Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Исторический журнал: научные исследования
Правильная ссылка на статью:

Джейраховцы – вопросы происхождения и миграции

Албогачиев Магомед Михаилович

ORCID: 0009-0006-3925-1554

студент; кафедра «История»; Ингушский государственный университет

386001, Россия, республика Ингушетия, г. Магас, пр-т Зязикова, 7, каб. 302

Albogachiev Magomed Mikhailovich

Student; Department of History; Ingush State University

386001, Russia, Republic of Ingushetia, Magas, Zyazikova ave., 7, room 302

magomed_albogachiyev77@mail.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.7256/2454-0609.2024.5.70221

EDN:

IILFSN

Дата направления статьи в редакцию:

24-03-2024


Дата публикации:

13-11-2024


Аннотация: Предметом исследования в настоящей статье являются некоторые вопросы истории ингушского этнотерриториального общества – джейраховцы (инг. жIайрахой), локализованного в источниках XVI-XVIII вв. на территории Джейрахского ущелья, в нижнем течении р. Армхи, а также в ущелье р. Терек до с. В. Ларс. Целями статьи являются изучение вопроса о происхождении данного общества и выявление причин причисления его к осетинскому племени некоторыми авторами XIX в. А также показать необоснованность такого причисления. В качестве теоретической базы привлечены труды исследователей разного периода, занимавшихся изучением вопроса вайнахского населения левобережье р. Терек и происхождения ингушских этнотерриториальных объединений XVI-XIX вв. Проводится анализ сведений из исторических источников, связанных с исследуемым вопросом. С использованием историко-системного метода изучены процессы, приведшие к образованию джейрахского общества, и причины их причисления к осетинам. Актуальность темы определяется тем, что джейраховское общество является одним из западновайнахских этнотерриториальных объединений, образовавших современный ингушский народ. Следовательно, история этого общества напрямую связана с историей всего ингушского народа. В ходе исследования автор приходит к выводу, что главная причина причисления в некоторых источниках XIX в. джейраховцев к осетинскому племени, заключалась в том, что это ингушское общество было образовано вайнахскими переселенцами с левобережья р. Терек, подвергшимся в значительной степени иранизации, вследствие длительного совместного проживания с численно преобладающим осетинским населением. Выбор нового места обитания переселенцами определялся, как правило, его географическим положением, хозяйственной значимостью, а также отношением к ним со стороны местного населения. Поэтому в одних случаях переселенцы обосновывались в ингушских хуторах и полностью растворялись среди коренных жителей, а в других – основывали новые села и общества. Одним из таких обществ, образованное ими, было Джейраховское.


Ключевые слова:

Джейраховцы, тагаурцы, шимиты, переселенцы, ингуши, вайнахи, миграция, осетины, Джейрахское ущелье, Дарьяльское ущелье

Abstract: The subject of the research in this article is some questions of the history of the Ingush ethnoterritorial society – Dzheyrakhovtsy (ing. Zhiyrakhoi), localized in the sources of the XVI-XVIII centuries on the territory of the Dzheyrakh gorge, in the lower reaches of the Armkhi river, as well as in the gorge of the Terek River to S. V. Lars. The purpose of the article is to study the question of the origin of this society and to identify the reasons for its inclusion in the Ossetian tribe by some authors of the XIX century. And also to show the unreasonableness of such an assignment. As a theoretical basis, the works of researchers from different periods who studied the issue of the Vainakh population on the left bank of the Terek River and the origin of Ingush ethnoterritorial associations of the XVI-XIX centuries are involved. The analysis of information from historical sources related to the issue under study is carried out. Using the historical and systematic method, the processes that led to the formation of the Jeyrakh society and the reasons for their classification as Ossetians are studied. The relevance of the topic is determined by the fact that the Dzheyrakh society is one of the Western Vainakh ethnoterritorial associations that formed the modern Ingush people. Therefore, the history of this society is directly connected with the history of the entire Ingush people. In the course of the study, the author comes to the conclusion that the main reason for classifying the Dzheyrakhovs in some sources of the XIX century to the Ossetian tribe was that this Ingush society was formed by Vainakh settlers from the left bank of the Terek River, who underwent significant Iranization due to long-term cohabitation with the numerically predominant Ossetian population. The choice of a new place of residence by the settlers was determined, as a rule, by its geographical location, economic significance, as well as the attitude of the local population towards them. Therefore, in some cases, migrants settled in Ingush farms and completely dissolved among the indigenous inhabitants, while in others they founded new villages and societies. One of these societies, formed by them, was the Dzheyrakhov society.


Keywords:

The Jeyrahovs, Tagaurians, shimity, migrants, Ingush, vainakhi, migration, Ossetians, The Dzheyrakh Gorge, Daryal Gorge

Джейраховцы (инг. ЖӀайрахой) – ингушское этнотерриториальное общества, локализованное в источниках XVI-XVIII вв. на территории Джейрахского ущелья, в нижнем течении р. Армхи, а также в ущелье р. Терек до с. В. Ларс.. Первые упоминания встречаются в русских статейных списках XVI-XVII вв., под названием «ерохонские люди» [1, с. 62, 64.].

Согласно основным сведениям о происхождении, джейраховские рода являются выходцами из Осетии. Историк-кавказовед Н. Г. Волкова отмечает, что в преданиях ингушей Джерахского ущелья до сих пор сохранилось представление о происхождении ингушских фамилий – Цуровых и Хаматхановых из Осетии [2, с. 130]. Возможно, Хаматхановы, до своего переселения в Джейрахское ущелье, жили в селении Дзивгис в Куратинском ущелье, где находились их культовые сооружения. Например, Н. Г. Волкова, на основе полевых материалов, пишет: «Фамилия Хаматхановых известна в Осетии. В Куртатинском ущелье в сел. Дзивгис один из Хаматхановых в 1902 г. принимал участие в ремонте аланского храма XII в., о чем свидетельствует надпись на стене этого храма» [2, с. 130]. Об этом также сообщает и Л. П. Семенов [3, с. 22].

Существует немало исторических источников, которые свидетельствуют о проживании вайнахских племен к западу от р. Терек. Например, согласно этнографическим материалам, осетинское население в Тагаурии мигрировало из западных районов Осетии. Со слов местных жителей, Г. Хатисян сообщает о том, что Тагаурия была частью владений кистов-ингушей [4, л.18об].

Исследователь средневековой культуры осетин, археолог В. Х. Тменов, ссылаясь на историка-кавказоведа Г. А. Кокиева, пишет: «(...)предания о пребывании ингушей в Тагаурии и последующем вытеснении их отсюда засвидетельствовал в 1926 г. Г.А. Кокиев, которому местные жители даже показывали ряд склепов башенного типа, расположенных по левую сторону дороги между Верхней и Нижней Саниба и называемых ими “ингушскими”» [5, с.124].

Правда, проф. Г. А. Кокиев предполагает, что ингушские склепы моложе осетинских и считает, что строили их ингушские мастера по заказу осетин. На наш взгляд, это обычная попытка представить существующий факт в нужном автору свете. Тем более из других источников подтверждается именно проживание в этом районе ингушей и последующее вытеснение их пришлыми осетинами. Но для нас важен сам факт, указывающий на следы пребывания в этом районе ингушей.

В. Б. Пфафф, в своей работе «Материалы для древней истории осетин», пишет, что общества тагаурцев и куртатинцев образовались большей частью из беглых валажирцев, а также из выходцев Нарского, Закинского и Джавского ущелий. При этом автор отмечает, что эти осетины не имеют рассказов о «феодальном веке» своей страны, и что по их рассказам до них здесь обитал народ бурдуры (осет. бурдуртае). Последние переселились за Казбек, в Труссовское ущелье. Исходя из этих и некоторых других данных, В. Б. Пфафф делает вывод, что нынешние жители переселились в эти места не раньше XV-XVI столетий [6, с.126]. «Зато, – пишет В. Б. Пфафф, – жители Куртатинского и Тагаурского ущелий довольно хорошо помнят историю своего собственного общества» [6, с.127].

