Квалификация и субъективные предпосылки ответственности за причинение тяжкого вреда здоровью

Корчагин Анатолий Георгиевич кандидат юридических наук профессор, кафедра гражданского и предпринимательского права, Дальневосточный федеральный университет 690088, Россия, г. Владивосток, ул. Военное Шоссе, 28, оф. 37 Korchagin Anatolii Georgievich PhD in Law Professor of the Department of Civil and Entrepreneurial Law at Far Eastern Federal University 690088, Russia, g. Vladivostok, ul. Voennoe Shosse, 28, of. 37 dermkrim@jur.dvgu.ru Другие публикации этого автора

Федотова Наталия Павловна соискатель 692060, Лесозаводск, ул. 50 лет ВЛКСМ Fedotova Nataliya Pavlovna 1 Russia, 692060, Lesozavodsk, ul. 50 let VLKSM yarovenko.vv@dvfu.ru

Обязательные признаки субъекта преступлений против здоровья человека определены в ст.ст.19,20,21 главы 4 УК РФ, именуемой «Лица, подлежащие уголовной ответственности», а факультативный признак – в соответствующих статьях Особенной части этого УК РФ. Следует заметить, что субъект преступлений, против здоровья человека, характеризуемый только признаками, закрепленными в ст. 19, 20, 21 УК РФ и 21 Общей части УК, принято называть общим субъектом преступления.

Признаки общего субъекта преступления достаточно подробно изучены в юридической литературе, поэтому, как представляется, нет необходимости их детально рассматривать. Отметим лишь тот факт, что среди трех признаков общего субъекта преступления ни один из них в уголовном законе не определен специальной понятийной нормой, что создает определенные трудности для правоприменителя ^{[1, с.425; 2, с. 21]}. Признак «физическое лицо», в свою очередь, конкретизируется только на основе толкования ст. 11 и 12 УК РФ, которые в числе физических лиц называют граждан России, иностранных граждан и лиц без гражданства. Наконец, понятие вменяемости субъекта определяется только с помощью логического толкования ее антипода - невменяемости, что создает различную почву для научных дискуссий. Например, относительно психических аномалий субъекта и их влияния на уголовную ответственность и наказание муссируется содержание критериев вменяемости, их приоритетность и ряд других проблем ^{[3, с.224; 4, с. 20; 5, с. 47]}. В этой связи позитивное законодательное закрепление обязательных признаков субъекта преступления, как представляется, во многом упростило бы правоприменительный процесс.

Характеризуя общий субъект преступления против здоровья человека, необходимо специально остановиться на возрасте, с которого установлена уголовная ответственность за рассматриваемое преступление. Во-первых, законодатель дифференцирует данный признак применительно к конкретным преступлениям против здоровья человека. Во-вторых, при его законодательном формулировании имеются определенные несоответствия, которые, на наш взгляд, необходимо устранить в процессе совершенствования уголовного закона.

Дело в том, что возраст, как признак общего субъекта преступлений против здоровья человека является альтернативным: ст.20 УК РФ называет две его возможные разновидности. Так, с четырнадцатилетнего возраста наступает уголовная ответственность за два преступления против здоровья человека – за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью человека (ст.111УК РФ) и умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью (ст.112 УК РФ). За остальные рассматриваемые преступления порог уголовной ответственности установлен на уровне шестнадцати лет - ст.113, 114, 115,117 .118, ч.2-4 ст.122 .ч.3 ст.123 и ст. 124 УК РФ.

Следует отменить, что отдельные уголовно-правовые нормы выпадают из общей возрастной концепции субъекта преступлений против здоровья человека, порождая определенные коллизии ^{[6, с.169]}. Так, де-юре в соответствии с ч.2 ст. 20 УК РФ субъектом преступления ответственность, за которое установлена в ч.4 ст. 111 УК РФ, может быть лицо, достигшее четырнадцатилетнего возраста. Однако де–факто, учитывая, что ответственность за причинение смерти по неосторожности (ст.109 УКРФ) установлена законодателем с шестнадцати лет и указанное последствие является особо квалифицирующим признаком умышленного причинения тяжкого вреда здоровью человека, получается, что возрастной критерий преступления, предусмотренного ч.4 ст. 111 УК РФ, должен быть равен шестнадцати годам, что противоречит ч.2 ст.20 УК РФ, ибо в случае умышленного причинения тяжкого вреда здоровью человека, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего, содеянное лицом в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет должно квалифицироваться по ст. 111 УК РФ без учета очерченного особо квалифицирующего признака.

