Иллюзии возможностей и реальные возможности

Прись Игорь Евгеньевич кандидат философских наук, кандидат физико-математических наук старший научный сотрудник, Институт философии 220012, Беларусь, г. Минск, ул. Сурганова, 1, оф. 810 Pris Francois-Igor Senior Researcher, Institute of Philosophy 220012, Belarus, g. Minsk, ul. Surganova, 1, of. 810 frigpr@gmail.com Другие публикации этого автора

Согласно Крипке, физико-физические тождества являются необходимыми и апостериорными. Например, «вода есть Н2О» - необходимое апостериорное тождество. Говорят также, что во всех возможных мирах вода есть Н2О.

Тем не менее, интуиция говорит нам, что вода могла бы не быть Н2О, а Н2О могло бы не быть водой. Эта интуиция иллюзорна. Каким образом объяснить её происхождение?

Прежде всего заметим, что апостериорный характер тождества может быть причиной возникновения иллюзии, что тождество не необходимо, а континжантно и, следовательно, вовсе не является тождеством.

Если мы не знаем, что вода есть Н2О, мы можем предположить, что вода не Н2О, а какая-то другая субстанция XYZ. Это чисто эпистемическая иллюзия, обусловленная нашим незнанием.

Существование чисто эпистемических иллюзий не может объяснить почему интуиция, что вода могла бы не быть Н2О, остаётся в силе даже тогда, когда мы знаем, что вода есть Н2О.

Можно попытаться объяснить эту интуицию тем, что в некотором возможном мире (то есть для субъекта, живущего в этом мире) вода есть ХУZ. Это объяснение неудовлетворительно, поскольку интуиция, о которой идёт речь, относится к субъекту, каковым он является в действительном, а не возможном мире. Кажется, что для нас, каковыми мы в действительности являемся, вода могла бы не быть Н2О.

Следуя одной из предложенных Крипке схем объяснения, это потому, что вместо воды могла бы существовать какая-то другая субстанция, которая внешне очень похожа на воду (сам Крипке объясняет, например, иллюзию, что деревянный стол мог бы оказаться ледяным, тем, что ледяной стол мог бы быть подделан под деревянный). Можно также сказать, что в некотором возможном мире для нас, каковыми мы являемся в действительности (в действительном мире), некоторая субстанция внешне очень похоже на воду. Это объяснение не является нейтральным в модальном смысле, а включает в игру понятие действительности.

Реальная возможность в этом случае есть возможность существования «факсимиле» (похожей на воду субстанции, подделанного под деревянный стол ледяного стола и так далее). Соответствующее объяснение Крипке, которое является объяснением эпистемическим, можно резюмировать так: кажется возможным, что А есть Q потому, что возможно, что А* есть Q, где A* - факсимиле А. ^{[13, 14]}

Стефан Уайбло (Stephen Yablo) принимает такого рода объяснение для некоторых случаев физико-физических (но не психо-физических) тождеств, как, например, для случая тождества «вода есть Н2О» (но, например, не для случая тождества «тепло есть средняя кинетическая энергия движения атомов или молекул»). Он считает, что оно удовлетворяет следующему «психоаналитическому критерию» ^{[13, 14]} :

„◊ F explains the seeming possibility of E only if the conceiver does or would accept it as an explanation, and accept that his/her intuition testifies at best to F‘s possibility, not E‘s” (◊ F объясняет кажущуюся возможность E только тогда, когда мыслящий субъект принимает или принял бы это в качестве объяснения, и принимает, что его/её интуиция лучшим образом свидетельствует в пользу возможности F, а не E. Перевод мой).

Предполагается, что субъект не должен делать (теоретических) усилий, чтобы принять объяснение, которое не должно быть «интеллектуальным». (Заметим, что вышеприведённый критерий является достаточно «естественным». Принимая во внимание виттгенштайновскую критику психоанализа Фройда, согласно которой правильное (а не мифологическое) объяснение должно возникать «естественным» образом, а не быть теоретической конструкцией или содержать такую конструкцию в качестве посредника, его, скорее, можно было бы назвать «анти-психоаналитическим критерием».)

