Расширение случаев применения института вновь открывшихся и новых обстоятельств для заполнения пробелов в законодательном регулировании: агония института или иллюстрация закономерного развития?

Байкова Светлана Радиковна аспирант; Юридический факультет; Санкт-Петербургский государственный университет Старший юрист; Адвокатское бюро г. Москвы "МКП" 199034, Россия, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9 Baikova Svetlana Radikovna Postgraduate student; Faculty of Law; St. Petersburg State University Senior Lawyer; Moscow Law Office 'MKP' 199034, Russia, Saint Petersburg, Universitetskaya nab., 7/9 bajkovasvetlana06@gmail.com

Введение

В правовой реальности периодически возникают ситуации отсутствия корректной процессуальной нормы (института) для процессуального обрамления общественных отношений. Тогда известные процессуальному законодательству институты начинаются применяться по аналогии, иногда – без учета их правовой сути.

Причины описанного явления понятны. На практике периодически возникает ситуация, когда, осознавая необходимость защиты прав того или иного круга лиц, суды не понимают, с помощью какого процессуального института данное право должно быть реализовано. Невыработанность корректного инструментария безусловно ставит под сомнение эффективность судебной защиты.

В условиях пробела в законодательстве судебная практика традиционно идет примерно по следующему пути: формируется правовая позиция на уровне судебной коллегии Верховного Суда РФ/окружного суда, затем – на уровне обзора практики/постановления Пленума, в относительно идеальном случае – Конституционного Суда РФ. Изменения на уровне позитивного законодательства обычно случаются либо в крайних случаях, либо спустя слишком значительный временной промежуток, либо являются недостаточно проработанными «суррогатами» ^{[1, с. 40]}.

Однако нельзя не поставить вопрос, насколько допустимо отдавать на откуп судам урегулирование вопросов об инструментах защиты субъективных прав.

Безусловно, как показывает практика, даже подключение законодателя к разрешению вопроса о надлежащем процессуальном регулировании не всегда бывает корректным. Однако судебное правотворчество в данном аспекте несет значительно больше проблем.

Мы не ставим под сомнение важность судебной инициативы в вопросах развития предмета судебной защиты и даже в некотором роде ее неизбежность, наблюдаемую исторически ^{[2, с. 146; 3, с. 52]}, и напротив, последовательно подчеркиваем в работах некоторую целесообразность такого подхода.

Однако в создании новых процессуальных институтов суды должны быть ограничены, поскольку бесконтрольность в данном вопросе может привести к процессуальному хаосу и в конечном итоге – нарушению права на судебную защиту, особенно в первое время после введения судами нового инструмента.

Например, лицо, относящееся к категории лиц, наделенных судебной практикой тем или иным правом, не просто не может (ввиду отсутствия специальных познаний и возможности постоянного мониторинга новых судебных позиций), но и не должно знать о таком наделении (а равно о моменте, с которого у подобного лица право возникает). Данный тезис основан на том, что правило «незнание закона не освобождает от ответственности» – а здесь речь идет о санкции за пассивность (т. е. за нереализацию права в определенный срок) – применяется только к правовым актам, а не к судебной практике (безусловно, здесь может возникнуть дискуссия о нормативности и обратной силе прецедента, моменте сформированности единообразного подхода судебной практики, однако ее развитие целью настоящей работы не является).

Иными словами, если судебная практика на протяжении долгого времени последовательно отрицала какое-либо право лица (например, право лица, привлекаемого к субсидиарной ответственности («субсидиарный должник»), на обжалование судебных актов, на основании которых конкурсные кредиторы включены в реестр требований кредиторов должника-банкрота («судебные акты-основания»), то формирование позитивной судебной практики далеко не сразу станет информационно доступным для всех участников подобных правоотношений. Как следствие – процессуальные сроки могут быть пропущены, в результате чего лицо получит отказ в защите своего субъективного права как санкцию за свое процессуальное бездействие, вины в котором с его стороны в действительности нет. Идеальный пример: многочисленные споры и расхождения судебной практики по вопросу момента возникновения у конкурсного кредитора права на обжалование судебного акта-основания (т.н. «кредиторское обжалование» или «экстраординарное обжалование») вплоть до 2019 г. (в настоящее время, с 2024 г. осуществляется не обжалование, а пересмотр по ст. 311 АПК РФ, о чем речь пойдет далее). Необходимо признать, что вопросы права и сроков его реализации в каждой конкретной ситуации вплоть до момента урегулирования на уровне законодательства фактически всегда есть предмет судейского усмотрения и оценка разумности поведения лица, руководствовавшегося устаревшим подходом.

Отсюда проблема надлежащей процессуального инструментария – это не проблема процессуального перфекционизма, не «бессмысленная борьба за чистоту процессуальных институтов» ^{[4, с. 12; 5, с. 229, 233-234]}, как может показаться, это проблема обоснованности привлечения лиц к ответственности за их процессуальное поведение и проблема, в конечном итоге, доступа к правосудию и конституционного права на судебную защиту.

В результате анализа вышеизложенных течений мы видим, что проблема новых процессуальных механизмов в своем первом приближении выглядит следующим образом: возникающая в социуме потребность в расширении пределов судебной защиты заставляет искать пути процессуального реформирования институтов, которое глобально имеет лишь два направления: развитие имеющихся процессуальных норм или создание новых с последующей фиксацией на уровне законодательства. В этой плоскости объективно возникает вопрос о критериях выбора между этими двумя вариантами. По нашему мнению, речь идет о неких критериях самостоятельности процессуального института, которые позволят прийти к выводу о наличии некоей достаточной совокупности признаков, не позволяющих отнести его к уже существующим.

В реальности мы наблюдаем две параллельные тенденции: с одной стороны, новые процессуальные инструменты законодательно не закрепляются, с другой – и старым, и новым пытаются придать признаки универсальности (способность обрамлять несколько ситуаций и защищать несколько прав), зачастую при игнорировании их правовой сути.

Одним из известных процессуальному законодательству институтов, активно используемым для заполнения описанных пробелов, является институт пересмотра судебного акта по вновь открывшимся и новым обстоятельствам.

Принято считать, что данный институт обладает свойством экстраординарности. Он представляет собой внеинституциональный пересмотр, не встроенный в цепочку институциональных производств (первая инстанция – апелляция – кассация – надзор), который возможен фактически на любом уровне при наличии к тому установленных законом обстоятельств.

Как в науке, так и на практике данному институту уделяется недостаточное внимание исходя из на первый взгляд незначительного пласта ситуаций, в которых он может быть применен. Действительно, перечень таких обстоятельств как изначально был, так и сейчас продолжает являться достаточно узким. Более того, описываемые положения крайне неохотно применяются судами.

Тем не менее, история развития данного института в современной России, включая последние события 2024 года в сфере банкротства, последовательно иллюстрирует его выход далеко за рамки ситуаций, для которых он создан изначально.

В рамках настоящей работы тезис о применении института пересмотра по вновь открывшимся и новым обстоятельствам для регулирования ситуаций, сущностно ему не подходящих, будет проиллюстрирован на примере экстраординарного обжалования, упомянутого выше.

Дело в том, что институт экстраординарного обжалования, являясь самостоятельным процессуальным институтом, неоднократно становился предметом дискуссий о корректности процессуальной реализации. Он существовал вне позитивного законодательства более 10 лет, начав даже распространять свое действие на иные ситуации и иных субъектов.

В 2024 году законодатель наконец решил закрепить данный институт на уровне позитивного регулирования в п. 12 ст. 16 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» («Закон о банкротстве»), пойдя при этом не по пути описания и обоснования самостоятельного процессуального института, а фактически применив по аналогии правила пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам (по тексту статьи для описании данной процедуры мы будем использовать термины «экстраординарное обжалование» или «пересмотр судебного акта-основания»).

Критика описанного решения законодателя будет предложена в настоящей статье исходя из анализа как истории развития данного института, признаков его самостоятельности, так и правовой сути института пересмотра по вновь открывшимся и новым обстоятельствам, свидетельствующей о невозможности его применения для экстраординарного обжалования. В результате указанного анализа мы придем к выводу о некорректности использования конструкции пересмотра в указанной ситуации и поставим проблему ее использования в ситуациях, сущностно ей не подходящих.

Для целей настоящей статьи мы будем производить анализ пересмотра по вновь открывшимся и новым обстоятельствам только в арбитражном процессе и будем использовать такие формулировки, как «пересмотр по ст. 311 АПК РФ», «пересмотр по гл. 37 АПК РФ». При этом, данный институт мы будем в т.ч. называть процессуальной формой, имея в виду совокупность процессуальных норм, применяемых в данной процедуре, которые включают в себя элементы общей процессуальной формы искового производства и специальные нормы данного института.

I. Общая характеристика пересмотра по ст. 311 АПК РФ: формулирование критериев самостоятельности, описание основных признаков

Регулирует пересмотр судебных актов по новым и вновь открывшимся обстоятельствам гл. 37 АПК РФ. Общим для пересмотра по данным основаниям является отсутствие в распоряжении суда и заявителя при рассмотрении дела какого-либо важного обстоятельства, способного повлиять на исход разбирательства.

