Государственно-частное партнерство как фактор "инклюзивного" политико-экономического развития

Мендэлос Евгений Игоревич аспирант, факультет политологии, кафедра истории и теории политики, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (МГУ) 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1 Mendelos Evgenii Post-graduate student, the department of History and Theory of Politics, M. V. Lomonosov Moscow State University; Communication monitoring specialist, Radio Frequency Centre for the Central Federal District 119991, Russia, Moscow, Leninskiye Gory 1 mendelos2011@yandex.ru Другие публикации этого автора

Во второй половине XX века в политической и экономической системе стран Западной Европы, Северной Америки и ряда государств юго-восточной Азии сформировалась новая специфическая форма взаимодействия государственного и частного сектора – государственно-частное партнерство.

Стоит отметить, что в последнее время данный феномен в большинстве случаев воспринимается как исключительно экономическая категория, целью применения которой является объяснение доминирующего принципа финансовой целесообразности. В связи с этим ряд ученых пренебрегает важностью того факта, что именно государственный аппарат дает первоначальный импульс к зарождению подобного рода отношений с частным сектором.

С нашей точки зрения, истолкование партнерства государственных и бизнес-структур через призму политологического подхода, тесно связанного с государственной политикой и управлением, позволит выявить основополагающие принципы в формировании институциональных единиц, отвечающих за внедрение общепринятых на Западе норм либеральной экономики, что и будет отражено в данной статье. Кроме этого, будет предпринята попытка выявления взаимосвязи между природой данного партнерства и теми политическими институтами, которые уже сложились в обществе.

Анализируя различные интерпретации государственно-частного партнерства, распространенные в отечественной и западной литературе, стоит отметить, что я выступаю за использование теоретического конструкта, включающего в себя два широко распространенных подхода к трактовке ГЧП – «проектного» ^[1] и «институционального» ^[2] ввиду их комплексности и взаимной синергии: взаимоотношения между властными структурами и частным сектором рассматриваются не только с точки зрения различного рода форм взаимодействия, но и с точки зрения специфичности политико-институциональных практик и ограничений, придающих феномену ГЧП свою уникальность в условиях конкретных политико-экономических институтов.

Несомненен тот факт, что различные вариации, стратегии и сценарии для воплощения идеи ГЧП в жизнь вызывают ряд вопросов, главным из которых является эффективность применения «партнерских отношений» в рамках отдельно взятой страны. Данное обстоятельство предопределяет необходимость более детальных исследований и анализа специфики реализации механизма государственно-частного партнерства, применяемого как в государствах с устойчивой рыночно-либеральной экономической традицией, так и в тех странах, политическая и экономическая элита которых придерживается более консервативных взглядов на совместную деятельность бизнеса и власти.

Стоит отметить, что изучение данного феномена в рамках институциональной среды сопряжено с выявлением его структурных компонентов – политико-институционального, нормативно-правового и экономического, которые, изменяясь, и определяют сам процесс реализации проектов ГЧП, позволяя получать достоверную информацию на каждом этапе и оперативно реагировать на изменения. При этом необходимо понимать, что анализ институциональной среды реализации государственно-частного партнерства необходимо продолжать в рамках узкоспециализированных отраслей экономики с учетом политико-экономических и национальных особенностей, что позволит оптимизировать происходящие в них процессы, а также выявить основные тенденции в развитии институциональной составляющей.

Теоретическое разнообразие институционального подхода к анализу значимых явлений в жизни общества находит свое отражение в трудах известного профессора экономики Массачусетского технологического института Д. Аджемоглу ^[3]. В своей работе «Why Nations Fail: The Origins of Power, Prosperity, and Poverty» в соавторстве с гарвардским политологом Дж. Робинсоном, авторы предлагают к рассмотрению теорию национального неравенства, основанную на противопоставлении двух концептуальных категорий – «инклюзивности» и «экстрактивности».

Институты, как экономические, так и политические, созданные в рамках парадигмы «инклюзивности», отвечают за создание «Welfare State» путем создания конкурентоспособных рыночных и политических структур, главными атрибутами которых являются нецентрализованный характер и отсутствие жесткого государственного контроля по отношению к экономике. В свою очередь «экстрактивная» парадигма подразумевает практически абсолютную концентрацию экономических и политических ресурсов в руках элиты и отсутствие системы стимулов для экономической и политической активности.

Соответственно, синергический эффект от разных «оснований» будет различаться – в результате действия институтов, рассматриваемых в качестве результата «инклюзивной» природы, предполагается создание предпосылок для роста национального благосостояния, в то время как институты, сформировавшиеся в системе с доминирующей «экстрактивной» концепцией, препятствуют прогрессу и могут провоцировать образование различного рода конфликтов в отдельно взятом обществе.

