Терроризм в контексте информационно-психологических угроз современности

Седых Наталья Сергеевна кандидат философских наук Эксперт Уральской ассоциации «Центр этноконфессиональных исследований, профилактики экстремизма и противодействия идеологии терроризма», специалист по связям с общественностью бизнес-школы РГЭУ (РИНХ) 344038, Россия, г. Ростов-На-Дону, ул. Большая Садовая, 69 Sedykh Natal'ya Sergeevna PhD in Philosophy associate professor at the Department of Psychology of Management and Acmeology at Southern Federal University.  344038, Russia, g. Rostov-Na-Donu, ul. Bol'shaya Sadovaya, 69 natalja.sedix@yandex.ru Другие публикации этого автора

Наблюдаемое на рубеже ХХ и ХХI вв. активное развитие коммуникационных технологий значительно облегчило производство и распространение социально значимой информации и привело к формированию глобального информационного пространства, в которое вовлечены целые сообщества, политические, экономические, религиозные и культурные институты. В результате этого человек, живущий в XXI веке, подвержен почти непрерывному влиянию информационных технологий, воздействующих на его сознание, участвующих в формировании мировоззрения, стиля жизни, моделей поведения. В этом кроется значительная социальная опасность, так как интенсивное развитие информационно- коммуникационной сферы повлекло за собой развитие технологий информационно-психологического воздействия.

На наш взгляд, вследствие глобальной информатизации социального пространства терроризм приобрёл черты “бархатной” или “мягкой” войны, основанной на использовании различных средств массовой коммуникации (СМК) для осуществления контроля над общественным мнением населения, направленного на достижение определённых социально-политических и экономических целей. В этой связи важно отметить, что терроризм представляет собой сочетание высокого уровня политической мотивации с низким уровнем участия масс^[29]. Первичный источник всех форм терроризма, по мнению многих исследователей, - конфликт. Причиной его возникновения является социально-экономическая ситуация, когда несколько субъектов (индивидов или групп) имеют взаимно исключающие цели. Заметим, что в экономическом анализе причин терроризма один из ведущих подходов – геоэкологический, согласно которому терроризм - одна из форм противоборства "бедного Юга" и "богатого Севера" (периферии и ядра современной мир-системы, в терминах И. Валлерстайна) ^[18]. Это иллюстрирует и интенсивная политизация ислама, которая рассматривается как реакция мусульманского мира на глобальные вызовы, непосредственно затрагивающие экономический, политический и идеологический аспекты развития мусульманского сообщества (уммы) ^[36]. В настоящее время признаётся, что глобализация отразилась на исламских странах преимущественно негативно. Причём, несмотря на то, что страны с мусульманским населением изобилуют природными ресурсами, контраст между бедными и богатыми в них чрезвычайно велик и приближается к черте, за которой, по прогнозам аналитиков, возможен революционный взрыв. Экономическая отсталость всего мусульманского мира характеризуется следующими цифрами: исламские страны, составляя пятую часть населения земного шара, обладая 70% мировых энергоресурсов и 40% сырья, имеют общий валовый национальный продукт, не превышающий 5% мирового валового продукта ^[7]. Тревожные данные приводились и всовместном докладе 2002 г. о развитии человеческих ресурсов в арабских странах ПРООН и Арабского фонда экономического и социального развития. В частности, «четверть населения этой части планеты, богатой углеводородами, существует менее чем на 2 долл. в день». Половина арабской молодежи стремится эмигрировать ^[7].

Необходимо подчеркнуть, что общей социальной базой для возникновения массового насилия являются такие социальные условия в обществе, как тяжёлые экономические проблемы, затяжные насильственные этнополитические конфликты, быстрые социально-культурные изменения или совокупность этих факторов. Это обусловлено тем, что данные факторы имеют колоссальное фрустрирующее воздействие: они блокируют удовлетворение витальныхпотребностей людей. Это потребность в пище, в здоровье и отсутствии болезней, в наличии или отсутствии «крыши над головой» для себя и семьи. Гигантский разрыв между имущими и неимущими людьми во многих странах и регионах мира может приводить к образованию и поддержке различных повстанческих и террористических групп. Люди, которые фактически не имеют материальных жизненных ресурсов (и, следовательно, почти ничего не теряют) становятся первыми кандидатами для вступления в экстремистские организации, обещающие лучшие условия жизни после того, как имущие будут лишены власти.

