Восточноафриканское сообщество: от межправительственной организации к федеративному государству?

Филиппов Василий Рудольфович доктор исторических наук ведущий научный сотрудник, Институт Африки, Российская академия наук 123001, Россия, г. Москва, ул. Спиридоновка, 30/1, каб. 22 Filippov Vasily Doctor of History lead research associate, the Africa Institute of the Russian Academy of Sciences 123001, Russia, Moscow, Spiridonovka st., 30/1, room. 22 fvr1957@mail.ru Другие публикации этого автора

Интеграционные процессы в Восточной Африке

Британские колонии Восточной Африки в первой половине прошлого столетия занимали площадь более 1766 тыс. кв. км, или территорию, равную площади самой Великобритании, а также Германии, Италии, Франции и Испании вместе взятых. По данным переписи 1948 г. численность населения Кении, Уганды и Танганьики составляла более 18 млн. человек. Впрочем, колонией считалась только часть Кении: прибрежная ее полоса, отторгнутая Англией у султана Занзибара в 1895 г., так же, как и Уганда считалась протекторатом. Танганьика в 1920 г. была передана под английское управление как подмандатная территория Лиги Наций (до этого она была колонией Германии).

Структура «косвенного управления» во всех британских владениях Восточной Африки была почти идентичной. В руках назначаемого Британской короной губернатора была сконцентрирована вся законодательная и исполнительная власть. Имевшиеся в колониях законодательные и исполнительные советы выполняли функции консультативных органов при губернаторе. Английская колониальная администрация, следуя логике «косвенного управления», стремилась максимально упростить и рационализировать администрирование африканскими колониями. Объединение территорий, известная унификация управленческих, фискальных и экономических структур позволяли удешевить аппарат управления и минимизировать число колониальных чиновников. Вспомним Центральноафриканскую федерацию, объединившую самоуправлявшуюся колонию Южная Родезия, протекторат Северная Родезия и Ньясаленд; Южноафриканский таможенный союз, включавший Бечуаналенд, Басутоленд, Свазиленд и ЮАС (ЮАР).

Аналогичным образом на огромных пространствах Восточной Африки уже в 30-е гг. появились Восточноафриканский валютный совет и почтовый союз. В единую сеть были объединены железные дороги Кении, Уганды и Танганьики. Позже, в 1940 г. был организован Объединенный совет по налогам и Совместный экономический комитет по делам трех колоний, введено хождение восточноафриканского шиллинга, унифицирована таможенная политика.

В середине прошлого столетия губернаторы Кении, Уганды и Танганьики образовали Восточноафриканскую комиссию высоких представителей, одновременно был учрежден представительный орган – Восточноафриканская Генеральная ассамблея. С этого времени законы, принятые и одобренные этими политическими структурами стали обязательными на территории трех территорий, подвластных Великобритании. Реализацией законодательных актов в административной практике был призван Восточноафриканский Комитет, в состав которого входили департаменты транспорта, связи, таможни и промышленности. В 1961 г. была создана Организация общих служб Восточной Африки.

Очевидно, что концепция интеграции экономических и управленческих структур на территорию Восточной Африки была привнесена извне и имела «верхушечный» характер. Как и на всем Черном континенте, в этом субрегионе «специфика процесса хозяйственного сближения состояла в том, что он начал развиваться как бы сверху вниз, от сложного к простому, сразу с попыток налаживания интеграционного сотрудничества» ^{[1, с. 7]}. При наличии единой политической воли и могучего административного ресурса эта концепция в то время имела самую благоприятную перспективу.

Деколонизация континента не нарушила эту отчетливо обозначившуюся тенденцию. Создание в 1958 г. ЕЭС и успехи стран-участниц этого европейского интеграционного проекта породили у некоторой части африканских политиков иллюзии, что и в Африке опыт Западной Европы может быть не менее результативным. Это обусловило стремление практических всех суверенных африканских стран к созданию региональных экономических ассоциаций: вскоре после освобождения почти все они входили в состав одного или нескольких экономических альянсов. Именно поэтому выстроенные в период колониального владычества механизмы интеграции продолжали действовать в Восточной Африке и после обретения в 1963 г. государственного суверенитета Кенией, Угандой и Танганьикой.