Следует отметить, что бурдуров, как пишет В. Б. Пфафф, местные жители называют «осетинским племенем» [6, с.127]. Однако, приводимые автором далее сведения заставляют усомниться в такой идентификации этого племени. В. Б. Пфафф отмечает, что не располагает сведениями об осетинском племени с таким название и, что в этом районе «необыкновенно большое количество построек и церквей с грузинскими надписями и богатых кладбищ, очевидно принадлежащих к феодальному периоду. Также В. Б. Пфафф сообщает, что «у нынешних жителей воспоминания о феодальном веке сливаются в одно с древнейшими нартовскими сказаниями, и сами грузинские феодалы, обитавшие, судя по большому числу грузинских церквей, именно на этом месте, называются у них тоже нартами. Они показывают еще там и сям развалины крепостей и замков феодалов, но не иначе говорят: тут жили нарты, там их гробницы, в которых попадаются иногда вещи серебряные и золотистые, с грузинскими буквами». Поэтому, В. Б. Пфафф делает вывод, что бурдуры или доиранское население этих мест было грузинским [6, с.126]. Иными словами, автор считает, что бурдуры были грузиноязычными нартами. Однако, мы связываем их с дзурдзуками, которые в осетинских преданиях встречаются под названием царциата. Исследовав осетинские сказания о доиранском населении их страны, Г.Ф. Чурсин приходит к выводу, что царциаты и нарты, возможно, являлись, если не одним и тем же народом, то два народа, жившие одновременно на территории нынешней Осетии [7, с. 75]. Примечательно, что Санибанское ущелье, по ингушским преданиям, считается родиной ингушских нартов и самих ингушей. [8, с. 22–27].

По нашему мнению, царциата – это дзурдзуки (т.е. цовы и орцхоевцы). А грузинские надписи на их сооружениях объясняются тем, что христианство к последним, как и ко всем нахоязыным племенам, шло со стороны Грузии. Тем более, дзурдзуки с древних времен находились под сильным культурным и языковым влиянием Грузии. Возможно, такое же описание В. Б. Пфафф давал бы в Ассиновском ущелье, если бы в его время эти места были бы заняты осетинами, и исследователь посетил бы их. Ведь здесь церкви и другие сооружения также имеют грузинские надписи.

Ф. И. Горепекин пишет, что «многие топографические названия, культы и религиозные верования, имена и мн. др. на осетинской территории необъяснимы у осетин или объясняются искаженным понятием, разъясняются ингушским языком» [9, л. 33].

В первой половине XVIII в. в ущелье р. Терек вплоть до границ с Грузией, видимо, еще жили вайнахские племена. Например, селение Нижний Чим (Чми, Даллагкау) основано в середине XVIII в. Багиром Слонате, сыном Илальда Слонате, бежавшего примерно в 1730 г. из алагирского селения Бад и заложившего на Тереке на земле ингушей с. Верхний Чми» [10, с. 388, прим. 17].

Н. Г. Волкова, которая тщательно исследовала проблему миграционных процессов среди осетин, приходит к выводу, что к началу XVIII в. восточная этническая граница осетин существенно изменилась и уже в 1770-х гг. самыми восточными осетинскими поселениями были населенные пункты в Дарьяльском ущелье (населенной ранее вайнахами), по левому берегу р. Терек – Ларс, Чми, Балта [2, с. 126]. Осетины не считали Дарьяльское ущелье местом своего давнего обитания и поселились здесь, на земле считавшейся ингушской, в 1720-х гг. [2, с. 127, 128].

Ю. Клапрот сообщает, что осетины Слонаты за пользование землей, на которой находились селения Ларс, Чми, Балташ, платили ингушам подати [11, с. 286; 2, с. 128].

О переселении вайнахов с территории левобережья Терека в Джейрахское ущелье свидетельствуют и архитектурные памятники. Л. П. Семенов пишет, что «отпечатки человеческих рук на стенах (в Ингушетии – на склепах в селениях Хамхи, Пуй, Эрзи; в Осетии – в селениях Даргавс, Кобань), глубокие, ниши в полуподземных склепах (в Ингушетии – в селении Салги, в Осетии – в селениях Даргавс, Кобань)… Башня Мамсуровых в осетинском селении Даргавс, имеющая на кровле парапет с четырьмя остроконечными зубцами, а ниже верхних окон навесные бойницы (машикули), напоминает башни ингушского селения Цори» [8, с. 22–27].

А. Скачков приводит слова 110-летнего жителя с. Дагом Дзиу Цабиева, о том, что иронцы не умели строить башни, а кабардинцы умели, потому что у них было больше времени и они жили богаче [12, с.3]. А у кого могли пришлые кабардинцы научиться строить башни если не у вайнахов, обитавших до них в предгорных районах Центрального Кавказа? Возможно, кабардинцы начали строить башни, когда завладели Дарьяльским, Джейрахским и др. ущельями, переняв строительное мастерство у местных вайнахских племен.

Ученый-осетиновед проф. Б. А. Алборов пишет относительно первоначальных жителей поселения Ламардон, что «они называли себя ламар, ламуар или ламур, что значит по-ингушски «горцы». Местность, заселенная ими, прозвана у окружающих осетин Ламардон, что значит «ламаров местообитание» или «ламаров вместилище», так как слово дон по-осетински имеет значение не только «вода», но и «вместилище» [13, с. 125]. Здесь отметим, что лоамарой, наряду с гIалгIай, было самоназванием ингушских обществ до начала XX в.

Б. А. Алборов считает, что Ламардон означает «местообитание ламаров». Мы же объясняет это тем, что осетины, до своей миграции в эти места, реку, где обитали ингуши-ломарои, называли Ламардон – «река ламаров». Аналогично тому, как они называли р. Армхи, где жили ингуши-кисты (осет. маехъаел), Макалдон – «река макалов». И уже название этой реки было перенесено на населенный пункт, основанный здесь.

По всей видимости, было несколько миграционных волн ираноязычных племен в горы Центрального Кавказа. Языковые схождения в дигорском диалекте осетинского языка и вайнахских языках, выявленные проф. В. И. Абаевым, указывают на то, что в Алагирском ущелье, граничащем с Дигорией на западе, в прошлом обитали нахоязычные племена. Причем исследователь отмечает, что языковые схождения в большей степени сходны с чеченским языком, а не ингушским. На наш взгляд, в этом нет ничего удивительного, т.к. подтверждается наша версия о том, что западнее р. Терек жили племена, говорившие на двух основных диалектах галгайского языка: кистинском и дзурдзукском. Современный чеченский литературный язык, по нашему мнению, образовался на основе кистинского диалекта, а ингушский – на основе дзурдзукского. Видимо, предки дигорцев больше контактировали с кистинскими племенами. В. И. Абаев пишет: «Западный диалект осетинского языка – дигорский, имеет ряд схождений с чеченским минуя иронский, через голову, так сказать, иронского» [14, с.114]. Автор объясняет это тем, что иранская иммиграция в Центральный Кавказ, положившая начало оформлению осетинского племени, шла, возможно, двумя последовательными волнами; первой – «дигорской» и второй – «иронской. Последние вклинились между вайнахами и дигорцами [14, с.115]. Автор рассматривает эти языковые параллели «как принадлежавшие тому местному языковому субстрату, на основе которого формировались и чечено-ингушский язык и осетинский» [14, с. 112].

Вклинившиеся между дигорцами и вайнахами иронцы, судя по сведениям из народных преданий, пришли в постмонгольский период, во время кабардинской экспансии в Центральный Кавказ XIV-XVI в. Далее они продвигаются на восток. Л. П. Семенов записал осетинское предание, согласно которому в Тагаурском и Куртатинском ущельях некогда жили ингуши. Под натиском кабардинцев и осетин, сражавшихся под предводительством Тага и Курта, ингуши отступили на восток – сначала в Санибанское ущелье, а затем через Чми на правый берег Терека [3, с. 22-23; 8, с. 27].

Российский историк В. П. Кобычев отмечает: «Время завершения иранизации ущелий восточной части Северной Осетии определяется упоминанием в предании о Таге и Курте кабардинцев, которые действовали с ними против ингушей”. Но это могло иметь место не ранее XIV в. (времени освоения кабардинцами предгорной равнины) и не позже начала XVIII в., когда ингуши… еще продолжали удерживать в своих руках земли Дарьяльском ущелье» [15, с. 165-184; 5, с.125]. Соглашаясь с таким выводом ученого, проф. В. Х. Тменов пишет: «На протяжений столетий ингуши и осетины вели с переменным успехом борьбу за обладание тем или иным клочком скупой на благо горской земли и, главное, за право обладание стратегически важным Дарьяльским проходом» [5, с. 125].

