Юридические фикции в Кодексе административного судопроизводства Российской Федерации

Юридическая фикция является одной из широко обсуждаемых научных дефиниций, как в теории права, так и применительно к конкретным отраслям юриспруденции. Актуальным, на наш взгляд, является обращение к содержанию этой проблемы в контексте вступившего в силу в 2015 году Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации.

Исходя из научно-теоретических подходов, сложившихся в отечественной теории права юридическую фикцию можно определить как преднамеренно сформулированное неоспоримое положение, которое может не соответствовать реальной действительности и содержится в императивных предписаниях с целью достижения или недопущения определенных правовых последствий.

Н.И. Матузов и А.В. Малько определили сущность юридической следующим образом: «фикция в переводе с латыни - выдумка, вымысел, нечто реально не существующее. В юриспруденции - это особый прием, который заключается в том, что действительность подводится под некую формулу, ей не соответствующую или даже вообще ничего общего с ней не имеющую, чтобы затем из этой формулы сделать определенные выводы. Это необходимо для некоторых практических нужд, поэтому фикции закрепляются в праве» [8. С.115]

По сути, юридическая фикция – это юридически формализованный потенциальный «лжефакт», событие или действие, которые могут привести к потенциальным «лжеправовым» последствиям. Термин «потенцально» не случайно озвучен дважды, так как гипотетически «юридическая фикция» может носить характер реального действия или события, обусловливающего наступление реальных правовых последствий.

«Фикция, - отмечают Н.И. Матузов и А.В. Малько, - противостоит истине, но принимается за истину. Фикция никому не вредит. Напротив, она полезна. Данные явления были хорошо изучены представителями русского правоведения. В советское время они не привлекли особого внимания. Один из видных юристов прошлого, Р. Иеринг, охарактеризовал фикции как «"юридическую ложь, освященную необходимостью... технический обман"» ^{[8, с.115]}.

Учёные Ю.К. Краснов, В.В. Надвикова и В.И. Шкатулла под юридической фикцией понимают «правовой прием, заключающийся в предположении факта вопреки его действительности. Суть приема заключается в том, что известный несуществующий факт признается существующим, либо наоборот. Так, например, презумпция знания закона по своей сути является фикцией» ^[7].

Развёрнутая интерпретация понятия, предложенная авторами, обозначила юридическую фикцию, как «закрепленное в соответствующих источниках и используемое в юридической практике особого рода правовое предписание, посредством которого положения, несуществующие в действительности или противоречащие ей, императивно провозглашаются существующими и имеющими юридическое значение с целью преодоления невосполнимой неизвестности в правовом регулировании общественных отношений» ^[7].

По сути, модель юридической фикции, предложенная авторами, может выражаться в четырех типах причинно-следственных отношений: «истинный факт – ложные последствия», «ложный факт – истинные последствия», «ложный факт – ложные последствия», «истинный факт – истинные последствия».

Следует отметит, что исследователями Ю.К. Красновым, В.В. Надвиковым и В.И. Шкатулла было предложено несколько классификаций понятия юридическая фикция, одной из которых является деление фикций в зависимости от характера на материальные и процессуальные ^[7]

Обратимся к процессуальным юридическим фикциям на примере Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации.

Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации содержит несколько юридических фикций, анализ которых позволяет выявить достоинства и недостатки указанных конструкций ^[3].

Так, часть 1 статьи 65 КАС РФ «Освобождение от доказывания обстоятельств, признанных сторонами» формулирует юридическую фикцию, сущность которой сводится к тому, что обстоятельства, которые признаны сторонами в результате достигнутого ими в судебном заседании или вне судебного заседания соглашения, а также обстоятельства, которые признаны стороной и на которых другая сторона основывает свои требования или возражения, принимаются судом в качестве фактов, не требующих дальнейшего доказывания. Достигнутое сторонами двустороннее соглашение, удостоверяется заявлением в письменное форме (ч. 2 ст.65) и приобщается к материалам дела (ч. 3 ст.65). Часть 3 статьи 65 допускает одностороннее признание обстоятельств одной из сторон, которое может быть выражено не только в письменной, но и устной форме. Первое подлежит приобщению к материалам дела. Устное волеизъявление подлежит обязательному занесению в протокол судебного заседания и удостоверяется подписями сторон или подписью стороны.

Касаясь проблемы процессуальной фиксации волеизъявления сторон, авторы комментариев к КАС РФ отмечают, что в «теории процесса выделяется абсолютное и относительное признание. Абсолютное признание существует в том случае, если суд не проверяет его. Относительное признание предполагает процедуру признания судом. В российском процессе действует модель относительного признания. Суд должен принять признание, для этого он проверяет форму признания: обстоятельства должны быть признаны и удостоверены сторонами так, как того требует закон. Процессуально-правовым последствием признания обстоятельств является исключение их из доказывания в ходе производства по административному делу» ^[4].

