Языковая ситуация и право Древней Руси периода феодальной раздробленности и иноземного ига

Акишин Михаил Олегович доктор исторических наук, кандидат юридических наук ведущий научный сотрудник, Лаборатория гуманитарных исследований, НИЧ Новосибирский государственный университет 630090, Россия, Новосибирская область, г. Новосибирск, ул. Пирогова, 2 Akishin Mikhail Olegovich Leading Scientific Associate, Laboratory of the humanitarian researches, Scientific Research Center of the Novosibirsk State University 630090, Russia, Novosibirskaya oblast', g. Novosibirsk, ul. Pirogova, 2 Akishin-MO@yandex.ru Другие публикации этого автора

Постановка проблемы

Феодальная раздробленность и татаро-монгольское нашествие создали чрезвычайно сложную языковую ситуацию на Руси. Прежде всего, возникает вопрос об официальном языке Золотой Орды, который уже долгое время вызывает оживленную дискуссию среди тюркологов ^{[1, 10, 13, 14, 38]}. Затем, вопрос о роли латинского, польского, литовского и русского языков на Юго-Западе Руси. Наконец, необходимо исследование правового режима и развития юридического языка русских княжеств и вечевых республик на Северо-Востоке и Северо-Западе Руси. В историко-правовой науке эти вопросы не только не получили разрешения, но и не поставлены. В настоящей статье предпринята попытка восполнить эту лакуну на основе достижений филологической и исторической науки.

Языковая ситуация на Руси в условиях удельной раздробленности и ордынского ига

Распад государственного единства привел к усложнению языковой ситуации в Древней Руси. Во второй половине XII в. новое правописание и литературная манера сформировалась в Галицко-Волынском княжестве. По мнению В.В. Виноградова, это было частью осознанной политики обособления «от киевского центра даже в таких вещах, как правописание» [5. С. 26 – 27]. В языке Новгорода и Пскова со второй половины XII в. нарастают фонетические и морфологические особенности. На Северо-Востоке Руси формируются ростово-суздальские, тверские, рязанские и прочие говоры. Думается, появление новых по сравнению с догосударственной и киевской эпохами диалектных различий было проявлением процесса формирования государственных языков удельных княжеств и вечевых республик.

В 1237 – 1241 гг. русские земли подверглись жестокому монгольскому нашествию. Одним из его результатов стал разгром городов, являвшихся центрами культуры. По утверждению летописцев, погром в ходе нашествия церквей, поругание икон сопровождалось уничтожением хранилищ книг [28. С. 463]. По мнению Б.В. Сапунова, в ходе нашествия уцелело ничтожное число книг [30. С. 16 – 29, 82, 162, 201 – 202]. Кроме того, в XIII в. пришли в упадок византийско-русские связи. Во-первых, это было обусловлено монгольским нашествием. Во-вторых, завоеванием в 1204 – 1261 гг. Константинополя крестоносцами.

Покорив русские земли, монголы попытались установить прямое управление ими. Ханы посылали своих наместников с военными отрядами в отдельные княжества. По замечанию Р.Ю. Почекаева, «если бы система назначения таких чиновников сохранилась несколько дольше, то вполне возможно, что ордынское право пришло бы на Русь в качестве основной системы юридических норм, заменив местное законодательство» [26. С. 185 – 186]. Но русские князья осознали эту опасность и добились от ханов Золотой Орды выдачи ярлыков, подтверждавших их права на княжение. Видимо, первый ярлык в 1243 г. на «стареишиньство в всем руском языце» от хана Бату получил Ярослав Всеволодович, великий князь Владимирский [20. С. 187].

Для Орды выдача ярлыков была важна тем, что подтверждала верховную власть хана и определяла финансовые обязательства князей. Если в Орду поступали сведения о неисполнении князем предписаний ярлыка, хан силой принуждал вассала к исполнению обязанностей. С середины XIV в. ярлыки получают уже не все владетели уделов, а лишь те князья, которые именовались «великими». Остальные князья уступали «великим» князьям свое право контактов с Ордой [26. С. 177 – 178].

