Одушевленность и референциальный статус как факторы асимметричного объектного маркирования в современном иврите (на примере вопросительных и относительных местоимений)

Алексеева Мария Евгеньевна старший преподаватель кафедры семитологии и гебраистики, Санкт-Петербургский государственный университет 199034, Россия, г. Санкт-Петербург, ул. Университетская Наб., 7-9 Alexeeva Maria Senior Lecturer, Department of Semitic and Hebrew Studies, St Petersburg University 199034, Russia, Saint Petersburg, Universitetskaya Nab., 7-9 maria-alexeeva@inbox.ru Другие публикации этого автора

Введение. Феномен дифференцированного маркирования актантов (Differential argument marking) характеризуется наличием в разноструктурных языках регулярно встречающихся случаев отклонения от предписываемого способа кодирования именных групп, выступающих в функции субъекта, объекта, посессора или локатива, под влиянием определенного ряда факторов-лицензоров. Регулярность чередований способов кодирования под воздействием одних и тех же факторов в разных по структуре языках позволяет исследователям говорить о наличии единых механизмов, которые лицензируют дифференцированное маркирование различных актантов. Этот феномен вызывает большой интерес исследователей [например, 1-3, 14, 15, 19] и порождает целый ряд более частных вопросов, связанных с дифференцированным маркированием субъекта (Differential subject marking), локатива (Differential locative marking) или объекта. Дифференцированное объектное маркирование (Differential object marking, термин введен Г. Боссонгом в 1985 г. ^[9]), в свою очередь, делится на симметричное и асимметричное, описывая два способа морфо-синтаксического кодирования второго аргумента двухвалентного глагола, который реализуется в грамматической роли прямого объекта: симметричное маркирование реализуется с помощью чередования аккузативного и неаккузативного маркеров, а асимметричное — нулевого и ненулевого аккузативного маркеров.

Можно говорить о нескольких основных подходах, объясняющих вариативность объектного маркирования ^{[5, 7, 10, 15, 20]}. Первой в этом ряду и до сих пор признающейся одной из самых влиятельных является теория оптимальности, представленная в работе Дж. Эйссен ^[7]. В этой работе были названы два фактора-лицензора дифференцированного объектного маркирования, которые легли в основу последующих гипотез: факторы определенности и одушевленности. В дальнейшем указанные факторы, так или иначе, присутствовали среди мотиваторов, регулирующих объектное маркирование, и в общем виде сформулировать список факторов-лицензоров, упоминавшихся в различных работах, можно следующим образом: референциальный статус, одушевленность, топикальность, значения видовременных и акциональных категорий, полярность, наклонение ^[19].

Первые две категории в этом списке наряду с категорией определенности, которую некоторые авторы предпочитают рассматривать отдельно, соотносятся с так называемой «степень индивидуализации объекта». Например, по мнению П. Хоппера и С. Томпсон, высокая степень индивидуализации соотносится с одушевленностью, определенностью и конкретно-референтным статусом объекта, в т.ч. выраженного именами собственными и формами единственного числа ^{[16, с. 253]}, а согласно Дж. Хану, индивидуализированный объект с наибольшей вероятностью будет соответствовать следующим параметрам: определённость и/или присутствие квантификатора (квалификатора) в составе именной группы, референтность именной группы и одушевленность референта, его кодирование именем собственным, а также высокая степень активности референта в дискурсе ^{[18, с. 469-470]}.

Целью данной работы является выявление корреляции между вариативностью асимметричного объектного маркирования в современном иврите и двумя из перечисленных факторов-лицензоров, а именно «референциальным статусом» и «одушевленностью». Для достижения этой цели будут рассмотрены вопросительные и относительные местоимения, кодирующие О-участника в транзитивной клаузе в языке иврит, которые будут составлять предмет исследования и, в том числе, обосновывать его научную новизну, поскольку данный тип референциальных выражений, кодирующих пациентивного участника ситуации в современном иврите, до настоящего момента не был предметом научного обсуждения.