Таким образом, осетинские племена продвигались с северо-запада на юго-восток, сменяя вайнахское население. По мнению Б. А. Калоева, последняя волна осетинской миграции из предгорной равнины Северного Кавказа, относящейся к XV-XVI вв., вызвана кабардинской экспансией в Центральный Кавказ [16, с. 50]. При этом первая волна, видимо, связана с татаро-монгольским нашествием. «Можно говорить, – пишет Г. Дж. Гумба, – что в осетинских преданиях отражены реальные события эпохи нашествия монголов, когда под натиском завоевателей ираноязычные племена вынуждены были оставить степи и переселиться в горные районы, где и осели, смешиваясь с коренным населением» [17, с. 119]. В составе первой волны миграции, как считает В. И. Абаев (см. выше), переселяются дигорцы. Последние, судя по всему, заняли земли к западу от р. Ардон. Следом мигрируют иронские племена и колонизируют Алагирское ущелье и далее – ущелье р. Большой Лиахви в Закавказье. В XV-XVII вв. на Северном Кавказе иронцы заселяют Куртатинское, Кобанское, Санибанское ущелья и Даргавсскую долину. А в течение XVIII в. занимают ущелье р. Терек. Вайнахи же представляют тех самых загадочных аборигенов этих ущелий, которых вынудили мигрировать на правый берег р. Терек, а оставшихся «поглотили» ираноязычные предки современных осетин, завоевавшие эти ущелья в союзе с кабардинцами. В. Б. Пфафф пишет, что общества тагаурцев и куртатинцев образовались большей частью из беглых валажирцев, а также из выходцев Нарского, Закинского и Джавского ущелий. [6, с.126].Как пишет Н. Г. Волкова, население Куртатинского общества пополнялось переселенцами из различных мест Осетии[2, с. 130]. Проф. Б. А. Калоев пишет о переселении в Тагаурию некоторых фамилии из Алагирского ущелья[16, с. 49–50]. Н. Г. Волкова отмечает факт переселения алагирских осетин в Куртатинское ущельев селения Цимити, Харисчин, Кадат [2, с. 130].Далее автор пишет: «Выходцами из соседнего Закинского ущелья Калоевыми было основано сел. Калотыкау в верхней части Куртатинского ущелья (Б. А. Калоев, не аргументируя, относит основание этого селения к XVI в. Образование здесь же находившегося сел. Андиатыкау народная традиция связывает с ингушской фамилией Яндиевых [В этом же селении жили Евлоевы (ср. ингушскую фамилию Евлоевы)]» [2, с. 130]. Видимо, среди мигрировавших из Алагирского ущелья на восток осетин, были и теснимые ими представители аборигенного населения этой местности – Яндиевы, Калоевы, Евлоевы и т.д. (возможно, что ассиновские Евлоевы и Колоевы являются переселенцами из западных районов Кавказа). Из этого следует, что часть вайнахского населения оставалась среди пришлых осетинских племен. Вследствие этого, видимо, происходит частичная или полная их ассимиляция. В итоге некоторые из них переселяются в Джейрахское ущелье.

О времени переселения джейраховских фамилии, Н. Г. Волкова пишет, что довольно трудно определить время их появления в Джейрахском ущелье: «Однако уже в документах 70-х годов XVIII в. упоминается старшинская фамилия Дуровых, к этому времени жившая в деревне Жарбшимиби (Джерах)» [2, с. 130]. В этой связи, внимание привлекают сведения из преданий об уничтожении кабардинцами горного поселения Обанне [18 с. 26]. Из этого следует, что обанхойцы мигрировали в Джейраховское ущелье до его захвата кабардинцами (не позднее второй половине XVI в.). Интересно отметить, что выше Трусовской Кассары и с. Кетриси есть с. Абано, а на одном из склонов Казбека находится одноименный ледник [19, с. 13]. Селение Нар состоит из нескольких аулов, в числе которых и Абана. [19, с. 24].

В предании джейраховских фамилий, записанного Н. Г. Волковой со слов80-летнего жителя с. ДжейрахДжебраила Дурова, сообщается, что Цур и Хаматхан переселились из Осетии в Джейрахское ущелье, когда нижняя часть этого ущелья находилась во владении кабардинцев. Поэтому, поселились они там с разрешения последних[2, с. 130]. Подтверждается это сведениями из другого предания, в котором говорится, что к приходу Цуровых и основания ими Джейраха, недалеко от этого места существовало поселение Абан-Кистена (Обан Кистинский) [18, с. 30–31].

«Позднее в эти же места пришли Льяновы, Боровы, Ахриевы. Как рассказывают джераховцы, Цуровы прежде жили в селениях Джерах, Пхамат (Нижний Джерах) и Озьми» [2, с. 130]. При этом Л. П. Семенов отмечает, что в Фуртог первыми прибыли Льяновы, Боровы и Ахриевы [3, с. 28]. Следовательно, Цуровы и Хаматханов, а также другие джейраховские фамилии переселились в Джейрахское ущелье после завоевания нижней ее часть (которую они и заняли) кабардинцами. Этот вывод подтверждается и тем, что боевая башня Цуровых в Джейрахе, согласно результатам новых радиоуглеродных датировок, произведенных на базе университета штата Джорджия (США), построена примерно в 1641 – 1668 гг. [20]. Видимо, в этом промежутке времени они и мигрировали в Джейрахское ущелье.

Вполне возможно, что местные воспринимали джейраховцев как врагов, так как они заняли завоеванные у них кабардинцами земли. Таким образом, вайнахское население с территории современной Осетии на правый берег р. Терек мигрировала несколькими волнами.

Следует отметить, что некоторыми исследователями высказывалось мнение об осетинском происхождении джейраховцев. Например, Н. Г. Волкова, на основе некоторых архивных данных и полевых материалов, приходит к такому выводу. В частности, ссылаясь на Ю. Клапрота, автор пишет: «Клапрот рассказывает, что против Улагцмикау на р. Макалдоне (Армхи) живут две осетинские фамилии в сел. Ширахекау (Джерах), состоящем из двух селений: Цурате и Ленате,– выше которых живут ингуши, граничащие с гудамакарцами и пшавами. Нетрудно в этих фамилиях узнать известные ингушские фамилии Дуровых и Льяновых, впоследствии жителей сел Джерах, Озми и Фуртоуг» [2, с. 130]. Также автор, отмечает, что К. Кох называет в нижнем течении р. Армхи шесть селений: Калмыкау, Нижний и Верхний Восби (сравн. с вацби // бацби – «бацбийцы») Багир, Пемат и Доллаукау, образованные чимитцами, оттеснившими живших в этих местах ингушей. «Эти же селения, – пишет Н. Г. Волкова, – перечислены в документальных материалах того времени. Название одного из джерахских селений, упоминаемых Кохом, указывает на имя третьего сына Илальда – Багира, жившего, видимо, в те же годы, что и второй сын Ахмед, старшина, известный в документах 70-х годов XVIII в» [2, с. 129–130].

По нашему мнению, «осетинскими» эти фамилии (и их поселения) были названы (в том числе и гидами осетинской национальности) вследствие того, что они являлись переселенцами с территории современной Осетии. А оттеснены были ими жившие здесь феппинцы и мецхальцы.

Л. П. Семенов пишет, чтов селениях Цимити и Далакау (Северная Осетия) встречаются памятники, напоминающие ингушские столпообразные святилища и о сходстве ингушских надземных склепов Фуртоуг, Джерах, Эрзи с осетинскими в Кобани. А по осетинскому преданию, башня в Даргавсе, построена была ингушским мастером. В Санибе жители называют некоторые надземные склепы «ингушскими»[8, с. 22–27]. Поэтому говорить, что эти сооружения строили осетины, не приходится. Они показывают путь предков джейраховцев из Куртатинского ущелья в Джейрахское, через Кобанское и Дарьяльское ущелья.

Отнесение джейраховцев к осетинам не согласуется и с тем, что, они проживали в Джейрахском ущелье, по крайней мере, с XVI в. [1, с. 66–67], когда последних здесь еще не было. Так же отметим, что в работе Вахушти Багратиони, Джейрахское ущелье отнесено не к Осетии, а к Кисто-Дзурдзукети, «там, где сливаются обе реки», т.е. Терек и Арамхи. При этом восточная граница Осетии указано по Дарьяльскому ущелью [21, с. 138, 150–151].

Более того, джайраховцы, как показывают ДНК-исследования, являются представителями ‘Большой Вайнахской’ субгруппы гаплгруппы J2 [22]. Т.е. генетически они не отличаются от остальных ок. 85% ингушей. В 1859 г. в комитет по разбору поземельных прав горцев Владикавказского округа, главы семей Цуровых и Льяновых представили родословные данные об их фамилиях. Согласно им их родословные насчитывали от семи до одиннадцати и больше поколений, которые считали себя ингушами [23, л. 50].

