Советская психотехника: социальная биография научно-практического течения

Артемьева Ольга Аркадьевна ORCID: 0000-0002-0093-0166 доктор психологических наук профессор кафедры общей психологии Иркутского государственного университета, руководитель лаборатории методологии и истории психологии 664025, Россия, г. Иркутск, ул. Чкалова, 2, каб. 205 Artemeva Olga Arkadjevna Doctor of Psychology Professor of the department of General Psychology, Head of the Laboratory of Methodology and History of Psychology, Irkutsk State University 664025, Russia, Irkutsk, Chkalova str., 2, office 205 oaartemeva@yandex.ru Другие публикации этого автора

История отечественной психологии 1920-1930-х гг. представляет редкий науковедческий материал. В это время под действием уникальных социальных условий наблюдался рост и ликвидация целого ряда научно-практических течений – психоанализа, педологии, психотехники. Обращение к истории развития каждого из этих течений позволяет вскрыть существенные закономерности социальной детерминации науки.

Данная статья посвящена биографии советской психотехники. Истории развития этого научно-практического течения в России посвящены работы О. Г. Носковой ^[12-15]. Известны статьи В. А. Кольцовой, Ю. Н. Олейника, Б. Н. Тугайбаевой и О. Г. Носковой в «Психологическом журнале» и коллективной монографии «Психологическая наука в России XX столетия: проблемы теории и истории» ^[7,8]. Причины ликвидации течения предметно анализируются в монографии Н. С. Курека ^[9]. Отдельным фактам развития психотехники в СССР посвящены работы исследователей США и Европы ^[28,29].

Накопленные материалы позволяют реконструировать социальную биографию развития советской психотехники. Социальным факторам уделяется ключевое значение при разработке вопросов становления и ликвидации психотехники. В. А. Кольцова, Ю. Н. Олейник и Б. Н. Тугайбаева останавливаются на описании социальных предпосылок развития психотехники. О. Г. Носкова прибегает к составлению социальной истории индустриальной психологии. Н. С. Курек предлагает социальную историю ликвидации педологии и психотехники в СССР.

Между тем определение социальных условий развития психотехники до сих пор не становились самостоятельной целью исследования. Для решения этой задачи нами использовалась методика составления социальной биографии направления отечественной психологии, заявленная А.Г. Асмоловым ^[3]. При реконструкции «социальной биографии» советской психотехники анализировались основные публикации и личные документы ее научных лидеров, результаты историко-психологических исследований и официальные документы, регулировавшие деятельность советских психотехников в 1920–30 гг.

О «социальной биографии» научного течения можно говорить в том случае, когда социальные объединения ученых рассматриваются в качестве субъектов научной деятельности. Составление «социальной биографии» является реализацией метода психолого-исторической реконструкции психологического познания. Процедура составления «социальной биографии» научного направления может быть сведена к определению следующих характеристик: 1) время и место зарождения течения; 2) предметно-логические, личностные и социальные причины возникновения; 3) персональный состав; 4) социальные детерминанты (предпосылки, условия, факторы) развития в определенных пространственно-временных условиях; 5) основные события и этапы «социальной биографии»; 6) результаты влияния социальных детерминант на социальные и методологические установки его представителей ^[2].

Становление психотехники в России проходило в начале 1920-х гг. По мнению В. А. Кольцовой, Ю. Н. Олейника и Б. Н. Тугайба­евой, этот процесс имел не только экономические причины, связанные с необходимостью решения задач повышения производительности труда и темпов производственного строительства, но и определенные социальные предпосылки: «Очевидно, что государство диктатуры пролетариата, каким изначально являлась послереволюционная Россия, не могло не уделять серьезное внимание проблемам руководства, управления человеческими ресурсами, различным формам воздействия на человека, включая и психологическое воздействие. Известно, как глубоко был знаком В. И. Ленин с приемами и методами рационализации труда Р. Тейлора, многократно подчеркивая необходимость использования опыта капиталистической науки для нужд социалистического строительства, совершенствования государственного управления страной» ^[7].