Ослабление власти золотоордынских ханов над русскими землями началось в связи с междоусобной борьбой в Орде в 1359 – 1381 гг. К 1340-м гг. Киев и другие города Юго-Западной Руси были захвачены Литвой. Во второй половине XIV в. великий князь литовский Ольгерд сумел присоединить к своим владениям ордынские территории между Днепром и Днестром. Однако с 1380-х гг. золотоордынские, а с середины XV в. крымские ханы требовали дани с этих земель. Великие князья литовские шли на уступки, т.к. понимали, что ханы могут подкрепить претензии на спорные земли опустошительными набегами [26. С. 198].

Важнейшим рубежом в борьбе за независимость Северо-Восточной Руси стала Куликовская битва 1380 г. Из-за ослабления, а затем и распада Золотой Орды во второй половине XV в. русские князья перестали нуждаться в подтверждении своих прав на власть от ослабевших ханов и перестали добиваться ярлыков на княжение. Окончательно Северо-Восточная и Северо-Западная Русь обрели независимость от Золотой Орды в результате «стояния» на р. Угре в 1480 г.

Итак, на протяжении XIII – XV вв. русские земли находились под ордынским игом, что ставит проблему государственного языка Золотой Орды. По мнению Л.Ф. Абзалова, уже в эпоху Чингис-хана делопроизводство в его империи велось и на монгольском, и на тюркском языке. При этом использовалась практика переводов на китайский, арабский, персидский и другие языки. В период становления Золотой Орды сохранялся монголо-тюрский билингвизм, но затем монгольский язык был вытеснен из законодательства и официального делопроизводства тюркско-татарским языком. При этом продолжалась практика переводов на другие языки в дипломатической переписке [1. С. 26, 72, 78 – 80, 84, 91 – 117, 132 – 134].

В русских землях государственные языки Золотой Орды использовались в ордынских документах, адресованных князьям, митрополитам и др. Но ярлыками князьям регулировались только их отношения с ханами, признание статуса великого князя другими князьями, вопросы выплаты «выхода» (дани) в Орду. Во внутреннем управлении русскими землями и богослужении использовались русский и церковнославянский языки. Сохранили силу древнерусские княжеские узаконения и создавались новые. Таким образом, в период ордынского игра различные говоры русского разговорного языка и церковнославянский язык можно рассматривать как официальные региональные языки.

Однако некоторые заимствования из тюркского в русский юридический язык можно отметить. До монгольского нашествия русским языком были заимствованы: «салтан», «сан», «болярин», «капище», «товар», «чекан» и др. В XIII – XIV вв. – «баскак», «казначей», «орда», «сеунч» (весть, гонец), «ясак», «хоруговь», «тамга», «ямщик». В XV в. – «базар», «шертъ» (присяга) и др. ^[6]

В московском делопроизводстве появились тарханные и шертные грамоты. До конца XIV в. освобождение отдельных лиц от уплаты налогов или от суда оформлялось «льготными грамотами», но со времен Дмитрия Донского – «тарханными» [33. С. 148 и др.]. «Шертные грамоты» является калькой с «шерт-наме» («шертны ярлык»). М.А. Усманов переводит этот термин как «договор», отмечая, что название вида документа «ярлык» указывало на неравноправность участников соглашения [37. С. 279 – 280; 38. С. 127]. В XVI – XVII вв. шертные грамоты использовались московскими государями в отношениях с наследниками ханов Золотой Орды – правителями Крымского, Казанского и Астраханского ханств, Ногайской Орды, сибирскими «царями» и князьками [2. С. 233 – 241].

Языковая ситуация и право в Юго-Западной Руси

Во второй половине XIV в. южнорусские и западнорусские княжества стали частью Великого княжества Литовского. Исключение составили Галичина и часть Волыни, вошедшие в состав Польши. Буковина оказалась под властью молдавского господаря. Карпатская Русь вошла в состав Венгрии. Великое княжество Литовское было многоязычным государством. При этом до XIV в. большое число литовцев были язычниками, в то время как русские исповедовали православие, почему русская культура играла в Литовском государстве доминирующую роль.

Функции государственного языка в Великом княжестве Литовском выполнял «руський язык». Следует отметить, что на Юго-Западе Руси продолжали достаточно долго действовать княжеские узаконения Древней Руси. По наблюдению Б.Д. Грекова, «Русская Правда» была «кодексом действующего права не только во время самостоятельности Галицкой земли, но и некоторое время в заметных пережитках и после потери этой самостоятельности» [9. С. 281]. А.А. Зимин отмечал влияние «Русской Правды» на Судебник Казимира 1468 г. и Литовский статут 1529 г. – первые законодательные своды Великого княжества Литовского [15. С. 308].