Так, в обоих случаях при рассмотрении дела суд оперировал всеми имеющимися у него доказательствами и вынес правосудное (на момент своего вынесения) решение.

Однако вновь открывшееся обстоятельство является основанием для пересмотра судебного акта по той причине, что известность его суду при первоначальном рассмотрении дела потенциально могла изменить баланс сил при оценке доказательств и принести к вынесению иного решения.

Новое обстоятельство, хоть и возникает после принятого судебного акта, но представляет собой такое изменение подходов законодателя, судебной практики, Конституционного Суда РФ или правовой реальности, что фактически вынесенный ранее судебный акт становится неправосудным (при недопущении судом изначально никаких ошибок).

Пересмотр по вновь открывшимся и новым обстоятельствам является экстраординарным пересмотром именно по причине того, что судами в таких случаях изначально не допускаются ординарные ошибки в правоприменении и/или оценке доказательств/постановке выводов, как это происходит при обычном институциональном пересмотре. Пересмотр по гл. 37 АПК РФ нацелен в большей степени на устранение социальной несправедливости и поддержание интересов законности в ситуации, когда суд не совершал судебных ошибок, а стороны (как минимум, заявитель) добросовестно исполняли свои процессуальные обязанности по раскрытию доказательств, совершению процессуальных действий и т.д.

Далее кратко рассмотрим квалифицирующие признаки института пересмотра судебного акта по правилам ст. 311 АПК РФ. Приведенные критерии, по мнению автора, позволяют охарактеризовать любой процессуальный инструментарий, использующийся для пересмотра судебных актов. Наличие у процессуального инструмента набора признаков, не позволяющих отнести его ни к одной известной процессуальной форме, свидетельствует об его обособленности и возникновении свойства самостоятельности.

Субъект. Это лица как участвовавшие в деле (ст. 312 АПК РФ), так и не участвовавшие, если их права и обязанности затронуты судебным актом (ст. 42 АПК РФ, п. 18 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 30.06.2011 № 52 «О применении положений Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при пересмотре судебных актов по новым и вновь открывшимся обстоятельствам» («Пленум ВАС РФ по новым и вновь открывшимся обстоятельствам»). В любом случае, с точки зрения правовой природы института это лица, которые участвовали или должны были участвовать в процессе при первоначальном рассмотрении дела.

Сейчас, в результате волевого решения законодателя, применительно к конкретной ситуации заявителями о пересмотре судебного акта по вновь открывшимся обстоятельствам могут быть и лица, о правах и обязанностях которых акт изначально не выносился, которые не должны были быть привлечены к рассмотрению дела при его изначальном рассмотрении. Речь идет об экстраординарном обжаловании путем подачи заявления об его пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам (п. 12 ст. 16 Закона о банкротстве, внесенный Федеральным законом от 29.05.2024 № 107-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон "О несостоятельности (банкротстве)" и статью 223 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации» («Закон от 29.05.2024»). Однако в целом для описываемого института данный круг субъектов не характерен.

Влияние судебного акта на права заявителя. В существующей сегодня модели пересмотра по ст. 311 АПК РФ судебный акт непосредственно затрагивает права и/или обязанности лица, подающего заявление, поскольку субъектом, как указано, может являться либо лицо, уже участвовавшее в деле, либо не участвовавшее, но чьи права и обязанности судебным актом затронуты.

Критерий «непосредственного затрагивания» является достаточно размытым и определяется Верховным Судом РФ через то, что судебный акт создает препятствия для реализации субъективного права лица или для надлежащего исполнения обязанности по отношению к одной из сторон спора (см. п.п. 1-2 постановления Пленума ВС РФ от 30.06.2020 № 12 «О применении Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при рассмотрении дел в арбитражном суде апелляционной инстанции» («Пленум по апелляции в арбитражных судах»); п.п. 2-3 постановления Пленума ВС РФ от 30.06.2020 № 13 «О применении Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при рассмотрении дел в арбитражном суде кассационной инстанции» («Пленум по кассации в арбитражных судах»).

Изменения, внесенные Законом от 29.05.2024, рушат устоявшуюся конструкцию, поскольку права и обязанности субъектов экстраординарного обжалования не затрагиваются судебным актом напрямую, влияние носит опосредованный характер: за счет уменьшения требований, включенных в реестр, доля конкретного кредитора по итогам распределения конкурсной массы может стать выше.

Влияние на права лиц (помимо заявителя). Классическое описание института пересмотра по вновь открывшимся и новым обстоятельствам предполагает влияние только на лиц, участвующих в рассмотрении конкретного спора (либо лиц, которые должны были быть привлечены к участию в деле).

Наполнение указанного критерия меняется в результате изменений, внесенных Законом от 29.05.2024. Речь идет об абз. 5 п. 12 ст. 16 Закона о банкротстве, в соответствии с которым лица, участвующие в деле о банкротстве и в арбитражном процессе по делу о банкротстве должника, вправе принять участие в рассмотрении заявления об отмене судебного акта по правилам пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам, в том числе представить новые доказательства и заявить новые доводы, которые не представлялись и не заявлялись при первоначальном рассмотрении дела. Повторная подача такого заявления теми же лицами по тем же основаниям не допускается.

Здесь проявляется особенность банкротного процесса, связанная с тем, что, совершая те или иные процессуальные действия (например, оспаривая сделку), конкретный кредитор фактически действует в интересах всей конкурсной массы, всех остальных кредиторов.

Порядок пересмотра. Судебный акт пересматривается той же инстанцией в экстраординарном порядке (собственная процедура), что кардинальным образом отличается от привычного ординарного инстанционного способа. Пересмотр собственного судебного акта, помимо института новых и вновь открывшихся обстоятельств, как самостоятельный институт встречается в цивилистическом процессе России только применительно к процедуре отмены заочного решения по правилам ГПК РФ (однако в этом случае производство по делу продолжается по существу по общеисковым правилам, ст. 243 ГПК РФ), а также применительно ситуациям двойного обжалования в КАС РФ (ст. 312 КАС РФ), и ранее в ст. 370 ГПК РФ (в настоящее время отменена).

Полномочия суда. В рамках данной процедуры суд фактически может только удовлетворить или отказать в удовлетворении заявления о пересмотре по вновь открывшимся или новым обстоятельствам, отменив при удовлетворении заявления соответствующий судебный акт. На этом этапе суд разрешает вопрос о наличии или отсутствии соответствующих обстоятельств в конкретной ситуации (т.н. «фильтр обоснованности»). В дальнейшем дело рассматривается этим же судом повторно и по существу.

Судебная ошибка. Данный вопрос является крайне дискуссионным в юридической науке. Не ставя одной из задач настоящей работы формирование профессионального и научного мнения по сему вопросу, укажем на следующее.

В случае с вновь открывшимися обстоятельствами судебный акт, который подлежит пересмотру, фактически является вынесенным в результате оценки не всех доказательств/анализа не всех обстоятельств дела по причинам, не зависящим от субъективного вменения суда. Важно, что при этом заявитель также не должен обладать знанием о данных обстоятельствах в момент вынесения судебного акта.

В случае с новыми обстоятельствами, хотя речь и идет об ошибке в правовой квалификации, но обязанность, а чаще – и правомочия по ее предотвращению – у суда отсутствуют (например, оценка конституционности нормы), ввиду чего говорить о судебной ошибке не совсем корректно.

Между тем, указанные, на первый взгляд, бесспорные тезисы ставятся многими исследователями под сомнение (см., например, Заключение Диссертационного совета Д.002.002.06 на базе ФГБУ науки Института государства и права Российской академии наук по диссертации Петручака Руслана Константиновича на тему «Производство по пересмотру вступивших в законную силу судебных актов по вновь открывшимся или новым обстоятельствам в гражданском судопроизводстве» на соискание ученой степени кандидата юридических наук). В доктрине существует позиция, согласно которой критерий существенности обстоятельств позволяет рассматривать их в качестве судебных ошибок ^{[6, с. 115]}. Указывается, что наличие или отсутствие вины суда в совершении той или иной ошибки не должно влечь разные возможности в ее исправлении.

В настоящей работе мы не ставим целью освещение данной проблематики, однако обращаем внимание, что смешение институтов пересмотра по ст. 311 АПК РФ и институциональных способов обжалования не только на уровне практики, но и на уровне разъяснений КС РФ, ВАС РФ свидетельствует о том, что четкого понимания по заданному вопросу не сформировано. Например, абз. 2 п. 5 Пленума ВАС РФ по новым и вновь открывшимся обстоятельствам о том, что существенным обстоятельством для целей применения норм о вновь открывшихся обстоятельствах могут быть признаны процессуальные нарушения, перечисленные в ч. 4 ст. 288 АПК РФ, допущенные кассационным судом при принятии судебного акта, т. е. в чистом виде судебная ошибка, которая должна бы исправляться в ординарном порядке – именно в данном контексте указанное разъяснение воспринимается и судебной практикой (см. определение ВС РФ от 18.10.2017 № 309‑ЭС17-5734 по делу № А60-51800/2013). Князькин С.И. в обоснование своей позиции о том, что вновь открывшиеся и новые обстоятельства могут быть квалифицированы в качестве судебной ошибки, также приводит в пример именно данные разъяснения ^{[6, с. 115]}.