Федерализм в политическом дискурсе африканских стран

В начале 60-х годов в политическом дискурсе африканских стран обозначились две парадигмы регионализации. «Функционалисты» полагали, что начинать следует с экономической интеграции, поэтапного продвижения от простых форм экономического взаимодействия к сложным формам межгосударственного сотрудничества. В этой парадигме политическое объединение суверенных государств должно было быть производным от хозяйственной и финансовой интеграции. Наиболее авторитетным представителем этого направления политической мысли был Леопольд Сенгор (первый президент Сенегала), который полагал, что в отдаленной перспективе Африка должна объединиться, но объединение это необходимо начать с конструирования хозяйственных комплексов в пределах субрегионов с естественными границами. Лишь потом, постепенно, следуя логике экономических законов, такие комплексы должны были расширяться до регионального и континентального уровней. «Федералисты», напротив, считали, что в условиях эмбрионального состояния экономических структур освободившихся стран политические детерминанты будут играть решающую роль в интеграционных процессах. В этой политической доктрине явно просматривался известный революционный романтизм, желание совершить скачок в грядущее, основываясь лишь на политической воле харизматичных лидеров. К числу апологетов этой точки зрения принадлежали такие известные африканские концептуалисты и государственные деятели, как Кваме Нкрума (первый президент Ганы), Секу Туре (первый президент Гвинеи), Джулиус Ньерере (первый президент Танзании). Очевидно, что африканских идеологов федерализма воодушевлял тогда еще успешный опыт федерализма в СССР ^{[2, с. 23-38]}. В 1958 году, в Акре, на первой Конференции народов Африки большинством голосов была принята резолюция «О границах и федерациях», предложенная К. Нкрумой. Резолюция стала своеобразным манифестом сторонников федерализации. Теоретическим обоснованием этой резолюции стал труд К. Нкрумы, опубликованный в 1963 г. и получивший широкую известность на континенте. Автор призывал все африканские страны объединиться в «Соединенные штаты Африки» и объявлял «балканизацию» главной угрозой для суверенитета африканских стран ^{[3, с. 233-234]}. Идея политической консолидации стала весьма популярной среди нарождавшейся политической элиты восточноафриканских стран [см.: 4]. Тогда же, в 1963 г. в преддверии обретения суверенитета Кенией, восточноафриканские лидеры заявили о своем намерении объединить свои страны в Федерацию Восточной Африки. В совместной декларации, подписанной Дж. Ньерере, Джомо Кениатой (будущим президентом Кении) и Милтоном Оботе (будущим президент Уганды), провозглашалось: «Мы имеем общую историю, культуру, которые делают наше объединение логичным и естественным. Наше будущее связано единством стремлений и надежд, необходимостью общих усилий перед лицом испытаний, которые предстоят каждому из наших народов» ^{[5, с. 1]}. Этот романтический подход к государственному строительству, базирующийся на культурных факторах, а не на политических императивах и экономических детерминантах был обречен на неудачу. Кроме того, в то время практическая реализация этой идеи уперлась в амбиции лидеров трех стран, прежде всего, Дж. Кениаты ^{[6, с. 297-320]}. В политической практике возобладал прагматичный подход «функционалистов».

Образование Восточноафриканского сообщества

Преимущества экономической интеграции представлялись столь очевидными, что в 1967 г. три страны подписали Договор о сотрудничестве, который предполагал создание режима наибольшего благоприятствования в сфере торговли и промышленности. Он предусматривал содействие устойчивому развитию, равноправие в предоставлении преференций в сфере экономики, совместное финансирование строительства ряда производственных объектов, взаимные консультации в ходе планирования сельскохозяйственного производства, а также сотрудничество в сферах энергетики, транспорта, связи, образовании и туризма.

Реализовать Договор в полном объеме оказалось весьма затруднительно, многие статьи этого документа так и остались декларацией о намерениях. Фактически сразу после его подписания был расформирован Восточноафриканский валютный совет (ВВС), который по мысли его учредителей должен был стать единым эмиссионным центром и обеспечить, таким образом, выполнение функций единого банка трех стран-участниц. Распад ВВС означал создание собственных национальных валютных систем и учреждение независимых государственных банков. Развалины ВВС похоронили под собой благие намерения запустить в обращение единую валюту. Препятствием на пути интеграции стала заметная дифференциация экономического потенциала стран-участниц. Стремление боле развитой в экономическом плане Кении получить максимум преимуществ от интеграции финансовых систем привело к распаду Восточноафриканского банка развития. Не смогли страны-участницы договориться и по вопросу определения объема взносов каждой страны в общий бюджет содружества.

Вскоре обнаружились серьезные расхождения в политических ориентациях и симпатиях политических лидеров трех стран. Заметные различия в моделях политических систем, идеологических установках и преференциях в международных отношениях провоцировали серьезные трения в отношениях государств, которые формально провозгласили своей целью создание единого федеративного государства. Путч в Уганде и установление в этой стране тоталитарного режима Иди Амина Дада, внешняя и внутренняя политика этого диктатора спровоцировали конфликт между Угандой и Танзанией.

В результате негативного воздействия всех этих факторов на интеграционные процессы в 1977 г. ВАС распалось.

Преодоление деструктивных тенденций

Однако вскоре урон, нанесенный распадом ВАС экономике трех стран, стал слишком очевидным. Это побудило политические и экономические региональные элиты к поиску путей преодоления кризиса в отношениях между восточноафриканскими странами и выстраиванию новой архитектоники отношений между ними. В 1980-х гг. они предприняли ряд шагов, направленных на либерализацию торговли, что помимо прочего сказалось на позитивной динамике экономического развития региона в 1990-е гг., стимулировало приток иностранных инвестиций и технологий ^{[7, с. 15]}.

После длительных переговоров в 1993 г. было объявлено о создании Постоянной трехсторонней комиссии по восточноафриканскому сотрудничеству. Первым ощутимым результатом ее деятельности стал Форум министров со штаб-квартирой в танзанийском городе Аруше. На Форуме было достигнуто соглашение о сближении экономического сотрудничества стран Восточной Африки и подписана соответствующая Декларация. Главным итогом совместных усилий на пути интеграционного сближения стала концепция поэтапного сближения от таможенного союза к общему рынку, валютному союзу и политической федерации.