Мы объясняем это противоречие тем, что джейраховские фамилии, как уже было сказано выше, являются частью вайнахских племен, обитавших в горных и предгорных районах к западу от р. Терек. Они были в значительной степени ассимилированы осетинами, но все еще помнили о своем вайнахском происхождении. «Воздействие осетин на ингушей-джейраховцев, – пишет В. Х. Тменов, – было настолько всеохватывающим, что и письменные источники первой половины XIX в. иногда прямо причисляли последних к “осетинскому племени”» [5, с. 125].

К. Г. Кох, ссылаясь на Ю. Клапрота, сообщает, что вся долина от Ларса до Владикавказа была заселена раньше ингушами. При этом алагирские осетины, появившиеся здесь «вследствие различных неприятностей», первоначально платили ингушам подать за пользование этой землей. Со временем при поддержке русских они завладели и долиной р. Макалдона (р. Армхи). Вся узкая полоса от Балты до Ларса с селами Балта, Шим (Цмикау), Ларс и Улаг (Даллагкау) стала называться Шимит, а жители – шимитами, по названию главного поселения. Позже шимиты отдали русским всю эту территорию, оставив за собой долину р. Армхи. В ней они снова построили свои селения и стали под русским управлением еще сильнее, чем раньше.Ингуши, оттесненные в высокогорные районы на востоке, враждовали с шимитами [24, с. 224–225]. Иначе говоря, К. Кох сообщает, что осетины, а точнее осетинские алдары (осетины сами были угнетенным своими феодалами народом) завладели частью Джейрахского ущелья при поддержке русской администрации. Но почему же они отдали все свои земли в Дарьяльском ущелье, но не земли в Джейрахском ущелье? По нашему мнению, связано это с тем, что шимиты просто не могли распоряжаться землями, которые находились во владении джейраховцев (записанных в «осетины»). Иными словам, они отдали русским те земли, которыми владели.

Более того, мы считаем, что изначально шимиты представляли смешанное осетино-ингушское население. Идея синтеза пришлых иранских племен с местными автохтонами содержится в родословии всех феодалов Осетии [25, c. 24–25].

О совместном проживании осетин и ингушей на левобережье р. Терек писал Ф. И. Горепекин:«Если ингушский язык в некоторых незначительных случаях, собственно в лексическом отношении и сходен с тагаурско-осетинским или воладжирским (алагирским), – то можно допустить потому, что некоторая часть ингушей раньше жила совместно, т.к. и на осетинах есть отражение ингушского языка, потому что осетины заняли бывшую ингушскую территорию.» [9, л.33].

По мнению Г. Дж. Гумба, две этнически различные группы населения – аборигены и переселенцы (ираноязычные племена), довольно долго жили вместе, и это время стало периодом двуязычия, в течение которого аборигены постепенно утратили свой язык [17, с. 119].

Данный вывод дополнительно подтверждается тем фактом, что джейраховцы владели осетинским языком. Например, в 1756 г. в Донесении архимандрита Арсения о киштах, говорится: «1756 году июня 15 числа называемой народ кишты, а кабардинцы по своему языку называют макалы, в собрании их было посреди межи, коя у них межа с осетинцами, по берегу реки Терека… иеромонах Григорий… приближался к тому месту, где они собраны были, и увидел он их и… начал по-осетински с ними говорить» [26, л. 858–860]. По р. Терек с осетинами граничили именно джейраховцы.

Б. А. Алборов пишет: «Как старики Цуровы, так и Хаматхановы, Козыревы и др. еще сравнительно недавно говорили хорошо по-осетински» [27, с. 14]. Такая же ситуация была с вайнахским населением Восточной Грузии, где одна часть была полностью ассимилирована, а другая часть, известная как бацбийцы, подверглась частичной ассимиляции и переселилась в Джейрахское ущелье (правда, позже бацбийцы вернулись обратно в Грузию). Вследствие нахождения длительное время под воздействием грузинской культуры и языка, бацбийцы говорили (и сегодня говорят) на грузинском и нахском языках.

Шимиты, проживавшие в Ларсе, Чми и Балта, увеличившись благодаря новым пришельцам и беглецам, перестали платить ингушам и начали причислять себя к тагаурским осетинам. [2, с. 128]. Видимо, с увеличением осетинской части населения, шимиты стали относить себя уже к тагаурцам. При этом, джейраховцы не прерывали связи с осетинскими аристократическими родами и многое заимствовали у них в традиции и культуре [27, с. 13]. Поэтому, неудивительно, что в представлении местных кистов-феппицев джейраховцы были частью тагаурцев. По этой причине возникали конфликтные ситуации, приводившие к противостоянию между двумя ингушскими этническими группами. При этом джейраховцы, видимо, получали поддержку от шимитов.

Как пишет к. и. н. И. Т. Марзоев: «Представители Джераховской знати именовали себя алдарами, по аналогии с феодалами тагаурского общества Осетии, прибавляя этот титул после имени. Например, Мисост Алдар, Эльжаруко Алдар» [27, с. 13]. Мы вполне допускаем, что в осетинский язык этот термин (алдар) попал из доиранского населения Тагаурии и, следовательно, в языке джейраховцев не являлось осетинским заимствованием. Возможно, по причине отсутствия в Джейраховском обществе полноценных феодальных отношений, их алдарам приходилось приводить кусагов и фарсаглагов от своих родственников тагаурских владельцев. Царская администрация же, видя тесную связь джейраховцев с тагаурской аристократией, просто причислила их территорию к владениям последних. Все это объясняет, почему в отличие от кистов-феппинцев джейрахские фамилии в тот период не были во враждебных отношениях с тагаурцами.

Возможно, как и тагаурцы, джейраховцы к своему приходу в Джейрахское ущелье в XVI в. исповедовали мусульманскую религию, в отличии от местных феппинцев. Это подтверждается и тем, что Ларсинский владелец Султан-Мурза клялся на Коране и называл Ших-Мурзу Оккоцкого своим братом (видимо, в том числе и братом по вере) [28, с. 155]. В таком случае конфликт джейраховцев с местными имел и религиозный оттенок.

Таким образом, малочисленные вайнахские анклавы на территории современной Осетии в течение долгого времени подверглись значительному влиянию языка и культуры осетин в результате совместного проживания. Впоследствии, часть их переселилась на правый берег р. Терек. По этой причине, некоторые приграничные ингушские села назывались «осетинскими». Например, К. Г. Кох в 1830-х г. называет осетинскими джейраховские села Нижний и Верхний Восби (инг. Уозми // Иэзми), Пемат (инг. Пхьамат) и др. Более того К. Г. Кох называет осетинским ингушское село в Дарьяльском ущелье Гвилети [24, с. 226].

Л. Л. Штедер также необоснованно обозначает ингушский хутор Зауров как «первое осетинское местечко [29, с. 221]. Автор сообщает, что в Заурове жили ингуши и осетины, но последних было больше [30, с. 695 (прим. 1)]. При этом Ю. Г. Калпрот, побывавший в Заурове в 1808 г., уточняет, что эти «осетины» были беженцами [11, с. 307].

Военный историк-кавказовед и этнограф Д. В. Ракович отмечает: «В некоторых печатных источниках говорится, что Владикавказская крепость была построена на месте осетинского селения Кап-Кой. Это не так. Правый берег Терека принадлежал, как это мы видели ингушам и кистам; не могли осетины на чужой земле враждебных им племен иметь свой аул» [31, с. 5]. Если отношения ингушей с осетинами были враждебны, то тем более не понятно, как ингуши допустили в свой хутор осетинских беженцев, превышающие их собственную численность. По всей видимости, это были не осетины, а вайнахские беженцы с территории занятой осетинами. Обращает на себя внимание, что Д. В. Ракович делит ингушей на кистов и собственно ингушей (т. е. ингушцев – жителей сел Больших и Малых ингушей).

На основании анализа карт XIX в. Н. Г. Волкова приходит к выводу, что хутор был основан в период 1730-1760-х гг. [2, с. 161]. Согласно исследованиям автора, в этот период происходила смена ингушского населения Дарьяльского ущелья осетинским, и миграция ингушей на правый берег р. Терек [2, с. 126]. И логично считать, что часть этих беженцев поселилась в таргимхоевский хутор Зауров.

