Крестьянка и советская власть в Енисейской губернии в годы нэпа

Долидович Олеся Михайловна ORCID: 0000-0003-3364-1528 доктор исторических наук доцент кафедры истории России, мировых и региональных цивилизаций, Сибирский федеральный университет 660041, Россия, Красноярский край, г. Красноярск, проспект Свободный, 79 Dolidovich Olesya Mikhailovna Doctor of History Associate Professor; Department of Russian History, World and Regional Civilizations; Siberian Federal University  660041, Russia, Krasnoyarsk Territory, Krasnoyarsk, Svobodny Avenue, 79 dolidovich@mail.ru Другие публикации этого автора     Мариненко Людмила Евгеньевна ORCID: 0000-0003-2385-2567 кандидат исторических наук доцент, кафедра истории России, мировых и региональных цивилизаций, Сибирский федеральный университет 660041, Россия, Красноярский край, г. Красноярск, проспект Свободный, 79 Marinenko Lyudmila Evgen'evna PhD in History Associate Professor; Department of History of Russia, World and Regional Civilizations; Siberian Federal University 660041, Russia, Krasnoyarsk Territory, Krasnoyarsk, Svobodny Avenue, 79 velichinskaya.lyudmila@mail.ru

Ревякина Дарья Олеговна бакалавр, кафедра истории России, мировых и региональных цивилизаций, Сибирский федеральный университет 660041, Россия, Красноярский край, г. Красноярск, проспект Свободный, 79 Revyakina Dar'ya Olegovna Graduate student; Department of History of Russia, World and Regional Civilizations; Siberian Federal University 660041, Russia, Krasnoyarsk Territory, Krasnoyarsk, Svobodny Avenue, 79 yexxijxx13@gmail.com

Первоочередными задачами новой экономической политики (нэпа) являлось восстановление сельскохозяйственного производства после семи лет Первой мировой и Гражданской войн, восполнение дефицита самых необходимых продуктов питания. В направлявшихся в регионы циркулярах ЦК РКП (б) подчеркивалась важность работы с крестьянками: «Перед крестьянством чрезвычайно важные задания, от выполнения которых зависит экономическое и политическое положение Советской Республики. Отделы должны серьезное внимание уделить работе среди крестьянок. Вся работа, и организационная и агитационная в них должна концентрироваться вокруг задач поднятия сельского хозяйства, и в частности сейчас вокруг посевной кампании» ^{[1, л. 20]}. Одновременно власть форсировала курс на вовлечение женщин в общественно-политическую жизнь страны с целью усиления политического влияния на отсталые массы крестьянок.

Особое значение этот вопрос имел в Восточной Сибири, где крестьянское население преобладало. Так, в 1926 г. в Красноярском, Минусинском, Канском, Ачинском и Хакасском округах Енисейской губернии проживало 1 578 122 чел., из них горожан – 167 044 чел. (10,5 %), крестьян – 1 411 078 чел. (89,5 %). В городах женщины составляли 83 600 чел. (11,3 %), в сельской местности – 713 515 чел. (50,5 %), в целом по региону – 797 115 (50,5 %) ^{[2, с. 21–22, 50–55]}.

Известные деятельницы советского женского движения в своих работах отражали задачи государства в отношении крестьянок и работы женотделов. Так, А. М. Коллонтай, заведовавшая Женотделом при ЦК РКП(б) (в 1920-1921 гг.), писала, что советская власть закрепила за женщинами полное политическое и гражданское равноправие. Однако в первые годы как работницы, так и крестьянки относились к власти враждебно, не будучи способными осознать, что она принесла женщине освобождение. Задача женотделов заключалась в вовлечении женщин в активное строительство нового будущего ^{[3, с. 314]}.

