Информационно-психологические способы воздействия в подготовке террористов-смертников

В условиях глобальной информатизации лидеры террористических движений организуют свою деструктивную деятельность, рассчитывая на своеобразный «эффект бабочки», когда их действия имеют лавинообразные последствия для разных сфер общественного бытия, политических и социальных отношений. Это стало возможно в современном обществе, где постоянная информационная связь с окружающим миром является одним из важнейших условий нормальной жизнедеятельности человека, развития его социальной активности. Прекращение такой связи способно вызвать психологический дискомфорт, дезадаптацию, стать причиной фрустрации и развития стрессовых состояний. Однако на социального самочувствие человека влияет не только постоянный информационный контакт или его отсутствие, но и количество, объем, содержание и структура поступающей и перерабатываемой информации.

Такая ситуация открывает новые перспективы политического манипулирования посредством разного рода психологических воздействий. В частности, информационно-смысловых, которые дезориентирует человека в социальном пространстве, информационно-эмоциональных, которые апеллируют к чувственному восприятию и позволяют конструировать образы «жертв» и «врагов». И одновременно информационно-нравственных, которые разрушают представление о том, «что такое хорошо, и что такое плохо»; информационно-исторических, которые трансформируют политическую картину мира.

Терроризм в настоящее время «революционирует» в новый вид глобальной войны ^[35]. Анализ научной литературы, международных документов и уголовного законодательства ряда стран, по мнению В.В. Устинова, Н.Н. Ветрова, Ю.М. Антоняна, К.Н. Салимова и других показывает, что современному терроризму как деянию свойственны следующие четыре отличительных признака ^[34]. Во –первых, терроризм порождает реальную общественную опасность для неопределенного круга лиц, возникающую в результате совершения деструктивных действий либо угрозой таковыми. Во – вторых, публичный характер исполнения, определяющийся тем, что современный терроризм является формой насилия, рассчитанной на массовое восприятие. В – третьих, преднамеренное создание обстановки, способствующей появлению подавленности, напряженности, страха перед лицом террора у широкого круга лиц. И, наконец, террористический акт для его организаторов выступает средством воздействия на власти, а также на определенные слои населения, которые своей реакцией могут способствовать принятию необходимого террористам общественно – политического решения. В условиях информационного общества цели террористического акта выходят за пределы причиняемого им разрушения, причинения телесных повреждений, смерти. Соответственно, цели террористического акта достигаются путём психологического воздействия на лиц, не являющихся непосредственными жертвами насилия ^[32].

Важно отметить, что при участии президента Д. Медведева в сентябре 2009 г. в г. Ярославле прошла конференция «Современное государство и глобальная безопасность». При обсуждении темы «Современное государство против терроризма, сепаратизма и ксенофобии» президент отметил парадоксы борьбы с терроризмом. Приведём некоторые из них ^[35].

• Современные СМИ главные интерпретаторы всего происходящего в мире, защищённые институтом свободы слова, сами по себе не способны действовать ответственно перед угрозой терроризма и его реальными проявлениями. Вольно или невольно, но именно они (и ещё современная киноиндустрия) помогают террористам умножать страх (а в этом главная цель терроризма) и даже рекламируют терроризм.
• Терроризм чрезвычайно идеен, идеологичен, брутально морален (пусть это и чуждая нам мораль). А современные общества западного образца всё больше деидеологизируются, секуляризируются и отказываются от традиционных моральных запретов. А идея и мораль всегда в конце концов побеждают безыдейность и аморализм.
• Современные общества западного типа являются потребительскими и даже гедонистическими по своей сути. Жертвенность не свойственна им в принципе. Терроризм не боится жертвенности, он ищет её. А готовый на жертву почти всегда побеждает не способного на неё.

В этой связи красноречив тезис Р. Инглхарта, исходящего из того, что «западный человек» достиг «фактического состояния безопасности». «Что же произойдет с этим человеком, если он лишится элементарной физической безопасности, гарантий выживания для самого себя и своих близких, если он со дня на день будет ждать смертельного удара по своей стране, городу, дому, нанесенного невидимым и неизвестным врагом?» ^[6]. С точки зрения автора этой статьи под террористической агрессией следует понимать социально - нормированный коммуникативный акт, имеющий в рамках конкретной и дискретной ситуации деструктивную цель и призванный решить опредёлённые задачи. К числу таких задач относится дестабилизация общества посредством порождением страха перед «лицом террора» у широкого круга лиц, и вместе с тем недоверия к демократическим режимам, не способным защитить граждан от терактов ^[30].

Террорист – смертник выступает в качестве своего рода психологического оружия, и, в сущности, представляет собой мину или снаряд, снабженный самым совершенным аппаратом для точного наведения, – человеческиммозгом. Поэтому таких террористов нередко называют «живыми бомбами». Важно отметить, что, по мнению радикальных идеологов, акции смертников должны получать мощную медиаподдежку, чтобы возложить ответственность за многочисленные жертвы среди мирного населения Запада на правительства государств, поддерживающих США в их всемирной борьбе с терроризмом. В то же время известный идеолог экстремизма, А. Гадан убеждён, что даже неудавшийся теракт, имеет значительный эффект, поскольку вынуждает власти тратить огромные средства на дополнительные меры безопасности и тем самым провоцирует панику среди жителей западных мегаполисов ^[17]. Прежний руководитель ХАМАС Абд аль – Азис ар –Рантси подчёркивал: «Акции смертников вселяют ужас в сердца врагов, что является одной из причин поражения…». Вместе с тем, по словам известного исламиста аз-Заркауи Аймана аз-Завахири, «мы на войне, где более половины места занимает медиавойна за сердца нашей Уммы» ^[17]. Уточним, что исламизм является идейным течением в мусульманской мысли новейшего времени и основывается на представлении о необходимости утверждения в обществе и государстве в определённых политических границах или в планетарном масштабе господства всеобъемлющего исламского комплекса правил поведения – шариата. В то же время исламский экстремизм рассматривается как крайнее идейно-политическое течение в исламе, провозглашающее своей главной целью установление исламских форм государственной власти путем использования различных видов вооружённого и политического насилия ^[17].