Можно, однако, заметить, что хотя указанное эпистемическое объяснение Крипке иллюзии возможности и допустимо, существуют иллюзии, которые оно не объясняет. Ведь даже тогда, когда мы предполагаем, что речь идёт именно о «воде», а не какой-то другой, похожей на воду субстанции – «факсимиле» воды - , интуиция, что вода могла бы не быть Н2О, а быть какой-то другой субстанцией (и, соответственно, интуиция, что субстанция Н2О могла бы не быть водой), сохраняется.

Крипке предлагает также так называемое референционное объяснение иллюзии континжантности тождества. Согласно этому объяснению, кажется, что А могло бы быть Q потому, что действительно возможно, что то-то и то-то есть Q, где «то-то и то-то» - дескриптивное условие, фиксирующее референт А. ^{[13, 14]}

Следуя этому объяснению, можно сказать, что слово «вода» могло бы иметь другой референт, удовлетворяющий дескриптивному условию «вода есть прозрачная, безвкусная и бесцветная жидкость, заполняющая моря и океаны, падающая с неба по время дождя и так далее». Но в таком случае, строго говоря, это слово имело бы другой смысл – смысл, определяемый исключительно дескриптивным условием. Речь шла бы не о «той же самой» воде/субстанции, а о другой. Интуиция же, о которой идёт речь, относится к «той же самой» воде/субстанции.

Возвращаясь к эпистемическим возможностям, точнее говоря, Крипке делает различие между чисто эпистемическими возможностями, с которыми мы встречаемся в математике, например, когда мы не знаем, верна ли теорема (мы можем предположить, что она ложна), и эмпирическими возможностями, о которых речь шла выше. Соответственно, можно ввести два вида иллюзий возможностей: чисто эпистемические иллюзии и «метафизические» иллюзии.

С точки зрения Уайбло различие двумя видами иллюзий существенно. В случае чисто эпистемической математической возможности иллюзия континжантности исчезает, как только истина установлена. Если мы знаем, что некоторая теорема истинна, у нас не возникает интуиция, что она могла бы быть ложной. Никакая реальная возможность не скрывается за чисто эпистемической возможностью. (В конце статьи я привожу некоторые доводы в пользу того, что даже в математике иллюзии возможностей не всегда чисто эпистемические.)

Напротив, в случае эмпирической возможности есть нечто большее, чем наше незнание. Мы знаем, например, что утренняя звезда (Фосфор) есть вечерняя звезда (Геспер), то есть планета Венера. Однако, интуиция, что Фосфор мог бы не быть Геспером не исчезает полностью. ^{[13, 14]} Другими словами, кажется, что тождество «Фосфор есть Геспер» континжантно.

Согласно указанному выше референционному объяснению Крипке, реальная возможность, которая объясняет эту иллюзию – существование мира, в котором однозначные описания (definite descriptions) планеты «Геспер» как «вечерней звезды» и планеты «Фосфор» как «утренней звезды» отсылают к разным планетам.

Также как и в примере с водой выше, можно сомневаться в правдоподобности этого объяснения, подменяющего имена однозначными описаниями.

Достаточно популярным является «если-в-действительности» (if-actually) объяснение иллюзии возможности. Согласно Уайбло, в некоторых случаях оно работает удовлетворительно. Например, можно сказать, что причина того, что кажется, что планета «Фосфор» могла бы не быть планетой «Геспер», в том, что существуют миры, обладающие тем свойством, что если они актуальны, то планета Фосфор действительно не есть планета Геспер.

В то же время Уайбло справедливо отмечает, что «если-в-действительности» подход непригоден в случае, когда суждения контрастируют или сравниваются с действительностью. Например, утверждение «Возможно, что имеется больше планет, чем в действительности» иллюзорно. «Если-в-действительности» подход должен был бы объяснить эту иллюзию так: если бы возможный мир, в котором утренняя звезда (Фосфор) и вечерняя звезда (Геспер) разные планеты, был бы действительным, то в действительности было бы больше планет, чем в действительности. Последнее утверждение, очевидно, ложно.

