Криминальная политическая виктимология как межотраслевая криминологическая теория: понятие, предмет, структура и перспективы развитя в современной России

Кабанов Павел Александрович доктор юридических наук профессор, Казанский инновационный университет им. В.Г. Тимирясова 420111, Россия, г. Казань, ул. Московская, 42 Kabanov Pavel Aleksandrovich Doctor of Law Professor, the department of Criminal Law and Procedure, Kazan Institute of Economics, Management and Law 420111, Russia, respublika Tatarstan, g. Kazan', ul. Moskovskaya, 42, of. NII protivodeistviya korruptsii kabanovp@mail.ru Другие публикации этого автора

На стремительный и до сих пор не объясненный рост преступности и расширение сфер криминальной пораженности в России в конце ХХ века, российское научное сообщество ответило бурным ростом уголовно-правовых, криминологических, криминалистических, социологических и иных исследований преступности, её отдельных видов и выработки мер противодействия этим явлениям и процессам. Эта ответная реакция научного сообщества выразилась в описании и объяснении преступного поведения не только в традиционных сферах жизнедеятельности (экономике, сфере социального управления, семье, вооруженных силах, пенитенциарных учреждениях и т.д.) в новых социально-экономических условиях, но и в некогда закрытой для российских криминологов и специалистов других отраслей знаний сфере политической деятельности.

Со временем, открывшееся реальное состояние дел в политической сфере жизнедеятельности позволило криминологам утверждать, что данная сфера не менее криминализирована, чем все остальные ^{[23; 24; 26; 27; 57; 58, с.19-40]}. Для изучения реального положения с преступностью в политической сфере отечественными специалистами было предложено сформировать новое научное направление в криминологии – политическую криминологию, исследующую взаимосвязь и взаимозависимость политики и преступности ^{[56, с.9]}. Более того, отечественные специалисты, исследуя политическую преступность, пришли к закономерному выводу о необходимости исследования не только политических преступлений и политической преступности, их причин и условий (факторов, детерминант), личностных особенностях политических преступников, но и их жертв. Для этих целей нами было предложено создание нового научного направления, названного политической виктимологией и изучающего жертв политических преступлений ^{[19, с.367]}. Это предложение отечественными специалистами было признано заслуживающим внимание и получило только поддержку в научной среде, но и дальнейшее её развитие ^{[30; 54, с.14; 55, с.394]}.

Согласно складывающимся в современной российской криминологии представлениям криминальная политическая виктимология – это частное научное направление (криминологическая теория) российской политической криминологии ^{[49, с.22]}. Этой позиции непродолжительное время придерживался и автор настоящей работы ^{[18, с.17]}. Вместе с тем по мере развития криминальной политической виктимологии появилось и другое мнение по поводу её предметной принадлежности. По справедливому наблюдению одной из моих учениц Т.В. Макаровой, криминальная политическая виктимология находится на стыке двух отраслей российской криминологической науки – криминальной виктимологии и политической криминологии и, следовательно, принадлежит и той и другой отрасли в равной степени ^{[29, с.41]}. На наш взгляд, второй подход представляется не только более обоснованным, но и более рациональным, поскольку межотраслевые криминологические исследования развивают каждое из причастных к этому научных направлений, насыщая и обогащая их новыми научными идеями (сведениями) и инструментами (методами и средствами) познания.

Безусловно, отечественная криминальная политическая виктимология «дитя» двух родителей – политической криминологии и криминальной виктимологии, имеющих общий предмет научного познания – жертв политических преступлений и некриминализированных злоупотреблений политической властью ^[14], и не одна из них не имеет абсолютную монополию на неё. Поэтому криминальная политическая виктимология должна развиваться как межотраслевое направление криминологических знаний (частная политико-криминологическая теория), рассматривающее наиболее общие теоретические проблемы, связанные с жертвами политических преступлений и злоупотреблений политической властью.

Разумеется, что основным предметом современной российской криминальной политической виктимологии должны стать жертвы преступлений, совершаемых в политической сфере жизнедеятельности, в том числе и жертвы злоупотребления политической властью. В силу специфики криминальной политической виктимологии этих жертв необходимо последовательно отыскивать, идентифицировать, описывать, группировать (типологизировать и классифицировать) и систематизировать, распределяя их по различным основаниям внутри данного научного направления. Такая работа уже нами начата и будет продолжена ^[16,17].