В частности, специальным субъектом в преступлениях против здоровья человека, предусмотренных ст. 121 и ч.2, 3, ст.122 УК РФ является лицо, знавшее о наличии у него соответственно венерической болезни и ВИЧ-инфекции. Именно на наличие доказательств подтверждающих, что подсудимый знал о своей болезни, неоднократно указывал Пленум Верховного Суда СССР ^{[7, с.98]}.

Второй вид специального субъекта преступления против здоровья человека – лицо ненадлежащим образом исполняющего свои профессиональные обязанности. В данном случае, в отличие от субъекта указанного в ч.2 .3 той же ст.122 УК РФ, по смыслу закона виновный совсем необязательно должен быть сам заражен ВИЧ-инфекцией и уж тем более не должен знать о наличии у него такого заболевания. Как отмечается в юридической литературе ^{[8, с.311]}, подобные преступления связаны, главным образом, с нарушением правил производства операций, переливания крови, инъекций и совершаются врачами медсестрами, ставящими других в опасность заражения ВИЧ-инфекцией.

Специальный субъект имеется и в составе преступления, предусмотренного ч.2 ст.118 УК РФ (лицо, имеющее определенную профессию: тренер, врач, медсестра и т.п.), исполняющий работу требующую особого внимания и осмотрительности ^{[9, с.70; 10, с. 79]}.

Два оставшихся вида специального субъекта преступлений против здоровья человека – лицо, не имеющее высшего медицинского образования соответствующего профиля (ч.3 ст.123 УК РФ), лицо, обязанное оказывать помощь больному (ст.124 УК РФ), серьезных затруднений в практической деятельности не вызывают.

Судебная практика свидетельствует, что большинство ошибок при квалификации преступлений против здоровья связано с неправильным определением субъективной стороны (вины, мотива, цели) ^{[11, с.24]}. Согласно действующему УК РФ при отсутствии вины со стороны лица, причинившего вред здоровью, не может быть уголовной ответственности, каким бы тяжким вред не был. Российское уголовное право не знает объективного вменения, т.е. уголовной ответственности лица за общественно опасные последствия без вины. Субъективная сторона преступлений против здоровья человека характеризуется в первую очередь тем, что уголовная ответственность за вред, причиненный здоровью, может наступить только в том случае, если виновный совершил деяние умышленно или по неосторожности. В действующем УК определена различная мера ответственности за преступления, против здоровья человека, совершенные умышленно или по неосторожности.

Более тяжкими, среди рассматриваемых преступлений уголовный закон признает умышленные преступления против здоровья человека, которых согласно статистическим данным, большинство. К их числу УК РФ относит преступления, предусмотренные ст.111, 112, 113, ч.1 ст.114,ч.2 ст.114,ст.115,117,121 и ч.2,3 ст.122 УК РФ. Теоретически, они, как и всякие другие умышленные преступления, могут совершаться с прямым умыслов или косвенным умыслом в отношении любого из указанных в УК последствий – наступления тяжкого, средней тяжести или легкого вреда здоровью человека. На это обстоятельство обращают внимание многие авторы ^{[12, с.60; 13, с.81; 14, с. 332; 15, с. 182]}.

Применительно к прямому умыслу, с учетом ч.2 ст.25 УК РФ это означает, что виновный помимо того, что осознает общественно опасный характер своего деяния (действия или бездействия), при причинении того или иного вреда здоровью человека предвидит возможность или неизбежность наступления вполне конкретного результата содеянного (степени тяжести вреда здоровью человека) и желает его наступления. Получается, что субъект, осуществляющий то или иное посягательство на здоровье другого человека, не только осознает характер причинения вреда здоровью, но и его объем и ряд других объективных обстоятельств со всеми вытекающими последствиями для уголовно-правовой оценки преступления. Таким образом, виновный желает наступления причиняемого его действиями вреда лишь в том объеме, который им осознается.