В связи с относительно небольшой частотностью данного типа референциальных выражений в естественной речи автор принял решение прибегнуть к методам, выработанным корпусной лингвистикой, в результате чего для проведения квантитативного и сравнительного анализа был сформирован экспериментальный корпус Hebrew Objects Targeted Corpus (HOT корпус), объемом около 49 000 словоупотреблений, составленный на основе онлайн корпуса современного иврита Hebrew Web 2021 (heTenTen21), размещенного на платформе SketchEngine ^[22]. Для проведения сравнительного анализа в корпусе, помимо собственно вопросительных и относительных местоимений, были размечены по вышеупомянутым параметрам также другие типы референциальных выражений, демонстрирующих опциональное объектное маркирование: именные группы с квантификатором kol «весь/всякий/каждый/все» (62% маркированных (197/316)) и с указательными местоимениями, не оформленные определенным артиклем (3% (6/223)), конструкции партитива (38% (60/156)) и указательные местоимения, самостоятельно кодирующие О-участника в транзитивной клаузе (48% (139/290)). Беглый подсчет подтвердил гипотезу о наличии асимметричного объектного маркирования также для рассматриваемого типа референциальных выражений: вопросительные местоимения в корпусе HOT маркировались в 34% представленных контекстов (31/92), а относительные — в 78% (100/129).

Фактор «одушевленность референта»

На первом этапе все референцивльные выражения, кодирующие О-участника в транзитивной клаузе, были размечены по параметру «одушевленность», что дало возможность сделать предварительный, но очень показательный вывод о наличии корреляции между одушевленностью референтов и способом маркирования кодирующих их референциальных выражений (Таблица 1) (из подсчетов были исключены только данные по референциальным выражениям, отсылающим к пропозициональным антецедентам, в связи с отсутствием у них параметра «одушевленность/неодушевленность»). Для понимания степени значимости корреляции предложенных параметров здесь и далее рассчитывался параметр «p-value» (уровень значимости), который отражает результат теста «хи-квадрат» (chi-square), использующийся в статистических исследованиях для определения вероятности того, что указанная корреляция является случайностью. Значение p-value менее 0,05 указывает на то, что вероятность случайной корреляции между переменными меньше 5%, что обычно считается статистически значимым.

Значение p-value для параметров в Таблице 1 < .00001, т.е. вероятность того, что корреляция между параметрами «одушевленность» и «оформление референциального выражения с помощью маркера аккузатива ʼet» в зафиксированных корпусом HOT контекстах случайна, меньше 1%.

Таблица 1.

Однако установить, в какой мере фактор одушевленности референта лицензирует асимметричное объектное маркирование формально определенных показателями детерминации именных групп, кодирующих этот референт (например, kol ha-sfarim все ART.книги «все книги»), представляется затруднительным, т.к. «определенность именной группы» сама по себе признается достаточным основанием для ее маркирования в позиции прямого объекта ^{[13, 21]}.

Однако параметр одушевлённости может стать основным или одним из основных факторов-лицензоров для тех референциальных выражений, которые не имеют четко выраженного показателями статуса определенности. Особенно показательным влияние этого фактора будет на примере вопросительных и относительных местоимений, которые мы и поставили целью рассмотреть в данной работе.

Вопросительные местоимения

Как в современном, так и, например, в древнееврейском языке ^[8], существуют два вопросительных местоимения, кодирующих пациентивного участника ситуации: местоимение mi «кто» кодирует одушевленный референт, тогда как ma «что» — неодушевленный. При этом типично местоимение mi оформляется маркером аккузатива (1), тогда как ma — нет (2).

Тезис о дифференцированном маркировании вопросительных местоимений ma «что» и mi «кто» под влиянием фактора одушевленности референта, как и влияние данного фактора на частотность маркирования именной группы в позиции прямого объекта в целом, была убедительно доказана П. Бекинсом на материале древнееврейского языка ^[8], однако, насколько автору известно, ранее не демонстрировалась на материале современного иврита.

На материале современного иврита данный тезис не находит опровержения, как в грамматических описаниях (которые постулируют дифференцированность объектного маркирования данных местоимений, но не указывают на параметр «одушевленность» как на фактор варьирования ^{[12, с. 270-279]}), так и согласно корпусу HOT: вопросительное местоимение mi, кодирующее одушевленный референт, маркируется облигаторно, а вопросительное местоимение mа, кодирующее неодушевленный референт, маркируется в единичных случаях (1/62). Причем единственный зафиксированный корпусом пример отклонения от общего принципа, скорее всего, является результатом действия дополнительных дискурсивно-прагматических факторов, т.к. употребляется в диалоге, где местоимение ma, произнесенное адресантом в вопросе, как «эхо» повторяется адресатом в ответе (см. явление «топикальность»). Тем не менее, фактор одушевленности, по результатам проведенного корпусного анализа, несомненно, является основным фактором, регулирующим асимметричное объектное маркирование вопросительных местоимений в иврите.