Однако в XIV – XVI вв. относительная автономия Юго-Западной Руси была ограничена. Кревская уния, подписанная 14 августа 1385 г., оформила слияние Польши и Литвы. По ее условиям литовский великий князь Ягайло взял на себя ряд обязательств, включая требования перевести Литву на латинский алфавит, перейти в католицизм, присоединить к Польскому Королевству русские земли. Люблинская уния 1569 г. завершила создание федерации, получившей название Речи Посполитой.

В 1438 – 1439 гг. в Ферраре, а затем во Флоренции на соборе с участием византийской духовенства было подписано соглашение об объединении католической и православной церкви. В 1596 г. состоялась Брестская уния, когда епископы Киевской митрополии согласились с принятием католического вероучения и переходом в подчинение римскому папе при условии сохранения православного обряда и богослужения на церковнославянском языке.

Православное население вступает в борьбу с католиками, протестантами и униатами. Православные магнаты и братства (городские корпорации мещан) стремились сохранить и защитить православную веру. В братствах осуществляются многочисленные переводы патристики с греческого и латинского языка, создавалась полемическая литература. При них существовали типографии и школы. В школах поддерживалось знание церковнославянского языка и создаются первые его грамматики ^[11].

Несмотря на то противостояние, которое православные оказывали католицизму, западное культурное влияние в Юго-Западной Руси было исключительно сильным. Оно привело, в частности, к распространению билингвизма. Культурные деятели Юго-Западной Руси обычно владели польским языком как родным. Следствием этого стали так называемы «макаронические тексты», составленные из фраз на церковнославянском, польском и латинском языках.

В XVI в. в юго-восточных землях Речи Посполитой появилась новый литературный язык – «проста руська мова». Московские книжники называли этот язык «польским» или «литовским», т.к. он не совпадал с живым старобелорусским языком. В грамматике Иоанна Ужевича, изданной в 1643 г., lingua sclavonica («проста мова») противопоставляется, с одной стороны, lingua sacra sclavonica (церковнославянскому языку); с другой, lingua popularis (старобелорусскому разговорному языку). Современные исследования «простой мовы» связывают ее генезис с полонизацией Юго-Западной Руси и называют искусственным языком, включавшим элементы малорусского наречия и значительный объем польских слов [32. С. 75 – 79].

«Проста руська мова», наряду с польским и латинским языком, являлась в XVI в. государственным языком Польско-Литовского государства. В арт. 3 разд. 3 Литовского статута 1588 г. сказано: «...Которая конъфедерацыя с польское конъстытуцыи водлугъ права, кождому народу належачого, на руский езыкъ преложона и руским же писмомъ в сес[ь] статутъ уписана». В арт. 1 разд. 4 Статута 1588 г. земским писарям при ведении судопроизводства предписывалось: «…по-руску литерами и словы рускими вси листы, выписы и позвы писати, а не иншимъ езыкомъ и словы» ^[21].

Юридический язык Северо-Западной Руси

Новгородская земля избежала монголо-татарского нашествия и продолжила развитие своей специфичной формы государства – вечевой республики. Известно, что еще в начале XI в. князь Ярослав Мудрый пытался прекратить выплаты Новгородом дани Киеву. В XII в. Новгород становится республикой, Господином Новгородом Великим. Псков в XII – XIV вв. считался пригородом Новгорода, но уже в XIII в. имел отдельный княжеский стол. В XIV в. Новгород признал самостоятельность Господина Пскова.

Господин Великий Новгород после монголо-татарского нашествия превратился в хранителя древнерусских традиций. Новгородская письменность XIII – XV вв. богаче письменности любой другой русской земли. Это отразилось и на формах права Северо-Запада Руси. А.А. Зимин отмечал, что «Русская Правда» стала «основой развития русского права в Новгороде и Пскове» [15. С. 279]. В XV в. появляются местные своды права – Новгородская и Псковская судные грамоты. С одной стороны, их создание определялось необходимостью учеста новых социальных реальностей вечевых республик. С другой, продолжило традицию княжеских узаконений ^{[4, 22]}. Языком судных грамот являлся разговорный русский язык. Незначительное влияние права стран Европы, с которыми Новгород вел широкие торговые отношения, отразилось только в международных договорах.