В более поздний период в историографии подчеркивалась чрезвычайная сложность этой задачи. Так, П. М. Чирков отмечал, что в начале 1920-х гг. крестьяне составляли 85 % населения, и даже в 1939 г., когда полным ходом шла широкомасштабная индустриализация, в деревне проживало 68 % населения. Образовательный и культурный уровень крестьянок оставался низким, они были распылены по мелким населенным пунктам, расположенным далеко друг от друга, крепко привязаны к хозяйству и семье патриархального типа. На селе существовал дефицит кадров, которые могли бы вести работу среди женщин. Причем, чтобы установить контакт с крестьянками и приобрести авторитет, сотрудницам женотделов требовалось обладать специальными знаниями в области сельскохозяйственного производства ^{[4, с. 45.]}.

В современных исследованиях анализируется роль женотделов в решении социальных проблем молодого советского государства – ликвидации неграмотности среди населения, защите детства, охране материнства и младенчества и т.д. ^{[5, 6]}. Анализ работы женотделов с крестьянками показывает, что вовлечение крестьянок в сельские советы, волисполкомы, кооперацию происходило медленно. Значительную роль в этом играла традиционность нравов в деревне и сопротивление мужчин продвижению женщин во властные и общественные структуры ^{[7, с. 85–87]}. И, тем не менее, 1920-е гг. стали важной вехой, когда происходило повышение статуса женщин в социально-политической сфере, накопление опыта взаимодействия с органами представительной власти. Именно на основе этого опыта вырабатывалась дальнейшая стратегия власти относительно женщин ^{[8, с. 59–65]}.

На материалах Западной Сибири М. В. Васеха констатировала, что в изучаемый период советской власти не удалось добиться заметных результатов в вопросе ликвидации безграмотности ни среди взрослых крестьянок, ни среди сельских девочек школьного возраста. А без этого нельзя было говорить о других формах работы – вовлечении их в общественно-политическую жизнь, назначении на руководящие должности, и в целом менять роль и место женщины в обществе ^{[9, с. 155]}.

Высоко оценивает роль женотделов Восточной Сибири Л. А. Шевченко, поскольку они многое сделали для повышения политический активности женщин, роста грамотности, профессионализма. Вопрос о работе среди крестьянок являлся чрезвычайно актуальным, поскольку приходилось иметь дело с огромной массой безграмотных и малограмотных, аполитичных, религиозных женщин ^[10].

В статье о работе советской власти среди женщин коренных северных народов Сибири в ранний советский период (с 1918 г. до начала 1930–х гг.) И. Саблин и М. Савельева показали, что изменения были довольно скромными, и, тем не менее, женщины начали осваивать виды занятости, которые прежде считались только мужскими (например, охота) самостоятельно зарабатывать, получать образование участвовать в общественной жизни. Увеличивалась социальная мобильность женщин, гендерные отношения стали менее ассиметричными ^[11].

В целом опыт реализации государственной политики в отношении крестьянки (в том числе внедрение новых моделей поведения в семье и общественно-политической сфере, создание и работа женотделов, повышение образовательного уровня женщин, охрана материнства и младенчества и др.) на материалах Восточной Сибири относится к числу малоисследованных вопросов в историографии.

Целью настоящей статьи является анализ работы женотделов Енисейской губернии с крестьянками в годы нэпа, которая осуществлялась как часть реализации масштабного советского проекта по изменению положения женщин в общественной и производственной сферах.

Исследование базируется на материалах Государственного архива Красноярского края (ГАКК). В фондах П–1 «Енисейский губернский комитет РКП (б)» и П–4 «Красноярский уездный комитет РКП (б)» хранится делопроизводственная документация губернского и уездных женотделов: отчеты о работе с крестьянками, протоколы конференций и собраний, информационные сводки, циркулярные указания и письма Сибирского бюро ЦК РКП (б) (Сиббюро) по вопросам работы среди женщин.

К январю 1920 г. отрядам Красной Армии удалось освободить территорию Енисейской губернии от колчаковских войск. Однако внутренняя обстановка еще длительный период времени продолжала оставаться сложной и напряженной. Крестьяне лишилась лошадей и скота, значительно сократились посевные площади, упала урожайность зерновых, многие села были сожжены, свирепствовала эпидемия тифа. В уездах вспыхивали антисоветские крестьянские мятежи, орудовали вооруженные банды («Комитет Красноярской организации объединенных», «Красноярская боевая группа», отряды И. Н. Соловьева, Родионова и др.) ^{[12, с. 42–67]}.