Необходимо подчеркнуть, что развитие экстремизма и терроризма как его действенного продолжения тесно связано с развитием массовой коммуникации. Это во многом обусловлено тем, что, массовые коммуникации выступают активным элементом идейно-политической системы общества. Коммуникация является основным социальным процессом современности, главным способом формирования социального пространства и времени, основным механизмом социального управления – и в итоге выступает как творец «новой социальности». Информация как глобальная ценность содействует освоению и преобразованию окружающего человека мира, помогает ему в формировании жизненных ценностей, политических предпочтений. Мировосприятие человека в наше время, в том числе и государственно-правовая реальность, предстаёт в виде иерархии информационных моделей и систем. В связи с этим задача адекватного управления обществом в условиях постиндустриальной эпохи требует перехода с административного на коммуникативное поле. В такой ситуации задача удержания власти предстаёт как коммуникативная задача ^[22]. Заметим, что основная функция массовой коммуникации как социального института состоит в постоянном и повсеместном воспроизведении системы существующих в обществе отношений. В том числе за счёт вовлечения в эту систему каждого индивида. В то же время массовая коммуникация, по мнению Д.В. Ольшанского, есть среда формирования, распространения и функционирования различных образцов восприятия, мышления, поведения ^[24].

Интенсивное развитие массовой коммуникации и усиление её роли как регулятора общественной жизни эксплуатируется современными радикальными деятелями для достижения социально – политических целей. Сегодня интернет активно используется экстремистами как средство коммуникации, пропаганды, вербовки, так как позволяет осуществлять то, что Д. Деннинг назвала «управление восприятием - то есть террористы могут позиционировать себя точно такими, какими хотят казаться, без фильтров, налагаемых традиционными СМИ» ^[45]. В частности, идеологи террористических движений сегодня призывают к медиаджихаду, утверждая, что его следует рассматривать как равный по своей значимости войне с оружием в руках, и он может составлять 90% от общих усилий. В настоящее время в интересах всемирного джихада действует около 5600 сайтов, причём каждый год открывается около 900 новых ^[50]. Рассмотрим некоторые особенности конструирования экстремистских сайтов. Они выстроены преимущественно по модели сайтов легитимных политических движений и партий,поэтому основное внимание уделено описанию дела, за которое борются террористы. Вместе с тем большая часть наполнения сайтов террористических организаций состоит из справочных материалов, в первую очередь, по истории движения^[51]. Следует обратить внимание, что при позиционировании собственной деятельности экстремисты широко используют, так называемый, «язык ненасилия». Они демонстрируют, что ищут мирные средства, стремятся к дипломатическим решениям. Членов своих организаций представляют как борцов за свободу, продвигающих идеи социального благополучия и нравственного оздоровления общества посредством реализации глобалистского проекта – создания всемирного исламского государства. В то же время силовые действия правительств характеризуются как насильственные, употребляются слова «убийства», «пытки» и подобные. Например, на одном из форумов было размещено письмо известного идеолога «Аль – Каиды» Мухаммада Хасана (известного под именем Шейх Абу Яахья аль-Либи, который сбежал из американской тюрьмы в Баграме в Афганистане в июле 2005 г.), в нём он рассказывает о способах перевозки заключённых, методах пыток, способов допросов, используемых американцами. В разделе «Как противостоять на допросах» содержится подробная инструкция о том, как выдержать пытки, как воздействовать психологически на следователей ^[2].Соответственно, такая тактика позиционирования силовых действий правительств позволяет переложить ответственность с самих террористов на тех, кто им противостоит. Это также способствует формированию дихотомического взгляда на окружающую социально – политическому реальность и развитию стереотипного мышления в категориях «мы-они».

Следует заметить, что сходные пропагандистские приёмы использовались в нацистской Германии. Например, при информировании населения об убийствах евреев использовались слова «борьба за чистоту рассы», «уничтожение», «доведение до окончательного решения» и подобные. Заметим, что пропагандистская машина нацистов была, прежде всего, ориентирована на идеологическую мобилизацию молодёжи. В результате целенаправленной деятельности к концу 1930 –х годов, согласно данным историков и социологов, наиболее типичным сторонником нацизма являлся молодой человек в возрасте от 18 до 26 лет ^[15]. Отметим, что представители антитеррористоческих ведомств констатируют: в настоящее время инициатива перешла к молодому поколению исламистов ^[17]. Р. Ф. Патеев, исламовед, к. политол. н., доцент кафедры теоретической и прикладной политологии факультета социологии и политологии Южного федерального университета, директор автономной некоммерческой организации «Центр эффективных стратегий» (г. Ростов-на-Дону), в ходе глубинного интервью, проведённого автором этой статьи, прокомментировал, что ориентация на молодёжь при пропаганде радикальных идей во многом обусловлена тем, что: «Зрелого человека, который имеет жизненный опыт и понимает сложность и противоречивость социальной реальности вряд ли можно привлечь утопическими лозунгами. Однако молодые люди, пытающиеся определится в этой сложной жизни, всегда ищут пространство для самореализации. Это своего рода идеальный мир, где они обретают новые цели в своей жизни и единомышленников. Они практикуют общую систему ценностей, у них одинаковые культурные образцы и стереотипы поведения».

Лидерами террористических движений, как показывают результаты исследований автора, активно эксплуатируются возможности современного информационного пространства в целях идеологической мобилизации молодёжи ^{[12, 13]}. Это осуществляется посредством специальной пропаганды, основанной на развитии социальной риторики, направленной на формирование «экстремистского сознания» и моральную легитимизацию насилия. Наряду с эти лидеры террористических движений используют различные пропагандистские и манипулятивные способы для того, чтобы развивать в Интернет - пространстве медиадискурс о терроризме таким образом, который способствует формированию соответствующих социальных представлений, позволяющих рассматривать террор как конструктивный способ социально-политических преобразований и личностной самореализации. При этом очевидна ориентация на социальные ожидания и потребности молодёжи. Это во многом определяет то, что лояльность к идеям исламизма и экстремизма сегодня обнаруживается среди представителей различных этноконфессиональных групп ^[29]. В этой связи актуален вопрос о специфических приёмах, используемых для того, чтобы сформировать морально-психологическую готовность к совершению «суицидального» теракта.Исламовед Р. Ф. Патеев, в ходе нашей беседы, подчеркнул, что: «В каждом конкретном случае, когда мы говорим о человеке, который решил перейти к террористической деятельности, мы имеем уникальную ситуацию. Сегодня можно найти много информации о таких биографиях, и сделать соответствующие выводы. Очевидно, что некоторые из этих людей не смогли получить хорошее образование, кто-то не сумел найти достойную работу и заработок. Некоторые не смогли найти общий язык со своими родителями, окружающими, друзьями, сверстниками, а кто-то так и не смог завести семью и устроить личную жизнь». Однако, по его мнению: «Человек, который собирается фактически совершить самоубийство, подорвав себя, вряд ли вообще будет мотивировать себя материальными соображениями». При этом он отметил, что: «Часто такие люди выбирают религию не только как сферу «общения с Богом», но как пространство новой самореализации. Если говорить о сообществах с влиянием субкультуры псевдоджихада, то вооруженная борьба в них воспринимается как «доблесть» и «престижное» дело. Человек в этом пространстве получает признание со стороны своих единомышленников. Это своеобразная ситуация приобретения символического капитала о которой говорил французский классик современной социологии Пьер Бурдье».