Как представляется, подобное содержание элементов прямого умысла в преступлениях против здоровья человека имеет место лишь в ограниченном числе случаев. Как справедливо отмечал И.И. Карпец, «практически невозможно совершить умышленное тяжкое телесное повреждение с конкретизированным умыслом», так как в этом случае надо заранее соразмерить силу будущего удара, знать состояние здоровья будущей жертвы: умрет она от удара или выдержит его, «отделавшись» только тяжким телесным повреждением ^{[16, с.37]}.. Во многом схожую позицию по данному вопросу занимает Н.Ф.Кузнецова, которая допускает причинение тяжкого вреда здоровью человека с конкретизированным (определенным) умыслом только в случае неизгладимого обезображения лица ^{[17, с.112]}.

Так, в юридической литературе отмечается, что «в большинстве случаев при причинении вреда здоровью человека умысел является прямым в том смысле, что субъект предвидит и желает наступления вредоносного результата, но этот умысел является н е о п р е д е л е н н ы м, т.к. он направлен на причинение вреда любой тяжести» ^{[18, с.83]}. Такое, так называемое «сложное» представление о содержании прямого умысла при совершении преступлений против здоровья человека относительно давно сложилось в теории уголовного права России» ^{[19, с.35; 20, с. 13]}.

Согласно концепции «неопределенного» умысла в вину субъекта вменяется тот результат, который в действительности произошел от его действия. При этом с субъективной стороны требуется наличие сознания субъектом возможности наступления, в частности, и того результата, который наступил. Действующий с неопределенным умыслом субъект представляет себе эту возможность в общих чертах, специально не выделяя в своем сознании из массы возможных результатов данный, наступивший в действительности результат. В итоге, если субъект умышленно причиняет другому человеку вред здоровью, не определяя заранее характера и степени причиняемого здоровью потерпевшего вреда, содеянное квалифицируется как умышленный тяжкий вред здоровью, умышленный вред средней тяжести или умышленный легкий вред здоровью человека в зависимости от тяжести в действительности причиненного и сознательно допускавшегося субъектом вреда» ^{[21, с.25-30; 22, с. 109-112]}.

С теоретической точки зрения эта концепция, как представляется, не может вызвать существенных возражений. Затруднения при квалификации отдельных случаев на практике возникают в связи с необходимостью устанавливать действительную направленность умысла на совершение других, более тяжких преступлений, в частности убийство.

Таким образом, неопределенный умысел в преступлениях против здоровья человека – это не какой-либо самостоятельный вид умысла, а разновидность прямого умысла по его содержанию. Поэтому в рамках прямого умысла, по нашему мнению, следует различать прямой определенный умысел и прямой неопределенный умысел, т.к. это имеет большое практическое значение при квалификации рассматриваемых преступлений. Аналогичные суждения высказывались отечественными криминалистами ^{[23, с.352; 24, с. 12; 25, с.97-104; 26, с.77; 27, с. 159; 28, с. 41-42]}.

Нельзя согласиться с мнением И. Самолюка, который считал, что концепция определенного и неопределенного умысла «уводит в сторону от тщательного анализа субъективных признаков деяния, от необходимости точного определения умысла… Указанная ошибочная концепция может привести даже к объективному вменению ^{[29, с.17]}. Напротив, практические органы, в том числе и суды, делают все возможное для установления истинной направленности умысла виновного и лишь достоверно убедившись в том, что в предвидении виновного не конкретизировались те или иные последствия, говорят об умысле неопределенном ^{[30, с.327]}. При разграничении преступлений против здоровья человека по тяжести причиненного или возможного вреда, по общему правилу, видимо, нет необходимости точно устанавливать направленность умысла виновного, т.к. обычно для ответственности бывает достаточно того, что субъект действует в этих случаях с неопределенным умыслом. Вместе с тем, неопределенный характер умысла субъекта не исключает, как представляется, целесообразности изучения в этих случаях субъективной стороны преступления с учетом способа, орудий, средств, так как все эти обстоятельства могут иметь значение при назначении меры наказания ^{[31, с.125; 32, с. 34; 33, с. 56]}.

Установление действительной направленности умысла с учетом указанных объективных обстоятельств является обязательным лишь в тех случаях, когда он свидетельствует об объекте совершенного преступления. Имеется в виду случаи разграничения убийства и умышленного причинения тяжкого вреда здоровью человека, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего, и случаи разграничения умышленного причинения легкого вреда здоровью и побоев. В указанных случаях правильное установление умысла виновного, с одной стороны, позволяет дифференцировать уголовную ответственность за посягательство на общественные отношения, обеспечивающие жизнь человека, и общественные отношения, обеспечивающие здоровье человека, и общественные отношения, обеспечивающие телесную неприкосновенность.