В ноябре 1999 г. в Аруше (Танзания) подписан Договор о формировании Восточноафриканского Сообщества. Сообщество было официально возрождено 7 июля 2000 г. Главной целью этой международной организации было объединение стран-участниц в политическую федерацию под лозунгом «Один народ, одна судьба» ^{[8, с. 29]}.

Однако наиболее заметных успехов страны ВАС добились на пути создания единого экономического пространства. В начале нового тысячелетия на территории стран-участниц были элиминированы практически все нетарифные торговые ограничения. Таможенные пошлины были сведены до минимума: в Кении они были сокращены на 90 %, в Танзании и Уганде на 80 %. С 2005 года в ВАС работает таможенный союз. Он стал первым шагом на пути к созданию единого рынка для стран ВАС.

Номенклатура торговой документации в значительной степени была приведена в соответствие со стандартами ВТО. Cтраны договорились о согласованной политике в сфере транспортных коммуникаций и связи, что также способствовало свободному перемещению товаров. Менее динамично продвигались страны ВАС по пути создания общей финансовой системы: в Найроби была создана и функционирует ныне крупная валютная биржа, которая по объему сделок занимает почетное четвертое место на африканском континенте. Однако в Уганде и Танзании продолжали работать национальные валютные биржи. Для выработки согласованной политики в сфере финансов был создан Восточноафриканский Комитета по ценным бумагам. В 1996 г. подписано соглашение о гармонизации правового регулирования рынков капитала этих стран.

В ноябре 2007 г. к ВАС присоединились Бурунди и Руанда. Южный Судан подал заявку на присоединение к сообществу после обретения независимости в июле 2011 г. В декабре 2013 г. на саммите ВАС в Кампале заявка Южного Судана была рассмотрена, но решение было отложено до апреля 2014 г. ^[9]. Однако эта страна стала полноправным членом ВАС только в марте 2016 г. ^[10]. Таким образом, политическая топография сообщества приобрела нынешние очертания.

Вполне возможно, в обозримом будущем состав стран-членов ВАС будет расширяться. Определенные интеграционные тенденции в регионе просматриваются уже сейчас. Например, в сентябре 2015 г. в Найроби Восточноафриканская федерация фермеров, в которую входят Бурунди, Демократическая Республика Конго, Джибути, Эритрея, Эфиопия, Кения, Руанда, Южный Судан, Танзания и Уганда, подписала меморандум о взаимопонимании с Восточноафриканским сообществом и получила статус наблюдателя в этой ассоциации ^[11].

Прорывом в процессе экономической и политической интеграции стран ВАС стало подписание 20 ноября 2009 г. Договора о создании общего рынка. Президенты стран-участниц содружества Пьер Нкурунзиза (Бурунди), Мваи Кибаки (Кения), Поль Кагаме (Руанда), Джакайя Киквете (Танзания) и Йовери Мусевени (Уганда) на саммите ВАС в Аруше подписали важнейший документ, предусматривавший свободное перемещение товаров и людей, а также право для граждан ВАС проживать в одной из стран объединения ^[12]. Впрочем, это событие не должно внушать излишнего оптимизма: экономические интересы стран-участниц часто не совпадают, а порой и противоречат друг другу. И. Абрамова, в частности, констатировала, что наиболее развитая в экономическом плане Кения, планирует наращивать экспорт промышленной продукции на рынки своих партнеров по субрегиональной организации, в то время, как другие страны-члены ВАС «уже сейчас пытаются ограничить поставки на свои рынки более конкурентоспособной кенийской продукции» ^{[13, с. 145]}.

Но в контексте нашей темы важно следующее: амбициозный проект предполагал введение единой региональной валюты (восточноафриканского шиллинга) и политическое объединение стран-участниц ВАС в едином федеративном государстве к 2018—2019 гг.

Напомню, что ранее, по договору 2004 г., единая валюта должна была войти в обращение в период с 2011 по 2015 гг. Восточно-Африканская Федерация с общим президентом и единым парламентом должна была стать геополитической реальностью к 2010 году ^[14]. Однако эксперты из Кенийского института общественно-политических исследований уже тогда отмечали, что планы эти были излишне оптимистичными ^[15].

Политическая федерация как декларируемая цель ВАС

На официальном сайте ВАС представлен специальный раздел, который озаглавлен: «Политическая федерация. Что это такое?» ^[16]. Заявлено, что политическая федерация является конечной целью региональной интеграции стран-членов ВАС. Создание таковой должно стать четвертым важнейшим шагом после создания таможенного союза, общего рынка и валютного союза. Федеративное государство в соответствии со статьей 5 (2) Договора о создании Восточно-африканского сообщества должно основываться на трех основных принципах: общей внешней политике и политике безопасности, надлежащего управления и эффективного осуществления предыдущих этапов региональной интеграции.

Примечательно, что достижение политической федерации объявлено «процессом, а не событием». Поскольку процесс до этой поры был медленным, главы государств Содружества решили на саммите в Найроби 27-29 августа 2004 г. совместно изучить пути и средств углубления и ускорения процесса федерализации ^[17]. На саммите был создан Комитет по ускорению строительства Политической Федерации. В ноябре 2004 г. Комитет представил Доклад о путях завершения строительства единого федеративного государства. Консультативный процесс завершился в 2006 г. учреждением должности заместителя Генерального секретаря ВАС, отвечающего за создание политической федерации.