Началом «социальной биографии» психотехники в России можно считать 1922 г., когда на базе Центрального института труда (ЦИТ) при ВЦСПС Исаак Нафтулович (Навтулович, Нафтульевич, Николаевич) Шпильрейн открыл первую психотехническую лабораторию. ЦИТ был создан двумя годами ранее членом РСДРП с 1901 г., большевиком Алексеем Капитоновичем Гастевым. В основу разработанной им рефлексологической концепции «педагогики тренировки» легли положения из области организации труда и производства, технологии и профессионального обучения (Ф. Тейлор, Г. Форд, Ф. Джилбрет и др.), а также психологии, физиологии, психофизиологии, биологии, рефлексологии, биомеханики, педологии (Ж. Амар, В. Меде, О. Липманн, И. П. Павлов, В. М. Бехтерев, П. П. Блонский, А. Г. Калашников и др.). Основной целью ЦИТа было проектирование высокопроизводительных трудовых процессов, предприятий, содействие повышению общей и трудовой культуры населения, производство работников необходимой квалификации ^[14]. Однако Гастев видел и высшую идеологическую цель – создание нового человека. В статье «Социальное знамя ЦИТа» (1925) он ставил задачу воспитания «особого нового скоростного человека» с быстрой реакцией, способностью всегда быть настороженным и в то же время расходовать минимум нервной энергии ^[5]. Будучи пролетарским поэтом, Гастев образно пропагандировал НОТовские цели. О. Г. Носкова приводит такой пример из сборника «Восстание культуры» (1923):

«Поставим памятник

АМЕБЕ – давшей реакцию,

СОБАКЕ – величайшему другу, зовущему к упражнению,

ОБЕЗЬЯНЕ – урагану живого движения,

РУКЕ – чудесной интуиции воли и конструкции,

ДИКАРЮ – с его каменным топором,

ИНСТРУМЕНТУ – как знамени воли,

МАШИНЕ – учителю точности и скорости,

И ВСЕМ СМЕЛЬЧАКАМ, зовущим

К ПЕРЕДЕЛКЕ ЧЕЛОВЕКА» ^{[14, с. 56]}.

Теоретические основы психологического направления в НОТ – психотехники – были определены И. Н. Шпильрейном. Психотехнику он обозначал как «прикладную психологию в применении к проблемам хозяйственной жизни» ^{[23, с. 19]}. В этом определении Шпильрейн следовал за автором этого термина В. Штерном и Г. Мюнстербергом, работы которых издавались в России с 1911 г. Штерн ввел это понятие для обозначения области прикладной психологии, занимающейся психологическим обращением с человеком. И. Н. Шпильрейн называл персонализм В. Штерна наиболее удачной попыткой дать философскую теорию связи между психическим и физическим, могущую лечь в основу психотехнической работы ^[14]. Г. Мюнстерберг объяснял использование понятия «технический» при определении психотехники не только ее прикладным значением, но и целесообразностью применения к решению определенных задач, достижения неких целей: «мы имеем дело с психотехникой только в том случае, если мы пользуемся учением о явлениях сознания, для того, чтобы решить, что мы должны делать» ^{[11, с. 18]}.

Работе И. Н. Шпильрейна в ЦИТ предшествовало обучение во Франции и Германии. Высшее образование он получил на факультете философии в Гейдельбергском и Лейпцигском университетах, в том числе у В. Вундта и самого В. Штерна ^[20]. В 1914 г. в Лейпциге была защищена диссертация по педагогической проблематике, посвященная сравнению особенностей домашнего и гимназического обучения в их влиянии на физическое развитие ребенка. В Архиве Института психологии РАН находится документ от 22 июля 1912 г., подписанный директором экспериментально-педагогического института Лейпцигского университета доктором М. Браном. В нем содержится предписание студенту-философу Оскару Шпильрейну произвести в России над детьми школьного возраста ряд наблюдений и измерений. Эти измерения должны были способствовать разрешению вопроса, влияет ли обучение дома и в учебных заведениях на физическое здоровье ребенка и в каком направлении.