Переходя к анализу лексико-семантического поля юридического языка Северо-Западной Руси, следует заметить, что Новгородская и Псковская судные грамоты дошли до нас не полностью. От Новгородской судной грамоты сохранился лишь отрывок, содержащий 42 статьи. Псковская судная грамота сохранилась целиком и даже в двух списках, но оба списка имеют большие дефекты в тексте. Лексико-семантическое поле юридического языка Господина Великого Новгорода и Господина Пскова отражает специфичные особенности этих вечевых республик ^{[16, 19]}.

Ядро лексико-семантического поля составляли термины, определявшие специфику этих феодальных республик: «вече», «князь», «архиепископ», «посадник», «тысяцкий», «канчанские старосты», «соцкие». Терминами, имевшими местное происхождение, были «Оспода» или «Совет господ» (в Новгороде) и «Господа» (в Пскове), «старосты губские» (выборные должностные лица в губе).

В социальную лексику наряду с известными в Древней Руси терминами духовной иерархии (архиепископ, епископ, поп и т.д.) и иерархии светских феодалов-землевладельцев (бояре) были включены местные. К их числу относятся «житьи люди», «своеземцы» («земцы» в Пскове). К социальным верхам в Новгороде и Пскове принадлежали купцы, термин известный со времен Древней Руси. Свободное городское население определялось терминами «черные люди» или «молодшие люди». Свободное и зависимое сельское население – «смерд», «сирота», «половник», «изорник», «кречетник», «холоп». Здесь также можно отметить местные особенности: во-первых, термины «половник» и «изорник» – являются северо-западными по происхождению; во-вторых, древнерусский термин «смерд» сохранился в Новгороде и Пскове, но в лексиконе Московской Руси уже утратил свое изначальное значение.

Лексика брачно-семейных отношений на Северо-Западе Руси включала помимо терминов церковного брака, некоторые местные термины, сохранившиеся, видимо, с языческих времен. В частности, в Новгороде и Пскове известны такие виды вступления в брак, как «умыкание у воды», «въ вечере привелъ» (брак, совершенный на «вечернице»). К местной лексике относятся термины «жене и детям откличи нет» (отказа нет); «скрута» (приданое невесты). Равноправие частно-правовых отношений между мужем и женой в браке отражалось, например, в термине «кормля».

Развитие товаро-денежных отношений в Новгороде и Пскове обусловили значительные новации в вещном, обязательственном и наследственном праве, а также появление специфичных терминов. Например, термин «корчма» (питейное заведение) возник на Северо-Западе Руси, но потом вошел в общерусский обиход. В Псковской судной грамоте впервые в истории русского права появляются термины, обозначающие недвижимое («отчина») и движимое («живот») имущество. Права на чужие вещи определялись термином «кормля». Важной новацией договорного права стала письменное оформление договоров, что, в частности, привело к появлению ряда местных терминов – «записи» (грамоты), «рядницы» (договор) и «доски». Известны местные термины и в договорном праве – «стулиться» (скрыться должнику, не выплатив долга), «суплетка» (торговый договор). Завещание в Псковской судной грамоте обозначается устойчивым термином «рукоприкладство», известным в Древней Руси и являющимся калькой из византийского права.

Уголовно-правовые отношения на Северо-Западе Руси регулировались, «Русской Правдой». О архаизме уголовно-правовой терминологии вечевых республик свидетельствует в частности то, что в Новгородской и Псковской судных грамотах использовался термин «головникъ» и «годовщина». Хотя Новгородская судная грамота уже знала термин «душегубецъ».

Однако, следует отметить, что Псковская судная грамота вводит в сферу уголовного права ряд важных новаций. Прежде всего, появляется понятие государственной измены, которая обозначается термином «перевет». К преступлениям относится также впервые «зажога» (поджог), этот термин известен только в Новгороде и Пскове. Среди известных с Древней Руси видов «татьбы» появляется новый – «кримская татьба» (кража из Кремля или из церкви). Термин «кромский тать» является специфичным для Пскова.