Помимо указанного основного предмета отечественной криминальной политической виктимологии – жертв политических преступлений и некриминализированных злоупотреблений политической властью, в рамках этого формирующегося межотраслевого научного направления отечественной криминологии необходимо рассмотрение ещё несколько важных взаимосвязанных (взаимообусловленных) и взаимозависимых теоретических вопросов.

Безусловно, в качестве основного предмета криминальной политической виктимологии выступает виктимность, то есть объективная возможность или способность («предрасположенность») любого лица, в том числе и юридического, стать жертвой политического преступления или противоправного, но пока еще не криминализированного злоупотребления политической властью.

В отечественной криминальной (криминологической) виктимологии принято рассматривать два крупных вида виктимности: индивидуальную и массовую ^[4]. Индивидуальная виктимность предполагает способность человека стать жертвой преступления, в том числе и политического, в силу определенных, присущих индивиду субъективных качеств ^{[47, с.42]}, которые отражают психологические особенности личности (интересы, мотивы, характер и т.д.). Массовая виктимность представляет собой совокупность личностных и ситуативных факторов, сложившихся в определенное множество, некую новую количественную суммарность, которое выражается в различных видах ^{[51, с.10]}. К ним обычно относят групповую виктимность (виктимность отдельных групп населения, категорий людей, сходных по параметрам виктимности); объектно-видовую виктимность (виктимность как предпосылку и следствие различных видов преступлений); субъективно-видовую виктимность (виктимность как предпосылку и следствие преступлений, совершаемых различными категориями преступников) ^{[50, с.156]}.

В отечественной криминологической литературе встречаются понятия корпоративной виктимности как более узкого значения групповой виктимности, которое зависит от организационной структуры группы ^{[9, с.11]} и видовой виктимности, то есть относительной предрасположенности отдельных людей стать жертвами определенного вида правонарушений ^{[11, с.131]}. Хотя, по нашему мнению, термин «корпоративная виктимоность» имеет другое содержание, относящееся больше к характеристике особенностей жертвы преступления – юридического лица. Мы убеждены в том, что корпоративная виктимность – это возможность и/или способность (потенциальная или реальная) определенного юридического лица стать жертвой преступления ^{[15, с.30]}, в том числе и политически мотивированного. Об этом свидетельствует зарубежные исследования, где рассматриваются особенности виктимоности юридических лиц, в первую очередь, хозяйствующих субъектов от экономических преступлений ^{[1; 2; 3]}.

Становится очевидным, что, невзирая на разнообразие теоретических подходов к рассмотренным нами дефинициям, указанные элементы предмета российской криминальной виктимологии должны рассматриваться и российской криминальной политической виктимологией с учётом специфики её предмета, функций, задач, ближайших и отдаленных перспектив дальнейшего развития.

Нам представляется, что массовая виктимность как предмет российской криминальной политической виктимологии активно и рельефно проявляется в условиях современных региональных и муниципальных избирательных процессов, когда определенные, как правило, наименее обеспеченные слои населения «продают свои голоса» ^[45;46] за незначительное материальное вознаграждение политическим мошенникам, жертвами которых в последующем сами же и становятся. «Избранные» таким образом в законодательные или представительные органы власти должностные лица, как правило, принимают некомпетентные решения и/или правовые акты, направленные на удовлетворение личных, групповых, клановых или корпоративных потребностей и интересов. Эти должностные лица при принятии важных политических и правовых решений не учитывают потребностей своих избирателей, полагая, что полномочия, «приобретенные» ими должны «окупать» те значительные финансовые затраты, которые были потрачены на избирательную кампанию и, что обязательно, приносить дополнительные доходы или социально значимые нематериальные блага либо статусные преимущества, например, парламентскую (депутатскую) неприкосновенность ^[20].