Примечательно, что С. М. Броневский в начале XIX в., как и Л. Л. Штердер в конце XVIII в. не относит зауровцев к ингушцам. Но в отличие от последнего, С. М. Броневский причисляет их не к осетинам, а к кистам (т. е. к джейрахским обществам): «Кисты, собственно так называемые… Деревни их: Заурово и Джерах, почитаемы за сборные места двух разных обществ, которые вместе с приписными к ним деревнями заключают не более 500 дворов» [32, с. 159]. И далее автор фактически дает ответ на вопрос о национальности этих «осетинских» беженцев: «По именам главных их деревень Русские называют их Зауровцы и Джейраховцы, а вообще Кистинцы, не смешивая их с Ингушами; но Горские народы одинаковым с Ингушами именем называют их Галгаи» [32, с. 160]. Иными словами, отделяя джейраховцев и зауровцев от ингушцев, автор недвусмысленно называет их кистами и сообщает, что соседи их одинаково с ингушцами называют галгаями.

Я. Рейнеггс также различает кистов и ингушцев и сообщает, что «кисты распространяются до Терека» [29, с. 182].

Кстати, Л. Л. Штедер, сопровождавшего его в ингушских землях шолхинского ингуша Сайку, называет родственником старшины Заурова Гетты [30, с. 221]. По мнению проф. А. Н. Генко, Гетта был ингушом [30, с. 695 (прим. 1)]. Как свидетельствуют отчеты коменданта Владикавказа, этот старшина Заурова находился среди ингушей, появившиеся под стенами крепости по призыву о помощи [33, с. 238]. Следует отметить, что Зауров был важным центром именно ингушей-кистов, а не осетин [32, с. 159], и служил одним из мест собраний Мехк-Кхела [33, с. 305].

По нашему мнению, осетинское наименование Владикавказа – Дзауджыхъау, происходит от ингушского названия хутора Зауров – Завг-Коа // Зовг-Коа, что означает «двор, отселок Завга». Зауров действительно был отселком от крупного ингушского поселения Шолхи. В нем в 1784 г. проживало ок. 30 дворов [2, с. 161]. Сравните, например, с названиями сел Гази-Юрт и Пседах. Сегодня это достаточно крупные села, но ингуши и чеченцы в народной речи до сих пор сохраняют их старые названия, когда они были маленькими хуторами – ГIази-Коа и Дуола-Коа, соответственно. Гази-юрт возник как отселок с. Экажево.

Е. И. Крупнов называет основателем Заурова сына главы «вяра Мальсага» Дзавга (Дзаура) [34, с. 166]. Согласно генеалогическим данным Дзавг 1710 г.р. был сыном Мятажа Мальсагова, основал сел. Заурово в середине 1730-х гг., а его внук Темурко 1780 г.р., основал в начале XIX в. сел. Темурко рядом с селением деда Заура Мальсагова в двух верстах ближе к крепости [35, с. 42].

Интересно отметить, что Ю. Клапрот зафиксировал именно ингушское произношение второй части названия этого хутора, как Сауква (т.е. Завг-Коа). В то время как в осетинском варианте мы ожидали бы увидеть Дзаукау или Саукау.

Более того, осетинский вариант названия подтверждает, что Зауров был ингушским хутором. Это отмечал и Д. В. Ракович: «наконец своим наименованием Владикавказа Дзауджи-Кау, осетины подтверждают это мнение, т. к. Дзауаг — есть имя собственное Заур, а Кау — значит селение; иначе — селение Заура» [31, с. 5]. Обращает на себя внимание, что имя Дзуаг, по мнению Д. В. Раковича, является вариантом имени Заур. Но у осетин не имеется такой варианта имени Заур . По нашему мнению, Завг // Зовг является вайнахской уменьшительно-ласкательной формой от этого имени. Например, как Алайг (Алаудин), Бахьайг (Багаудин), Савайг (Савар), Амиг (Ахмад) и т.д. У чеченцев есть даже фамилия Завгаевы. Иными словами, если бы хутор был основан осетином Зауром, то он у осетин назывался бы не Дзаеуджыхъаеу, а Дзаеурыхъаеу. В осетинском языке, согласный звук г перед гласными и, ы, е переходит в аффрикату дж. Это особенность многих индоевропейских языков.

Особое внимание привлекает тот факт, что осетины называют Дзаеуджыхъаеу не сам Зауров, а русскую крепость, основанную к северо-западу от этого хутора. Проф.Б. В. Скитский пишет: «Крепость была основана у осетинского селения, известного в осетинском народе под именем Дзауджикау, что значит «селение Дзауга», названная так по имени первого основателя этого поселения. С этого времени осетины и до наших дней Владикавказ называли Дзауджикау и другого наименования для него у них не было. С основанием крепости сразу уже стали селиться у ее стен осетины - выходцы из гор» [36, c. 194]. Здесь следует учесть, что Б. В. Скитский писал в 1947 году, когда ингуши находились в ссылке, а ингушские поселения и памятники архитектуры приписывались осетинам и другим народам. Для нас здесь важен тот факт, что автор подтверждает основания Владикавказа рядом с селением Дзауга и, что осетины для города не знали иного названия, кроме как Дзауджикау.

Неслучайно грузинский писатель А. М. Казбеги, побывавший в этих местах во второй половине XIX в., пишет, что хутор Дзауга был русскими переименован во Владикавказ,ведь он спрашивал об этом у осетин [Казбеги А. М. Пастушеские воспоминания. 1886 . Гл. 6. URL: https://www.litres.ru/book/aleksandr-kazbegi/pastusheskie-vospominaniya-176393/chitat-onlayn/page-5/ ]. А. М. Казбеги писал свои произведения в 1880-1886 гг., когда ингушские поселения вокруг Владикавказа уже были ликвидированы, а на их месте (или рядом) основаны были казачьи станицы и, отчасти, осетинские хутора. Иными словами, автор передает осетинское представление об основании Владикавказа. При этом сам хутор осетинским не называет.

Е. И. Крупнов пишет, что осетины и вайнахи называют г. Владикавказ Дзауджикау и Дзауг-Кау [34, с. 166]. Однако, касательно вайнахов с утверждением автора трудно согласится, так как нет никаких данных, что они когда-либо так называли саму крепость. Наоборот, ингуши или чеченцы недвусмысленно отличали свой хутор от русской крепости, называя последнюю Буро (чеч. Бури), что означает «крепость, город». Иными словами, вайнахи не называли и не называют по сей день Владикавказ Завг-Коа. Причина этого, по нашему мнению, заключается в том, что ингуши непосредственно в этом районе жили и, следовательно, видели, что крепость русскими закладывается не на месте их хутора, а рядом. Действительно, крепость заложили в 4 км. к северо-западу от него [2, с. 161]. При этом, в сознании живших в конце XVIII в. далеко в горах осетин, крепость была заложена на месте поселения Дзавга. Когда же русские поселили их рядом с крепостью, то они продолжили ее называть этим именем.

В конце XVIII в. Я. Рейнеггс пишет: «Инкучи считают от себя несколько селений, а именно: 200 дворов, поселившихся при Шалгу и деревне Саур, лежащих возле крепости. Владикавказ от них же начало свое получил» [35, с. 51]. А в начале XX в., в журнале «Кавказский горец», под редакцией Цаликова Ахмеда (осетина по национальности), сообщается, что Владикавказ был заложен в «1784 г. на месте галгаевского аула Дзаур-Юрт, на правом берегу Терека» [37, с. 49].

Конечно, среди ингушей, возможно, селились и природные осетины, вынужденные покинуть свои дома вследствие кровной мести. Однако, во второй половине XVIII в. мы наблюдаем массовое переселение т.н. «осетин». Вместе с тем, нет никаких данных, о такой миграции осетин в ингушские села и о возможных причинах этого. Поэтому мы приходим к выводу, что джейраховцы и другие переселенцы с территории современной Осетии были в основном вайнахами.

По нашему мнению, джейраховцы, в том числе и Цуровы, имеют не кистинское, а дзурдзукское происхождение. А свое название жIайрахой, дзурдзукские колонисты получили после переселения в Джейрахское ущелье.

Согласно преданию, родоначальником джераховцев был Джерахмат, с незапамятных времен поселившийсяв ущелье р. Армхи, которое по его имени стало называться Джейрахским.Джерахмат контролировал Дарьяльское ущелье и собирал плату за проезд по нему. Его сын по имени Лорс основал селения Ларс в Дарьяльском ущелье [38, с 13; 1, с. 67].

В другом предании Джерахмата называют «персидским выходцем». Но, в общем, эти два предания в называют предком джейраховцев Джерахмата. Однако, существует еще одно предание, согласно которому родоначальником этого общества был галгаевец по имени Леван [39, с. 63]. Ч. Э. Ахриев более подробно приводит это предание. В нем говорится, что Леван переселился в Джейрахское ущелье и основал здесь Джейрах. Хоть Леван и назван первопоселенцем в этом селе, но вокруг этого места, видимо, жили кисты. Об этом свидетельствует название села Абан-Кистена (что этимологизируется как Абан Кистинский). В дальнейшем «жить стало тесно» и Леван от своих потомков Хаматхановых и Цуровых потребовал переселиться в другие места. Но те не очень желали покинуть обжитые места, и Левану пришлось силой их вынудить к переселению [18, с. 30–31].