В процессуальном праве Северо-Западной Руси также есть термины, характерные только для этого региона. Например, «сочити» (внести судебный иск), «судница» (грамота о несудимости); «позовник» (чиновник, который вызывает в суд), «доличати» (уличать), «поможет» (победит в судебном поединке). Наличие такого большого объема местной лексики свидетельствует о значительном влиянии народных представителей в отправлении правосудия.

Новацией в судебном процессе Северо-Запада Руси стала достаточно совершенная система доказательств. Приоритетным доказательством оставалось древнерусское «поличное». Далее, следовали свидетельские показания. Термин «видокъ» в Псковской судной грамоте не употребляется и вытеснен термином «послухъ». В ст. 56 Псковской судной грамоты используется термин «свидетелеи». Новацией было введение письменных доказательств. В качестве доказательства сохранился «Божий суд», что свидетельствует о том, что древний состязательный процесс сохранился в качестве основной формы.

Церковный суд в вечевых республиках основывался на Уставах Владимира и Ярослава Мудрого с их отсылкой к греческому Номоканону. В ст. 1 Новгородской судной грамоты предписывлось: «Нареченному на архиепикопство Великого Новагорода и Пскова священному иноку Феофилу судити суд свои, суд святительски по святых отець правилу, по манакануну».

Итак, в Господине Великом Новгороде и Господине Пскове наряду с государственным языком Золотой Орды действовали региональные официальные языки вечевых республик. В исторической науке существует давняя дискуссия о роли демократических традиций в вечевых республиках и влиянии европейской политико-правовой мысли на их развитие. В данной дискуссии хотелось бы присоединиться к позиции В.Л. Янина, указывающего на господствующее положение боярства в политической жизни Господина Великого Новгорода. Юридический язык Северо-Западной Руси свидетельствует не о доминирующем европейском влиянии, а о роли Господина Великого Новгорода и Господина Пскова в сохранении традиций Древней Руси, в т.ч. и в сфере языка.

Юридический язык Северо-Восточной Руси

Ядром консолидации русских земель на Северо-Востоке после монголо-татарского нашествия стало Московское великое княжество. В XII в. Москва была пограничным пунктом, лишенным самостоятельности, почему ее население формируется уже в условиях ордынского ига и значительных миграций населения. От нашествий наиболее страдали юго-восточные окраины Северо-Восточной Руси – северские, рязанские, нижегородские земли, что стало одной из причин возвышения Москвы, удаленных от военных действий. Московское княжество быстро заселялось беженцами.

Состав населения Московского княжества XIII – XIV вв. сказался на разговорном языке и письменности Москвы. На севере и востоке от Москвы в непосредственном соседстве с городом простирались севернорусские поселения, на юге и западе – южнорусские. В период становления Москвы господствовали, видимо, севернорусские народные говоры. Однако с конца XIV в. начался приток в Москву населения из южнорусских княжеств, что привело к возрастанию удельного веса южнорусских диалектных черт в московской речи.

А.А. Шахматов высказал предположение, что высшие классы Москвы в XIV – XV вв. пользовались преимущественно севернорусским наречием. Действительно, московское боярство и духовенство было по происхождению в основном выходцами из Ростово-Суздальского княжества. Такое господствующее положение ростово-суздальское боярство сохраняло и позже, когда московские князья объединили под своей властью уже различные княжества и в связи с этим состав боярства изменился, т.к. почти каждое завоевание нового княжества сопровождалось переходом в сан бояр бывших удельных князей.

Особенностью развития государственности в Московском великом княжестве была не только сильная княжеская власть, но и становление княжеской канцелярии. По наблюдению С.М. Каштанова, «княжеские писцы становятся одним из характерных институтов управления уже с конца XIII в.». При этом для XIV – XV вв. он отмечает также «влияние митрополичьей кафедры на светское делопроизводство» [17. С. 378]. Эти особенности, безусловно, влияли не только на совершенствование формуляра княжеских актов, но и на развитие документально-делового стиля русского языка.

После окончания монгольского нашествия перед князьями Северо-Востока Руси встала проблема восстановления правопорядка. Согласно Лаврентьевской летописи, в 1238 г. княживший во Владимире Ярослав Всеволодович стал «ряды рядить» о будущей судебной деятельности и подсудности населения, чтобы дать княжеству «суд и правду». И лишь после этих мероприятий он «утвердился в княжении» [28. С. 467]. Как отметил М.Н. Тихомиров, возрождение книжности на Северо-Востоке Руси началось вскоре после нашествия. Собор 1274 г. принял решение о восстановлении церковно-юридических сборников и Кормчих книг, которые были одновременно и сводами гражданских законов ^[35].