Суммируя изложенное относительно прямого умысла в преступлениях против здоровья человека, представляется целесообразным предложить правила квалификации соответствующих преступлений по субъективной стороне, с тем, что бы показать видение проблемы по столь дискуссионному вопросу.

Как полагает С.В. Расторопов, при направленности умысла на причинение определенного по своей тяжести вреда здоровью человека, т.е. при прямом определенном (конкретизированном) умысле, ответственность наступает за тот вред здоровью, на причинение которого был направлен умысел, если такой вред в действительности был причинен, или же за покушение на этот вред здоровью, если в действительности был причинен вред здоровью меньшей тяжести или вообще не было причинено никакого вреда здоровью ^{[34, с.425-433]}. При этом на наличие направленности умысла могут указывать как субъективные моменты (признание обвиняемого, показания свидетелей), так и объективные (характер причиняемых при совершении рассматриваемых преступлений орудий и средств, способов их применения, количество ударов, важность пораженного органа и т.п.) ^{[35, с.60; 28, с. 26-42]}. Как показывает практика, подобные ситуации в целом правильно рассматриваются судами различных инстанций.

Наиболее сложным и до сих пор окончательно неразрешенным ни в теории уголовного права ни на практике является вопрос о квалификации преступления, совершенного с неопределенным (неконкретизированным) умыслом. Многие советские криминалисты считали, что при неопределенном умысле деяние должно быть квалифицировано в соответствии с фактически наступившими последствиями. Такая позиция нуждается в уточнении. По нашему мнению, если предвидением лица, совершающего преступное деяние, охватывается возможность причинения потерпевшему вреда здоровью различной тяжести, то действительная степень общественной опасности и содеянного определяется наиболее тяжким из всех объектов возможных и предвидимых субъектом последствий. Однако в таких случаях имеет место совершение преступления не с неопределенным (неконкретизированным), а с определенным (конкретизированным) альтернативным умыслом, при котором лицо предвидит два или более точно определенных в его представлении последствий. Так, в случаях причинения вреда здоровью человека с прямым умыслом, когда по тем или иным причинам, не зависящим от воли виновного, не наступили наиболее тяжкие из предвиденных желаемых им последствий, его действия должны быть квалифицированы как покушение на причинение именно этих, самых тяжких из входящих в преступные намерения виновного повреждений здоровья человека. Особое значение это положение приобретает в тех случаях, когда преступное деяние в силу тех или иных обстоятельств вообще не повлекло за собой вредных последствий, например, когда умыслом виновного охватывалось альтернативно отсечение кисти руки или только пальца, но не удалось реализовать ни того, ни другого.

Наряду с этим нельзя забывать, что даже фактическое наступление последствий не всегда является доказательством умысла в отношении их причинения. И неконкретизированный умысел имеет свой объем, свои пределы ^{[36, с.14; 37, с. 11-13]}, установлению некоторых необходимо уделять самое серьезное внимание. Очевидный результат посягательства, зафиксированный в заключении судебно-медицинской экспертизы может считаться причиненным умышленно только в том случае, когда будет доказано, что среди возможных последствий преступного деяния, наступление некоторых предвидел и желал, было и фактически наступившее последствие. Все же остальные последствия причинения вреда человеку могут быть квалифицированы только как причиненные по неосторожности.

В завершение характеристики преступлений против здоровья человека, совершенных с прямым умыслом, важно отметить, что подобные посягательства встречаются в судебной практике в подавляющем большинстве случаев, составляя приблизительно 75% всех совершаемых преступлений соответствующей направленности. Причем, помимо фактов искалечения и неизгладимого обезображения лица потерпевшего, данная форма прямого умысла присутствует при умышленном нанесении удара ножом в живот или спину, при истязании потерпевшего, при нанесении удара ногой в живот беременной женщине, заведомо зная, естественно, о ее беременности, и во многих других случаях, которые невозможно исчерпывающе перечислить.

Стоит заметить, что именно заведомость противоправного прерывания беременности, как представляется, определяет сущность одного из признаков тяжкого вреда здоровью человека, указанного в ч.1 ст.111 УК РФ, хотя это обстоятельство не учтено в настоящее время законодателем, что, по сути, является проявлением объективного вменения при квалификации преступлений против здоровья человека. В плане совершенствования уголовного законодательства об ответственности за причинение умышленного тяжкого вреда здоровью человека в этой связи предлагается внести дополнение в упомянутую статью в части рассмотрения признака путем указания на заведомость действий виновного при прерывании беременности потерпевшей.