Отметим, что, современный исследователь Шипитько О. Ю. обращаетвнимание на то, что «самореализация определяется, идеалами и ценностями, касающимися хорошей жизни» и рассматривается как процесс, форма и результат. Самореализация, прежде всего, открывается как возможность развития личностного потенциала и включает в себя когнитивный, мотивационно-смысловой, эмоционально-ценностный и поведенческий компоненты ^[41]. Очевидно, что современный молодой человек, стремится не только осознать свои ресурсы, но и в полной мере их реализовать. Он рассматривает веер возможностей и ищет социальные ориентиры, причём зачастую в информационной среде

Необходимо подчеркнуть, что специфика терроризма как разновидности деструктивной человеческой деятельности заключается в том, что террорист совершает безличные убийства, то есть отношение к жертвам не имеет личностной окраски. По этой причине для него важны мотивировки: идейно – риторические конструкции, придающие террористической деятельности «высший смысл» ^[31]. Вместе с тем для того, чтобы человек был готов умереть, убивая других, ему недостаточно быть уверенным в моральной правоте своего дела, необходима идея, культивирующая самопожертвование и героизирующая тех, кто пошёл по этому пути. В ходе глубинного интервью, проведённого автором этой статьи с имамом соборной мечети одного из российских городов, он, рассуждая о том, что толкает молодых людей на путь самопожертвования, отметил: «Конечно, у каждого террориста есть своя личная причина, по которой он решился на этот шаг. Но обычно эти люди неправильно понимают некоторые основы ислама. В нашей религии есть термин «джихад» – это священная война, сражение на пути Аллаха, то есть, когда мусульманин сражается, чтобы основать шариатское государство. Пророк Мухаммед, обещал, что человек, который пал мученической смертью, в раю сможет получить наивысшую награду перед Аллахом». Заметим, что шариатское государство, по словам имама, - это «такое, которое живет по законам Аллаха, - проще говоря, идеальное. В нем люди должны жить в здравии, любви, дружбе, никто не должен в чем-либо нуждаться и тем более – кого-то ненавидеть». В тоже время имам подчеркнул, что «людей вводят в заблуждение», так как «джихад как вооружённая борьба направлен только против тех, кто агрессивен в отношении мусульман, воюет с ними и вынуждает их защищаться (на что Аллах нам дал право, как и любому человеку в опасности). Никак иначе. Тот, кто отдал жизнь, защищая свою религию, становится для нас «шахидом», героем-мучеником, и после смерти получает свою высшую награду. Но о ней даже мечтать не может тот, кто идет на убийство, ни в чем не повинных людей».

Заметим, что сходное мнение относительно того, что при вовлечении молодёжи в террористическую деятельность экстремисты искажаются некоторые традиционные трактовки религиозных постулатов, высказали молодые люди, уроженцы республик Северного Кавказа. В ходе фокусированного интервью, проведённого автором, один из респондентов отметил, что при оказании воздействия посредством Интернет – коммуникации и при личном общении деятели, пропагандирующие экстремистскую идеологию, действуют следующим образом: «Для убеждения в своей правоте они часто используют хадисы Пророка, то есть то, что рассказывал Пророк. Но они берут и просто их не полностью приводят и получаются, что смысл уже другой, в их пользу. Наряду с этим, искажают при переводе с арабского выдержки из Корана. Например, одно и то же слово имеет разное значение в зависимости от контекста. Его переводят без соответствующего контексту смысла. И получается интерпретация в их пользу. Также и в своих лекциях берут чуть – чуть изменяют, толкуют так, как им надо. И часто человек это почитавший, уже верит в измененное, а не в правильное» ^[29]. К рассмотрению опасности такого рода искажения религиозных догм в контексте проблемы информационной безопасности и защиты от террористических угроз, обращается современный исследователь А. В. Мирошниченко. В частности, он отмечает, что, при использовании «удобных» интерпретаций заповедь «не убий» оказывается развёрнутой на 180 градусов и убийство становится религиозной добродетелью. Причём даже если погибает ребёнок, это представляется как «спасение» от опасности погрязнуть в пороках общества потребления (безнравственность, коррупция, насилие, алкоголизм, наркомания, проституция и т.п.). Дитя, обретает «спасение» от неизбежной духовной деградации, нравственной боли и попадает в рай, как и сам «спаситель» (тот, кто его убил). И главная опасность в стремительном распространении такой идеологии посредством информационной среды, в основе которой, как подчёркивает А. В. Мирошниченко, «ценности, цели, перспективы» ^[20]. Негативный эффект подобных воздействий, на наш взгляд, увеличивается в силу речевой агрессии, присущей таким медиатекстам. Речевая агрессия, как показывают исследования современного лингвиста М. Н. Черкасовой, – это «целенаправленное на объект интенциональное авторское воздействие, заключённое в культурно-национальную специфику коммуникации и конструируемое определённым образом подобранными языковыми средствами (лексика, интонация, способ организации высказывания и т.д.). Цель такого действия – подчинение адресата, давление на него, стабилизация или коррекция ситуации в пользу адресанта» ^[39]. Однако наряду с этим в современных условиях наблюдается тенденция развития ««информационной агрессивности», навязываний определённых стереотипов, мнений, суждений, моделей поведения и т.д. только в одностороннем порядке» ^[39].

