Актуальные теоретико-правовые вопросы политического кризиса на Украине

Рувинский Роман Зиновьевич ORCID: 0000-0002-9114-1786 кандидат юридических наук доцент кафедры истории и теории государства и права, Нижегородский институт управления – филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации 603950, Россия, г. Нижний Новгород, пр. Гагарина, 46 Rouvinsky Roman Z. PhD in Law Docent, the department of History and Theory of State and Law, Nizhny Novgorod Institute of Management (branch) of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration 46 Gagarin ave., Niznhy Novgorod, 603950, Russia rouvinsky@gmail.com Другие публикации этого автора

Деградация государственности

Перефразируя слова Гегеля, содержащиеся в его работе «Конституция Германии» ^[1], Украина – больше не государство. Хотя с формальной точки зрения такое утверждение пока не является корректным, картина, складывающаяся на данный момент, все больше указывает на тенденцию разрушения данного государственного образования с распадом некогда единой территории на несколько более мелких регионов, не подчиняющихся друг другу и не признаваемых международным сообществом. В этом плане прошедшие 11 мая 2014 г. референдумы о создании Донецкой и Луганской «народных республик» могут рассматриваться как этапные моменты, подводящие черту под еще одним периодом истории украинской государственности – государственности, у которой, быть может, уже нет будущего.

Событиям, разворачивающимся на Украине с декабря прошлого года и переросшим в полноценную гражданскую войну, иллюстрируемым видеокадрами захватов административных зданий, поджогов, избиений и уличной стрельбы, еще предстоит стать предметом спокойного теоретического анализа, в ходе которого будут вскрыты их причины, предпосылки, упущенные возможности и далеко идущие последствия. На данный момент вряд ли кто-то способен точно предсказать окончательный финал этой драмы – настолько динамично она развивается. Тем не менее, ряд вопросов уже можно и нужно поставить. Вопросы эти, как представляется, актуальны отнюдь не только для тех, кто уже вовлечен в происходящее, но и для гораздо более широкого круга людей в России и других странах мира.

Прежде всего, пожалуй, необходимо констатировать, что украинский кризис являет собой вполне классический пример деградации государственности и разрушения правопорядка. До сих пор примеры упадка государственной организации общества с расколом некогда единого правового порядка на множество локальных порядков, основанных лишь на шатком перевесе физической силы, мы могли наблюдать на историко-правовом материале таких стран, как Сомали, Демократическая Республика Конго, Судан, Афганистан, Ирак, Мали и Гаити. Это беднейшие страны, колоссальные проблемы которых связаны с наследием колониализма, политикой западных «великих держав» или стихийными бедствиями, как в случае с Гаити. Все они занимают места в верхних строчках Индекса провалившихся государств ^[2], ежегодно публикуемого американской неправительственной организацией “Fund for Peace”. Теперь к ним должна присоединиться и Украина, до недавнего времени представлявшаяся многим (вероятно, вполне заслуженно) в качестве относительно респектабельного европейского государства с соответствующей политической и правовой культурой, признанием прав человека в соответствии с западным каталогом прав, с наличием формальных институтов народовластия и декларируемой ориентацией на следование принципам «правовой государственности». Всё или почти всё, как в России. Во многом по этой причине внезапная анархизация ближайшего соседа вызывает у россиян двойной шок – шок не только от сопереживания бывшим соотечественникам, оказавшимся волею обстоятельств по другую сторону границы, но также от осознания близости масштабного хаоса, который до сих пор воспринимался большинством в качестве одного из экзотических атрибутов общественной жизни населения жарких стран Африки, Ближнего Востока и Карибского бассейна.

Оказывается, от привычной повседневности заключаемых и исполняемых хозяйственных сделок, регулярно функционирующего общественного транспорта, худо-бедно работающих правоохранительных органов и относительно стабильного курса национальной валюты до нового криминального передела собственности и всевластия вооруженных враждующих друг с другом банд нужно пройти не так-то много шагов. Серьезного политического или иного кризиса может быть достаточно для того, чтобы все здание существующего правопорядка с его представлениями о легальном и легитимном посыпалось, словно карточный домик. И, как бы ни было это неприятно и трудно, уже сейчас, по-видимому, мы все должны свыкнуться с мыслью: в ближайшие годы деградация государственности и деконструкция существующих национальных правопорядков могут стать более чем распространенными процессами, которые затронут и серьезным образом перекроят политическую карту мира и представления людей о нормальном.

