФСР 1960 г.). Широкие полномочия суда апелляционной инстанции по полноценному исследованию доказательств подчеркивала возможность постановления нового приговора взамен приговора суда первой инстанции.

В апелляции, в отличие от кассации и надзора, предусматривалось ведение протокола судебного заседания, на который стороны могли принести замечания. Особое значение протокол судебного заседания как источник доказательственной информации имеет для судов вышестоящих инстанций. Он позволяет им проверить законность, обоснованность и справедливость приговора, законность и обоснованность иного решения суда. От того, насколько полно и объективно изложено содержание судебного разбирательства в протоколе, зависит возможность полноценного кассационного и надзорного пересмотров и, следовательно, защита прав и интересов участников уголовного судопроизводства.

Приговор суда апелляционной инстанции вступал в законную силу по истечении срока на кассационное обжалование и опротестование, если он не был обжалован или опротестован. В случае принесения кассационной жалобы или кассационного протеста приговор суда апелляционной инстанции, если он не был отменен, вступал в законную силу по рассмотрении кассационной жалобы или кассационного протеста вышестоящим судом. Сложилась парадоксальная ситуация, когда уголовные дела о преступлениях, за совершение которых максимальное наказание не превышает 3 лет лишения свободы, подсудные мировому судье в соответствии с уголовно-процессуальным законом (пп. 1 п. 1 ст. 3 Федерального закона от 17 декабря 1998 г. № 188-ФЗ «О мировых судьях в Российской Федерации»), могли быть пересмотрены вышестоящими судами большее количество раз, чем приговоры по уголовным делам, характеризующиеся более строгими видами наказания.

Период действия УПК РСФСР 1960 г. характеризуется сменой социалистической модели пересмотра судебных решений постсоциалистической. На первом этапе действия данного уголовно-процессуального закона важнейшее значение приобрело закрепление в качестве основания к отмене судебного решения несоответствия выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам дела. Кассационный и надзорный пересмотр уголовных дел осуществлялся по одинаковым основаниям в единой процессуальной форме, не предусматривающей судебного следствия. Допустимость пересмотра в вышестоящих судах фактических обстоятельств уголовного дела в отсутствие непосредственного исследования доказательств обусловило недолговечность социалистической модели пересмотра судебных решений. Второй этап действия УПК РСФСР 1960 г. характеризуется значительным преобразованием системы контрольно-проверочных стадий с одновременным сохранением советских и возвращением дореволюционных институтов пересмотра. Ключевым моментом проводимых реформ стало возрождение апелляционного производства. Российское уголовно-процессуальное законодательство и судебная практика приводятся в соответствие с общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами, устанавливается приоритет прав и свобод личности перед интересами государства.