На сайте ВАС говорится о том, что в период с 2006 по 2008 гг. были проведены консультации и даны директивы на высшем уровне, призванные обеспечить ускорение процессов политической интеграции. Были реализованы специальные исследования, в ходе которых стало ясно, что граждане стран-членов ВАС хотят быть «надлежащим образом участвовать в политическом процессе и иметь право голоса в процессе принятия решений».

Лидеры стран участниц периодически пытаются предать новые политические импульсы процессу федерализации, выступая с громкими заявлениями ^[18]. Так в октябре 2013 г. во время посещения экспозиции ВАС на Международной торговой ярмарке в Найроби президент Кении Ухуру Кениата призывал страны региона ускорить формирование политической федерации ^{[8, с 29]}. Однако подобные декларации можно рассматривать скорее как популистскую риторику, нежели как намерение действительно объединиться в суверенное государство.

Что же препятствует политической интеграции стран-участников ВАС? Экономические факторы, препятствующие федерализации стран входящих в блок, достаточно хорошо описаны и я не буду на них подробно останавливаться. Ограничусь тем, что вслед за Г.М. Костюкиной назову важнейшие. Это низкий уровень экономического развития стран-партнеров; монокультурная товарная структура экспорта; узкая производственная база; неустойчивость национальных экономик в отношении мировых экономических кризисов; экономическая дифференциация между странами по объему ВВП, темпам инфляции и дефициту платежных балансов ^{[6, с 297-320]}. Эти обстоятельства нужно принимать во внимание при прогнозировании перспектив федерализации ВАС.

Однако наряду с экономическими детерминантами латентной, а порой и явной конфликтности между странами-участницами альянса, присутствуют вполне очевидные объективные языковые, конфессиональные, культурные, соционормативные, политические и прочие факторы, обусловливающие конфликт идентичностей населения рассматриваемого региона. Именно эти факторы провоцировали и провоцируют сейчас многочисленные кровавые войны в регионе, войны, которые страшным клеймом отпечатались в исторической памяти людей. Именно они так успешно используются внешними силами для мобилизации различных общностей (родоплеменных, религиозных, социальных, политических, локальных и проч.) в собственных интересах в борьбе за ресурсы и стратегические военно-политические интересы.

Трайбализм и племенные конфликты

Одной из фундаментальных причин неудач федеративного проекта в Восточной Африке, на мой взгляд, будет трайбализм, который до сих пор прочно вмонтирован в политические системы африканских стран и ментальность африканцев. Трайбализм стал причиной многих кровавых столкновений в странах Восточной Африки. Обозначим самые страшные из них.

В середине 90-х гг. прошлого столетия мир был потрясен страшной резней в Руанде, которая во многом была спровоцирована «великими державами» (прежде всего США и Францией, а также Бельгией). В колониальную эпоху бельгийские власти долгое время использовали социально-статусную скотоводческую общность тутси для поддержания порядка в своей колонии и удержания в повиновении менее продвинутой в социальном и имущественном отношении земледельческой по преимуществу общности хуту. В середине прошлого столетия, в условиях распада колониальных империй, более образованные и политически активные, нежели хуту, тутси начали демонстрировать нарастающее стремление к независимости. Бельгийцы, желая сохранить свои владения на Черном континенте, резко изменили расстановку сил в колониальной администрации: теперь они искали поддержки среди численно доминировавших и менее политически активных (в силу сравнительно низкого уровня образования и социального статуса) хуту. После того как страна получила суверенитет, власть в государстве в силу политической инерции и демографических факторов оказалась в руках представителей хуту. Тутси не пожелали смириться с утратой власти и собственности: фактически с начала 60-х гг. вплоть до 1994 г. в Руанде и на сопредельных территориях, то разгораясь, то угасая, тлел конфликт между двумя социальными общностями. В начале 90-х гг. он принял характер масштабной войны, которая привела в 1994 г. к геноциду тутси и «умеренных» хуту. По оценкам экспертов ООН, от 800 тыс. до 1 млн. чел. были убиты, более 2 млн. чел. стали беженцами ^{[19, с. 13]}.

Трайбализм в Уганде, как нигде в регионе, тесно сопряжен с конфессиональными, социальными и политическими конфликтами. Север и Юг страны сильно различаются по уровню экономического и социального развития. Северяне, а это в основном общности, говорящие на языках нилотской группы (тесо, ланго, ачоли и др.), ощущают себя жертвами дискриминационной политики центральных властей и противопоставляют себя проживающим на юге носителям языков банту (племена ганда, нколе, сога, кига и др.). Ситуация усугубляется тем, что Север особенно сильно пострадал в период войны с адептами Господней армия сопротивления (об этом ниже). Восток страны заселен скотоводческими племенами каримоджонг, которые издревле прмышляли кражей скота у соседей как у себя в стране, так и в Кении, что провоцирует напряженности в отношениях между странами как на бытовом, так и на правительственном уровне. Впрочем, кенийские скотоводческие племена покот и туркана постоянно угоняют скот у угандийских крестьян. Наконец, серьезное недовольство темнокожих кенийцев вызывает экономическое преуспевание азиатской диаспоры (это в большинстве своем индусы). В 2007 г. правительство вознамерилось передать выходцам из Азии заповедный лес для культивирования сахарного тростника. Это привело к жестоким стычкам в Кампале ^[20].