Современные исследователи констатируют, что сильные государства «золотого миллиарда» используют глобализацию как инструмент своего господства и «взламывания» всех охранных барьеров более слабых государств – финансово-экономических, территориальных, национально-культурных ^[37]. Наиболее острые противоречия глобализации связаны с тенденцией создания единого экономического и информационного пространства. Социальное недовольство жителей ряда стран и регионов, вызывает то, что в качестве единственно «правильной» модели интеграции полагается идейно – ценностная парадигма западной цивилизации. Причём, современная ситуация порождает парадокс: развивающий индивидуализм не ведёт к росту автономии индивида, так как сочетается с ростом его подчинённости, возникающей в результате усиления «структурного принуждения» и всеобщей стандартизации ^[2]. Другими словами, наблюдается ориентация на унификацию всех сторон жизни людей с тотальным контролем над ними через систему информационных технологий^[7]. Отметим, что эти процессы происходят в контексте развития глобального общества риска, в котором, по мнению У. Бека и Э. Гидденса, судьбы людей становятся всё более нестабильными, зависящими от случайного стечения обстоятельств. Риск, полагает У. Бек, может быть определен как «систематическое взаимодействие общества с угрозами и опасностями, индуцируемыми и производимыми модернизацией как таковой. Риски в отличие от опасностей прошлых эпох – следствия угрожающей мощи модернизации и порождаемых ею неуверенности и страха». «Общество риска», по мнению исследователя,- это фактически новая парадигма социального развития ^[3]. В таком обществе не существует поведения свободного от риска, он становится частью социального бытия личности. Это приводит к росту неопределённости, порождающей социальные страхи, так как никто не может найти универсальный измеритель риска независимо от его обоснования.

Однако У. Бек обращает внимание на то, что риски, распространяясь, становятся, прежде всего, уделом малоимущих. Причём неравномерность распределения рисков прослеживается и среди стран. Показательно, что рисков чаще и больше встречается в менее развитых странах^[2]. Это служит значимой предпосылкой возникновения негативных социально- психологических реакций индивидов и групп, а также способствует развитию своеобразных организационно-мировоззренческих форм противостояния. К их числу относится и исламский экстремизм, являющейся крайним идейно-политическим течением в исламе, провозглашающим своей главной целью установление исламских форм государственной власти путем использования различных видов вооружённого и политического насилия. Заметим, что ориентированная на создание «государства ислама» идеология исламизма отражает, в частности, стремление к сплочению мусульман в борьбе против экспансии европейского образа жизни и мыслей во имя сохранения ислама как религии и образцовой социальной модели. Исламисты критикуют негативные последствия модернизации, секуляризма и национализма для уммы как следствие засилья Запада^[26].

Однако особую тревогу, по мнению ряда авторов, вызывает то, что вследствие политики неолиберального глобализма, создается почва для распространения среди больших групп населения неприязни, и даже враждебности к Западу, зачастую получающей свое выражение в экстремистских действиях^[26]. Примером служат события 11 сентября 2001 г. Террористами были тщательно спланированы и основательно подготовлены удары по символам экономического и военного могущества США – Всемирному Торговому Центру и Пентагону. Важно отметить, что цивилизационная экспансия западного мира во главе с США, для многих стран, не входящих в «золотой миллиард», и особенно стран исламского мира, с точки зрения восприятия ими ситуации в мире оценивается как аналог цивилизационного терроризма^[7]. Это отражает интерпретация движения глобального джихада, предложенная авторитетным салафитским теологом Омаром Абу Омаром. «Глобальный джихад, - пишет он, - это не только вооружённая борьба, а прежде всего всестороннее цивилизационное видение …». С этих позиций глобальный джихад трактуется как «деятельность групп и организаций, направленная на уничтожение светских режимов и возрождение исламского правления, призванного объединить нации в исламский халифат» ^[26]. Соответственно, «цель политизации религии – не возвращение в прошлое и не консервация архаических элементов настоящего, а стремление провести удачную модернизацию общества в самом широком смысле (от экономической до социальной и политической)» ^[21]. По мнению Э. Геллнера, именно ислам способен стать глобальной политической системой и предложить альтернативный вариант глобализации ^[46]. В этой связи следует отметить, что выгода, безопасность и репутация составляют три мотивирующие цели человека, подчёркивал Т. Гоббс. Человек стремится к высокой репутации, потому что является существом, наделенным гордостью и эгоистическим интересом. Гордость заставляет его быть завистливым в силу боязни, что «другие» сочтут его менее достойным, чем они сами, толкая этим предпринять соответствующие шаги. Такой образ мыслей присущ не только отдельным индивидам, но также социальным группам и общностям; поэтому большое значение предается категории «государственная честь». «Государственная честь» воплощается в понятии «престиж», который определяется, прежде всего, экономическими и политическими возможностями государства ^[6]. В силу этого главными детерминантами радикализма были и остаются социально-экономические причины, которые окрашиваются в национальные, религиозные или психологические цвета ^[38]. Заметим, что бедность, с точки зрения её психологического восприятия, крайне негативно переживается именно на фоне социально-экономического неравенства. Терроризм, по мнению К. Оотса, является следствием «фрустрации личных, экономических, политических нужд» ^[32]. И, соответственно, выступает единственно доступным способом борьбы «слабых» с «сильными».