Следует отметить, что в ходе фокусированного интервью, и в ходе глубинных интервью, проведённых автором статьи с экспертами, часто звучало имя Саида Буряцкого как одного из наиболее известных в молодёжной среде пропагандистов экстремистской идеологии. Это иллюстрирует, например, комментарий имама соборной мечети одного из российских городов, относительно того, что побуждает молодых людей участвовать в террористической деятельности: «Средний возраст таких людей, к примеру, уроженцев Дагестана, - уже от 14 до 22 лет. В этом тоже ответ на вопрос «что ими движет». Отсутствие опыта и чужая воля. Это очень молодые, юные ребята. В основном они искренне верующие, но были введены в заблуждение – например, насмотрелись на сомнительных сайтах разнообразных обращений Саида Бурятского, Доку Умарова и прочих и попали под их влияние». Обратим внимание на количество просмотров соответствующих видеориликов, размещённых на «YouTube». Например, «Шахид Шейх Саид Буряцкий: наставления и напоминания», просмотров: 174 099; «Иншаллах шахиды» просмотров:128 550; «Последний звонок муджахида» просмотров: 158 738; «Посвящается братьям» просмотров: 102077.

В этой связи важно отметить, что Интернет является наиболее популярным средством общения и получения информации для молодёжи. Причём для определённого числа её представителей, их называют цифровым поколением, Интернет стал ведущим способом взаимодействия и главным фактором влияния на процесс формирования социальных суждений и убеждений. Компьютерная реальность рассматривается сегодня как тип виртуальной и обозначается как опыт новой эпохи, обнаруживший способность к изменчивости без предела, лабильность, интуитивность и иррационализм самой человеческой природы. Активный пользователь Интернета ощущает его пространство как пространство без границ. В этом виртуальном мире всё возможно: начать всё сначала или создать будущее «…Шанс «жизни наоборот», обуславливается отсутствием точек невозврата, … персонажи легко взаимозаменяемы. Они обладают сверхчеловеческими возможностями…»^[18]. Личность воспринимает себя создателем мира, имеющего статус онтологического. А все метаморфозы, случающиеся в нём с персонажем и временем, не отличаются от живых, то есть не являются вторичными. Однако многие из этих людей теряют способность к различию реальных артефактов и виртуальных, компьютерных и подлинных.Несмотря на то, что виртуальный образ является продуктом психической реальности, тем, кто много времени проводит в Сети и активно взаимодействует с помощью Интрнет-коммуникаций, он порой кажется более живым, истинным, обладает собственной активностью и может оказывать регулирующее воздействие на поведение человека и даже вызывать физиологические ощущения. Это во многом обусловлено тем, что психологическая виртуальная реальность есть образ объективного мира. Этот виртуальный образ мира не может существовать самостоятельно и независимо от константной реальности, от сознания человека. «Сознание всегда есть взгляд – наблюдатель – луч внимания, направленные вовне или внутрь. Сознание неизбежно рефлексивно: наблюдать можно и самого себя, можно составлять свой образ и судить о себе, можно быть предметом собственного рассмотрения. И это «можно» латентно пребывает в любом подлинном сознавании. Луч внимания, повёрнутый вовне, всегда отсвечивает внутрь. Фоновое ощущение «Я» соприсутствует человеку, чем бы он ни был занят…»^[5].

Известно, что пропагандистское влияние на человека происходит скрыто, на эмоциональном уровне, вне его сознательного контроля. По этому принципу действуют организаторы исламистских Интернет – форумов. На одном из них рассказывается о последних минутах жизни смертника и там же размещён номер телефона его родителей, чтобы из разных стран их поздравили после совершения их сыном теракта. Показательным примером служит также следующий случай. В мае 2007 г. ведущий известного радикального форума по прозвищу «Моджахед 1988» обратился к многочисленным посетителям со словами: «Прощайте, Я люблю вас всех. Молитесь все за меня, чтобы я стал шахидом». Через некоторое время на форуме были размещены подробности гибели «Моджахеда 1988». Безусловно, обращение популярного ведущего одного из форумов находит отклик в молодёжной среде и обладает пропагандистским эффектом ^[17]. Это во многом обусловлено тем, что СМК обладают неспецифической функцией – функцией присвоения статуса. В данном случае демонстрируется, что объект сообщения достоин быть выделенным из анонимной массы, его поведение и мнения достаточно важны для всех. Вместе с тем подобные сообщения опираются на известный приём пропаганды, когда информационно-психологическое воздействие осуществляется «устами» значимых других, авторитетных людей («лидеров мнения»). Соответственно, такие сюжеты на форумах призваны демонстрировать, что решения стать «живой бомбой» принимаются обычными людьми, такими, как мы», молодыми, активными и деятельными, имеющими в чём-то сходный жизненный опыт, социальные взгляды и предпочтения. Эффект таких воздействий во многом обусловлен тем, что«версии реальности возникают и разделяются в ходе взаимодействия», полагают Т.Р. Линдлоф и Т.П. Мейер^[48]. Соответственно, человек одновременно извлекает смыслы из событий или опыта и придает смысл событиям и опыту. При этом опыт приобретает смысл в результате рефлексивной активности.Посредством рефлексии и интерпретации, по мнению М. Хайдеггера, вещи открывают себя как обладающие смыслом ^[37].

Исходя из этого, данные сюжеты Интернет-форумов можно рассмотреть как нарратив, характеризующийся наличием главных и второстепенных действующих лиц, "героев" и "злодеев", последовательно развивающегося действия, которое имеет начало, середину, конец, маркированные драматические повороты в сюжете. При этом в структуре нарративов доминируют следующие компоненты: обращение к эмоциональному опыту (повествование содержит явные ссылки на внутренние состояния, прежде всего, описание эмоционального опыта); рефлексивность (повествование интегрирует внутренние состояния и отражает, хотя бы частично, согласованный смысл психических состояний и переживаемых эмоций). Основная технология информационно-психологического воздействия – эмоциональный резонанс, который в данном случае является способом создания у широкой аудитории определенного настроения с одновременной передачей значимой социальной информации. Это осуществляется посредством социальной индукции, основанной на психологическом заражении как бессознательной, спонтанной формой включения личности в определенные психические состояния. Заметим, что, на наш взгляд, во многом именно вследствие такой пропаганды, смертниками становятся представители разных социальных групп. Эффективность подобных пропагандистских воздействий также иллюстрирует и пример из журнала, издаваемого «Аль- Каидой», где подробно описываются биографии шахидов и приводится интервью одного из смертников, который опровергает то, что молодые люди становятся смертниками в результате депрессии и бедности: «Я понимаю, что означает операция самопожертвования. Я студент из состоятельной семьи. У меня нет проблем с психикой и т.д. Я могу закончить обучение и стать врачом» ^[17].