_____________

Институт экстраординарного обжалования, как уже было частично показано, выбивается из описанных характеристик института пересмотра по вновь открывшимся и новым обстоятельствам. Для более детального анализа обратимся к признакам данного института сквозь призму истории его становления.

II. Экстраординарное обжалование

1) Краткий экскурс: обжалование с помощью ст. 42 АПК РФ, осознание некорректности ее использования

Исследователи данного вопроса указывают, что изначально соответствующее право кредиторов пытались защищать именно со ссылкой на ст. 42 АПК РФ ^{[7, с. 113]}, потом – вовсе без такой ссылки (дело «Фаэтон-Аэро», (см. постановление Президиума ВАС РФ от 08.06.2020 № 2751/10 по делу № А56-21592/2009). Именно это дело стало поворотным в осознании того, что институт ст. 42 АПК РФ не подходит для процессуального обрамления экстраординарного обжалования, однако практикой эта мысль была воспринята не сразу.

Впервые на уровне высших судов соответствующее право было зафиксировано в п. 24 постановления Пленума ВАС РФ от 22.06.2012 № 35 «О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве» («Постановление № 35»), в котором указано следующее:

«Если конкурсные кредиторы полагают, что их права и законные интересы нарушены судебным актом, на котором основано заявленное в деле о банкротстве требование (в частности, если они считают, что оно является необоснованным по причине недостоверности доказательств либо ничтожности сделки), то на этом основании они, а также арбитражный управляющий вправе обжаловать в общем установленном процессуальным законодательством порядке указанный судебный акт, при этом в случае пропуска ими срока на его обжалование суд вправе его восстановить с учетом того, когда подавшее жалобу лицо узнало или должно было узнать о нарушении его прав и законных интересов».

Отметим, что когда ВАС РФ, предоставив право на обжалование судебного акта-основания, указал на право «обжаловать в общем установленном процессуальным законодательством порядке», судебной практикой данное указание было воспринято как ординарное институциональное обжалование с использованием конструкции ст. 42 АПК РФ. Указанная позиция вполне объяснима расширительным толкованием положений о субъектах ординарного обжалования: соответствующим правом наделяются лица, участвующие в деле, а равно иные лица в случаях, предусмотренных АПК РФ (глобально для нашей дискуссии – лица по ст. 42 АПК РФ). Однако становилось очевидным появление отличной от лиц, указанных в ст. 42 АПК РФ, группы субъектов, имеющих право обжаловать судебные акты-основания.

Мы полагаем корректным говорить о следующих квалифицирующих признаках института обжалования судебного акта по инициативе лица, не привлеченного к участию в деле, с помощью ст. 42 АПК РФ.

Субъект. Глобально субъект обжалования с использованием права ст. 42 АПК РФ – лицо, не привлеченное к участию в деле.

Из буквального толкования ст. 42 АПК РФ следует, что подобные правомочия у лица, в деле не участвовавшего, существуют применительно к апелляции (ст. 257 АПК РФ), кассации (ст. 273 АПК РФ) и надзору (ст. 308.1 АПК РФ). Однако право на пересмотр судебных актов лицами, не привлеченными к участию в деле, чьи права и обязанности затронуты судебным актом непосредственно, усматривается также применительно к ст. 311 АПК РФ (см. абз. 2 п. 18 постановления Пленума ВАС РФ по новым и вновь открывшимся обстоятельствам).

Влияние судебного акта на права заявителя. Судебный акт непосредственно затрагивает права и/или обязанности лица, не привлеченного к участию в деле – и это является принципиальным, поскольку при установлении факта, что данное лицо должно было быть привлечено к участию в деле, судебный акт в любом случае будет отменен. При этом сама по себе отмена не предрешает выводов суда по существу спора.

Влияние на права лиц (помимо заявителя). Судебный акт влияет только на лиц, участвующих в рассмотрении конкретного спора (либо лиц, которые должны были быть привлечены к участию в деле).

Порядок пересмотра. Институт как таковой не представляет собой самостоятельной процессуальной формы, а обрамляет имеющиеся институционные и внеинституционные способы проверки судебных актов в цивилистическом процессе, ввиду чего обжалуемый судебный акт при наличии к тому оснований пересматривается вышестоящей инстанцией в ординарном порядке с соблюдением принципа последовательности (апелляция, кассация, надзор) в рамках полномочий соответствующего суда, либо самим судом, когда речь идет о пересмотре по новым и вновь открывшимся обстоятельствам.

Однако в случаях, когда производство по пересмотру в какой-либо инстанции уже возбуждалось, возникают случаи двойного обжалования, к которым практика за неимением лучшего стремится применить процессуальную форму ст. 311 АПК РФ.

Указанный подход отражен в правовых позициях, содержащихся в п. 25 Пленума по апелляции в арбитражных судах и п. 39 Пленума по кассации в арбитражных судах.

Так, согласно абз. 5 п. 25 Пленума по апелляции в арбитражных судах, в случае когда после рассмотрения апелляционной жалобы и принятия по результатам ее рассмотрения постановления суд апелляционной инстанции принял к своему производству апелляционную жалобу лица, участвующего в деле и подавшего жалобу в срок, установленный процессуальным законодательством, либо лица, не привлеченного к участию в деле, права и обязанности которого затронуты обжалуемым судебным актом (ст. 42 АПК РФ), такую жалобу следует рассматривать применительно к правилам рассмотрения заявления о пересмотре судебного акта по новым или вновь открывшимся обстоятельствам. Аналогичная позиция содержится в абз. 1 п. 39 Пленума по кассации в арбитражных судах. Равным образом, данные положения дублируют разъяснения, содержавшиеся в п. 22 Постановления Пленума ВАС РФ от 28.05.2009 № 36 «О применении Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при рассмотрении дел в арбитражном суде апелляционной инстанции» (в настоящее время отменено).

Моделируется ситуация, что при удовлетворении жалобы решение суда первой инстанции подлежит отмене по безусловному основанию (вынесено о правах и обязанностях лица, к участию в деле не привлеченного), а апелляционное постановление, с одной стороны, также отменяется по данному безусловному основанию, а с другой стороны, поскольку такая отмена производится самим апелляционным судом, что для ординарного апелляционного обжалования не является типичным, применяется механизм ст. 311 АПК РФ. Изложенная ситуация иллюстрирует еще одну пограничную ситуацию, в которой правоприменитель занимается «латанием процессуальных дыр».

Между тем, вынесение судебного акта о правах и обязанностях лица, не привлеченного к участию в деле, безусловно является ошибкой суда, а ни в коем разе не вновь открывшимся обстоятельством, поскольку в силу ч. 1 ст. 51 АПК РФ привлечение третьих лиц, не заявляющих самостоятельных требований относительно предмета спора, может быть произведено в том числе и по инициативе суда, а суд апелляционной инстанции всегда проверяет наличие или отсутствие оснований для т.н. безусловной отмены судебного акта.

Очевидно, что в таком случае отсутствует какие-либо новые или вновь открывшиеся обстоятельства в их истинном значении этого слова по той причине, что установление вышестоящим судом ошибки в действиях суда нижестоящей инстанции и, что важнее, своих действиях, таким обстоятельством являться не может (хотя ряд обстоятельств позволяют говорить о возможном смешении внеинституционных и инстанционных способов пересмотра: речь идет об упоминаемом ранее абз. 2 п. 5 Пленума по новым и вновь открывшимся обстоятельствам, позволяющем кассационной инстанции отменять свой собственный акт при обнаружении процессуальных нарушений, являющихся безусловными основаниями для отмены судебного акта – в этой части ВАС РФ предлагает считать такую ситуацию неким существенным обстоятельством, разновидностью вновь открывшихся обстоятельств применительно к п. 1 ч. 2 ст. 311 АПК РФ).

Полномочия суда. В рамках данной процедуры суд, отменяя судебный акт, не пропускает ситуацию через «фильтр обоснованности», а констатирует наличие или отсутствие нарушений права заявителя, не привлеченного к участию в деле.

Судебная ошибка. Критерий «непосредственного затрагивания» критически важен и является определяющим для целей процесса: в случае его наличия, апелляционный суд, руководствуясь п. 4 ч. 4 ст. 270 АПК РФ, отменяет судебный акт по безусловным основаниям и переходит к рассмотрению дела по правилам первой инстанции применительно к ч. 6.1 ст. 268 АПК РФ. Следовательно, в таком случае апелляционный суд приходит к выводу о наличии в действиях суда первой инстанции грубой процессуальной ошибки, поскольку судебный акт изначально должен был приниматься с участием в деле лица-подателя жалобы.