Вернуться в Россию Шпильрейн смог лишь после революции в Германии в 1918 г., привезя с собой вдову и сына убитого Карла Либкнехта. В Тбилиси он связался с С. М. Кировым, который порекомендовал Шпильрейна наркоминделу Чичерину в качестве полиглота. Со своим знанием 12 языков Шпильрейн оказался востребован в качестве переводчика дипломатической корреспонденции. Заведуя отделом иностранных переводов в Наркомате иностранных дел в Москве, он продолжал свои занятия психологией, работал с профессором Московского университета Г. И. Челпановым. В 1922 г. Исаак Нафтулович переходит в ЦИТ и одновременно организует первую в стране лабораторию промышленной психотехники при Наркомтруде, а также секцию психотехники в Институте экспериментальной психологии. В 1927 г. им основано Всероссийское общество психотехники и прикладной психофизиологии (ВОПиПП), в 1928-м – журнал «Психофизиология труда и психотехника» (в 1932–1934 гг. – «Советская психотехника»). Эти институты научной социализации оказали весомый вклад в становление научного сообщества советских психотехников. Более того, его члены активно взаимодействовали с представителями мирового психологического сообщества.

Деятельность И. Н. Шпильрейна заслужила признание среди европейских психологов. В 1931 г. под его председательством в Москве прошла VII Международная психотехническая конференция. В 1939 г., как оказалось уже посмертно, И. Н. Шпильрейн был включен в состав комитета будущего международного конгресса по психологии.

О популярности идей психотехники и НОТ в советской России свидетельствует обращение к ним в работах партийных и государственных лидеров Л. Д. Троцкого, Г. М. Кржижановского, М. В. Фрунзе, Н. А. Семашко, А. Д. Цурюпы, Е. М. Ярославского, Н. К. Крупской ^[8].

В контексте логики развития науки можно было ожидать дальнейшего развития методологии и методов психотехники, накопления фактов, обобщения их в принципы, обнаружения законов, распространение авторитета психотехники. Энтузиазмом и верой в руководителя исполнены строки шуточной анкеты Шпильрейна, подготовленной членами лаборатории ЦИТ к ее 10-летию.

Институт охраны труда

Отделение психотехники

Шпильрейн, мы чувствуем тебя

Твоих идей мы вестники

Кто в 21-м году

Когда разруха и голод

Психотехнику приобщил труду

Не боялся идеей быть молод

Это ты Шпильрейн

А кто в борьбе за большевизм

С товарищем Бурдянским заодно

Гастева остановил в полете

И подписал с 17-го свое

Это ты Шпильрейн

Кто трудового метода пионером

Кабинет на производство променял

Кто в Лиге времени примером

Науку с организацией связал

Это ты Шпильрейн

Кто профотбор и утомление

Профессиографией предварил

Кто занялся кривою упражнения

Чтоб знать предел рабочих сил

Это ты Шпильрейн ^[1].

Энтузиазм психотехников был созвучен политике государства по усилению связи науки и производства. В этом же году Сталин на Совещании хозяйственников напоминает слова Ленина и ставит перед наукой страны дилемму: либо смерть, либо догнать и перегнать передовые капиталистические страны ^[4]. Однако, поддержанные властью в первые годы, к середине 30-х психотехники должны были оставить свою профессию. Мировой экономический кризис, разразившийся в конце 20-х гг., виделся руководству страны источником неизбежной будущей войны, в которой СССР придется противостоять миру капитала. Поэтому, по мнению О. Г. Носковой, обстановка враждебности и мировой изоляции требовала в срочном порядке создавать промышленность, пригодную не только для реконструкции мирных технологий, но и для выпуска современной военной техники ^{[14, с. 67–68]}.

Между тем в стране наблюдался дефицит и текучесть кадров, снижение дисциплины труда ^{[19, с. 504]}. В этой ситуации отбор кадров и нормирование труда составляли препятствия. XVI съезд партии поручил Центральной контрольной комиссии рабоче-крестьянской инспекции провести «решительную ликвидацию учреждении и форм управления, как некритически заимствованных у капитализма, так хотя и имевших значение в первые годы советской власти, но потерявших смысл в условиях преобладания социалистических элементов в экономике страны» ^{[18, с. 138]}. Как замечает О. Г. Носкова, в условиях политики чрезвычайных мер государство оказалось в роли работодателя и устраняло или подчиняло ведомственному контролю службы охраны труда, которые могли мешать повышению его интенсивности. Постепенно НОТ утрачивает свое значение. Закрываются или перепрофилируются институты и лаборатории. Сам ЦИТ несколько раз переименовывался, передавался в ведение наркоматам тяжпрома, оборонной, авиационной промышленности, и, наконец, был закрыт в 1940 г. Многих лидеров НОТ ждала судьба А. К. Гастева и И. М. Бурдянского, арестованных и погибших в 1938 г.

