Аннотация: В статье анализируются романы Ф. А. Искандера «Сандро из Чегема» и Цзя Пинва «Циньские напевы» с точки зрения присутствия в них музыкальных образов, связанных с конкретными музыкальными произведениями, исполнителями, жанрами, направлениями и т. д. Музыка оказывает влияние на тематику и проблематику, образы главных героев, систему персонажей, сюжет, мотивную структуру этих книг. В романах Фазиля Искандера «Сандро из Чегема» и Цзя Пинва «Циньские напевы» музыка ‒ это то, что сохраняет прежнюю, сельскую культуру, обеспечивает культурную преемственность в урбанизирующемся и упрощающемся мире. Музыка циньской оперы и абхазские песни выявляют в романах ритм, соответственно, китайского и кавказского сельского ‒ трудового, семейного, любовного, природного бытия. Данная статья обращается к методам интермедиального и сравнительного анализа, сопоставляя типологически близкие художественные тексты, в которых активно взаимодействуют литературная и музыкальная составляющие. Актуальность статьи определяется высоким интересом современного литературоведения к сопоставлению произведений, созданных в разных национальных культурах, в частности ‒ в русской и китайской, а также к интермедиальным явлениям, в данном случае ‒ к художественному взаимодействию литературы и музыки. Новизна статьи обусловлена ранее не производившимся сравнением романов Фазиля Искандера и Цзя Пинва в аспекте выявления форм и анализа функций их музыкальной составляющей, а также с точки зрения принадлежности их к схожим литературным явлениям ‒ «деревенской прозе» и «литературе поиска корней».
Музыка у Фазиля Искандера и у Цзя Пинва позволяет писателям охарактеризовать героев своих произведений и создать неотмирный гармонический хронотоп, в котором связуется прошлое и настоящее, человеческое и природное, земное и небесное. Музыка в «Сандро из Чегема» и в «Циньских напевах» воздействует на разные аспекты реальности и может преодолевать смерть, пронося память о себе через отчаяние, прощание с умершим и переход от жизни к жизни.

Abstract: The article analyzes the novels of F. A. Iskander "Sandro from Chegem" and Jia Pingwa "The Shaanxi Opera" from the point of view of the presence of musical images associated with specific musical works, performers, genres, directions, etc. Music influences the themes and issues, the images of the main characters, the character system, the plot, the motivational structure of these books. In Fazil Iskander's novels "Sandro from Chegem" and Jia Pingwa's "The Shaanxi Opera", music is what preserves the old, rural culture, provides cultural continuity in an urbanizing and simplifying world. The music of the Qin opera and Abkhazian songs reveal in the novels the rhythm, respectively, of Chinese and Caucasian rural ‒ labor, family, love, and natural existence. The music of Fazil Iskander and Jia Pingwa allows them to characterize the heroes of their works, to create an otherworldly harmonic chronotope. The music in "Sandro from Chegem" and in "The Shaanxi Opera" affects human and natural reality, considering them for themselves as an opportunity to sound in space. Finally, the music in these works can overcome death, carrying the memory of oneself through despair, farewell to the deceased and the transition from life to life. The relevance of the article is determined by the high interest of modern literary criticism in comparing works created in different national cultures, in particular in Russian and Chinese, as well as to the artistic interaction of literature and music. The novelty of the article is due to the previously unseen comparison of the novels of Fazil Iskander and Jia Pingwa in terms of identifying the forms and analyzing the functions of their musical component, as well as from the point of view of their belonging to similar literary phenomena ‒ "village prose", "root-searching literature".