Квалификация указанной ситуации как грубой судебной ошибки предопределяется наличием у суда, рассматривающего дело, обязанности определить предмет доказывания, что фактически всегда сопряжено с выявлением процессуального круга участников, чьи права и обязанности могут быть затронуты судебным актом.

_____________

Итак, достаточно быстро стало понятно, что применение положений ст. 42 АПК РФ к праву на обжалование судебного акта-основания не является юридически корректным.

Очевидно, что конкурсные кредиторы в АПК РФ как субъекты ординарного (институционального) обжалования судебного акта фигурировать не могут, поскольку в рамках обычного искового процесса, как правило, права данных лиц никоим образом не затрагиваются, обжалуемый акт не содержит выводов, напрямую их касающихся, т. е. критерий «непосредственного затрагивания» отсутствует, поскольку должника как такового в смысле банкротного процесса еще не существует.

Даже при наличии оснований полагать, что в скором времени будет начата банкротная процедура, опасений кредитора оказывается недостаточно для того, чтобы признавать за последним материальный интерес.

Следовательно, право конкурсного кредитора на обжалование судебного акта-основания возникает гораздо позже, чем он был вынесен, а именно с момента принятия к производству банкротного суда заявления такого кредитора о включении его требования в реестр (см. постановление Пленума ВАС РФ от 23.07.2009 № 60 «О некоторых вопросах, связанных с принятием Федерального закона от 30.12.2008 № 296-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)», Обзор судебной практики ВС РФ № 1 (2020), утв. Президиумом ВС РФ 10.06.2020 г., определение СКГС ВС РФ от 21.07.2018 № 5-КГ18-122, определения СКЭС ВС РФ от 27.02.2019 № 305-ЭС18-19058 по делу № А40‑177772/2014, от 06.06.2019 № 307‑ЭС19-1984 по делу № А66‑7497/2018; от 01.08.2019 г. № 307-ЭС19-2994 по делу № А66‑7543/2018; от 12.12.2019 № 307-ЭС19-6204 по делу № А56‑108378/2018), и предполагает косвенный характер его «затрагивания». Отметим, что при этом затрагиваются права не только кредитора, обжалующего судебный акт-основание, но и всего гражданско-правового сообщества кредиторов, ввиду чего о применении инструментария ст. 42 АПК РФ для ординарного обжалования вести речь невозможно, на что также указывают и указывали суды (см. постановление Президиума ВАС РФ от 22.04.2014 № 12278/13, Обзор судебной практики ВС РФ № 2 (2020), утв. Президиумом ВС РФ 22.07.2020).

Разъяснения Постановления № 35 появились именно по причине того, что суды отказывали конкурсным кредиторам в защите их прав, руководствуясь косвенным характером затрагивания их прав – и в этой связи посыл Постановления № 35 должен быть оценен положительно. Однако, решив задачу достижения баланса участников банкротного процесса, правоприменитель и законодатель не учли важную деталь – необходимость инкорпорирования процессуального инструмента в систему процессуальных норм.

Иными словами, экономическое обоснование материального интереса кредиторов на обжалование судебных актов-оснований не вызывает сомнений. Соответствующее право обусловлено тем, что такой судебный акт объективно противопоставляется имущественным правам и интересам кредиторов, в рассмотрении такого дела не участвовавших, так как включение любых требований в реестр уменьшает долю удовлетворения требований других кредиторов, ввиду чего данные лица получают право «влиять на процесс». Реализация данных прав, в совокупности с иными инструментами, способствует решению публично-правовых задач и нахождению баланса интересов всех участников в процедурах банкротства. Однако попытки совершенствования процессуального инструментария такой реализации не должны быть оставлены.

Как мы указали, инструмент ст. 42 АПК РФ в настоящей ситуации применяться не может, поскольку здесь отсутствует процессуальная судебная ошибка как таковая. Дополнительным аргументом в пользу указанного довода является то, что на возможность обжалования кредитором судебного акта-основания не влияет разрешение судом вопроса об его участии в деле ранее. Иными словами, если в рамках общеискового процесса, который закончился обжалуемым судебным актом-основанием, суд обоснованно отказал в привлечении будущего конкурсного кредитора к участию в деле, а затем его заявление о включении в реестр было принято банкротным судом к производству, после такого принятия кредитор наделяется правом на обжалование судебного акта-основания именно сообразно п. 24 Постановления № 35, а не ст. 42 АПК РФ.

2) Основные характеристики формы пересмотра судебного акта-основания

Мы считаем, что экстраординарное обжалование представляет собой самостоятельный процессуальный институт и должно обладать отдельным специальным регулированием, поскольку набор характерных для нее признаков не позволяет для ее обрамления использовать не только ст. 42 АПК РФ, но и ст. 311 АПК РФ.

Субъект. Лицо, которое не было и не должно было быть привлечено к участию в деле, поскольку соответствующее право «влиять на процесс», как ранее было указано, возникло лишь с момента принятия заявления о включении в реестр требований кредиторов.

Обратим внимание, что выбор указанного момента возникновения права также является дискуссионным, поскольку строго формально право конкурсного кредитора на обжалование судебного акта-основания должно возникать с момента включения его требований в реестр, т. е. подтверждения их обоснованности судом (это подход, которого в общей своей массе придерживалась судебная практика до недавнего времени (см. постановления Арбитражного суда Волго-Вятского округа от 14.08.2018 по делу № А43-8187/2017, Арбитражного суда Московского округа от 27.04.2017 по делу № А40-144914/2015, от 13.08.2018 по делу № А40-235705/2016).

Принятый же на данный момент подход с точки зрения формально-юридической логики кажется преждевременным, однако следует признать, что он возымел свою популярность благодаря идее публично-правовой цели института банкротства, позволяющей отойти от интересов правовой определенности и устойчивости гражданского оборота. Фактически речь идет о концепции «меньшего зла», т. е. даже если допустить, что вопрос обоснованности требования конкурсного кредитора будет разрешен не в положительном ключе (требование не будет включено, или будет субординировано, или позднее будет исключено из реестра требований кредиторов по той или иной причине), глобально процессуальная активность принесет лишь полезный результат с точки зрения принципа законности и стандартов доказывания по делам о банкротстве даже в ущерб интересам процессуальной экономии и правовой определенности (банкротное производство в той или иной степени более приближено к поиску объективной истины, нежели чем общеисковой процесс, благодаря своей более высокой социальной значимости) ^[8].

Влияние судебного акта на права заявителя. Судебный акт изначально не затрагивает права и/или обязанности лица непосредственно, поэтому конкурсный кредитор и не должен был быть привлечен к участию в деле, но опосредованно влияет на размер удовлетворения его требований.

Влияние на права лиц (помимо заявителя). Дополнительно появляется некий коллективный интерес некоего гражданско-правового сообщества лиц, заинтересованных, с одной стороны, в максимальном пополнении конкурсной массы (кредиторы), с другой – в минимизации долгов должника (субсидиарные должники), т.е. возникает некое опосредованное влияние на права неопределенного (но подлежащего определению в дальнейшем) круга лиц (т.н. «интерес конкурсной массы»).

Именно поэтому, иные лица, помимо заявителя, также вправе участвовать в производстве по такому заявлению. Закон от 29.05.2024 указывает также на то, что такие лица даже вправе заявлять новые доводы и представлять новые доказательства (абз. 5 п. 12 ст. 16 Закона о банкротстве). Иными словами, новые доводы и доказательства возникают в деле не от заявителя, что не укладывается в конструкцию ст. 311 АПК РФ.

Вероятно, в случае отказа заявителя от соответствующего заявления по какой-либо причине, такой отказ не будет автоматически принят, а производство по делу – не будет прекращено. Мы можем предположить, что иным кредиторам или иным лицам, имеющим право высказываться в рамках данного спора, должно быть предложено стать процессуальным правопреемником заявителя (по аналогии с действиями суда при отказе заявителя по обособленному спору об оспаривании сделки должника в деле о банкротстве) (см. определение СКЭС ВС РФ от 17.03.2021 № 302-ЭС20-199914 по делу № А19-14083/2015; Обзор судебной практики ВС РФ № 2 (2021), утв. Президиумом ВС РФ 30.06.2021).

Порядок пересмотра. Необходимо сначала описать порядок, существовавший до принятия Закона от 29.05.2024.

Судебный акт пересматривается вышестоящей инстанцией в ординарном порядке с соблюдением принципа последовательности (апелляция, кассация, надзор), фактически по аналогии с пересмотром, использующимся при подаче жалобы лицами, не участвовавшими в деле, о правах и обязанностях которых вынесен судебный акт (ст. 42 АПК РФ). При этом аналогично в случаях, когда производство по пересмотру в какой-либо инстанции уже возбуждалось, возникают случаи двойного обжалования, к которым практика за неимением лучшего стремится применить процессуальную форму ст. 311 АПК РФ.