Исследователи также отмечают, что данная юридическая фикция не является принципиальной новеллой российского процессуального законодательства. «Данное основание освобождения, - отмечают авторы,- закреплено и в гражданском (признание), и в арбитражном судопроизводстве (признание и соглашение). Существенным отличием комментируемого Кодекса является право суда в случае наличия оснований полагать, что сторонами достигнуто соглашение или сделано признание в целях сокрытия действительных обстоятельств либо под влиянием обмана, насилия, угрозы, добросовестного заблуждения, не принимать такое соглашение сторон или признание» ^[1,2,5].

Данное право судебных инстанций сформулировано в части 5 статьи 65 КАС РФ и гласит, что, в случае, если у суда имеются основания полагать, что сторонами достигнуто соглашение или сделано признание в целях сокрытия действительных обстоятельств либо под влиянием обмана, насилия, угрозы, добросовестного заблуждения, суд не принимает соглашение сторон или признание, о чем выносится соответствующее определение. В этом случае данные обстоятельства подлежат доказыванию. В обратном случае, если обстоятельства, признанные и удостоверенные сторонами или стороной в порядке, установленном настоящей статьей, приняты судом, они не подлежат проверке в ходе производства по административному делу (ч. 4 ст.65 КАС РФ).

Таким образом, конструкция юридической фикции, изложенная в статье 65 КАС РФ, предполагает возможность судейского усмотрения в вопросе принятия или непринятия соглашения, достигнутого сторонами.

В данном случае свобода судейского усмотрения носит положительный характер и способствует объективной оценке доказательств в процессе административного судопроизводства. Условно данную юридическую фикцию можно определить как альтернативную, то есть предполагающую возможность доказывания обстоятельств дела, независимо от взаимного волеизъявления сторон.

Другим примером юридической фикции является норма, зафиксированная в части 5 статьи 77 КАС РФ, в соответствии с которой в случае уклонения стороны от участия в экспертизе, непредставления экспертам необходимых документов и материалов для исследования и в иных случаях, если по обстоятельствам административного дела без участия этой стороны экспертизу провести невозможно, суд в зависимости от того, какая сторона уклоняется от экспертизы, а также какое для данной стороны экспертиза имеет значение, вправе признать факт, для выяснения которого экспертиза была назначена, установленным или опровергнутым. Рассматриваемое положение по содержанию воспроизводит норму, сформулированную в части 3 статьи 79 ГПК РФ.

Как и в ранее рассмотренном случае, конструкция данной юридической фикции предусматривает возможность альтернативного решения, в частности, рассматривается возможность судейского усмотрения, при принятии решения об установлении или опровержении факта, из-за которого была назначена экспертиза.

Судейское усмотрение, зафиксированное в рассматриваемых нормах, является превентивным способом, позволяющим избежать потенциально негативные последствия, которые могут наступить вследствие признания судом соглашения сторон или признание одной из них (часть 3 статьи 65 КАС РФ), либо уклонения одной из сторон от участия в экспертизе (ч. 5 ст.77 КАС РФ).

В качестве одной из целей конструирования правовых фикций в законодательстве, Ю.К. Краснов, В.В. Надвиков и В.И. Шкатулла указывают «преодоление невосполнимой неизвестности», которая может также трактоваться как «правовая неизвестность», «правовая неопределенность» ^[7].

В целом, разделяя данный вывод, следует отметить, что речь идет о преодолении потенциально возможных негативных последствий, которые таят в себе «невосполнимая неизвестность», «правовая неопределенность», «правовая неизвестность». Однако нельзя исключать потенциальную возможность развития позитивных последствий вследствие наступления (совершения) юридического факта, структурированного в нормативной модели юридической фикции. Поэтому судейское усмотрение, сформулированное в проанализированных нормах, носит альтернативный характер, то есть суд может выбрать по своему усмотрению альтернативное решение.

Понятие «правовая неопределенность (неопределенность в праве)» является дискуссионной дефиницией в юридической науке ^{[6, с.155]}. Содержание дискурса по указанной проблеме подробно проанализировано в статье Кичигина Н.В. «Правовая неопределенность и юридические риски в экологическом праве: постановка проблемы» ^{[6, с. 154 - 169]}. Автор отмечает, что неопределенность в общей теории права следует понимать в широком и в узком смыслах ^{[6, с. 155]}. «В широком смысле, - пишет учёный, - неопределенность в праве относится к построению и деятельности правовой системы, в которой наблюдаются юридические коллизии и противоречия между уровнями и формами правового регулирования» ^{[6, с. 156]}

Узкий подход предполагает констатацию неопределённости «в качестве технико-юридического дефекта текста права как внешней, письменной формы его выражения. Неопределенность как технико-юридический дефект представляет собой логико-языковые отступления, деформации в построении и выражении правовых норм, проявляющиеся в отсутствии точного, полного, нормативного правового установления, что неизбежно влечет снижение регулятивных свойств права, затрудняет толкование его норм и препятствует их эффективной реализации» ^{[6, с. 156]}.