Аннотация: В статье анализируется образ лисы-оборотня, сформировавшийся в дальневосточной мифологической традиции и русифицируемый в рассказах российских авторов ‒ Юрия Мамлеева, Марты Кетро и Дмитрия Воденникова. При этом мотив оборотничества у названных писателей имеет неопределённый характер: с одной стороны, оборотничество может быть понято у них буквально, с другой ‒ как метафора (например, женской природы или поэтической инаковости). Лисы-оборотни в рассказах «Учитель», «Жена-лисица», «Исповедь китайского лиса-оборотня» помещаются авторами в российский культурно-бытовой контекст 1980-х и нулевых годов XXI века и встраиваются в пространство меняющегося, но неослабевающего русского духовного поиска. В этих произведениях они выступают в роли соприкасающихся с двумя мирами духовных искателей и наставников, устремляющихся к трансцендентной реальности и приоткрывающих её людям. Так, лиса-оборотень Юрия Мамлеева обретает мир вне порождаемой концептуализирующим умом двойственности, героиня Марты Кетро следует по пути героя-воина Карлоса Кастанеды и ищет для себя состояния безупречности, отказываясь от продуцирования наваждений, лис-оборотень Дмитрия Воденникова покидает мир людей, отчаиваясь утвердить свою иноприродную правду. Представленная статья написана в рамках большого исследования, посвящённого «китайскому тексту» современной русской литературы. Помимо указанных произведений в ней упоминаются и некоторые другие отечественные тексты, в которых также присутствует лиса-оборотень. Актуальность представленной статьи определяется активным интересом российского литературоведения к пограничным, межкультурным феноменам, рождающим в конкретных произведениях новые художественные смыслы. Одним из таких феноменов является дальневосточная лиса-оборотень, варианты образа которой в последние годы появляются у большого числа современных русских писателей. Также актуальность статьи обуславливается постоянно расширяющимися в последние годы прямыми и типологическими связями между русской и китайской культурами и литературами. Новизна данной статьи определяется впервые произведённым в ней сравнением между указанными текстами Юрия Мамлеева, Марты Кетро и Дмитрия Воденникова в аспекте различного и одновременно схожего освоения и понимания писателями разных поколений и разных эстетических установок образа дальневосточной лисы-оборотня.

Abstract: The article analyzes the image of a werewolf fox, formed in the Far Eastern mythological tradition and Russified in the stories of Russian authors Yuri Mamleev, Marta Ketro and Dmitry Vodennikov. The motive of werewolf among these writers has an indefinite character: on the one hand, werewolf can be understood literally by them, on the other ‒ as a metaphor (for example, feminine nature or poetic otherness). The werewolf foxes in the stories "The Teacher", "The Fox Wife", "The Confession of the Chinese Werewolf Fox" are placed by the authors in the Russian cultural and everyday context of the 1980s and the 1990s of the XXI century and are embedded in the space of a changing but unrelenting Russian spiritual search. In these works, they act as spiritual seekers and mentors in contact with two worlds, striving for a transcendent reality and revealing it to people.
The presented article was written as part of a large study on the "Chinese text" of modern Russian literature. In addition to these works, it mentions some domestic novels, which also feature a werewolf fox.
The relevance of the article is determined by the active interest of Russian literary criticism in borderline, intercultural phenomena that give rise to new artistic meanings. One of these phenomena is the Far Eastern werewolf fox, whose image variants have appeared in recent years among a large number of Russian writers. The relevance of the article also lies in the constantly expanding links between Russian and Chinese cultures. The novelty of the article is determined by the comparison made for the first time between the mentioned texts in the aspect of different and at the same time similar development and understanding by writers of different generations and different aesthetic attitudes of the image of the werewolf fox.