Активное развитие психотехнической практики в конце 20-х гг. неизбежно приводило к отрыву от теории, разработка которой требовала времени. По словам С. Г. Геллерштейна, Шпильрейн отлично видел, какая опасность угрожает прикладной психологии, если она будет предоставлена стихийному развитию и оторвется от теоретических корней психологической науки и тех смежных отраслей, без которых ей в ряде случаев невозможно обойтись. На многочисленных съездах, конференциях он не переставал предостерегать против этой опасности ^[6].

Однако, несмотря на масштабную теоретическую работу, с 1930 г. усиливается критика в отношении членов Всероссийского общества психотехники и прикладной психофизиологии (ВОПиПП), секции психотехники Ассоциации естествознания Коммунистической академии и др. Так И. Н. Шпильрейн обвинялся в пропаганде идеалистической персонологии В. Штерна ^{[7, 10]}. В 1932 г. в Институте психологии и психотехники принимается резолюция ячейки ВКП (б) «о необходимости взять под обстрел марксистско-ленинской критики психотехнику и педологию» ^{[9, с. 97]}. В ходе дискуссий по вопросам психотехники высказывались контраргументы. В частности И. Н. Шпильрейн замечал: «...Именно лица, не имеющие психотехнической подготовки, готовы снимать с работы уже работающих профессионалов из-за их плохих показателей по тестам <...> Почему это возможно? Потому, что психотехники не несут ответственности за свою работу <...> «Положение о правах и обязанностях психотехников», представленное Правлением ВОПиПП в ПК Труда СССР, до сих пор не подписано. Но отсутствие государственной регламентации психотехники, подготовки кадров психотехников и контроля их работы ведет к грубым ошибкам» ^[24].

Попытки отстаивания значения психотехники для государства не берутся в расчет и в 1933 г. ликвидируется секция психотехники в Государственном институте экспериментальной психологии ^[7]. В 1934 г. приказом Совнаркома закрыты 29 психотехнических НИИ, приказом министра путей сообщения прекращена практика психотехнических испытаний на железной дороге, закрыт журнал «Советская психотехника» (до 1932 г. «Психотехника и психофизиология труда») и т. п. ^{[14; 28]}. Приказом Наркомпроса «О ликвидации в школах профконсультации и профотбора» директорам школ предписывается не разрешать различным организациям вести работу по профконсультации и профотбору, зав. районными (городскими) отделами народного образования – установить постоянный контроль и наблюдение за тем, чтобы в школы не допускались лица, ведущие подобную вредную работу ^[9].

В 1935 г. на фоне распространения стахановского движения критике подверглись препятствовавшие ему психотехнический отбор и нормирование труда. О. Г. Носкова приводит пример из стенографического отчета о Первом Всесоюзном совещании рабочих и работниц-стахановок 14–17 ноября 1935 г.: «Ученые бездельники, окопавшись в научных институтах и управлениях НКПС, к нашему стыду, занижали наши возможности, устанавливали явно преувеличенные нормы простоя. Сейчас эти лжеученые бездельники разоблачены тов. Кагановичем» ^{[13, с. 73]}. В газете «Правда» от 6 сентября 1936 публикуется и перепечатывается в журнале «Под знаменем марксизма» статья К. Баумана «Положение и задачи советской науки», обвиняющего советских ученых в отставании научно-исследовательской работы от общего подъема страны. Автор цитирует речь Сталина на первом стахановском совещании: «данные науки, данные технических справочников и инструкций противоречат требованиям стахановцев о новых, более высоких технических нормах» ^[4].