В этих обстоятельствах началось формирование местных структур советского государственного и партийного аппарата. Высшими органами власти на региональном уровне являлись губернские, уездные и волостные советы. Они избирали исполнительные комитеты, в структуре которых был президиум, осуществлявший общее руководство, а также отраслевые отделы для текущей работы (народного хозяйства, здравоохранения, социального обеспечения и др.). Кроме того, создавались разнообразные постоянные и временные комиссии. Председатели, заместители председателей, секретари и сотрудники исполкомов избирались на съездах советов. Все большее значение с течением времени приобретали местные комитеты партии большевиков. К середине 1920-х гг. важнейшие вопросы социально-экономического развития, в том числе кадровые решения, принимались на губернских партийных конференциях. При назначении на руководящие посты во все государственные структуры приоритет имели большевики.

Одновременно в структуре местных партийных комитетов организовывались отделы по работе среди женщин (женотделы). В течение ноября 1920 г. – января 1921 г. был создан губернский женотдел (губженотдел), затем по одному женотделу в каждом из 5 уездов (уженотделы). В составе губженотдела была предусмотрена ставка заведующей, секретаря и двух инструкторов, в уездных отделах – заведующей и по одному инструктору, всего 14 сотрудниц на губернию. С началом нэпа в стране было проведено масштабное сокращение административно-управленческого аппарата с целью изыскания средств на восстановление экономики. В результате в уездных женотделах осталось только по одной заведующей, в губженотделе – заведующая и инструктор ^{[13, л. 27]}.

Деятельность женотделов планировалась по широкому ряду направлений: продвижение женщин в советские и партийные органы власти (сельские и городские советы, исполкомы и др.), профсоюзы, кооперацию, крестьянские комитеты взаимопомощи, борьба с женской безработицей и проституцией, ликвидация неграмотности и развитие женского профессионально-технического образования, пропаганда и агитация (показательные политсуды, митинги, собрания коммунисток и др.). Одной из основных организационных форм работы стали беспартийные женские конференции.

В сельской местности представителями женотделов являлись волостные организаторы (волорганизаторы). Ставку волорганизатора не включали в штаты партийных комитетов, зарплата выплачивалась из «местных средств», поэтому его либо вводили в штат волостного исполкома, либо содержали за счет средств самообложения (как учителя). Волорганизотор привлекал крестьянок к активному участию во всех мероприятиях сельских комитетов (посевных и ударных кампаниях, оказанию общественной помощи красноармейцам, ликвидации безграмотности и т.д.) и выполнял поручения уездных женотделов (по созданию фондов матери и ребенка при комитетах взаимопомощи, созыву делегатских собраний и т.д.). Всего в Сибири в 1923 г. насчитывалось 196 волорганизаторов на 806 волостей, из них в Енисейской губернии – 46 на 164 волости ^{[14, л. 43 об.]}.

Приступая к практической реализации указанных выше задач, женотделы столкнулись с общим негативным отношением в крестьянской среде к советской власти. Главной причиной этого являлась налоговая политика государства. Еще в период военного коммунизма продразверстка и другие налоги (трудгужналог, подворно-подоходный и др.) воспринимались крестьянами враждебно. С переходом к нэпу партийные и советские органы направили усилия на взимание продналога, и процесс этот зачастую сопровождался репрессиями, арестами, применением оружия, злоупотреблениями ответственных лиц. В помощь сотрудникам сельсоветов и волисполкомов направлялись отряды Красной Армии, части особого назначения, милиция. Во многих местностях крестьяне отвечали сокращением посевных площадей, поголовья скота и террором в отношении представителей советской власти. В целях нормализации внутриполитической обстановки большевики были вынуждены пойти на уменьшение и упорядочивание налогообложения, кроме того, важной задачей нэпа стало усиление агитационно-пропагандисткой работы ^{[15, л. 62]}.