К сказанному выше добавим, что эпистемические и референционное объяснения иллюзии континжантности тождества совершенно непригодны для психо-физических тождеств вида «боль есть возбуждение С-волокон», поскольку всякое «факсимиле» или «однозначное описание» опыта совпадает с самим опытом (опыт таков, каковым он нам представляется). Поэтому Крипке полагает, что материалист находится в затруднительном положении. Он должен объяснить кажущуюся континжантность психо-физических тождеств. ^[7]

На самом деле аналогичная проблема возникает и с некоторыми физико-физическими тождествами. Возьмём, например, тождество «тепло есть высокая средняя кинетическая энергия молекул или атомов». Эпистемическое объяснение иллюзии, что тепло могло бы быть чем-то другим не существует, так как не существует «факсимиле» тепла. Крипке неправильно объясняет видимую континжантность тождества тем, что когнитивный аппарат некоторого субъекта мог бы быть устроен так, что у него ощущение тепла возникало бы тогда, когда движение молекул имеет низкую, а не высокую кинетическую энергию. Ссылка на специфическое устройство когнитивной системы субъекта делает это объяснение неудовлетворительным с точки зрения психоаналитического критерия. (См также ниже критику подхода Крипке Хиллом (Hill).)

В случае психо-физических тождеств вида «боль есть возбуждение С-волокон» аналогичное объяснение имеет следующий вид. Интуиция, что боль могла бы не быть возбуждением С-волокон, может быть объяснена при помощи привлечения различных механизмов происхождения ощущения боли: «боль = возбуждение А-волокон для субъекта α», «боль = возбуждение С-волокон для субъекта β», «боль = возбуждение Х-волокон для субъекта γ».

Очевидно, что это объяснение несовместимо с материалистической теорией тождества сознания и материи; оно предполагает справедливость дуализма (то или иное возбуждение нервных волокон является причиной того или иного ощущения, но не тождествено ему). И при этом предположении возможность боли не быть С-возбуждением, или наоборот, возможность С-возбуждения не быть болью, является реальной, а не иллюзорной.

Если предположить материалистическую теорию тождества сознания и материи, иллюзия его нарушения не может быть объяснения подобным образом. Существование же этой иллюзии является проблемой для материалиста.

Блок & Сталнакер предлагают своё объяснение иллюзий возможностей. ^[1]

Они различают два вида представляемости. «Негативная представляемость» Y означает, что Х не влечёт априорным образом отрицание У. В обыденном языке в этом случае говорят «почему нет?»

Позитивное понятие представляемости они определяют так:

«what we conceive of when we conceive as a possibility we describe as one in which water is something over and above than H2O is a genuine possibility, a possible world in which as speakers there use the term « water » it refers to something other than H2O – and something other than water» (когда мы представляем возможность, которую мы описываем как возможность воды не быть Н2О, подлинная возможность, которую мы представляем, есть возможный мир, в котором термин «вода» используется как относящийся к чему-то другому, а не Н2О, - и к чему-то другому, чем вода. Перевод мой)

Иллюзия, что вода могла бы не быть Н2О, - метафизическая иллюзия. За ней скрывается реальная возможность другого употребления слова «вода». При этом для Блока & Сталнакера термин «вода» перестаёт обозначать воду.

Заметим, что говорить о другом употреблении слова можно в двух смыслах: можно говорить об употреблении слова, которое приводит к изменению лишь аспекта смысла слова и можно говорить о его употреблении, которое приводит в изменению его смысла (изменению самого концепта, ассоциированного со словом). Если Блок & Сталнакер имеют ввиду изменение самого концепта воды, или изменение смысла слова «вода» (например, для субъекта, живущего в некотором возможном мире водой может быть ХУZ), то их объяснение – это уже упомянутое и отвергнутое выше объяснение.

Напротив, речь может идти лишь об изменении аспекта смысла слова «вода». В этом случае, как мне кажется, мы действительно имеем дело с механизмом, который объясняет иллюзию, что вода могла бы не быть Н2О.

Моё объяснение этой иллюзии таково.