Интересно, что в этом предании упоминается праздник, посвященный культу Цу:«Для того, чтобы связать потомков, Леван устроил праздник: «братский святой» (цу). На том месте, куда собираются для праздника, построена часовня…. Однажды Боровы, в день праздника, в воскресенье, перед рассветом, отправились с жертвой в часовню. Один из них вздумал пошутить и взял чучело голубя: он вдруг сделался живым и улетел. Остальные, когда пришли, не нашли чучела голубя. С тех пор Боровы стали бедствовать» [18, с. 30–31]. Как уже отмечалось выше, Цу был главным дзурдзукским культом. Г. Дж. Гумба, между прочим, приводит большое количество топонимов с корнем ца // ци // цу, встречающиеся в Осетии [17, с. 153–164]. Неслучайно Боровы шутили над этим культом, так как они, по нашему мнению, были из племени аргов, для которых, видимо, этот культ не имел столь значимого статуса, как для дзурдзуков.

Итак, джейраховцы своим этнархом, помимо Джерахмата, считали и галгаевца Левана (т.е. производят себя от галгаев). Как сопоставить на первый взгляд противоречащие друг другу данные из двух источников? Мы считаем, что в корне имени Джерахмат стоит имя арабского полководца Джаррах ибн Абдаллах аль Хаками, который в 724 г. прошел через Дарьяльское ущелье на Северный Кавказ и привел в покорность алан (под которыми скрывались разные народы, в том числе и вайнахи). А персом в сознании местного населения Джаррах аль Хакими стал, видимо, потому что в разное время он был губернатором Басры, Систана и Хорасана, где обитали персы.

В предании о Джерахмате говорится, что «спустя некоторое время после этого переселения, в Джейрахское ущелье начали приходить посторонние жители и населяли свободные места — с дозволения Джерахмата. Последний защищал со своей дружиной новых переселенцев и за это пользовался весьма значительными правами над остальным народонаселением» [38, с 13]. Здесь Джерахмат предстает как военачальник, возглавляющий дружину, что согласуется со статусом полководца Джараха аль Хаками. Завоеванная Джаррахом территория стала называться его именем Джаррах-Матт – «местность // страна Джарраха». В нахских языках мотт (из более древ. формы маттw) – «место, местность, страна». Но, возможно, в данном случае мы имеем дело с семит. мат – «страна». О том, что конечное -мат является прибавление к имени Джаррах, возможно, свидетельствует название с. Джейрах (ßДжеррах ßДжаррах). Иными словами, эпоним джейраховцев произведен от названия местности Джерах-Мат. Сам Джарррах аль Хаками здесь не обосновался, а назначив управляющего, покинул эти места.

Как мы видим, все эти три предания не противоречат, а дополняют друг друга: предания о Джерахмате нам повествуют, о причинах появления названия жIайрхой; в предании о Леване сообщается, о происхождение джейраховцев. Имя Леван, по нашему мнению, является эпонимом местности на левобережье р. Терека, откуда, возможно, происходят ингушская и осетинская фамилии Льяновых. Это местность, видимо, находилась в районе с. Лия в ущелье Лядон, в районе массива Тепли, где протекает одноименная река [19, с. 27].

Иными словами, Леван представляет часть дзурдзукских миграций с западного берега р. Терек, которые потеснив родственных кистов, заняли низовье р. Армхи. Возможно, вследствие этого, а также вследствие кабардинской экспансии, часть кистов вынуждена была мигрировать в Дарьяльское ущелье и ущелье р. Охкархи, где они занимают территорию Дзурдзукети, дав ей новое название Гвилети (инг. Гиелате, возможно означает «стран гелов // галов»). От них р. Охкархи получает второе название Кистинка. Еще одна часть, возможно, вынуждена была переселиться в верховье р. Аргун, где образовали мелхистинское общество (чеч., инг. маьлхий). Сравните с осетинским названием р. Армхи – Маехъаелдон, что переводится как «река махалов». Примечательно, что в составе мелхистинцев есть тейп ЖIархой, чье название, возможно, одного корня с ЖIайрахой – «джейраховцы». Наименование тейпа у ингушей и чеченцев практически всегда производится от названия поселения или местности.

В конце укажем еще на одно предание, в котором говорится, что предки обанхойцев были орхустойцами и вышли из Балты [18, с. 26]. Иными словами, здесь прямо говорится, что в «Оббоне» поселились орхустойцы (т.е. дзурдзуки, осет. царциата).

Таким образом, главная причина причисления джейраховцев к «осетинскому племени» в некоторых источниках XIX в. заключалась в том, что это ингушского общества было образовано вайнахскими переселенцами с левобережья р. Терек, подвергшиеся в значительной степени иранизации, вследствие длительного совместного проживания с численно преобладающим осетинским населением. Направления миграционных потоков определялось натиском осетинских и кабардинских племен, идущего с северо-запада. Вследствие этого значительная часть вайнахского населения междуречья Терека и Ардона постепенно перемещается на восток и к началу XIX в. окончательно перебирается на правый берег р. Терека, где обитали родственные им племена. Выбор нового места обитания переселенцами определялся, как правило, его географическим положением, хозяйственной значимостью, а также отношением к ним со стороны местного населения. Поэтому в одних случаях переселенцы обосновывались в ингушских хуторах и полностью растворялись среди коренных жителей, а в других – основывали новые поселения и общества. Одним из таких обществ, образованное вайнахскими переселенцами с левобережья р. Терек примерно в XVI в., и стало Джейраховское.