Аннотация: В статье производится анализ образа китайской лисы-оборотня, хули-цзин, и иных оборотней в контексте русско-китайского культурного пространства, созданного в романе Анны Старобинец «Лисьи Броды». Также осуществляется сравнение образов героев этого произведения с другими вариантами образов китайских оборотней в русской литературе с точки зрения глубины и характера их русификации. Кроме того, в исследовании отмечается, что в основе художественной реальности романа Анны Старобинец лежат принципы оборотничества и зооморфизации. Эти принципы проецируются на различные составляющие текста прежде всего посредством звериных сравнений и метафор. Они касаются людей, природных объектов, предметов и абстрактных явлений. Анималистические и растительные мотивы проявляются в портретах и именах героев, в топонимической номинации, в пейзажах, в языке произведения. Принципы оборотничества и зооморфизации влияют в «Лисьих Бродах» на художественное время и пространство, которые в свою очередь, наряду с другими элементами текста, позволяют выявить многослойную природу героев и их нравственную суть.  Представленная статья создана в рамках большого исследования, посвящённого т.н. "китайскому тексту" русской литературы, и в частности – литературы современной. В статье обозначены существующие прецедентные отечественные тексты, в которых важную роль играет хули-цзин, и сопоставлены с анализируемым романом. Актуальность статьи определяется высоким интересом отечественного литературоведения к исследованиям, затрагивающим образы, созданные под влиянием разных культур. Особенно актуальной данная статья представляется в свете расширяющего и углубляющегося в последние годы межкультурного сотрудничества между Россией и Китаем (в качестве материала работы используется произведение, в центре которого – один из характерных китайских культурных образов – лиса-оборотень). Кроме того, современное литературоведение проявляет повышенный интерес к пограничным явлениям в области литературных жанров («Лисьи Броды» – это роман, принадлежащий к «большой» литературе и одновременно к беллетристике). Новизна статьи обусловлена пониманием в ней оборотничества и зооморфизации не только в мистическом и физическом, биологическом смысле, но и как метафизических и философских явлений, способных охарактеризовать различные аспекты реальности и выявить их подлинную природу.

Abstract: The article analyses the image of the Chinese fox-werewolf, huli-jing, and other werewolves in the context of the Russian-Chinese cultural space created in Anna Starobinets' novel "Fox Fords". It also compares the images of the heroes of this work with other variants of the images of Chinese werewolves in Russian literature in terms of the depth and nature of their Russification. In addition, the study notes that the artistic reality of Anna Starobinets' novel is based on the principles of werewolfism and zoomorphisation. These principles are projected onto various components of the text primarily through animal comparisons and metaphors. They refer to people, natural objects, objects and abstract phenomena. Animalistic and plant motifs are manifested in the portraits and names of characters, in toponymic nomination, in landscapes, and in the language of the work. The principles of werewolfism and zoomorphisation influence the artistic time and space in "Fox Fords", which in turn, along with other elements of the text, make it possible to reveal the multilayered nature of the characters and their moral essence. The relevance of the article is determined by the high interest of domestic literary studies in the research involving images created under the influence of different cultures. In addition, modern literary studies show an increased interest in borderline phenomena in the field of literary genres ("Fox Fords" is a novel belonging to "big" literature and at the same time to fiction). The novelty of the article is due to its understanding of werewolfism and zoomorphisation not only in the mystical and physical, biological sense, but also as metaphysical and philosophical phenomena capable of characterising various aspects of reality and revealing their true nature.

Аннотация: Русские и китайские антиутопии в своём генезисе имеют сходства и различия. Близость антиутопических текстов двух культур обусловлена параллельными историческими и общественными процессами, которые отразились в сюжетах соответствующих произведений. Различие проявляется в акцентах, которые ставит та и другая литература. В частности, можно сказать, что китайской антиутопии в западном и российском понимании не существует: Китай видит антиутопию в большей степени как фантастику и сатиру. Несмотря на это, у русских и китайских антиутопий имеются схожие черты. Цель настоящей статьи - проанализировать идейные, сюжетные, мотивные переклички между поэмой А. Т. Твардовского "Тёркин на том свете" и повестью Чжан Тянь-и "Записки из мира духов". Научная новизна исследования видится в том, что автор впервые сопоставляет указанные произведения, обозначает жанровые признаки антиутопии в обоих текстах, формулирует специфику писательской оценки соответствующего антиутопического режима. Жители загробного мира, в котором оказался Тёркин, и мира духов – это образ современников Твардовского и Чжан Тянь-и, граждан государства, которое метафорически изображается писателями как реальность смерти. Этот инфернальный мир оказывается мортальным зеркалом для политического режима – авторитарного в случае с «Тёркиным на том свете», псевдолиберального, а по сути – олигархического и националистического, в случае с «Записками из мира духов».