Концепт (или правило) «вода» мог бы быть употреблён так, что «вода» отсылало бы не к Н2О, а к какой-то другой субстанции (образно говоря, существует возможный мир, в котором для нас, каковыми мы являемся в действительном мире, вода не Н20). Поскольку речь идёт об одном и том же концепте (правиле), имеется виттгенштайновское семейное сходство между его действительным употреблением (в действительном мире) и его возможным нестандартным употреблением, означающее наличие «спонтанного» (то есть обоснованного) и естественного («непрерывного») перехода между ними. (Например, говоря о семейном сходстве между различными видами чисел, Виттгенштайн употребляет выражение «непрерывное наложение»: «Вполне можно было бы также сказать: нечто проходит через всю нить а именно непрерывное наложение ее волокон друг на друга.» (^[16], § 67))

Естественность перехода между двумя употреблениями концепта (правила) – естественная причина их возможного ошибочного смешения, когда представляется, что та же самая вода, которую мы пьём (которая есть Н2О во всех возможных мирах по определению), могла бы не быть Н2О.

На самом деле могло бы не быть Н2О некоторое нестандартное употребление концепта (правила) «вода».

Но в случае, если изменяется сам концепт (правило) «вода», а не всего лишь его употребление (смысл-употребление), нарушается семейное сходство (во всяком случае оно становится более слабым) между употреблениями исходного и нового концептов воды. Поэтому объяснение иллюзии возможности, что та же самая вода могла бы не быть Н2О, оказывается невозможным.

Напротив, предложенное объяснение, основывающееся на виттгенштайновском понятии семейного сходства, удовлетворяет психоаналитическому критерию. Реальная возможность, которая (или лучше сказать - механизм, который) объясняет иллюзию в соответствии с этим критерием, есть возможность нестандартного употребления того же самого концепта (правила) «вода». Очевидно, что эта возможность предпочтительнее возможности, что вода в стандартном смысле могда бы не быть Н2О. И отношение семейного сходства есть тот механизм, который позволяет объяснить существование иллюзии.

Известно, что пессимистический тезис утверждает, что очевидность для существования некоторой возможности систематически ошибочна. Противоположный ему оптимистический тезис утверждает, что очевидность такого рода в известном смысле безошибочна. А именно: если невозможное E кажется возможным, то существует некоторая реальная возможность F, которую мы ошибочно принимаем за возможность E. Уайбло оценивает такой тезис как «супер-оптимистический». Для него оптимистический тезис состоит в том, что иллюзии возможностей можно объяснить и контролировать. При этом существование объясняющих их реальных возможностей необязательно (см. также ниже объяснения иллюзий возможностей, предложенные Джоном Перри и Хиллом, которые не аппелируют к реальным возможностям).

В действительности нет противоречия между пессимистическим и оптимистическим тезисами. Очевидность, основанная на произвольном (не подчиняющимся никаким правилам) воображении, ошибочна. Очевидность, основанная на употреблении укоренённых в реальности концептах, имеет отношение к реальности. Возможность другого (нового, нестандартного) употребления концептов, входящих в тождество причина иллюзии его континжантности. Эта возможность, однако, необязательно «реальна»; она может быть лишь потенциальной, или неактуализированной (говоря словами Виттгенштайна, возможность не является тенью реальности (см. также ниже)).

Мне кажется, что моё объяснение иллюзии возможности ближе всего к следующему известному объяснению: иллюзия, что Е возможно, возникает потому, что фраза «Е», имеющая в некотором смысле фиксированный «смысл», могла бы выражать отличное от Е истинное предложение Е*. ^{[13, 14]} Моё виттгенштайновское объяснение придаёт последнему объяснению точный смысл.

На первый взгляд объяснение иллюзии континжантности психо-физических тождеств является гораздо более сложным. Разница между физико-физическими тождествами и психофизическими тождествами в том, что в последних употребляются феноменальные концепты, которые являются концептами с точки зрения первого лица. На самом деле принятие во внимание точки зрения первого лица в конечном итоге необходимо даже в случае применения физикалистских концептов (если такое применение не является чисто механическим). Именно вследствие того, что перспектива первого лица играет большую роль в случае психо-физических тождеств, иллюзия, что феноменальный опыт мог бы быть с физикалистской точки зрения чем-то другим, оказывается более сильной. (Имеется прямая связь между проблемой существования реальных или воображаемых возможностей и проблемой (реального или воображаемого) объяснительного провала. Если, например, боль могла бы не быть возбуждением С-волокон, тождество «боль есть возбуждение С-волокон» нарушалось бы. То есть между болью и возбуждением С-волокон существовал бы онтологический провал. Если указанная возможность является иллюзией, объяснительный провал либо является чисто эпистемологическим, либо иллюзорным, либо вовсе отсутствует.)