В Танзании после образования единого государства центральная власть стремилась к созданию единого национального (гражданского) сообщества ^{[21, с. 39]} и преодолению трайбализма во внутренней политике. В стране нет статистического учета племенной принадлежности и владения родным языком ^{[22, с. 203-223]}. Однако и в этой стране культурные, конфессиональные и даже расовые различия ощутимо влияют на интеграционные процессы и формирование гражданской нации. До получения независимости в 1963 г. острова Занзибар и Пемба находились под властью султана Омана. До обретения независимости арабы, составлявшие всего 20% населения островов, доминировали в администрации и экономике. И тогда, и сейчас на островах периодически возникали и возникают сейчас конфликты между арабами и темнокожими африканцами. Однако причиной этих столкновений бывают не культурные или конфессиональные особенности населения, а сепаратистские устремления арабской его части. В 1993 г. правительство Занзибара присоединилось к организации Исламская конференция (ОИК). В феврале 1993 г. парламентская комиссия Танзании признала членство Занзибара в ОИК неконституционным, остров вышел из ОИК, но латентный конфликт дает о себе знать поныне. В 2000 г. обстановка вновь обострилась, по острову прокатилась волна народных волнений: более 40 человек были убиты, 100 ранено и 400 арестованы. Число беженцев с Занзибара в Кению достигло 2 тысяч человек.

Кению на протяжении всей пост колониальной ее истории потрясают трайбалистские («межэтнические») конфликты. В начале 60-х гг. сомалийские сепаратисты, проживающие в Кении, восстали против центрального правительства; столкновения продолжались до 1968 г. В 1969 г. произошли кровавые стычки между кикуйю и луо; этот конфликт, порожденный стремлением к политическому доминированию, тлел на протяжении 1990-х гг. После президентских выборов в конце 2007 г. разразился новый острый политический кризис: началась война между сторонниками президента Мваи Кибаки, принадлежавшего к общности кикуйю, и его оппонентом Раилой Одингой, вооруженая клиентела которого представляет общность луо ^[23]. За две недели резни погибли более 700 человек. Позже, в конце января 2008 г. военные вертолеты обстреляли в селении Найваша толпу кикуйю, которые пытались воспрепятствовать эвакуации луо. В результате обстрела погибли более 2 тыс. человек.

После провозглашения независимости Бурунди к власти в стране пришли племенные вожди социальной общности тутси, которые были меньшинством в государстве. Дискриминация хуту в период праления короля Мвами вылилась в острый конфликт. В октябре 1965 г. офицеры хуту организовали путч, который окончился арестами и казнями представителей этой социальной группы. Далее последовала череда военных переворотов и расколом внутри политической элиты тутси. Тогда же начались серьёзные разногласия среди руководителей тутси. После установления диктатуры майора Пьера Буйоя возобновились стучки между тутси и хуту, которые после убийства военными тутси первого законно избранного президента Мельхиора Ндадайе переросли в масштабную гражданскую войну ^[24]. Нынешний президент страны Пьер Нкурунзиза пришел к власти в 2005 г., прежде он возглавлял повстанческую группировки хуту, его отец был убит в период страшной резни 1972 года ^[25].

Ситуация в Южном Судане резко обострилась в 2013 г., после того, как президент Салва Киир, принадлежащий к языковой общности динка, отправил в отставку вице-президента Риека Мачара из числа его сторонников в кабинете министров. В высшем эшелоне власти не осталось представителей второй по численности языковой общности — нуэр. В декабре в стране началась гражданская война между сторонниками президента и вице-президента. Вооруженная клиентела каждого из них разделилась в соответствии с родоплеменной идентичностью. Председатель Совбеза ООН Жерар Аро уже тогда объявил, что «конфликт развивается по этническому признаку». Вооруженные столкновения были сопряжены с массовыми убийствами мирного населения из числа общности динка, убивали и насиловали женщин и детей. А. Мизяев справедливо заключил: «Пока эти убийства называют "убийствами по этнической принадлежности", но это всего лишь попытка избежать применения слова "геноцид"» ^[26].

Конфессиональный фактор конфликтности в регионе

Наряду с трайбалистскими конфликтами Восточная Африка стала ареной острых, связанных с насилием конфессиональных противостояний. Эти детерминанты конфликтности в регионе часто взаимосвязаны или вовсе совпадают друг с другом. Пестрая смесь христианства в разных его версиях, различных течений ислама и анимистических верований делают регион взрывоопасным.

В настоящее время относительное спокойствие наблюдается разве что в Танзании. После того, как «Аль-Каида» в 1998 г. взорвала посольство США в Танзании ^{[27, с. 23]}, серьезных эксцессов на религиозной почве здесь не наблюдалось. Журналисты констатируют, что «на фоне всевозможных межрелигиозных конфликтов… кажется невероятным увидеть общество, в котором люди разных вероисповеданий живут на одной земле в мире и согласии ^[28], что «религиозный конфликт — это без преувеличения неслыханное явление в любой точке страны» ^[29].