Следовательно, терроризм, на наш взгляд, можно рассматривать как форму экономического поведения. С точки зрения экономической психологии такое поведение представляет собой набор психологических способов и средств, ориентированных на достижение удовлетворения одним человеком или группой людей фундаментальных потребностей в сфере производства, обмена и потребления благ ^[12].

Один из компонентов экономического поведения - аффективный (эмоциональный) в контексте террористической деятельности, на наш взгляд, представлен агрессией. Однако агрессивное поведение, как и другие формы социального поведения в межиндивидуальном или в межгрупповом взаимодействии, регулируется социально принятыми и ситуативно-релевантными нормами. При этом каждый человек, согласно теории Р. Харре, руководствуется в своей «психологической истории» мотивом завоевания уважения других людей. По этой причине стиль действий и тип суждений, которые имеет человек, служат экспрессивной задаче презентации личности в определённом социальном пространстве.В то же время умение «читать текст» социального взаимодействия, знание его правил и принципов интерпретации, умение понять, как тебя оценивают другие, и выразить свою оценку – всё это для человека есть способ получения уважения окружающих. К описанной презентационной схеме, по Р. Харре, относится и умение выражать публично различные эмоциональные состояния, в том числе и эмоции, связанные с агрессией ^[43].

Таким образом, опираясь на концепцию Р. Харре и результаты исследований отечественного автора А. В. Овруцкого, под террористической агрессией мы будем понимать социально - нормированный коммуникативный акт, имеющий в рамках конкретной и дискретной ситуации деструктивную цель и призванный решить опредёлённые задачи. К числу таких задач относится дестабилизация общества посредством порождением страха перед «лицом террора» у широкого круга лиц, и вместе с тем недоверия к демократическим режимам, не способным защитить граждан от терактов. Важно отметить, что, по мнению радикальных идеологов, акции смертников должны получать мощную медиаподдежку, чтобы возложить ответственность за многочисленные жертвы среди мирного населения Запада на правительства государств, поддерживающих США в их всемирной борьбе с терроризмом. В то же время известный идеолог экстремизма, А. Гадан убеждён, что даже неудавшийся теракт, имеет значительный эффект, поскольку вынуждает власти тратить огромные средства на дополнительные меры безопасности и тем самым провоцирует панику среди жителей западных мегаполисов ^[26].

Исходя из вышеизложенного, мы предлагаем рассматривать современный терроризм как способ информационно-психологического воздействия с целью управления социумом посредством превентивного устрашения и достижения социально-политических и экономических целей. Наиболее перспективнымнам представляется информационно-семиотический подход, позволяющий выделить терроризм как сложную организованную информационную систему, в процессе деятельности которой конструируются источник информации, передатчик информации и получатель информации ^[31]. В контексте данного видения предназначение теракта есть передача некоего послания. По этой причине для лидеров соответствующих организаций принципиальное значение имеет совершение теракта в наиболее резонансной точке. В целях анализа ситуаций террористической опасности считаем необходимым предложить авторское определение точки резонанса. Под точкой резонанса, на наш взгляд, следует понимать способ территориальной организации акции террора, обеспечивающий её наиболее болезненное социальное восприятие и осознание произошедшего как угрозу собственной безопасности. Теракты, организованные таким образом, продемонстрировали, что современный человек находится в зоне повседневного риска. Серии взрывов жилых домов в г. Москве, Волгодонске и Буйнакске (1999 г.) привели к тому, что было поколеблено укоренившееся ощущение «мой дом – моя крепость». Трагические события в Беслане 1.09.2004 г., поразили своей жестокостью и продемонстрировали, что даже дети могут стать объектом террора. Серии взрывов в метро, аэропортах и другие подобные теракты привели к тому, что граждане не только стали проявлять бдительность, но и испытывать тревогу, находясь в местах общественного скопления.