Следует обратить внимание, что оценочный ракурс рассматриваемого понятия носит негативный контекст, который наиболее ярко выражен в узком смысловом понимании дефиниции. Вне поля научного анализа дефиниции остаётся вопрос о потенциальной возможности развития позитивных юридических последствий, вследствие наступления (совершения) юридического факта, изложенного в предписании, определяющего модель юридической фикции.

В юридической науке ожидаемые негативные последствия, которые могут наступить вследствие реализации поведенческой модели, зафиксированной в правовых предписаниях, трактуют как правовые риски. В последние годы научный интерес к изучению правовых рисков заметно активизировался. Так, видный российский учёный Ю.А. Тихомиров предлагает трактовать категорию правового риска как «вероятное наступление события и совершение действий, влекущих негативные последствия для реализации правового решения и могущих причинить ущерб регулируемой им сфере. Для правового риска характерны причинная зависимость между нормативной моделью и реальностью в виде каналов прямых и обратных связей, иными словами, опасное отклонение от норм права» ^[9].

Учёный считает, что «риски возникают на всех стадиях законодательной, управленческой и социально-экономической деятельности, особенно на стадии принятия правовых решений» ^{[10, с.63]}.

К проблеме правовой неопределенности обращается исследователь Н.В. Кичигин, который рассмотрел понятие «правовой риск» через призму категории «правовая неопределённость» Автор рассматривает два подхода сложившихся в юридической литературе к пониманию сущности правовых рисков. Согласно широкой трактовки, юридический риск включает в себя финансовые, экономические риски, например, остановка производства, утрата активов. Другое, узкое понимание сводит к негативным последствиям для субъектов правоотношений, выражающихся в наложении штрафных санкций, уголовном или административном преследовании, лишении специального права, признание недействительности сделки. Автор предлагает придерживаться узкой трактовки дефиниции и интерпретирует её сущность через причинно-следственное отношения, «обусловленные наличием правовой неопределённости и предусматривающие негативные правовые последствия» ^{[6, с. 156-157]}.

Судейское усмотрение, сформулированное в части 3 статьи 65 КАС РФ и ч. 5 ст.77 КАС РФ, не следует рассматривать как абсолютно надежный правовой способ предотвращения и минимизации негативных последствий, так как субъективный выбор суда в пользу принятия одного из альтернативных решений гипотетически не исключает возможности судебной ошибки, которая чревата негативными последствиями, в частности, принятием неправомерного решения по делу. Таким образом, актуальным является проблема правовых рисков, связанных с судейским «лжеусмотрением» и вытекающим из него негативными последствиями.

Таким образом, на основании изложенного, можно сделать следующие выводы:

1. Исходной предпосылкой для генерирования моделей административно-процессуальных фикций в КАС РФ, является состояние «правовой неопределенности» - правового состояния невозможности предвидеть истинного характера правовых последствий, обусловленных формализованных юридическим фактом в конструкции правового предписания.
2. КАС РФ содержит правовые фикции административно-процессуального характера – императивные правовые предписания, фиксирующие потенциально «ложный» юридический факт, с потенциально «ложными» правовыми последствиями с целью достижения целей административного судопроизводства.
3. Рассмотренные административно-процессуальные фикции не исключат правовых рисков – потенциальных негативных последствий, которые могут наступить вследствие наступления или совершения юридических фактов, зафиксированных в предписаниях, являющихся правовыми фикциями.
4. Правовые риски, которые могут наступить вследствие совершения юридических фактов, зафиксированных в рассмотренных административно-процессуальных фикциях, носят правоприменительный характер, так как сопряжены с деятельностью судебных инстанций по разрешению конкретных (индивидуальных) дел.
5. Административно-процессуальные фикции, проанализированные в настоящей статье, не носят абсолютного, бесповоротного характера. Можно утверждать, что они носят относительный, альтернативный характер, обусловленный возможностью судейского усмотрения выбора определенного решения с целью предупреждения и минимизации правовых рисков.
6. Модель альтернативной административно-процессуальной фикции можно условно представить как совокупность следующих слагаемых: во-первых, юридически формализованного потенциального «лжефакта», во-вторых, потенциальных «лжеправовых» последствий, которые могут наступить вследствие наступившего события или совершённого действия; в-третьих, судейского усмотрения, которое может быть применено для превенции и минимизации потенциальных негативных последствий вследствие наступления юридического «лжефакта».
7. Судейское усмотрение в рассмотренных административно-процессуальных фикциях не является универсальной панацеей, способствующей превенции и минимизации правовых рисков, так как потенциально не исключена субъективная ошибка судьи при выборе альтернативного решения, негативным следствием которого, может стать неправомерное решение по делу.