Иными словами, порядок пересмотра имеет свои вариации:

(1) если судебный акт не обжаловался в суде апелляционной инстанции, жалоба подается в апелляционный суд (и тогда речь идет о последовательном обжаловании);

(2) в случаях, когда обжалование производилось и необходимо представить новые доказательства и доводы, то рассмотрение должно производиться в любом случае только начиная с суда апелляционной инстанции, поскольку суд кассационной инстанции не обладает полномочиями по сбору и оценке доказательств. Именно в этом случае возникает ситуация двойного обжалования. Указанное толкование п. 24 Постановления № 35 было сформулировано Верховным Судом РФ (см. определения СКЭС ВС РФ от 24.12.2015 № 304-ЭС15-12643 по делу № А45-6961/2014 , от 03.10.2016 № 305-ЭС16-7085 по делу № А40-157154/2014, от 26.06.2017 № 302-ЭС17-1318 по делу № А19-9813/2015).

Верховный Суд РФ в ситуациях двойного обжалования и здесь предлагает по аналогии со ст. 42 АПК РФ вести речь о пересмотре вынесенного судебного акта применительно к нормам о новых или вновь открывшихся обстоятельствах (см. постановления Арбитражного суда Поволжского округа от 15.04.2019 по делу № А57-8849/2018, от 17.10.2019 по делу № А65-3735/2019).

Как мы указывали ранее, ссылка на ст. 311 АПК РФ в указанных разъяснениях используется только по той причине, что законодательство не знает иного удобного процессуального инструмента для пересмотра своего собственного судебного акта, обладающего при этом хотя бы минимальными признаками универсальности, кроме как ст. 311 АПК РФ (кроме заочного производства в ГПК РФ, имеющего совершенно иные основания для отмены вынесшим его судом и узкие случаи применения).

Отметим, что политико-правовые причины применять здесь по аналогии процедурные положения гл. 37 АПК РФ (в части отмены собственного акта) объективно отсутствуют, поскольку соответствующее право суда на отмену своего акта при повторном обжаловании может быть зафиксировано в процессуальном законодательстве прямо при описании как классической ситуации двойного обжалования (в настоящее время оно зафиксировано в ст. 312 КАС РФ, ранее было зафиксировано в ст. 370 ГПК РФ, утратившей силу), так и при описании случаев, не подпадающих под конструкцию ни ординарного пересмотра, ни пересмотра по ст. 311 АПК РФ.

С принятием Закона от 29.05.2024 порядок изменился и предполагается аналогичным порядку, описанному применительно к пересмотру по вновь открывшимся и новым обстоятельствам.

Полномочия суда. В рамках данной процедуры суд пропускает ситуацию через «фильтр обоснованности», который имеет свои отличия от фильтра обоснованности по ст. 311 АПК РФ. Если при ст. 311 АПК РФ достаточным для отмены судебного акта и повторного рассмотрения дела является сам факт наличия вновь открывшихся и новых обстоятельств, то здесь для отмены судебного акта необходимо доказать не только наличие новых доводов и доказательств новых обстоятельств. Суд фактически сразу оценивает мотивированность таких доводов, что невозможно при пересмотре по правилам гл. 37 АПК РФ.

В части полномочия заявителей (и иных лиц) представлять новые доказательства следует отметить следующее.

В соответствии с абз. 4 п. 4 Пленума ВАС РФ по новым и вновь открывшимся обстоятельствам суду следует проверить, не свидетельствуют ли факты, на которые ссылается заявитель, о представлении новых доказательств, имеющих отношение к уже исследованным ранее судом обстоятельствам. Представление новых доказательств не может служить основанием для пересмотра судебного акта по вновь открывшимся обстоятельствам по правилам гл. 37 АПК РФ.

Указанное дополнительно свидетельствует о том, что положения о пересмотре по вновь открывшимся и новым обстоятельствам не подходят для урегулирования экстраординарного обжалования.

Судебная ошибка. Важно, что судебный акт, непосредственно права заявителя не затрагивающий, исходя из принципов правовой определенности и стабильности отменяется тогда и только тогда, когда помимо существенного влияния на права и интересы заявителя существуют убедительные доводы о принятии такого акта с нарушением закона («фильтр обоснованности»).

Между тем, имеются основания для вывода о том, что не всегда такое нарушение закона свидетельствует о допущении судом судебной ошибки.

Анализируя случаи, предложенные в п. 24 Постановления № 35, мы должны констатировать, что ВАС РФ справедливо исходил из того, что оценка доказательств, в частности, по критерию достоверности, а равно оценка действительности ничтожных сделок обычно полностью входят в компетенцию суда, рассматривающего дело (цит: «требование является необоснованным по причине недостоверности доказательств либо ничтожности сделки»).

Однако нельзя исключать и случаи, когда суд не обладал возможностью сделать вывод о ничтожности сделки (например, в деле отсутствовали доказательства, свидетельствующие о признаках такой недействительности) или о недостоверности доказательств (например, отсутствуют противоречащие им доказательства). В таком случае неправильно вести речь о судебной ошибке.

Следует заметить, что наличие или отсутствие судебной ошибки для данной процессуальной формы не имеет принципиального значения, поскольку важным является необходимость предоставления «права на участие в процессе», но не само по себе (как в случае со ст. 42 АПК РФ, безусловно), а при условии убедительных аргументов о том, что вынесенный судебный акт является неправосудным. Фактически можно считать данное «право на участие в процессе» условным.

Отметим, что при анализе п. 12 ст. 16 Закона о банкротстве мы не видим указания на недостоверность доказательств либо ничтожность сделки, что косвенно позволяет сделать вывод о правильности озвученного тезиса о возможности отмены судебного акта-основания как ввиду судебной ошибки, так и при наличии иных оснований, в т.ч. вновь открывшихся/новых.

_____________

Проведенная оценка, результаты которой изложены в настоящей работе, позволяет нам прийти к выводу, что институт экстраординарного обжалования не является типичным и аналогичным институту обжалования судебного акта с помощью ст. 42 АПК РФ, а равно институту пересмотра по новым и вновь открывшимся обстоятельствам сообразно положениям ст. 311 АПК РФ. Становится очевидно, что судебная практика во время поиска решения конкретной проблемы изобрела некую самостоятельную правовую форму, которая, хоть и представляет собой в какой-то степени гибрид указанных процессуальных форм, обладает достаточным количеством элементов самостоятельности и начинает распространяться уже на другие правоотношения.

3) Частные примеры использования процессуальной формы экстраординарного обжалования

Отметим, что помимо обжалования судебных актов-оснований арбитражными управляющими, конкурсными кредиторами и субсидиарными должниками, они могут быть обжалованы лицом, пока вовсе не имеющим в деле о банкротстве никакого статуса. С ее помощью также могут быть оспорены сделки.

Так, аналогичным образом в общеисковом процессе может быть обжаловано определение об утверждении мирового соглашения (п. 1 постановления Пленума ВАС РФ от 23.12.2010 № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» в редакции Постановления № 35).

В 2014 г. ВАС РФ, а затем ВС РФ через разъяснение п. 24 Постановления № 35 допустили право на обжалование судебного акта-основания ответчиком по оспариваемой сделке в деле о банкротстве (см. постановление Президиума ВАС РФ от 22.04.2014 № 12278/13, определение СКЭС ВС РФ от 29.09.2014 № 302-ЭС14-3 по делу № А19-625/2012). Именно с этого дела («ФНС против Васильева») исследователи отсчитывают дату признания самостоятельности за указанной процессуальной формой ^{[7, с. 115]}.

В 2021 г. ВС РФ и КС РФ допустили возможность обжалования судебного акта-основания и субсидиарным должником. Глобально в настоящий момент права субсидиарных должников в деле о банкротстве шире (например, они могут обжаловать действия/бездействие арбитражного управляющего – и именно это право было впервые констатировано ВС РФ в определении СКЭС от 30.09.2021 № 307-ЭС21-9176 по делу № А56‑17680/201765 применительно к субсидиарным должникам), однако мы остановимся лишь на праве оспорить судебные акты-основания, которое было признано КС РФ в Постановлении № 49-П от 16.11.2021 «По делу о проверке конституционности статьи 42 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации и статьи 34 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» в связи с жалобой гражданина Н. Е. Акимова».

Конституционный Суд РФ верно подчеркнул, что в силу прямого указания п. 1 ст. 61.15 Закона «О банкротстве лицо, в отношении которого в рамках дела о банкротстве подано заявление о привлечении к субсидиарной ответственности, имеет права и несет обязанности лица, участвующего в деле о банкротстве. Однако фактически возникала ситуация, что значительной части своих прав субсидиарные должники лишались в силу того, что, как правило, заявления о привлечении к субсидиарной ответственности подаются значительно позднее, чем, например, заявления об оспаривании сделок, ввиду чего потенциально спорные вопросы уже разрешены арбитражным судом ранее, без участия таких лиц. При этом право на пересмотр уже вынесенных судебных актов по делу о банкротстве за субсидиарными должниками судебной практикой, как правило, не признавалось. Суды, в частности, указывали, что судебный акт-основание непосредственно не затрагивает права и обязанности субсидиарных должников, ввиду чего на таких лиц не распространяются положения ст. 42 АПК РФ ^[8].