Важно отметить, что с позиции дискурсивной психологиипсихика субъекта представляет собой сложное единство динамичных языковых конструктов, приобретающих значение в процессах интеракции в рамках определенных дискурсов. Дискурс рассматривается, прежде всего, как контекстуально-связанное употребление языка. Соответственно, субъект мыслится не как сущность изолированных внутренних процессов, для которого язык является лишь средством передачи неких разделяемых смыслов; дискурсивная психология рассматривает субъекта через призму языка, дискурса и социальной практики. Субъект в дискурсивной психологии конструирует объекты своей идентичности в динамичных процессах социальной интеракции. Тогда идентичность выступает как результат позиционирования субъекта в дискурсе. ^[19].

Подчеркнём, что приверженцы конструктивизма убеждены: реальность создается в ходе субъективного приписывания людьми значений и смыслов тому, что они наблюдают. В свою очередь разделяемые точки зрения и смыслы, приобретают форму социальных норм и ценностей, оказывают влияние на поведение ^[40]. Тогда поведение, по мнению К. Гергена, обретает смысл только в последовательности событий, которые, в свою очередь, обладают смысловой структурой. И реакции на конкретные социальные стимулы зависят от смыслов, которые придаются определённым обстоятельствам ^[44]. Человек направляет свои рефлексивные способности и интерпретирует транслируемый другими опыт и социальные практики, связывая его с событиями собственной жизни, наделяя их определённым значением, и, тем самым конструирует новые смыслы, которые мотивируют к принятию жизненноважных решений и совершению на их основе конкретных действий. Неслучайно М. Паркер и Р. Аддисон считают невозможным отделить рефлексивность, являющуюся основой для прояснения индивидуальных смыслов от каждодневной практической социальной активности ^[49]. Как писал Дж. Дьюи, «только тогда, когда вещи вокруг нас приобретают для нас смысл и мы можем понять последствия их использования, возникает преднамеренный интенциальный контроль над ними» ^[40].Смыслы являются категориями, определяющими содержание взглядов человека на окружающий его мир и последовательность его поступков. Жизненный опыт способствует возникновению и обогащению смыслов, которые, в свою очередь, становятся источником нового опыта. Вместе с тем смысл является основной мотивацией, предопределяющей не только направление мыслей и поступков, но и интерпретацию, и применение знаний^[40].

Итак, очевидно, что современные технологии манипулирования сознанием способны разрушить в человеке знание, полученное из реального исторического опыта, заменить его искусственно сконструированным «режиссёром» знанием. Отметим, что под «конструированием» понимается приведение в систему информации о мире, организация этой информации в связные структуры с целью постижения ее смысла ^[1]. Искусственно сформированная картина исторической действительности, передаётся экстремистами отдельным индивидам посредством Интернет – коммуникации с помощью книг, лекций, тематических видеосюжетов, кинофильмов и т.д. Таким образом, строится иллюзорный мир, который воспринимается как настоящий. В результате всю окружающую действительность человек может воспринимать как неприятный сон, а ту идеологию, которую ему внушает пропаганда, введя его в транс, воспринимает как реальность. В воображении зрителя генерируется иллюзорная картина мира в идеализированном виде. В соответствии с авторским замыслом тематические видеосюжеты могут произвольно создавать у зрителей ощущение «справедливости» и моральной правоты тех или иных персонажей, независимо от их действительной роли в истории. В этой связи подчеркнём, что средства массовой коммуникации относятся к дискурсивным системам и участвуют в производстве и воспроизводстве типизированных значений. Дискурс понимается как специфическая версия событий, выраженная в повествованиях, утверждениях, диалогах ^[40]. Причём любой объект, событие или человек может быть помещен в различные дискурсы и, таким образом, по-разному репрезентирован.

В этой связи важно отметить, что отличительной особенностью производства в сфере массовой информации является то, что оно предполагает создание и артикуляцию сообщений в пределах специфических знаковых систем. Однако сообщения массовой коммуникации формируются и интерпретируются в соответствии с определенными правилами или кодами. При этом, нужно иметь в виду, что когда мы получаем некую информацию, то перед нами не «живое» событие, не реальные факты, а сообщение о чём-либо. Услышанное, увиденное, прочитанное мы интерпретируем, принимая правила и коды, в соответствии с которыми происходит чтение и интерпретация ^[16]. Итак, очевидно, что анализ сообщений и их значений, является ключевым для понимания массовой коммуникации. По мнению С. Холла, "нам следует учитывать, что символические формы сообщения занимают привилегированную позицию в коммуникационном обмене ^[47]. Моменты "кодирования" и "декодирования", несмотря на их "относительную автономию" в процессах коммуникации в целом, являются решающими моментами. При этом именно культурные коды и культурные формы представляют собой механизмы регуляции общественного дискурса. Исходя из традиций, заложенных в рамках семиологических исследований, управляющие коды придают различным эпизодам различное значение. Так, сюжеты о террористическом насилии не могут рассматриваться как имеющие исключительно одно фиксированное значение. Напротив, с их помощью происходит обозначение различных ценностей, представление различных кодов поведения. Причем это зависит от того, каким образом они оказываются артикулированы как знаки среди других означающих элементов дискурса ^[16].