Политэкономия кризиса

Сегодня во всем мире наблюдаются кризисные явления различной природы, оказывающие негативное воздействие на развитие социальных институтов. Пожалуй, дело не только в кризисе финансово-экономической архитектуры миропорядка, о котором неоднократно говорилось в последние годы. Проблема, видимо, состоит и не в кризисе какого-либо одного, пусть даже очень влиятельного, государства. Более правильным представляется указание на кризис самой модели индустриального общества ^[3], движущей силой которой с самого начала ее формирования в середине XVIII в. являлось непрерывное накопление производственных активов и рост объемов производства, а основным императивом была постоянная максимизация прибыли.

Теперь, спустя два с половиной десятилетия после распада СССР, когда на Земном шаре практически не осталось физического пространства для открытия новых рынков, когда перспектива достижения пика и последующего снижения объемов добычи нефтегазовых ресурсов становится вполне обозримой, а национальные экономики переживают структурный кризис и длительную рецессию, обостряются латентные прежде социальные противоречия, а ведущие мировые державы вынуждены решать собственные проблемы за счет других. Колониализм и империализм, казалось, похороненные, возвращаются в политическую реальность. Территория, ресурсы, рынки сбыта, рабочая сила, а в конечном счете – геополитическое влияние и гегемония в международных отношениях, возможность диктовать свою волю другим – вот что составляет предмет сегодняшних споров и столкновений на международной арене.

В этой системе политических отношений деструкция, ставшая одной из основных примет переживаемого нами нового времени, выполняет совершенно определенную функцию. Разрушение прежде устойчивых социальных структур, нескончаемая гражданская война всех против всех, массовое уничтожение собственности, объектов культуры и социально-экономической инфраструктуры, превращение обширных территорий в пылающие очаги перманентной нестабильности – все это не что иное, как полезные инструменты, цинично используемые отдельными международными игроками и связанными с ними корпорациями в целях обогащения и манипулирования народами, в целях получения возможности влиять на развитие целых стран. Еще и по этой причине сегодняшняя Украина должна быть поставлена в один ряд с Ираком, разрушение экономической и социальной инфраструктуры которого после вторжения США в 2003 г. позволило в короткие сроки произвести передел национального достояния в пользу нескольких транснациональных коммерческих компаний ^[4].

Сила закона

Впрочем, за политэкономией кризиса не следует забывать и о его политико-юридических характеристиках, тем более что сегодняшняя Украина предоставляет исследователю колоссальный эмпирический материал для проверки и переосмысления многих теоретико-правовых вопросов.

Так, например, украинские события, начавшие развиваться по самому трагичному и неотвратимому сценарию в январе 2014 г., демонстрируют, сколь неустойчивой и хрупкой, если не сказать эфемерной, является на самом деле сила закона, да и вообще авторитет права. И в первую очередь это относится к позитивному праву и соответствующим ему представлениям о формальной легальности.

Киевский «Майдан» зимы 2013-2014 гг. убедительно показал, как легко рушатся любые законные институты и как мало значит формальная легальность (т.е. соответствие писанному позитивному праву) их действий в ситуации, когда подорваны гораздо более глубокие устои, на которых держится правопорядок.

Здесь, очевидно, проблему представляет уже сама природа позитивного права, не связанного ни с чем, кроме голой воли устанавливающей правило инстанции. Так, любой закон, даже принятый в соответствии с законной же процедурой, может быть объявлен диктаторским и преступным политической силой, имеющей на своей стороне поддержку значительных масс населения (это совершенно не обязательно должно быть большинство; в реальности такую поддержку практически никогда не оказывает большинство населения – поддержка исходит со стороны наиболее сплоченного и активного меньшинства). Именно это, как мы знаем, произошло с законами, подписанными президентом Украины В.Ф. Януковичем 16 января 2014 г. и получившими в среде сторонников киевского «Майдана» название «законов о диктатуре» ^{[5, 6, 7]}: они были осуждены официальными лицами в США и ЕС и названы украинской оппозицией не имеющими силы в связи с нарушением ряда формальных процедур при их принятии. Интересно, что соображения, по которым оппозицией и частью международного сообщества обосновывался неправомерный характер указанных законодательных актов, позднее не помешали первой внести изменения в Конституцию Украины, а последней – признать эти изменения.