Согласно стратегии социалистического государства мелкотоварное крестьянское хозяйство должно было исчезнуть в ближайшей перспективе, оно стремилось к полному огосударствлению земли и созданию крупных коллективных хозяйств. Крестьяне враждебно воспринимали идеи создания коммун, обобществления инвентаря и скота, новых форм организации труда. Определенное значение имела специфика Сибири: большинство крестьян здесь относились к категории середняков, без резкого разделения на бедняков и кулаков. От Октябрьской революции они не получили практически ничего, тогда как в европейской части страны обрели землю в результате ликвидации помещичьего хозяйства ^[16].

В Первой мировой и Гражданской войнах погибло много мужчин, хозяйства стали возглавлять женщины. Положение таких хозяйств стало двойственным – тяжелый характер труда сближал их с рабочими и беднотой, наличие собственных средств производства – с кулаками. К советской власти они относились со страхом и недоверием. Многие крестьянки разорялись и переходили в категорию батрачек. Батрачки, будучи самой угнетенной категорией населения в деревне, являлись неграмотными и неспособными осознать смысл новой советской политики в отношении женщин.

В начальный период нэпа женские конференции в селах проходили в крайне напряженной атмосфере. Так, на беспартийной женской конференции в Даурском районе 1 января 1923 г. присутствовало 35 женщин. Заседание вела заведующая Ачинским уездным женотделом Селиванова. Обсуждались следующие вопросы: международное и внутреннее положение страны, задачи женотдела, сельскохозяйственная кооперация. При обращении к внутренней политике, Селиванова объясняла смысл и задачи введения продналога, единовременного общегражданского налога и других сборов. Ее выступление вызвало целый шквал возмущенных реплик крестьянок: «У нас взяли масло, хлеб, яйца, говорили, что дадут плуги, серпы и прочее, но затем потребовали еще деньги – по 16 миллионов с лошади. Дальше говорили, отдай корову, и в расчете будем. А теперь с нас опять жмут. Заплатили страховку, налог просят денежный с главы дома, да ведь не у каждой есть хозяин»; «Давай масла, яйца и прочее, отобрали оружие, дробовики, поставили женщину наравне с мужчиной и вымогают все. Куриц взяли, перо взяли. Да и дети молоко все съели. Детей родить, а где нам все взять?»; «Где женщина возьмет миллионы? Какая это советская власть, если хлеба посеять – больше никогда не расплатишься и будешь сидеть в тюрьме. Семян нет, сеять нечего, налог требуется – душа вон, а должна платить. Лошадь пропала – а все равно в списке»; «Мой муж калека, сын недавно пришел со службы, что я буду платить? Пять человек детей, где я возьму миллионы?» Даже те крестьянки, которые сами помогали красноармейцам, мужья которых служили в рядах Красной Армии, были глубоко разочарованы политикой большевиков: «Мы все отдали советской власти, а она теперь жмет нас». Селиванова разъясняла, что в экономических проблемах страны виновата Первая мировая и Гражданская войны. Если кто-то из крестьян оказался в тяжелом материальном положении, следовало обращаться в комитеты взаимопомощи, однако многие бедняки являлись лентяями, которые не хотели работать. В ответ на это раздались возмущенные крики: «Что ты врешь?» Далее Селиванова призывала вступать в кооперацию. Крестьянки высказывались против, поскольку в кооператив нужно было платить денежные взносы: «Не нужна нам кооперация, лучше у спекулянтов купить». При обсуждении задач женотдела, Селиванова объясняла, что советская власть уравняла мужчин и женщин в правах, однако крестьянки не обрадовались: «Нельзя мужчину сравнить с женщиной, потому что мы носим детей». Далее участницы конференции обратили внимание то, что Селиванова приехала в хорошей шубе, и ей пришлось оправдываться, дескать, шуба с чужого плеча, она ее одолжила. Согласно протоколу, закрылась конференция под пение «Интернационала» ^{[17, л. 10]}.