Библиография
1. Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией : вторая половина XVI – 30-е годы XVII в. / АН СССР. Ин-т истории. М.: Изд-во АН СССР, 1963. 371.
2. Волкова Н. Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XX века / Ответ. ред. В. К. Гарданов. АН СССР. Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. М.: Наука, 1974. 276 с.
3. Семенов Л. П. Археологические и этнографические разыскания в Ингушетии в 1925 – 1927 годах. Владикавказ: [Б.и.], 1928. 32 с.
4. Хатисян Г. Отчетная записка члена экспедиции 1882 года по исследованию кавказских пещер Гавр Хатисяна. 4. 11. О раскопках древних могил. – Архив ИИМК (Санкт – Петербург), ф.3. д.589. л.18 об.
5. Тменов В. Х. Несколько страниц из этнической истории осетин // Проблемы этнографии осетин / Отв. ред. В. X. Тменов. Орджоникидзе: Ир, 1989. 207 с.
6. Исаев М. И. Поэма об Алгузе / Сост. Е.Е. Хадонов. М.: Мысль, 1993. 239 с.
7. Чурсин Г.Ф. Осетины: Этнографический очерк // Труды Закавказской научной ассоциации. Материалы по изучению Грузии. Юго-Осетия. Тифлис: Заря Востока, 1925. Серия 1. Вып. 1. С. 3-103, 132-232.
8. Семенов Л. П. Археологические и этнографические разыскания в Ингушетии в 1925–1932 годах. Грозный: Чечено-Ингуш. кн. изд-во, 1963. 160 с.
9. Горепекин Ф. И. Ингуши. (ГIалгIай, ферi, орстхой) Владикавказ: [без имени], 1912. (ПФА РАН. Ф. 800. Оп. 6. Д. 160)
10. Гильденштедт И.А. Путешествие по Кавказу / Пер. Т. К. Шафрановской. – СПб.: Петербургское востоковедение, 2002. 507 с.
11. Клапрот Ю. Описание поездок по Кавказу и Грузии в 1807 и 1808 годах по приказанию русского правительства Юлиусом фон Клапротом, придворным советником Его Величества императора России, членом Академии Санкт-Петербурга и т. д. / Пер. с англ. К. А. Мальбахов. Нальчик: Эль-Фа, 2008. 317 с.
12. Скачков А. О постройке башни в Донисаре Газ // Терские ведомости. 1905. № 235. 3-4.
13. Алборов Б. А. Некоторые вопросы осетинской филологии. Орджоникидзе: ИР, 1979. 315 с.
14. Абаев В. И. Осетино-вейнахские лексические параллели // Известия Чечено-Ингушского НИИ истории, языка и литературы. Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, 1959. Т. 1.Вып. 2. С. 89-119.
15. Кобычев В. П. Расселение чеченцев и ингушей в свете этногенетических преданий и памятников их материальной культуры // Этнограическая история. Москва: [б.и.], 1977. – С. 165-184.
16. Калоев Б. А. Осетины (историко-этнографическое исследование) / Отв. Ред. В. К. Гарданов. Москва: Наука, 1967. 245 с.
17. Гумба Г. Дж. Нахи. Гумба Г. Д. Нахи: вопросы этнокультурной истории (I тысячелетие до н.э.). 2-е доп. изд. М.: Литера, 2017. 552 с.
18. Ахриев Чах. Ингуши (их предания, верования и поверья) // Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис: Типография главного управления Наместника Кавказского, 1875. Вып. 8, отд. I. С. 1-40 с.
19. Пономарев С. В., Беднов Б. В. Тепли, Джимарай, Казбек. Москва: Физкультура и спорт, 1985. 144 с.
20. Радиоуглеродная датировка [Электронный ресурс] URL: http://ing-arheologiya.ru/index.php/129-radiouglerodnaya-datirovka
21. Вахушти Царевич. География Грузии / Введение, перевод и примечания М.Г. Джанашвили // Записки Кавказского отдела ИРГО. Тифлис: Тип. К. П. Козловского, 1904. Кн. XXIV. Вып. 5. 224 с.
22. Проект ДНК Ингушей-Классическая диаграмма Y-DNA. [Электронный ресурс] URL: https://www.familytreedna.com/public/Ingush/default.aspx?section=yresults
23. ЦГА СОАССР (Центральный государственный архив СОАССР). Ф. 291. Оп. 1; Ф. 252. Оп.1.
24. Осетины глазами русских и иностранных путешественников. (XIII–XIX вв.) / Сев.-Осет. науч.-исслед. ин-т / Сост., вводная статья и примеч. Б. А. Калоева. Орджоникидзе: Сев.-Осет. кн. изд-во, 1967. 319 с.
25. Гутнов Ф.Х. Генеалогические предания осетин как исторический источник. Орджоникидзе: Ир, 1989. 177 с.
26. РГАДА (Российский государственный архив древних актов), Ф. 259. Оn. 22. Д. 1575.
27. Марзоев И. Т. Родственные связи осетинской и ингушской аристократии // Известия СОИГСИ. 2009. Вып. 3(42). С. 11-15.
28. Волкова Н. Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа / АН СССР. Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. Москва: Наука, 1973. 208 с.
29. Кавказ. Европейские дневники XIII–XVIII веков / Сост. В. Аталиков. Нальчик. Изд-во М. и В. Котляровых, 2010. Вып. 3. 305 с.
30. Генко А. Н. Из культурного прошлого ингушей // Записки коллегии востоковедов при Азиатском музее Академии наук СССР / Ред. изд. акад. В. В. Бартольд. Л. : Издательство Академии наук СССР, 1930. Т. V. С. 681-761.
31. Ракович Д. В. Прошлое Владикавказа. Краткая историческая справка ко дню пятидесятилетнего юбилея города. 1861 г. 2-е изд. Владикавказ: Электропеч. Р. Сегаль и С-вья, 1913. 28 с.
32. Броневский С. М. Новешие географические и исторические известия о Кавказе, собранные и пополненные Семеном Броневским: В 2-х ч. М.: Тип. С. Селивановского, 1823. Ч. 2. 491 с.
33. Долгиева М. Б., Картоев М. М., Кодзоев Н. Д., Матиев Т. Х. История Ингушетии / Отв. ред. Н. Д. Кодзоев. 4-е изд. Ростов-на-Дону: Южный издательский дом, 2013. 600 с.
34. Крупнов Е. И. Средневековая Ингушетия / Ред. В. И. Марковин, Р. М. Мунчаев. – М.: Наука, 1971. 211 с.
35. Мальсагов А. У. Ингуши. Краткая история, их участие в войнах России / Мальсагов Ахмет Уматгиреевич. Пятигорск: РИА КМВ, 2005. 341 с.
36. Скитский Б. В. Очерки по истории осетинского народа. Ч. 1.: С древнейших времен до 1867 года. // Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института (СОНИИ). Дзауджикау: Сев.-Осет. гос. изд-во, 1947. Т. 11. 194 с.
37. Галгай. О Галгаях. // Кавказский горец / Ред. Цалыккаты Ахмед. – Прага: Издание Союза Горцев Кавказа в ЧСР, 1924. № 1. С. 49-50.
38. Ингуши. Сборник статей и очерков по истории и культуре ингушского народа / Сост. А.Х. Танкиев. Саратов: Детская книга, 1996. 590 с.
39. Далгат Б. К. Родовой быт и обычное право чеченцев и ингушей. Исследование и материалы 1892–1894 гг. Москва: ИМЛИ РАН, 2008. 380 с.
References
1. Kusheva, E. N. (1963). Peoples of the North Caucasus and their connections with Russia: second half of the 16th – 30s of the 17th century. Moscow: Publishing House of the USSR Academy of Sciences.
2. Volkova, N. G. (1974). Ethnic composition of the population of the North Caucasus in the 18th – early 20th centuries. Resp. ed. V. K. Gardanov. USSR Academy OF Sciences. Institute of Ethnology and Anthropology named after N. N. Miklukho-Maklai. Moscow: Nauka.
3. Semenov, L. P. (1928). Archaeological and ethnographic research in Ingushetia in 1925–1927. Vladikavkaz: [Without a name].
4. Khatisian, G. A report note by a member of the 1882 expedition to explore the Caucasian caves of Gavr Khatisian. 4. 11. On the excavations of ancient graves. – IIMK Archive (St. Petersburg), f. 3. d. 589.
5. Tmenov, V. H (Ed.). (1989). Several pages from the ethnic history of Ossetians. In Problems of ethnography of Ossetians. Ordzhonikidze: Ir.
6. Isaev, M. I. (1993). The poem about Alguz. Comp. E. E. Khadonov. Moscow: Mysl.
7. Chursin, G. F. (1925). Ossetians: Ethnographic essay. In Proceedings of the Transcaucasian Scientific Association. Materials for the study of Georgia. South Ossetia. Series 1. Issue. 1 (pp. 3-103, 132-232). Tiflis: Dawn of the East.
8. Semenov, L. P. (1963). Archaeological and ethnographic research in Ingushetia in 1925–1932. Grozny: Chechen-Ingush Book Publishing House.
9. Gorepekin, F. I. (1912). Ingush. (GIalgIai, farm, orstkhoy). Vladikavkaz: [without a name]. PFA RAS. F. 800. Op. 6. D. 160.
10. Guildenstedt, I. A.( 2002). Traveling through the Caucasus. Translation T. K. Shafranovskaya. St. Petersburg: Peterburgskoe vostokovedenie.
11. Klaproth, Julius von (1783–1835). (2008). Description of trips to the Caucasus and Georgia in 1807 and 1808 on the orders of the Russian government by Julius von Klaproth, court adviser to His Majesty the Emperor of Russia, member of the Academy of St. Petersburg, etc. Translated from English by K. A. Malbakhov. Nalchik: El Fa.
12. Skachkov, A. (1905). About the construction of the tower in Donisar Gaz. In Terskiye vedomosti, 235, 3-4.
13. Alborov, B. A. (1979). Some questions of Ossetian philology. Ordzhonikidze: Ir.
14. Abaev, V. I. (1959). Ossetian-Veinakh lexical parallels. In Proceedings of the Chechen-Ingush Research Institute of History, Language and Literature. Vol. 1. Iss. 2. (pp. 89-119). Grozny: Chechen-Ingush Book Publishing House.
15. Kobychev, V. P. (1977). Settlement of Chechens and Ingush in the light of ethnogenetic legends and monuments of their material culture. In Ethnographic history (pp. 165-184). Moscow: [without a name].
16. Kaloev, B. A. (1967). Ossetians (historical and ethnographic research). V. K. Gardanov (Ed). Moscow: Nauka.
17. Gumba, G. J. (2017). Gumba G. J. Nahi. Gumba G. D. Nakhi: issues of ethnocultural history (I millennium BC). 2nd additional edition. Moscow: Litera.