«Язык – это система знаков, служащая средством человеческого общения, мыслительной деятельности, способом выражения самосознания личности, средством передачи от поколения к поколению и хранения информации» ^[27]. Соответственно, язык может выступать средством конструирования событий, явлений, предметов и социальной реальности в целом. В этой связи необходимо обратиться к понятию текста. К его основным признакам традиционно относят: а) знаковость, так как текст всегда зафиксирован в определённой системе языка; б) отграниченность; в) структурность; г) тематическое единство, обусловленное авторским замыслом. Итак, текст – в общем плане связная и полная последовательность знаков, образующая единое целое. Вместе с тем любая знаковая система, которая является носителем смысловой информации и имеет языковую природу, называется текстом ^[28]. Большое внимание проблеме текста уделял М. М. Бахтин.Он отмечал, что дух, сознание, мышление человека предстают перед исследователями в форме текстов, в языково-знаковом выражении. Вне этого социальное знание невозможно, так как человек, по мнению М. М. Бахтина, всегда выражает себя (говорит), то есть создаёт текст, который является той непосредственной действительностью мыслей и переживаний, из которой только и может исходить социальное познание, мышление. В работе «Автор и герой» он подчёркивал, что «…эмоционально-волевая реакция неотделима от её предмета и от образа его, то есть всегда предметно-образна, с другой стороны, и предмет не дан в своей чистой индифферентной предметности: ведь тем самым, что я заговорил о предмете, обратил на него внимание, выделил и просто пережил его, я уже занял по отношению к нему эмоционально-волевую позицию, ценностную установку…»^[3]. Её выражение, по мнению учёного, происходит с помощью текстов, которым присущи значение, смысл, ценность. М. М. Бахтин убеждён, что «текст является той непосредственной действительностью (действительностью мыслей и переживаний)», без которой невозможно социальное осмысление^[3]. В этой связи отметим, что герменевтика шла от понимания филологических текстов в качестве отпечатков целостной субъективности автора ( Ф. Шлайермахер) к представлениям о тексте (литературы, диалога) как языковом выражении герменевтического, онтологически осмысленного опыта, неотделимом от содержания этого опыта ( М. Хайдеггер, Гадамер), как атрибутивном способе существования самого жизненного мира человека (Рикер) ^[37,42].

Однако вклассическом, связанном, прежде всего, с антропологией Леви-Стросса, структуализме текст обозначен в виде задачи – как искомая совокупность культурных кодов, в соответствии с которыми организуется знаковое многообразие культуры. Интересно, что, исследуя проблематику понимания исторических и литературных текстов, Ф. Шлайермахер, описал феномен их психологической интерпретации. По его мнению, ведущей является позиция автора текста, «инициатора речи». При этом, изучая влияние текстов, необходимо иметь в виду субъективно-историческое понимание, то есть «как речь становится фактом души», и субъективно-дивинаторное понимание проясняющее, как содержащиеся в речи мысли возникают у говорящего и воздействуют на других людей. Соответственно, субъективно-дивинаторное понимание есть вживание в другого человека ^[42].

Вместе с тем понимание, утверждает Э. Бетти, есть операция, результатом которой является реконструкция смысла, опирающаяся на интерпретационную практику. Безусловно, процесс интерпретации сопровождается «заинтересованной вовлеченностью». И сходная интерпретация событий и опыта порождает не только понимание, но и открывает перспективные возможности развития уже имеющихся смыслов и конструирования на их основе новых. Наиболее ярко это иллюстрирует Э. Корет, оперируя категориями «мира понимания», предполагая под ним действительность, освоенную человеком, действительность, как она дана человеку, им познана и понята, какое значение она имеет для человеческого наличного бытия в качестве совокупности его жизненного пространства и горизонта понимания ^[40]. При этом понимание и возникающие на его основе субъективные намерения человека зависят от образования, увлечений, религиозности, воспитания, принадлежности к определенному классу или сословию, системы архетипов коллективных бессознательных представлений, материальных условий его жизни. Это является своеобразным фоном, оказывающим существенное влияние на смысл, который человек вкладывает в те или иные слова и действия. Одновременно этот фон выступает и контекстом для создания новых интерпретаций и порождения новых смыслов. Сходную точку зрения высказывает и В. Дильтей, утверждая, что посредником понимания между людьми становится культурно-историческая структура того или иного уровня. Соответственно, Для В. Дильтея внутренний мир человека проявляется в условиях конкретного права, религии, языка, норм морали, регулирующих общественное поведение людей. Таким образом, возможности понимания заложены в недрах историко-культурной общности, где живет и действует индивид. Эта общность служит основой понимания людей в общении друг с другом ^[9].

Реальность создаётся в процессе социального взаимодействия, полагают П. Бергера и Т. Лукмана (Бергер, Лукман, 1995). Однако «реальность» есть только то, что ограничено взглядами, которыми люди обладают относительно этого мира. Другими словами, это – концепция реальности, а не сама реальность. Взгляды на реальность, по убеждению авторов, не зависят всецело от социальных процессов, однако они играют ведущую роль в их формировании. В этой связи отметим, что эпистемологический конструктивизм рассматривает знания как поддающиеся классификации с применением, скорее, критерия «жизнеспособности», чем с использованием критерия «точности». Тогда люди не могут знать наверняка, соответствуют ли их конструкции независимой реальности, но они могут знать, успешно ли их конструкции работают на них. В этой связи интересен «тезис рефлексивности» П. Бергера и Т. Лукмана: взгляды на реальность, которые конструируются в социальном взаимодействии, играют важную роль в переконструировании институтов и людей. Не только социальные процессы конститутивны в формировании взглядов, но диалектически сами взгляды тоже воздействуют на социальные процессы через дискурсы и действия. Этот тезис получает своё развитие в концепции герменевтического конструктивизма, согласно которой знание есть продукт лингвистической (языковой) активности социальной общности наблюдателей, исследователей^{[4, 44]}. Таким образом, допускается существование любого количества систем знания. Однако знания не существуют вне времени, они соотносятся с конкретно-исторической эпохой, «вписаны» в определённый круг обстоятельств. Поэтому знания поддаются контекстуальной верификации и не могут быть универсально валидны. Итак, в герменевтическом подходе к конструктивизму, основными для понимания того, как производятся и используются системы знания, становятся понятия языка, дискурса и коммуникации ^[40].

Очевидно, что экстремисты целенаправленно формируют и развивают дискурс, в котором кровавые акции позиционируются как подвиги «шахидов», как способ получить социальное признание и самореализоваться посредством деструктивных действий, служащих благородной идеи достижения социальной справедливости. При этом широко используются пропагандистские и манипулятивные приёмы в целях оказания информационно-психологического воздействия, заключающегося в изменении или укреплении взглядов, мнений, отношений и других психологических явлений. Важно отметить, что образование также рассматривается как массовая коммуникация, в процессе которой происходит информационно- психологическое воздействие на личность, направленное на формирование жизненных ценностей, взглядов и убеждений, моделей социального мышления и поведения. В этом плане известны, например, виртуальные «университеты джихада» ^[17].