Одновременно в чрезвычайно сложных политических и социально-экономических условиях (борьбы с остатками белого движения, голода, роста безработицы, миграции населения) советское государство начало выстраивать новую модель социальной политики. При отсутствии средств в бюджете обеспечение малоимущих и нуждающихся в сельской местности основывалось на принципе самопомощи. Таким образом, помимо необходимости уплаты налогов крестьянские хозяйства должны были нести расходы по оказания помощи разным категориям нуждавшихся. В соответствии с декретом от 14 мая 1921 г. создавались крестьянские комитеты взаимопомощи. Они предоставляли приют, уход и пищу престарелым, больным, инвалидам, бездомным, потерявшим трудоспособность красноармейцам, сиротам и др. Фонды комитетов формировались за счет самообложения крестьян. Прежде всего требовалось создать натуральные фонды, так как наличных денег в деревне не было. К 1923 г. в губернии функционировало 67 волостных крестьянских комитетов и 1 372 сельских. В их состав входили бедняки (порядка 80 %) и середняки, кулаков насчитывалось незначительное количество (до 2 %) ^{[18, л. 9; 19, л. 24]}.

Женотделам предписывалось вовлекать в состав комитетов взаимопомощи крестьянок, особенно жен красноармейцев. Однако долгое время женщины составляли не более 4 % от их актива. Заведующая женотделом Красноярского уезда А. Иванова в отчете за период с октября 1924 г. по май 1925 г. отмечала, что крестьянки в них просто числились номинально, на заседания не приходили, да их и не приглашали. Иванова называла две причины. Во-первых, большое количество детей в семьях, от которых сложно было отлучиться. Во-вторых, фактическое отсутствие у женщины права распоряжаться материальными средствами семьи: «Несмотря на то, что прошло 7 лет со дня Октябрьской революции, крестьянка еще в большинстве находится в экономической зависимости от своего мужа, который считает себя единственным хозяином своего хозяйства» ^{[20, л. 129–130 об.]}.

Сотрудницы женотделов и волорганизаторы вели широкую разъяснительную работу, объясняли, что уровень налогов высок, в том числе потому, что в продуктах питания нуждались больницы и детские дома. Крестьянки обычно отвечали, что не хотели и не обязаны помогать, такие учреждения должно открывать и содержать государство. Еще более неохотно они откликались на призывы принять участие в сборах средств для оказания «братской помощи международному рабочему классу». Так, в 1923 г. советская власть решала поддержать германский пролетариат, положение которого ухудшилось в связи с политическим и экономическим кризисом. На места рассылались инструкции по организации местных комитетов («ячеек») «Лиги помощи детям трудящихся Германии», которые принимали пожертвования в денежном и натуральном виде, вели агитационную работу на предприятиях и учреждениях. Крестьянки настороженно и без энтузиазма восприняли идею помощи детям германских рабочих. Свои опасения они озвучивали на конференциях и собраниях: «А не будет ли хуже, что мы помогаем Германии? Давно ли они били наших мужей?» ^{[21, л. 60 об.]}. И, тем не менее, население Восточной Сибири принимало участие в решении многих острых социальных проблем государства. Так, в августе – октябре 1921 г. в Енисейскую губернию прибыло более 16 000 человек из голодавшего Поволжья. В течение этих трех месяцев было собрано и отправлено в помощь голодающим 136 640 393 рубля и 12 195 пудов хлеба ^{[22, с. 208–209]}.