Итак, террористическая опасность проникла в различные сферы социального бытия человека и стала сопровождать его жизнедеятельность и социальную активность. Однако в немалой степени этому способствовала и сенсационная подача информации о террористических проявлениях и причастных к ним людям в СМК. Заметим, что сенсационная подача материала обеспечивает возможность его изложения не в контексте логической последовательности, а в компилировании того, что наиболее интенсивно воздействует на эмоции. В связи с этим сенсация зачастую основывается на внушении как виде психического воздействия словесного и образного, имеющего свойство вызывать некритическое восприятие и усвоение информации. Вместе с тем воспринимаемая эмоционально, а не рационально сенсация позволяет формировать определённые социально – психологические установки ^[10]. Следует заметить, что одна из самых сильных эмоций - страх. Причём «то, что мы называем общественным мнением, является, в сущности, общественной эмоцией», - считает Б. Дизраелли ^[40]. СМИ, как подчёркивает В. В. Лунёв, вольно или невольно служат надёжными пособниками террористов в нагнетании страха ^[38]. Это во многом обусловлено тем, что посредством СМИ осуществляется передача устрашающего информационного послания боевиков непосредственному адресату - массовой недифференцированной аудитории. Однако семиотическое пространство такого послания, воплощенное в теракте, резко расширяется в границах смыслового содержания и оценочных рефлексий. Как отмечает В.Б. Петухов, «шоковое состояние масс усугубляется хаосом непроверенной информации, панических слухов и предположений, ретранслируемых СМИ» ^[31].

Причём лидеры террористических организаций, на наш взгляд, преднамеренно режиссируют акции террора так, чтобы они получили всемирное освещение иоказали информационно-психологическое воздействие, заключающееся в изменении или укреплении взглядов, мнений, отношений и других психологических явлений. Следует подчеркнуть, что информационно-психологическое воздействие является значимым атрибутом психологической войны, цель которой — достижение устойчивого результата в формировании общественного мнения, закладывание установок и паттернов поведения в подсознание масс. При воздействии на такие установки впоследствии происходит управление массовым психическим сознанием.

Соответственно, в психологической войне ключевую роль играют различные способы идеологического влияния и пропаганды, направленные на формирование общественного мнения в нужном манипуляторам ключе. Подчеркнём, что, идеология, согласно концепции зарубежного исследователя Томпсона, является смысловой конструкцией, поскольку выражена символическими формами, представляющими собой широкую совокупность действий и высказываний, текстов и образов. В этой связи идеология рассматривается через призму путей и способов, в которых значение, мобилизованное посредством символических форм, служит установлению и поддержанию отношений доминирования ^[50]. В то же время функция выражения идеологии или «узаконивания власти»,по мнению Т. ван Дейка, является основной функцией прессы ^[11].

Однако символические формы, как указывает Томпсон, оказываются включенными в процесс конституирования социальных отношений и являются репрезентациями, с помощью которых артикулируются или затеняются социальные отношения и интересы. Следует отметить, что репрезентация, согласно С. Холлу, - это производство смысла посредством языка ^[47]. В то же время З. Фрейд, рассматривая репрезентативную функцию языка, отмечал, что слова могут одновременно отражать и формировать психический опыт. Это свойство делает их мощным орудием, так как позволяет влиять на сознательные или бессознательные психические процессы с помощью языковых средств ^[5].

Заметим, что войны, в которых имело место воздействие на психику масс, существовали во все времена. Однако в нынешнем тысячелетии информационно-психологические войны вследствие интенсификации коммуникативных технологий перешли на новый этап собственного развития. Значимой предпосылкой этого стала всё более возрастающая в условиях всеобщей информатизации социальной жизни зависимость человека от потока сообщений средств массовой коммуникации. Это продиктовано усложнением и динамичностью социальных процессов в обществе, влиянием происходящих общественных изменений непосредственно на повседневную жизнь человека. Причём усложнение общественной жизни, проявляющееся и в убыстрении социальных процессов, и в возникновении новых форм и «сечений» общественных институтов, и во всё умножающихся бурных социальных изменениях, а порою катаклизмах, требует от обыденного человека, рядового члена общества достаточной степени понимания того, что же происходит вокруг ^[1]. При этом всё меньше сведений, необходимых для своего социального поведения и жизни в обществе, индивид может получить, основываясь только на своем повседневном опыте. Все больше актуальной социальной информации современный человек получает из теле- и радиопрограмм, периодических изданий и Интернет - ресурсов. Особенно ярко это проявляется в формировании мнений по вопросам, которые не находят отражения в его непосредственном опыте, например, об обстановке в других городах, регионах, странах, о политических лидерах, об экономической конъюнктуре, международном терроризме и т.п.

В этой связи важно отметить, что информация служит основанием формирования общественного мнения, которое сопровождает все сферы социального бытия, и становится инструментом власти. Это во многом определяется тем, что общественное мнение интегрирует отношение к событиям и явлениям социальной реальности и отражает суждения больших социальных групп, народа, социоетальной системы общества о значимых явлениях внутренней и международной жизни, вызывающих интерес. Общественное мнение – это коллективное (оценочное) суждение по поводу эмоционально – значимых проблем. Однако это не просто сумма отдельных, индивидуальных мнений, а совокупное мнение, имеющее эмерджентный характер ^[33]. В то же время общественное мнение является подсистемой социальной психики, которая представляет собой сложное, духовное, динамическое, но вместе с тем весьма противоречивое образование. Социальная психика функционирует подобно ансамблю эмоций, настроений, интересов масс. В недрах социальной психики кроются основания социальной воли, побуждающей к массовым действиям. В силу этого найти образ действий, соответствующий характеру времени и специфическим обстоятельствам в момент принятия решения, и есть, согласно Макиавелли, высшее проявление политики и главная её проблема. Информационная сфера выступает системообразующим фактором жизни современного общества, а массовая коммуникация его неотъемлемым атрибутом. Как известно, в демократическом обществе решения принимаются на основе принципа большинства, поэтому массовая коммуникация является составной частью политической системы. Следовательно, задача адекватного управления обществом в условиях постиндустриальной эпохи требует перехода с административного на коммуникативное поле. В такой ситуации задача удержания власти предстаёт как коммуникативная задача ^[23].