Традиционно в научной и учебной российской криминологической литературе, при рассмотрении виктимологических вопросов, выделяют такую важную и сложную проблему, как виктимизация. Под виктимизацией обычно подразумевается – процесс становления жертвой преступления или злоупотребления властью, то есть процесс реализации потенциальной виктимности в физический, материальный и моральный вред, который по объективным причинам неразрывно связан с преступностью ^{[22, с.21; 25, с.54; 32; 48, с.155; 53, с.298]}, в том числе и политической преступностью. В таком случае виктимизация является составным элементом более общего негативного социального процесса – криминализации общественных отношений, воспроизводя его как свое закономерное следствие. Стоит убрать из процесса криминализации жертв преступлений и злоупотреблений политической властью, и она станет утрачивать свое сущностное содержание – вредоносность. Разумеется, виктимизацию как процесс становления жертвой политических преступлений и злоупотреблений политической властью необходимо включить в предмет российской криминальной политической виктимологии и приступить к его исследованию, при этом активно применяя модели политической виктимизации, используя уже имеющиеся криминологические методы познания, в том числе и моделирования ^{[6, с.17-18; 7; 8, с.84-103]}.

Нам представляется, что в предмете криминальной политической виктимологии наравне с виктимностью необходимо выделять и еще один компонент виктимизации – виктимогенность – это способность людей, общностей, юридических лиц, государства и его органов, явлений и процессов оказывать вредоносное воздействие на лицо, увеличивая его виктимность. Так, известный российский криминолог профессор Г.Н. Горшенков, рассматривая виктимогенность средств массовой коммуникации, отмечает, что виктимогенность есть способность органа массовой информации, источника (технического средства) и/или самого акта массовой информации оказывать вредоносное воздействие на лицо, причиняющее ему нравственные, физические страдания либо повышающие или первично формирующие антропологическую и/или социальную виктимность, а также способность участника организации массовой информации претерпевать вред, причиненный ему правонарушением или иным проступком, противоречащим общепринятым нормам социального общежития ^{[10, с.156]}. Рассматривая элементы виктимогенности СМИ, ученый пишет, «в одном случае, лицо может оказаться жертвой непосредственного воздействия на него СМИ; в другом – оно как бы приобретает свойство повышенной уязвимости от различных посягательств, в том числе и уголовно наказуемых, стимулируемых СМИ; в третьем – может претерпевать вред от противоправных действий, бездействий представителя массовой информации; в четвертом – сам участник органа массовой информации может оказаться жертвой посягательства, мотивация которого вызвана (с долей условности, можно сказать, спровоцирована) профессиональной деятельностью …» ^{[10, с.156]}.

На наш взгляд, в рамках российской криминальной политической виктимологии необходимо исследовать виктимогенность политической деятельности и/или отдельных политических явлений либо процессов, например, политического лоббизма или политического протекционизма (фаворитизма), федеральных, региональных и/или муниципальных избирательных кампаний и референдумов, например в рамках электоральной виктимологии.

Безусловно, одним из основных элементов предмета российской криминальной политической виктимологии, должны стать виктимологические или виктимогенные факторы политической преступности, представляющие собой совокупность обстоятельств, порождающих жертву преступления, способствующие её виктимизации ^{[5, с.37; 52, с.10]}. Здесь, на наш взгляд, следует активно и пристально рассматривать виктимологические факторы (детерминанты) политической преступности как единую целостную интегративную систему, детерминирующую конкретное политическое преступление или некриминализированное злоупотребление политической властью либо определенный вид или форму проявления политической преступности (криминальный политический экстремизм или криминальное политическое мошенничество либо их разновидности).

К числу основных проблем российской криминальной политической виктимологии, характеризующих её основной предмет, безусловно, должны относиться общесоциальные и специальные меры, направленные на снижение виктимности потенциальных жертв политических преступлений и злоупотреблений политической властью (виктимологическая профилактика).

Разумеется, в предмет российской криминальной политической виктимологии должна входить выработка и реализация адекватных мер по виктимологической защите жертв политических преступлений и злоупотреблений политической властью, а также специальных мер по их виктимологической реабилитации и ресоциализации. В целом эти важные направления современной криминальной политической виктимологии можно условно именовать «виктимологическим направлением предупредительного воздействия на политическую преступность».

Действительно, последние несколько десятилетий, органами государственной власти России активно используются правовые, социальные, организационно-управленческие, экономические и иные меры оказания помощи жертвам отдельных видов политических преступлений и некриминализированных злоупотреблений политической властью. Например, создана относительно приемлемая правовая база по оказанию помощи жертвам политического терроризма ^{[35; 40; 41; 42]}, политических репрессий ^{[34; 37; 38]} и международной политической преступности ^{[33; 36; 39; 42; 43]}, которые достаточно полно описываются, анализируются, систематизируются и объясняются в российской криминальной политической криминологии ^{[28; 31]}.