В Кении трения между христианами и мусульманами заметно осложняют обстановку в стране, причем тенденция изменения отношений между двумя общинами не внушает оптимизма. 24 октября 2000 г. в Найроби несколько женщин подверглись нападению религиозных фанатиков. Их раздели донага только за то, что они были в брюках, а не в традиционной одежде. Официальные власти Найроби называют виновников происшествия «"шайкой преступников" и утверждают, что в Кении "брюки - совершенно нормальная одежда как для мужчин, так и для женщин"» ^[30]. Полиция получила приказ найти и задержать их за «подрывную деятельность». А в 2001 г. в Найроби имели место кровавые столкновения, возникшие из-за дележа мест на столичном рынке. Побоище охватило кварталы, где проживают прозелиты разных вероисповеданий ^[31]. Сани Муртала Сани (репортер радио Федеральной нигерийской корпорации) заявил, что истинные виновники столкновений в Кении — это политические деятели, также как и в других странах Африки: в Конго, Замбии, Гане, Кот-дИвуаре и Нигере ^[32].

Что касается экстремизма, то в Африке распространен не только исламский экстремизм, но и христианский. В Бурунди Правительство Жана-Батиста Багазы (1976—1987) обвинило римско-католическую церковь в поддержке хуту и дестабилизации ситуации в стране. Законодательно были запрещены литургии, национализированы католические школы, запрещена деятельность молодёжных организаций католиков, закрыты католические газеты. Позже были объявлены вне закона адвентисты и свидетели Иеговы. В 1987 г. президент Пьер Буйоя легализовал деятельность католической церкви в стране, но известное отторжение хуту по отношению к тутси сохраняется и поныне ^{[33, с. 458]}.

В этом контексте нужно упомянуть геноцид тутси и «умеренных» хуту 1994 г. в Руанде. Эту страшную резню чаще всего ошибочно интерпретируют как «межэтнический конфликт» и не акцентируют внимания на том, что конфликт имел и определенное религиозное звучание. Известно об активном участии в нем священников римско-католической церкви из числа хуту, призывавших свою паству «очистить Церковь от засилия тутси» ^[34].

А в Уганде с 80-х гг. прошлого столетия действует повстанческая группировка Господня армия сопротивления (называется так с 1994 г.), которая борется за установление в стране теократического режима, основанного на библейских заповедях. Секта была основана экзальтированной пророчицей Элис Лаквеной на севере страны, в местах проживания племен ачоли и ланги, подвергавшихся жесткой дискриминации в период правления И. Амина. Авторитет колдуньи был настолько велик, что адепты секты бросались в бой с правительственными войсками фактически без оружия. Синкретическое учение сочетало в себе почитание духа Лаквена и элементы фундаменталистского христианства. Секта (с 1987 г. ее возглавил Джозеф Кони) развернула против правительственной армии и мирного населения партизанскую войну ^{[35, с. 117]}. Ее адепты занимаются массовыми убийствами и грабежами, практикуют массовое сексуальное насилие, обращают в рабство девушек ^[36]. Действия религиозных фанатиков вызвали на севере Уганды гуманитарную катастрофу: до 1,5 млн человек вынуждены были бежать из региона конфликта. Лишь в начале нынешнего столетия большая часть адептов секты были вытеснена за пределы страны.

Кроме Уганды Господня армия сопротивления периодически проводит свои акции в Южном Судане. Изначально секта использовала базы на территории Южного Судана, где проходили подготовку комбатанты. Однако главной проблемой Судана, а затем и Южного Судана был и остается конфликт между племенами динка, исповедующими ислам сунитского толка и нуэрами, которые до сей поры придерживаются традиционных анимистических верований. Напомню, во второй половине прошлого века Судан пережил две гражданские войны, главной причиной которых был конфликт между прозелитами этих религий. В марте 2012 г. Правительство Судана лишило гражданства всех христиан и обязало их переселиться в Южный Судан;. ультиматум коснулся 700 тыс. человек ^[37].

Калейдоскоп культур, языков и идентичностей

Серьезным фактором, который будет препятствовать формированию федеративного государства в Восточной Африке, будет, на мой взгляд, и культурная (в широком смысле слова) и, в частности, языковая сложность населения ныне суверенных стран региона.

Проживающие здесь люди говорит на разных языках. Наиболее распространен суахили, принадлежащий к группе бантоидных языков нигеро-конголезской семьи. Это государственный язык Танзании, Кении и Уганды, он в 2004 г. получил статус рабочего языка ВАС. Официальным языком этих стран является также английский. Население Руанды говорит на близком к суахили (та же группа бантоидных языков) языке киньяруанда, в Бурунди говорят на языке рунди. Официальным языком Южного Судана по Конституции признан английский, хотя большая часть населения его не знает, а языком межнационального общения неофициально остается суданский диалект арабского языка. Большинство жителей этой страны говорит на множестве адамава-убангийских, нилотских, нубийских, центральносуданских и других языков и наречий, наиболее распространенным из них является язык динка.

Трудно представить себе страну, пусть даже федеративную, где фактически отсутствует государственный язык. Более того, большинство граждан этой гипотетической федерации будут лишены средства коммуникации. Даже распространенные здесь европейские языки различны и являются коммуникативным средством элит, но никак не языком общения жителей восточноафриканских государств. Наконец, нельзя забывать и о том, что язык является не только средством коммуникации, но и важнейшим культурным («этническим») символом, механизмом мобилизации соответствующих общностей в конфликтных ситуациях.