Массовая коммуникация, по мнению Д.В. Ольшанского, есть среда формирования, распространения и функционирования различных образцов восприятия, мышления, поведения. Это во многом обусловлено тем, что СМК выполняют не только функцию информирования, но также социализации и образования ^[28]. Однако в условиях глобальной информатизации социального пространства масс-медиа нередко заменяют процесс систематического обучения и просвещения относительно общественно значимых вопросов и служат руководством к действию при решении повседневных практических проблем ^[8]. В этой связи отметим, что важной предпосылкой политизации ислама на постсоветском пространстве и распространения фундаменталистских идей, по мнению современного исследователя Р. Ф. Патеева, послужила религиозная безграмотность населения, которая способствовала восприятию чуждых экстремистских идей под видом ислама. Причём это происходило в условиях формирования глобального информационного общества, в котором благодаря технологическому совершенствованию, открылись возможности распространения любых, в том числе и радикальных идей ^[30].

Следует подчеркнуть, что в настоящее время в интересах всемирного джихада действует около 5600 сайтов, причём каждый год открывается около 900 новых^[49].Такая активность, безусловно, имеет определённые цели, продиктованные тем, что «информационная бомба взрывается в самой гуще людей, осыпая как шрапнелью образов и в корне меняя и восприятие нашего внутреннего мира, и наше поведение»^[39]. Сегодня интернет активно используется экстремистами как средство коммуникации, пропаганды, вербовки, так как позволяет осуществлять то, что Д. Деннинг назвала «управление восприятием - то есть террористы могут позиционировать себя точно такими, какими хотят казаться, без фильтров, налагаемых традиционными СМИ»^[45]. В этой связи следует обратить внимание на некоторые особенности конструирования экстремистских сайтов. Прежде всего, на подобных сайтах нечасто встречаются прямые призывы к насилию. Они выстроены преимущественно по модели сайтов легитимных политических движений и партий,поэтому основное внимание уделено описанию дела, за которое борются террористы. В то же время большая часть наполнения сайтов террористических организаций состоит из справочных материалов, в первую очередь, по истории движения. Заметим, что именно недостаточность освещения идеологического контекста экстремистской деятельности отличает медийные репрезентации терроризма в традиционных СМИ. С помощью Интернета террористы пытаются компенсировать данный недостаток ^[51].

Вместе с тем, целенаправленное управление информационными потоками, позволяет «достичь искомых целей, минимально расходуя ресурсы власти; убедить людей в их личной заинтересованности в этих целях; превратить противников в союзников» ^[39]. Это иллюстрирует и комментарий имама соборной мечети одного из российских городов, прозвучавший в ходе фокусированного интервью, проводимого нами в целях определения специфики социального восприятия терроризма с точки зрения представителей традиционного ислама. Священнослужитель, рассуждая о том, что побуждает молодых людей участвовать в террористической деятельности, пояснил: «Средний возраст таких людей, к примеру, уроженцев Дагестана, - уже от 14 до 22 лет. В этом тоже ответ на вопрос «что ими движет». Отсутствие опыта и чужая воля. Это очень молодые, юные ребята. В основном они искренне верующие, но были введены в заблуждение – например, насмотрелись на сомнительных сайтах разнообразных обращений Саида Бурятского, Доку Умарова и прочих и попали под их влияние». Отметим, что именно такие сюжеты способны оказывать значительное информационно – психологическое воздействие, так как СМК обладают неспецифической функцией, функцией присвоения статуса общественным проблемам, организациям, движениям и конкретным личностям. Внимание средств массовой коммуникации свидетельствует: объект сообщения достоин быть выделенным из анонимной массы, его поведение и мнения достаточно важны для всех ^[25]. В этой связи весьма показателен также следующий случай. В мае 2007 г. ведущий известного радикального форума по прозвищу «Моджахед 1988» обратился к многочисленным посетителям со словами: «Прощайте, Я люблю вас всех. Молитесь все за меня, чтобы я стал шахидом». Через некоторое время на форуме были размещены подробности гибели «Моджахеда 1988». Безусловно, обращение популярного ведущего одного из форумов находит отклик в молодёжной среде и обладает пропагандистским эффектом ^[26]. Это во многом продиктовано тем, что деятельность масс-медиа происходит в определённом смысловом пространстве. СМК не представляет (или повторно представляет) фрагмент реальности, а скорее производят или конструируют его. Однако сконструированные медиа образы, порождают реальные эмоциональные и когнитивные реакции и побуждают к определённым социальным действиям.