Как нам представляется, для виктимологическое направление предупредительного воздействия на политическую преступность как теоретического направления криминальной политической виктимологии наиболее важными теоретическими и прикладными задачами на ближайшую перспективу являются:

а) выработка адекватных и, одновременно, достаточных общесоциальных (виктимологическая профилактика) и специальных инструментов и механизмов, направленных на минимизацию вредных социальных последствий от политических преступлений и злоупотреблений политической властью;

б) разработка и законодательное закрепление правовых основ предоставления и оказания достаточной и достойной социальной и иной помощи жертвам политических преступлений и злоупотреблений политической властью, а также правовых механизмов регулирующих виктимологическую защиту (безопасность) этой категории жертв;

в) исследование и постепенное внедрение механизмов виктимологической реабилитации жертв политических преступлений и злоупотреблений политической властью.

Нам представляется, что в рамках современной российской криминальной политической виктимологии необходимо рассматривать и ряд других не менее сложных и интересных теоретических вопросов, относящихся к её предмету.

На наш взгляд, уже в кратчайшие сроки необходимо отечественным специалистам следует начать исследовать:

а) методологию и методику познания жертв политических преступлений и злоупотреблений политической властью;

б) типологию, классификацию и систематизацию виктимогенных (виктимологических) факторов политической преступности и отдельных видов или групп политических преступлений;

в) механизм взаимодействия политического преступника с его жертвой;

г) особенности механизмов оказания социальной и иной помощи жертвам политической преступности в других государствах (зарубежная криминальная политическая виктимология) и многие другие.

Разумеется, что в рамках российской криминальной политической виктимологии необходимо исследовать теоретические вопросы по виктимологии отдельных видов и форм проявления политической преступности. Нам представляется, что уже в ближайшее время необходимо начать формировать такие научные направления, входящий в криминальную политическую виктимологию, как: виктимологию криминального политического экстремизма; виктимологию криминального политического мошенничества. В рамках этих крупных виктимологических направлений следует дополнительно выделить и другие более мелкие направления – частные виктимологические теории. К таковым частным политико-виктимологическим теориям следует отнести: виктимологию тоталитаризма ^[13], виктимологию терроризма ^[12], виктимологию коррупции ^[21], электоральную виктимологию ^{[20, с.60]} и другие. Безусловно, за развитием этих частных научных направлений стоит будущее российской криминальной политической виктимологии.

Изложенное выше позволяет нам подвести некоторые итоги, а именно – сформулировать собственное определение криминальной политической виктимологии и очертить круг проблем, входящих в её предмет. На наш взгляд, криминальная политическая виктимология – это межотраслевое направление криминологических знаний, изучающее жертв преступлений и некриминализированных злоупотреблений политической властью, совершенных в политической сфере жизнедеятельности для достижения политических целей. На наш взгляд, предлагаемое определение не является идеальным и универсальным, оно, скорее всего, является сущностной научной категорией, которая может быть использована в криминальной (криминологической) виктимологии и политической криминологии при исследовании жертв криминального политического поведения.

Нам представляется, что основными проблемами, входящими в предмет этого межотраслевого научного направления современной российской криминологии, являются: жертвы политических преступлений и некриминализированных злоупотреблений политической властью; виктимность (массовая, групповая, видовая, корпоративная, индивидуальная); виктимизация; виктимогенность; виктимологические факторы политической преступности и виктимологическое направление предупредительного воздействия на политическую преступность, включающее в себя виктимологическую профилактику, виктимологическую защиту (безопасность) и виктимологическую реабилитацию.

Несомненно, в ближайшее время перед российскими криминологами поднимется вопрос о структуре криминальной политической виктимологии, научном описании и объяснении каждого из элементов, входящих в её предмет (политико-виктимологическая таксономия), её целях, задачах, функциях, ближайших и отдаленных перспективах развития. Но это уже следующий этап её институциализации как частной межотраслевой криминологической теории.

Подводя итог изложенному в этой работе материалу, необходимо отметить, что не все политико-криминологические и виктимологические аспекты, связанные с современной российской криминальной политической виктимологией нами обозначены и рассмотрены в данной работе в полном объеме. Поэтому, мы надеемся, что их творческий поиск, описание и объяснение дадут благотворную почву нам и нашим последователям для новых политико-криминологических исследований жертв политических преступлений и некриминализированных злоупотреблений политической властью в российском обществе и за его пределами.