В продолжение изучения институциональных особенностей феномена ГЧП представляется интересным рассмотрение теории институциональных матриц, которая была предложена российским теоретиком С.Г. Кирдиной ^[4]. Согласно концепции автора, вся институциональная система состоит из двух качественно разных элементов – неизменных базовых институтов, которые влияют на тип институциональной матрицы, и институциональных форм, отличающихся возможностью обновления и модернизации в соответствии с запросами субъектов системы. Говоря о неизменных базовых институтах, стоит учитывать, что их разновидности также ограничены двумя типами – «западным» (институты инновационной рыночной экономики) и «восточным» (редистрибутивный характер институтов экономики) (см. рис.)

Рис. Типы институциональных матриц – рыночная и редистрибутивная

Примечателен тот факт, что при совместном рассмотрении и сличении вышерассмотренных теорий – теории институциональных матриц и теории национального неравенства, можно сформулировать 2 категории политико-экономического уклада, которые обобщенно можно назвать «инклюзивно-западной» (рыночной), представленной в странах с англо-саксонской и романо-германской политико-правовой традициями, и «экстрактивно-незападной» (нерыночной), широко распространенной в странах юго-восточной Азии.

В результате анализа теоретических положений данных концепций можно сделать вывод, что политические институты, сформировавшиеся в условиях превалирования «инклюзивной» компоненты, не только определяют «инклюзивно-западную» природу института ГЧП, но и влияют на эффективность его внедрения в политико-экономическую жизнь социума.

Следует отметить, что государство, являясь в рассматриваемом формате сотрудничества основополагающий актором политического процесса, призвано регулировать партнерство, вырабатывать стратегию и принципы взаимодействия как бизнеса с обществом в целом, так и с представителями власти в частности, формировать институциональную среду для разработки и реализации партнерских проектов, разрабатывать формы и методы ГЧП, распределять риски и т.д. – способствовать развитию т.н. институционального потенциала ГЧП ^[5]. Все это ставит под вопрос принцип равноправного участия в проектах, что выражается, в первую очередь, в тех противоречиях, которые имеют место не только на федеральном, но и на региональном уровне – государство старается оказать наибольшую поддержку наиболее важным и стратегически необходимым для производства общественных благ предприятиям, нередко оправдывая свои предпочтения через политически ангажированную риторику. В таком случае преференции для развития распределяются не путем формальных правил и процедур, а с помощью использования неформальных договоренностей. Позиция же частного сектора на уровне региона сводится к формированию наиболее приятной институциональной среды для развития и функционирования той или иной экономической единицы и не подразумевает манипулирования общественным сознанием ради получения каких-либо политических «очков».

Учитывая особенности планирования политики «оседлым бандитом» ^[6] на долгосрочную перспективу, возрастает актуализация создания «инклюзивных» институциональных единиц в рамках политической и экономической систем, к которым стоит отнести и институт ГЧП. Рассмотрение данного элемента в качестве «инклюзивного» позволяет государству расширить горизонт планирования в сферах государственного регулирования, развития частного сектора и взаимодействия между основными институтами – государством, бизнесом и гражданским обществом.

Таким образом, феномен ГЧП, определяемый как комплексный конструкт, состоящий из институтов государства и бизнеса и связанных договорными началами, отличается как многообразием интерпретаций, так и спецификой реализации в каждой отдельно взятой стране. В целом, усилия субъектов институциональной среды, которую мы условно называем «западноориентированной», направлены на формирование таких «инклюзивных» институтов в политической системе, которые позволят рассматривать государство и частный бизнес с равных позиций. Это в свою очередь, и предоставит каждому субъекту отношений право выбора наиболее приемлемой стратегии поведения в рамках текущей экономической повестки.

Долгосрочная перспектива планирования общественного развития в своей основе базируется на понимании институтов общества как продуктов «инклюзивного» типа общественного устройства. Данная парадигма, как уже говорилось ранее, позволяет устанавливать такие «правила игры» в экономической и политической сферах общества, которые способствовали бы наибольшему проявлению либеральных ценностей и реализации стратегии постепенного устойчивого развития, что является конечной заявленной целью применения данного партнерства.

Итак, в условиях смены эпох ГЧП становится важным инструментом регулирования экономического развития. Стоит отметить, что мировой тенденцией является распространение проектов ГЧП не только в сфере инфраструктуры, но и в сфере инновационного развития, позволяя говорить в масштабах геоэкономики.

Изучение и апробация положительного опыта европейских стран, а также результатов внедрения института ГЧП в Соединенных Штатах Америки, где он рассматривается исключительно с точки зрения его «инклюзивности», делает партнерство государства и бизнес-структур незаменимым компонентом в формировании конкурентоспособной и инновационной российской экономики, что будет исследоваться в моих дальнейших работах.