Соответственно, масс-медиа создают своего рода "второю реальность", "субъективную реальность", которая оказывает значительное, а при определённых условиях, приоритетное воздействие на социальное мышление и поведение личности^[25]. Коммуникативное действие как символически опосредованная интеракция, во-первых, задаёт систему отсчёта для описания и понимания происходящего, для конструирования его как предмета познания, во-вторых, коммуникативное действие – это конкретно-исторический процесс производства социальной реальности ^[42].В этой связи необходимо подчеркнуть, что познание человеком мира социально обусловлено, то есть познание не есть простое пассивное приспособление человека к внешнему миру. Это активный и динамичный процесс. Причём, человек познает мир в зависимости от того, как он действует в нем, и, вместе с тем действует в нем в зависимости от того, как он познает его. В силу этого «восприятие и понимание людей скорее напоминает процесс создания картины художником или фильма режиссером, чем записывание на магнитофон или процесс фотографирования» ^[1].

Безусловно, на фоне происходящих социально- экономических, политических изменений, сопровождающихся всё возрастающим влиянием массовой коммуникации на общественное и обыденное сознание, актуализируется вопрос о том, как человек строит образ социального мира, или «конструирует» социальный мир. Под «конструированием» понимается приведение в систему информации о мире, организация этой информации в связные структуры с целью постижения ее смысла. Результатом этого является построение образа социального мира, который предстает перед человеком как определенная социальная реальность ^[1]. По выражению У. Томаса, «если люди воспринимают некоторую ситуацию в качестве реальной, то она будет реальной и по своим последствиям» ^[19].

Итак, в целях выявления причинно-следственных связей развития терроризма в современных условиях, принципиально важно проанализировать процесс, в ходе которого он конструируется как социальный феномен и становится частью психологической реальности человека. При этом необходимо иметь в виду, что, с одной стороны, экстремисты целенаправленно ведут пропагандистскую деятельность, ориентированную на распространение соответствующей идеологии и популяризации террористической деятельности. С другой стороны, они крайне заинтересованы в организации информационно-психологического воздействия, адресованного широкому кругу лиц в целях дестабилизации социальной жизни населения и создании постоянной угрозы общественной безопасности. Не случайно, по мнению Р. Арона, акт насилия целесообразно рассматривать как террористический только в том случае, когда его психологический эффект обратно пропорционален истинным физическим результатам ^[32]. «Террористы самым серьезным образом способны изменить общественную атмосферу, посеять страх, неуверенность, недоверие к властным структурам»,- полагают современные исследователи Л.Я. Гозман, Е. Б. Шестопал ^[32].

Таким образом, мы считаем, что исследовать терроризм как способ информационно-психологического воздействия необходимо с позиций социального конструкционизма. В данной исследовательской парадигме язык получает конститутивный статус, способность активно воздействовать на поведение и мышление людей, и рассматривается как порождающий процесс. При этом личности и человеческие сообщества являются не априорными величинами - они конституируются в процессе общения, во-первых, дискурсивно, во-вторых, интерактивно. Отметим, что одновременно основой и результатом коммуникации являются социальные представления, которые обеспечивают разделяемые коды социального взаимодействия и позволяют конвенциализировать, объекты, идеи, теории, события и отношения, подчиняя их обыденности, здравому смыслу. Исследователь данного феномена М. Московичи, указывает на то, что представления основаны не на тех вещах и ситуациях, которые в них упоминаются, а на коммуникации, касающейся этих вещей и ситуаций ^[22].

Следовательно, социальные представления о терроризме, на наш взгляд, формируются под воздействием дискурсивных практик СМК. В этой связи отметим, что развитие социальных представлений о терроризме можно описать с помощью «динамической модели» ^[14].Оно прослеживается во внешних изменениях, которые представляют собой объективацию предмета представления – терроризма и включают в себя несколько этапов. Завершает процесс формирования социальных представлений этап «натурализации». На этом этапе элементы социальных представлений наделяются свойствами объективности и реальности. Например, в качестве элементов социальных представлений о терроризме могут выступать угроза теракта, террорист. В этой связи необходимо подчеркнуть, что важнейшей функцией социальных представлений является функция опосредованного поведения. Данная функция проявляется как во внешне наблюдаемом поведении, так и в эмоциональных проявлениях. Это подтверждается результатами исследований Р. Харре, который выявил, что появление тех или иных эмоций и их динамические параметры во многом зависят от социальных представлений. Современные исследователи констатируют, что в настоящее время в число навязчивых страхов (фобий) входят и страхи перед террором. Однако отмечается, что это не классические психиатрические фобии, подразумевающие навязчивую, необоснованную боязнь чего-либо неопределенного. Страх перед террористическим актом – глобальная угроза не только физическому выживанию, но и нормальному психическому состоянию человечества ^[24]. Данные страхи и опасения, на наш взгляд, появляются вследствие формирования и развития социальных представлений о терроризме, происходящих под влиянием масс-медиа.