В результате нехватки средств не удалось наладить работу по охране материнства и младенчества. Енисейский губженотдел намечал создание женских медицинских консультаций, абортных комиссий, полок «Матери и ребенка», летних ясель, однако осуществить лишь некоторые начинания получилось частично и только в городах. В деревне по охматмладу практически ничего сделано не было. В 1922 г. Красноярский уездный женкомитет о перспективах организации ясель в деревне отмечал, что крестьяне не соглашались организовать ясли за счет самообложения: «Там, где крестьянка нуждается, то нужно бы организовать, но средств у населения нет. Где зажиточное крестьянство, то они говорят, «нам не нужны ваши ясли, мы наймем няньку, она будет водиться и все будет делать по дому» ^{[26, л. 8]}. В нескольких селах на средства кооперации организовывались ясли на летний период, но результаты их работы оценивались как «плохие».

В целом за период нэпа женотделам Енисейской губернии не удалось организовать системную работу среди крестьянок по целому ряду причин. К числу таковых, прежде всего, следует отнести крайне низкий уровень грамотности женщин. Сложившаяся к этому времени образовательная система аграрной губернии включала учебные заведения лишь начального и среднего уровней. В 1920 г. занятия посещали 18,6 % детей школьного возраста. Несмотря на дефицит ресурсов, власть предпринимала серьезные меры для развития школьной сети. К концу 1920-х гг. в городах и селах работали начальные, семилетние, девятилетние школы, школа комсомольской молодежи, школа рабочей молодежи и школа-коммуна. Материально-техническое состояние школ находилось в критическом состоянии: здания были разрушены или требовали капитального ремонта, ощущался острейший дефицит книг, учебно-методических пособий, бумаги, карандашей. Не хватало педагогических кадров, наблюдался большой отсев учащихся, которые бросали обучение после 1-3 классов. Крестьяне восстанавливали хозяйство, им требовалась помощь подростков, которых привлекали к самым разным работам (уходу за домашним скотом, обработке огородов, присмотру за младшими детьми и т.д.). Лишь в 1930 г. начался переход к всеобщему начальному образованию в сельской местности и всеобщему семилетнему образованию в городах и рабочих поселках.

Одновременно с развитием школьной сети развернулась активная борьба с неграмотностью взрослого населения, эту работу Енисейский губернский отдел народного образования начал весной 1920 г. На базе имевшихся учебных заведений и с привлечением наличного состава педагогов удалось открыть лишь шесть школ грамоты в Красноярске. Под началом Енисейской губернской чрезвычайной комиссии по ликвидации неграмотности к 1923 г. было открыто 39 пунктов обучения взрослых в губернии. С 1924 г. работало местное отделение общества «Долой неграмотность!», члены которого организовывали вечерние школы для взрослых. К концу 1920-х гг. число неграмотных в крае сократилось почти в 4 раза ^{[23, с. 152]}. Согласно данным Всесоюзной переписи населения 1926 г. в среднем по Сибири грамотными были 43,4 % мужчин и 18,8 % женщин. При этом в городах грамотные мужчины составляли 67 %, в сельской местности – 40 %, женщины 51 % и 14 % соответственно ^{[24, с. 26–27]}.

Низкий уровень образования (в основном азбучная грамотность или начальное образование) делал женщин неспособными к работе и в самих женотделах. Кроме того, во всех отчетах Губженотдела отмечалась также «слабая» политическая подготовка сотрудниц. Для решения этой проблемы в марте 1921 г. были открыты краткосрочные курсы подготовки работников среди женщин при Губженотделе. Однако в этом же году в Красноярске начали работу губернская и уездная партийные школы, школа подготовки политпросветработников, в которых преподавали сотрудники Губпарткома и Губполитпросвета. Курсы Губженотдела были закрыты, сотрудниц женотделов стали направлять в уездную партийную школу, где для них было зарезервировано 15 мест ^{[22, с. 251–252]}.

Кроме того, в женотделах отсутствовали специалисты по работе с представительницами национальных меньшинств, и это также стало серьезной проблемой, потому что в уездах Енисейской губернии существовали татарские, латышские и эстонские поселения. Губженотдел планировал организовать секции национальных меньшинств при делегатских собраниях, вести работу по ликвидации неграмотности среди женщин, привлекать их к участию в волостных и уездных конференциях. Однако, как правило, женщины в таких деревнях не владели русским языком, были религиозны, разделяли традиционные ценности и беспрекословно подчинялись мужьям, которые запрещали им посещать собрания ^{[25, л. 2]}.