18. Akhriev, Chakh. (1875). Ingush (their legends, beliefs and superstitions). In Collection of information about the Caucasian highlanders. Iss. 8. Section I. (pp. 1-40). Tiflis: Printing house of the main administration of the Viceroy of the Caucasus.
19. Ponomarev, S. V., & Bednov, B. V. (1985). Tepli, Jimarai, Kazbek. Moscow: Physical Culture and Sports.
20The results of new radiocarbon dating of the Tsurov battle tower. Jeyrah. Mountainous Ingushetia. Radiocarbon dating. Retrieved from:http://ing-arheologiya.ru/index.php/129-radiouglerodnaya-datirovka
21. Vakhushti, Tsarevich (1904). Geography of Georgia. Translation M.G. Dzhanashvili. In Notes of the Caucasian Department of the Imperial Russian Geographical Society. Issue 5. Book. XXIV (рр. 1-224). Tiflis: Printing house of K. P. Kozlovsky.
22FamilyTreeDNA-Ingush DNA Project. Retrieved from https://www.familytreedna.com/public/Ingush/default.aspx?section=yresu
23. Central State Archive SOASSR. F. 291. Op. 1; F. 252, Op. 1.
24. Kaloev, B. A. (Ed.). (1967). Ossetians through the eyes of Russian and foreign travelers. (XIII–XIX centuries). North Ossetian Scientific Research Institute. Ordzhonikidze : North Ossetian Book Publishing House.
25. Gutnov F.Kh. (1989). Genealogical legends of Ossetians as a historical source. Ordzhonikidze: Ir.
26Russian State Archive of Ancient Acts. F. 259. Op. 22. D. 1575.
27. Marzoev, I. T. (2009). Kinship ties of the Ossetian and Ingush aristocracy. Izvestiya SOIGSI, 3(42), 11-15.
28. Volkova, N. G. (1973). Ethnonyms and tribal names of the North Caucasus. USSR Academy of Sciences. The Institute of Ethnography named after N. N. Miklukho-Maklay. Moscow: Nauka.
29. Atalikov, V. (Ed.). (2010). Caucasus. European diaries of the XIII–XVIII centuries. Issue. 3. Nalchik. Publishing house M. and V. Kotlyarov.
30. Genko, A. N. (1930). From the cultural past of the Ingush. In V. V. Bartold (Ed.). Notes of the College of Orientalists at the Asian Museum of the USSR Academy of Sciences. Vol. 5 (pp. 681-761). Leningrad: Publishing House of the USSR Academy of Sciences.
31. Rakovich, D. V. (1913). The past of Vladikavkaz. A brief historical summary of the fiftieth anniversary of the city. 1861. 2nd ed. Vladikavkaz: Electric furnace R. Segal and S-vya.
32. Bronevsky, S.M. (1823). The latest geographical and historical news about the Caucasus collected and expanded by Semyon Bronevsky. In 2 parts. Part 1. Moscow: Printing house of S. Selivanovsky.
33. Dolgieva, M. B. et al. (2013). The history of Ingushetia. Ed. by N. D. Kodzoev. 4th ed. Rostov-on-Don: Southern Publishing House.
34. Krupnov, E. I. (1971). Medieval Ingushetia. Ed. V. I. Markovin, R. M. Munchaev. Moscow: Nauka.
35. Malsagov, A. U. (2005). Ingush. A brief history, their participation in the wars of Russia. Pyatigorsk: RIA KMV.
36. Skitskiy, B. V. (1947). Essays on the history of the Ossetian people. Part 1.: From ancient times to 1867. In Proceedings of the North Ossetian Scientific Research Institute. Vol. 11. (pp. 1-194). Dzaujikau: North Ossetian State Publishing House.
37. Galgai. (1924). About Galgai. In: Caucasian Highlander. № 1 (pp. 49-50). Praga: Publication of the Union of Mountaineers of the Caucasus in the Czechoslovak Republic.
38. Tankiev A. H. (Ed.). (1996). Ingush. Collection of articles and essays on the history and culture of the Ingush people. Saratov: Children's Book.
39. Dalgat, B. K. (2008). Tribal life and customary law of Chechens and Ingush. Research and materials 1892–1894. Moscow: IMLI RAS.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Предмет исследования - джейраховцы – вопросы происхождения и миграции
Методология исследования. Методология исследовании. Автор статьи, к сожалению, не раскрывает методологию и методы, которые он применил при подготовке статьи. Но при чтении рецензируемой статьи методология автора становится понятной. Автором при работе над исследуемой темой применены научные методы (анализ и синтез), системность и использованы специальные исторические методы: историко-хронологический, историко-сравнительный и историко-генетический, а также др. методы
Актуальность. Средневековая история Северного Кавказа изучена достаточно слабо и многие вопросы этого периода, касающиеся вопросов происхождения народов региона, миграционных процессов XIV-XVIII и даже XIX веков разработаны достаточно слабо, в исторической литературе превалируют представления 1940-1950-х годов, которые требуют взвешенного и серьезного анализа, опираясь на достижения исторической науки и новых источников, в том числе и данных ДНК исследований.
Научная новизна определяется постановкой проблемы и задач исследования. Научная новизна работы обусловлена тем, что статья написана на широком комплексе исторической литературы, археологических и фольклорных материалов, материалов ДНК исследований и т.д. и по сути данная статья первая работа, в которой специально исследуется проблема происхождения джейраховцев и вопросы их миграций.
Стиль, структура, содержание. Стиль статьи в целом научный с элементами описательности, что делает текст статьи понятным не только для специалистов, но и широкого круга читателей, что важно, т.к. вопросы происхождения народов, их миграции и ареала проживания являются актуальными и значимыми не только для специалистов, но и широкой общественности. Структура работы в целом направлена на достижение цели работы и ее задач. В начале работы автор пишет о том, что джейраховцы являются ингушским этнотерриториальным обществом, которое в источниках XVI-XVIII вв. заселяли территорию Джейрахского ущелья, в нижнем течении р. Армхи, а также в ущелье р. Терек до с. В. Ларс... А первые упоминания о них встречаются в русских статейных списках XVI-XVII вв., под названием «ерохонские люди». Далее автор ссылается на работу известного кавказоведа Н. Г. Волкова о джейраховцев и данные фольклора о том, что ряд фамилий джейраховских имеют осетинское происхождение. Затем автор переходит к вопросу о том, где проживали вайнахские премена в XIV –XVII вв., дает анализ миграции осетин, кабардинцев опираясь на архивные, фольклорные, археологические, лингвистические, исследования ДНК. Ревизирует точки зрения исследователей о том, кто такие бурдуры, царгисаты и шимиты. Следует отметить, что автор, реквизируя точку зрения некоторых осетинских исследователей, высказывает не менее дискуссионные точки зрения, которые требуют более тщательного анализа и подхода. Более критичного подхода требуют и некоторые приводимые автором фольклорные материалы и работы XIX-начала ХХ вв. В заключении статьи автор приводит свои выводы и пишет, что «главная причина причисления джейраховцев к «осетинскому племени» в некоторых источниках XIX в. заключалась в том, что это ингушского общества было образовано вайнахскими переселенцами с левобережья р. Терек, подвергшиеся в значительной степени иранизации, вследствие длительного совместного проживания с численно преобладающим осетинским населением. Направления миграционных потоков определялось натиском осетинских и кабардинских племен, идущего с северо-запада. Вследствие этого значительная часть вайнахского населения междуречья Терека и Ардона постепенно перемещается на восток и к началу XIX в. окончательно перебирается на правый берег р. Терека, где обитали родственные им племена. Выбор нового места обитания переселенцами определялся, как правило, его географическим положением, хозяйственной значимостью, а также отношением к ним со стороны местного населения. Поэтому в одних случаях переселенцы обосновывались в ингушских хуторах и полностью растворялись среди коренных жителей, а в других – основывали новые поселения и общества. Одним из таких обществ, образованное вайнахскими переселенцами с левобережья р. Терек примерно в XVI в., и стало Джейраховское». Выводы автора в целом вытекают из проведенного им исследования, но представляется, что они вызовут не только интерес у специалистов, занимающихся вопросами средневековой истории Северного Кавказа и миграции племен в этот период, но и дискуссию.
Библиография работы достаточно обширна и разнообразна и насчитывает 39 источников (это работы известных кавказоведов –историков Волкова Н. Г., Кобычев В. П. , Калоев Б.А., современных кавказоведов Долгиева М. Б., Картоев М. М., Кодзоев Н. Д., Матиев Т. Х, Марзоев И. Т. и др., археологов, фольклористов и филологов), а также материалы ДНК исследований. Литература в полной мере соответствует исследуемой проблеме и дает возможность автору достичь цели исследования.
Апелляция к оппонентам представлена на уровне собранной в ходе работы над темой информации, а также библиографии работы.
Выводы, интерес читательской аудитории. Статья подготовлена на актуальную тему и без сомнения вызовет интерес специалистов и широкого круга читателей. Полученные автором результаты и выводы, по мнению рецензента, могут вызвать дискуссию среди специалистов.