Устрашающий эффект воздействия на социум террористических проявлений, безотчетный страх насильственных действий, который порождается неизвестностью и неопределенностью места, времени и характера насильственной угрозы, зафиксирован социологическими опросами, согласно которым граждан нашей страны весьма тревожит угроза пострадать от теракта. Так, 54% считают вполне возможным совершение теракта в месте, где они живут. Часто ловят себя на мысли, что они сами или члены их семей могут оказаться жертвами терактов около 15%. К 50% эта мысль приходит в основном после трагических случаев. Причём среди сельских жителей считают теракт вполне возможным 42%, в райцентрах 55%, в областных столицах – 60%, в мегаполисах – 64% ^[35]. В то же время в экстремальные периоды численность лиц, испытывающих страх стать жертвами теракта, увеличивается на 30 - 40%, а интенсивность психологической реакции способна достигнуть панических настроений ^[34].

Однако, по мнению В. Б. Петухова, неотъемлемая важнейшая часть террористического процесса, террофония, которая не только фиксирует социокультурную адаптацию терроризма в массовом общественном сознании, но и запускает механизм психологических изменений в менталитете, мировоззрении, образе жизни - как на личностном, так и на общесоциальном уровне^[31]. На наш взгляд, это осуществляется посредством целенаправленного управления процессом формирования и развития социальных представлений о терроризме. Причём инструментальным способом, позволяющим добиться этого, является организация медиадискурса, соответствующего скрытым намерениям лидеров террористических движений.

В этой связи подчеркнём, что средства массовой коммуникации относятся к дискурсивным системам и участвуют в производстве и воспроизводстве типизированных значений. «Представление, - считает зарубежный иссдледователь В. Вагнер, - это концептуальный пирожок, сделанный из мира-теста силами дискурса, консенсуса и социального поведения»^[52] . В свою очередь дискурсы представляют собой «динамическую деятельность, конструирующую смысл». Причём «...воображаемое получает, таким образом, совершенно реальное, материальное воплощение» ^[17].

Соответственно, дискурс, с одной стороны, формируется социальными отношениями, а с другой - формирует их. Это обусловлено тем, что дискурсы являются способом конструирования объектов и событий, которые выступают предметом обсуждения. В этой связи дискурс понимается как специфическая версия событий, выраженная в повествованиях, утверждениях, диалогах ^[52].Причём любой объект, событие или человек может быть помещен в различные дискурсы и, таким образом, по-разному репрезентирован. Следовательно, можно говорить о двустороннем характере отношений между реально существующими объектами и дискурсом. С одной стороны, различные дискурсы соответствуют реальным объектам и событиям. С другой стороны, реальные объекты и события становятся такими, какое значение им придается в дискурсе, в котором они появляются ^[44].

Важно отметить, что дискурс обнаруживает себя в текстах. В данном случае значение термина «текст» имеет расширительное толкование. Под текстом понимается и устное выступление, и письменные материалы, и визуальные изображения, и даже значения, закодированные в одежде и манере ее носить. Фактически все, что так или иначе семантически нагружено, является проявлением того или иного дискурса и может быть определено как «текст». В этой связи текст является репрезентацией социальных и культурных значений, которые люди придают различным феноменам, событиям, обстоятельствам. Слова выступают проявлением дискурсов, проекцией репрезентации событий в социальную жизнь. Они возникают не в частном опыте человека, не в его внутреннем мире, а в дискурсивной культуре, которой принадлежит человек ^[41]. Тогда объекты и события, о которых люди говорят или пишут, могут рассматриваться как части дискурса.

Однако в современных условиях особое значение для межиндивидуального разговорного общения, как отмечает Г. Г. Дилигенский, имеют масс-медиа, являющиеся важнейшим механизмом формирования и развития социальных представлений ^[13]. Это обусловлено тем, что медиа обладают властью «предписывать» событиям некий смысл, интерпретируя их определенным образом и придавая данным интерпретациям статус общепризнанной «правды» ^[47].В связи с этим весь массив текстов массовой коммуникации, по мнению Т. ван Дейка, - это особый тип языкового употребления, относящийся к специфике социокультурной деятельности. Рассматриваемые тесты, по мнению автора, представляют собой «сложное коммуникативное явление», выступающее как диалог социальных субъектов ^[11].