Анализируя косвенный умысел в преступлениях против здоровья человека, отметим, что его содержание во многом схоже по интеллектуальному моменту с прямым умыслом, однако существенно разнится по волевому моменту. Так, с учетом ч.3 ст.25 УК РФ виновный осознает общественно опасный характер своих действий, предвидит возможность причинения вреда здоровью человека, не желает, но сознательно допускает или безразлично относится к его наступлению. При этом, как справедливо отмечается в юридической литературе, «содержание умысла всегда является неопределенным (неконкретизированным), так как воля субъекта направляется не на причинение конкретного вреда здоровью, а на достижение других целей. Вред здоровью причиненный фактически, осознается субъектом как один из возможных результатов.

Среди преступлений против здоровья человека с косвенным умыслом могут быть совершены преступления, предусмотренные ст.111, 112 , 113 ,ч.1 ст.114,ч.2 ст.114 ,ст.115,ст.121 ч.2-4 ст.122 УК РФ. В отличие от перечня рассматриваемых преступлений, которые могут быть совершены с прямым умыслом, в вышеприведенном – нет только состава истязания (ст.117 УК РФ), который в силу наличия специальных целей – причинения физических или психических страданий может быть совершен только при наличии прямого умысла.

К изложенному следует добавить, что согласно результатам проведенного нами исследования, среди преступлений против здоровья человека наиболее часто с косвенным умыслом совершаются два преступления – заражение венерической болезнью (ст.121 УК РФ) и заражение ВИЧ-инфекцией (ч.2,3 ст.122УК РФ). Отдельные авторы даже утверждают, что совершение этих преступлений с прямым умыслом невозможно вообще, а при установлении прямого умысла виновного на заражение венерической болезнью или ВИЧ-инфекцией, содеянное должно квалифицироваться как умышленное причинение вреда здоровью человека той или иной степени тяжести, поскольку заражение в этом случае выступает способом умышленного причинения вреда здоровью человека ^{[38, с.125; 39, с. 153; 40, с. 173; 41, с. 265]}.

Вместе с тем, по нашему мнению, следует признать то обстоятельство, что, если результатом умышленного заражения венерической болезнью явилось причинение тяжкого вреда здоровью, например, прерывание беременности ( при условии предвидения, желания либо сознательного допущения виновным такого последствия), содеянное должно квалифицироваться по совокупности ст.121 и ст.111 УК РФ, поскольку заражение венерической болезнью в данном случае сопровождается наличием одного из признаков тяжкого вреда здоровью человека ,указанного в ч.1 ст.111 УК РФ. Свидетельством того, что заражение венерической болезнью не охватывает умышленное причинение тяжкого вреда человека, служит также сопоставление максимальных пределов санкций указанных статей. По ст.121 УК РФ максимальный вид и размер наказания равен 6месяцам ареста, в то время как соответствующий аналогичный показатель применительно к ст.111 УК РФ находится на уровне от 2 до 8 лет лишения свободы, не беря в расчет квалифицированные составы рассматриваемых преступлений, где картина равным образом ничем не отличается. Очевидно, в данном случае отказ от идеальной совокупности преступлений – ст.121 ист.111 УК РФ является, по нашему мнению, необоснованным смягчением наказания лицам, виновным в совершении подобного рода преступлений.

Характеризуя субъективную сторону преступлений против здоровья человека – вину, следует отметить, что некоторые из рассматриваемых преступлений могут быть совершены по неосторожности. О содержании элементов преступного легкомыслия и преступной небрежности, а также о различном психическом отношении виновного при совершении преступлений против здоровья человека к деянию (в форме умысла) и его последствиям (в форме неосторожности) достаточно подробно описано в юридической литературе ^{[26, с.26-28; 19, с.66-70; 42, с. 106; 43, с. 158; 44, с. 223]}.

Отдельной проблемой в рамках субъективной стороны преступлений против здоровья человека является двойная (смешанная, сложная) форма вины в составе умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшая по неосторожности смерть потерпевшего (ч.4 ст.111 УК РФ). Данная норма как бы объединяет в себе два самостоятельных преступления, одно из которых является умышленным, а другое – неосторожным, причем оба могут существовать самостоятельно, но в сочетании друг с другом образуют качественно иное преступление со специфическим субъективным содержанием.