Московские великие князья, восстанавливая разрушенный монголо-татарским нашествием правопорядок, следовали киевскому наследию и авторитету Византии. В похвале московскому великому князю Ивану Калите, содержащемуся в записи на Евангелии 1339 г., говорится, что он имел «правый суд» «по правилам Номоканона, ревнуя правоверному цесарю Юстиниану». Комментируя эту запись, А. Павлов предположил, что Калита заслужил такую похвалу «принятием, а может быть, и рассылкою списков этого земско-полицейского и вместе уголовного устава (Земледельческого закона – М.А.) по всем волостям своего княжества, при наказных грамотах наместникам» [23. С. 37].

В XIV – XV вв. появляются собственные узаконения московских великих князей – Двинская уставная грамота 1397 г. и Белозерская уставная грамота 1488 г., регулировавшие наместнический суд и управления. Но раннее правотворчество Московской Руси характеризовалось не столько созданием новых княжеских узаконений, сколько приспособлением «Русской Правды» к социальным реалиям Северо-Восточной Руси.

Как доказал С.В. Юшков, в Московском княжестве первой половины XV вв. появляется сокращенная редакция «Русской Правды» [39. С. 56 – 92]. Эта редакция основывается на социальных реалиях Москвы. В ее тексте уже не встречаются термины «гридин» «мечник», «огнищанинъ», «изгои», «смердъ», «закупъ», «рядовичь» и др., потому что этих социальных групп в Московской Руси не было. Отмечу, что в московскую эпоху слово «смердъ» превратилось в бранное, от которого, вероятно, произошло слово «смердеть». Было исключено и понятие «вервь», т.к. ее не было в Московской Руси.

Редакции подверглись статьи об убийстве, в результате которых был исключен институт «дикой виры». В сокращенной редакции пропущены статьи о преступлениях против телесной неприкосновенности служилых землевладельцев. В Москве наказание устанавливалось «смотря по увечью» и «разсудити по мужу смотря», т.е. по характеру увечья и по социальному положению лица.

Отмирание древнего состязательного процесса выразилось в исключении статьи о суде Божием «в поле» (ордалий). С.В. Юшков писал: «С развитием товарных, денежных отношений и ростом классовых противоречий возникает следственный процесс – сыск или розыск. Ордалии начинают уступать другим видам судебных доказательств: показаниям свидетелей, письменным доказательствам, а в сыске – повальному обыску и пытке» [39. С. 83].

В настоящее время известны в 99 судебных актов Московского великого княжества, принятых в XV в. при разрешении споров. Никаких ссылок на обычаи, «Русскую Правду» и другие княжеские узаконения в них не приводится. По мнению К.В. Петрова, это свидетельствует о том, что, во-первых, княжеские узаконения создавались как сборники образцов судебных решений, имеющих для судей рекомендательный характер; во-вторых, о формировании судебного прецедента в деятельности великокняжеских судов ^{[24, 25]}. Языком судебных актов был документально-деловой стиль русского языка, который начал формироваться еще в Киевской Руси. Преемственность с документально-деловым стилем Киевской Руси наблюдается и в московских грамотах ^{[7, 8]}.

Возрождение русской культуры в Московской Руси было связано с деятельностью православной церкви. Здесь следует отметить, что в условиях моноголо-татарского нашествия и золотоордынского ига произошел перенос кафедры митрополита «всея Руси» из Киева: в 1299 г. – во Владимир на Клязьме, а в 1326 г. – в Москву. В 1448 г., отвергнув Флорентийскую унию, собор русских иерархов избрал первого автокефального митрополита Иону. После падения Константинополя в 1453 г. в Москве формируется представление о наследовании Россией византийской традиции.

По наблюдению А.И. Соболевского, общепринятому в современном языкознании, с конца XIV в. началось второе (после крещения) южнославянское влияние на богословие, книжность и иконописание Древней Руси, затронувшее и язык [34. С. 147 – 158]. Русские книжники копировали южнославянские рукописи в международных центрах православной церковной жизни – Константинополе и на Афоне. При этом южнославянская традиция использовалась как проводник византийского влияния.