Джон Перри, например, также не видит принципиального различия между двумя видами тождеств. Он объясняет иллюзию континжантности необходимого апостериорного тождества при помощи своего понятия рефлексивного содержания. ^{[8, 9, 10]} Перри физикалист. Для него даже психо-физическое тождество необходимо. Но рефлексивное содержание тождества (даже физико-физического) континжантно. И именно это создаёт иллюзию, что тождество может нарушаться, то есть не является подлинным тождеством. Таким образом, объяснение Перри не аппелирует к существованию реальных возможностей, которые принимают за возможности воображаемые.

Перри определяет понятие рефлексивного содержания и использует его для критики антиматериалистических аргументов следующим образом (^[9], С. 173-174) :

"My thought that Twain wrote Huckleberry Finn cannot be true unless the subject, Clemens, Twain, Sam, Mark - whatever you call him - wrote that great novel. That is the subject matter content of the thought. That is what further conditions the things have to meet for my thought to be true, given which person and which novel the concepts involved in my thought are of. But we can also assign that thought truth-conditions without taking those things as given. Whoever my Mark Twain concept is of, and whichever novel my Huckleberry Finn is of, my thought cannot be true unless that person wrote that book. That is the reflexive content of my thought (or rather one of them, for there are many reflexive contents, depending on which thought-world connections we keep fixed, and which we allow to vary). Tradition identifies the content of a thought with its subject matter content, conceived either referentially or descriptively. But sometimes the subject matter content of a thought is trivial (Clemens = Twain) or impossible (Clemens = Dickens) when the thought itself is not, and there is no viable extra-linguistic mode of presentation. It is then that we need to retreat to a reflexive content. If we do not, we will be inclined to postulate extra subject matter, to find the relevant contingencies, and that, the "subject matter fallacy", is at the heart of all three arguments (моя мысль, что Твен написал Приключения Гекльберри Финна, не может быть истинной, если определённый субъект, Клеменс, Твен, Сэм, Марк – назовите его как угодно – не написал этот великий роман. Это - пропозициональное содержание (subject matter content) мысли. Это те условия, которые должны выполняться для того, чтобы моя мысль была истинной, принимая во внимание то, к какому человеку и какому роману отсылают используемые мною концепты. Но мы также можем приписать этой мысли истинностные условия, не рассматривая эти вещи как данные. Каким бы ни был мой концепт Марка Твена и какой бы роман он ни написал, моя мысль не может быть истинной, если этот человек не написал этот роман. Это - рефлексивное содержание моей мысли (или скорее одно из них, так как есть много рефлексивных содержаний, в зависимости от того, какие связи между мыслью и миром мы принимаем за фиксированные, а каким позволяем варьироваться). Традиция отождествляет содержание мысли с его пропозициональным содержанием, которое понимается как содержание референционное или описательное. Но иногда пропозициональное содержание тривиально (Клеменс = Твен) или невозможно (Клеменс = Дикенс), тогда как сама мысль - нет, и нет никакой жиснеспособной экстра-лингвистической моды представления. Именно тогда мы должны обратиться к рефлексивному содержанию. Если мы этого не сделаем, мы будем склонны постулировать дополнительное пропозициональное содержание, находить подходящие континжантности, и это - «ошибка пропозиционального содержания» - лежит в сердцевине всех анти-материалистических аргументов. Перевод мой)

Таким образом, рефлексивное содержание высказывания включает в себя само высказывание. Пропозициональное содержание – предельный случай рефлексивного содержания.

Перри приводит следующий пример ^[8].