Однако многолетний опыт дискуссий о задачах и возможностях психотехники не ограждает ее лидера – И. Н. Шпильрейна – от обвинений контрреволюционной деятельности. 26 января 1935 г. его арестовывают, 26 декабря 1937 г. – исполняют приказ о расстреле. Существует ряд объяснений причин произошедшего. Формальным основанием стало содержание книги, написанной совместно с Д. И. Рейтынбаргом и Г. О. Нецким «Язык красноармейца: Опыт исследования словаря красноармейца московского гарнизона» ^[27]. Проведенное ими исследование позволило обнаружить низкие показатели интеллекта и осведомленности среди советских рабочих и крестьян: конкретно-ситуативный характер мышления, очень ограниченный словарный запас, преобладание простых слов, коротких отрывочных предложений, ошибки в письменной речи. Также был зафиксирован высокий уровень осведомленности красноармейцев о Ленине и низкий – о Сталине, что, по мнению Н. С. Курека, могло быть расценено как троцкистский выпад против Сталина. Кроме этого в своих выступлениях Шпильрейн, как и многие ученые, опирался на авторитет партийных лидеров, в частности Троцкого. Он поддерживал его теорию перманентной мировой революции и использовал ее положения при определении задач психотехники: «Вспомним, что говорил на 3-м съезде Коминтерна т. Троцкий о германской революции: «Объективные условия в Германии в 1918 г. были более благоприятные, чем у нас в 1917 г., но германский рабочий класс не был психологически подготовлен к своей исторической задаче». Требования психологической подготовки больших коллективов к задачам, стоящим перед ними, – непосредственно звучат для нас из этих слов» ^{[22, с. 21]}.

Сам Шпильрейн среди возможных причин своего заключения называл признание им значения психологических работ Штерна и стремление коллег покрыть ошибки отдельных работников за счет критики его работы. В письме жене за 8 мая – 29 мая 1937 г. Исаак Нафтулович писал: «моя «проработка» не за какие-нибудь политические философские или научные ошибки, а за то, что указывал на ценные работы Штерна по психологии. Я не написал еще раз (а это я сделал ведь в специальной статье) что Штерн идеалист. Разве же это – а не склока – было причинной травли? Разве кто-нибудь из проработчиков дал критику Штерна? Нет, эту критику дал я, а из них никто не дал себе даже труда прочесть Штерна, они ограничились критикой… И есть их печатный материал – клеветнические статьи против меня, с фальшивыми цитатами, которые печатал под своей редакцией многократный жулик «педолог» <…> И наконец они покрывали шарлатанку <…> – разве не эту цель преследовали. А разве не видно и слепому, что шарлатанил <…> Все эти «элементы» не трогая друг друга объединились на непрерывной травле меня» ^[25].

Действительно, в 1931 г. в статье «К вопросу о теории психотехники. Поворот в психотехнике» ^[16] Шпильрейн говорил об изменении своих взглядов на работы Штерна, о чем также никогда не находил зазорным заявить во время публичного выступления ^[21]. Среди недостатков персонализма Штерна автор называл связь с религией и вместе с тем недооценку социальных факторов.

К. К. Платонов же называет трагедией Шпильрейна не какие-нибудь внешние директивы, а положение о независимости психотехники от психологии. Шпильрейн считал психологию и психотехнику такими же самостоятельные науки, как анатомию и хирургию, и пояснял: «Цель теста – не установление общепсихологических закономерностей, а психологическая квалификация подвергающихся обследованию тестом коллективов и отдельных лиц» ^{[23, с. 47]}. Такое пренебрежение психологией Платонов считал внутренней причиной краха психотехники.

После постановления ЦК ВКП (б) о педологии и решения ГК ВКП (б) о ликвидации психотехнического профотбора и профконсультации для подростков осенью 1936 г. была свернута вся психотехническая практика. Прекращает свою деятельность через «самороспуск» ВОПиПП. О. Г. Носкова высказывает предположение о связи этого решения с арестом И. Н. Шпильрейна: обвинение руководителя общества в контрреволюционной деятельности могло привести к аресту каждого из его многочисленных членов, согласно статье 58, пункту 11 Уголовного кодекса СССР 1926 г., как члена организации, которой руководит враг народа ^[14].