Второе южнославянское влияние отразилось на языке княжеских узаконений. В московских списках пространной и сокращенной редакции «Русской Правды» прослеживаются заимствования из церковнославянского языка. Термин «должебитъ» (кредитор) заменяется на термин «должникъ». Термин «задница» (наследство) – терминами «(с)статокъ», «остатокъ», «останокъ», «наделокъ». Термин «обида» – «лихое дело», «дурно», «воровство». Термин «головникъ» – «убийца» [34. С. 131; 29. С. 71, 80, 104, 123, 148 и др.]. В Двинской уставной грамоте 1397 г. используется термин «душегубец».

Второе южнославянское влияние в церковном праве основывалось на авторитете византийского и киевского наследия. Об этом свидетельствуют подтвердительные грамоты великого князя Василия Дмитриевича и митрополита Киприана от 12 декабря 1402 г. и того же великого князя и митрополита Фотия от 26 июня 1419 г. В этих грамотах говорится, что в церковных судах предписывается дела разрешать «по старине», как они разрешались при князьях Владимире и Ярославе Мудром в соответствии с древнерусскими княжескими уставами и греческим Номоканоном [12. С. 183, 185].

В конце XIII в. появляется юридический сборник «Мерило Праведное». В его состав вошли общие основополагающие правила русского и византийского права, правила Святых Отцов и Вселенских соборов, поучения и наставления о суде, тексты Русской Правды, Закона Судного людем, философско-юридические наставления и т.д. М.Н. Тихомиров полагал, что этот сборник был «пособием для судей» [18. С. V – VI; 36. С. 88 – 99]. То, что нормы Наконона использовались в судебной практике подтверждается грамотой митрополита Киприана от 14 июня 1404 г., в которой решается дело об оставлении наследства вдовой своему приемному сыну, после того как ее муж скончался не оставив духовной грамоты (завещания). Обоснуя свое решение, митрополит сослался на статьи из XX и XXV титулов Прохирона и принял решение «по тем законным правилом» [3. С. 484].

Говоря о языковой ситуации в Северо-Восточной Руси необходимо упомянуть о подвиге подвижничества святого Стефана Пермского, продолжившего традиции византийского миссионерства в отношении неславянских народов. В 1379 г., получив благословение от митрополита Алексия и помощь от великого князя Дмитрия Донского, он начал миссию среди народов Северного Урала, создал зырянскую письменность и перевел на язык зырян Часослов, Псалтирь и другие богослужебные книги. В 1383 г. была образована Пермская епархия, а Стефана стал ее первым епископом [27. С. 2 – 47].

Подведем итоги. На Северо-Востоке Руси наряду с государственным языком Золотой Орды действовали региональные официальные языки отдельных княжеств. Центром объединения русских земель стало Московское великое княжество, что было, в частности, связано с сильной княжеской властью и достаточно совершенной для своего времени системой управления, а также союзом с православной церковью. Московский документально-деловой стиль русского языка стал не только языком княжеских узаконений, суда и официального делопроизводства, но и интегрирующим фактором в условиях образования великорусской народности и борьбы с ордынским игом.

Заключение

Феодальная раздробленность не только разрушила государственное единство Древней Руси, но и привела к становлению различных диалектов русского разговорного языка в качестве официальных языков удельных княжеств и вечевых республик. Татаро-монгольское нашествие усугубило этот процесс, т.к. привело к резкой культурной деградации русских земель. В условиях ордынского ига тюрско-татарский язык стал государственным языком русских земель, включенных в состав Золотой Орды, но при этом различные диалекты русского языка и церковнославянский язык de facto были признаны завоевателями официальными в русских землях.

Восстановление правопорядка и развитие государственности в древнерусских землях происходило в различных условиях, что отразилось на языковой ситуации. Культурная идентичность Юго-Западной Руси, оказавшейся в XIV – XV вв. в составе Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, пострадала в наибольшей степени. Официальным языком этого региона стала искусственно созданная «проста руська мова». В вечевых республиках Северо-Запада Руси создавались собственные узаконения, чей язык отличался заметной местной спецификой. На Северо-Востоке Руси были достигнуты наибольшие успехи в восстановлении государственности, что отразилось в формировании документально-делового стиля официального языка княжеских узаконений и актового материала.