Конституционный Суд РФ подробно описал правовой статус субсидиарных должников и объяснил, почему с точки зрения конституционализма критически важно наделять их равными с остальными лицами, участвующими в деле о банкротстве, правами, заложив безусловную основу для распространения на субсидиарных должников прав в иных спорах за рамками спора о привлечении к субсидиарной ответственности ^[8].

Несмотря на тот факт, что право субсидиарных должников на обжалование судебного акта-основания фактически по своей сути идентично аналогичному праву конкурсных кредиторов, Конституционный Суд РФ прямо выбрал для легитимации данного права институт ст. 42 АПК РФ, что, на наш взгляд, не является корректным, поскольку принципиальное значение имеет не процессуальное нарушение в виде рассмотрения судебного акта в отсутствие/непривлечение субсидиарного должника, а противопоставимость одного судебного акта правам лиц, при его рассмотрении не участвовавших и не могущих участвовать. При этом КС РФ оставил возможность закрепления специфического процессуального механизма.

В 2022 г. Верховный Суд РФ допустил еще одну ситуацию обжалования судебного акта-основания лицом, не участвующим в деле. Разъяснение касается ситуации, когда взыскатель по исполнительному производству не может реализовать свои права ввиду возбуждения в отношении должника дела о банкротстве по «просуженному» долгу перед иным кредитором (см. Обзор судебной практики ВС РФ № 2 (2022), утв. Президиумом ВС РФ 12.10.2022). Здесь ВС РФ аналогично сослался на положения ст. 42 АПК РФ.

_____________

Все изложенное неизбежно иллюстрирует указанный выше тезис о бесконтрольном распространении несовершенной процессуальной формы на новые правоотношения, которое с точки зрения благих целей правопорядка понятно. Цель легитимации рассматриваемых субъективных прав – борьба с разного рода недобросовестными действиями в процедуре банкротства, поскольку и кредитор, и субсидиарный должник заинтересованы, чтобы в реестр включалась только реально существующая задолженность (см. определение СКЭС ВС РФ от 23.08.2018 № 305-ЭС18-3533 по делу № А40‑247956/2015).

Однако в настоящее время остается неурегулированным вопрос, на основании каких процессуальных норм суды будут разрешать описанные в настоящем пункте ситуации (после появления п. 12 ст. 16 Закона о банкротстве, регулирующей лишь нивелирование судебного акта-основания арбитражным управляющим или кредитором).

Указанное дополнительно свидетельствует о непродуманности решения законодателя внести п. 12 в ст. 16 Закона о банкротстве.

4) Критика господствовавшей ранее модели и основная альтернатива (возражения)

Господствующая долгое время модель, выработанная в 2012 году ВАС РФ, предполагает, что конкурсный кредитор/субсидиарный должник («уполномоченное лицо») имеет право лишь на такое обжалование, но не на заявление возражений в рамках обособленного спора в деле о банкротстве о включении требований, основанных на таком судебном акте, в реестр.

Помимо очевидных вопросов нарушения принципа равенства (такие лица лишаются одной стадии процесса, а значит, дополнительной попытки получить судебный акт в свою пользу), сложностей в восстановлении срока на обжалование (данный вопрос даже становился предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ, см. постановление КС РФ от 01.06.2021 № 25-П «По делу о проверке конституционности положений абзаца второго части шестой статьи 112 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина С.М. Глазова»), некоторых аспектов процессуальной экономии (вопросы уведомления и участия всех кредиторов), компетенции (рассмотрение банкротных вопросов в общеисковом порядке), которые в настоящей статье не рассматриваются, основные сомнения в науке строились на следующем.

Существующая концепция и реализующая ее судебная практика исходят из расширительного толкования таких понятий, как преюдициальность и обязательность судебного акта-основания (встречаются оба подхода). Не вдаваясь сейчас в детали дискуссий по данному вопросу, укажем лишь, что исходим из того, что любой судебный акт обладает свойством относительности, а преюдиция допустима исключительно в споре между теми же лицами (субъективные пределы). Отдельно важно отметить, что никакой судебный акт сущностно не может являться правовым основанием для включения или невключения требований в реестр, поскольку таковым основанием является достаточная совокупность обстоятельств, свидетельствующих об обоснованности требования, которые, фактически (при заявлении возражений о невозможности исключения тех или иных обстоятельств из процесса оценки по мотивам установления в ином процессе) банкротным судом должны быть оценены заново.

Добавим, что ранее нами уже высказывалась позиция о необходимости проведения фактически повторной и более глубокой проверки обоснованности требований кредитора при его включении в реестр, нежели чем в общеисковом процессе ^{[9, с. 49–52; 10, с. 198;]}.

Несмотря на большое количество разъяснений ВС РФ по данному вопросу, основанных на принципе относительности законной силы судебных актов ^{[11, с. 187]}, ординарные суды на практике фактически игнорируют как указанный принцип, так и субъективные пределы законной силы судебного акта в угоду свойству его обязательности и недопустимости повторного рассмотрения «тождественных споров» (см. постановление Арбитражного суда Московского округа от 29.12.2022 по делу № А40-134808/2021).

Главным мотивом, побуждающим к вынесению подобных судебных актов, является опасение, что в какой-то момент в правовой действительности будут существовать два взаимоисключающих судебных акта, что, при этом, само по себе допускается, в т.ч. вышестоящими судебными инстанциями применительно к разным ситуациям (см. постановление Пленума ВС РФ № 10, Пленума ВАС РФ № 22 от 29.04.2010 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав»; постановления Пленума ВАС РФ от 23.07.2009 № 57 «О некоторых процессуальных вопросах практики рассмотрения дел, связанных с неисполнением либо ненадлежащим исполнением договорных обязательств», от 12.07.2012 № 42 «О некоторых вопросах разрешения споров, связанных с поручительством»). Для зарубежного правопорядка эта ситуация также типична ^{[12, с. 2–9; 13, с. 107]}.

Вслед за иными авторами ^{[13, с. 104; 3, с. 61]} мы полагаем, что модель обжалования судебного акта-основания не является единственной и тем более правильной. Гегемония принципа абсолютного противопоставления судебных актов недопустима ^{[14, с. 62]}. Альтернативой, подлежащей осмыслению и применению, является заявление уполномоченными лицами возражений в рамках спора о включении «просуженных» требований в реестр. Безусловно, сейчас ее реализация осложняется изменениями, внесенными в Закон о банкротстве Законом от 29.05.2024, в результате чего требования кредитора стали рассматриваться судьей единолично без проведения судебного заседания и вызова лиц, участвующих в деле о банкротстве, а равно в целом изменением процессуального обрамления соответствующего права конкурсного кредитора. Но глобально данную конфигурацию в научной дискуссии рано списывать со счетов.

Предлагаемая идея позволяет соблюсти интересы процессуальной экономии при предоставлении заинтересованным лицам права на заявление возражений против рассматриваемого требования ^{[15, с. 8-9]}, поскольку отсутствует надобность оспаривать изначально судебный акт-основание.

Использование механизма возражений иногда ранее отвергалась судами и сторонниками концепции отдельного обжалования с формальной ссылкой на специальные по отношению к АПК РФ положения п. 10 ст. 16 Закона о банкротстве, запрещающего в обособленных спорах об обоснованности требований кредиторов (включении их в реестр) заявлять возражения о составе и размере требований, если требование «просужено». В настоящее время указанное положение было исключено (вслед за позицией доктрины ^{[16, с. 206; 15, с. 10; 17, с. 60]}).

В целом, логика недопустимости заявления соответствующих возражений могла бы распространяться на должника и его учредителей, поскольку они могли прямо или косвенно влиять на результаты рассмотрения в исковом порядке спора, по итогам которого был вынесен судебный акт-основание, на что также указывали исследователи ^{[17, с. 60]}. Именно такой подход был заложен в основу п. 23 проекта Постановления № 35:

«Если требование кредитора подтверждено вступившим в законную силу судебным актом, то возражения должника или представителя учредителей (участников) должника ¾ юридического лица или представителя собственника имущества должника – унитарного предприятия относительно такого требования не подлежат рассмотрению судом, кроме возражений о прекращении этого требования в связи с обстоятельствами, произошедшими после принятия судебного акта (например, в связи с исполнением должником судебного акта), а также об истечении срока предъявления исполнительного документа к исполнению. Арбитражный управляющий и другие кредиторы, предъявившие требования к должнику, могут предъявлять любые возражения относительно указанного требования, в том числе о недействительности сделки, на которой основано заявленное требование.

Как указывает Р. Т. Мифтахутдинов, указанный проект предлагал разъяснение, основанное на международном правовом опыте решения подобных проблем, который предусматривает относительную силу судебных актов, вынесенных в отношении данного должника без учета интересов его кредиторов ^{[13, с. 108]}. Р. Т. Мифтахутдинов в целом считает, что господствовавшее ранее решение не защищало в должной мере кредиторов несостоятельного должника от злоупотреблений последнего, ввиду чего необходимо расширять действие принципа относительности судебных актов при банкротстве» ^{[13, с. 104]}.