Кроме того, язык – фундамент, системообразующий элемент духовной культуры соответствующей общности. Коллективно разделяемые и почитаемые духовные ценности формируют национальное сознание (национальную идентичность) граждан государства. Такого системообразующего элемента в культурах стран Восточной Африки нет, и в обозримом будущем никакой духовной общности населения региона не возникнет. По мнению Х. Турьинской, «не следует сбрасывать со счетов сильный страновой национализм, регионализм, трайбализм, и политику культурных различий, которая препятствует гражданской солидарности и усугубляет внутриполитические конфликты в государствах региона» ^{[8, с. 31]}. Вот простой пример. Сепаратисты Танганьики и Занзибара, среди прочего, ссылаются на глубокие различия жителей регионов в политическом, социальном и культурном отношениях ^{[38, с. 62]}.

1 июля 2010 г. на саммите ВАС в Найроби среди прочего государства-члены пришли к выводу о необходимости внести несколько изменений в свои национальные законы, «чтобы обеспечить полное внедрение общего рынка в таких областях, как иммиграция, труд и обычаи» ^[14]. Законодательно регулировать миграционные процессы и перемещение трудовых ресурсов возможно, но трудно себе представить унификацию обычаев по предписанию свыше, особенно в таком фрагментированном сообществе, как население Восточной Африки.

Что касается попыток регулирования трудовых миграций в регионе, то стоит принимать во внимание возможные последствия такой законодательной инициативы. М.Неделчева справедливо полагает, что «земля — священная концепция для африканцев», что «африканцам трудно принять заселение другими племенами их земли или продажу их земли иностранцам» ^[32]. Слом традиции в слабо модернизированных обществах – процесс болезненный и чреватый серьезными конфликтами. Отторжение инокультурных трудовых мигрантов, исповедующих иную религию и говорящих на других языках неизбежно создаст новые конфликтные ситуации даже в тех локусах, в которых ситуация до поры была спокойной.

Политическая культура граждан и амбициозность лидеров

Есть еще один фундаментальный фактор, оказывающий серьезное влияние на процесс федерализации стран-участниц ВАС. Изначально федерализм мыслился как форма территориальной демократии, требующая определенного уровня политической культуры граждан и властной элиты государства ^[39]. Т. Денисова справедливо отмечает одну прочти универсальную для африканских стран печальную тенденцию. Почти все африканские лидеры, получив в свои руки бразды правления, приступали к подготовке новой конституции, но редко обращались к вопросу о длительности пребывания главы государства у власти. Однако после окончания конституционного срока правления «лидеры оказывались перед выбором: уйти из большой политики… проигнорировав положения Основного закона, либо внести поправки в конституцию путем референдума» ^{[40, с. 34]}. Конституционный переворот представляется многим из них предпочтительным. В этой статье мы не можем рассмотреть политические физиономии всех политиков, которые занимали высшие посты в государствах-членах в период существования ВАС. В контексте проблемы образования Восточноафриканской федерации нас интересуют главы восточноафриканских стран, которые будут (или не будут) принимать участие в создании единого государства в обозримом будущем.

После распада ВАС в 1977 г. самым деятельным сторонником возрождения сообщества и создания на его базе федеративного государства стал Й. Мусевени. Имплицитно эта активность подразумевала лидерство весьма популярного в Африке политика в будущей федерации. Несомненной его заслугой было участие в отстранении в отстранении от власти одного из самых одиозных африканских диктаторов И. Амина, но при этом сам он в 1986 г. впервые пришел власти с помощью оружия ^{[41, с. 47]} (он стал «провозглашенным» президентом Уганды), а впоследствии в 2005 г. остался у власти, решившись на конституционный переворот. Оставаясь у власти несколько десятилетий подряд, Й. Мусевени проявил себя как авторитарный правитель, сторонник «беспартийной политической системы», жестко пресекающий всякое инакомыслие ^{[42, с. 60-78]}. В политической практике президент Уганды не чурается подкупов и угроз, на выборах избирателей запугивают, избивают, лишают доступа к избирательным урнам ^{[40, с. 37]}. Все это сочетается с популизмом не лучшего толка ^{[43, с. 1-19]}.

Президент Кении Ухуру Кениата (наряду с вице-президентом страны Уильямом Руто и другими сподвижниками президента) был обвинен Международным уголовным судом в совершении преступлений против человечности в 2007-2008 гг. Прокуратура обвинила У. Кениату в том, что после поражения на выборах он инициировал кампанию насилия в стране ^[44]. (О «кенийском кризисе» 2007-2008 гг. было сказано выше). В 2014 г. обвинения были сняты из-за «недостаточности улик» ^[45]. Примечательно, что и на выборах 2013 г. не обошлось без кровопролития: в уличных стычках погибли не менее 11 человек, в том числе - четыре офицера полиции ^[46].