Abstract: Russian and Chinese dystopias have similarities and differences in their genesis. The proximity of the dystopian texts of the two cultures is due to parallel historical and social processes, which are reflected in the plots of the corresponding works. The difference is manifested in the accents that both literature puts. In particular, we can say that there is no Chinese dystopia in the Western and Russian understanding: China sees dystopia more as fiction and satire. Despite this, Russian and Chinese dystopias have similar features. The purpose of this article is to analyze the ideological, plot, and motivational calls between A. Tvardovsky's poem "Terkin in the Next World" and Zhang Tian-yi's novel "Notes from the Spirit World". The scientific novelty of the research is seen in the fact that the author for the first time compares these works, designates genre signs of dystopia in both texts, formulates the specifics of the writer's assessment of the corresponding dystopian regime. The inhabitants of the afterlife, in which Terkin found himself, and the world of spirits are the image of contemporaries of Tvardovsky and Zhang Tian–yi, citizens of the state, which is metaphorically portrayed by writers as the reality of death. This infernal world turns out to be a mortal mirror for the political regime. In the case of "Terkin in the next world" it is an authoritarian regime, in the case of "Notes from the spirit world" it is a pseudo–liberal regime, and but in fact - oligarchic and nationalistic.

Аннотация: В статье осуществляется анализ образа китайской лисы-оборотня, или хули-цзин (кит. 狐狸精), в романе Виктора Пелевина «Священная книга оборотня». Производится сравнение главной героини пелевинского произведения с образами хули-цзин в классических китайских текстах. В центре рассмотрения оказывается номинация героини, её внешний вид, место обитания, способность к оборачиваемости и наведению морока, характер сексуальности, образ жизни. Устанавливается, что образ лисы-оборотня у Пелевина является образом синтетическим, созданным на основе преимущественно двух культур – китайской и русской. При этом на неё оказали влияние мистическая, религиозная, культурная и литературная китайские традиции.   Писатель опирается на составляющие образа хули-цзин, заимствованные из китайских книг, но предлагает расширенный и переосмысленный их вариант. Пелевина интересует прежде всего стремление лисы-оборотня не к телесной, но к духовной трансформации, на пути к которой его героиня, опираясь на восточную философию, изучает принципы работы своего ума. Хули-цзин «Священной книги оборотня» и морок, который она наводит, выступают в качестве метафоры реальности в целом (человека, времени, пространства, языка, внешнего мира и др.). Природа реальности, согласно пелевинскому роману, трансформационна в своей основе, и эта её особенность обусловлена её иллюзорностью. Актуальность статьи определяется высоким интересом отечественного и зарубежного литературоведения к творчеству Виктора Пелевина и к компаративистским исследованиям (в данном случае затрагивающим русскую и китайскую культуры). Новизна работы обусловлена расширением понятия оборотничества в пелевинском романе – от телесной инверсивности главной героини до характеристики различных аспектов реальности.

Abstract: The article analyzes the image of the Chinese werewolf fox, or Huli jing (Chinese: 狐狸精), in Victor Pelevin's novel «The Sacred Book of the Werewolf». The comparison of the main character of Pelevin's work with the images of Huli jing in classical Chinese texts is made. In the center of consideration is the nomination of the heroine, her appearance, habitat, the ability to turn around and impose a hassle, the nature of sexuality, lifestyle. It is established that the image of the werewolf fox in Pelevin is a synthetic image created on the basis of mainly two cultures – Chinese and Russian. At the same time, she was influenced by mystical, religious, cultural and literary Chinese traditions. The writer relies on the components of the image of the Huli jing, borrowed from Chinese books, but offers an expanded and reinterpreted version of them. Pelevin is primarily interested in the desire of the werewolf fox not for bodily, but for spiritual transformation, on the way to which his heroine, relying on eastern philosophy, studies the principles of her mind. The Huli jing of the «Sacred Book of the Werewolf» and the confusion that it induces act as a metaphor for reality as a whole (man, time, space, language, the outside world, etc.). The nature of reality, according to Pelevin's novel, is transformational at its core, and this feature of it is due to its illusory nature. The relevance of the article is determined by the high interest of domestic and foreign literary criticism in the work of Viktor Pelevin and comparative studies (in this case, affecting Russian and Chinese cultures). The novelty of the work is due to the expansion of the concept of werewolf in Pelevin's novel – from the bodily inversivity of the main character to the characteristics of various aspects of reality.