Как справедливо отмечает А.И. Рарог, в последнее время в отечественной юридической литературе наблюдается «возврат к чрезмерно широкой трактовке двойной формы вины, которая была подвергнута жесткой и весьма аргументированной критике» в работах ученых еще в середине 60-х годов Х1Х века ^{[45, с.432; 44, с. 223]}. «На самом деле речь идет вовсе не о неоднородности отношения к совершаемому действию (бездействию) и его общественно опасным последствиям как равноправным признакам объективной стороны преступления, а о различном психическом отношении к разным юридически значимым объективным признакам, один и которых является обязательным признаком основного состава преступления, а второй - квалифицирующим последствием» ^{[28, с.130-131]}.

Пока же данную конструкцию субъективной стороны преступления, предусмотренного ч.4 ст.111 УК РФ, отдельные авторы пытаются называть третьей формой вины ^{[46; 47, с.423-428]}.

Таким образом, законодатель как бы искажает истинное содержание ст.27 УК РФ, предложив два ее варианта:

1) неодинаковое психическое отношение к двум разным последствиям, предусмотренным статьей Особенной части УК РФ;

2) к деянию с одной стороны, и последствию, предусмотренному статьей Особенной части УК в качестве квалифицирующего признака, - с другой стороны ^{[48, с.162-163]}.

3) Как представляется, лишь первый вариант конструкции двойной формы вины при его унификации в масштабах Особенной части УК РФ может сыграть положительную роль в единообразном понимании столь сложного правового феномена. Причинение столь тяжкого последствия может рассматриваться как некая «добавка к деянию, предусмотренному в ч. 1-3 ст. 111 УК РФ. Возможно, при дальнейшем совершенствовании системы УК РФ данных преступлений будет выделено в самостоятельный состав. По существующему уголовному закону можно говорить лишь о раздельном установлении вины субъекта по отношению к различным последствиям, поскольку последнее по-разному криминализировано. Только такой подход, который разрабатывался и ранее соответствует психологическим реалиям и принципу «субъективного вменения».

Изучение судебной практики показывает, что порой суды и следственные работники, исходя из наступившей смерти потерпевшего, квалифицируют содеянное без достаточных к тому оснований как убийство, в то время как налицо признаки преступления, предусмотренные ч .4 ст.111 УК РФ. Такая квалификация чаще обусловлена тяжким последствием - смертью потерпевшего, отсутствием тщательного анализа фактических обстоятельств дела и установлением умысла виновного на причинение смерти.

К субъективной стороне преступлений против здоровья человека относятся также мотив и цель совершения преступления. При совершении преступления против здоровья человека виновный может руководствоваться различными мотивами: местью, ревностью, личными неприязненными отношениями, корыстью и др. Однако все они не влияют на квалификацию содеянного, т.к. специально не указаны в диспозициях соответствующих статей Особенной части УК РФ и, стало быть, не являются обязательными признаками субъективной стороны основных составов рассматриваемых преступлений. В итоге – уголовно-правовое значение мотивов совершения преступлений против здоровья человека проявляется: во-первых, в том, что они учитываются судом при назначении наказания виновному; во-вторых, принимаются во внимание при разработке профилактических мер, направленных на борьбу с вышеуказанными преступлениями. По нашим данным мотивации причинения вреда здоровью выглядит следующим образом: 1) драка, ссора – 25 %; 2) чувства личной неприязни – 73 %; 3) национальные, религиозные мотивы -1 %. Поэтому степень конкретности мотивов преступления по уголовному делу должна быть определена как можно точнее. Применительно только к субъективному вменению чрезвычайно важно не только то, что мотив подчеркивает преступность или правомерность деяния, но и то, что он раскрывает стремление лица к осуществлению определенного поведения. В уголовно-правовой структуре давно считается, что в тех случаях, когда мотив и цель не отнесены законом к числу обязательных признаков состава преступления, они вес равно должны устанавливаться для уяснения сущности преступления, ибо без этого нельзя составить представление о характере процесса происходящего в сознании субъекта во время совершения преступления ^{[49, с.176-177]}.