Отдельно обратим внимание на финал указанного пункта проекта:

«Принятие арбитражным судом, рассматривающим дело о банкротстве, судебного акта по результатам рассмотрения требования, подтвержденного вступившим в законную силу другим судебным актом, не является основанием для пересмотра этого последнего судебного акта по новым или вновь открывшимся обстоятельствам».

Как видно, при подготовке данного проекта проблем в одновременном наличии двух фактически противоположных судебных актов не возникало. Более того, считалось, что отсутствует необходимость даже в пересмотре судебного акта-основания в порядке ст. 311 АПК РФ – и этому есть разумное обоснование (помимо доктринальных тезисов касательно относительности и субъективных пределов).

Так, исполнить судебный акт-основание в ординарном порядке (имеется в виду исполнительное производство) все равно не представляется возможным, если в отношении должника введена процедура: одним из последствий введения наблюдения является приостановление исполнения исполнительных документов по имущественным взысканиям (абз. 4 п. 1 ст. 63 Закона о банкротстве). Последствием введения конкурсного производства и вовсе является прекращение исполнения по всем исполнительным документам (абз. 6 п. 1 ст. 126 Закона о банкротстве). Безусловно, в теории всегда существует возможность нивелирования дела о банкротстве, и тогда судебный акт-основание снова будет подлежать исполнению и вновь перестанет затрагивать права уполномоченного лица, поскольку оно утратит соответствующий статус ^{[18, с. 159, 165]}.

III. Критика распространения модели гл. 37 АПК РФ на право пересмотреть судебный акт-основание

1) Исторический экскурс

Напомним, что предложения обрамления права из п. 24 Постановления № 35 в процедуру пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам давно звучали и не раз были положены в основу законопроектов, которые изначально приняты не были.

Так, в проекте Федерального закона № 598603-7 «О внесении изменений в Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве) предлагалась следующая редакция:

«Если кредиторы полагают, что их права и законные интересы нарушены судебным актом (включая акт суда общей юрисдикции и арбитражного суда, а также акт о принудительном исполнении решения третейского суда), на котором основано заявленное в деле о банкротстве требование, указанные лица, а также арбитражный управляющий вправе обратиться в установленном процессуальном законодательстве порядке с заявлением о пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам указанного судебного акта.

<…>

Все кредиторы и уполномоченные органы, требования которых заявлены в деле о банкротстве либо включены в реестр требований кредиторов, а также арбитражный управляющий вправе принять участие в рассмотрении указанного заявления, в том числе представить новые доказательства и заявить новые доводы, которые ранее не представлялись и не заявлялись при первоначальном рассмотрении дела. Повторная подача такого заявления названными лицами по тем же основаниям не допускается».

Предложение было внесено ВС РФ на основании Постановления Пленума ВС РФ № 27 от 27.11.2018.

Основным минусом данного законопроекта Правовое Управление Аппарата ГД ФС РФ назвало отсутствие в положениях ст. 311 АПК РФ указания на соответствующее основание, а равно сослалось на существующий инструментарий п. 24 Постановления № 35 (см. Заключение ПУ Аппарата ГД ФС РФ «По проекту федерального закона № 598603-7 "О внесении изменений в Федеральный закон "О несостоятельности (банкротстве)» (первое чтение). Отметим, что аналогичные изменения в Закон о банкротстве предлагались и позднее, в 2021 году, Правительством РФ (см. проект Федерального закона № 1172553-7 «О внесении изменений в Федеральный закон "О несостоятельности (банкротстве)" и отдельные законодательные акты Российской Федерации»), однако также не были реализованы.

Данные предложения практически слово в слово были приняты и введены Законом от 29.05.2024, за исключением последнего абзаца о праве лиц, участвующих в деле о банкротстве и в арбитражном процессе по делу о банкротстве.

При этом в судебной практике доминировал совершенно иной подход: судами прямо указывалось на самостоятельность института пересмотра судебного акта-основания и его отличия от положений гл. 37 АПК РФ (см. Обзор судебной практики ВС РФ № 2 (2020), утв. Президиумом ВС РФ 22.07.2020, определение СКЭС ВС РФ от 19.05.2020 № 305-ЭС18-5193 (3) по делу № А41-35652/2017).

Более того, ВС РФ называет указанный порядок «экстраординарным обжалованием ошибочного взыскания», в рамках которого возможно как приведение новых доводов, так и представление новых доказательств, отдельно указывая, что вступление в дело лиц, обращающихся с подобной жалобой и желающих предоставлять новые доказательства, хоть и должно осуществляться применительно к правилам о пересмотре судебного акта по вновь открывшимся обстоятельствам в суде апелляционной инстанции (см. определение СКЭС ВС РФ от 24.12.2015 № 304‑ЭС15-12643 по делу № А45‑6961/2014), но сущностно таковым вновь открывшимся обстоятельством не является.

Указание же сейчас в п. 12 ст. 16 Закона о банкротстве на необходимость обращения с заявлением об отмене судебного акта по правилам пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам противоречит как правовой позиции ВС РФ, так и правовой природе анализируемых институтов.

2) Анализ недостатков реализованной модели

Как неоднократно указывалось, сейчас экстраординарное обжалование перестало являться обжалованием как таковым, поскольку получило процессуальное обрамление в виде заявления о пересмотре судебного акта по вновь открывшимся и новым обстоятельствам, что, по мнению автора, является некорректным по следующим причинам.

Во-первых, в действующей парадигме субъектом заявлений на основании гл. 37 АПК РФ является лицо, чьи права и обязанности затрагиваются непосредственно. В реализованном Законом от 29.05.2024 подходе круг таких субъектов расширяется до лиц, которые изначально не должны были участвовать в деле, но по причине возникновения дела о банкротстве должника получили условное «право влиять на процесс».

Такой подход не может быть поддержан, поскольку, как уже описывалось, суть института ст. 311 АПК РФ в том, что изначально суд, рассматривая конкретный спор, правильно оценил все доказательства, применил корректные нормы права в верном истолковании и вынес правосудное решение. Однако в дальнейшем возникла экстраординарная ситуация, которая либо вскрыла отсутствующие фактические обстоятельства, которые в своей совокупности при оценке могли бы привести суд к другому выводу, либо настолько изменила правовые обстоятельства (квалификацию сделки, акта, правовые нормы или практику их применения), что, зная об этом, суд бы также вынес иное решение.

Но распространение правил гл. 37 АПК РФ на ситуации пересмотра судебного акта-основания фактически превратят данный институт из экстраординарного в достаточно ординарный, поскольку кредиторы и арбитражные управляющие часто прибегают к данному способу снижения долгов конкурсной массы. Более того, заявляемые ими основания намного шире обстоятельств, заявленных в ст. 37 АПК РФ

Во-вторых, права и обязанности субъекта заявления о пересмотре затронуты судом непосредственно. Изменения, внесенные Законом от 29.05.2024, рушат устоявшуюся конструкцию, поскольку права и обязанности субъектов экстраординарного обжалования не затрагиваются судебным актом напрямую, влияние носит опосредованный характер: за счет уменьшения требований, включенных в реестр и потенциального увеличения доли конкретного кредитора по итогам распределения конкурсной массы.

В-третьих, классическое описание института пересмотра по вновь открывшимся и новым обстоятельствам предполагает влияние только на лиц, участвующих в рассмотрении конкретного спора (либо лиц, которые должны были быть привлечены к участию в деле).

Наполнение указанного критерия меняется в результате изменений, внесенных Законом от 29.05.2024. Речь идет об абз. 5 п. 12 ст. 16 Закона о банкротстве, в соответствии с которым лица, участвующие в деле о банкротстве и в арбитражном процессе по делу о банкротстве должника (т.е. лица, не наделенные статусом заявителей), вправе принять участие в рассмотрении заявления, в том числе представить новые доказательства и заявить новые доводы, которые не представлялись и не заявлялись при первоначальном рассмотрении дела.

Здесь проявляется особенность банкротного процесса, связанная с тем, что, совершая те или иные процессуальные действия, конкретный кредитор фактически действует в интересах всей конкурсной массы, всего гражданско-правового сообщения участников дела о банкротстве

Мы не можем исключать и того, что в случае, если заявитель примет решение об отказе от соответствующего заявления, судебная практика не распространит на такую ситуацию подход ВС РФ к процедуре принятия отказа кредитора от заявления об оспаривании сделки (процессуальное правопреемство). Каким образом такой подход (не лишенный своей логики) будет коррелировать с сутью института пересмотра судебного акта по вновь открывшимся и новым обстоятельствам, не ясно.