Относительные местоимения

Местоимения mi/ma также могут выступать в качестве относительных местоимений, служащих вершинами определительных придаточных предложений и кодирующих пациентивного участника ситуации. Распределение относительных местоимений по способу объектного маркирования представлено в Таблице 2.

Таблица 2.

Таким образом, несмотря на несомненную релевантность фактора одушевлённости для вопросительных местоимений mi/ma, в случае с относительными местоимениями ситуация более сложная, в частности, объектное маркирование местоимения mi, кодирующего одушевленный референт, не является обязательным (67/79, 85%). Более того, существенная вариативность (33/50, 66%) наблюдается и в случае с маркированием неодушевленных референтов, кодированных местоимением ma. Соответственно, мы можем констатировать, что помимо фактора одушевленности, который объясняет бóльшую вероятность объектного маркирования относительного местоимения, кодирующего одушевленный референт, существует дополнительный фактор (или несколько факторов), регулирующий кодирование референта в таких случаях.

Этим фактором не может быть грамматическая определенность референта, поскольку для относительных местоимений не существует показателей детерминации.

По-видимому, ограничение на маркирование таких референтов связано с более тонким механизмом, отражающим мнение говорящего о реальности/нереальности референта в рамках релевантного денотативного пространства, т.е. с референциальным статусом, соответствующим конкретному местоимению в каждом конкретном контексте. Под референтностью в данном исследовании мы пониманием «соотнесение и соотнесённость языковых выражений с внеязыковыми объектами и ситуациями» ^{[4, c. 79]}, или иначе говоря, с действительностью, а точнее с моделью действительности в сознании участников речевого акта ^[5].

Уточним, что для маркирования относительных местоимений, кодирующих пациентивного участника ситуации, отраженной в транзитивной клаузе, в соответствии с теорией референтности, требуется соблюдение презумпции существования и единичности указанного референта. Даже если данные характеристики являются не безусловным фактом, а смоделированы представлением говорящего о действительности, как было указано в определении выше. Сравним два примера:

В примере (3) мы видим дейктическое употребление местоимения ma, поскольку оно явно указывает на известный из ситуативного контекста и, возможно, из предшествующего отрывка дискурса конкретный и однозначно опознаваемый участниками коммуникации референт. В примере (4) приведено мнение жителя района Бар-Иегуда в Кирьят-Малахи о членах его сообщества, выходцах из Эфиопии. Референт конструкции «то, что они делают там» в общем случае вряд ли можно признать конкретным, идентифицируемым однозначно всеми участниками коммуникативной ситуации, особенно если в дискурсе он упоминается впервые, что имеет место в данном случае. Но говорящий в данном примере убежден, что существует определенный набор действий всех жителей Эфиопии (который вызывает у него негодование и другие отрицательные эмоции, что очевидно из контекста высказывания), который, на его взгляд, является достаточно конкретным и очевидным для всех участников коммуникации, чтобы маркировать в позиции прямого объекта.

Важную роль в выборе говорящим способа кодирования прямого объекта, помимо соотнесенности конкретного референта с действительностью или представлением о ней, играет особый референциальный статус, возникающий в так называемом «дистрибутивном» контексте, или, согласно А. Д. Шмелеву, в «переменном денотативном пространстве», которое «задается поочередно выбираемыми элементами некоторого введенного в рассмотрение множества», например, «Конь иногда сбивает седока» ^{[6, с. 98-99]}. Исходя из имеющихся в нашем распоряжении данных, если контекст высказывания позволяет применить к референту относительного местоимения, кодирующему пациентивного участника ситуации, презумпцию существования и единичности, то даже в переменном денотативном пространстве такой референт будет кодироваться также как конкретно-референтный объект, т.е. маркироваться в позиции прямого объекта (5).

В примере (5) невозможно однозначно идентифицировать референт дескрипции «тот, кто привез их в Израиль» и соотнести его с неким конкретным человеком, в том числе потому, как следует из контекста, что разных рабочих (вероятно, группами) «привозили» разные работодатели. Однако в указанном высказывании выстраивается модель действительности, где для каждого «привезенного» в Израиль рабочего существует единственный работодатель, обеспечивший ему въезд в Израиль, тем самым обеспечивается презумпция существования и единичности. Таким образом, в рамках данного денотативного пространства атрибутивная дескрипция mishe-hevi ʼotamla-ʼarets будет маркироваться на основании референциальных характеристик.