Примерно то же самое можно отметить и о цели преступлений против здоровья человека, той лишь разницей, что при совершении преступлений против здоровья с прямым умыслом виновный обычно ставит себе цели двух различных порядков: общую и специальную. Общая цель ,как отмечается в юридической литературе, обычно сводится к причинению вреда здоровью человека, а специальная - может иметь различные модификации :избежать задержания, облегчить совершение другого преступления и т.п.

УК РФ не подразделяет основные составы преступлений против здоровья человека на более опасные или менее опасные виды в зависимости от специальных целей, поэтому наличие той или иной специальной цели при совершении рассматриваемых преступлений не может иметь квалифицирующего значения, а учитывается только при определении меры наказания.

Таким образом, правильное и точное установление мотивов и целей преступлений против здоровья человека имеет значение для полного раскрытия субъективной стороны рассматриваемых преступлений, от правильного установления которой зависит и правильность квалификации содеянного в целом.

Исходя из основных положений теории уголовного права и практики ее применения в отношении элементов субъекта и субъективной стороны преступлений против здоровья человека, можно сделать следующие выводы:

1) применительно к данной группе преступлений субъект не является основанием (условием) криминализации общественно опасных деяний, т.е. по общему правилу – он не обладает социальными признаками, а поэтому выводится за рамки состава преступлений. Так, исполнители преступлений, предусмотренных ст. 328 и 339 УК РФ, совершенных путем причинения себе какого-либо повреждения, может быть соответственно лишь призывник, лицо проходящее альтернативную гражданскую службу или военнослужащий независимо от того, был ли причинен вред здоровью самим уклоняющимся или по его просьбе другим лицом. В последнем случае преступные действия такого лица подлежит по совокупности преступлений, предусмотренных ст.328 или 339 УК РФ и соответствующие преступления против личности (например, предусмотренные статьей 111 или статьей 112 УК РФ) ^[50];

2) субъективная сторона преступлений против здоровья человека характеризуется, в первую очередь, тем, что уголовная ответственность за вред, причиненный здоровью, может наступить только в том случае, если виновный совершил деяние умышленно или по неосторожности. Форма финны определяет квалификацию преступлений, если законодатель дифференцирует уголовную ответственность за совершение общественно опасных деяний, аналогичных по объективным признакам, но различающимся по форме вины. Так, форма вины служит разграничительным критерием между умышленным (ст. 111 и 112 УК РФ) и неосторожным тяжкого или средней тяжести (ст. 118 УК РФ) вреда здоровью;

3) концепция «прямого неопределенного» умысла заключается в следующем. Если объект умышленно причиняет другому человеку вред здоровью, но определил заранее характер и степень причиняемого здоровью потерпевшего вреда, а содеянное квалифицируется как умышленный тяжкий вред здоровью, умышленный вред средней тяжести или умышленный легкий вред здоровью человека в зависимости от тяжести в действительности причиненного и сознательно допускавшегося субъектом вреда;

4) при прямом определенном (конкретизированном) умысле, ответственность наступает за тот вред здоровью, на причинение которого и был направлен умысел, если такой вред в действительности был причинен, или за покушение на этот вред здоровью меньшей тяжести или вообще не было причинено никакого вреда здоровью;

5) законодательная конструкция ч. 4 ст.111 УК РФ как бы объединяет два деяния с материальным составом: умышленное причинение тяжкого вреда здоровью (первое последствие) и неосторожное причинение смерти (второе последствие). В то же время это единое преступление. Наличие двух последствий разного рода позволяет характеризовать его как двухобъектное. Возможно, при дальнейшем совершенствовании системы УК РФ данное преступление будет выделено в самостоятельный состав;

6) мотив и цель преступлений против здоровья человека являются факультативными признаками субъективной стороны состава преступления, а поэтому они не должны включаться в общее определение прямого и косвенного умысла (ст.25 УК РФ).

7) декриминализировав повсеместно причинение вреда здоровью средней тяжести по неосторожности, причем и в тех случаях, где здоровье выступило в качестве дополнительного объекта (например, в статье гл.27 УК РФ «Преступления против безопасности движения и эксплуатации транспорта»), законодатель оставил указанные последствия в качестве криминообразующего признака в ст.124 УК РФ (неоказание помощи больному). Но тождественность отношений предполагает их равную правовую защищенность. Исключение в Федеральном Законе от 8 декабря 2003 г. из УК РФ такого состава как «причинение средней тяжести вреда здоровью по неосторожности», подорвало единство общих и специфических оснований уголовной ответственности по данной категории дел.