Вторая причина того, что женотделы не смогли наладить регулярную работу среди крестьянок, заключалась в участии женщин в сельскохозяйственном производстве. В период полевых сельскохозяйственных работ привлечь их на какие-либо собрания или мероприятия не представлялось возможным. Фактически женщины располагали некоторым свободным временем только зимой. Енисейский губернский комитет РКП (б) подчеркивал: «Крестьянок и силой не заманишь на собрания» ^{[14, л. 44]}.

Еще одна причина нерегулярной массовой работы женотделов в деревне – слабая материальная база и финансирование. В женотделах существовал дефицит сотрудниц (одна сотрудница на уезд в условиях огромных расстояний), которые к тому же не имели средств на приобретение литературы и пособий для работы, на командировки по уездам. Например, заведующая Минусинским уездным женотделом Востротина писала в отчете, что в течение 1923 г. ни разу не смогла выехать в уезд, в котором насчитывалось 45 волостей, разбросанных на 145 верст друг от друга ^{[13, л. 25–27]}.

За первый отчетный период (ноябрь 1920 г. – январь 1921 г.) сотрудницам Енисейского Губженотдела удалось провести лишь две беспартийные конференции работниц и крестьянок в Красноярске, направить своих представительниц в отделы Народного образования и Здравоохранения Губисполкома, а также на Знаменский стеклоделательный завод. Подготовить волорганизаторов в уездах не получилось ^{[26, л. 8]}.

Согласно отчетам Енисейского губженотдела для Сибирского бюро ЦК РКП (б) (Сиббюро), в 1921-1922 гг. работа с делегатками в губернии не велась. В результате перевыборов делегаток, происходивших с сентября по ноябрь 1923 г., в Енисейской губернии делегатками стали 936 работниц (69 %) и 423 крестьянки (31 %) (для сравнения: по Сибири в целом насчитывалось порядка 13 326 делегаток, из них 4 127 (31 %) работниц и 9 199 (69 %) крестьянок). Зачастую делегатки в деревне не выбирались, а просто назначались решением сельсовета или волорганизатора. Среди делегаток не была ликвидирована азбучная неграмотность, не проводилось занятий по политграмоте. Многие делегатки так и не приступили к выполнению своих обязанностей, отговариваясь большим количеством детей и занятостью по хозяйству ^{[14, л. 42 об.]}. В целом сельское население не понимало смысла делегатского движения: «В деревне мужики смеются над нашими делегатками, а мужья бьют» ^{[21, л. 60 об.]}.

С осени 1923 г. по настоянию Сиббюро женотделы Енисейской губернии попытались усилить работу среди крестьянок. Так, в период с сентября по ноябрь 1923 г. было проведено 186 волостных, 13 уездных и одна губернская конференция при участии порядка 59 000 крестьянок. В дальнейшем вовлечение крестьянок в производственную и общественно-политическую жизнь относилось к числу первоочередных задач всех местных женотделов ^{[14, л. 42]}.

Таким образом, женотделам не удалось наладить системную работу среди крестьянок в 1920-е гг. в Енисейской губернии – аграрном регионе с такими характеристиками, как незначительное развитие промышленного производства, традиционный тип воспроизводства населения (высокая рождаемость и смертность, многодетность, низкая продолжительность жизни), низкий уровень образования и социальной мобильности, коллективистские установки и религиозность, патриархальные взгляды на роль женщины в семье и обществе.

Попытки осуществить политическую мобилизацию женщин в тяжелых условиях послевоенной разрухи, дефицита кадров и нехватки финансирования женотделов не давали быстрых результатов. Именно в этот период стало очевидно, что повысить участие женщин в общественно-политической жизни только за счет директивных, просветительских и пропагандистских методов невозможно. Такая задача могла быть успешно решена только в рамках осуществления масштабной экономической, социально-демографической и культурной модернизации.