Следует уточнить, что массовая коммуникация может рассматриваться как система, составляющие которой не просто «механически» связаны друг с другом (например, интенцией автора, социальной ситуацией или экономическими интересами СМИ), а образуют единое целое. Это обусловлено интерсубъективными процедурами создания знания, особым знаково-символическим и концептуальным контекстом, в котором оказываются и коммуникатор, и аудитория, и средства коммуникации. Коммуникатор всегда моделирует не только само сообщение, но и образ потенциального получателя информации, исходя из собственного представления о нем. Более того, он не является абсолютным адресантом, а совмещает роли коммуникатора и реципиента, будучи таким же потребителем массовой информации, как и его аудитория. Соответственно, коммуникатор и реципиент соучаствуют в процессах образования и трансляции смысловых структур. По этой причине масс-медиа принадлежит ведущая роль в формировании таких сложных когнитивных образований, какобразы, стереотипы, мифы, идеологии, являющиеся в определённой степени отсроченными эффектами массовой коммуникации.

Таким образом, медиадискурс находится в определённой модальности по отношению к некоторой предметной области и его можно интерпретировать как тематически сфокусированную, социокультурно обусловленную речемыслительную деятельность в масс-медийном пространстве ^[16]. Подчеркнем, что медиадискурс о терроризме, на наш взгляд, относится к репрезентирующему типу. Это определяется тем, что в нём представляется терроризм как одна из значимых угроз современности, которая раскрывается посредством позиционирования в дискурсе масс - медиа конкретных персон, являющихся проводниками экстремисткой идеологии и их деятельности, её причин и последствий. Соответственно, нам представляется возможным определить содержательные характеристики социальных представлений о терроризме посредством следующей схемы: субъект терроризма - объект терроризма - причина агрессивного взаимодействия - последствия агрессивного взаимодействия. Следовательно, при изучении содержания социальных представлений о терроризме необходимо определить специфическую содержательную выраженность каждого из этих компонентов, специфическую их последовательность и характеристики, обретающие социальное бытие посредством репрезентации в дискурсе СМК и получающие дальнейшее развитие при конструировании феномена терроризма представителями различных социальных и возрастных групп населения.

Итак, в настоящее время назрела необходимость провести исследование, цель которого - содержательный анализ социальных представлений о терроризме в дискурсивном контексте их транслирования СМК. В этой связи подчеркнём, что с точки зрения социального конструкционизма в процессе взаимодействия происходит не только дискурсивное конструирование событий или феноменов, но и ситуаций, в которых происходит взаимодействие. При этом контекст конструируется как интерпретация момента взаимодействия «on-line». Под контекстом тогда понимается активность, сопряженная с производством текста, разворачивающаяся непосредственно в ходе взаимодействия. Предметом исследования становится рассмотрение самих контекстов, а не взаимодействие индивидов и контекстов. В этой связи цель исследования – выяснение того, чем разные контексты отличаются друг от друга и как они связаны один с другим ^[15]. Этим, по нашему мнению, определяется необходимость изучения медиадискурсивных практик сообщений о наиболее громких терактах, произошедших в различных точках резонанса, и определения специфических характеристик их дискурсивных контекстов. В этой связи подчеркнём, что дискурсивная практика выполняет не только описательные, но и конструирующие функции. Это обусловлено тем, чтопознание осуществляется в дискурсивной практике не только с помощью «отражательных» операций (отражение и копирование), но и с помощью опосредованных операций, выводящих субъекта за пределы чувственного опыта – репрезентации, категоризации, интерпретации, конвенции. В этой связи в фокусе внимания оказываются средства воздействия высказывания на его получателя, специфика тематики, система убеждений, способы рассуждения^[20]. Вместе с тем необходимо изучить социальные представления о терроризме у представителей различных возрастных и социальных групп населения, проживающих в разных регионах страны, имеющих различную степень террористической опасности. Соотнесение этих данных с результатами анализа дискурса масс-медиа позволят определить специфику информационно-психологического воздействия текстов сообщений СМК о терроризме и организовать эффективное противодействие. Это во многом определяется тем, что в современных условиях одно из основных направлений борьбы с терроризмом перемещается в коммуникационную сферу, на уровень риторики и дискурсов. В связи с этим, результаты данного исследования будут также полезны при создании гибких инновационных образовательных программ и практико-ориентированных коммуникативных технологий, нацеленных на предотвращение развития идей экстремизма и терроризма среди подростков и молодёжи и формирование активной социальной позиции, исключающей соучастие в терроре.