Поль Кагаме занимает президентское кресло в Руанде с 2000 года. На выборах 2010 г. был разыгран фарс: три других кандидата представляли партии, поддерживающие Кагаме, во главе этих политических структур стояли люди лично преданные действующему президенту ^[47]. Экс-спикер парламента Жозеф Себарензи объявил итоги выборов недействительными, поскольку, все известные оппозиционные политики находились в это время в тюрьмах или были лишены права баллотироваться ^[48]. Неконкурентный характер выборов в Руанде отмечают российские эксперты ^{[49, с. 471]}. Более того, выборы эти проходили на фоне убийств оппозиционных политиков и независимых журналистов ^[48]. В целом, правление П. Кагаме ознаменовано массовыми нарушениями прав человека ^[50].

О гражданской войне в Южном Судане было сказано выше. В данном случае, важно подчеркнуть, что главной ее причиной стало изгнание президентом С. Кииром всех нуэров из органов государственной власти и вооруженных сил в 2013 г. Фактически президент страны инициировал «этнические» чистки и спровоцировал резню. В феврале 2014 г. ООН констатировала, что правительственные войска, так же, как и повстанцы в Южном Судане несут ответственность за нарушения прав человека и насилие над гражданским населением, что силовые структуры, лояльные С. Кииру, несут ответственность за массовые убийства гражданского населения, пытки и сексуальное насилие. Как заявил в интервью Би-би-си координатор ООН по гуманитарным вопросам в Южном Судане Тоби Ланзер треть населения страны голодает ^[51].

В Бурунди электоральный процесс находился под сильным давлением извне. На выборах 2015 г. Пьер Нкурунзиза стал президентом этой страны в третий раз. Его оппонент Агатон Рваса не признал поражения и потребовал проведения повторного голосования. Примечательно, что Барак Обама заявил тогда, что президент Бурунди своим отказом сложить полномочия после истечения второго срока президентства провоцирует раздоры в своей стране ^[52]. (Отметим, что на первый срок в 2005 г. П. Нкурунзиза был избран Парламентом, а не всенародным голосованием. Это дает основание считать нынешний срок его президентского правления вторым.) В попытке путча с целью отстранения от власти П. Нкурунзизы, организованного 14 мая 2015 г. генералом Годфруа Нийомбаре, прослеживается американский след ^[53]. В стране были организованы протестные акции молодежи, выдержанные в стилистике «цветных революций» ^{[54, с. 104-107; 55, с. 1295-1297]}. Во время беспорядков убиты несколько соратников действующего президента страны. Эти акции на медийном и дипломатическом уровне были активно поддержаны посольством США. Примечательно, что студенты, принимавшие участие в демонстрациях, разбили лагерь у стен американского посольства. Одновременно с беспорядками в столице был организован рейд боевиков с территории соседней Руанды, находящейся под контролем американцев; в ходе этой военной акции в декабре 2015 г. были убиты не менее 87 человек.

Лишь пятый президент Танзани Джон Помбе Магуфули, победивший на выборах в 2015 г., не проявляет себя как человек амбициозный и склонный к применению силы в борьбе за власть ^[56]. Примечательно, что по итогам первых ста дней его поддерживали более 90% его подданных ^[57]. Но неизвестно, как Д. Магуфули, интеллектуал, доктор химии, поведет себя в конкурентной борьбе за президентское кресло Восточноафриканской федерации, если вдруг такое государство состоится.

Прогноз: вместо заключения

Предсказания в политологии дело неблагодарное. Но с большой долей вероятности можно предположить, что подлинная Восточноафриканская федерация, как суверенное государство, так и останется проектом. Объективно население региона представляет собой пестрый конгломерат людей, говорящих на разных языках, поклоняющихся разным богам, следующих разным культурным традициям, подчиняющихся разным социальным нормам, имеющих разный опыт политической жизни. Люди эти лишь немногом более полувека назад обрели свободу и не имеют опыта жизни в демократическом государстве, для них трайбалистские, племенные связи имеют куда большее значение, чем гражданская национальная идентичность. Земля, на которой они живут, представляет для них особую, сакральную ценность и они не готовы делить ее с кем бы то ни было. Историческая память большинства жителей региона хранит страшные картины массовых убийств и насилия, совсем недавно чинимого их соседями.

Государства, в которых живут эти люди, институционально слабы, почти все они и по сей день поражены внутренними кровавыми трайбалистскими, конфессиональными и политическими конфликтами. Существующие государственные структуры не способны обеспечить многим из них безопасность и должное пропитание.

Есть и субъективный фактор, который не позволит восточноафриканским странам объединиться. Лидеры государств, пришедшие к власти чаще всего путем насилия, или остающиеся у власти вопреки конституционным нормам своих стран, никогда не откажутся от высших государственных постов и не смогут договориться о переделе властных полномочий.

Попытка федерализации восточноафриканского региона неизбежно будет сопряжена с институциалицацией субъектов государства по языковому или иному культурному признаку. Создание такой федерации было бы катастрофой для граждан объединяющихся государств: хорошо известна судьба федераций, сконструированных по «этническому» принципу. Все они рано или поздно распадались, и распадались, проходя по пути кровавых распрей и насилия ^[58].

Наконец, заметим, что федерализация ВАС возможна, но возможно только под мощным воздействием внешних по отношению к региону факторов. В ходе реколонизации Черного континента «великими державами» возможно образование квази-федеративного государства, оптимального с точки зрения осуществления политического контроля ^{[59, с. 620-629]}. Но это сюжет для отдельной статьи.