Менее трагично сложилась судьба второго «вождя» психотехники – Соломона Григорьевича Геллерштейна, оставшегося после ареста Шпильрейна «старшим психотехником» по ВОПиПП. Как и Шпильрейн, он начал работу по проблемам психотехники в 1922 г. – в лаборатории промышленной психотехники НКТ. Был заведующим отделом психологии труда в Институте охраны труда. Только после постановления 1936 г. был отстранен от научной деятельности в психотехнике: не мог продолжать работу ни в Институте охраны труда, ни в ВИ экспериментальной медицины. Вплоть до войны Геллерштейн занимался трудотерапией в одной из психиатрических клиник. Однако во время войны по приглашению А. Р. Лурия возглавил службу трудотерапии в нейрохирургическом эвакогоспитале г. Кисегач. Здесь он работал вместе с С. Я. Рубинштейн, А. В. Запорожцем и другими известными психологами и уже в 1942 г. опубликовал книгу «Восстановительная трудотерапия в системе работы эвакогоспиталей». Издание книги 1943 г. было позже защищено именно С. Г. Геллерштейном в качестве докторской диссертации. После войны он читал лекции по психологии труда в МГУ. Хотя психологическая работа Геллерштейна после 1937 г. продлилась еще 20 лет, окончание ее также неприглядно. В ходе компании по борьбе с космополитами в 1949 г. он снова остался за пределами научного сообщества: был вынужден уйти из МГУ, из Института физической культуры, с кафедры авиационной медицины Центрального института усовершенствования врачей.

В конце 1950-х гг. Соломон Григорьевич смог вернуться к идеям психотехники: в его исследованиях получили плодотворное развитие идеи И. Н. Шпильрейна, его концепция «искусственной деавтоматизации», освещающая изменение функций сознания в регуляции трудовых движений человека в процессе формирования навыков, их распада ^[15]. В 1958 г. была опубликована книга «Чувство времени и скорость двигательной реакции», посвященная возможностям управления субъектом скоростью своих движений и реагирования на сигнал с заданным латентным периодом. С. Г. Геллерштейн собирал и публиковал материалы по психотехнике 20–30 гг. и щедро делился своими идеями, опытом с многочисленными учениками и молодыми психологами. На примере деятельности С. Г. Геллерштейна обнаруживаются себя неисчерпанные в период 1920–1930-х гг. возможности психотехники. Они оказались востребованы в военное время, а при ослаблении идеологического давления в период «хрущевской оттепели», разоблачения «культа личности» частично реабилитированы и возрождены в форме психологии труда, инженерной психологии.

Таким образом, в качестве основных причин ликвидации психотехники можно назвать «буржуазные» (читай: зарубежные) методологические основания, нежелательные результаты диагностики советских рабочих и учащихся как препятствия экстенсивному развитию производства, неизбежность ошибок и поражения отдельных научных подходов в ситуации становления новой науки. Однако в качестве основной причины современные исследователи склонны рассматривать политическую борьбу, устранение единомышленников Л. Д. Троцкого. Вместе с тем с позиций социально-психологического анализа истории науки можно заметить, что психотехника была одной из наук, откликнувшейся на советскую идею нового человека, и не только – на русскую мечту о сверхчеловеке. В исполнении этого стремления ее неизбежно ждали ошибки, перегибы. Однако в условиях тоталитарного социалистического государства, не жалевшего человеческие ресурсы в идеологической борьбе с западными капиталистическими странами, ученые были лишены второй попытки. Нещадной была политическая борьба и внутри страны: устранялись все идеологические оппоненты и их недавние единомышленники. Принцип конкуренции и борьбы с инакомыслящими распространялся и среди людей науки. В нее проникали новорощенные красные профессора, разделяя и властвуя над умами еще неопытных в научных дискуссиях ученых. Критика коллег становилась нормой научных дискуссий, подменяя собой идеалы научного творчества.

Приведенные историко-научные данные позволяют выделить следующие характеристики социальной биографии советской психотехники. Относительно субъектов научной деятельности в области психотехники можно сказать следующее. Родоначальником научной школы психотехники был И. Н. Шпильрейн. Судьба репрессированного блестящего ученого и организатора мирового уровня стала судьбой психотехники в целом, хотя и не постигла всех ее членов. Среди коллективных субъектов научной деятельности в области психотехники можно выделить на уровне организации – Лабораторию промышленной психотехники при Наркомтруде, секцию психотехники в Институте экспериментальной психологии, секцию психотехники в Институте экспериментальной психологии и т. д., на уровне научного сообщества – Всероссийское общество психотехники и прикладной психофизиологии. Также можно говорить о том, что ценности психотехнического движения были отражением ценностей советского общества 1920-х гг.