Соответственно, морально-психологическая готовность к совершению террористических действий является необходимым, но не единственным условием совершения «суицидального» теракта, так как человеку нужно преодолеть страх смерти. С точки зрения Э. Фромма страх смерти, возможно преодолеть, если не рассматривать своё тело и своё «я» как свою собственность, которую боишься потерять. При этом к страху потери тела он добавляет ещё один момент – это необходимость преодоления собственной самости, выступающей условием избавления от смертного страха ^[36]. В силу этого палестинскими радикальными исламистскими группировками, в частности, «Джихад Ислами» и «ХАМАС» используются следующие методы психологической подготовки будущих «шахидов». Первое, это особый религиозный ритуал: доброволец исполняет серию актов, символизирующих уход из земной и вхождения в «святую сферу», из которой он не выйдет до момента исполнения своей миссии. В этой атмосфере сознание террориста впитывает религиозные, идеологические, политические и военные установки. Будничные проблемы отодвигаются на задний план, уменьшается значимость жизни на Земле перед лицом самой важной миссии. Этот процесс, по сути, есть введение в состояние религиозного экстаза. Наряду с этим существует также церемония – фиктивные похороны ночью – один из очень сильно воздействующих на психику человека факторов. В процессе таких «похорон» добровольцу читают отрывки из Корана до того момента, когда он отплывает к вратам Рая. Второй момент такой подготовки – это обещание вознаграждения от Аллаха и мусульманской уммы. В личном плане добровольцу и его потомкам обещается социально – религиозный престиж (станет вторым или третьим после Аллаха и Пророков), чего он никогда бы не смог достичь каким – либо другим путём. Ему обещают вечную жизнь « в садах Эдема», вместо земных проблем. Ему внушают, что его смерть, похороны и уход от любимых и близких будут безболезненны. Ему обещают, что его жертва пойдёт на пользу «большой семье» и гарантируют ей существенную помощь со стороны мусульманского сообщества ^[8].Заметим, что организация подобныхвоздействий возможна посредством вовлечения в компьютерную реальность. Например, «Хезболла» выпустила компьютерную игру, которую Центральный Интернет-отдел разрабатывал два года ^[8]. Заметим, что согласно концепции игроизации происходит внедрение принципов игры, эвристических элементов в практические жизненные стратегии. В то же время игроизацию можно считать одной из форм отчуждения, поскольку «игроизированный индивид…питает иллюзию, будто делает то, что он хочет, в действительности им движут страсти, иррациональные силы, отделённые от сознательного «Я» ^[5].

В контексте проблематики развития морально-психологической готовности к самопожертвованию интерес представляет сущность восточного понимания роли индивидуального сознания, ярко отраженная в дзен – буддистском трактате «О непоколебимом духе - разуме» ^[33]. В нем утверждается, что высшее боевое мастерство заключается в умении достигать состояния измененного сознания, называемое по – японски – «муссин» - «отсутствие разума». Такое состояние означает выход за пределы оппозиции: «бытие - небытие», « «Я» -«не - Я»», «добро - зло». Инструкторы, занимающиеся подготовкой смертников, нередко используют эти принципы и рекомендации авторитетных в среде религиозных экстремистов деятелей, в частности, одного из лидеров "Хезболлы" шейха Аль-Харба. "Ты начнешь жить только тогда, - натаскивал он будущего смертника, - когда убьешь свое "я". "Я" - это замаскированный сатана. Убить его, и ты будешь спасен. Мусульманин счастлив потому, что он может полностью уничтожить свое "я"". С психоаналитической точки зрения, считает Л. А. Китаев – Смык, достигается следующий эффект -«Я» ничто не сдерживает, оно освобождено от любого давления ^[14].

С точки зрения современной психологии состояние «муссин» - это уровень наглядно – действенного мышления (или мышления растворенного в действии), когда человек становится автоматом относительно его собственного мышления. В определенном смысле состояние «муссин» соответствует понятию бессознательного ^[25]. Согласно древневосточным трактатам, посвященным боевому мастерству, состояние «муссин» достигается путем медитации. В первой её фазе, предшествующей поединку, достигается изменение состояния сознания за счет сосредоточения его на каком – либо одном объекте («одноточечное сознание») при полной мышечной релаксации. Физиологически это приводит к торможению коры головного мозга с сохранением очага возбуждения. В следующей фазе медитации достигается «пустотность сознания» - состояние бессмыслия или в терминах современной психологии – «остановка внутреннего монолога», когда объект одноточечного сознания исчезает из поля рефлексии. В результате этого остается задействован только нерефлексивный слой сознания. Боец ни выделяет, ни себя, ни противника, ни ситуации. Поединок почти целиком строится на технических действиях. Они не требуют контроля сознания, так как производятся автоматически. Вхождение в медитативное состояние осуществляется ещё до поединка. Самогипнозу перед схваткой способствует также выполнение предварительного ритуала, играющего роль своеобразного ключа для запуска процесса торможения в коре головного мозга ^[25]. Очевидно, что данные приемы не утратили своей актуальности и широко применяются сегодня экстремистскими деятелями. Современные исследователи полагают, что у смертника, трансформирована личность, он совершает теракт в измененном состоянии сознания, которое Л. А. Китаев – Смык охарактеризовал как предсмертный транс. Его специфическими чертами является чувство приятнейшего экстаза, вызванного полным освобождением от давления социальных и нравственных норм, самореализацией внутреннего потенциала путем уничтожения врагов. Идущий на смерть испытывает радость бытия в каждой секунде, так как в эти секунды он воплощает задание, открывающее дорогу в рай ^[14].