Частным случаем референтного употребления относительных местоимений является также псевдо-диалогичный контекст, в рамках которого адресант обращается к аудитории как к непосредственно присутствующему члену коммуникативного акта. В этих случаях нереальные ситуации, в которых имеют место различные референты, относящиеся к аудитории (или к обобщенной группе «говорящий+аудитоия», реализующуюся через употребление местоимений «мы», «наш» и т.п.), интерпретируются как реальные, т.е. формируют модель действительности, в которой адресант обращается непосредственно к реальному собеседнику, а упоминаемые в этом контексте объекты приобретают референтный статус и, соответственно, маркируются. Например, коммерческий веб-сайт публикует рекомендации, что именно следует приобретать в подарок матери (6):

Несмотря на то, что текст примера (6) обращен к бесконечному множеству потенциальных покупателей, у каждого из которых референт дескрипции ʼetmashe-be-ʼemetrtsitem «то, что вы действительно хотели» будет разным, контекст подразумевает единичность референта для каждого покупателя и такая дистрибутивная определенность позволяет маркировать данное референциальное выражение.

Важным фактором для определения референциального статуса относительных местоимений является также очевидное или скрытое отражение говорящим своей уверенности/неувереннности в реальности обозначаемого референта или выражение сомнения относительно этого факта. Например, употребление ограничительных конструкций («по крайней мере, по нашему скромному мнению») также как и других оборотов, выражающих сомнение адресанта («не знаю, так ли это») или отрицающих реальность сказанного выше («хотя я так не считаю») достаточно регулярно коррелирует с нереферентным употреблением относительных местоимений. Исходя из отмеченной нам тенденции, референциальный статус относительных местоимений определяется в том числе, исходя из степени уверенности говорящего в реальности референта в соответствии со следующей классификацией: референтный статус присваивается в случае, если референт определяется как реальный для говорящего, нереферентный — когда говорящий идентифицирует его как нереальный или выражает сомнение в его реальности.

Подтверждением результативности такого подхода стал высокий уровень значимости корреляции между референтным статусом относительных местоимений и их маркированностью в позиции прямого объекта, рассчитанный на основе данных Таблицы 3 (p-value < .00001).

Таблица 3.

Таким образом, на основании высокого уровня значимости выявленной корреляции, референциальный статус можно считать одним из факторов, лицензирующих асимметричное объектное маркирование относительных местоимений, кодирующих в современном иврите О-участника в транзитивной клаузе. Однако в рамках многофакторного подхода к дифференцированному объектному маркированию сочетание двух факторов-лицензоров, а именно референциального статуса и одушевленности референта, позволяет получить еще более однозначные результаты, отраженные в Таблице 4 (p-value < .00001).

Таблица 4.

Полученные данные наглядно демонстрируют, что референтные дескрипции, кодирующие одушевленный референт, маркируются в 100% зафиксированных корпусом контекстов (67/67), кодирующие неодушевлённый референт — в 85% (33/39), тогда как нереферентные, как одушевленные, так и неодушевленные, демонстрируют запрет на маркирование в позиции прямого объекта (0/12, 0/11 соответственно).

Выводы и заключение.

В исследовании с помощью методов квантитативного и сравнительного анализа, базирующихся на материале экспериментального корпуса современного иврита, на примере вопросительных и относительных местоимений, кодирующих О-участника в транзитивной клаузе, была выявлена корреляция между вариативностью асимметричного объектного маркирования в современном иврите и двумя лицензирующими его факторами-лицензорами: референциальным статусом объекта и одушевленностью кодируемого им референта. Был сделан вывод о том, что вариативность объектного асимметричного маркирования референтов, кодируемых вопросительными местоимениями, в подавляющем большинстве случаев (98%) регулируется одушевленностью референта, тогда как вариативность маркирования референтов, кодируемых относительными местоимениями, лицензируется как одушевленностью, так и референциальным статусом объекта. Именно влиянием второго фактора-лицензора, референциального статуса, объясняется описанная выше разница в маркировании вопросительных и относительных местоимений, кодирующих пациентивного участника ситуации: асимметричное объектное маркирование вопросительных местоимений лицензируется, в подавляющем большинстве случаев, только параметром одушевленности референта (100% маркирование для одушевленного, и 2% для неодушевленного), тогда как объектное маркирование относительных местоимений лицензируется сочетанием параметров «референциальный статус ИГ» и «одушевленность референта».