Сущность государства

Киевские протесты против режима президента Януковича еще раз доказали, что любая – даже слабая, рассчитывающая исключительно на формальные институты и не опирающаяся на какие-либо отчетливые внепозитивные нормы и ценности – легальность должна быть подкреплена определенной политической волей. Закон как приказ суверена может действовать лишь в том случае, если суверен способен обеспечивать его исполнение посредством эффективного принуждения, посредством силы. В охваченном волнениями Киеве государство, судя по всему, таким сувереном не было. Его высшие должностные лица самоустранились от принятия ответственных решений, органы исполнительной и судебной власти оказались парализованы, и в качестве нового претендента на статус суверена на политическую сцену вышел… не народ, но его агрессивная сплоченная фракция (союз либерально-прозападной и радикально-националистической общественности). Очень скоро эта агрессивная фракция, представляющая активное меньшинство населения Украины, взяла под контроль принятие решений в Верховной Раде и переподчинила себе значительную часть органов исполнительной и судебной власти в центральной и западных областях страны.

Ответ на вопрос, почему украинское государство, олицетворяемое режимом В.Ф. Януковича, не имело суверенитета – вернее, в критический момент отказалось от суверенитета, утратило его, позволяет прийти к ряду значимых теоретических выводов.

«Суверенен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении» ^[8], – именно эта знаменитая дефиниция немецкого философа и юриста К. Шмитта приходит на ум при такой постановке проблемы. Однако не поиски суверена и не юридическое определение ситуации чрезвычайного положения должны интересовать нас в контексте кризиса на Украине. Гораздо более важным представляется указание на фундаментальную, сущностную характеристику государства как социального феномена: быть олицетворением публичного, всеобщего, сосредотачивая в своих руках силу во имя единства и безопасности целого (общества).

Государство, лишившееся этой своей сущностной черты, фактически перестает существовать в качестве государства: оно обречено быть поглощенным многочисленными враждебными друг другу фракциями общества, выражающими интересы частных лиц и, скорее всего, не способными подняться над своей партикулярной природой, стать тотальностью (Некоторым, но далеко не многим, это удается. Одним из редких примеров превращения узкой партии в подлинную основу государства, конечной целью которого являлись интересы всеобщего, может служить история ленинской партии в годы революции и гражданской войны в России.). Это – путь к бесконечной войне всех против всех.

Применительно к постсоветской Украине в этой связи можно заметить, что она никогда не представляла собой нечто в достаточной мере единое, а ее руководство никогда не принимало достаточных усилий для того, чтобы это единство обеспечить, никогда не вело себя (в отдельные моменты лишь делало вид) как руководство единой страны, граждан всей Украины. Трагикомичные метания президента и правительства в вопросе подписания договора об ассоциации Украины с Европейским Союзом являются типичным поведением украинской элиты, ориентированной на Запад, но заинтересованной в помощи с Востока.

При том, что исследователь не в силах как-либо повлиять на дальнейшую судьбу Украины, определенные уроки из произошедшего следует вынести. Прежде всего, социальный порядок должен быть цельным, а нормативное пространство – единым, что означает в том числе единообразное действие норм, устанавливаемых центральной властью. Государство же в лице облеченных властными полномочиями должностных лиц должно, в конечном счете, выражать волю и интересы всего общества, всей страны и ее народа в единстве нынешнего, прошлых и будущих поколений (это, разумеется, не значит, что государственная власть не находится в руках отдельных социальных слоев, которые используют ее в свою пользу). Оно может и должно защищать общее благо даже посредством ограничения отдельных индивидуальных прав и свобод. При этом его органы должны иметь большую легитимность, нежели любые другие субъекты политической системы: это возможно лишь при условии, что их решения и действия, а также сами нормы права будут опираться на некие внеюридические начала, на понятную и разделяемую большинством членов общества систему идей и ценностей.

Для современной России эти уроки и теоретические выводы представляют особую значимость.