В-четвертых, фильтры обоснованности, применяемые при пересмотре по гл. 37 АПК РФ и при пересмотре судебного акта-основания при разные. В первом случае достаточным для отмены судебного акта и повторного рассмотрения дела является сам факт наличия вновь открывшихся и новых обстоятельств. Судебный акт-основание же, в соответствии с подходами, выработанными в судебной практике, отменяется не только при наличии новых доводов и новых обстоятельств. Суд фактически сразу оценивает мотивированность таких доводов, что невозможно при пересмотре по правилам гл. 37 АПК РФ. Сомнительно, что на практике п. 12 ст. 16 Закона о банкротстве воспримет фильтр обоснованности, характерный для пересмотра по гл. 37 АПК РФ, ведь это приведет к повальной (и зачастую не нужной) отмене судебных актов.

Отметим, что в литературе в качестве единственного разумного довода в поддержку применения положений гл. 37 АПК РФ к пересмотру судебного акта- основания (помимо полноценного рассмотрения в судах всех инстанций, что сейчас уже учтено) приводится именно идея фильтра обоснованности ^{[7, с. 119]}, закрепленная практикой в деле «ФНС против Васильева» (см. постановление Президиума ВАС РФ от 22.04.2014 № 12278/13; определение СКЭС ВС РФ от 29.09.2014 № 302-ЭС14-3 по делу № А19-625/2012) в противовес конструкции отмены судебных актов при подаче жалобы в порядке ст. 42 АПК РФ.

На наш взгляд, указанного для мотивированного применения положений гл. 37 АПК РФ недостаточно, поскольку, как указано, фильтры обоснованности в данных процедурах разные. В любом случае, подходящее описание фильтра обоснованности могло бы быть закреплено отдельно, в рамках описания самостоятельной процессуальной формы.

В-пятых, отдельно следует указать на недопустимость представления новых доказательств в производстве по правилам гл. 37 АПК РФ. Так, в соответствии с абз. 4 п. 4 Пленума ВАС РФ по новым и вновь открывшимся обстоятельствам суду следует проверить, не свидетельствуют ли факты, на которые ссылается заявитель, о представлении новых доказательств, имеющих отношение к уже исследованным ранее судом обстоятельствам. Представление новых доказательств не может служить основанием для пересмотра судебного акта по вновь открывшимся обстоятельствам по правилам гл. 37 АПК РФ.

Указанное дополнительно свидетельствует о том, что положения о пересмотре по вновь открывшимся и новым обстоятельствам не подходят для урегулирования экстраординарного обжалования.

В-шестых, вопрос судебной ошибки. Общая логика пересмотра судебного акта-основания позволяет сделать вывод о том, что основанием для его отмены могут являться как ошибки суда, так и иные обстоятельства. Пересмотр по правилам ст. 37 АПК РФ же, как указывалось, по общему правилу не исправляет (и не должен исправлять) ординарные ошибки суда, которые должны быть исправлены в институциональном порядке. Сейчас же судебные ошибки фактически приравнены к «иным существенным обстоятельствам», что продолжает порочную практику правовых позиций, позволяющих в ряде случаев устранять судебные ошибки посредством пересмотра по гл. 37 АПК РФ.

Изложенное наглядно демонстрирует тот факт, что правила пересмотра судебного акта по вновь открывшимся и новым обстоятельствам не должны применяться для пересмотра судебного акта-основания.

Как указывалось, положительно следует оценить лишь то обстоятельство, что с появлением п. 12 ст. 16 Закона от 29.05.2024 заявители получили возможность участия в процессе в суде первой инстанции (в силу ч. 1 ст. 310 АПК РФ).

Таким образом, мы приходим к выводу, что использование инструментария гл. 37 АПК РФ для регулирования права на пересмотр судебного акта-основания не является корректным. Описываемый процессуальный институт подлежит доработке как новый, поскольку он обладает всеми критериями самостоятельности; возможно, выстраиванию с нуля с использованием иной процессуальной модели, которая могла бы учесть применимые особенности инструментария пересмотра по новым и вновь открывшимся обстоятельствам, но не копировать его и не применять в неподходящих сущностно обстоятельствах.

При этом интересно то, что в некоторых случаях, на первый взгляд, более подходящих для применения положений гл. 37 АПК РФ, законодатель данные нормы не использует.

Речь идет о п. 8 ст. 100 Закона о банкротстве в редакции Закона от 29.05.2024:

«Если лицу, имеющему право на заявление возражений, после включения требования кредитора в реестр требований кредиторов станут известны обстоятельства, свидетельствующие о необоснованности требования кредитора либо об иной его очередности, такое лицо вправе обратиться в арбитражный суд, рассматривающий дело о банкротстве, с заявлением об исключении требования кредитора из реестра требований кредиторов либо об изменении его очередности. Такое заявление может быть подано в течение трех месяцев с момента, когда этому лицу стало или должно было стать известно о наличии указанных обстоятельств. В случае пропуска этого срока по уважительной причине он может быть восстановлен арбитражным судом».

Безусловно, описанная ситуация не является классическим примером для применения положений гл. 37 АПК РФ, но некоторые основания для этого могут быть найдены (отсутствие осведомленности у лица, имеющего право на заявление возражений, и суда осведомленности об обстоятельствах на момент включения требования в реестр). Однако здесь законодателем была избрана конструкция исключения требования из реестра, что, скорее, необходимо поддержать (поскольку требование о включении в реестр рассматриваются единолично судьей, выносится определение в резолютивной части, рассмотрения дела как такового не происходит).

Изложенное свидетельствует о том, что законодатель в ряде случаев учитывает особенности реализации конкретного права и подбирает подходящие процессуальные инструменты.

Выводы

Институт пересмотра судебного акта по вновь открывшимся и новым обстоятельствам, безусловно, имеет свою историю развития. Его современный облик возник как результат распространения правил о пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам на ситуации, сутево не подходящих под дефиницию вновь открывшихся обстоятельств (позднее их законодательно обособили в «новые обстоятельства», сохранив общность процессуальной формы, однако какое-то время правила о пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам применялись к обстоятельствам, таковыми не являющимся) (см. постановление КС РФ от 06.07.2018 № 29-П «По делу о проверке конституционности пункта 1 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой общества с ограниченной ответственностью «Альбатрос»; постановление Пленума ВС РФ от 14.12.2000 № 35 «О некоторых вопросах, возникающих при рассмотрении дел, связанных с реализацией инвалидами прав, гарантированных Законом Российской Федерации «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС»; Постановление Пленума ВАС РФ от 14.02.2008 г. № 14 «О внесении дополнений в Постановление Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 12 марта 2007 г. № 17 «О применении Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при пересмотре вступивших в законную силу судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам»).

Но если вышеописанную ситуацию можно охарактеризовать как стадию закономерного развития института вслед за развитием общественных отношений и возникающих потребностей в новом регулировании, то известны и случаи, когда конструкцией пересмотра по новым и вновь открывшимся обстоятельствам прикрывается в принципе отсутствие процессуального инструментария для защиты права, например, случаи исправления судебной ошибки, допущенной в постановлении президиума ВАС РФ (см. постановление КС РФ от 03.02.1998 № 5-П «По делу о проверке конституционности статей 180, 181, пункта 3 части 1 статьи 187 и статьи 192 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации»); случаи исправления нарушений, указанных в ч. 4 ст. 288 АПК РФ, допущенные кассационным судом при принятии судебного акта; случаи двойного обжалования, а равно описанный в настоящей статье случай экстраординарного обжалования.

При этом описываемые в т.ч. в настоящей статье случаи расширения оснований применения данного института есть всего лишь частные проявления общего вектора расширения субъективных пределов права на судебную защиту и, вместе с тем, увеличения глубины вторжения и изъятий из принципа правовой определенности. Оба этих тренда иллюстрируют не что иное, как движение к достижению цели отправления правосудия как такового – идеи защиты права и социальной справедливости, при которой становится невозможным сохранение формально законного и обоснованного решения, движение к интересам законности больше, чем к правовой определенности.

Такое количество обращений к институту пересмотра не только на уровне судебной практики, но и на уровне законодателя и даже научных исследований не позволяет не задуматься о некоторой степени универсальности указанной процессуальной формы, а равно даже об ее имплицитном существовании во внесудебных процедурах и в принципе об идее универсальности процессуальной формы как таковой.

Однако, в настоящее время, в том виде, в котором институт пересмотра судебных актов по вновь открывшимся и новым обстоятельствам существует сегодня, говорить об универсальности данной процессуальной формы преждевременно. В этой связи мы не можем согласиться с предложением некоторых исследователей рассматривать институт пересмотра как универсальное средство защиты прав кредиторов ^{[7, c. 127]}.

На практике идея универсальности приводит к бесконтрольному использованию институтов по аналогии, без учета существа отношений, исходя из сугубо практических интересов восполнения пробела. Необходимо говорить о том, что процессуальная форма, обладающая признаком универсальности, может применяться по аналогии для схожих ситуаций и может восполнять пробелы, помогая в реализации права на судебную защиту (и в этой части мы можем привести примеры экспансии конструкции п. 24 Постановления № 35). Но институт ст. 311 АПК РФ, к сожалению, далеко не всегда применяется в сходных ситуациях, а используется под эгидой необходимости устранения «любой» судебной ошибки.