В социальной биографии советской психотехники можно выделить этапы: 1) 1921–1930 гг. – распространение идей психотехники, открытие ЦИТ, институтов научной организации труда и психотехнических объединений; 2) 1931–1-я половина 1936 гг. – внедрение планового производства, критика результатов психотехнических исследований вплоть до ликвидации психотехники; 3) 2-я половина 1936–1941 гг. – забвение психотехники, латентное распространение ее идей в других отраслях психологии, например, в авиационной психологии; 4) 1942–1945 гг. – применение идей психотехники в практике психологической работы для нужд фронта и тыла, в частности при реабилитации раненых; 5) 1946–1956 гг. – идеологическое давление на психологию и психологов, ограничивающее развитие всех ее направлений; 6) после 1957 г. – частичная реабилитация психотехники, становление психологии труда.

Среди условий социальной биографии психотехники в России необходимо отметить: 1) востребованность исследований условий развития человеческих ресурсов во время НЭПа; 2) курс молодой Советской республики на воспитание нового человека-работника; 3) государственная политика поддержки и стимулирования пролетариата, не допускающая его дискредитацию (в частности, с помощью данных о низком уровне интеллекта и осведомленности); 4) введение плановой экономики, экстенсивное развитие производства, устранение нормирования труда и профессионального отбора; 5) борьба за власть, в ходе которой психотехники-единомышленники политических соперников И. В. Сталина, прежде всего Л. Д. Троцкого, обвинялись в контрреволюционных действиях; 6) использование положений буржуазных теорий, прежде всего дифференциальной психологии В. Штерна ^[30].

Названные условия в период развития психотехники определили усвоение таких установок научной деятельности, как стремление к совершенствованию человека, развитию его навыков, установки на усиление связи науки и производства, учебной и трудовой деятельности, на вовлечение значительного количества населения в диагностическую работу. Ликвидация психотехники способствовала «торможению» данных установок. Особенно это касается установки на связь науки и практики, что, как известно, в дальнейшем, определило преимущественно теоретический характер советской психологии. Надолго покинула отечественных психологов установка на совершенствование человека. Также на десятилетия были оставлены установки на диагностическую работу с населением, тем более в массовых масштабах. Тем самым, психологами, работавшими в 1920 – начале 1930-х гг. в советской психотехнике, был усвоен подход к научной деятельности, впоследствии недопустимый для ученых в условиях государственной монополии на истину и плановой экономики. Социальные условия требовали отказа от усвоенных установок научной деятельности. Это заставляло психотехников переживать крах психотехники как личную трагедию, считать, как, например, С. Г. Геллерштейн, всю свою дальнейшую работу «осколками разбитого вдребезги» ^{[16, с. 139]}. Вместе с тем усвоенные нормы и подходы к научной деятельности направляли деятельность «бывших» психотехников в смежных областях психологии, определили развитие авиационной, военной психологии и т. д., а в 1960-х гг. – психологии труда.

Многообразие выделенных условий может быть сведено к феномену советской научной политики. Обращение к социальной биографии советской психотехники позволяет проиллюстрировать ее амбивалентный характер. В 1930-е гг. закладывались основы плановой, идеологизированной научной политики, ориентированной на построение самобытной советской науки ^[2]. С одной стороны, репрессии в отношении ученых-практиков приводили к подавлению исследовательской инициативы и ослаблению научно-технического потенциала страны, с другой – советская научная политика способствовала объединению научного сообщества на основе общих методологических принципов.

В целом, социальная биография советской психотехники высвечивает такие закономерности развития науки, как: 1) динамический характер науки, предполагающий изучение ее истории на протяжении достаточно длительного времени; 2) трехаспектный характер развития науки, необходимость анализа всех основных аспектов – личностного, логико-научного или социального - во взаимосвязи; 3) иерархический характер социально-психологической детерминации научной деятельности, взаимозависимость субъектов научного познания разных уровней; 4) ограниченность развития фундаментальной и особенно прикладной науки при тоталитарном режиме в стране; 5) зависимость развития прикладной отрасли науки от социальных условий, прежде всего, экономических, а также идеологических и политических.