Высказывание (3) «Этот человек написал книгу „Знание и поток информации“» имеет следующее пропозициональное содержание: «Фред Дрецке написал книгу „Знание и поток информации“». Рефлексивное содержание высказывания, однако, имеет вид: «Человек, в присутствии которого находится тот, кто говорит (3), и на которого он обращает внимание, - автор книги „Знание и поток информации“».

Другие высказывания, такие, например, как (2) «Вы написали „Знание и поток информации“» и (1) «Дрецке написал „Знание и поток информации“» имеют то же самое пропозициональное содержание, но не то же самое рефлексивное содержание.

Рефлексивное содержание (2) имеет вид: «Человек, в присутствии которого находится тот, кто говорит (2), и на которого он обращает внимание, - автор книги „Знание и поток информации“».

Рефлексивное содержание (1) имеет вид: «Человек, на которого ссылается тот, кто говорит (1), используя имя „Дрецке“, - автор книги „Знание и поток информации“».

Таким образом, я бы сказал, что рефлексивное содержание имеет отношение к выбору того или иного описания данной ситуации (в виттгенштайновских терминах – «языковой игры»), а также к выбору самой ситуации (при неизменном пропозициональном содержании). Одно и то же формальное правило «Фред Дрецке написал книгу „Знание и поток информации“» («Фред Дрецке» = автор книги „Знание и поток информации“») может быть употреблено по-разному (в рамках разных высказываний), и при описании любого его употребления акцент может быть сделан на те или иные элементы употребления. Рефлексивное содержание Перри – это, так сказать, прагматический смысл-употребление, который позволяет связать между собой левую и правую части тождества.

Поэтому понятно почему, согласно Перри, иллюзия, что тождество «Фред Дрецке = автор книги „Знание и поток информации“» континжантно, возникает в том случае, если понятие рефлексивного содержания игнорируется. То, что нужно отнести к рефлексивному содержанию (при том же самом пропозициональном содержании) относят к «провалу» в пропозициональном содержании. В результате возникает иллюзия, что пропозициональное содержание могло бы быть другим.

Признавая силу аргумента Перри, Нед Блок ^[2] в то же время видит возможный контр-аргумент дуалиста, состоящий в том, что понятие рефлексивного содержания не принимает в расчёт собственно феноменальность. Концепты Перри являются лишь эрзацем подлинных феноменальных концептов. Таким образом, видимость континжантности психо-физических тождеств с подлинной феноменальностью аргумент Перри не может объяснить.

Можно предположить, однако, что понятие рефлексивного содержания и аргумент Перри можно обобщить таким образом, чтобы учесть критику Блока, если ввести понятия феноменального концепта и, соответственно, феноменального рефлексивного содержания.

Связь между аргументом Перри и предложенным мною объяснением иллюзии континжантности следующая. Игнорирование рефлексивного содержания высказывания означает игнорирование прагматической связи между правилом (концептом) и его применением. Это приводит к неопределённости в самом правиле и соответствующей интуиции о континжантности. В нашем примере возникает интуиция о континжантности тождества «Дрецке автор книги „Знание и поток информации“». Фиксация внимания на том или ином прагматическом смысле-употреблении тождества означает автоматическое игнорирование других его возможных прагматических смыслов, то есть блокирование иллюзии континжантности. Если такая фиксация отсутствует, то даже в том случае, если мы принимаем во внимание рефлексивное содержание, иллюзия континжантности может сохраняться. Это означает, что аргумент Перри следует дополнить (см. также ниже аргумент Хилла (Hill)). Например, в примере с Дрецке следует заметить, что Дрецке мог бы не написать книгу «Знание и поток информации». Конечно, в этом случае он был бы несколько другим Дрецке. Тем не менее концепт «Дрецке» был бы тем же самым. Существование этой потенциальной возможности - причина того, что иллюзия континжантности тождества сохраняется даже тогда, когда мы принимаем во внимание его рефлексивное содержание и знаем, что тождество верно.

С точки зрения Хилла (Christopher S. Hill) иллюзия континжантности тождества возникает в результате слияния двух ассоциированных с ним и несовместимых друг с другом образов ^[5]. Также как и предыдущее объяснение, это объяснение не аппелирует к существованию реальных возможностей.