В этой связи следует отметить, что с точки зрения стоиков, страх – это ожидание зла. Следовательно, преодоление страха можно рассматривать и как изменение устрашающих ожиданий. Интересно, что авторитетный отечественный исламовед А. А. Игнатенко так описывает практиковавшуюся в раннем средневековье подготовку к террористическому акту потенциального исмаилитского (низаритского) шахида: «Вот такой хитростью пользовался глава исмаилитов. Когда он хотел отправить кого-то для убийства противника, то давал этому человеку выпить вина, смешанного с беленой. Человек становился смертельно пьяным, и его переносили в особый сад, где было всё лучшее из того, что создал Аллах. Там прохаживались служанки и юные рабы удивительной красоты, звучали самые мелодичные в мире музыкальные инструменты. Там подавались блюда – такие вкусные и восхитительные, какие только можно вообразить. Придя в себя после опьянения, человек удивлялся и спрашивал: «Где это я?!» Служанки ему отвечали: «Ты в раю. Твой владыка прислал тебя к нам. Мы – гурии, а то – эфебы…». Потом они обслуживали его наилучшим образом и оказывали ему великие почести. Он оставался в этом месте целую неделю, пил, наслаждался жизнью в своё удовольствие. Потом служанки поили его вином с беленой, и он впадал в сон. Его переносили домой. Когда он просыпался, то находил рядом свою жену. Тогда он отправлялся к владыке и просил вернуть его в рай. Тот говорил: «Убей такого-то. Если тебя после этого казнят, ты отправишься в то место, которое видел. Если вернёшься невредимым, я сам тебя туда отправлю. Невежественный человек крепко верил в правдивость слов своего хозяина и слепо шёл на гибельное дело» ^[26]. Очевидно, что этот психологический приём применяется и сегодня вероятно с некоторыми модификациями и использованием возможностей виртуальной реальности. Об этом свидетельствуют материалы, публикуемые в журнале, издаваемом «Аль - Каидой». Данное издание призвано решать задачи продвижения террористических идей, в том числе и внушать идеи «суицидального» террора. В журнале подробно описываются биографии смертников, и часто рассказывается о снах будущих «шихидов», где они, например, видят реку, которая «впадает в пещеру», над которой написано: «В рай»». Они по ней плывут и видят за тем прекрасных дев и своих друзей, погибших ранее, подорвавших себя, которые зовут их за собой ^[17].

Таким образом, очевидно, что в целях манипулирования сознанием экстремисты используют приёмы политической лингвистики и дискурсивное оружие. При этом они ориентируются на социальные ожидания молодёжи и их потребность в самореализации, социальном признании и достижениях. Вместе с тем радикальные деятели, порицая гедонистическиеценности современного общества, привлекают молодых людей, обещая райское наслаждение и, рисуя его вполне конкретные и понятные любому обывателю очертания: цветущие сады, прекрасных девственниц-Гурий и пьянящий восторг, сопровождающий пребывание в райских кущах.

Итак, к способам информационно-психологического воздействия, организуемого в целях подготовки террористов-смертников, относится, прежде всего, социальная риторика, базирующаяся на идеях справедливости, согласия, солидарности, выраженных в виде простых, понятных, доступных подавляющему большинству лозунгов, содержащих призывы к жертвенности во имя «правого дела» и культивирующая самопожертвование. Это направлено на моральную легитимизацию насилия, формирование экстремистского сознания, развитие психологической готовности к суицидальному терроризму посредством внушения того, что теракт является способом личностной самореализации, получением социального признания, приобретением высокого статуса. Эти идеи активно продвигаются посредством виртуального вирусного маркетинга, основанного на феномене психологического заражения и нацеленного на развития готовности к суицидальному террору, преодолению страха смерти. В этих целях широко используются информационные способы моделирования ситуаций и конструирования новых смыслов. На это направлены убеждающие видеосюжеты, трансляция личного опыта и социальных знаний «устами» состоявшихся «героев» и оставивших Интернет- послание тем, кто только собирается встать на этот путь; компьютерные игры и технологии, изменяющие картину мира и социальной реальности, позволяющие обрести новые ценности, цели, перспективы, пережив радость побед и попробовав «райскую жизнь».

Очевидно, что в современных условиях необходима оптимизация системы информационно-психологического противодействия терроризму. В частности, развитие педагогической журналистики как одного из приоритетных направлений воздействия на общественное мнение и индивидуальное сознание в целях формирования антитеррористических ценностей в российском обществе. Это во многом обусловлено тем, что педагогическая журналистика призвана формировать социальные ценности, убеждения и воздействовать на мотивационную сферу личности ^[7].

В этой связи необходимо активное привлечение к сотрудничеству религиозных деятелей и священнослужителей, в том числе и имамов. Имамом соборных мечетей признаются богословы, получившие специальное образование и пользующиеся авторитетом у верующих. Заметим, что ислам выполняет роль социального и культурного регулятора жизни мусульман.. Поэтому в современных условиях нужен открытый диалог с общественностью и просвещение населения относительно основ ислама как одной самых толерантных религий, согласно заявлениям правоверных мусульман. Вместе с тем просветительскую работу священнослужителям в условиях информационного общества необходимо вести при тесном взаимодействии со средствами массовой коммуникации, конкретно и однозначно обозначая свою позицию, и, открыто комментируя дискуссионные вопросы. Наряду с этим необходимо использовать возможности образования как массовой коммуникации в целях развития культурных компетенций молодёжи и повышения религиозной грамотности в рамках системы светского образования. Вместе с тем требуется развитие системы исламского религиозного образования, исходя из актуальных общественных потребностей. Исламовед Р. Ф. Патеев в ходе нашей беседы высказал следующее мнение относительно данного вопроса: «Российское исламоведение пока еще находится на достаточно высоком уровне. У нас есть мощные академические центры, в первую очередь, в Москве и Санкт-Петербурге. Неплохо развивается исследования ислама в Казани. Есть множество местных авторов, в том числе, на Северном Кавказе. Однако в последнее время, проявляется одна проблема. В основном исследования носят теоретический, концептуальный характер. Каким образом развивается ситуация в конкретных общинах на местах, наши исламоведы знают не всегда. То есть нужны конкретные прикладные исследования на локальном уровне. И, вместе с тем, хотелось бы, чтобы представители мусульманских общин были более открыты для ученых из академической среды и больше доверяли светскому научному сообществу».

Подводя итог, необходимо отметить, что сегодня «…человечество переживает кризис оснований, базовых ценностей мироустройства, охвативший все без исключения действующие цивилизационные модели» ^[6].Соответственно, необходим поиск новых решений и стратегий развития социального диалога, а это требует глубокой мировоззренческой перестройки, формирования нового политического мышления в масштабе всего мирового сообщества. Известно, что западные учёные выдвигают тезис, согласно которому психологическая наука начинает играть ведущую роль в решении проблем противодействия вызовам третьего тысячелетия, так как всегда позиционировалась в обществе как способствующая обеспечению нормального, ненасильственного функционирования социума, реагированию на его запросы в исторической перспективе. Один из наиболее актуальных социальных запросов сегодня - это развитие информационных способов противодействия терроризму, его угрозам и вызовам.