Хилл считает, что интроспекция позволяет корректным образом определить содержание нашего воображения. И это предположение позволяет, например, опровергнуть следующее рассуждение Крипке.

Крипке полагает, что мы можем вообразить наличие тепла в отсутствие молекулярного движения. При этом он считает, что в действительности мы воображаем присутствие ощущения тепла (а не тепла как такового) в отсутствии молекулярного движения. Очевидно, что тождество между ощущением тепла и молекулярным движением континжантно. Это, согласно Крипке, - подлинная причина иллюзии континжантности тождества между теплом и молекулярным движением.

Проблема с этим объяснением в том, что иллюзия континжантности возникает даже тогда, когда, если довериться нашей интроспекции, мы не смешиваем теплоту и ощущение тепла.

По сути Хилл утверждает то, о чём уже было сказано выше, а именно, что иллюзорная интуиция сохраняется даже в том случае, если мы знаем, что тождество (в данном случае тождество «тепло есть молекулярное движение», а не псевдо-тождество «ощущение тепла есть молекулярное движение») истинно.

Иллюзию континжантности он объясняет тем, что образ левой части тождества (тепло) и образ правой части тождества (молекулярное движение) несовместимы. Их механическое слияние содержит непреодолимый провал.

Эта позиция содержит большую долю истины и может быть сформулирована в терминах концептуального дуализма. Однако, как мне кажется, она недостаточна. Хотя она и позволяет, например, более или менее удовлетворительно объяснить, почему психо-физическое тождество кажется континжантным, подобного рода объяснение неприменимо, например, к отсутствию сознания у камня, которое не кажется континжантным.

С моей точки зрения, также как и в случае с аргументом Перри, следует сделать дополнительный шаг, состоящий в принятии во внимание ограниченности области действия всякого концепта, что равносильно принятию во внимание понятия семейного сходства. Если можно, например, более или менее обоснованно представить, что концепт боли применим не к возбуждению С-волокон, а к возбуждению В-волокон, то нельзя более или менее обоснованно представить, что этот концепт применим к камню, а не человеку. Таким образом, источник иллюзий континжантности не только в том, что мы используем концепты разных типов, но также и в том, что в некоторых случаях существуют потенциально возможные нестандартные употребления концептов. Поскольку корректное употребление концептов предполагает их укоренение в реальности, возможности нестандартных употреблений ограничены.

В духе Перри можно сказать, что механическое слияние (а не корректное соединение) несовместимых образов (концептов) возникает тогда, когда игнорируется понятие рефлексивного содержания. (В случае тождества «тепло есть средняя кинетическая энергия движения атомов или молекул» знание рефлексивного содержания предполагает теоретико-эмпирическое понимание тождества.) Наличие эпистемологического провала между концептом и реальностью (референтом) или между двумя концептами как раз и означает, что возможность нестандартного применения концепта остаётся открытой. Дело, однако, не в том, что концепт мог бы быть другим, а в том, что употребление того же самого концепта – в данном случае концепта «тепло» - могло бы быть другим.

Вернёмся к упомянутым выше иллюзиям возможностей в математике, которые якобы являются чисто эпистемическими.

Согласно Виттгенштайну, ошибочно полагать, что математическая возможность является «тенью реальности» (^[15], С. 112). Результат арифметического вычисления, если оно производится в первый раз, не является предетерминированным. Это означает, что любое вычисление, даже самое простое, в принципе могло бы иметь другой результат. Говоря в более общем плане, смысл теоремы, а, значит, и её истинность, устанавливаются в процессе её доказательства. Это означает, что математические возможности не являются чисто эпистемическими.

В своей книге о философии математики Виттгенштайна Фраскола, например, пишет (^[4], С.139): «We do not discover some pre-existent possibilities or impossibilities, but we determine what the field of possible and of necessary is» (мы не открываем некоторые предсуществующие возможности или невозможности, но мы определяем каковой является область возможного и необходимого. Перевод мой).

Виттгенштайн выражает свою антиплатонистическую позицию, например, следующим образом (^[3], p. 145; цитируется в ^[4], С.140):

We multiply 25 × 25 and get 625. But in the mathematical realm 25 × 25 is already 625. – The immediate [objection] is: then it’s also 624, or 623, or any damn thing – for any mathematical system you like.... There would be an infinity of shadowy worlds. Then the whole utility of this breaks down because we don’t know which of them we’re talking about.... You never get beyond what you’ve decided yourself; you can always go on in innumerable different ways.... You want to make an investigation, but no investigation will do, because there is always freedom to go into another world (мы умножаем 25 × 25 и получаем 625. Но в математическом мире 25 × 25 уже есть 625. – Немедленное [возражение]: тогда также и 624, или 623, или что угодно – для любой математической системы, которая Вам нравится.... Существовало бы бесконечное множество теневых миров. Но тогда от этого нет никакой пользы, поскольку мы не знаем о каком из них мы говорим... Вы никогда не идёте за пределы того решения, которое Вы сами приняли; Вы всегда можете продолжать бесконечным числом способов... Вы хотите провести исследование, но никакое исследование невозможно, потому что всегда есть свобода пойти в другой мир. Перевод мой).

Заметим, что в цитируемом отрывке Виттгенштайн говорит о свободе в выборе «математической системы» («мира»), то есть правила. Сказанное, однако, mutatis mutandis применимо и к новым случаям применения фиксированного правила (тем более, что граница между правилом и его применениями подвижна).

Предположим, например, что мы знаем что такое рациональные числа, но не знаем, что такое иррациональные числа (мысленный эксперимент мой). Мы знаем, что математическое предложение «корень квадратный из двух не существует» истинно. Чисто эпистемическая иллюзия, которая предшествует этому знанию, состоит в том, что корень квадратный из двух мог бы существовать (напомню, что пока что речь идёт лишь о рациональных числах). Эта иллюзия исчезает, как только мы устанавливаем, что в действительности он не существует.

И всё же может существовать интуиция, что корень квадратный из двух мог бы существовать, или что в некотором возможном мире корень квадратный из двух существует. Как известно, этот мир есть мир иррациональных чисел. Реальная возможность, которая объясняет иллюзию, что корень квадратный из двух мог бы существовать (в мире рациональных чисел) - существование иррационального числа, которое есть корень квадратный из двух. Эта реальная возможность обязана своим существованием возможности нестандартного употребления понятия «число».

«(...) Я могу придать понятию числа строгие границы, то есть использовать слово "число" для обозначения строго ограниченного понятия. Однако я могу пользоваться им и таким образом, что объем понятия не будет заключен в какие-то границы.» ^[16]

Строго говоря, поначалу возможность существования корня квадратного из двух была лишь потенциальной (а не «тенью реальности»). Но она стала реальностью. Понятие числа было расширено и стало включать в себя действительные (рациональные и иррациональные) числа. Согласно Виттгенштайну, виды чисел образуют семью подобно тому, как семью образуют игры. («И мы расширяем наше понятие числа подобно тому, как при прядении нити сплетаем волокно с волокном.» (^[16], § 68)) Наличие естественной (семейной) связи между видами чисел приводит к тому, что предлагаемое виттгенштайновское объяснение иллюзии возможности удовлетворяет психоаналитическому критерию Стефена Уайбло.

Таким образом, в известном смысле нет принципиальной разницы между математическими и эмпирическими тождествами (разница между ними в том, что эмпирические тождества, в отличие от чисто математических, являются, так сказать, семантически двумерными. То есть они обладают дополнительным – эмпирическим - смыслом). Первичная природа тождества в том, что оно есть естественное и спонтанное (обосновываемое post factum) контекстуальное высказывание (о тождестве). «То же самое» высказывание, но уже установленное, теоретически интерпретируется как истинное во всех возможных мирах, то есть превращается в тождество необходимое, или правило.

Приведённый в статье анализ говорит в пользу виттгенштайновского по духу объяснения иллюзий возможностей. Иллюзия возможности нарушения необходимого апостериорного тождества объясняется тем, что в других контекстах входящие в тождество концепты могли бы быть употреблены по-другому. Предложенное объяснение аппелирует к виттгенштайновскому понятию семейного сходства и удовлетворяет психоаналитическому критерию Стефана Уайбло.